Состояние российского общественного сознания по данным Левада-центра.
Алексей Георгиевич ЛЕВИНСОН, руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-центра»
Алексей Левинсон:
Я благодарен организаторам за то, что они меня пригласили и дали возможность участвовать в вашем семинаре. Я приготовил довольно много различных данных, которые имеют одно и то же происхождение. Они представляют собой результаты опросов, которые проводила организация «Аналитический Центр Юрия Левады» или «Левада-центр». Эти опросы проводятся по репрезентативной выборке. То есть, выборке, представляющей в реальных пропорциях население Российской Федерации в возрасте от 18 лет и старше, по полу, возрасту, образованию и еще нескольким параметрам. Размер выборки 1600 человек. Я буду делать оговорки только относительно Москвы. Данные, которые здесь излагаются, касаются взрослого населения Российской Федерации – и городского, и сельского. Как получаются эти данные, я могу рассказать отдельно. Но в общем и целом это так называемые личные интервью по месту жительства. Это не телефонные, не онлайновые интервью, а работа с каждым респондентом, участником выборки, в режиме индивидуального интервью. Довольно часто задают вопрос: отражает ли эта выборка мнение всех россиян? Да, мнение всех россиян она отражает. Мнение небольших групп населения, узко специализированных, она отражает в гораздо меньшей степени. Если у вас по ходу моего рассказа возникнет ощущение, что вы и близкие вам люди думают не так, как я рассказываю, в этом нет никакой случайности. Скорее всего, это будет именно так. Узкие профессиональные группы, носители определенных идеологических, политических взглядов представляют собой в нашей стране меньшинство, которое влиять на общероссийские результаты опросов не способно по статистическим причинам. Об определенных группах населения я буду говорить, но все равно это крупные группы населения. По небольшим группам с помощью средств, о которых я рассказываю, исследования проводить нельзя. Там нужно использовать другие методы. О результатах работы другими способами я тоже расскажу, но в конце нашей встречи. Предлагаю набор тем. Сначала я хотел бы рассказать о том, что мы знаем о протекании экономического и социального кризиса в стране. Потом о том, что мы знаем об общих оценках, об отношении населения страны к тому, что происходит, в самом общем виде. Об отношении к лидерам, к политическому курсу и так далее. Дальше хотел бы перейти к вопросу об отношении к выборам. У меня нет данных о том, как восприняли россияне результаты прошедших выборов, но есть данные о том, что ожидали россияне накануне выборов по стране в целом. И данные отдельно по Москве. Можно еще будет обсудить несколько других вопросов. Я могу рассказать о том, что думают россияне по некоторым проблемам морали и нравственности, о тезисах статьи Медведева «Россия, вперед!». Я о многом готов рассказывать в ответ на ваши вопросы. По ходу моего рассказа, если у кого-то есть вопросы, прошу их задавать. Если есть мнение или возражение, я их приветствую, но прошу отнести их на паузу, на специально оставленное время. Я буду цифры писать на доске. Цифры означают следующее. Каждый раз сколько-то процентов – это сколько процентов жителей Российской Федерации дают такой-то ответ на поставленный вопрос. Иногда буду говорить, сколько процентов представителей одной из групп населения – молодежи или других, дают такой-то ответ на этот вопрос. Я сейчас буду излагать данные, полученные в ходе опроса, который проводился в конце сентября. Это самые новые из тех, что у меня есть. Мы спрашиваем людей: «Кризис заканчивается или продолжается или только начался?». Какой из вариантов ответа получил наибольшую часть голосов? Второй. Меньшинство сказало, что он заканчивается. Другое меньшинство сказало, что он только начинается. Кого больше – тех, кто думает, что кризис заканчивается, или тех, кто кризис разгорается? Разгорается. Получается так. 64% думают, что кризис продолжается. 11% решили, что он заканчивается. 16% думают, что он идет на подъем. Это в целом по населению страны. Хочу напомнить, что демографическая структура нашего общества такова, что в целом среди населения старшие возрастные группы составляют большую долю, чем молодые. У нас население стареет. То есть, таких людей как вы, гораздо меньше, чем таких как я, по возрасту. Мнение таких людей как вы представлено меньше. И участвует в образовании этих цифр меньше, чем мнение людей таких, как я. Но, безусловно, моя точка зрения не совпадает с точкой зрения большинства людей моего возраста. Это во-первых. Во-вторых, я должен сказать, что в моем возрасте лиц мужского пола существенно меньше, чем лиц женского пола. Я уже живу после отведенного мне российской демографией срока. Я не спился. А наши вдовы еще живут. И они люди со знанием. Во-первых, те, кто получил небольшое образование. Потому что у них, как правило, за плечами неполное среднее образование, у большинства. Когда они были молодыми, нормой было восемь классов, а не так, как у вас, когда нормой стало высшее образование. Это люди, прожившие основную часть жизни при советской власти, впитавшие существовавшие тогда взгляды. Это люди, которые в Перестройку и реформы, скорее, чего-то лишились, чем что-то приобрели. И люди, которые по своему положению отягощены болезнями, потерей близких, тем, что виден конец жизни. Их мнение я бы назвал депрессивным, и оно сильно влияет на эти средние данные. Вот доказательства. Среди молодых людей (от 18 до 24 лет) – почти 60% думают, что кризис продолжается. Но 19% думают, что он заканчивается. 