«Глобализация и либеральная демократия». К промежуточным итогам дискуссии
Дискуссия, объявленная Фондом «Либеральная миссия», имела целью установить взаимоотношение глобализации, демократии и либерализма, а также выяснить практические следствия изменения ситуации для российской политики. Вопросы – важные и требующие серьезного обсуждения.
Следует отметить ряд ограничений дискуссии: 1) участники дискуссии не договорились о содержании основных используемых понятий – они вводились в лучшем случае по ходу изложения собственных взглядов (с чем связана отмечавшаяся дискутантами «терминологическая неразбериха»). Это объясняет использование ключевых терминов и определений (напр., «глобализация», «демократия») с пересекающимся или даже семантически противоречивым значением, причем одни участники дебатов никак не комментировали альтернативные и расходящиеся позиции других; 3) географическое позиционирование экспертов оказалось локализовано – это преимущественно представители российской общественной мысли, находящиеся в стране или за ее пределами, но сформировавшиеся в рамках одной (постсоветской) парадигмы (опирающейся на традиционный европоцентризм). Нет представителей иных регионов мира, напр., Азии, Африки и Латинской Америки. 4) возраст участников дебатов (судя по фотографиям) позволяет предположить, что все они – люди, заставшие крушение СССР и анализирующие процессы глобализации с учетом демократических процессов 1990-х гг. (что видно по ретроспективным оценкам глобальных трендов, доминирующей из которых стало «разочарование» в их итогах); 5) в обсуждении принимали участие исключительно интеллектуалы, т.е. профессора и преподаватели высшей школы, но не бизнесмены, администраторы и политики, вынужденные предпочесть философской дискуссии быстрое решение вопросов управления в новых условиях мирового развития; 6) в целом все участники придерживаются сходных идеологических установок и обсуждают проблемы глобализации в перспективе угроз демократии и либерализму (никто не выдвинул альтернативного идеологического подхода); 7) Большинство участников ограничились описанием текущих (или ретроспективных) процессов, но не предложили анализа перспективных тенденций или прогностических рекомендаций, а некоторые открыто признали, что в условиях фундаментальных сдвигов у них «нет готового рецепта как с ними поступать».
Общим вкладом дискуссии стал «экспресс-анализ» данных вопросов группой российских и иностранных либеральных экспертов, преимущественно академической формации, предложивших свое видение проблемы глобализации и демократии исходя из того, как она видится из Европы, постсоветского пространства и России. Это, конечно, определенный результат: сумма воззрений данного социального слоя на суть глобализационного вызова и перспективы его преодоления. В этом смысле – дискуссия состоялась, позволяя на ее основе реконструировать структуру сознания, противоречия, опасения и надежды данной группы экспертов. С этих позиций мы подведем итоги обсуждения, суммировав его в семи тезисах.
1) Глобализация понимается всеми участниками обсуждения как объективный и безальтернативный процесс, которому невозможно противостоять – это новая мировая реальность, связанная в целом с ослаблением традиционных национальных государств и динамикой трансграничного обмена. Однако суть процесса глобализации интерпретируется по-разному: для одних это преимущественно культурная реальность (связанная с распространением универсальных ценностей), для других — вытеснение национальных государств и преодоление традиционного национализма, связанные с универсализацией институтов управления; для третьих, скорее, изменение образа жизни в связи с появлением новых технологий (в частности, — «информационного взрыва»). Соответственно представлены различные позиции в отношении альтернативы глобализации – антиглобализма (контр-глобализации), который определяется как традиционалистски мотивированный идейный протест, реакция национальных государств-неудачников, плохо вписывающихся в меняющуюся реальность, или раздражение маргинализирующихся социальных слоев от резких изменений привычного уклада жизни.
Конфликт двух тенденций – к универсализации мирового порядка и его дезинтеграции — рассматривается одними как перманентный, который существовал всегда и сохранит значение в дальнейшем, никогда не завершившись в пользу одного из вариантов; другими как временный (охватывающий переходный период от традиционной системы суверенных государств к новому мировому устройству). Поэтому одна группа экспертов считает, что глобализация это – естественный, эволюционный и в целом позитивный процесс, а текущие отступления от него в виде включения в повестку наций и суверенных государств – скорее его временная корректировка (своеобразный «витамин роста»), другая группа – исходит из его негативной оценки, подчеркивая утрату глобального равновесия, появление угрозы либеральной демократии и размышляя о перспективах глобального авторитаризма. В целом эти позиции отражают и систематизируют представления интернациональной (прежде всего англо-саксонской) литературы вопроса, не выдвигая принципиально новых объяснений.
