Куда делись книжки, читатели и писатели?
Александр Феликсович Гаврилов
Директор Института книги
Александр Гаврилов:
Я сначала расскажу вам, что я думаю о книжках, потом, в какой интересной исторической эпохе мы живём, и на что следует обращать внимание, когда мы думаем о книжках. В качестве пролога хочу рассказать вам историю, которую я рассказывал на этих школах неоднократно, потому что мне нравится, как её мотив пересекается с названием школы.
Когда-то давно на библиотечной конференции (есть такое место, куда съезжаются библиотекари и рассказывают о том, как тяжело они живут) вышла некая старушка, которая работала в небольшом городе в Архангельской области. Она сказала, что дети у них ничего не читают, и поэтому она подумала, что можно давать им за чтение какие-нибудь призы. Библиотекари навострили уши, потому что все хотели бы давать за чтение призы, но их ни у кого нет. Старушка продолжала, что денег нет. Все согласились с ней. Старушка придумала, что раз денег, то их можно нарисовать. Тут было очень приятно смотреть на зал, потому что в этот момент они стали серьезнее. Старушка продолжала, что на них ничего нельзя будет купить. Старушка отправилась в местный ларёк, в котором, по тем временам, продавались главные вещи в жизни каждого нормального ребёнка. Вы уже не помните, как батончик Сникерс был показателем отдельно взятого человека. Были такие времена. Сникерсы там и продавались. Старушка пришла в ларёк и договорилась с продавщицей, что они будут принимать до 30% стоимости своих товаров в денежных единицах, которые выпустит областная библиотека. Продавщица не очень много на этом потеряла, практически по себестоимости они отдавали Сникерс самому умному ребёнку, который приносил удостоверение из библиотеки. Старушка выпустила некоторое количество денежных единиц с печатью областной библиотеки под названием «ум». Один «ум» приравнивался к одному рублю. В библиотеке были устроены конкурсы . Самые умные дети получали «умные» деньги и платили за Сникерсы до 30%, не более. Дети стали счастливыми, про эту историю написали в местной газете, их похвалил городской глава. Вот эта пожилая барышня реализовала очень мощный общественный проект, преобразовав сразу несколько вещей. Она преобразовала детей в социумы, преобразовала тихих ботаников в героев дня. Она преобразовала областную библиотеку из скучного места в серьёзный общественный центр, к которому привлечено внимание семьи и государства. Она преобразовала тёток в ларьке из капиталистических грабительниц в социально-ответственных бизнесменов. Она преобразовала книгу из предмета всеобщей скуки в предмет всеобщего интереса. Осталось сделать одно-единственное, ради чего мы здесь собрались: немного подумать. Это был эпиграф.
Мы попробуем вместе подумать про книгу, которую мы ещё не видали. Сейчас мы часто слышим разговоры, что книга умерла, её больше нет. С одной стороны на неё нападают одни, с другой – другие. А что умирает, что гибнет, что у нас было, а теперь нет?
Это типичный пример книги, которую мало кто из присутствующих способен прочесть. Это не совсем книга, это маленькая книжка, войсковое донесение. Думаю, что вы знаете название «узелковое письмо», им писали племена Центральной Америки. Это войсковое донесение, сообщающее о том, кто кого победил и каким способом.
Это книга, тут нет никаких сомнений. Мы знаем этот текст. Это песнь о Гильгамеше. Но на экране мы замечаем объект, который нам кажется категорически не знакомым. Это глиняная табличка с напечатанной на ней клинописью. Даже этот объект, кажется, не является той книгой, о которой нам сострадательно рассказывают, что она гибнет.
Как же мы будем жить? Здесь есть объект для обдумывания. Как вы думаете, для чего может использоваться серебряная рука с высунутым пальцем? Чесать за ухом? Нет, но отличная идея, для этого используется другая серебряная рука. Вот это чуть-чуть больше, чем сегодняшняя большая страница. Следить за текстом, совершенно верно. Почему нельзя следить за текстом своей собственной рукой? Испортишь книгу, совершенно верно. До недавнего времени слежение за строчкой было серьёзной интеллектуальной задачей для абсолютного большинства читающих. Водить пальцем по строчке нужно было всё время, влага и жир, которые есть на пальце, очень сильно портили книги. Совершенно верно.