19 существенно больше 11%. А 15% — это несущественно меньше, это в зоне статистической точности. О том, что кризис разгорается, мнение примерно такое же, как у всех. Но хочется молодым людям думать, что все позади. В итоге, здесь пессимистическая точка зрения преобладает над оптимистической, а здесь наоборот. Вот люди, которым больше 55 лет и старше. Здесь все совсем наоборот. В середине 67% тех, кто думает, что кризис продолжается. Это господствующее мнение. Но о том, что он идет на спад, — всего 8% думает. А о том, что кризис впереди – 19%. Фактически превышает более чем в 2 раза. И 19 больше 16, об этом можно говорить. Это для примера. Подобного рода различия во мнении возрастных групп сопровождает все данные, которые я вам буду приводить. Вы можете сказать, что, наверное, у молодых будет вот такая точка зрения, а у пожилых вот такая. Есть еще один признак. Люди пожилые, как правило, люди бедные. У нас так произошло распределение богатства, что людей, накопивших к старости деньги, у нас очень мало. У нас очень много людей, потерявших к старости свои накопления. И, наоборот, у нас довольно много сравнительно молодых людей, которые сделали «быстрые деньги» в 1990-е годы. Поэтому, если взять богатых у нас, то это молодая часть населения. Если взять бедных, то там пожилая часть существенно больше, чем молодая. Так вот, если взять людей, которых по некоторым признакам можно относить к людям среднего класса, очень условно. Но только у нас средний класс не тот, который в середине, а это люди, у которых есть машины, дачи и так далее. Это такие люди, какими вы хотите стать. Это ваш имущественный уровень, на который вы явно претендуете. Я заранее это говорю. Я знаю, что это так. Вот тут они занимают такую позицию. Этих людей назовем зажиточными. Они оказались в положении тех, кто и не там, и не там. Это тоже характерно для многих других случаев. Я рассказал об этом так подробно, потому что это модельная ситуация. Здесь явственно проявилось все то, что проявится и потом. Фактически тот же вопрос сформулировали немножко по-другому: «Самые тяжелые времена мы переживаем сейчас? Они позади? Они впереди?». 39% всего населения в целом считает, что сейчас. Впереди – 33%. Позади – 17%, вдвое меньше. Давайте распишем это так. Сейчас – 39, Позади – 17. Впереди – 33. Что касается молодых и пожилых, то все так же, как и там. Среди молодых считают, что мы все прошли, трудности позади, — 25%, а среди пожилых – 15%. Среди студентов – 30% говорит, что мы уже прошли. Что существенно? За этим важно будет следить и в дальнейшем. Что мы уже прошли трудные времена, в деревне, в сельской местности думают столько же, сколько в среднем по выборке в целом. В городах маленьких тоже думают примерно столько же, сколько в среднем по стране. А вот в городах, где живет от 100 до 500 тыс. населения, средне крупных городах, — только 14% говорят, что трудности позади. Это первый сигнал о том, что в городах этого размера сейчас, по состоянию на сентябрь 2009 года, сложная ситуация. Мы слышали от многих аналитиков, что наиболее сложная ситуация складывается в малых городах, так называемых моно-городах. Всем известен казус с Пикалевым. Там настолько сгустились локальные сложности, что люди заявили протест, а на этот протест правительство отозвалось, туда приехал премьер и попытался разрулить ситуацию. Феномен Пикалева, действительно, показал, как у нас могут сгущаться трудности в отдельных моно-городах. Кроме небольших моно-городов есть большие города от 100 до 500 тыс. населения. В них сейчас возникают сложности. Об этом начальство, видимо, не знает или не хочет знать. Я об этом могу свидетельствовать по данным, которые мы сейчас рассмотрим. Теперь хочу обрисовать другую сторону кризиса. В марте 2009 года на наш вопрос: «Вы почувствовали последствия кризиса или они на вас не сказались?», ответили, что сказались чуть меньше 50% населения. 