Проект «РОСТ
Мария Хадеева
Директор
по развитию АНО «РОСТ»
Мария Хадеева:
Почему меня
попросили выступить? Мы с Ириной Ясиной знакомы очень давно, я работала в
банке, у меня первое образование экономическое, я была лидером волонтерского
движения, и мы часто пересекались по разным социальным программам. Потом
произошел ряд событий, теперь я занимаюсь этими социальными проектами, у меня
несколько своих плюс я вхожу в попечительский совет нескольких некоммерческих
организаций. Меня часто просят рассказать, как и что, почему это со мной
произошло. Началось все стандартно. Если говорить про «РОСТ», то это один из
моих проектов, расшифровывается как «развитие» «образование», «социализация» и «трудоустройство».
Это проект по образованию детей в школах-интернатах и детских домах. Мы много
ездили по детским домам, начиналось все с банковских поездок, все было
стандартно – подарки, игрушки, материальные нужды детских домов. Но очень скоро
стало понятно, что, во-первых, надо менять систему, а во-вторых, если ты насыщаешь
материальный уровень этих детей, то основная их проблема заключается в
отсутствии нормального образования. А самый ужас начинается после их выхода из
этих учреждений, потому что дети плохо ориентируются, не знают, как жить вне
детского дома, не знают, что такое мотивация, желания. Тогда мы начали искать
учителей, которые могли бы с этими детьми заниматься. Выяснилась еще одна
проблема – все плохо с кадрами. Дальше Московской области – катастрофа. Да и
там тоже. Очень низкий уровень подготовки специалистов, низкие зарплаты,
поэтому те люди, которые что-то из себя представляют сразу стремятся уехать,
найти работу в более крупных городах. Тогда и родился проект
онлайн-образования, потому что можно нанимать хороших учителей из
Санкт-Петербурга, Москвы, Дубны, они могут заниматься с детьми по Интернету, но
не дистанционно, потому что эти дети так не умеют, а именно онлайн, чтобы
поддерживать среду, чтобы они видели этого учителя, делали домашние задания.
Сейчас у нас все происходит в google-документах, google-чатах. Это один проект.
Потом выяснилась такая штука, что есть каникулы, с ними никто ничем не
занимаются, дети просто сидят в детских домах, выпадают из образовательного
процесса. Путевки которые полагаются, им, как правило, любят давать вне сезона.
Так что на море, если они ездят, то это ноябрь. Поэтому у нас появилась вторая
часть – каникулярная: выездные мероприятия, когда психологи и педагоги
занимаются с детьми из разных детских домов и с домашними детьми, потому что должен
быть процесс социализации – это в пансионате, который мы снимаем. Полезно и
тем, и другим детям. В прошлом году у нас была международная программа – мы
ездили по замкам Германии. У них был исторический квест по замкам. Это второе
направление. Третье – я знаю, что у вас в первый день был кто-то из Big Brothers & Big Sisters, это программа
наставничества, когда люди становятся друзьями детей из детских домов, они
переписываются и т.д. У нас эта программа расширилась, потому что у нас с
детьми также работают профессиональные психологи и педагоги, которые
отслеживают ребенка на протяжении всей его жизни, это человек, с которым
ребенок может посоветоваться, это взрослый друг. С апреля мы запустили еще один
проект. Не так давно Путин заявил, что у нас в стране через пять лет не будет
детских домов, а куда их всех девать – не очень понятно. По всей стране в ту же
дудку дуют на запрет об усыновлении американцами, на то, что у нас страна без
сирот, это очень правильно, если у нас подготовлена какая-то база, на которую
эти законы и постановления ложатся, если у нас есть меры поддержки кровной
семьи, чтобы детей не отдавали, есть меры поддержки опеки и т.д. Сейчас есть
постановление о том, что детские дома надо закрывать, а что делать с детьми, не
понятно. Последний год идет закрытие маленьких сельских домов, которые
существовали практически по семейному типу, то есть там жило 15-20 детей.
