Необходимые перемены и социальная структура российского общества (эфир – 10.05.2016)
Анонс передачи «Выбор ясен»
Как-то, вскоре после Нового года, я обратился ко Льву Дмитриевичу Гудкову, директору «Левада-центра» с вопросом.
— Я уже давно раздумываю о необходимых переменах в экономике, но мне непонятно, кто, какие социальные силы будут их поддерживать? Мы уже спорили с Вами, и Вы убеждали меня, что российское общество не готово к новым реформам, что оно слишком консервативно. Я вспомнил тогда о первых победах В.В. Путина, о Чечне того времени и о колоссальном скачке рейтинга нашего тогда еще премьер-министра после его слов, что врагов будем «мочить в сортире». Потом подорожала нефть, стабилизация общества стала несомненным фактом. Теперь снова встал прежний вопрос, потому что цены на нефть упали, а необходимость новой волны либеральных реформ с началом спада в экономике стала для меня очевидной. Мой вопрос к Вам: можно ли в складывающихся условиях получить общественную поддержку реформ, чтобы правящая элита или хотя бы значительные группы в ней проявили готовность к действиям, не опасаясь сопротивления со стороны масс? У нас будет Апрельская конференция и прошу Вас подготовить доклад по этому вопросу. Дадим Вам пленарную сессию, ещё один доклад попрошу подготовить Наталью Евгеньевну Тихонову, нашего известного профессора, социолога.
И вот этот доклад я хочу предварить своим анонсом выступления по теме 10 мая.
Суть проблемы уважаемый автор видит в следующем.
До сих пор, в модернизирующихся странах социальное положение индивида (в группе или в обществе в целом) в значительной мере определяет и детерминирует его мотивацию, идентичность, ответственность перед другими, характер социальных интересов актора и его активность. В особенности, его готовность к борьбе за свои интересы и в деятельности гражданского общества, поведение в других отношениях – образцы потребления, мобильность, идеологические и этические установки. Подобные явления наблюдались в Европе, во время интенсивных социальных изменений традиционной сословной структуры общества, ломки его закрытых вариантов и выхода на сцену социальных групп с четко обозначенными групповыми и корпоративными интересами. В конечном счете, их победа означала обретение преимуществ конкуренции, благодаря которым произошли важные изменения во всем мире.
Реформы в России – добавлю от себя, – происходившие с 1861-го года и до Октябрьской Революции, а затем и до 1991-го года, были, по сути, подтолкнуты ими же.
Однако ныне в России индивиды ведут себя иначе. Почему? Гудков пишет: мы наблюдаем у нас размытость и нечеткость контуров социальных групп в постсоветском обществе. Большинство наших респондентов считает себя «средними». Даже если откинуть «верхний средний класс», почти половина остального населения считает себя относящейся к среднему классу.
Многие исследователи исходят из того, что Россия – нормальная развивающаяся страна, может быть, только изменения происходят не так быстро, как у других. Я с таким подходом не согласен – говорит Гудков. В 90-х годах основная масса населения (примерно 70-73%) переживала хроническое снижение своего общественного положения. Со второй половины 2000-х, тренд начал меняться. Росли реальные доходы населения. «Нижний средний» и «средний» статусные классы стали увеличиваться. Но ощущение, что люди в ходе общественных перемен теряют нечто важное, весьма распространено. К этому времени укрепился общественный порядок, в котором увеличение неравенства, если и не прекратилось, то приобрело иные формы. Значительный рост доходов обусловлен близостью к источникам распределения административно-бюрократической ренты и не связан с продуктивностью и достижительностью, характерных для средних классов. Тут важно: сохраняется советская манера сопоставления престижей, возможно, она отчасти была восстановлена.
Я не могу больше в рамках анонса развивать аргументацию автора. Но что важно. Он отмечает весьма серьезные препятствия для развития рыночной экономики, которая видимо, обострила бы противоречия, но ускорила бы развитие. Мы наблюдаем сочетание отношений «господство-подчинение» наряду с институтами рынка, мотивирующими активность и достижительность. Но последние относительно подавлены. «Мы имеем дело, – пишет Гудков, – с «мягким» крепостничеством, вроде того, что имело место длительное время после реформы 1861 года». Интересное замечание! Негарантированность отношений собственности оборачивается неустойчивостью групповых интересов и самой групповой структуры общества. Аморфность социальной структуры блокирует потенциал развития общества.
Надо подумать: реформы встречаются пассивно из-за аморфности общества, но по сути являются следствием отсутствия необходимых реформ.
С полным текстом доклада Льва Гудкова «Парадоксы изучения социальной структуры в России» и другими докладами, прозвучавшими на нашей Апрельской конференции, можно ознакомиться на сайте https://conf.hse.ru/2016/reports.
До встречи.
Евгений Ясин
Анонс и комментарии на сайте радио «Эхо Москвы»