49% — весной текущего года. В сентябре 2009 года – 62% сказали о том, что их затронули проявления кризиса. Это существенный рост. Такой вопрос мы задавали в течение всего прошлого года. Кривая росла довольно медленно и плавно. А тут она за полгода поднялась с половины до двух третей. В сентябре среди молодежи 51% сказали, что их затронул кризис. Среди старшего поколения – 63%. Среди людей на руководящих должностях сказали, что их затронул кризис, — 56%. То есть, меньше среднего. Среди людей рабочих профессий сказали, что их затронул кризис, — 68%. Вот какая социальная граница между теми, кто занимает руководящие должности, и теми, кто занят на предприятиях, на производстве, на рабочих должностях. Это различие будет сказываться во многих других ответах на вопросы. Наши экономисты, в частности Ростислав Капелюшников, один из лучших специалистов по проблемам занятости, проанализировали кризисы прошлых лет. 1998, 2002 года и другие. Они обнаружили, что в нашей стране кризис протекает не так, как экономические кризисы протекают по учебникам экономики или в других странах, которые принято называть развитыми. В так называемых развитых странах кризис – это закрытие предприятий, которые не сумели выжить, нерентабельных, неконкурентоспособных. Закрытие, вывод рабочей силы за пределы предприятий. Это безработные. Дальше они получают ту или иную помощь от государства, пособия по безработице и так далее. Через какое-то время происходит перераспределение этой рабочей силы, она потом пойдет работать на предприятия, которые откроются после окончания кризиса. Те же, кто остались на своих рабочих местах, продолжают работать. И, как правило, их уровень зарплаты не меняется от того, что прошел кризис. В России работала другая модель. Увольнений в связи с кризисом было гораздо меньшей. А вот сокращение заработной платы было гораздо больше. То есть, предприятия оставались на плаву в той или иной мере. Их старались не закрывать. Но платить людям или не могли, или не хотели. Зарплата снижалась. Я проводил исследования во времена кризисов 1990-х годов. Работодатели, будь то государственные предприятия или частные, они довольно четко чувствовали границу, во-первых, выживания. А, во-вторых, возможного социального протеста. А всюду условия свои, на каждом предприятии разные. Я работал, скажем, в Кузбассе. Там было видно, что на одной шахте хозяева считают, что можно до этого уровня задерживать зарплату. Один из самых главных способов – это задержка заработной платы. А здесь народ побойчее, здесь надо поаккуратней. И потом замена зарплаты на всякого рода выплаты. Где-то детские пособия вдруг начинают выплачивать. Зарплату не платят, но кинули людям детские пособия. Глядишь, они еще недельку протянули, не голодают. Где-то зарплату не платят, но платят авансы. Еще какие-то формы выплат. Я бы сказал, что в полупридушенном состоянии держат население. Оно не бунтует, не помирает, не голодает. Голодных смертей нет. Едят макароны и картоху. Не тратят деньги на то, что тратили в другие времена. Но не умирают и нет того, что больше всего боится наше начальство, так называемого социального протеста. Его, действительно, не было, строго говоря. Ну, приезжали сюда шахтеры, стучали касками. Но, в общем, стучали, стучали, но не очень много настучали. На местах настоящих забастовок в это время не было. Были забастовки, организованные начальством, чтобы взволновать Москву и добиться каких-то субвенций или других денег. То есть, шантажировали Москву социальным протестом. Я отвечаю за свои слова, потому что видел и знаю, как организованно, автобусами вывозили забастовщиков туда, куда потом приезжала кинохроника. Их показывали по всей России. Люди действительно были возмущены, их не подучивали. Но просто это не они решили выйти на забастовку, а кто-то сказал: «Ну. Сколько можно терпеть? Пойдем». И протест, который должен был быть направлен против местных работодателей, местных властей, он был под лозунгом «Правительство Ельцины в отставку». То есть, сразу перешли на политический язык. Самая главная технология состояла в том, что надо не допускать массовых увольнений. Надо не допускать, чтобы сеть социальных связей, которая держит людей в состоянии более-менее обыденной жизни, чтобы она не рвалась. Если она порвется, тогда начинаются неуправляемые процессы. И тогда дело плохо, надо вызывать войска, еще что-то делать. В общем, ситуация становится резко хуже для всех. И во имя такого социального спокойствия, в основном, была политика закрывать как можно меньше, но и платить как можно меньше. Что мы видим в этом году? По сути дела, такие же проявления и сейчас. Речь идет о сентябре 2009 года. О том, что им урезали зарплату, сообщили 27% опрошенных. О том, что им задержали зарплату, сообщили еще 22%. О том, что их сократили, сообщили 14%. О том, что у них перевели на сокращенную рабочую неделю, сообщили еще 11%. Итого, мы здесь имеем 25%, то есть, четверть населения сообщает об этом. А здесь мы имеем вдвое больше, — 49%. Вот действие закона, который можно назвать российской спецификой протекания кризиса. Это касается всех. Это ответы людей, в том числе не работающих, а только учащихся или уже неработающих. Мы задавали вопрос не только: «Уволили тебя лично или нет?», а «Уволили вас или кого-то из членов вашей семьи?». Если взять рабочих, то у них положение много тяжелее. Урезание зарплаты в среднем 27, а по рабочим – 36%. Задержки зарплаты в среднем – 22, а у рабочих – 31%. Сокращали в среднем – 14, а среди рабочих – 19%. Сокращали рабочую неделю в среднем – 11, а у рабочих – 17%. Все равно соотношение остается таким же. Как видите, здесь 67, а здесь 36%. Почти один к двум. То есть, экономическая политика в целом такая же, но насколько более болезненно это оказалось для рабочих. Я не стал бы произносить слова «рабочий класс», потому что рабочие в