Теневое государство и квазигражданское общество

В предыдущих главах была проанализирована многообраз­ная информация, касающаяся купли-продажи административ­ных решений, деятельности на теневых рынках различных ор­ганов власти. Как же воспринимается такая деятельность представителями интересующих нас групп российского обще­ства? И как выглядит их восприятие в количественных показателях? Чтобы узнать это, мы решили выяснить, какими видятся людям способы отмены решений, принятых по отношению к ним официальными лицами и кажущихся им заведомо несправедливыми. Рассчитывают ли они на легальные каналы или отдают предпочтение неформально-теневым способам?

Таблица 14

Если органы государственной власти или местного самоуправления

приняли по какому-то вопросу несправедливое для Вас решение, как

на Ваш взгляд, можно надежнее всего восстановить справедливость и

отменить такое решение?

Варианты	Населе-	Предпри-	ПРЕДпред-	НЕпредпри-
ответов	ннее	ниматели	прини-	ниматели
	целом		матели
Обжаловать его в
вышестоящих
инстанциях	16	20	11	16
Обратиться в
российский суд	19	5	16	22
Обратиться в
международный суд	4	2	5	3
Дать взятку	5	1	9	4
Обратиться за
помощью к
влиятельным друзьям
и родственникам	14	20	22	12
Обратиться за
помощью к
криминальным
авторитетам	6	10	11	4
Не вижу никаких
надежных способов	25	29	18	26
Затрудняюсь ответить	13	14	9

В этой цифровой картине много выразительных деталей. В основном они касаются предпринимателей и интересны уже потому, что представители именно этой группы, как мы по­мним, несопоставимо чаще других сталкиваются с коррумпированностью власти. «Низовые» бизнесмены меньше, чем кто бы то ни было, верят, что несправедливое решение можно от­менить с помощью взятки, — у них, очевидно, больше опыта, и они понимают, что взятку дают до того, как решение приня­то а не после. Предприниматели демонстрируют самое низ­кое доверие к российскому суду — наверное, и здесь сказыва­ется более богатый опыт. Кстати, среди институтов власти суд они считают одним из самых коррумпированных (вторым пос­ле милиции). Но самое, быть может, интересное заключается в том, что именно предприниматели чувствуют себя наиболее незащищенными и беспомощными перед произволом властей, — еще одно косвенное доказательство оправданности нашей ги­потезы, согласно которой ущемляемые интересы отечественного «низового» бизнеса делают его наиболее благоприятной сре­дой для формирования правовых ценностей.

Есть в этой картине и другие заслуживающие внимания де­тали, останавливаться на которых мы не будем, дабы не ухо­дить слишком далеко от главного сюжета. Мы — повторим -пытались выяснить, какими способами люди предпочитают разрешать конфликты с властью — легальными или нелегаль­но-теневыми. Как можно увидеть, на последние ориентирует­ся каждый четвертый гражданин России. Но это еще не все. Дело в том, что предприниматели и ПРЕДпредприниматели в данном отношении заметно отличаются и от НЕпредпринимателей, и от населения в целом: в этих двух группах числен­ность тех, кто отдает предпочтение неформальным каналам, даже больше, чем численность тех, у кого сохраняется уста­новка противоположная! И речь идет, как правило, не об ин­дивидуальных контактах с представителями власти, а о воз­действии на них через родственно-дружеские сети влияния либо через сети криминальные.

