Может ли человек что-то изменить в современной России?
Ирина Евгеньевна
Ясина
Вице-президент
Фонда «Либеральная Миссия»
Ирина Ясина:
Дорогие
коллеги, рада тут вас видеть, приветствовать. Меня зовут Ирина Ясина, я вице-президент
фонда «Либеральная миссия», а президент – мой замечательный батюшка. Я вице-президент
не потому, что у нас такое семейное предприятие, а потому что помогать ему во
всем, и особенно в той части, на которой вы присутствуете, это вполне мое дело.
Семинар этот я придумала семь лет назад, семь лет он развивается и
замечательным образом работает. Поднимите ручки, кто тут не первый раз. Отлично.
Тогда я все-таки должна рассказать, откуда что берется, чтобы вы не задавали
себе вопрос, на какие такие деньги все это делается, и не Госдеп ли вас сюда
привез и печенки от Хилари Клинтон раздает прямо вон там, в коридоре. Поэтому я
сразу ответственно заявляю, что у нас один спонсор, все семь лет, это Дмитрий
Борисович Зимин, почетный пенсионер компании «ВымпелКом», когда-то ее
основатель и президент. Компания «ВымпелКом» это торговая марка «Билайн». Если
у вас есть в кармашках телефончики «Билайна», это оно самое.
Дмитрий
Борисович Зимин уникальный человек, он в пенсионном возрасте уже создал такую
компанию. А до этого он был секретным инженером, который ковал щит
противовоздушной обороны над Советским Союзом, имел статус «Сверхсекретно»,
«Особой важности». А мозги у него такие хорошие, что он потом создал первую в
России компанию мобильной телефонной связи. Когда он почувствовал, что уже не
может руководить этой компанией, она переросла его уровень, его масштаб, он
свои акции продал. Значительную часть полученных денег он положил в качестве
целевого капитала (по-английски endowment) в фонд «Династия».
Фонд
«Династия» занимается всякими полезными делами, которые помогают в обучении
физикам и математикам, потому как Дмитрий Борисович сам технарь. Все эти наши
гуманитарные штучки когда-то были ему глубоко не интересны. А теперь у него
есть одна гуманитарная программа, которую, собственно, мы и представляем собой.
Это фонд «Либеральная миссия» и вот этот семинар «Я думаю». Хоть мы не физики и
не математики, нам тоже перепадает из фонда «Династия.
Я
отчиталась по источникам финансирования. Поэтому, если вас будут страшно
пытать, не на американские ли и прочие западные деньги вы тут заседаете, можете
совершенно спокойно говорить: «Нет». Все, я вводную часть вам рассказала, самую
главную, с моей точки зрения. В наши дни это почему-то становится сильно важным.
Я не знаю, какой позиции вы придерживаетесь по насущному в наши дни вопросу
Крыма и Украины, но я сразу вам скажу, что если бы не этот семинар, я бы,
конечно, еще была на Марше мира. Но я давным-давно договорилась с Дашей, что в
три часа приду с вами пообщаться. Поэтому я здесь, а не там.
Теперь
смотрите, как мне хотелось бы построить наше с вами общение. Рассказывать о
чем-то долго я не буду. Темы, которые я обычно освещаю – благотворительность,
гражданская активность и т.д. – мне кажутся сейчас довольно-таки сложными для освещения.
По крайней мере, у меня (не знаю, как у вас) есть ощущение того, что все это
удивительным образом перестает быть актуальным. Есть очень серьезный вопрос, на
который нужно отвечать здесь и сейчас, и этот вопрос именно того, что мы будем
делать с Крымом, с Украиной и т.д. Поэтому говорить на другие темы достаточно
сложно. А говорить на тему Крыма и Украины не считаю, что я компетентна. Потому
как у меня только эмоции и некоторые экономические знания, которые остались от
когда-то полученного высшего экономического образования.
Я
одно могу сказать: у вас будет семь дней. Простаков, конечно, более фундировано
вернется к этой теме. Обойти ее мы сочли невозможным, потому что сейчас у нас,
действительно, нет более насущного вопроса, чем эта тема. Могу сказать одно:
люди, решившие так замечательно вернуть Крым России, видимо, никогда не
смотрели на географическую карту. А я, поскольку, поступая на экономический
факультет МГУ еще в начале восьмидесятых годов прошлого века, сдавала географию,
хорошо помню, что Крым это полуостров. Причем, полуостров с довольно узким
перешейком, который ведет в Украину, а не в Россию. А с Россией вообще никакого
сухопутного сообщения, опять же, если посмотреть на карту, нет. Никита
Сергеевич Хрущев, который подарил Крым Украине, действовал, конечно, волюнтаристски
и т.д. Но нужно отдавать себе отчет в том, что все равно, хотя это была единая
страна, Советский Союз, тем не менее, все снабжение Крыма (водой, газом,
электричеством, едой и железной дорогой) велось из Украины всегда. Никогда не
было по-другому, потому что невозможно. Как через пролив, который отделяет Крым
от Тамани, то есть, от России, все это завозить? Но, видимо, на карту у нас
смотреть не модно, географию никто не учил, и мы имеем то, что имеем.
Если
у вас будут вопросы по этому поводу, я, конечно, на них отвечу. Но обычно я на
таких семинарах рассказываю вам, как здорово менять мир вокруг себя и каким-то
образом не отчаиваться. Что можете вы очень многое, что вашему поколению нужно
брать на себя ответственность и что-то делать с тем благословенным местом, где
мы с вами живем. Среди вас наверняка есть люди, которые думают, что если вы
отсюда уедете, то где-нибудь в Европе или в Америке, или в Новой Зеландии вы,
без сомнения, найдете себя и будете там скучновато жить, рожать детей, и все у
вас будет хорошо. Это, конечно, возможно. Но простая штука статистика говорит о
том, что те, кто уедут совсем, не обязательно надут там себе хорошую работу,
хорошие условия жизни и т.д.
Я-то
сама живу всю жизнь по принципу «где родился, там и пригодился». Поэтому думаю,
что, все-таки, лучше обустраиваться здесь. Хотя сейчас, в наших условиях, здесь
становится совсем не просто. Тем не менее, жизнь такова, что пройдет накал
эмоций, накал страстей, которые сейчас вокруг нас везде, и снова возникнут
вопросы, которые были актуальны еще месяц назад. Что делать с детьми в детских
домах? Что делать со стариками в домах престарелых? Что делать с бездомными животными,
которые мотаются по улицам? Много, конечно, болевых точек есть в нашей с вами
жизни. Ситуация утрясется, и снова это все возникнет.
Вчера
я была в замечательном месте. С Дашей мы были. Я вижу, у вас завтра вечером
будет какая-то презентация, да? Девочки расскажут вам про замечательную
программу, которую проводят студенты международного факультета Высшей школы экономики
уже очень много лет. Примерно столько же, сколько существует наш семинар, они
собирают деньги на детски дом. Сначала он у них был один, назывался «Родничок»
в городе Калязин Тверской области. Потом появился детский дом в городе Елатьма
Рязанской области. А вот вчера я узнала, что появился еще один детский дом. Но
не буду отнимать хлеб у человека, который придет завтра вечером и расскажет об этом.
Студенты опекают эти детские дома, причем, всерьез, не просто туда мишек каких-нибудь,
белочек игрушечных завозят на Новый год всем одинаковых. Они очень серьезно
этим занимаются. Они проводят уроки с детьми, помогают им подготовиться к
взрослой жизни, и т.д. Все это очень здорово. Каждый год одни студенты оканчивают
факультет, другие поступают, а программа живет. Программе уже семь лет. У вас
завтра будет главный организатор теперешней этой программы. Могу сказать, что я
тоже такая все негативная ходила и думала, что все плохо и ужасно. Но когда
побывала на их благотворительном концерте, увидела замечательные плюшки,
которые девчонки напекли для того, чтобы продавать их, и деньги шли в детские
дома, я подумала, что, в общем-то, у нас далеко не все потеряно. Не сказать,
что мне стало радостно, но возникла мысль о том, что идиоты приходят и уходят,
а мы остаемся.