современной России уже класс, по сути дела, не образуют. Они трудятся на гораздо менее крупных и менее концентрированных предприятиях. Более того, Россия в какой-то степени пережила и переживает процесс деиндустриализации. Отчасти могучая советская индустрия, в основном, производившая вооружение и то, что нужно для войны, она умирала и продолжает умирать. Отчасти ее пытаются возродить. Оборонная промышленность там, где она производит конкурентоспособные изделия, которые можно продать на мировом рынке, эта часть ее возрождается. Но в общем и целом могу сказать, что мы увидели, как наша страна из индустриальной превратилась в постиндустриальную. Но в нашей стране это произошло не совсем так, как в странах, которые мы называем развитыми. Там развитие тяжелой и средней промышленности закрылось и ушло в другие страны. А рабочая сила перешла, в основном, в сферу сервиса, информационных и других услуг. Основная часть трудящихся в развитых странах трудится в сфере услуг. У нас, если говорить по статьям статистического учета, примерно то же самое произошло. Но только, если в развитой стране работники работают в сервисе высоко технически оснащенном, который является следующим шагом технического и научного развития после индустрии XIX-ХХ веков. После токарных станков и даже станков с программным управлением они трудятся в комьютеризованных видах услуг. У нас, как вы знаете, произошло совсем другое. Работавшее население, которое трудилось на заводах, выпускавших продукцию военного назначения, оно попало в продавцы ларьков, в охранники. То есть, население перешло в сферу услуг технически не оснащенную. Благодаря этому эта сфера очень трудоемкая. Вот «челноки» возили товары в клетчатых сумках в двух руках. Понятно, что один трейлер может перевезти такое количество колготок или кроссовок из Турции или Китая, какое провезут в сумках 40-50 человек. А в трейлере только один водитель и один сопровождающий. Но тогда эти 40-50 человек останутся не у дел. И что они принесут домой детям, не ясно. А так произошло оседание страны на уровень, по сути дела, более отсталый, чем даже советская индустрия. Люди перешли не работу на другие предприятия, хотя, отчасти и это произошло. А они перешли в сервисы, на заводы легкой промышленности, швейные мастерские, пищевую промышленность. Но, в основном, все-таки люди ушли в сферу услуг. Благодаря этому тотальной безработицы по стране не было. Хотел бы рассказать о том, как я лично отношусь к тому, о чем рассказываю. Мне хотелось бы, чтобы наша страна была передовой в научном, социальном, нравственном отношении. Мне не хотелось бы, чтобы наша страна была на задворках мирового развития. Еще менее хотелось бы, чтобы в борьбе за какие-то достижения наша страна погрузилась в хаос внутренних распрей, междоусобиц, войн, террора и подобных ужасов, которые, к сожалению, в нашей истории представлены. Мы знаем по опыту не чужому, а своему, что это такое, во сколько это обходится народу, людям, семьям. В этом смысле мои предпочтения понятны и не сильно отличаются от ваших. Мне не очень приятно сообщать вам о том, что у нас экономические процессы идут таким образом, что, в общем, мы оказываемся отброшенными на вчерашнюю ступень, вместо того, чтобы взойти на завтрашнюю или сегодняшнюю. Но я отдаю себе отчет в том, что таким образом мы уплатили за то, чтобы обойтись без социальных эксцессов. В этом смысле я, наверное, разделяю точку зрения наших властей, которые во главу угла поставили стабильность, как главную ценность. И население страны вполне их в этом поддержало. Да, стабильность, это самое главное. Наша стабильность была достигнута вот такой ценой. Но я не согласен с теми, кто оглядывается на этот путь и ставит себе пятерку, что все-таки прошли и не допустили ни гражданской войны, ни голода. Да, прекрасно, что этого не было. Но я думаю, что мы пошли этой дорогой, потому что для нас оказалась закрытой другая дорога. Дорога быстрой модернизации, быстрого перехода на постиндустриальный этап, но в его развитой форме, в его социально благоприятной форме. Когда население, вместо того, чтобы таскать сумки, переходит к работе в развивающихся новых отраслях, прежде всего, в сервисах высокого класса, высокотехнологичных сервисах. Мы знаем, что такое возможно. Примеры других стран, которые находились когда-то с нами на одном уровне, показывают, что это возможно. Эти страны тоже сейчас переживают кризис. И, может быть, в каких-то отношениях переживают его острее. В том смысле, что там действительно идут увольнения, люди теряют работу, боятся за свой завтрашний день и так далее. Но потом эти люди придут работать на модернизированные предприятия. И в обозримом будущем ясно, что страны, которые сейчас топчутся вместе с нами на месте, возьмут новый старт, и мы начнем от них отставать. Так что, нам будет очень трудно считать себя великой державой, страной, которой можно гордиться не только потому, что здесь хорошо играют в футбол. Я хотел бы, чтобы было понятно, как я отношусь к тому, о чем рассказал. Сейчас я готов ответить на вопросы. А потом поговорим о выборах, потому что это другая тема.