Давайте вернёмся на один шаг назад. Это песнь о Гильгамеше. Знаем ли мы сегодня эту книгу? Можем ли мы сегодня её прочитать? Конечно, можем. Мы можем скачать на свой смартфон песнь о Гильгамеше и прочитать. С другой стороны, мы не можем её прочитать. Потому что никто из нас не владеет древнешумерским в объёме, достаточном для разбора поэтических текстов. С одной стороны, мы можем прочитать эту книгу, с другой стороны, не можем прочитать. Давайте мы зафиксируем в голове этот парадокс, а потом попробуем понять это. К этой книге относится всё то же самое. Что мы можем себе представить, увидев три типа этих книг? Клинопись, узелковое письмо и свитки с еврейскими религиозными текстами. Что мы можем заметить, глядя на эти три объекта? Существует носитель книги, та платформа, на которой книга физически реализована, существует сама книга. Был такой греческий философ, Платон, который говорил, что всякий предмет – это отпечаток идеи. Есть идея лошади вообще? Мы видим любую лошадь, независимо от того, тягач это или пони, и говорим «лошадь». Где-то в мире идей есть идея лошади, которая отпечатывается во всех этих лошадях. Где-то есть идея книги, которая имеет такие разные отпечатки. Казалось бы, это всё в рамках забавных наблюдений, но каждый раз, когда меняется технология распространения книжного знания, нам предстоит понять, чем отличается книжное знание от любого другого, почему это вызывает у людей адские проблемы. Последний раз самый яркий переход был переход от свитка к книге, какой мы её знаем, к книге-кодексу. В этот момент современниками было написано огромное количество литературы о том, почему свиток хороший, а кодекс плохой. Например, древний врач Гален, великий врач, создатель почти всего, что мы знаем о медицине сегодня, написал отдельный трактат, сообщающий, что чтение по папирусу полезно для глаз, а чтение по пергаменту для глаз вредно, поскольку пергамент слишком контрастный, и глаз слишком напрягается, когда считывает буквы. Совсем недавно, в процессе появления электронной книги, мы слышали этот аргумент, ничуть не поменявшимся. Медицинских исследований тогда не проводилось и сейчас не проводится. Нет таких исследований, которые доказывают, что чтение электронного текста напрягает глаз как-то иначе, чем книжного. Вот это карикатура, которую я нашёл в журнале в Нью-Йорке. Древний печатник представляет свою книгу, и древний монах говорит, что это миленько, но, пока будут читатели, они будут пользоваться свитками. Этот аргумент, который существовал в те годы, мы сегодня слышим и с электронной книгой. Мы слышим, что настоящие читатели пользуются книгами бумажными. Когда проводятся социологические исследования, у этого аргумента они обнаруживают какое-то наполнение. Люди, владеющие электронными книгами, читают в 8 раз больше, чем люди, не владеющие электронными книгами. Настоящие читатели приобретают приборы, которые позволяют удешевить доступ к чтению. Но если каждому молодому человеку, пьющему под забором пиво из пластиковой бутылки, дать электронную книгу, то это, к сожалению, не работает. Знаменитый сатирик Марциал настоятельно рекомендовал книги-кодексы, потому что их было значительно удобнее читать. Вы представляете, как читали свитки, как хранили? Попробуйте задуматься, что всё, прочитанное вами в жизни, вам пришлось бы читать со свитков. Свитки хранились в свёрнутом виде в огромных глиняных кувшинах. Для того чтобы домотать свиток до нужного места, нужно было свериться сначала с содержанием под названием пролог, и дальше мотать и мотать. Обычно в Риме для работы со свитками при каждом интеллектуале состоял отдельный раб. Потому что это было физически тяжело. Расстилание свитка было и физически громоздким, и непростым. Марциал говорил: «Читайте авторов древности на свитках, сидите дома. А мою книжку можно брать с собой в дорогу. Так я приду к вам в новой, пока что странной форме». Здесь тоже очень похоже на электронные книги.
Что изменилось, на самом деле, в этот момент? На этой картинке зафиксирован переход, который происходил примерно 300 лет, между VI и IX веком нашей эры. В V веке все читали со свитков, в X веке почти все с кодексов. Что изменилось за это время? Во-первых, книжное чтение перестало быть только домашним. Количество книжного чтения сильно увеличилось. Во-вторых, появилась возможность перекрёстных ссылок, возможность ссылаться на конкретную страницу. Древние свитки читались от начала к концу, нумеровались строчки, на них ссылались. Хотя несколько государств выпустили законы, посвящённые тому, что в суде нельзя предъявлять никакие аргументы, которые не были бы изложены в свитках. Кодексы были запрещены к юридическому использованию. На самом деле, были два сильных двигателя, которые сделали кодекс общеупотребляемым в Западной Европе. Это были христиане, которым нужно было иметь Священное Писание с собой. Маленькие Евангелия, переписанные в книжку-кодекс, появились раньше всего. И это были юристы, которые впервые обнаружили, что если в книге можно сделать закладку, то можно прямо перейти к той статье закона, о которой говорится. В одной статье можно сослаться на другую, указав номер страницы. Это значительно удобнее в работе. Не случайно сейчас абсолютное большинство юридических сборников называется кодексами. В этом отражается историческая память юридического племени в благодарность к такому изобретению. Когда мы думаем об этой новой книге, которая для нас старая, мы понимаем, что в неё будто бы появилось множество новых входов. Свиток можно читать только от начала к концу. В книгу-кодекс можно войти с любой страницы. По мере того как книга-кодекс распространяется всё шире и шире, по мере того как появляется печатный станок, который воспроизводит книгу-кодекс, вдруг оказывается, что она является базовой информационной технологией, которая позволяет огромному количеству людей, прежде не связанных между собой, начать совместно работать в общей научной деятельности. Мы видим, как постепенно ускоряется научная работа. В XVII веке печатная книга появляется в Западной Европе. В начале следующего века Западная Европа обгоняет весь остальной мир по всем технологическим аспектам. Когда Васко да Гама доплывает от Португалии до Индии, подчиняет крошечной Португалии огромный рынок специй и на короткое время делает Португалию самой богатой страной мира, португальский король отправляет ко двору Папы Римского делегацию, которую возглавляет слон, замыкает носорог, а все стремена у всадников из чистого золота. Почему? Потому что денег девать некуда. Это является основным сообщением Папе Римскому. Почему денег девать некуда? Потому что маленькая Португалия смогла завладеть принципиально новыми технологиями. Откуда они взялись? Новая астрономия появилась от евреев и арабов, новое навигацкое дело в Португальской Академии наук составлено было эмигрантами из разных земель, новое военное дело было заимствовано у китайцев. Как удалось объединить такое количество разноприродных технологий? Новые информационные технологии. Книга-кодекс позволяла быстро вбросить описание технологий в общественный оборот и подключить к нему интеллектуалов из разных стран, из разных культур. Именно она стала той информационной платформой, которая обеспечила сначала складывание колониальных империй, португальской, испанской, французской, а впоследствии индустриальную революцию.