Дорогие
друзья, предлагаю вам такой метод общения: вы будете мне задавать любые
вопросы, правда, о чем угодно, а я буду очень развернуто на них отвечать. Тогда
мне будет проще и легче, поскольку, как-то, обычная тема у меня сейчас не
получается. Вот, я вижу уже одну руку. Спасибо вам большое. У нас практически
не возникло паузы.
Полина Попова,
Санкт-Петербург:
Здравствуйте,
меня зовут Попова Полина. Я из Высшей школы экономики. У нас в программе
заявлена тема «Может ли человек изменить что-то в современной России?», и я была
бы рада, чтобы вы сказали несколько слов по этому вопросу, потому что эта тема сегодня,
как никогда, актуальна.
Ирина Ясина:
Полина,
я поэтому и начала с того, что в наших условиях у меня, как-то, не очень
получается говорить на эту тему. Обычно я очень оптимистична и говорю, что человек
может что-то изменить в стране, где мы живем. Сейчас у меня какой-то минорный
настрой. Людей, которые сегодня вышли на Марш мира, не много, их там, максимум,
тысяч пятнадцать. Этого, конечно, недостаточно, чтобы произвести хоть какое-то
впечатление на Путина. Тем не менее, они вышли. Знаете, я глубоко уверена, что
даже если ты не можешь поменять весь мир, если ты не можешь какие-то
сверхъестественные глупости, которые массово происходят вокруг нас, можно
изменить мир вокруг себя. И мы стараемся его менять. Мы, во-первых, вольны
общаться с теми людьми, которые нам милы и приятны, и общаются с нами на одном
и том же языке, не в смысле русском или английском, или украинском, а в смысле,
с теми же самыми ценностями. Мы можем заниматься какими-то вещами, которые, с
нашей точки зрения, позитивны. Ну, например, почему-то я придумала этот семинар
и нашла деньги, почему-то мы проводим его семь лет подряд, и я общаюсь с вами и
вижу ваши в некоторой степени заинтересованные взгляды, и понимаю, что,
наверное, не зря я это все делаю. Находятся такие ребята, которые готовы вместо
выходного дня, пивка и дивана проводить свои выходные каким-то вот таким
умственным образом.
Ну,
не знаю. Не будь вокруг нас этого пароксизма патриотизма, я бы, наверное, была
более оптимистична. Но все пройдет, все уляжется, говорю я сама себе, а мы
останемся. Останутся эти потребности, которые необходимо удовлетворять,
останутся люди, которые будут это делать рядом с вами.
Поэтому
ответить на вопрос, можно ли изменить страну, я не могу. Мое поколение,
поколение ваших родителей, мы уже точно не сможем. Но в конце 1980-х годов,
когда нам было немножко больше, чем вам сейчас, представляете, что мы пережили?
Мы пережили развал страны, в которой выросли. Думаю, если вы поговорите с
вашими мамами и папами, то, в основном, они скажут, что это было непростое
время. Оно было, конечно, тяжелое, но при этом дико интересное и позитивное. Мы
действительно не знали, что будет, но в двадцать пять лет или в двадцать семь
лет это вовсе не кажется страшным. Вот, сейчас мне пятьдесят и я понимаю, что,
наверное, если бы такое произошло со мной сейчас, я бы, наверно, забоялась,
потому что дети, еще что-то, уже какой-то груз ответственности. А когда ты молодой
и безбашенный, просто все здорово и весело. И эти так называемые «лихие 1990-е»,
на самом деле, были лучшим периодом нашей жизни. Потому что очень созидательно,
очень позитивно. Действительно, мы тогда себя чувствовали позитивно. Мир
менялся, и мы так тогда жили. Не скажу, что мы специально это создавали, но
каждый работал, где мог.
Я
работала журналистом, писала про банки и помню, что всех этих банкиров я знала
по именам. Я была с ними на «ты», потому что они были такими же молодыми и
такими же новаторами, как и мы. Мы делали новую журналистику, они делали новые
банки, и казалось, что кое-что сделали.
А
что предстоит вам? Вам предстоит более сложная задача. Рыночная экономика,
слава Богу, существует, поэтому каждому из нас есть, что кушать, а не как в
Северной Корее. Теперь нужно создать страну, в которой комфортно не только
работать, но и жить. Комфортно работать, зарабатывать много денег в России
по-прежнему возможно.
Самое,
наверное, неприятное, что существует сейчас в нашей стране, что существует
дилемма. Послушайте ее, она, правда, очень важная – жить лучше, или быть лучше.
Если ты хочешь каким-то образом оставаться честным человеком, не противореча
своим жизненным принципам, то ты, скорее всего, в современной России будешь с
трудом карабкаться по карьерной лестнице. Если же у тебя легкий подход к
жизненным принципам, то, в общем, можно и в «Единую Россию», а потом быстренько
куда-нибудь наверх. Я не люблю «Единую Россию», поэтому заранее прошу прощения
у тех, кто ее, может быть, уважает за что-то. Вот это «быть лучше», или «жить
лучше» находятся в нашей стране сейчас в некоем противоречии. Мне очень хочется
дожить до того времени, когда можно будет, не меняя своих жизненных принципов и
не обманывая себя и своих ближних, становиться большим начальником и зарабатывать
много денег, писать умные книжки и издавать их, и никоим образом не брать.
На
этой неделе, которая сейчас заканчивается, у меня было удивительное чувство. Мне
каждый день звонили какие-то радиостанции и телеканалы и говорили, что, вот,
Ирина Евгеньевна, мы будем обсуждать вопрос Крыма, Украины, вы к нам,
пожалуйста, приходите. Я говорила, что, хорошо, приду. Но я свою позицию
никогда не скрывала и в моем «Живом Журнале», в Facebook
я что-то на эту тему пишу. Через пять или десять минут раздавался звонок, и
милая девушка говорила: «Вы знаете, мы изменили программу», или: «Вы знаете, у
нас другие гости». Я потом специально смотрела и слушала эту программу, на
которую мне сказали не ехать, и видела, что тема не изменена, и люди там, в
общем, не сказать, что мне приятные, но обсуждают ровно ту же тему. И мне
становилось понятно, что не угодна моя позиция. Не тема неудобна, не угодна моя
позиция. То есть, если бы я хотела мелькать по телевизору, чтобы меня на улицах
по-прежнему узнавали люди, я должна была бы изменить свою позицию и говорить:
«Ура, ура, ура!» известным событиям. А я не говорю. Люди знают мою позицию и
начинают согласовывать. В 1990-е годы мы не согласовывали, кто должен был
прийти в гости на эфир. Согласовывают, а я им не подхожу. Вот, наверное, так я
сейчас могу ответить.
К
сожалению, Полина, я сама не уверена в том, что можно что-то менять. Только
вокруг нас самих. Я сейчас вам расскажу коротко историю о том, как нам удалось
спасти одного мальчика, может быть это будет неким позитивным ответом. История
такая. Год назад, где-то в районе Рождества 2013-го года, мне в ЖЖ, в личку,
некий Кирилл написал такую историю. Он водит свою маленькую дочку в детский
садик. В одну группу с ним женщина водила маленького мальчишку, такого же
четырех-пятилетнего. Этот мальчишка был странный. Он довольно плохо говорил, но
при этом был очень сообразительный: пазлы собирал, лего складывал быстрее
других и т.д. А потом мальчишка исчез. Его перестали приводить в этот детский
сад, и вообще исчезла эта женщина. И Кирилл, видимо, человек неравнодушный, что
сыграло главную роль во всей этой истории, спросил воспитательницу: «Куда делся
мальчик»? А воспитательница говорит, что мальчик был приемный, эта женщина его
забрала из приюта. Брала она его из приюта с диагнозом «практически здоров», а
потом оказалось, что он не то, что не здоров, а очень даже сильно болен.