2) Воздействие глобализации на демократию – главный вопрос данной дискуссии. Все согласны в констатации эрозии традиционных демократических институтов под воздействием глобализационного тренда, однако участники ожидаемо не пришли к согласию в отношении качественного характера и интенсивности данного воздействия. Это связано с тем, что само понятие «демократии» интерпретируется различным образом – как системы ценностей (которые предполагаются относительно неизменными); гарантирующих их институтов – на национальном и транснациональном уровне и процедур, призванных выразить меняющуюся волю большинства. Одна группа экспертов безапелляционно заявляет о «кризисе» либеральной демократии в результате глобализации, другие предпочитают диверсифицировать само это понятие, говоря о двух параллельных кризисах – институтов глобального управления и национальных демократических институтов, третьи – исходят из того, что никакого кризиса нет, а присутствует необходимая корректировка государственных институтов в новой системе координат, которая вовсе не свидетельствует об отказе от либеральных ценностей, но предполагает их иную трактовку: демократия для них – это и есть институционализированный перманентный кризис, который преодолевается в результате учета новых вызовов. В последнем случае многое зависит от политической воли, которой не хватает современным элитам («растерянность и желание избежать однозначного выбора»).
Все признают, что в результате изменений под вопросом оказался принцип легализма, связанных с ним процедур социального контроля и подотчетности власти, являющихся основой либеральной демократии. К сожалению, констатировав этот тренд, участники дискуссии не обсудили его причин, механизмов и способов преодоления. «Дефицит демократии» в странах, где она существует, — объективный феномен, связанный с передачей ряда важных функций управления с национального уровня на наднациональный, а вовсе не только с реакционным трендом в отношении либерализма. Его следствием становится ситуация при которой международные институты получают возможность влиять на внутреннюю политику государств (фактически ограничивая их суверенитет), не будучи при этом подконтрольны их населению. Это влияние может быть очень значительным, охватывая сферы прав человека, параметры экономического регулирования, решения вопросов миграции, безопасности, вплоть до борьбы с неконвенциональными режимами в виде «гуманитарной интервенции» и экспорта либеральных революций (часто с направленной защитой интересов одной группы государств против другой).
Ответная реакция на этот процесс (в виде требований восстановления суверенитета, подконтрольности элит электорату, а не международным структурам и т.д.) – не обязательно означает отказ от ценностей либеральной демократии, но, напротив, может принимать форму требований ее восстановления (лозунги типа «больше демократии», «вернуть права избирателям», «больше ответственности», «больше Европы» и т.д.). Содержательный анализ проблемы многоуровневого управления и сбоев в его организации, на наш взгляд, и стал бы позитивным вкладом в решение поставленных вопросов, позволив избежать неопределенности, схематичных и эмоционально перегруженных оценок тех или иных практик как либеральных или анти-либеральных.
3)Наиболее опасным следствием глобализации обоснованно признается популизм. Основная опасность популизма, действительно, заключается в том, что он использует институты демократии (всеобщее избирательное право и политические свободы) для разрушения самих этих институтов, а в перспективе – замены их на противоположный авторитарный режим. Общая причина возникновения популизма усматривается участниками дискуссии в утрате доверия населения к национальным правительствам, — элитам, продемонстрировавшим неготовность к эффективной интеграции соответствующих стран в транснациональную экономику и институты глобального управления, неспособность остановить деградацию социальной сферы, предотвратить эрозию демократических институтов (политической конкуренции, разделения властей, политических партий и размывания ответственности) и, в частности, противостоять текущим вызовам унификации, культурной ассимиляции, неконтролируемым миграциям, терроризму и др.