Вопрос: Воронеж.
Рабочим, которых выгнали с работы или сократили заработную плату, можно было несколько раз отвечать на вопросы? Потому что в сумме получается 103%. 67 и 36.
Алексей Левинсон:
Да. Можно представить, что люди сказали, что были и сокращения, и урезания зарплаты. Одни процессы вполне могли сопровождать другие. Эти данные специфического свойства. Нельзя сказать, что у нас процент безработицы вот такой. Это совершенно другой показатель. Если поточнее его объяснить, это сила воздействия на общественное сознание факторов таких, таких и таких. Очевидно, за ним стоит, прежде всего, объективное соотношение количества увольнений, количества сокращений, урезания зарплаты, которые кто-то мог посчитать и в рублях. Количества сокращений, которые можно посчитать в человеках. Но эти данные от основы, которая третья производная. Поэтому я говорю только о том, как общество почувствовало вот это и то. Более того, могу сказать, что, наверное, на эти данные влияет в какой-то степени и вроде настроений. Думаю, что сейчас кризис стал пугать людей больше, чем в прошлом году. Я в меньшей степени участвую в сборе и подготовке этих результатов. Это делают мои коллеги. Мой отдел занимается уточнением этих вопросов в ходе непосредственных встреч с людьми. Если вы знаете такие слова, как «фокус-группы», «углубленные интервью», то моя профессия заниматься этим. Поэтому для меня, кроме этих данных, существуют еще ответы людей, с которыми я встречаюсь за одним столом и обсуждаю такого рода вопросы. Достоинство этих данных не в том, что они с точностью до долей процента показывают что-то. Это сообщение о тенденциях.
Вопрос: Киров.
Мы говорим о кризисе в стране. Есть ли у вас данные, с чем связывают появление кризиса в стране граждане России? Какие причины они называют?
Алексей Левинсон:
Поверьте мне на слово. Не буду поднимать архивные данные опросов прошлых месяцев и прошлого года. Здесь картина такая. Граждане связывают кризис со следующим. Причина кризиса отнюдь не у нас, не в нашей промышленности, не в ее устройстве, не в менеджменте, не в том, как наши власти управляли экономикой. А разного рода обвинения странам Запада. То есть, их экономика привела мировую экономику к кризису. Или их хищнические интересы. Это снятие ответственности не только с себя, но и со своих, то есть, это не наши виноваты в том, что произошел кризис. Такими были первые реакции на кризис, когда большинство знали о нем из газет, а не из собственного опыта. Постепенно ответ, что недостаточно искусное управление экономикой со стороны наших предпринимателей, наших экономических управляющих инстанций, он набирал силу. Но, в общем, равенство так и не было достигнуто. Все равно приятнее винить чужих и других.
Вопрос:
Когда закончится кризис? Если он пришел со стороны Запада, то и закончится так же.
Алексей Левинсон:
Люди простые, которых опрашивают наши интервьюеры, конечно, не знают, когда кризис кончится. Вопрос о конце кризиса фактически переходит. Реально ответ дается не про это, а про то, насколько оптимистично или пессимистично устроено сознание у данной группы населения. Поэтому молодые люди ждут, что кризис кончится скоро. Чем люди старше, тем они беднее. Тем у них более скептический взгляд на то, что происходит. Кроме того, здесь массовое сознание легко впадает в противоречие. В одном случае они говорят, что кризис продлится 5, 10 лет. Такой ответ слетает с губ достаточно легко. Он выражает не то, что реально человек скажет: «Пять лет подожду, а потом будет все хорошо». Он означает, что: «Они будут возиться. Они все равно ничего не смогут сделать, и так оно и будет». С другой стороны, если люди хотят сказать что-то приятное о своей власти, то они говорят следующее. Смотрите. «Сможет ли нынешнее правительство России в ближайшее время добиться изменения положения в стране к лучшему?». 33% говорят, что сможет. 33% говорят: может, да, а, может, нет. И 28% говорят – не сможет. Вообще, такое почти равное распределение по трем вариантам ответа, признак того, что, на самом деле, в обществе устойчивого мнения на этот счет нет. Вроде, там люди неглупые сидят, значит, наверное, они добьются. Вроде, мы видим, сколько времени они уже ничего не могут добиться. То есть, может, да, а, может, нет. «Как вы считаете, в течение ближайшего года наша жизнь более или менее наладится или никакого улучшения не произойдет?». 39% говорят, что более-менее наладится. 45% говорят, что улучшения не произойдет. Еще 16% затруднились ответить. При этом, если взять молодых людей, то половина, 50%, говорит: наладится. А 37% говорят «не наладится». Если взять старых, то все наоборот. 32% говорит, что наладится. А 52% говорят, что улучшений не произойдет. Как видите, ответ человека зависит от его жизненных обстоятельств, которые диктуются, в частности, возрастом. А возраст в данном случае связан. Это ответы, в основном, женщин, в основном, бедных, в основном, живущих в небольших городах, имеющих невысокий уровень образования и так далее.
Вопрос: Воронеж.
Сколько людей считают, что России необходима в данный момент модернизация?
Алексей Левинсон:
Мы предлагали людям отозваться на некоторые тезисы статьи Дмитрия Медведева. Но дело в том, что читали эту статью 3%, слышали об этой статье 11% в конце сентября. Поэтому они реагируют не на статью, а на положение, высказанное в статье. Причем, данное в нашем пересказе. Вот такие оговорки. Мы предложили тезис Медведева, это такое горькое обвинение нашей ситуации, что Россия – это отсталая страна с примитивной сырьевой экономикой и хронической коррупцией. На это откликнулись только 10%. Нет, не хотим. Среди молодых людей – 30%. Среди пожилых – 5%. То есть, пожилые люди не желают видеть свою страну, характеризуемую вот так. Молодые люди готовы к этому. «Работе по модернизации России будут мешать продажные чиновники, выжимающие доходы из остатков советской промышленности». 9% населения в целом придерживается этой точки зрения. В общем, на модернизацию люди согласны, но на таких условиях, на которых модернизацию провести невозможно. Чтобы была модернизация, и чтобы всем становилось сразу же лучше, у всех была бы работа, повышалась бы зарплата и так далее.
Вопрос:
Люди больше настроены на модернизацию сверху или сами хотят что-то делать?
Алексей Левинсон:
Нет, конечно, сверху. Хотя, с обвинением, что люди в России привыкли полагаться на государство, а не на себя, с этим согласны 63%. Это один из примеров глубокой внутренней противоречивости массового сознания. Противоречий в нем такая тьма, что ловить его на этом, с одной стороны, ничего не стоит. Но и смысла в этом особого нет. Люди соглашаются и с этим, и с этим. И только в некоторых случаях, когда такого нет, когда общество, скажем, концентрируется на какой-то одной точке зрения, вот это будет привлекать внимание. И на это надо обращать внимание.
Вопрос: Петербург.
Не все тут понимают, как происходит в «Леваде-центре» отбор тем. Куда эти цифры потом идут? Для кого вы это делаете?
Алексей Левинсон:
Отбор тем в такого рода опросах совершают мои коллеги, которые следят за развитием ситуации в стране. Иногда эти темы нам подсказывают какие-то обращающиеся к нам информационные агентства. Те, кто участвует в политической дискуссии. Для кого мы это делаем? Заказы, которые мы выполняем для отдельных заказчиков, как правило, результаты этим заказчикам и направляются. И нужно специальное разрешение со стороны этих заказчиков, чтобы это можно было опубликовать сразу или по истечении какого-то срока. Если это кто-то из медийной среды, естественно, они хотят сначала опубликовать сами. Данные, которые мы представляем ля широкой публики, не принадлежат никому. То есть, на них затрачены наши собственные деньги. Они в этом смысле наша собственность. И мы их предлагаем общественности. Способы, которыми