Причем, болен такой страшной неизлечимой болезнью, которая в детстве особо не
заметна, хотя эта дама таки заметила, что мальчишке тяжело приподниматься с
корточек. У него не хватает дыхания, чтобы бегать так, как другие ребята. И она
повела его по всем врачам, каким только можно, по правильным врачам, я потом
видела эти справки. Ему поставили очень страшный диагноз: мышечная дистрофия
Дюшена. С этой мышечной дистрофией ребята живут пятнадцать-двадцать лет. Во
всем мире ее просто не умеют лечить. Случаев, когда ребенок доживает до
какого-то более зрелого возраста, ни в Америке, ни в Швейцарии, нигде никогда
не было. Ну, эта женщина отчаялась. Она вернула мальчишку в приют. Не осуждаю
ее, потому что, действительно, одно дело взять здорового ребенка из приюта, а
другое дело взять неизлечимо больного, болезнь будет прогрессировать, а потом
хоронить его.
Кирилл
попросил меня написать об этой истории. Я написала. Видимо, написала очень
страстно, искренне. Количество лайков, перепостов было совершенно
фантастическое. В течение одного вечера нашлись три семьи, готовые взять Алёшу
домой. Тут я на себя примерила роль Господа Бога. Очень некомфортная, кстати,
роль. Я забраковала две семьи, потому что они мне показались очень
эмоциональными, то есть, люди не совсем понимают, что они делают. А третья
семья, собственно, не семья еще, а, на тот момент, просто парень и девушка,
которые жили вместе, на меня очень большое впечатление произвели. Оля медсестра
в старом московском хосписе, а ее тогда гражданский, а теперь настоящий муж
Петя Свешников, человек из группы Бориса Гребенщикова «Аквариум». Он не
музыкант, он там по хозяйству, типа, администратор, но с Гребенщиковым уже не
первый год и даже не первый десяток лет. Вообще, этого Петю надо видеть. Это
такой двухметровый рокер с огромной седой бородой, весь в наколках, и уши у
него в серьгах. Невероятное совершенно впечатление. И они готовы были взять
Алешку, понимая, что такое мышечная дистрофия Дюшена.
Не
буду долго и подробно рассказывать, как мы там строили опеку, как я звонила
губернатору Московской области. Все было. Короче, к концу апреля Алешка уже был
дома. И у него появились папа, мама, своя комната, игрушки и Новый год. И вот,
сейчас он справил свой день рождения, в начале марта ему исполнилось шесть лет.
В общем-то, все стало позитивно, несмотря на то, что никто не отменял этой
страшной болезни. Просто, одно дело для него угаснуть от этой болезни, не имея
ни детства, ни мамы, ни папы, ни любви, ни поцелуев, ни Нового года, ни дня
рождения, ничего. А другое дело – вот так.
Мы
живем в стране, которая кому-то нравится, кому-то не нравится. Но, тем не
менее, можно изменить вокруг себя какие-то небольшие, но очень важные, чрезвычайно
важные моменты.
У
Алешки еще в конце января появилась настоящая сестра. Оля и Петя взяли из
приюта еще одну девочку. Но эта девочка малышка совсем, ей было на тот момент
четыре месяца. У нее синдром Дауна. Таких детей у нас обычно не берут. Они были
у меня в гостях, и я видела всю эту счастливую семью и эту девочку с синдромом
Дауна, которая, хоть Ольге объясняли, что она не будет узнавать и смеяться до
года, узнает и смеется, и лапками машет от счастья. В общем, можно изменить,
можно. Конечно, не все, а какой-то оазис создать вокруг себя, как минимум. Вот
так длинно я все-таки ответила. Давайте дальше, дороге друзья.
Ксения Железникова,
Волгоград:
К
сожалению, или к счастью, не могу сказать, но в современном мире большинство
молодых людей реализуют свои добрые инициативы не только при помощи своих идей.
Ну, это невозможно сделать только на основании идей, но можно при помощи различных
трендовых конкурсов. Но большинство грантовых конкурсов проводит Росмолодежь,
там достаточно сложная отчетность, и они выделяют очень мало средств. В
основном, это форумы «Селигер», и в регионах проходят форумы. Достаточно
эпизодично, то есть, это только лето, даже в регионах это только лето.
Получается, поддержку можно получить только раз в год. Скажите, пожалуйста, где
в России можно получить поддержку на добрые инициативы в течение года не от
спонсоров, где-то в других местах?
Ирина Ясина:
В
любом случае спонсоров.
Ксения Железникова,
Волгоград:
И
никто не отменял спонсорство.
Ирина Ясина:
Никто
не отменял. Понимаете, реально существует большое количество богатых людей,
которые дают на добрые дела. Правда, сейчас ситуация не та, что была десять лет
назад. Мы тогда с подругами сидели и думали, как же нам завести моду (мода в
данном случае не плохое слово, хорошее) на благотворительность, моду на
какое-то спонсорство на эти дела. И, в общем, завели. Я думаю, Вы просто
найдите какого-то обеспеченного человека и обаяйте его. У Вас это получится,
вон, какая симпатичная.
Ксения Железникова,
Волгоград:
Спасибо.
Скажите еще, пожалуйста, как Вы думаете, в России еще возможны изменения в
сторону увеличения бюджетов именно на такую добровольческую деятельность? К нам
приезжала делегация из Кёльна, мы с ними разговаривали. Я, конечно, понимаю,
что Германия не Россия, но там очень интересная система. В течение года
выделяют, и можно не участвовать в грантовых конкурсах, а подавать заявки в
администрацию. Они рассматривают проект, насколько он полезен обществу, и
помогают его реализовать. Когда у нас так будет, и вообще, будет ли так когда-нибудь
в России?
Ирина Ясина:
Глубоко
уверена, что никакого увеличения таких бюджетов в ближайшее время не будет по
двум причинам. Первая причина – экономическая ситуация ухудшается, и довольно
быстро. И даже не это главное, а то, что давать деньги людям свободным,
молодым, открытым, откровенным нашему обществу не очень-то нужно. Я не имею
сейчас в виду общество как нас с вами, но имею в виду тех, кто принимает
решения. Потому что все вы должны по линеечке ходить. Но, тем не менее, не от
Росмолодежи. Я не думаю, что по-другому что-то можно сделать. И Росмолодежь
будет только летом, только на Селигере и т.д. Ребята, активничайте в своем
кругу.
Вопрос из зала:
Здравствуйте.
Я хотела бы задать вопрос по поводу журналистики. Независимых изданий у нас все
становится меньше. И здесь, как бы, два вопроса. Как доносить объективную
информацию до населения в условиях доминирования телевидения? Поскольку даже в
Интернете независимые издания закрывают, возможно, сейчас настал какой-то век
рождения Живого Журнала, блогинга и распространения новостей через эти
механизмы?
Ирина Ясина:
Грустный
для меня вопрос, потому что я всю жизнь журналист, и вижу сейчас вокруг себя
исключительно быстрое вымирание всего живого, что уже народилось. Но все равно
постараюсь внести нотку позитива. Все-таки, прогресс за нас. И, несмотря на то,
что народ, население наше не читает ничего, а тупо смотрит Первый и Второй
канал телевидения, молодежь все-таки ведет себя по-другому. Вот, вы домой
придете, погуглите, найдите такую штуку, которая в Америке называется «HuffingtonPost». Как слышится, так
и пишется. Очень интересная вещь. Это следующий шаг. Люди примыкают, читают и
т.д., оставляют далеко позади прочие всякие модные и умные газеты. Это
гражданская журналистика, но она как-то так организована, что ее и закрыть
толком нельзя. И есть замечательная женщина, одна из создателей телеканала
«Дождь», Вера Кричевская. Она мне сказала, что «HuffingtonPost» это тоже уже
устаревшая вещь, и есть еще что-то, что вообще следующий шаг. А мы еще даже до HuffingtonPost не дозрели. Так что,
говорит, все будет хорошо, не боись. Я только на это уповаю.
Наталья Гинкул,
Воронеж:
Я
учусь на факультете журналистики в Воронежском Государственном университете. Два
года назад я имела честь проходить практику в «Нью-Йорк Таймс» в Москве. Для
меня это был самый лучший урок журналистики за всю мою жизнь. И я хотела бы Вас
спросить, в связи с этими последними событиями в Украине, какой именно информации
доверяете Вы? Что именно читаете Вы, какие источники информации? И что Вы
можете посоветовать студентам факультета журналистики в данной ситуации, как
они должны реагировать, и что мы должны читать?
Ирина Ясина:
Про
себя. Я читаю блоги. Давно выделила для себя определенный перечень людей, там
15-20 человек, мнение которых для меня важно. Эти блоги можно найти в «Живом Журнале»,
можно на «Эхе Москвы», но, как правило, они все из «Живого Журнала». Я до
недавнего времени читала «Ленту.ru», теперь перестану,
это уже не интересно. Я по-прежнему смотрю «Дождь», потому что мне повезло, у
меня оказался телевизор марки Samsung производства 2013-го
года. Там есть функция SmartTV,
и через функцию SmartTV
загружается «Дождь» автоматически, бесплатно. Хотя я, конечно, подписалась на
трансляцию на сайте, привычка смотреть телевизор все-таки остается.
Еще
у меня есть несколько тоже очень важных для меня персон в самой Украине. Есть
Андрей Портнов. Запишите его имя, он аналитик очень хорошего уровня, абсолютно
дружественный России, но не путинской России, а к моей России. И он космополитичный
человек с очень спокойным взглядом на это. Я читаю его вещи. Виталий Портников,
тоже на Украине, его тоже можно читать. Плюс у меня есть подружка по переписке
из города Новый Оскол под Львовом, с очень интересной судьбой, Ира Костюк. Она
в Фейсбуке легко находится. Ира Костюк родом из Архангельска и когда-то
получила образование учителя истории в Архангельском педагогическом институте.
Мы с ней познакомились на одном из семинаров, который тоже я организовывала. Я
собирала учителей истории, русских и украинских, чтобы они обсуждали, каким
образом подавать детям болезненные темы нашей общей истории. Потому что ни для
кого не секрет, что голодомор для Украины это совсем не то, что коллективизация
для нас. С тех пор мы с Ирой Костюк общаемся. Она вышла замуж за Льва Вянина, с
тех пор они живут около Львова. Это обыкновенная русская женщина, которая всю
жизнь прожила там, на Западной Украине, и ее точки зрения мне безумно
интересны. Плюс к этому она учительница истории в украинской школе. Я зацепляю
таких людей, и к их мнению я прислушиваюсь. Портнов и Портников, очень похожие
ребята.
Станислав Пошелюжный,
Волгоград:
Здравствуйте
еще раз. Не знаю, я, может, задам не очень удобный вопрос.
Ирина Ясина:
Это
тоже будет хорошо.
Станислав Пошелюжный,
Волгоград:
Не
знаю, насколько он будет корректен, о событиях на Украине. Как Вы считаете,
присутствует ли там роль Запада, и какова она? Этой информации чудовищно много
в государственных СМИ, и уже по Интернету ходят шутки, что Киселев нашел
конспекты Геббельса и вещает по ним. Поэтому мне интересно мнение не только
государственной, или ультралиберальной, как у нас бывает, позиции, но и
умеренной, что ли.
Ирина Ясина:
Я
понимаю. Спасибо. Вот, смотрите, как мне кажется. Роль Америки минимальна,
просто минимальна, потому что, ну, что такое Украина для Америки? Россия и то
занимает не очень большое место в умах и сердцах простых американцев. Нет, не
смейтесь. Я просто прожила год в Америке. Это был конец 1990-го, начало 1991-го
года, и тогда новости из Советского Союза еще хоть как-то были интересны,
потому что у нас такие реформы проводились, мы переставали быть «империей зла»,
гордые и все такое. Тем не менее, главные новости в Америке касались Китая,
Европы (тогда не было Европейского Союза) и иногда Японии. Иногда. Если уж
Россия не очень сильно интересует, то Украина – дайте лупу. Вообще никто особо
не задумывается. Это про Америку.
Теперь
Европа. У Европы немножко другая ситуация, потому что, конечно, значительная
часть украинцев на слово «евроинтеграция» реагировала очень позитивно. Европа
представляла собой некоторый манок, на который, вроде как, шло украинское
общество. Но тут тоже очень сложный вопрос. Простому обывателю что важно? Безвизовый
въезд и возможность получить работу, потому что на Украине с работой тяжело. И,
как бы, вбрасывая эти манки, Европа, конечно, сыграла определенную роль в том,
что Украина раскачалась. Потому что одна часть страны хочет в Европу, другая
часть страны не хочет в Европу. В общем, там сложно.
Надо
сказать, самую большую роль во всей истории с Украиной и Майданом сыграл
товарищ Янукович. Это же надо было догадаться, сначала говорить, что он за
евроинтеграцию, потом говорить, что он против евроинтеграции, и все это в
течение одной недели. В общем, вогнал свой почти сорокамиллионный народ в
полную непонятку.
Во
что сложно поверить русскому человеку? В то, что люди на Украине просто не
хотели мириться с вороватой, жадной, коррумпированной властью, которая внаглую
всех обкрадывала. Потому что, по сути дела, у нас такая же власть. Она, может
быть, немножко более цивилизованно выглядит, но друзья и знакомые Путина
зарабатывают точно такие же миллиарды, как друзья и знакомые Януковича. Но это
моя точка зрения. Просто, понимаете, нам слишком удобно объяснять собственную
лень и собственное терпение в большинстве случаев тем, что на Украине им просто
заплатили, им эти печенки понавешали, и поэтому они возмутились. Они просто
другие. Они просто не такие терпеливые, как мы.
Я
считаю, что роль Европы есть. Специально никого не подкупали, ничего не делали,
никому не платили, просто задабривали некими обещаниями. Роль Америки
минимальна, потому что в сферу американских интересов уж скорее входит Венесуэла,
которая близко, и нефти полно, чем Украина, которая никакого интереса не
представляет.
Станислав Пошелюжный,
Волгоград:
Вдогонку
такой вопрос. Европа и США ведь очень активно свою позицию там сейчас защищают.
Ирина Ясина:
Ну,
сейчас.
Станислав Пошелюжный,
Волгоград:
В
чем соль тогда? Ну, поделят они эту маленькую Украину, если не все интересы там
США.
Ирина Ясина:
А
кто ее поделит?
Станислав Пошелюжный,
Волгоград:
Россия.
Аннексирует этот несчастный Крым, и какое дело США, по большому счету?
Ирина Ясина:
Тут
будет после меня специалист по этим вопросам, я думаю, вы все вопросы зададите
ему, а я могу рассуждать на эту тему со своей точки зрения. Есть некая
договоренность у больших держав, система международных соглашений, которая
должна выполняться. Мы ее нарушаем, поэтому все так страшно по этому поводу
переживают. Вы спросите, как же Косово? Почему (любимый вопрос) американцам
можно, а нам нельзя?
Станислав Пошелюжный,
Волгоград:
Нет,
я как раз понимаю, в чем казус Косово и почему аннексия Крыма это совсем не то
же самое.
Ирина Ясина:
Совсем
не то же самое.
Станислав Пошелюжный,
Волгоград:
С
Абхазией-то, конечно, и с Южной Осетией это было похоже, во всяком случае,
можно было провести параллель. Тут, конечно, никаких параллелей провести невозможно.