В этих условиях становится возможным правый поворот – социальная мобилизация под лозунгами возрождения национальной идентичности, суверенитета, национальной (или псевдонациональной) консолидации и «восстания масс против элит», оторвавшихся от «народа». Примерами служат новейшие изменения в Европе и США (от победы правых партий на выборах в странах Европы и Брексита до феномена Трампа), но также риторика и практика различных политических режимов в других регионах мира. Констатируется «растерянность» либеральных элит, а некоторые участники дискуссии доводят дело до вывода о кризисе той модели либеральной демократии, которая сложилась после окончания Холодной войны. Эти наблюдения, при кажущейся очевидности, не являются таковыми, поскольку не опираются на консолидированное и четкое определение такого явления как популизм. В этом смысле понятие популизма уже стало вызывать ассоциации с понятием коммунизма, которое, претендуя на объяснение всего, не объясняет ничего и, подобно щелочной ванне, растворяет содержание любой конкретной темы.
Мы не будем входить здесь в детальное обсуждение проблемы популизма. Ограничимся перечислением вопросов, которые, на наш взгляд, были упущены в дискуссии или затронуты фрагментарно: 1)всегда ли утрата доверия к власти ведет к популизму и каковы ресурсы противостояния ему в рамках электоральной демократии и режимах ограниченного плюрализма; 2)является ли современный популизм (в условиях глобализации) простым продолжением феномена, известного в истории (начиная с Античной Греции и Рима) или представляет качественно новое явление (связанное со сдвигами в культурной сфере, сознанием, новыми коммуникациями, технологиями и проч.); 3)в чем различия правого и левого популизма и каков ресурс их взаимодействия при решении современных проблем; 4)Можно ли ставить знак равенства между проявлениями популизма в странах Западной демократии и других регионах мира с более традиционной политической культурой; 5)вообще, является ли популизм побочным проявлением функционирующей демократии (США, ЕС), элементом нелиберальных режимов (от Мексики до Филиппин) или даже традиционалистских и патерналистских режимов личной власти и каковы, в таком случае, доказательные критерии сравнения. 6) Может ли существовать либеральный популизм и каково должно быть отношение к нему? 7)Наконец, можно ли считать российский популизм аналогом западного с учетом существенных отличий программных установок и техник реализации? Возможные ответы на эти вопросы предложены нами в отдельной работе (См.: Медушевский А.Н. Популизм на Западе и в России: сходства и различия в сравнительной перспективе// Вестник общественного мнения: Данные. Анализ. Дискуссия. 2017. № 1-2 (124). С. 28-47).
4)Общим местом в позиции большинства участников дискуссии оказалась более или менее осознанная приверженность европоцентризму в его классическом понимании. Действительно, если считать, что глобализация — западный проект, она задумывалась и осуществлялась с последней трети ХХ в. как экспансия той модели либеральной демократии, которая исторически возникла в Европе и США, то не возникает сомнений о ее направленности и ожидаемых результатах. В одной из статей дилемма глобализации формулируется предельно схематично: удастся ли Западу «переварить» инокультурную интервенцию, т.е. абсорбировать традиционалистский вызов современной модели либерализма? Представления о демократии тех регионов мира, которые сформировались в условиях другой (незападной) политической культуры предстают в этой перспективе как несущественные, находящиеся на уровне этнографической экзотики.
Данная постановка вопроса не предполагает равноправия участников глобализационного процесса, исключает диалог и компромиссы сторон в трактовке универсальных ценностей и их институционализации. Если оставить в стороне ее моральное обоснование, то главный прагматический недостаток заключается в том, что она не решает проблемы доверия в формировании новых международных институтов (проблема утраты доверия рассматривается всеми как центральная). Какое доверие может существовать, если разработчики нового международного «общественного договора» изначально признаются неравными и одни рассматривают других в лучшем случае как учеников? Именно на это указывают противники глобализации, рассматривающие ее как новое издание неоколониализма – закрепления и поддержания господства западных стран в новых формах. К ним относятся представители тех регионов мира, которые стремятся отстаивать собственное видение интеграционных процессов, а также различных оппозиционных групп (антиглобалистов) по всему миру, опасающихся утраты разнообразия, традиций, социальной идентичности (культурная, национальная или правовая идентичность), а в конечном счете воспроизводства дискриминации по различным параметрам (экологические, религиозные, региональные, национальные, феминистические движения и проч.). С этим связана вполне продуманная защитная стратегия элит развивающихся государств в отношении глобализации. На основании бесед, которые я вел с интеллектуалами этих стран – от Мексики и Бразилии до Южной Африки, Индии, Китая, Кореи и Индонезии, могу предположить, что они вполне адекватно воспринимают ценности демократии и либерализма, но не допускают их введения в форме «либеральной гегемонии» одного государства или группы государств. Эти настроения характерны и для значительной части российского интеллектуального сообщества. Можно предположить, что конфликт позиций сторонников и противников глобализации – не столько идеологический, или культурный, сколько прагматический, связан не столько с ценностями, сколько с интересами.