мы их доносим до публики, прежде всего, это наш сайт. Там не так детально, как я вам излагал. Наш сайт просто запомнить: http://www.levada.ru/. Кроме того, мы рассылаем в основные информ-агентства, в Интерфакс и другие пресс-релизы после каждого исследования. А кто что с этим делает, это зависит от самого агентства. Некоторые агентства нас очень мало цитируют. Некоторые, наоборот, считают, что наши данные имеют более высокое качество по сравнению с другими. Теперь я хотел бы сказать следующее. Я говорил о противоречиях массового сознания. Одно из самых бьющих в глаза состоит в следующем. Я рассказал, как в сентябре люди видели ситуацию. Теперь эти же люди, буквально физически те же лица, те же респонденты, которых опрашивали, они давали ответ на вопрос: «Как вы считаете, дела в стране идут в целом в правильном направлении? Или вам кажется, что страна движется по неверному пути?». Преобладающий ответ: «страна идет в правильном направлении». Соотношение ответов – 30 и 60%, но не совсем так. 49% говорят, что дела идут в правильном направлении. Среди молодых людей – 56%. А треть, 33%, считает, что страна движется по неверному пути. Среди молодых людей – 32%. Вроде, все не весело, но, в общем, дорогой идем правильной. Наверное, вы знаете ответ на вопрос: «Вы в целом одобряете или не одобряете деятельность Дмитрия Медведева на посту президента России?». Эти данные широко публикуются, поэтому вы знаете, сколько процентов одобряют, а сколько не одобряют. 70% одобряют, а 15-20% не одобряют. Следующее: «В целом одобряете или не одобряете деятельность Владимира Путина на посту председателя правительства России?». Какие здесь соотношения? Что касается одобрения деятельности Дмитрия Медведева, — 75% одобряют, 23% не одобряют. Если взять молодых людей, среди них 81% одобряет и 17% не одобряют. Что касается деятельности Владимира Путина. Тут 81% одобряет, не одобряет 18%. Среди молодых людей куда более сильная поддержка. 87% одобряют, не одобряют 12%. Вам теперь будет легче понимать, где вы находитесь. Принадлежите вы к большинству или к меньшинству. И кто вас читает, слушает, с вами разговаривает. У нас есть данные по Москве. В Москве энтузиазма еще больше. Одобряют деятельность президента Медведева 87%, не одобряют 14%. Деятельность Путина, премьер-министра, одобряют 95% москвичей. При этом, не надо думать, что они не одобряют Лужкова. Это важно. В Москве 87% высказались одобрительно. Хотя, при этом есть данные о том, что обвинение Лужкова и его супруги в коррупции не ложные. Да, с этим тоже согласны. Вот так. Людям, которые работают в медиа-сфере, очень важно понимать вещи, которые на первый взгляд кажутся противоречивыми. Мы много с коллегами думали над тем, что же такое мы измеряем, измеряя так называемый рейтинг Путина или Медведева. В особенности это интересно касательно рейтинга Путина. Очень немногим политическим деятелям мира такая высота была доступна. Практически ни одному не была доступна на протяжении столь длительного времени. Весь период с момента, когда Путин тогда стал премьер-министром, когда его Ельцин поставил, а потом стал президентом. И вот до сегодняшнего дня его, условно говоря, рейтинг, показатель, который я привел, он не опускался ниже 60% никогда. Ничего, происходящее в России, не влияло. Уже все забыли о станции «Мир», которая была затоплена. Многие об этом горевали, но и это не сказалось. Подводная лодка «Курск» утонула по словам того же Путина, но и это не сказалось на его рейтинге. Очень многие думают, что это связано с победами российской армии в Чечне. Но это ему немножечко чего-то придавало. А когда были не победы, а вполне конфузные неуспехи, это не сказывалось. Какие-то журналисты придумали термин «тефлоновый президент». Дескать, ничего не пригорает, не липнет. Но это практически ничего не объясняет. Да, он такой. А почему? Мое объяснение, и часть коллег со мной согласны, состоит в следующем. Вопрос строго формулируется так: «Вы в целом одобряете или не одобряете?». Когда они отвечают на вопрос «в целом», то разговор внутренне переносится с собственно персоны Путина или персоны Медведева на что-то, что является таким «целым». Это то, где мы все живем. Это, в каком-то смысле, наша страна. Символически это «наше все», применяя слова Апполона Григорьева. То есть, мы какие? Мы себе нравимся? Мы себя одобряем или нет? И в каком-то смысле житейские тяготы, сложности экономической ситуации, политической ситуации, не вполне успешное положение России в мире и так далее, оно ведет к тому, что в порядке противопоставления этому, компенсации этому, — «а к себе мы относимся еще лучше». Надо напомнить, что в 1990-е годы не только рейтинг Ельцина был почти на нуле. Когда-то у Ельцина были вот такие же, восьмидесятипроцентные показатели. А потом это съехало. Он на уровне плинтуса существовал несколько лет. Кстати, это стабильности политической системы совершенно не мешало. И мнение россиян о своей стране было ужасным. Если мы предлагали какой-то набор ответов: «я горжусь своей страной», «мы одна из первых великих держав» и так далее, до «дела у нас идут хуже, чем у всех». То ответ «у нас хуже, чем у всех». То есть, мы были на первом месте, только в ту сторону, в отрицательном счете. Вот такое, можно сказать, мазохистское, мрачное отнесение себя к самым бедным. Что у нас кризис сильнее, чем у всех. Что у нас бедность больше, чем у всех. Это грешно, потому что у нас, действительно, никто по-настоящему не голодал. А в мире, иной раз, миллионы просто вымирают и все. Тем не менее, людям в каком-то смысле было приятнее считать, что мы всех беднее, наша история самая ужасная. И это сменилось не на трезвый взгляд, а на нынешний: наша история самая лучшая. А всякий, кто скажет другое, он фальсификатор. В каком смысле фальсификатор? «А ты мне не говори, что у меня в прошлом было плохое. Молчи». Наша история замечательная. Мы замечательные. Не говорите, что у нас такие-то трудности. Мы знаем. Тем не менее, мы замечательные. И вот это отражается в отношении к человеку, который физически замещает должность главы страны. Он символизирует то, что можно назвать славой, которую мы сами себе приписали. Ну, в самом деле, тяжело думать, что ты живешь в какой-то несчастной, неудачной стране, у которой позади 70 лет, как тогда говорили, эксперимента неудачного. Мы ушли с мирового пути и так далее. Я надеюсь, что моя мысль понятна. Два слова хочу сказать о выборах. Накануне выборов москвичи были в значительной мере уверены в том, что выборы пройдут с нарушениями всякого рода. В этом смысле результаты, которые воспоследовали, не могли их удивить. Думали, что эти выборы станут довольно важным событием, 30%. Думали, что они не будут слишком важным событием или не будут иметь никакого значения практически 60%. Что выборы пройдут честно, думали 28%. Что они пройдут с манипуляциями и давлением, думали 38%. Что это будет реальная борьба за избирателей, думали 17%. А что это будит лишь имитация борьбы, а распределение мест будет определено решением властей, думали 62%. Это ответы москвичей. При этом ожидали, что будут манипуляции со списками, 26%. Что не будет манипуляций, думали 26%. Что будут подтасовки, думали 25%. Что будет подкуп, думали 13%. И так далее. На вопрос «От кого зависит решение основных городских проблем в Москве?», считали, что от мэра, не избираемого, — 72%. От московской городской думы, избираемой, — 32%. То есть, важность состава депутатского корпуса, в общем, не так велика. Собирались голосовать таким образом те, которые сказали, что будут голосовать. Это максимально близко из того, что мы можем получить заранее перед выборами. Это не прогноз, а высказывания тех, кто, наверное, пойдет голосовать. За ЛДПР – 8%, за «Патриотов России» — 2%, за «Единую Россию» — 55%, за компартию – 17%, за «Справедливую Россию» — 5%, за «Яблоко» — 3%. Насколько это соответствует полученным результатам, вы можете посчитать сами. Итак, люди, с одной стороны, видят, что их ожидания не обмануты. Но их волеизъявление перечеркнуто. С третьей стороны, для них это не очень важно. Поэтому скепсис очень широкий, возмущения практически нет. Вот какой получается из этого результат. Если есть вопросы, задавайте.
Вопрос: Воронеж.
Во всех статистических данных пессимистические представления пожилых людей преобладали над оптимистическими молодых. Это из-за неграмотности молодежи или их амбициозных планов? Или по достижении определенного возраста меняются жизненные принципы и ценности?
Алексей Левинсон:
Мы много думали над этим вопросом. И то, и другое. С одной стороны, действуют факторы, о которых я сказал. Старые люди воспитаны при одном режиме, молодые – при другом. Кроме того, распределение богатств и прочее. Но мы сравниваем ответы сегодняшних пожилых людей с ответами пожилых людей, которые фиксировали в конце 1980-х годов. Мы начали работать как агентство по изучению общественного мнения в 1988 году. И обнаружили, что те, кто были тогда молодыми или среднего возраста, а к нынешнему времени, через 20 лет, они входят в старшую категорию, становясь пожилыми, они принимают дискурс пожилых. В этом один из кажущихся парадоксов не сошедшей к нулю популярности коммунистической партии. Люди с возрастом приходят к тому, что надо поддерживать КПРФ. В молодости они так не думали. Поэтому у этой партии тенденция, что она скоро должна сойти к нулю, как только уйдут со сцены коммунисты прежних лет, ее экстраполяция была не верной.
Ведущая:
Спасибо большое, Алексей Георгиевич! Спасибо, друзья, за вопросы. Надеюсь, что ваше представление о выборах и социальном сознании российского общества в результате сегодняшней лекции обогатилось. Я призываю вас посещать сайт «Левада-центра». На сайте Фонда «Либеральная миссия» вы можете найти массу обобщений, которые касаются этой темы. Специалисты «Левада-центра» очень активно выступают в различных СМИ, комментируя те или иные важные для общественного сознания события.