Ситуация села – это три больших семьи. Надо понимать, что это определенная
социокультурная ячейка, потому что в этом же селе может жить бабушка ребенка,
которая взять его не может, но может к нему ходить каждый день. Эти детские
дома закрываются. Дети переводятся в огромные, часто коррекционные интернаты,
там по 100-200 детей, они могут находиться еще и в соседнем районе. Но у нас
рапортуется, что детских домов стало меньше. Туда еще обязывают ходить
нормальных детей, чтобы снять табличку коррекционного интерната для детей
сирот, потому что там учатся не только дети-сироты. Задача в некотором смысле
решена. Уже два таких интерната в Тульской области, есть в Смоленской области,
в Саратовской области, то есть большое количество. Это ужас. Там и
коррекционные дети, и обычные. В декабре прошлого года в Ивановской области
перед Новым годом детей вывезли оттуда в коррекционный интернат на 19 человек,
который располагался в крошечной усадьбе, их закрыли, официальной причиной было
– у них не было душа, потому что это усадьба XVII века. Так что их перевезли в коррекционный интернат. Для нас
это была последняя капля. В организации я занимаюсь поиском денег, обычно я
читаю лекции по фандрайзингу в социальные проекты. Я нашла денег, мы купили
квартиру в этом селе, мы нашли опекунов из тех преподавателей, которые потеряли
работу, когда этот детский дом закрылся. В мае мы планируем забрать пятерых
детей в это село, чтобы они снова могли ходить в свою школу, вернуться к
родственникам и т.д. Это еще одно направление, такой проект у нас называется
«Дом Роста». Все проекты сквозные – образовательный, выездной, проект
наставничества, «Дом Роста». Все, конечно, не так просто. Государство не хочет,
чтобы детей забирали. Так что я прошла школу родителей, получила спешно
медицинскую справку, часть детей буду оформлять на себя. Это дело принципа. Мы
победим. Это вкратце.
У меня нет
конкретного плана вещания, поэтому пока, если нет вопросов, хотела бы узнать,
что вас интересует из социальной области. Я также являются соучредителем фонда
помощи взрослым. Это медицинская помощь для тех, кто старше 18 лет, очень
непопулярная тема. Это был мой первый проект и организованный мной фонд, где мы
как раз и пересеклись с Ириной Ясиной, которая нам очень много помогала и
советовала. Вам очень крупно повезло, что вы с ней знакомы. Поверьте моему
слову. Мне было бы интересно знать, о каких проектах у себя в регионе вы
знаете, а я вам расскажу, как они работают в Москве, например, или не работают.
Так что была бы хороша обратная связь.
Родион Петров, г. Ростов-на-Дону:
Насколько я
знаю, есть фонд «Дарина», который оказывает медицинскую помощь тяжелобольным и
детям. Почему таких фондов мало, трудно о них узнать в регионах? Я, например,
из Ростова-на-Дону.
Мария Хадеева:
Спасибо. Таких
проектов немало, просто есть специфика, что они консолидируются в крупных
городах, но у вас большой город. Как правило, они работают на Россию, а не на
регион. Про то, что сложно узнать – это проблема обратной связи некоммерческих
организаций. Как правило, поиск начинается тогда, когда с вами случается
проблема. У вас проблема, вы залезаете в Интернет, вы начинаете искать
организации, которые работают с вашей проблемой в вашем регионе. Могу сказать,
что фондов помощи тяжелобольным детям очень много, надо смотреть на специфику и
необязательно обращаться в местный фонд, можно обращаться в крупные фонды.