Сегодня мы видим, как электронная книга входит в оборот. По мере того как электронной книгой овладевают новые группы, она становится не экзотическим событием для любителей необычного, а просто обыденной технологией. Решающий аспект – это образование, потому что там она внедряется. Сначала электронная книга внедрилась, теперь уже полностью, в переобучение и продолженное образование. Когда человек хочет переобучиться, стать из юриста экономистом, огромную часть информации он потребляет в электронной форме. Затем электронный учебник в высшей школе сегодня в экспериментальном порядке внедрён повсеместно. Американские университеты переходят на электронное обучение уже сейчас, есть задача сделать это в течение 10-ти лет, чтобы за это время там не осталось бумажных учебников. Почему? Чем электронный учебник лучше бумажного? Во-первых, он занимает мало места, его проще носить. Легче заменить в том смысле, что если у тебя протоптался физический носитель, то ты вынимаешь из кармана другой и снова видишь тот же самый учебник. В-третьих, дёшево. Ещё? Защита деревьев? Есть, но, к сожалению, книжная бумага сегодня занимает примерно 8% производства бумаги в мире. Остальное – производство упаковки. Если электронные учебники будут продаваться без картонной упаковки, то это значительно больше сэкономит нам лесов на планете. Назовите мне последнее преимущество электронного учебника перед бумажным. Его можно изменять, это очень хорошая мысль. В нём мгновенно можно найти всё, что угодно. Он перестал быть линейным. Если нам важно сейчас узнать всё, что написано в этой книжке о предмете, мы пользуемся поисковым запросом и обнаруживаем всё, что там написано о предмете. Высшее образование будет полностью переведено в электронную форму в течение десятилетия. Это очевидно. Затем перейдут к среднему образованию. Там наверху написано, едва различимо, слово ThaiBook. Правительство Таиланда поставило задачу полностью перевести школьные учебники в электронную форму. Потом обнаружили, что заказ на эту книжку передан совершенно неудовлетворительной компании. Но, так или иначе, в экспериментальных формах, средняя школа работает с электронным учебником уже сегодня. В проектной форме к переходу на электронный учебник готовятся все, даже издательство «Просвещение», от которого можно было этого ожидать в последнюю очередь. В течение 10-ти лет мы увидим среднее образование, переведённое на электронные учебники. Кто-то говорил здесь, что электронные учебники – это модно. Это хорошая история для того, чтобы понять, как быстро это будет распространяться. Как только появятся устойчивые, удобные в работе учебные курсы, так сразу ученик приличной школы с электронным учебником будет сильно отличаться от ученика, у которого нет электронного учебника, и который поэтому лузер и лох. Затем в начальное образование, в самую последнюю очередь. Почему электронный учебник в начальной школе появится в последнюю очередь? Во-первых, очень велико сопротивление общества. Во-вторых, какая технологическая сложность? Если какой-то прибор нужно проверить на устойчивость, его надо отдать пользователям от трёх до семи лет. Такой пользователь уничтожает любой прибор. До тех пор, покуда эта книжка не будет с яркими цветными картинками, ею можно молотить по голове соседа, а тот будет взамен молотить своей.
Общество страшно боится, что дети начитаются, а потом это же самое общество боится, что дети не начитаются. Мы запретили нашим детям читать всё плохое. Почему они не читают хорошее? Это постоянный вопрос для родителей всей планеты. После того как электронная книга войдёт в начальную школу, исчезнет очень большая часть того, что сегодня сдерживает распространение электронной книги. Разговоры о том, «как же запах старой прелой бумаги», или «я помню шелест своего первого «Буратино», они не плохие. Конечно, это хорошо. У каждого из нас есть свои романтические воспоминания, связанные с периодом обучения чтению. Если обучение чтению происходит на другой платформе, то, как только в начальную школу входит электронная книга, бумажная меняет свой функционал.
На пятки электронному учебнику наступает другой учебник. Он выглядит совершенно не очевидным для нас образом. Это движущиеся картинки, доступные по запросу. Youtube сегодняшнего дня – прототип библиотек завтрашнего дня. Мы обнаруживаем, что можем получить доступ к любой видеоинформации, которая интерактивна, полностью привлекает наше внимание, может быть проиграна сколько угодно раз. В какой-то момент письменный текст и книга с иллюстрациями очень серьёзно опережали устное слово. Поэт Евгений Баратынский писал: «Как нашёл я друга в поколении, читателя найду в потомстве я». Попробуем перевести этот тезис в связную последовательность высказываний. Баратынский говорил, что записанное слово живёт значительно дольше человека, его сказавшего. Поместив нечто в письменный текст, я разговариваю со всеми будущими людьми. Когда-нибудь они прочтут то, что я написал. Когда-нибудь я найду читателя внимательного и вовлечённого, как друзья, которые физически есть у меня здесь сегодня. В тот момент, когда появляется повсеместное распространение видео по запросу (это не телевидение, которое даёт то, что оно хочет дать, это видео, которое мы захотим запросить), оно оказывается огромным информационным ресурсом, в том числе, образовательным. Уже сейчас это видео по запросу удовлетворяет большую часть необходимых нужд переобучения. Только не в высшей области, где нужно обладать большим объёмом знаний, а там, где необходимы простые ремесленные знания. Нам нужно через неделю подготовить хорошего официанта. Мы ему включаем видеокурс, он смотрит, как люди двигаются. Когда нам нужно собрать новый прибор, приготовить еду, мы лезем в Youtube и смотрим, как это делают.