Это не значит, что официальные каналы представителями этих групп вообще не принимаются в расчет. Более того, именно среди предпринимателей мы обнаруживаем наивысший процент    людей, заявивших о том, что несправедливое решение властей они попытаются обжаловать у вышестоящего началь­ства. Но они, судя по рассказам интервьюируемых, чаще все­го имеют в виду лишь первый шаг, в успешность которого не очень верят и за которым, скорее всего, должен следовать вто­рой. «Как бы я стал бороться с несправедливостью чиновни­ков?» — переспрашивает предприниматель-одиночка Е.М. (тот самый, напомним, который зарабатывает деньги, используя свою машину, и надеется стать водителем частного автобуса). И от­вечает: «Сначала бы попытался обжаловать в вышестоящих инстанциях, а потом обратился к влиятельным друзьям, свя­занным с милицией и прокуратурой. У меня такие знакомые есть… Суд, я думаю, вряд ли что-то решит, потому что суд у нас «подкупный», предвзятый. Доверия к нему нет. Криминал в таком деле — на самый последний случай». А предпринима­тельница Ж.В. — тоже нам хорошо известная — предпочитает начинать прямо с «криминала» — быть может, потому, что под «несправедливыми решениями» подразумевает прежде всего те, что касаются ее нелегальной деятельности, которые официально оспаривать бессмысленно. «Если попаду в ситуацию, требую­щую вмешательства извне, обращусь к бандитам. Буду искать «крышу», которая на этом уровне разрешит мою проблему. У меня есть приятельница, тоже бизнесом занимается. Когда ее ОБЭП накрыл (они любят перед праздниками ходить дань со­бирать), она обратилась в своему знакомому бандиту, и он ее успокоил: не бойся, мы сегодня вечером с начальником ОБЭП в карты в бане играем, «перетрем» твой вопрос. И «перетер­ли»… У нас сейчас главное — это связи. Буквально верна по­говорка: не имей сто рублей, а имей сто друзей. Эти друзья тебе сто рублей и сэкономят».

Мы понимаем, что тут требуется комментарий. Но прежде чем предложить его, мы все же считаем целесообразным при­вести ответы еще на один вопрос, которые существенно дополнят картину и сделают нашу интерпретацию более обосно­ванной.

Таблица 15

Если, не дай Бог, возникнет угроза Вашему имуществу или угроза

физического насилия, чью защиту вы сочли бы наиболее надежной?

Варианты	Населе-	Предпри-	ПРЕДпред-	НЕпредпри-
ответов	ние в	ниматели	прини-	ниматели
	целом		матели
Органов прокуратуры	9	6	12	9
Милиции	29	18	18	34
ФСБ	6	5	10	5
Друзей и близких	28	49	32	26
Криминальных
авторитетов	10	14	18	8
Затрудняюсь ответить	17	9	10	19

В отличие от предыдущего вопроса, касавшегося защиты граждан от произвола властей, в этом речь идет о защите от угроз, идущих из общества. С читателем, не забывшим еще данные о народной любви к чекистам, сразу же поделимся своим предположением: в массе своей наши сограждане, очевидно, понимают, что службы безопасности призваны охранять госу­дарство, а не частные интересы, и потому особых надежд на эти службы не возлагают (за исключением тех случаев, упо­минаемых нашими собеседниками, когда личные связи с ра­ботниками ФСБ используются для решения вопросов, входя­щих в компетенцию других органов власти). В целом же мы снова наблюдаем прежнюю закономерность: если в среднем по населению и в группе НЕпредпринимателей преобладает ори­ентация на официальные структуры (хотя и здесь она размывается), то большинство реальных и потенциальных предпри­нимателей отдают предпочтение неформальным связям и общностям.

Это различие между большинством и меньшинством объясняется не столько разницей в степени доверия к милиции и другим органам, призванным обеспечивать безопасность граждан, сколько тем, что теневые возможности большинства крайне ограничены. Поэтому его представители нередко просто вы­нуждены ориентироваться на официальные структуры, отда­вая себе полный отчет в их ненадежности. «Если возникнет угроза моей жизни, — говорит, например, научный сотрудник К.Д., — у меня не будет другого выхода, кроме как обратиться к правоохранительным органам, к той же милиции. Хотя большого доверия они не вызывают, сами погрязли во взятках».