Просто местные фонды упрощают коммуникацию. Есть больницы федерального значения
тоже в крупных городах, где проще получить выписки и документы. У нас большая
проблема в том, что у нас не знают про социальные проекты. За последние пять
лет уровень толерантности и узнавания про благотворительные проекты сильно
повысился, но об этом мало говорят. Но есть специальные сообщества, например,
«Все вместе», куда входят порядка 30 фондов самых разных организаций и разных
направлений. Вероятно, что это первый шаг на пути к тому, чтобы было известно
об этом. Вы получаете список всех организаций, заходя на один сайт. Был еще
проект АСИ, Fгентства
социальной информации, у которых был проект «Так просто», когда ты заходишь на
сайт, выбираешь, нужна ли тебе помощь или хочешь ли ты помочь, выбираешь сферу
деятельности, и тебе выпадает список организаций. Например, ты сидишь в
Нижневартовске и хочешь сдать кровь, а где – не знаешь. Ты заходишь на сайт,
тебе выдается список пунктов крови, куда можно прийти. На этих примерах я
показываю, что такая информация есть, но ее не много. Кто в этой сфере работает,
как я, знают, а кто интересуется, чаще всего не знают. Со студентами работать
проще, это люди уже определившиеся. Сейчас при некоторых институтах создаются
волонтерские движения, они работают со школьниками. Есть проект, когда
известные общественные деятели, политики и т.д. ездят по школам и рассказывают
о том, что есть такие правильные дела, которыми следует заниматься. Тут каждый
кузнец своего счастья, то есть если мне это интересно, то это моя задача найти
такую информацию. Я вчера была на фестивале «Делай сам», он проходит уже в
четвертый раз в Москве, это сообщество неравнодушных людей к атмосфере города и
к тому, какой город вокруг нас. Они собирают соседей, делают библиотеки,
высаживают клумбы, делают разметки и т.д. Они делятся своими идеями. Они собираются
и говорят, что ребята, если вы хотите, чтобы ваш двор, улица, подъезд были
приятными для посещения, то делайте субботники, знакомьтесь с соседями.
Неравнодушных людей много, вопрос, как эту информацию найти.
Юлия Шуляк, г. Волгоград:
Вы упомянули о
проблеме усыновления детей за границей, закон Димы Яковлева, скажите, а как вы
и ваше социально-активное окружение относитесь к этой проблеме?
Мария Хадеева:
А вы как
думаете? Это частозадаваемый вопрос. Относимся отрицательно. Писалось довольно
большое количество писем, у нас есть омбудсмены, которые отвечают за права ребенка,
у нас есть советы при Общественной палате РФ, которые принимают решения по
этому поводу, от уровня президента до обудсмена было написано большое
количество писем от профессионального сообщества, но все так, как оно есть.
Если копнуть в глубину, то идея неплохая, что мы как страна решаем проблему
внутри себя. Мы не отдаем детей-сирот либо потому что у нас их нет, либо мы
устраиваем их в семьи в России и решаем эту проблему. Звучит красиво и
позитивно. Но нет платформы, на базе чего это делать, нет ментальности. Мы с
инспекцией некоммерческих организаций ездили много в свое время по Кавказу в
районе Минеральных Вод. Там совершенно другая ситуация, например, с
детьми-сиротами. Если вдруг случилось такое, что семиюродный брат восьмиюродной
тети моего отца погиб, то у меня просто есть еще один родственник в семье. Эти
дети автоматом мои. Это не вариант. Мне стыдно, потому что я езжу по достаточно
отдаленным регионам, и, наверное, 95% детей в детских домах – русские дети,
славянские лица. Проблема внутри нас, в безработице, в пьянстве, в наркотиках,
в системной работе с семьей. Проблем много, пока ты их не решишь, ничего не
произойдет. Надо понимать, что есть проблемы в семьях с усыновителями там. Нет
черного и белого, есть еще очень много серого. Тот ничтожный процент, который
вылавливается, и устраивается шумиха, он мал. Процент возвратов в России
намного выше. Эта проблема социального педагога, опеки и т.д. Что такое для
ребенка по умолчанию то, что его с рождения предали родители, люди, на которых
ты опираешься, его берут в семью и возвращают, его предают еще раз. И не знаю,
какой раз хуже. Это колоссальная проблема внутри. Я не знаю, что надо сделать,
чтобы этого не было. Но пока мы не решим весь этот круг, ничего не изменится.
Часто людям из-за границы предлагаются дети только с какими-то нарушениями или
заболеваниями. Они по много лет стоят в очередях, чтобы их взять. Я была в
детском доме в Великих Луках, это Псковская область, они работали с Италией по
усыновлению, а я оплачивала операцию ребенку, у которого была заячья губа и
волчий рот. Операцию можно делать только в шесть лет. Ему сделали операцию, я
поговорила с врачами, чтобы ему сняли диагноз о задержке развития, потому что по
факту его не было. Через год его усыновила семья архитекторов из Милана. Если
бы Астахов слышал, как он говорил со своими родителями, которые должны были
приехать, не зная языка, то не было бы слов. Это шанс на другую жизнь. То, что
происходит с ментальными и физическими детьми-инвалидами, которые потом
попадают в психоневрологические интернаты, я считаю, что ни в одной уважающей
себя стране такого не должно быть. Можно много говорить по этой теме.
