Дмитрий Бутрин: От госкорпораций к уделам
Не беритесь подсчитывать, сколько в России уже создано государственных корпораций, сколько планируется организовать и какое число их доживет, скажем, до 2012 года. В настоящее время их всего четыре: Банк Развития – Внешэкономбанк, «Олимпстрой» и еще две старые – Агентство по страхованию вкладов (АСВ) и Агентство по ипотечному жилищному кредитованию (АИЖК).
Хотя и кажется, что, проходя по Старой площади, нельзя плюнуть, не попав в припаркованный там BMW чиновника госкорпорации.
Только за вчерашний вечер я обнаружил две новые, всего же, по моим расчетам, их более двадцати. Не считая тех пяти, вопросы о создании которых уже рассматриваются Госдумой (согласно закону «О некоммерческих организациях» образца 2003 года, каждая госкорпорация утверждается отдельным федеральным актом). При этом нет гарантии, что весь этот сонм в 2008 году обретет государственный статус. Еще два месяца назад один из героев госкорпоративного движения, глава «Рособоронэкспорта» Сергей Чемезов, не знал, дадут ли в Кремле добро на создание госкорпорации «Российские технологии» на базе его ФГУП или нет. Чемезов выгрыз себе статус едва ли не зубами. Но не у всякого создателя госкорпорации есть такие зубы.
Этим структурам, возможно, и суждена долгая, но вряд ли стабильная жизнь. Вполне допускаю, что создатели корпораций строят их исходя из идеи консервации в госсобственности активов в ряде отраслей и вечного ими управления.
Но институт государственной корпорации как будто нарочно придуман, чтобы стать промежуточным звеном в новом этапе приватизации.
И пока не видно, что могло бы помешать стартовать этому процессу уже в 2008 году.
Автора этой близкой к гениальной идее – передавать госсобственность в некоммерческие партнерства без членства, с единственным учредителем, Российской Федерацией, и статусом, описываемым только «именным» федеральным законом, – нет. С одной стороны, госкорпорации есть в десятках, если не в сотнях стран, но совсем не в том виде, что в России. С другой, в 2003 году конструкция «государственной корпорации» внесена в закон об НКО вроде бы без задней мысли. Вдруг государству будет нужно создать какое-нибудь НКО с особым статусом, с отдельным законом, специальными правилами игры?
И начиналась история вполне благопристойно. Уже в 2004 году статус был востребован: тщательно написанные в ЦБ и Минфине особые правила для АСВ и АИЖК работали как часы. На тот момент еще никто не мог предположить прошлогодних скандалов вокруг Агентства по страхованию вкладов, кульминацией которых стали «письма Алексея Френкеля». Напротив, история понравилась настолько, что горячие головы даже предлагали придать статус госкорпорации Банку России. Хотя еще задолго до убийства зампреда ЦБ Андрея Козлова и заявлений обвиняемого в этом банкира Френкеля о коррупции в АСВ
юристы предупреждали: никто не знает, как повернется у нас игра в госкорпорации.
На АСВ и АИЖК поначалу все и остановилось. Но неизвестно кем изобретенный статус госкорпорации манил многих. В марте 2004 года красноярский губернатор Александр Хлопонин презентовал проект «Корпорации развития Красноярского края», где впервые подвел базу под частно-государственное партнерство. Проект, кажется, заглох, но вопрос, к чему приложить уникальный статус, вызывал интерес у самых неожиданных людей. В начале 2006 года в университетских кругах обсуждалась идея перевода в статус госкорпораций ряда учебных заведений. Так начался пошедший впоследствии другим путем процесс создания «национальных университетов». Говорят, в правовом управлении администрации президента в те времена слово «госкорпорация» вызывало ужас: подчиненные Ларисы Брычевой просто не понимали, как такая мысль может приходить находящимся в своем уме государственным мужам.
Однако есть от чего потерять разум.
Имущество, переданное в госкорпорацию как НКО, перестает быть государственным и становится собственностью корпорации.
На первый взгляд, ничего страшного. Государство может в любой момент ликвидировать госкорпорацию, вернув все себе обратно, к тому же Российская Федерация – единственный учредитель, никто не вмешается в процесс! Но есть другая сторона медали: государственная корпорация в отличие от федерального государственного унитарного предприятия может сделать с имущественным взносом РФ что угодно, если это соответствует ее уставным целям.
Процесс, который мы наблюдаем сейчас, начался летом 2006 года. Владимир Дмитриев, глава Внешэкономбанка СССР, как раз искал наилучшую форму организации вверенного ему заведения. Существовавший тогда статус ВЭБ создавался специально как казус советско-российских юристов. Даже слово СССР в нем фигурировало еще в 2006 году не из ностальгических, а из юридических соображений, позволяя «отбивать» часть исков кредиторов России, в частности Нессима Гаона из знаменитой фирмы Noga. Статус госкорпорации понравился ВЭБ. К тому же кому, как не Внешэкономбанку, испокон века (точнее, с 70-х годов) финансировавшему в России на западные кредиты стройки века по технологиям дружественных покупателей советской нефти из Японии и Германии, быть институтом развития? А точнее, Корпорацией развития. А еще точнее, Госкорпорацией развития. А точнее, после того как идею подкорректировали МЭРТ и Минфин, – Банком развития – Внешэкономбанком?
Правда, история движения ВЭБа к новому статусу заняла несколько месяцев изнурительных согласований, а тем временем окологосударственный бизнес прорвало. ЦБ хотел решить частную проблему – создать структуру, в которую сложно «влезть» исполнительной власти. ВЭБ преследовал две основные цели – получение спецстатуса, в том числе не позволяющего вмешиваться в его дела ЦБ, и доступа к распределению госинвестиций от премьера (недаром ходили слухи, что Михаил Фрадков после отставки займет кресло главы ВЭБ). Но помимо заинтересованных в этом частном деле фигурантов
к осени 2006 года идея создания госкорпораций завладела умами всех постоянных посетителей Кремля, не покупающих билеты в кассах музеев у Кутафьей башни.
Застрельщиком стал Сергей Чемезов, который и вывел действующую формулу госкорпорации. Госкорпорация – форма «недоприватизации» госсобственности. Во ФГУП, которым являлся «Рособоронэкспорт», были и достоинства, и недостатки. ОАО, в которое Чемезов ранее собирался превратить свою структуру, тоже имеет свои плюсы и минусы. Госкорпорация «Российские технологии» может быть какой угодно. Вернее, такой, как ее определят в подписываемом Путиным законе.
Философский камень был найден. И не важно, что до лета 2007 года правовому управлению президента удавалось мурыжить подготовленный «Рособоронэкспортом» проект. Особых правил игры уже добивался «Росатом» – Сергей Кириенко почти мгновенно сообразил, что руководить госкорпорацией по написанным тобой же правилам проще и эффективнее, чем руководить Федеральным агентством в составе правительства. Михаил Ковальчук из Курчатовского института не менее быстро понял, что
содействовать нанотехнологиям на бюджетные деньги в «Роснанотехе» легче, чем биться за ассигнования с Минфином и МЭРТ.
Неизвестные авторы идеи Фонда содействия реформе ЖКХ (потом их сменили подчиненные Дмитрия Козака) чуть позже осознали, что распределять деньги, полученные от национализации ЮКОСа, по законам РФ – адов труд, госкорпорация же – рай для финансиста. К сентябрю 2007 года госкорпорации стали плодиться, как кролики на приснопамятных фермах ЮКОСа, – бесконтрольней некуда.
Почтовые и рыболовные госкорпорации – ничто в сравнении с проектами, страницами которых шуршали на Старой площади в ноябре.
И, наконец, финал. Накануне отставки Михаил Фрадков, уже почувствовав, что дело идет куда-то не туда, выступил с революционной идеей. Если госкорпорации бегут из Белого дома, почему бы не переделать в них федеральные агентства, как в случае с Росатомом, и не передать все разом под верховный контроль премьера? Ну и президента, конечно.
Говорят, идея уже подхвачена новым премьер-министром Виктором Зубковым. Хотя он слишком сложен для понимания, чтобы утверждать это наверняка. Да и сомнительно, что госкорпорации (а таковую может создать всякий, кто уговорит Владимира Путина распорядиться насчет закона о ее создании) мечтают о слаженной работе в составе правительства.
Впереди битва правительства и госкорпораций.
И я ставлю на последние.
Госкорпорации создаются не для того, чтобы удерживать госсобственность в необычной и не приспособленной для этого форме. И не для того, чтобы обеспечивать госмонополию на какой-то вид деятельности. Поправка в закон об НКО, сделанная «на вырост», позволяет почти идеально заниматься приватизацией госактивов. При этом она дает возможность делать это вне обычных контрольных процедур Росимущества и при минимальном участии Белого дома, который хоть и слабая, но все же исполнительная власть.
С 1990 по 1994 гг. госкорпорации в РСФСР-РФ носили похожее название – госконцерны или просто концерны.
Например, существовал концерн «Алюминий», который за три года существования лишился всех своих активов. Под рокот идущих где-то схваток за власть и политической борьбы их спокойно прихватили «красные директора». И то, с какой скоростью в свое время и в свою очередь лишились активов и они, позволяет приветствовать создание госкорпораций. Как структур, разбивающих остатки государственной власти в экономике на удельные княжества, которые все же лучше единого сюзерена.
Конечно, лучше было бы не заниматься ерундой, а приватизировать все, что госкорпорации отдадут максимум через 5–6 лет, уже сейчас. Но это вопрос к сюзерену.
Источник: Газета.Ру