Первый премьер-министр социалистической республики Шри-Ланка Сиримаво Бандаранаике, дочь лидера ланкийской революции, была премьер-министром с 1965-го по 1977-й год, потом снова с 1994-го по 2000-й год. В свой первый заход она, дочь человека, который изгонял английский язык с Цейлона, как только мог, вдруг открыла по всему острову курсы обучения английскому. На заседании ООН её спросили, почему она возвращается к английскому языку, ведь это язык колонизаторов? Она отвечала, что трактора говорят по-английски. Это означало, что если они хотят внедрять технологии в сельское хозяйство, индустриализировать производство, они должны иметь возможность доступа к каким-то руководствам пользователям, а это всё на английском. Либо они знают английский язык, либо они обрабатывают землю тяпкой. Сегодня трактора говорят вслух, что им не нужен никакой язык. Им даже родной язык не нужен в достаточной степени, чтобы сегодня обучить тракториста. Должно быть небольшое видео.
На наших глазах происходит очень быстрое движение информационных технологий. Мы видим, с чего начиналась наша с вами интеллектуальная деятельность, с книги. С того факта, что большой объём информации может быть замкнут в носитель только одним способом, в бумажную книжку. Сегодня это сдвигается. Сначала мы обнаружили, что большой объём информации капсулирован в электронном носителе, что он может быть доступен, где угодно. А потом мы обнаружили, что следом, по тем же технологическим каналам идёт безбуквенная жизнь. Существует прекрасный роман Нила Стивенсона «Анафем». Всем, интересующимся фантастикой, его рекомендую, на две третьих он хорош. В нём описывается мир будущего, и, мне кажется, Стивенсон необыкновенно точно в него попал. Там есть закрытые сообщества людей, которые по-прежнему пользуются книгами или печатным текстом, а весь остальной мир, за пределами этих научных монастырей, пользуется видео и устным словом. Буквы, в общем, никому не нужны. Я прочитал роман давно, и мне казалось, что Стивенсон немного пережимает, перегибает палку. Посмотрите, у каждого из нас появились мобильные телефоны, это же терминал для входа в мировое информационное облако, которое окутывает нас всех, в которое мы можем войти из любой точки. Но мы пользуемся буквами. Нам они нужны для того, чтобы отправить SMS, нам нужны буквы для того, чтобы спросить адрес у той системы, которая приведёт нас на место. Однако сегодня все видели звуковой интерфейс, он реализован даже по-русски. Сегодня всё это позволяет назвать адрес вслух, он распознаёт голос, понимает, что имелось в виду, предполагает, что это может быть, сверяет со всей базой данных улиц в городе, в котором вы находитесь, а это он отслеживает по GPS, и говорит нам, куда дальше двигаться. Мы входим в мир, который постепенно остается без букв. С одной стороны, нет беды, если мы можем сказать всё друг другу словами. Но существенно то, что мир, который мы знаем, в очень большой мере создан культурой букв, культурой научного знания, социального знания, построенного на буквах, культурой юриспруденции, построенной на буквах. Любые упорядочивающие силы, которые есть вокруг нас (сегодня мы не знаем других технологий), построены на буквах.
Далее я скажу, почему важны массивы букв. Книга – это ведь не просто буквы в строчку. Это большой массив букв. Предыдущая культура была построена на том, что человек сначала загружает в голову большой объём букв, а потом начинает ими оперировать. Мы редко об этом задумываемся. Помните миф о периодической системе Менделеева? О том, что Менделеев увидел периодическую таблицу во сне? Представьте, какой объём знания должен был полностью находиться в активном обороте сознания Менделеева, чтобы он понял, что ему приснилось. Один мой приятель сочинил рассказ от имени таблицы Менделеева, которая на протяжении тысячелетий снится разным людям, а они не понимают, что там написано, до тех пор, пока не появился химик, который всё это понял. Эта идея научного озарения, которая лежит в основе всей романтики науки XX века, связана с тем, что огромный массив информации накоплен прежде. Представляете ужасную ситуацию, что Менделееву снится таблица Менделеева, он просыпается, смотрит в Википедию, чтобы понять, что это было. Здесь пролегает уже заметная нам граница, а дальше граница пока не заметная, но очень важная. Когда у нас есть записанный, зафиксированный текст закона, мы все можем обращаться к нему и говорить: «Здесь написано так, давайте делать так, мы давно сговорились, что будет так». Если основным носителем становится устное слово, то аморфное состояние, в котором мы сейчас находимся, покажется нам в свете завтрашнего дня поразительно пригожим.
Что мы знаем про следующую книгу? Когда я говорю «книга», я не говорю про стопку бумаги, закрытую с обеих сторон ради сохранности картоном. Мы говорим либо о технологии капсулирования большого объёма данных, соединения его в единый закрытый объект, либо говорим о некой читательской практике. Книга вне читательской практики вообще не существует. Когда мы говорили, что, вроде бы, можем и, вроде бы, не можем прочитать миф о Гильгамеше, то было понятно, что мы можем, потому что у нас существует читательская практика, с другой стороны, не можем, потому что там есть формы реализации читательской практики физически. Что происходит с книгой в самое ближнее время?
Во-первых, книга становится бесконечной. В ней появляются гиперссылки, позволяющие выходить за её пределы. Это совсем не новая технология. Вот это Молитвослов. Судя по тому, что он печатный, это уже XIXвек. Все читают по церковно-славянски? Вы видите, что здесь текст делится на чёрный и красный. Почему? Потому что в ежедневной церковной службе есть какие-то постоянно повторяющееся элементы, например, «и ныне», «Богородичен первого гласа». «И ныне» означает: «И ныне, и присно, и во веки веков». Это повторяющееся возглашение церковной службы. «Богородичен первого гласа» (единичка вверху) – это молитва, определённая по тексту и по мелодии, после чего надо снова вернуться к чтению. То есть, рассказывается некоторая история, но периодически мы возглашаем одни и те же тексты. Они есть, они написаны в той же книжке в другом месте, и красный текст указывает, что нужно перейти по гиперссылке туда и потом вернуться обратно.
Всемирная библиотека. Что изменилось с бытованием новой электронной книги в настоящий момент? Вспомним ситуацию с бумажными книжками. Есть некоторое количество новых книг, которое есть в магазине, есть некоторое количество книг в домашней библиотеке, и до них легко дотянуться. Есть большой объём мирового знания, до которого дотянуться трудно, потому что нужно пойти в библиотеку, посмотреть каталоги, заказать. Что происходит сегодня, по мере того как объём человеческого знания переходит в информационное облако? Меня это поразило в том момент, когда, в джунглях Камбоджи, мне прислали письмо. Я тогда был главным редактором «Книжного обозрения», поехал в отпуск в Камбоджу. Это такая страна в юго-восточной Азии, где была сначала гражданская война, потом мировая, ещё не все леса там разминированы. И я иду по джунглям, где только что сидел оркестр безногих музыкантов, там в каждой деревне такой ансамбль, который играет за подаяние. Безногие, потому что, когда они бегают по лесу, им отрывает ноги. Лес не разминирован. Я иду по этой тропинке, по сторонам надписи, чтобы не сходить с тропы, тут мне приходит SMS, что мне нужно что-то посмотреть, некоторую книжку. Странное дело: там адская нищета, чудовищная грязь, зато отлично работает мобильная связь, частично принадлежащая российским компаниям. Я ищу книжку, скачиваю, пролистываю, мне кажется, что в ней цитируются некоторые классические тексты, и мне нужно прямо сейчас по работе, я обращаюсь к мировой библиотеке и скачиваю себе «Илиаду» в русском переводе. В этот момент, стоя в джунглях, я осознал, что мы живём в новой информационной реальности. Доступ к накопленному объёму знаний существенно поменялся. Всемирная библиотека складывается постоянно, она пополняется ежедневно и будет пополняться, несмотря на значительное сопротивление, которое сейчас оказывает общество. Это сопротивление способствует пополнению. Мы оказываемся окутанными информационным облаком. Сегодня со смартфона, который есть в кармане каждого, мы можем получить доступ к новостям, к видео, к книгам. Странным образом всё информационное облако гораздо меньше разграничено. Если в бумажном мире нам было понятно, что это газета, это книга, это журнал, то в информационном облаке они вполне перетекают друг в друга. Если мы видим в какой-то новости упоминание книжки, нам достаточно перейти по ссылке, вбить её в поисковик и получить эту книжку. Между ними нет преград. Соответственно, любая книга становится бесконечной. Мы начинаем читать книгу, «Войну и мир». Мы можем прочитать ее как историю войны 1812-го года и перейти на описание этой войны в других источниках. Мы можем её прочитать как историю балов в России XIX века, потом перейти на описание балов по каким-то ссылкам или поисковым запросам. Важно то, что во всемирной библиотеке есть всемирный поиск, который позволяет нам не читать всю книгу, а только то, что нам интересно. Существует такой сервис, который ищет в текстах книг упоминание того или этого. Если нас интересуют в «Войне и мире» только балы, то мы вводим в систему слово бал, ищем в этом произведении и читаем столько, сколько нам надо, и выходим из этой книги. Мы не то, что разматываем свиток от начала до конца, мы не то, что ссылаемся на страницу, мы просто обкусываем вокруг интересного нам понятия. Это может быть и бал, и мороженое. Вы помните, где в «Войне и мире» подают мороженое? На первом балу Наташи Ростовой. Мы это могли бы сделать прямо во время лекции, узнать, какое там подают мороженое, как они его ели, и перейти на другие источники по мороженому. Это совсем иначе формирует чтение. Отныне мы читаем бесконечную книгу, которая формируется нашим интересом, а не некоторым внешним принуждением.