Обращение к этой проблематике в дискуссии кажется недостаточным, особенно с учетом ее вклада в потенциальные изменения международного права и реформирование важнейших международно-правовых режимов. Возможными темами обсуждения в этом контексте могут стать: соотношение интеграции и фрагментации международно-правовых конструкций; вопрос о стабильности и универсальной рациональности важнейших институтов (ООН, ЕС, ВТО, ЕСПЧ), путях реформирования и адаптации правовых принципов к новым международным режимам в Латинской Америке, Азии и на постсоветском пространстве; роль элит и интеллектуалов в продвижении демократической концепции этих институтов в условиях иной (незападной) политической культуры.
В дискуссии была затронута, хотя и бегло, роль России в создании нового международного порядка. С одной стороны, эта роль подвергается критике как деструктивная в отношении либерального порядка, а страна предстает изолированной (или склонной к самоизоляции в силу сохраняющегося «великодержавного инстинкта»). С другой – констатируется глобальная роль России, возглавившей «мятеж периферии против мирового режима», ее значимость как полюса консолидированной реакции Восточной Европы на глобализационные процессы. Это противоречие не будет восприниматься как фатальное, если отказаться от понимания глобализации как единого проекта, но интерпретировать ее как зону столкновения различных проектов будущего мирового устройства, причем не обязательно взаимоисключающих. Глобализация – не игра с нулевой суммой, но сфера конкуренции различных моделей и их комбинаций, а ее результат не предопределен. Представляется, что роль России и отстаиваемого ее руководством альтернативного проекта мирового устройства определяется взаимодействием более широкой группы факторов (большинство из которых связаны с глобализацией, а не внутренними тенденциями): кризисом глобального международного порядка; появлением значительного числа новых игроков, которые не удовлетворены этим порядком и хотят его изменения; начавшимся пересмотром европоцентристской парадигмы либеральной демократии, созданием устойчивого авторитарно-стабилизационного консенсуса внутри страны; фактором личности В.Путина.
5)Сведение рядом участников проблемы глобализации к дилемме выбора политиков между демократией и авторитаризмом представляется неоправданной схематизацией современных процессов, иногда граничащей с карикатурой. По их мнению, достаточно убрать несущую опору авторитаризма в виде корпоративизма, коррупции и клиентелизма, сформировав новые институты на демократической основе (напр., путем либеральной революции), — и проблема решается сама собой. Этот взгляд вполне соответствует парадигме транзитологии, сформировавшейся в 1990-е гг. и представлявшей одновременно попытку научного объяснения и идеологического обоснования посткоммунистических режимов. Данная парадигма, однако, имела телеологический характер, исключая понимание цикличности конституционных процессов, возможности деформаций и отклонений от предписываемого идеала либеральной демократии. Эта парадигма, как стало ясно, плохо согласуется с политической реальностью, демонстрирующей воспроизводство традиционных отношений в новых формах, — «бархатные революции» сменились «бархатными контрреволюциями», причем именно в тех странах, которые демонстрировали наиболее успешный транзит (Подробнее: Медушевский А.Н. Популизм и конституционная трансформация: Восточная Европа, постсоветское пространство, Россия// Полития, 2018, № 3 (90). С. 113-139). Как это согласуется с глобализацией?
Одним из проявлений глобализации становится конституционализация международного права, т.е. закрепление в нем универсальных принципов прав человека, выработанных ранее на уровне национальных конституций. Демократическая легитимность, поэтому, принимается большинством политических режимов, включая самые недемократические, — с элементарной целью адаптации и выживания. Фактически реальностью становятся режимы ограниченного плюрализма, к которым относится едва ли не большинство современных государств, от близких к состоявшимся демократиям до наиболее авторитарных и персоналистских. Это создает ситуацию неопределенности, когда при демократическом фасаде, режимы продолжают действовать как авторитарные или полу-авторитарные.
Данный феномен получил различные определения – «серой зоны», нелиберальной демократии, гибридных режимов. Они декларативно не отрицают ценностей либеральной демократии, более того, реально заимствуют из нее удобные элементы (напр., рыночную экономику), но вводят разработанные механизмы блокирования других элементов (политической конкуренции, многопартийности, сменяемости власти), позволяющие элите поддерживать недемократический контроль над обществом. Это позволяет констатировать важность обсуждения проблематики различных форм имитационной демократии, номинального и мнимого конституционализма, в целом – ограниченного плюрализма, с которым в последнее время активно экспериментируют и популистские силы (напр., в странах Восточной Европы, постсоветского региона и России).
Основным аргументом их поддержания становится отсылка к диспропорциям глобализации и тезис об отложенной демократии: неготовность общества к переменам (действительно представленная) подкрепляется убеждением элиты (иногда оправданным) о невозможности совместить демократию с модернизацией (трудностью принятии необходимых, но непопулярных решений в расколотом обществе), целесообразности вводить демократию постепенно, с учетом социальных реалий, а некоторые элементы вообще отложить на будущее. В дискуссии стоило бы обратить более пристальное внимание на различие стратегий адаптации современных государств к ситуации глобализации, обсудив факторы, мотивирующие элиты к соответствующему выбору.
6)В основе оценок текущей ситуации участниками дискуссии лежит разное представление о политике. Одна группа участников склонна к морализаторской версии обсуждения политики: существует только одна легитимная конструкция либеральной демократии и она должна стать господствующей, а все, что противоречит ей – должно быть устранено или дезавуировано. Решение проблемы состоит в возвращении к аутентичной трактовке демократии — философским основаниям свободы, достоинства и моральной политики (разработанным европейскими мыслителями от Античности до Нового времени). В этом интеллектуальном упражнении нет ничего плохого, но оно вряд ли позволит найти решение: во-первых, европейская демократическая традиция (ранее монопольная) вынуждена конкурировать с другими традициями (напр., конфуцианской); во-вторых, классики либеральной философии не имели дела с феноменом глобализации и, следовательно, не предложили готовых рецептов; в-третьих, есть опасность герменевтического круга, когда каждый участник предлагает свою собственную интерпретацию ключевых понятий, приписывая ее соответствующему классику. Подобная трактовка представлена одним автором в призыве к движению «назад к радикальной свободе» и восстановлению права на сопротивление тирании – революцию, которая будто бы позволяет «делать выбор, приводя в действие что-то новое». Остается, впрочем, не ясно, располагают ли противники либеральной демократии равным правом на легитимный протест и не может ли «что-то новое» обернуться чем-то старым, без обретения «почвы под ногами».
Другая группа экспертов интерпретирует политику с позиций институционализма. Тот симбиоз демократии и либерализма, который исторически сложился в Европе нового и новейшего времени – оказался, по их мнению, временным и исторически преходящим, а потому нуждается в корректировке. Однако перспективы этой корректировки не очевидны, а новейшие эксперименты не вызывают оптимизма (в виде симбиоза демократии и популизма, демократии и авторитаризма и вообще разнообразных вариантов «демократии с прилагательными»). Современный кризис связывается с крушением принятого ранее «общественного договора», а разрушение консенсуса и утрата доверия определяется сбоями институтов демократии или их несформированностью. Восстановление демократии усматривается в обеспечении «неограниченного доступа к политике», которая понимается как «институционализированная борьба за власть». Но при такой логике возникает ощущение порочного круга: если нет консенсуса – то нет нормативного согласия, если нет согласия – нет и функционирующих институтов, а значит – вновь нет консенсуса.
Третья возможная позиция в этом споре — не представлена в дискуссии, но, на наш взгляд, больше отвечает реалистическому взгляду на политику, — пониманию политики как искусства. Эта позиция, опирающаяся на мой опыт преподавания сравнительного конституционного права, исходит из того, что ценности и даже институты могут быть сходными, но интересы – диаметрально противоположными. Одни понятия (и сопутствующие правовые конструкции) наполняются разным смыслом в зависимости от контекста и преследуемых целей. Так, напр., глобализация на разных стадиях может рассматриваться как позитивный или негативный процесс, а демократия — как форма продвижения к ней, или, напротив, отдаления от нее. В каждый существенный момент развития направление деятельности определяется конструированием определенной картины мира, фиксирующей выбор и мотивацию элит. Суть политики – в борьбе за власть с целью продвижения определенных интересов, т.е. преобладающего вектора когнитивного конструирования реальности. В условиях эрозии международного права политические риски возрастают, а ресурсы и искусство лидеров в равной степени способны изменить глобальную ситуацию в направлении демократии, авторитаризма и их различных комбинированных вариантов. В этом контексте, стоило бы взвесить возможности популистского и либерального проектов, их преимущества и недостатки в глобальной конкуренции, вариативные модели реализации, а также технологии их продвижения.