Ирина Ясина:
Сейчас
система мировых международных договоренностей вся трещит по швам, понимаете? Я
в свое время довольно близко общалась с Егором Тимуровичем Гайдаром. Я работала
у него в институте в довольно тяжелый момент моей жизни. Так скажем, я работала
у Ходорковского, возглавляла фонд «Открытая Россия», который проводил
просветительские и прочие программы, за которые потом его обвинили политики. И
просто надо было в какой-то момент срочно куда-то уходить, потому что
Ходорковский уже сидел. Проверки у нас были такие, что мама не горюй. Обыски,
допросы и все прочее, это я все прошла. В какой-то момент мне позвонил Егор
Тимурович Гайдар и сказал: «Ирочка, быстренько возьмите свою трудовую книжечку
и принесите ее из своей «Открытой России» (а у нас уже были арестованы счета к
тому времени) в мой институт». Спас меня, в общем. И он рассказывал, что когда Шушкевич,
Кравчук и Ельцин в Беловежской пуще подписывали договор о создании СНГ, Ельцин
в какой-то момент спросил Кравчука: «Леонид Макарович, а можем ли мы вернуться
к вопросу о принадлежности Крыма»? На что Леонид Макарович Кравчук ответил
очень просто, он сказал: «Вернуться можем, но только тогда все наши
договоренности по поводу того, что ядерное оружие выводится из Украины в
Россию, я считаю недействительными. Придется возвратиться к ним опять». Другими
словами, принадлежность Крыма к Украине была некой платой, действительно платой
за то, что ядерное оружие было из Украины выведено. Представить себе Украину
ядерной державой сейчас мне было бы страшно.
Станислав Пошелюжный,
Волгоград:
Всем
было бы страшно.
Ирина Ясина:
Всем
было бы страшно, совершенно верно. Вот, пожалуй, моя точка зрения на этот
вопрос. Поскольку Гайдар мне это рассказывал сам лично, и про это написано в
его книжке «Гибель империи», не уверена, что это написано в книжке прямо, я
просто помню его слова. Но это потом подтверждено Будапештским договором 1994-го
года, в котором подтвержден безъядерный статус Украины в обмен на ее
территориальную целостность. Ну, в общем, вы знаете, что ядерное оружие было в
России, в Украине и в Белоруссии. По-моему, и в Казахстане, но я не уверена. И
нужно было, чтобы сохранить мир при развале СССР, конечно, получить безъядерных
соседей. Вот так и было все.
Сергей Бахтин,
Йошкар-Ола:
Ирина
Евгеньевна, если Крым все-таки станет российским, каково будут отношения
России, на ваш взгляд, с ведущими странами Запада? И возможно ли повторение
«холодной войны»?
Ирина Ясина:
К
сожалению, хреновые будут отношения, честно. Бизнес, конечно, будет хотеть
сохранить какие-то прежние отношения, хотя сохранить их невозможно, и нам
придется получить по полной программе. Единственное, на что я очень надеюсь, хотя,
может быть, мои надежды напрасны, это что они завтра проголосуют за
независимость Крыма. Или даже за то, чтобы войти в состав России, но наш
товарищ Путин скажет: «Ребята, будьте автономными, независимыми, словом, как
Абхазия и Южная Осетия». Тогда мы будем спасены в плане бизнеса, процветания
нормальных отношений с этими странами. Но, боюсь, он так не скажет, очень
боюсь.
Проблема,
которую я вижу, которая возникнет после завтрашнего дня, это, конечно же,
существенное ограничение международных рынков для нас. То есть, про инвестиции
забудьте. Даже если условному предпринимателю из Австралии, например, или Новой
Зеландии, или Америки будет пофигу, что у нас такой статус, он все равно не
сможет это сделать, потому что банки не будут давать гарантий, потому что рынок
капитала для нас закроется. То есть, мы можем рассчитывать только на Китай в
этом отношении. Ну, а отношения нас и Китая это тоже довольно опасная штука.
Один мой знакомый про это замечательно сказал, Сергей Рогов, директор Института
Европы российской Академии наук. Сказал он следующее «Отношения России и Китая
это отношения еды и желудка». Мы, конечно, большие, но только по территории,
все остальное – отношения еды и желудка. Поэтому остаться один на один с Китаем
я бы не хотела. Не потому, что он нас завоюет, он просто проникнет всюду. Кстати,
обратите внимание, даже в том месте, где мы с вами находимся, поразительное
количество китайских иероглифов. У меня такое ощущение, что это китайцы построили
и тут теперь будут жить. На этой неделе куда-то делись красные китайские
фонарики, которые вот тут были развешены на предыдущем семинаре. Я обалдела
просто. Видела, да, Даша?
Даша:
Я
видела на улице.
Ирина Ясина:
На
улице. Но тут, правда, на домах иероглифы китайские.
Александр Брянцев,
Саранск:
Здравствуйте,
Ирина Евгеньевна. Хотелось бы задать такой вопрос насчет политики российских
властей. До олимпиады мы видели, как проводилась амнистия. И PussyRiot выпустили на свободу и людей из Greenpeace,
Ходорковского и людей, которых обвиняли по Болотному делу. После же олимпиады
мы видим, как начинают опять закручиваться гайки. Это и телеканал «Дождь», пару
дней назад был заблокирован сайт kasparov.ru,
на несколько часов был заблокирован сайт «Эхо Москвы». Это такая политика во
всероссийских масштабах, когда захочу, закручу, а когда захочу, раскручу? Это
один вопрос. И второй. Что будет дальше с российскими СМИ?
Ирина Ясина:
Ой,
очень сложный вопрос. Я не Кассандра, я не могу ничего предсказать. Когда
Ходорковский вышел из тюрьмы, у меня было радужное ощущение, что теперь все
будет хорошо, теперь все будет замечательно. Пока я не начала думать головой.
Когда я начала думать головой, я поняла, что Путину просто очень выгодно
выпустить Ходорковского. Не потому, что олимпиада, а просто он думает наперед.
Что он думает? Я залезла ему в голову, представила себя президентом Путиным и
поняла. Если Ходорковский в августе все равно выйдет, причем, чистый-чистый,
отсидев свои десять с лишним лет, под фанфары все журналисты будут его
встречать, он никуда не уедет, будет тут торчать, в России. Мне, Путину, это не
выгодно, потому что непонятно, что с ним делать. А выгодно мне помиловать его
сейчас и быстренько отсюда выпроводить, чтобы его тут не было, чтобы вернуться
сюда он не мог. Поэтому насчет некой оттепели я тогда еще поняла, что с
освобождением Ходорковского она не связана.
Ребята
с Болотной, на самом деле, получили небольшие сроки. В каком плане? Они,
конечно, все осуждены. Но они уже по своим срокам в СИЗО отсидели больше
половины. Короче, на УДО они имеют право. Конечно, если бы я была президентом
Путиным, я бы их всех помиловала, либо даже вообще не осуждала, потому что там
нет состава преступления. Но я не президент Путин, поэтому придется вытерпеть,
что, тем не менее, эти мальчишки должны будут сначала поехать на зону.
У
меня было плохое ощущение, что что-то зреет внутри, потому что избавиться от
этих заключенных ему было удобно. Те же Толоконникова с Алехиной в мае должны
были выйти, опять же, под фанфары, чистые, белые и пушистые. Но то, что
началось, конечно, было хуже любых моих и не только моих предсказаний.
Что
будет со СМИ? Ничего хорошего пока не будет. Ребята, вы же видите, что
закручивание гаек происходит очень резко. Надежд, что Путин одумается, у меня
нет.
Алёна Конюхова,
Екатеринбург:
Здравствуйте.
Вопрос у нас созрел чуть раньше. Извините, что мы вас перебивали своим шепотом.
Мы просто подумали о том, что, возможно, Владимир Владимирович, начиная игру с
Крымом, продолжает игру с Сирией, грубо говоря? Там он выговорил какие-то
дипломатические преференции из-за того, что Сирия отказалась от химического оружия.
Мне кажется, Путин сейчас почувствовал силу, ему так представляется, и он переложил
эти карты на Крым. Какая ваша точка зрения?
Ирина Ясина:
Вы
правы, мне кажется, некое головокружение от успехов у него появилось. Ведь не
только Сирия, а еще и Иран. То есть, он нужен тому же Бараку Обаме прямо очень,
очень, как брат родной. Так решил Путин и начал всю эту историю. Меня вот что
настораживает. Как сказал Алексей Кудрин, Путин эту историю с Крымом обдумывал
последние лет шесть. То есть, для него это не новость. Грубо говоря, как только
началась Оранжевая революция, часть Украины, по крайней мере, была нацелена на
европейский вектор развития. Я не говорю сейчас о вхождении в Евросоюз, просто
на цивилизованный вектор развития, не на восточную деспотию, как Путин хочет у
нас сделать, а совершенно на другой вектор. Вот, примерно с того времени он,
вроде как, и обдумывает, лет шесть, а то и больше. Поэтому вы правы, могу
подтвердить.
Наталия Кольченко,
Волгоград:
Здравствуйте.
Я учусь в Волгоградском государственном университете, специальность «журналистика».
У меня чисто профессиональный вопрос. Из-за высокой смертности журналистов в
наше время рассматривается закон о законном ношении оружия. К чему это может
привести, допустим, если на самом деле закон вступит в силу?
Ирина Ясина:
Я
бы не хотела, чтобы наши граждане имели право носить оружие. То есть, они и так
его носят. Вы знаете, у меня было совершенно ужасное ощущение, когда в Москве,
в гостинице «Золотое кольцо» напротив МИДа на нас прямо в холле гостиницы вышли
мужики, чеченцы, у которых были расчехлены автоматы с рожками. Потом нам
сказали, что тут сейчас живет кадыровская жена, вот они ее и охраняют. Но
ощущение было просто жуткое. Поэтому, к сожалению, кое-кто у нас оружие носит,
и кое-кому за это ничего не бывает. Я не думаю, что это связано напрямую с
увеличением смертности среди журналистов.
Алёна Конюхова,
Екатеринбург:
Я
просто читала. Это, по-моему, Свитич писала в какой-то научной статье.
Ирина Ясина:
Я
не читала, но все равно я не хотела бы, чтобы такой закон у нас был принят.
Думаю, что и не будет, потому что отморозков, которые воспользуются этим
законом, забыв прочитать, что бывает, если оружие пустят в ход, в России
найдется много. Поэтому не хочется. Даже не важно, журналист ты, или нет.
Алёна Конюхова,
Екатеринбург:
И
еще один вопрос у меня будет, отсюда же. Высокая смертности журналистов, я
считаю, скорее всего, из-за того, что у нас закон о свободе слова, в принципе,
отсутствует. Нам, журналистам, часто диктуют, что нужно писать и как нужно
писать. Ты сдаешь статью, а получаешь переписанную. Как с этим вообще можно
бороться, чтобы хоть какие-то права были у журналистов?
Ирина Ясина:
Я
могу начать совсем издалека. Вы, наверное, мне не поверите, что это связано с
выборами. Если нам подотчетно начальство наше, оно знает, что мы его в любой
момент можем послать далеко и надолго, потому что оно ворует, давит свободу
слова, делает еще что-то неудобоваримое, объявляет войны, вводит войска. А мы
ничего не можем сделать, мы даже переизбрать его не можем. Вот, когда мы сможем
законно переизбрать наше руководство, тогда стрелять в нас будут меньше. Не
поверите, демократия именно так и работает, что все в какой-то момент понимают,
что они подотчетны закону и подотчетны избирателю. Пока до этого нам далеко.
Мария Золотарева,
Липецк:
Я
из города Липецка. Слушая про всю эту ситуацию в Украине, хотелось бы сказать
вот что. Я учусь на специальности «организация работы с молодежью».
Специальность интересная, новая. Как ее преподают – это вообще отдельный
разговор, там даже смотреть не на что. У меня очень много ребят, я с ними
работаю постоянно, и мне как человеку, к мнению которого они прислушиваются,
очень важно разобраться в этой всей ситуации. Здесь с нами присутствуют
журналисты, политологи, именно рассматривающие поверхность всего, что
происходит. И я долго пыталась разобраться. Нашла на Facebook
такой пост, где было написано, что, на самом деле, то, чем мы сейчас занимаемся,
эти диванные войны Вконтакте и в Facebook. Там было написано,
что, ребята, начните с себя, со своего двора. Выйдите, соберите соседей,
объясните им, что такое хорошо, что такое плохо. Соберите вокруг себя молодых
людей, которые вас поддержат. Сделайте маленькое мероприятие, потом большое,
потом какой-то фестиваль и объединяйте вокруг себя людей. Не стоит всем подряд
лезть прямо наверх, пытаться правительство «лечить» или что-то. Я общалась с
ребятами, которые были на том же Майдане, и видно, что там работают технологии
именно по работе с молодежью. Люди меняют свое мнение вообще на глазах. Мы с
ними общались превосходно, замечательно, а тут они чуть ли не кидаются,
говорят, что «мы придем и вас всех убьем». Сейчас бы вернуться к теме, может ли
человек в современном мире что-то изменить? Я как практик, уже десять лет
занимающаяся всей этой сферой, считаю, что проблема, на самом деле, в нашей
инертности. Организуя мероприятия, вы правильно сказали, надо обращаться к
коммерческим структурам. На государство здесь надежда очень, очень маленькая. С
13-го марта в Росмолодежи руководитель молодогвардеец. Я не знаю, что из этого
выйдет. Это отразиться, однозначно, и на политике, и на всем.
Мы
проводили мероприятия, и я хочу сказать, что успешно, если молодежь
замотивированная, и молодежи нравится. Мы проводили «Фримаркет», это бесплатная
ярмарка, не было вложено ни копейки денег. А со стороны нашей администрации
было столько палок в колеса вставлено, просто ужасно. Вплоть до того, что мы
пришли проводить мероприятие, за два дня, а нам говорят: «Извините, у нас здесь,
в зале ДК, выставка шуб, а у вас здесь мероприятие, в котором будет принимать
участие больше пятисот человек молодежи. Извините, нам платят, и вы делайте
что-нибудь». Это чудовищные ситуации. Конечно, вот с этим нужно бороться на
таких уровнях. А, я считаю, на все то, что в Украине происходит, мы просто,
действительно, отвлекаемся. У меня создается впечатление, что нас отвлекают от
тех проблем, которые здесь вот, рядом. Отвлекают на вот это все глобальное,
чтобы мы уходили в мир тех вещей, которые для нас запредельны.
Ирина Ясина:
Отчасти
я могу с вами согласиться, потому что маленькая победоносная война, как
известно, лучше всего отвлекает граждан от экономического кризиса, от других
проблем. Не берусь обсуждать это предметно. То, чтобы начать менять мир вокруг
себя, сначала с себя самого, а потом маленькими, маленькими кругами – это,
конечно, правильно. Ну, а как иначе?
Я
с вами семь лет подряд разговариваю, мне же ничего от вас не нужно. Мне просто
интересно, как вы думаете, а вам, видимо, интересно, как думают те люди,
которые вас сюда зовут. И никто не требует, чтобы вы обязательно переходили в
наши ряды. Мы просто обсуждаем. Мы просто предлагаем другую точку зрения. Вы
можете сравнивать, выбирать.
Мария Золотарева,
Липецк:
У
нас, к сожалению, молодежь совершенно не умеет сравнивать.
Ирина Ясина:
Конечно.
Мария Золотарева,
Липецк:
Какой
кинули информационный повод, то и едят. Плюс еще то, что распространилось
сейчас, что каждый сам себе журналист. Поэтому аналитики практически нет. Приходится
очень и очень сильно и долго думать головой прежде, чем что-то сказать. Я,
допустим, смотрю на Контакт, мне становится страшно. Вот тут и возникает вопрос
цензуры. Там люди друг на друга просто кидаются. Причем, когда доходит дело до
тех же митингов, и выходит народ, те совершенно безответственно относятся.
Ирина Ясина:
Могу
только согласиться.
Дарья Муратова,
Казань:
Для
начала хотелось бы сказать, что чем больше я живу, чем больше я думаю, тем
страшнее жить, несмотря на то, что мне двадцать один год.