Параолимпийская чемпионка, которая тоже была усыновлена американскими
родителями, тоже писала письмо, говоря, что дайте шанс, что никто не знает, что
было бы со мной, если бы я осталась в России.
Инесса Абрамян, г. Ставрополь:
Мы работаем в
некоммерческой организации, в том числе с детьми из детских домов, чаще всего с
фокусом на образовательные программы. Это полезнее. У меня вопрос о
фандрайзинге, могли бы вы выделить основные стратегии, источники, какие
наиболее эффективны для некоммерческих организаций. У нас провинциальный город,
большого бизнеса нет, как и выходов на фонды внутри города.
Мария Хадеева:
Я могу вам
выслать презентацию, но если совсем коротко, то надо определиться с
фандрайзинговой стратегией, то есть на какие фонды у вас есть выходы. Либо вы
работаете с юридическими лицами, либо с физическими, сбор частных
пожертвований. Либо это государственные гранты – это удобная форма для
маленьких городов. Есть собственно некоммерческие организации, фонды, которые
дают гранты в регионы. Вам надо понять, где у вас больше шансов, исходя из той
ситуации, которая у вас есть. Что касается трендов, то нет одного направления.
То есть вы работаете и с теми, и с теми, и с теми. Потому что если у вас
отвалится один источник финансирования, вы сядете как на стул на одной ножке.
Если их хотя бы три, то на двух можно устоять. Если говорить о крупных городах,
то сейчас идет тренд на привлечение частных пожертвований. Сейчас идет большое
количество мероприятий, это разного рода ивенты как городские, так и внутри
какой-то организации. То есть я имею в виду мероприятий в поддержку чего-то.
Например, велогонка, где платное участие, вечер с известными кулинарами, где вы
собираете на что-то деньги. Сейчас хорошо работают социальные сети. Все-таки
Ставрополь не совсем поселок городского типа, Интернет там есть. Должна быть
социальная активность. Если вы организуете какую-то группу в Facebook’e, прикрепляете несколько
способов, чтобы человек перевел деньги, то можете собрать какую-то сумму. Нужны
простые решения, перевод с банковской карточки, Яндекс-деньги и т.д. На Западе
уже давно большую долю занимают частные пожертвования, потому что это более
устойчивые меры. Люди есть всегда, если вы правильно выстраиваете с ними
контакт, то давать они вам будут всегда, невзирая на кризис и безработицу,
просто будут давать меньше. Меня как-то поразила статистика, которую дал фонд
«Подари жизнь». У них была программа, что в любом отделении Сбербанка можно
было заполнить квитанцию, там были вбиты все реквизиты, надо было просто
указать сумму и поставить подпись. А если ты расплачиваешься картой Сбербанка,
то там тоже какая-то сумма идет на этот счет. Сбербанк удваивал эту сумму. Они
делали аналитику после этого проекта, было поразительно то, что средняя сумма
пожертвования составляла 6 рублей 20 коп. Я про то, что миллиарды складываются
из таких сумм. Это работает и это доказано, что много маленьких частных
пожертвований более эффективно и больше, чем одно большое, собранное от одного
юридического лица. То есть сейчас три тренда – гранты, ивенты, социальные сети.
Есть президентские гранты, министерства экономического развития, они очень
пристально смотрят на регионы. Есть аналитика, подавались ли от вас заявки.
Если не подавались, то очень большой процент, что вам дадут. А государственные
гранты – это отчетность, но это надолго.
Вероника Иванова, г. Йошкар-Ола:
У нас тоже
существуют такие программы в городе и по республике. Я хотела сказать «спасибо»
за вашу работу.