7) Результатом дискуссии стал определенный нарратив процессов глобализации, представленный с позиций группы академических экспертов, социальный профиль которых сформировался в постсоветский период. Общее настроение большинства участников дискуссии – определяется комбинацией таких чувств как дезориентация, разочарование и надежда. Уместны разные гипотезы о том, насколько данный пессимистический нарратив порожден доказательными выводами, а насколько отражает проблемы самого экспертного сообщества — трудности преодоления той «интеллектуальной колеи», в который эта группа сформировалась и функционировала в предшествующий период.
Центральная тема, затронутая практически всеми участниками дискуссии, — проблема эрозии глобальной демократической легитимности. Участники, однако, не смогли прийти к общему выводу о причинах данного явления: виновата в этом глобализация, спонтанный характер складывания международного права и выход за рамки национальных государств или внутренние процессы, приведшие к снижению привлекательности либеральной модели в мировом масштабе. Представленные рецепты преодоления эрозии демократической легитимности определяются различным пониманием политики: предлагают обратиться к истокам европейской демократической традиции, восстановив аутентичный философский смысл ключевых понятий (утраченный с течением времени или искаженный популистами); считают целесообразным разграничить содержательные и процедурные аспекты демократии, вернувшись к пересмотру «общественного договора», который перестал устраивать стороны; выдвигают прагматическую позицию в режиме ответов на поступающие вызовы, вообще отказываясь от обсуждения перспективных трендов. Наконец, при общем согласии в отношении деструктивных тенденций, не достигнуто единство взглядов о масштабах их проявления — означает ли текущая трансформация представлений о либерализме утрату его позиций или становление его новой модели, если не сейчас, то в перспективе и каковы могут быть рациональные основания, положенные в ее формирование?
Развитие дискуссии с позиций политического реализма определяет актуальность двух проблемных областей. Первая охватывает вопросы разрушения единства международного права и перспективы возвращения к нему: интеграционные и дезинтеграционные процессы в интернациональных и национальных институтах; суверенитет и дефицит демократии на внутреннем и интернациональном уровне; модернизация и формирование альтернативных проектов глобализации (с позиций регионов мира); соотношение ценностей и интересов в глобальной политике; политика как искусство в условиях глобализации. Вторая – раскрывает вклад либеральной мысли в становление нового мирового порядка: как либерализм может сформировать критерии и структуру нового глобального «общественного договора», какие акторы могут выступить его сторонами, как должны быть реформированы международные режимы и институты с учетом разнообразия регионов мира и социальных групп, включая меньшинства, вообще какой проект устроил бы либерализм; как могла бы выглядеть трансформация самой демократии в перспективе глобализации; как могла бы развиваться интернациональная дискуссия. По этим направлениям целесообразна выработка представлений о правовых механизмах интеграционных процессов – практические предложения по реформированию глобальных институтов, созданию форматов для преодоления отчуждения и кризиса доверия с позиций равноправного диалога участников процесса.
В целом, перспективы демократии и либерализма будут определяться в зависимости от того, какой вклад эта идеология внесет в создание критериев и основ нового формирующегося мирового порядка. Решение усматривается в стратегии постепенного движения к цели построения глобальной демократии при четком осознании невозможности ее достижения в обозримой перспективе. Эта стратегия может реализоваться как на глобальном уровне (в рамках поиска согласия по основным международно-правовым документам, стандартам глобального управления, режимам контроля и реализации), предполагая активное вовлечение интернациональных структур гражданского общества, так и на уровне отдельных государств (в рамках развития конституционализма, демократических институтов, местного самоуправления). Вклад либерализма может быть очень значителен для формирования глобальной демократической легитимности по таким направлениям как права человека, конституционализм, формирование новых международных институтов и практик. Принятие данной стратегии и готовность к ее осуществлению позволяют переместить фокус дискуссии от герменевтических споров и ностальгии по классическому либерализму к системному анализу текущих вызовов и поиску практических ответов на них.