Во-вторых, текст становится подвижным, об этом мы сегодня уже упоминали, и мне приятно, что вы это чувствуете. Например, в учебник вводятся новые данные или учёная работа требует корректировки. В электронном тексте это очень легко, даже слишком легко. Существуют ситуации, когда в книги, которые казались не слишком правильными, принудительно вносилась правка. И тут выясняется, что у бумаги, которую мы задвигали, есть очень важная функция, архивная. Бумага, в отличие от электронного текста, хранит постоянные тексты. Отпечатали, и он лежит. Я знаю в России несколько проектов, которые развиваются в электронной форме довольно долго, с обсуждением, и в конце этого проекта есть бумажная книжка, притом, что полный текст доступен в сети. Именно потому, что бумажная книга является идеальной рамкой. Этот текст уже такой, он больше не двигается. Любая версия того же текста будет следующей. Это зафиксировано. Кастомизирование книги означает подлаживание под запрос потребителя. Книга становится более приспособленной к потребительскому запросу. Американцы опросили пользователей электронной книги старшего возраста. Оказалось, что их довольно много. Совсем недавно говорилось, что эта книга не будет соперничать с бумажной, потому что люди старшего возраста, которые больше читают, всегда будут преданы бумаге. Пожилые люди уже сегодня активно читают электронные книги. Их спросили, почему они пользуются электронными книгами. Два ответа меня потрясли. Первый ответ: потому что они могут сделать шрифт достаточно большим, чтобы читать без очков. Это делает электронную книгу совсем другой. В бумажной книге я завишу от того, экономил издатель бумагу, или нет. В электронной книге этого нет, она приспособлена к моим нуждам. Человек, который видит хорошо, может сделать мелкий шрифт и прочитать много на одной странице. Человек, который видит хуже, сделает шрифт крупным, чтобы не напрягаться для чтения. Второй аргумент, почему они пользуются электронной книгой, меня растрогал. 80% книг в мире читают женщины. Это плохая новость. Когда у мужчин спрашивают, где они взяли книгу, которую читают, 80% отвечают, что ее дали женщины. На этот аргумент читатели ответили, что они часто читают по ночам, поэтому могут не включать лампочку, не будить соседа по подушке.
Второй пример кастомизации – это родительский контроль. Мы сейчас можем осуществлять родительский контроль телевидения и интернета, когда помеченные объекты могут быть не допущены на конечный терминал. То же самое происходит с электронной книгой. Какие-то тексты никогда не будут доступны младшему школьнику. Как прятали Мопассана на верхнюю полку, так и будут прятать. Результатом этого является третий пункт – это свобода для умных, закон для всех. Если у тебя достаточно умений, чтобы взломать родительский контроль, то ты читаешь всё. Если ты ленишься, то читаешь то, что тебе положено. Книга может быть доступна не только на одном каком-то приборе, а в разных местах. Например, есть отечественный по происхождению maybook. В нём есть огромное количество книг, их можно читать или закачивать себе на прибор. Что в нём приятно? Он хранит все книги в информационном облаке и помнит, до какого места я дочитал, независимо от того, с какого прибора я читал. У меня он есть и на смартфоне, и на планшете, и на браузере моего компьютера. Как эти формы выбираются? Не по технологическим особенностям, а по обстоятельствам использования. Смартфоном я пользуюсь в дороге, планшетом на отдыхе, браузером я пользуюсь при большой работе. В разных ситуациях мне удобно пользоваться разным. И книга движется за мной по тому принципу, как мне удобнее её потреблять. Сегодня книги очень сильно обусловлены территориальными правами. Британские и американские территориальные права очень разные. Книгу, выпущенную для Британии, нельзя продавать в Америке. Для электронной книги это заметно по самому большому англоязычному магазину «Амазон». Не все книги, как бумажные, так и электронные, можно купить в России. Юристы просто не подумали, что эта книжка может кому-нибудь понадобиться в России. Она продаётся в Америке, у них есть права на Америку, прав на весь мир у них нет, и не особенно это нужно. Завтрашний день это отметает. По мере того как все языки становятся глобальными, и распространение книг становится глобальным.
Последнее слово, которое нужно понимать, применительно к тому, что такое книга в завтрашнем дне, это дефицит произвольного внимания. Непроизвольное внимание – это когда мы обращаем на что-то внимание, независимо от собственного желания. Произвольное внимание – это значит, что мы сосредоточились по собственной воле на каком-то одном объекте. Дефицит произвольного внимания – это одна из главных черт современного сознания. Психологи это диагностируют у целых поколений. У книги есть одна важная черта: она не работает никаким образом, кроме одного, её надо читать. Либо ты можешь сосредоточить произвольное внимание достаточное количество времени на каком-то чтении, либо книжки для тебя не существует.
По мере нашего продвижения в мир быстрых реакций, коротких высказываний, движущихся картинок, большой интерактивности, между читателем и книгой возникает ещё один порог. Он не технологический, не имущественный, не территориальный, а интеллектуальный. Всё меньше людей оказываются способными читать книгу в тот момент, когда она полностью доступна.
Если мы это держим в голове, то мы примерно понимаем, что будет с книжкой в ближнем времени. Какой она будет? Как изменится читатель, чтение, библиотека, книга, книжный бизнес, писатель, его взаимодействие с читателем? Всё это на наших глазах меняется. Поскольку книга лежит в самом основании того мира, который мы знаем, я уверяю вас, мир, который мы знаем, изменится от этого ещё быстрее, чем мы о нём думаем. Поскольку вот эти далеко идущие прогнозы я делаю уже давно, мне приятно наблюдать, что, в общем, всё движется так, как мы думаем, даже немного быстрее. Важно это иметь в виду, когда мы будем строить планы, как политические, так и личные, рабочие, культурные. Я сказал, что хотел. Если у вас возникли вопросы, я на них отвечу.