Что касается представителей экономически активного мень­шинства, то сама их активность должна включать в себя се­годня и предприимчивость в установлении неформальных связей, которые компенсировали бы их незащищенность от разного рода угроз. Это, кстати, позволяет лучше понять, почему именно в группах меньшинства обнаруживается наиболее терпимое от­ношение к неуплате налогов: дело, очевидно, не только в ра­зорительности их нынешних ставок, но и в том, что власть, оплачиваемая за счет налогоплательщиков, воспринимается ими как неспособная выполнять свои основные обязанности, обес­печивать безопасность населения. Дабы не перегружать текст цитатами, отметим лишь, что такая аргументация в пользу ук­лонения от налогов встречается и во взятых нами интервью, -при ознакомлении с ними ее можно легко обнаружить.

Приведенные цифровые данные еще больше укрепляют нас в мысли о наметившемся в российском обществе поколенческо-ментальном размежевании. Есть все основания предпола­гать, что в сознании наиболее деятельной и целеустремленной части россиян сформировалась установка на своего рода ква­зигражданское общество, своеобразие которого заключается в том, что оно заменяет государство, компенсирует его неде­еспособность. Она, конечно, блокирует трансформацию зарож­дающихся правовых ценностей в правовой общественный по­рядок, но — не больше, чем любое другое проявление современной коррупционно-теневой практики. Да, установка эта не локали­зируется в группах меньшинства, а распространяется вширь — уже сегодня ее открыто декларирует свыше трети наших со­граждан. И все же различия между большинством и меньшин­ством слишком выразительны, что и заставляет нас, как и в предыдущих случаях, фиксировать внимание именно на них. Однако особенность такого квазигражданского общества не только в том, что оно замещает государство. В случаях — вер­немся к ответам на предыдущий вопрос, — когда люди вынуж­дены все же вступать в контакты с властями, выясняется, что оно, заменяя государство, одновременно и проникает в него, взаимопереплетается с ним, образуя густые сети горизонталь­но-вертикальных неформальных связей — родственных, приятель­ских, а то и просто криминальных. Таким образом, правомер­но говорить не только о квазигражданском обществе, берущем на себя функции власти, но и о сопутствующем ему и его до­полняющем теневом государстве, обслуживающем неструк­турированные (или структурированные нелегально) общности людей в обмен на соответствующие с их стороны услуги — не­медленные или отложенные.

Выдержки из двух интервью, которые мы привели выше, свидетельствуют именно об этом, то есть о том, что теневое государство и квазигражданское общество представляют собой взаимопроникающие явления, своего рода двухуровневую не­легальную систему безопасности, обеспечивающую наиболее инициативным слоям населения защиту от угроз, исходящих как от власти, так и из общества. Эти явления, похоже, не рас­членяются и в сознании наших собеседников, о чем можно судить, например, по интервью еще одного из наших старых знако­мых — работающего студента В., намеревающегося через два года открыть собственное дело и сколачивающего, работая в тени, свой первоначальный капитал. «На данный момент, — говорит он, — у меня есть определенных круг знакомых, на которых я могу положиться в ситуации любого «наезда». Среди них есть и представители правоохранительных органов, но это только крайнем случае, и выход у меня на них не прямой, а через знакомых. Без нужных знакомств сейчас в принципе невозможно отстоять свои права ни перед правоохранительными органа­ми, ни перед бандитами, ни перед чиновниками». Иметь зна­комых, имеющих знакомых в органах власти, — это и есть пре­дельно лаконичное описание сросшегося с теневым государством квазигражданского общества.

Мы не знаем, насколько широк круг россиян, реально во­влеченных в такого рода теневые отношения и неформальные связи. Полученная нами количественная информация дает право говорить лишь об определенных умонастроениях и о том, на­сколько распространены они в современной России. Однако вряд ли так уж не прав был Василий Розанов, полагавший, что именно с настроений все начинается и от них, в конечном счете, все и зависит. Они — тоже реальность, причем настолько же вторич­ная, обусловленная происходящим в жизни, насколько и пер­вичная, в значительной степени предопределяющая то, как эта жизнь протекает.

Поделиться ссылкой: