Кирилл Рогов: Песня о Главном
Нет, не удастся, кажется, Владимиру Путину изящно справиться с проблемой-2008. Чем ближе роковой срок, тем более громоздкими и путаными выглядят маневры Кремля. Тем фальшивее и громче звучит баян суверенной демократии.
Воззвания ткачих, письма «творческой интеллигенции», натужная волна митингов и обращений «с мест». Кругом какие-то фантомы и мистификации. Все клянутся выполнить «план Путина», которого на самом деле не существует. Потому что «план Путина» — это, оказывается, просто название предвыборной программы «Единой России». Парламентские выборы у нас, оказывается, не выборы, а референдум о доверии уходящему президенту, который к тому же не собирается работать в парламенте. Эдакий тренировочный забег на лыжах летом. О будущем президенте, наоборот, ничего не известно, кроме того, что он не будет править.
Чтобы как-то свести концы с концами, путинодворцы соревнуются в прожектах. Один предлагает созвать Земский собор и на нем присягать Путину. Другой ограничивается предложением кардинально изменить систему власти.
Чувствуете диалектику? Чтобы соблюсти норму Конституции, надо кардинально изменить систему власти. А чтобы сохранить систему власти — изменить Конституцию. Вдвоем они как-то не умещаются. Одно что-то предательски вылезает и торчит.
А ведь дело поначалу казалось вполне простым. Казалось, что у Владимира Путина все карты на руках. И к окончанию конституционного срока ему нужно лишь найти такого сменщика, который был бы совершенно лоялен, чувствовал бы себя назначенцем той же корпорации, лидером которой чувствует себя Владимир Путин, и стал бы гарантом проведенного этой корпорацией передела собственности. Для большей основательности конструкция нуждалась в партии-гегемоне, контролирующей парламент и активно влияющей на выработку решений. Через такую партию мог быть институализирован принцип корпоративной ответственности преемника. А Владимир Путин, действуя через нее, мог бы остаться лидером корпорации, а следовательно, и страны.
Но от этого плана пришлось отказаться. Обнаружилось, что чувство общей цели, которое обеспечивало единство корпорации на старте передела собственности и захвата государства, совершенно улетучилось после того, как командные высоты были взяты и поделены. Более того, чтобы укреплять свою личную власть и сохранять контроль над расползающейся корпорацией, Владимир Путин должен был позволить накапливаться противоречиям между ее различными фракциями и поддерживать их конфликт. Да и попытка трансформации партии власти во властную партию натолкнулась на непреодолимые препятствия.
Новый план выглядел как будто весьма изящно и прямо вытекал из перечисленных выше обстоятельств. Пусть будут два лояльных преемника, конкурирующих между собой, и две лояльные Владимиру Путину и конкурирующие между собой партии. Побеждает тот, кто сумеет склонить на свою сторону Владимира Путина. Два преемника, две партии — и один избиратель, волеизъявления которого все напряженно ждут. Эдакая демократия для пингвинов.
Но и от этого плана пришлось отказаться. Как ни вялы и ни пугливы были вице-преемники, им волей-неволей приходилось составлять вокруг себя коалиции поддержки, наращивать аппаратное влияние и принимать какие-то полусамостоятельные решения. А значит — овладевать технологией власти и проникаться ее вкусом. Ну а конкуренция двух партийных клиентел и вовсе немедленно превращалась в свару, разрушающую единомыслие и бюрократическую иерархию.
Что касается самого Владимира Путина, то ему, конечно, по душе была бы модель «преемственности» a la Дэн Сяопин. Сохранить непререкаемый авторитет и рычаги влияния, не находясь на высших официальных должностях. Но это, разумеется, невозможно. Начавший революционную борьбу в рядах компартии Китая еще в 1920-е, дошедший до виднейших постов партийной иерархии уже в середине века, дважды лишавшийся всего и переживший две ссылки, Дэн Сяопин к началу 1980-х был настоящим патриархом. Он был одновременно и живой легендой партии, и — так как долгие годы находился в оппозиции к ее руководству — сторонником не консервации, а модернизации системы. Кроме того, в силу возраста Дэн Сяопин занят был выстраиванием системы преемственности не под себя, а после себя. А это — совсем другое дело.
Политическая биография Владимира Путина скорее противоположна этой. Вынесенный на вершину власти в калейдоскопе послереволюционной эпохи, он остается для традиционных элит все еще скорее выскочкой. А лизоблюдство и почитание, которые они ему демонстрируют, есть прямая функция страха, который он сумел им внушить. Точнее, гремучей смеси страха и жадности, на которой держится исполнительно-распределительная вертикаль. А потому, совершая сегодня свой маневр по превращению в «национального лидера» a la Дэн Сяопин, Владимир Путин не может в действительности ни на минуту выпустить из рук власть или ослабить вожжи. И, более того, вынужден их еще более натягивать. Искать какие-то паллиативные способы подтверждения своей легитимности вроде одинокого предводительствования списка «Единой России», институализировать и поощрять культ собственной личности. И, по логике вещей, осуществить еще одну показательную репрессию. Чтобы те, кто кричит сегодня «Путин — наш рулевой», не теряли живого чувства произносимых слов.
Источник: Новая газета