Артур Матвеев, Казань:
Скажите, пожалуйста, с помощью какой программы сделана презентация? Очень красиво.
Александр Гаврилов:
Она называется PREZI, я её тоже очень люблю.
Алексей Гриднев, Москва:
У меня вопрос, как увязывается распространение электронных книг с авторским правом, то есть, как авторы смогут зарабатывать деньги, если все книги доступны?
Александр Гаврилов:
Спасибо большое за этот вопрос, но в нём два вопроса. Один о том, как авторы смогут зарабатывать деньги, другой о том, как увязывается электронное распространение с авторским правом. Мне кажется, что это существенная разница. Как авторы смогут зарабатывать деньги? Во-первых, сообщу вам по секрету, что сегодня литературным трудом зарабатывают 4% писателей в мире. Это мало. В основном, они себе зарабатывают параллельно, работая писателями, если мы говорим о писателях художественной литературы. Если мы говорим о писателях технической литературы, других писателях, то среди них людей, зарабатывающих собственным творческим трудом, несколько больше. Способы заработка становятся более или менее понятными, это связано с появлением систем самопубликации. Тот же самый большой в мире англоязычный магазин «Амазон» позволил некоторому количеству авторов самопубликоваться, самостоятельно публиковать, за исключением некоторой сложной юридической процедуры. Поскольку мы её тоже проходили для наших друзей и товарищей, то знаем, что делать. Там есть два миллионера, эти люди принимают на себя все функции: и автора, и редактора, и корректора, и публикатора, и пиарщика. Они укорачивают дорожку от писателя к читателю. Там есть одно передаточное звено: писатель – система самопубликации, торговли, продажи – читатель. В такой схеме я не вижу причины, которая не позволит авторам литературы зарабатывать.
Что касается авторского права, это другой вопрос. Любое право является надстройкой над общественными договорённостями. Сегодняшняя деятельность пиратских партий мне представляется гадкой, потому что эти люди не столько нарушают авторское право, сколько разрушают общественное согласие в отношении того, что автору вообще что-нибудь полагается. Вот эти вот заклинания, «почему мы вам должны платить деньги, вы всего лишь написали книжку», довольно дурацкие. Почему мы должны платить деньги за выращенную морковку, за привоз холодильника? С одной стороны, это неприятно, платить деньги, тут есть две крайности, и обе глупые. Одна крайность говорит, что авторское право будет принадлежать большим корпорациям, а они будут принуждать всех пользоваться своим продуктом, а кто не будет платить, того расстреляют. Другая крайность говорит, что вся информация мечтает быть свободной. Если вы писатель и вы хотите, чтобы вас читали и не накладывали на вас запреты, по поводу того, что если вас читают, то должны платить деньги. А автор, написавший книгу, должен умереть от голода под забором. Меня от этого трясёт. Обе эти позиции кажутся мне интеллектуально ущербными. Я думаю, что ситуация будет такой. Авторское право будет довольно быстро развиваться, будет мутировать. Уже сейчас существует некоторое количество форм соглашений, которые могут подписывать авторы, которые, например, позволяют ограничивать по времени платное распространение, предоставлять доступ информации не в коммерческих целях. Боюсь, что я очень глубоко погружаюсь в тонкости технологий. Правильный ответ на ваш вопрос такой: авторам будут платить деньги, и не должны перестать.
Иляна Демушкина, С-Петербург/Петрозаводск:
Здравствуйте, у меня два вопроса. Первый – комментарий, второй – конкретный вопрос. Обычная печатная книга для нас связана с какой-то эстетической составляющей. Мы её берём в руки, можем подержать, книга – хороший подарок. Она нам дарит какие-то воспоминания, впечатления. Как быть в этом случае с электронной книгой?
Александр Гаврилов:
Большое спасибо за этот вопрос, вы правильно думаете о книге. Первый пункт: останется ли бумажная книга существовать как эстетический объект? О, да! Я думаю, что в тот момент, когда с бумажной книги снимется большой объём индустриальной нагрузки, требующей её удешевлять, делать доступной, это будет способствовать тому, что искусство книги будет развиваться более осмысленно, осознанно. Если ты занимаешься бумажной книгой, занимайся качественно, не выпускай на газетной бумаге с мелким шрифтом. Что в этом плохого? Книга окончательно сделается предметом роскоши и будет дорогой. Сегодня существуют роскошные издания любых качественных книжек. Что касается автографов, то вы не поверите, какая это большая проблема. Большая часть писателей, которые этим заняты, как-то решают эту проблему. Самый частый случай при этом такой. Писатель печатает листочек для автографа, подписывает и рассылает потребителям электронной книги. У потребителя есть отдельный листочек, свидетельствующий о том, что он находится в прямом контакте с автором, написавшим эту книгу. Пока не придумали другого решения, потому что прикосновение руки надо на чём-то фиксировать.
Иляна Демушкина, С-Петербург/Петрозаводск:
В этом комментарии я бы сравнила книгу с пластинками, которые когда-то исчезли, а сейчас они снова возвращаются и становятся предметом роскоши.