Ирина Ясина:
Но
не думать тоже страшно.
Дарья Муратова,
Казань:
Да.
У меня такой вопрос. Я понимаю, что еще долго ждать, но когда подойдет все-таки
конец срока Путина, как Вы думаете, что будет дальше?
Ирина Ясина:
Его
конец подойдет сильно нескоро. Потому что в 2018-м году он еще на шесть лет
тянет, то есть, это 2024-й год. Даже вам уже будет за тридцать, а мне даже
страшно подумать, сколько, шестьдесят. Понимаете, это Кощей Бессмертный.
Поэтому я не знаю, что будет после 2024-го года. Я думаю, что все будет совсем
по-другому, потому что точно уже будет сланцевый газ, и нашей нефтью мы можем
умываться в ванной, больше она ни на что не будет нужна. Мир совсем изменится.
Мне трудно предсказать, что будет с Россией, после Путина очень далеки
горизонты, потому что этот парень себе отмерил очень много лет. Леонид Ильич
Брежнев, по сравнению с ним, нервно курит в коридоре.
Маргарита Носкова,
Санкт-Петербург:
Я
хотела спросить про социальные проекты. В чем сложность их реализации в России?
Где лучше искать инвестиции, у частных инвесторов, как вы сделали в этом
проекте, или есть какая-то возможность у государственных органов?
Ирина Ясина:
Знаете,
я в государственные органы не очень хожу. Я их не люблю. Потому что, если
частные инвесторы, как Дмитрий Борисович Зимин или, еще раньше, Михаил
Борисович Ходорковский, вообще не вмешиваются в суть того, что я делаю,
доверяют. А с государственными так не получается. Мне кажется, лучше все-таки уговаривать
частных инвесторов. А самая лучшая вещь, если даже не сто человек, а десять
человек скидываются, вы и больше имеете возможностей по сбору денег, и
надежность того, что даже если один провиснет, девять останутся. Это лучше.
У
нас люди еще пока к этому не очень привыкли. Но мне кажется, что, все-таки,
очень быстро развивается то, что мы называем гражданским обществом. Поэтому
увеличивайте количество людей, которые вас поддерживают. В этом отношении права
ваша коллега из Липецка. Чем больше народу вы соберете, тем лучше будет, потому
что по рублю с каждого – и уже можно жить, а надежность выше.
Никита Сенюшкин,
Волгоград:
Буквально
недавно, в конце декабря, было два теракта, у нас в Волгограде прогремело два
взрыва. Ужасные события, весь Волгоград был в страхе. В это же время
Волгоградский Центр по борьбе с экстремизмом занимается тем, что ловит русских
националистов за картинки ВКонтакте, осуждают их за это. Хотелось бы спросить у
Вас ваше субъективное мнение, что это, какая-то боязнь нацизма, или же у нас во
власти сидят террористы? Как это воспринимать вообще?
Ирина Ясина:
Я
вам расскажу анекдот ровно на тему вашего вопроса. Человек, сильно выпивший,
ищет что-то под фонарём. К нему подходит другой и говорит: «Слушай, ты чего?»
Он говорит: «Я ключ потерял». Тот спрашивает: «Здесь потерял?» – «Нет, там, где
темно». – «А что же ты тут ищешь?» – «Тут светлее». Вот так и у нас. Русских
националистов, условно говоря, которые картинки развешивают ВКонтакте, просто
вычислить. А реально ловить тех, кто организовал взрывы, трудно. Вспоминаю ужас,
который нас тоже охватил, когда мы увидели, что у вас произошло. Поверить в то,
что эта девушка взорвала себя, взяв с собой паспорт, я что-то не могу. У меня
не получилось в это поверить. К сожалению, наши доблестные органы ищут там, где
светлее, а не там, где реально существует проблема.
Никита Сенюшкин,
Волгоград:
Спасибо
большое.
Реплика:
Удивительно,
что в Волгограде за снег поснимали глав районов, где не вычистили, а за теракты
никто с постов не ушел.
Ирина Ясина:
Вот
это вы хорошо подметили, это точно.
Артем Орлов,
Санкт-Петербург:
У
меня к Вам вопрос не про последние события, а, можно сказать, больше
личностный. Скажите, пожалуйста, какая ваша любимая книга, и почему?
Ирина Ясина:
Спасибо.
Какой хороший вопрос! У меня есть любимая книга моего детства. Она называется
«Три мушкетера», автор Александр Дюма. Я читала ее, наверное, раз 28-29,
временами, в детстве, знала наизусть целые куски. А сейчас, когда я уже тетя
взрослая, честно вам скажу, я очень люблю «Войну и мир», я очень люблю «Сагу о
Форсайтах» Голсуорси. Вот это мои любимые книжки. Еще одна книжка, которую я
очень люблю, очень советую вам почитать, это Василий Гроссман, «Жизнь и
судьба». Если так можно сказать, это «Война и мир» ХХ века, такая же русская. Книга
очень глубокая, переворачивающая все мировоззрение, всю душу.
Вопрос:
Здравствуйте.
Когда разговаривали о Волгограде, вы упомянули, что Центр по борьбе с
экстремизмом должен заниматься ловлей террористов. Я с этим не спорю, просто
хотела уточнить по поводу русских националистов. Вы считаете, что нет проблемы в
том, что это сообщество существует?
Ирина Ясина:
Я
не очень хорошо знаю это сообщество. Я скажу, почему я отношусь к нашей борьбе
с терроризмом очень скептически. Чисто личностная история. У меня есть подруга,
которую зовут Лена Красносельская. Она полковник МВД. Красивая, сорока с
небольшим, замечательная такая тетка полковник. Еще год назад она уволилась из
органов, а работала она как раз в Центре по борьбе с экстремизмом, который
раньше, до того как был переформирован в Центр по борьбе с экстремизмом,
занимался борьбой с организованной преступностью. Потом у нас решили, что
организованную преступность мы победили, и стал Центр по борьбе с экстремизмом.
А сама моя Лена, полковница, пообщалась со мной, посмотрела несколько фильмов,
почитала несколько книжек по моей рекомендации, уволилась из органов и
поступила на режиссерские курсы. В МВД она занималась переговорами с
посетителями, то есть, у нее есть психологическое образование, кроме милицейского.
Она вела эти переговоры много лет. Не всегда удавалось спасти людей, которые
были похищены. И вот, когда она поняла, что у нас в Центре по борьбе с
экстремизмом будут заниматься тем, что ловить Илюшу Яшина или еще каких-то мало
похожих на экстремистов людей, она сказала, что заниматься этим не хочет.
По
поводу русского национализма. Я не очень хорошо понимаю, что это за люди. У
меня была такая, тоже личная, история. Я довольно хорошо знаю всех теток,
которые окружают Олю Романову в ее
движении «Русь сидящая». Вы, наверное, слышали о таком. И там была родная тетка
одного русского националиста, Вани Белоусова, которого в 2009-м году поймали и
осудили за подрыв фонаря на Манежной площади. Он тогда был двадцатиоднолетний,
ходил в какие-то кружки русских националистов. Причем, у него было алиби. Фонарь
подорвали в четко зафиксированное время, в которое Ваня действительно был
недалеко. Это все было на Манежной площади, он вошел в метро «Охотный ряд»
ровно через 50 секунд после подрыва этого фонаря. Когда Ваню судили, следствие
не предъявило результатов следственного эксперимента, который было бы реально
провести. Можно ли добежать от фонаря до входа в метро за 50 секунд? А у него
была студенческая карточка, по которой он входил в метро, там время четко зафиксировано.
Его тетка пыталась проводить независимую экспертизу, наняла каких-то людей,
получалось 7 минут, 50 секунд не получалось никак.