Ангелина Троць, г. Волгоград:
Уже не все дети
из детских домов отдыхают на море весной. Я живу в Крыму, и у меня под окнами
лагерь, где каждый год отдыхают дети из Мурманска. Очень много смен. Они
отдыхают вместе с одаренными детьми Евпатории. Совсем недавно я спросила у
своего знакомого из студии телевидения, как дела, и узнала, что у нас у одного
из коллег порок сердца. У него есть семья, но родители небогатые. Мы искали
способы, как его прооперировать. Родителям выдали сухую статистику, предлагали
лечение в Киеве как экспериментальное, 40% было того, что он поправится. Им
предложили такой вариант, что надо подать заявку, если заявка проходит, то 10
человек везут в Израиль, там культурная программа, потом всех обследуют и двоих
оставляют на лечение. Меня поразило то, что фонд назывался «Евротурбота», я не
смогла найти никакой информации об этом фонде, что это за проект, никому не
ясно. Сталкивались ли вы с такими псевдофондами, как их распознать и как
бороться?
Мария Хадеева:
Таких
большинство, их очень много. У меня начали возникать вопросы, когда вы еще
рассказывали, особенно про культурную и развлекательную программу для детей с
пороком сердца. Это не понятно. И потом еще отбор двоих по результатам
обследования. Это бред. То сообщество «Все вместе», про которое я говорила – мы
столкнулись с проблемой таких фондов в социальных сетях, которые собирают на
детей, взяв информацию с сайтов реальных фондов. Единственный выход – создавать
экспертное сообщество и пытаться всеми силами распознавать это, писать на сайт
провайдера, звонить, просить разъяснить. Такие сайты оперативно закрываются.
Больше не восстанавливаются. С группами в социальных сетях еще проще, надо
написать модератору. Если вы сами пытаетесь определить, плохой фонд или
хороший, то могу сказать, что все фонды друг друга знают. Что касается сбора
денег на заграничное лечение, то это всегда большой вопрос. Это деньги, которые
сложно контролировать. У нас был специальный эксперт, который сидел в Германии
и в Израиле, работал с несколькими клиниками и отслеживал деньги. Он говорил,
что это да, а это нет. Потому что я не медик. Есть еще такая категория, как
родственники больного – это люди, которые в таком состоянии готовы поверить в
лечение травами на Тибете, что это поможет. И на это найдут деньги. То есть
очень часто предлагаемое лечение в Израиле, Китае, Германии – это большое
дурилово, потому что этого нет. Иногда лечения просто нет, например, рассеянный
сколиоз. Можно замедлить, но лечения нет. Если вам предлагают, то это уже
показатель того, что вас пытаются развести на деньги. Надо признать то, что у
нас медицина отстает по большому количеству направлений, но что касается
онкологии и пороков сердца, то мы достаточно быстро движемся вперед. Если
помощь не оказывается у вас в городе, то в Бакулевском центре в Москве такие
операции делаются. В онкологии у нас
капается все то же, что и в Германии. Это означает, что вам просто нужно
получать квоту и вставать в очередь в федеральный центр. Вы задали большой
вопрос, но могу сказать, что я бы пыталась первым делом выйти на экспертный пул
людей, которые могут меня проконсультировать по ситуации в моей стране, а потом
ехать за рубеж. Обычно медик не заинтересован в клинике, когда дает
направление, потому что он работает здесь, а направление туда. Никто не мешает
вам связать с клиникой на прямую, а не через фонды, попросить их выставить счет
и оплатить лечение.
Оксана Овчинникова, г. Волжский:
Я стараюсь посещать детские дома. Последний
раз директор сказала, что главная проблема заключается в том, что детям не
хватает общения. Спонсорская помощь заключается в еде, одежде, каких-то
концертах и все. Мы пытаемся детям как-то разнообразить досуг. У меня вопрос:
через полтора года я заканчиваю институт и хочу устроиться на работу, то есть
времени посещать детские дома будет меньше. У вас это основная работа? Тогда
как вы зарабатываете деньги?