Александр Гаврилов:
Простите, вот вы говорите о пластинках, а параллельно с этим существует фотоплёнка. На наших глазах фотография полностью перешла в электронную форму, плёнка сделалась предметом роскоши, либо предметом фанатичного вожделения, как всё то, что уходит на наших глазах в электронную форму.
Иляна Демушкина, С-Петербург/Петрозаводск:
Не считаете ли вы, что все эти процессы, которые вы перечисляли на слайде, сильно упрощают жизнь человека? Не ведёт ли это к интеллектуальной деградации? Человек перестаёт прилагать усилия для того, чтобы найти нужную книгу, он не пойдёт в библиотеку. Как это может отразиться на его жизни?
Александр Гаврилов:
Ведёт ли это к интеллектуальной деградации? Не это ведёт к интеллектуальной деградации. Деградирует ли европейское человечество? Тут нет даже тени сомнения. Возникает странная ситуация. До 90-х годов прошлого века основное усилие интеллектуала было связано с накоплением физических носителей информации. Пойти в библиотеку и взять книгу, купить книгу и поставить на полку, собрать огромную домашнюю библиотеку. С 90-х годов XX века вдруг выяснилось, что доступность самой по себе информации резко повысилась. Открылись ворота, информация хлынула на каждого, кто способен её потреблять. Ворота, которые входят в наш персональный информационный кокон из информационного облака, распахнулись, а голова, по-прежнему, одна. Я хорошо помню, как это случилось с музыкой. Мой товарищ, журналист Сергей Кузнецов опубликовал в интернет-газете текст со словами: «Сегодня я вдруг понял: если я прослушаю всю музыку, которая собрана на диске mp3 моего компьютера, по одному разу каждую песню, я умру раньше, чем дослушаю до конца». Человек так долго прокачивал пропускную способность входящего информационного канала, а оказалось, что самой плохо проводящей частью этой системы является он сам. Сегодня перед нами стоит противоположная задача: отсечение всей той информации, которая не важна для нас. Вы спрашиваете, не станет ли интеллектуал слишком разнеженным, потому что ему негде будет напрячься? Ему есть, где напрячься в противоположном направлении. Он должен формировать свой индивидуальный фильтр, который отсекает ту информацию, которую он может пропустить, от той информации, которую не может пропустить. Эту работу делает каждый из нас, работа серьёзная. Когда я встречаюсь с рассказами людей, занимающихся информационными каналами, меня часто спрашивают, что сделать, чтобы сосредоточиться? Что сделать, чтобы перестать обращать внимание на миллион раздражителей одновременно? Тут выясняется, что ничего, кроме личной дисциплины, кроме ежедневного труда. Тут есть, где трудиться. А то, что мы деградируем, это конечно, но не по этой причине.
Реплика:
Александр Феликсович, как вы, читая так много книг, смогли сохранить зрение в единицу?
Александр Гаврилов:
Мне нужно быть благодарным родителям и способности временами оглядываться. Я ничего не могу об этом говорить, потому что никогда не испытывал проблем с этим. Существует версия о том, что близорукость и дальнозоркость происходят от того, что человек удерживает глаз в одном фиксированном, неудобном для глаза положении. Если часто поднимать глаза и поглядывать на окружающий мир, то тренировка мышц сохраняется. Я ничего об этом не знаю.
Юлия Воробьева, Пермь:
У меня часто появляется такой вопрос. Не кажется ли вам, что при системе самопубликации, например, в интернете появляется много изданий, и что в такой свободе информации, её перемещении может потеряться лицо автора?
Александр Гаврилов:
Спасибо большое. Вы совершенно правы. Мы привыкли к тому, что текст, попадающий на бумагу, проходит очень большое количество контрольных инстанций. Сначала его читает редактор, потом литературный редактор, потом корректор. В итоге автор подкручивает свой текст. В системе самопубликации всего этого не существует. Это уже наличный факт, что читатели отказываются от чтения этих самопубликующихся авторов, потому что литературное качество этих текстов ничтожно. Есть одна из самых страшных работ на свете, это издательский редактор самотёка. Ему присылают всё, что написали, а он смотрит, что можно выпустить на бумаге. Считается, что хорошая продуктивность редактора самотёка от 0,7% до 2%. Ты должен прочесть 98 книг полной ерунды, прежде чем ты прочитаешь книжку, которую отправишь в издательскую работу. В системе самопубликации этого входного фильтра нет, туда вываливается всё, что написали. Это связано с входным фильтром читателя. Постепенно возникнут в этой области издательства, которые будут работать по-другому. Они будут собирать читателей и сообщать им, какую книжку можно читать. Эта услуга окажется в большом спросе. В работе старых бумажных издательств она есть. Когда мы видим издательскую марку на обложке, мы понимаем, какое это издательство, и как оно готовит книгу. Маркировка действительности – это важная часть работы. Я уверен, что она возникнет, потому что уже сейчас начинает робко складываться. В Америке рынок электронной книги примерно 20% от рынка бумажной книги. Это самый большой показатель в мире. Следом, с 12%, идёт Великобритания, 4-7% Франция и Германия. В России рынок электронной книги чуть меньше 1%, в течение 2-3-х лет будет 3%. По мере того как этот рынок будет складываться, в нём будут появляться вполне индустриальные решения, в частности, авторские серии, связанные не с автором, который пишет, а с автором, который собирает серию. Спасибо, вы правильно о них думаете, так всё и будет. Спасибо, что в это утро вы согласились думать про книжки.