Почему
я эту историю вам рассказываю? Ваня русский националист. Я была членом Совета
президентского по правам человека, и на каком-то заседании в Нальчике Медведев,
тогда он был президентом, сказал: «Что это вы всё про своего Ходорковского и
про Магнитского, как будто у нас других заключенных нет?» Я вскочила и говорю, что
есть такой, Ваня Белоусов, русский националист двадцати одного года, которого
посадили за подрыв фонаря. Радость заключается в том, что Ваню таки выпустили,
потому что был пересмотр дела. Но выпустили его только недели две назад. Пять
лет парень все-таки отсидел. Русский националист, абсолютно ни в чем не
виновный. Мне писали разные люди в почту, в «Живой журнал», что вы не того
защищаете. Он выйдет и повесит вас на фонаре, на том, который он подорвал. Тем
не менее, я потом получила замечательное письмо, очень радостное, от Вани,
который вышел на свободу. Не знаю я русских националистов. Не могу
комментировать. Они почему-то мне представляются менее страшными, чем некоторые
люди у нас во власти.
Павел Кипарисов,
Москва:
У
некоторых людей, которые начинают активно и от чистого сердца заниматься
добрыми делами, помогать больным детям, ходить в детдома, встает такой
моральный вопрос: становиться публичной фигурой, или нет? И о добрых делах
кричать, или нет?
Ирина Ясина:
Это
очень важный вопрос. У нас принято считать, что любое доброе дело должно
делаться в тишине, потому что иначе скажут, что ты пиаришься, даже специальное
слово такое придумали. Я считаю по-другому. Я считаю, что о добрых делах нужно
говорить, потому что вот именно по этому поводу нужно создавать моду. А моду
можно создавать только, когда… Ну, это простой закон, когда кто-то, типа Чулпан
Хаматовой, известной, красивой, замечательной об этом рассказывает.
Вы
знаете, оказывается, такое количество людей в нашей стране занимаются добрыми
делами, что если бы они про это побольше рассказывали, то среди тех, кто,
условно говоря, смотрит страшилки по каналу НТВ, не было бы ощущения, что у нас
столько людоедов и убийц по улицам ходят. Все мои попытки уговорить очень
многих моих богатых приятелей рассказывать о своих делах оказались совершенно бесплодными,
я не могу пробиться. И при этом кругом люди массово считают, что наши богатые
все сволочи, и никто ничего хорошего не делает.
У
меня есть, допустим, такой приятель, Валера Баликоев, он крупный, крутой чувак,
он обслуживает все подземные Московские электросети, а это невероятно сложно.
Представляете, Москва огромный город, и у нас куча этих всяких электросетей под
землей, оказывается. Очень богатый парень. Он много чего делал хорошего.
Например, когда Света Бахтина сидела в тюрьме, мы собирали подписи за ее
освобождение. Она сидела по делу «Юкоса», мама двоих детей, беременная в третий
раз, Валера за свои деньги сделал сайт и все обслуживание этого сайта «Доброе
дело». Сто три тысячи подписей были собраны, и Свету, в конце концов,
освободили.
Валера
купил инвалидную коляску девочке, которую я обнаружила, абсолютно нормальную,
но безногую, в психоневрологическом диспансере №5 на улице Каховка. Валера
делал то, Валера делал сё. Я говорю: «Валера, почему ты никогда не даешь мне
разрешения об этом рассказывать?» Он говорит: «Слушай, дорогая, во-первых, есть
налоговая, во-вторых, есть менты, в-третьих, есть всякие другие завистники. Я
уж лучше втихаря». И вот эта дилемма существует всегда. С одной стороны, тебя
обвинят в том, что ты пиаришься, со второй стороны на тебя наедет налоговая, с
третьей еще какие-нибудь братки, скажут: «У тебя денег много, давай делись». Но,
все равно, я считаю, что рассказывать надо. Хоть старуха Шапокляк и говорила,
что «хорошими делами прославиться нельзя», в нашей стране мне легче жить,
потому что я знаю огромное количество людей, которые помогают. Абрамович тоже
не только «Челси» купил. У него огромное количество благотворительных проектов.
Почему он про это не рассказывает? Ну, Бог ему судья.
Анастасия Драчук,
Казань:
Опять
вернемся к политике. Из года в год наше законодательство становится все более и
более каким-то из пальца высосанным, можно так сказать.
Ирина Ясина:
«Бешеный
принтер».
Анастасия Драчук,
Казань:
Так
вот, у меня такой вопрос, может быть, слегка философский: есть ли вообще
способы борьбы с этим маразмом в верхах?
Ирина Ясина:
Чтобы
не быть обвиненной в экстремизме прямо здесь, я скажу, что есть. Сложный
вопрос. Мне бы самой хотелось, чтобы прилетел друг-волшебник на голубом
вертолете и забрал его с собой, того, кто маразмом занимается.
Ребята,
понимаете, быстрого пути точно нет. Есть очень долгий путь, поговорить со всеми
друзьями. Вы точно доживете до времени, когда все изменится. И я верю в то, что
все будет лучше. Но, к сожалению, вам придется это все делать своими руками. Убеждать
людей ходить на выборы. Обратите внимание, что, под сурдинку этого украинского
вопроса, они отменят нам выборы мэра. И это очень серьезная вещь, потому что на
этом уровне хоть какая-то надежда на демократию была. Но теперь и этого не
будет, по всей видимости. Они легко это делают. Знаете, всегда уговаривала себя
не жить по принципу «чем хуже, тем лучше». Теория малых дел. До сих пор,
кажется, что этим многое можно решить.
Но
в последнее время, особенно после того, как началась вся эта украинская бодяга,
я понимаю правоту людей, которые уговаривали меня, что чем хуже, тем лучше наш
путь. Наверное, чем быстрее этот маразм сгуститься окончательно, тем будет лучше.
Единственное, чего я боюсь, что этим взрывом сильно забрызгает нас всех. Что я
могу сказать? Ничего я не могу сказать, не знаю.
Дорогие
мои, у нас время кончилось. Мы с вами проговорили полтора часа. Спасибо вам
большое за ваши вопросы. На самом деле, вопросы действительно важнее ответов. Мы
все понимаем, что у нас с вами болит одно и то же, что можно сделать мир вокруг
себя хоть чуточку лучше. Конечно, можно. Но это не отменяет глобальных тяжелых
проблем, которые, как грибы после дождя, растут вокруг нас. Но история больного
мальчика Алеши как-то внушает мне веру в лучшее будущее.
Напоследок
я расскажу вам еще одну историю, которая тоже, вроде, ни о чем. Мне позвонила
одна моя слушательница, тоже из Вышки, но она уже в аспирантуре учится, и
говорит мне: «Ирина Евгеньевна, есть проблема». У нас у одной девочки,
аспирантки на политологии (это было несколько лет назад), умерла мама в Самаре.
А у мамы остался кот. Мама жила совсем одна. И вот эта девочка поехала,
схоронила маму в Самаре и привезла с собой в Москву кота. Коту 15 лет. Усыпить
этого кота невозможно, потому что это мамин кот. Мама умерла, а кот жил с ней.
То есть, понимаете, история не про кота, а про маму. Девочка приперлась с этим
котом в общежитие Вышки. Ей сказали, что кота нельзя, усыпляйте кота, ему 15
лет, все равно животина пожила. В общем, девочка не хочет усыплять кота.
Сначала мы кинули клич в ЖЖ, в Фейсбуке о том, кто приютит кота, пока мы не
найдем Лене квартиру с подселением. Сейчас же много народу снимает квартиру,
три человека однокомнатную, и получается не дико дорого. Но надо, чтобы эти
двое, которые будут в одной комнате, все были без аллергии на кота и прочее.
Короче, нашлась девочка Яна, которая поселила у себя кота, пока мы нашли
квартиру. Нашли квартиру, у двух соседок нет аллергии, никто против кота не
возражает. Все. Прошло три года, коту 17 лет, он жив, играет и вообще хорошо
себя чувствует. Но самое главное – девочка поверила, что мир не без добрых
людей. Ни о чем история. Но, тем не менее, один человек верит в лучшее будущее.
Спасибо.