Мария Хадеева:
По поводу
времени и проблемы детей – это всегда так. Мы частично закрываем эту проблему
программой наставничества. Почитайте на сайте об этом. Если у вас будет меньше
времени ездить, то время написать письмо у вас есть всегда или позвонить. Это очень
важно. Вы можете общаться удаленно среди недели, а приехать на выходных. Если
вы ездите в один и тот же детский дом, то, наверное, уже есть такие
«закрепленные» дети. В этом смысле программа наставничества очень хороша. Что
касается моей работы, то я работаю в достаточно большом количестве проектов. У
меня есть ставка в моей организации в «РОСТе», я ищу деньги, у меня есть
фиксированная сумма в месяц, которую я получаю как директор по развитию. Эти
деньги берутся из тех денег, которые я привлекаю на проекты. Это особенность
финансирования некоммерческих организаций. У нас по законодательству, например,
если вы привлекаете 100 рублей, то до 20% вы можете взять на административные
расходы – аренда офиса, связь, зарплата и т.д. Плюс я получаю деньги за чтение
всякого рода семинаров с разными группами. Вначале мой доход был сильно ниже,
чем в банке. Я проработала пять лет в «Сити». Последнее время я работала в
отделе по работе с корпоративными бумагами, у меня был хороший доход. Когда я
ушла, мой доход был сильно ниже, но я ни капли не жалею. Поэтому скорее это
призыв к тому, чтобы каждый себя искал, не обязательно в этой области, но когда
ты занимаешься тем, чем ты хочешь, это очень круто, это другая жизнь. Так что
материальный разрыв покрывается моральным ощущением того, что я живу жизнь так,
как я хочу.
Александр Ганган, г. Одесса:
У нас есть
дисциплина «Менеджмент в НКО». Нам преподаватель говорила, что в детские дома
Москвы и Московской области сейчас не так легко попасть, что они носят закрытый
характер. Правда ли это?
Мария Хадеева:
Вообще, детские
дома и интернаты – это закрытые учреждения. То есть вас могут не пустить просто
так. Сейчас идут большие подвижки в плане волонтерства, и если вы придете как
зарегистрированная группа волонтеров от вуза или некоммерческой организации, то
это проще. Есть официальный путь, когда вы связываетесь с департаментом,
которому подотчетен этот детский дом, пишете письмо, для чего вы туда идете,
они присылают вам обратное письмо. Как правило, разрешают. Потому что сейчас
идет тенденция к социализации. Либо в качестве варианта вы можете предложить
какой-то выезд, оплатить автобус и вывезти детей в город, сводить в кино,
зоопарк и привлечь волонтеров с ними пообщаться. 95% того, что департамент дает
добро. Можно просто напрямую связаться с директором детского дома, рассказать о
своей идее, например, высадить деревья с детьми – тут большая вариативность,
все зависит от директора, отказов намного больше. Много равнодушных людей,
многие боятся чего-то, то есть как попадете. Иногда приезжаешь, а они то
рисуют, то поют и т.д. И ты понимаешь, что надо идти в другой, потому что здесь
дети охвачены делом и теплом. То есть я бы не сказала, что детские дома в
основном закрытые, я бы сказала, что они очень сильно материально обеспечены,
за Москву могу сказать точно, так что нет смысла туда идти. Есть большое
количество детей, которым нужна помощь. Это касается любого крупного города.
Это можно понять, потому что компании отдают то, что у них в избытке на складе.
Логистически понятно, что если вот
склад, вот магазин, а вот детский дом, то мне проще это передать и закрыть
проблему. Хотя в 300 км от Москвы Иваново, где дети не видели того, что видят
дети Москвы. Поэтому я бы не сказала, что они закрыты, я бы сказала, что у них
потребности закрыты. По крайней мере, базовые материальные. Москва точно,
Московская область – по-разному.
Александр Ганган, г. Одесса:
А мне можно этим
заниматься, если у меня нет гражданства?
Мария Хадеева:
Волонтерством вы
можете заниматься, тут нет никаких ограничений. Это ваше доброе желание. Что
касается донорства, то там есть ряд медицинских противопоказаний. Что касается
НКО, то иностранный гражданин может организовать НКО, но вам будет очень
сложно. Я бы на вашем месте искала партнеров. Сильно затруднена и отчетность, и
создание. Если нет вопросов, то большое вам спасибо.