Преступность мигрантов в карантин: несбывшиеся прогнозы
Помню, как в апреле, в самом начале российского карантина, многие эксперты, даже со званиями генералов ФСБ, предсказывали, что в условиях, когда предприятия прекращают свою работу и экономика испытывает трудности, преступность среди иностранных мигрантов будет расти, что они начнут терроризировать российских граждан. Группа националистов, среди которых был и покойный Константин Крылов, даже написали, пугая грядущими грабежами, обращение к Путину с призывами депортировать и запретить, продемонстрировав, что националистическая мысль в России на самом деле не способна ни на что другое, кроме агрессии и репрессий. Я тогда написал свою колонку «Ожидает ли Россию рост мигрантской преступности?», в которой попытался развеять эти алармистские прогнозы прошлой официальной статистикой о правонарушениях со стороны иностранцев.
Теперь подоспела и официальная статистика МВД о состоянии преступности в России в апреле-мае 2020 года, т.е. в основной период жёсткого карантина. И что мы видим? Всего за эти два месяца в стране было зарегистрировано 322 тыс. преступлений, что на 6,6% меньше, чем за апрель-май 2019 года. Число раскрытых преступлений было 167 тыс., на 5,4% меньше, чем за тот же период 2019 года. И, наконец, количество раскрытых преступлений, совершённых гражданами СНГ, в апреле-мае 2020 года было 4,8 тыс., что на 9,9% (!) меньше, чем в апреле-мае 2019 года. Доля иностранных преступлений в общей массе раскрытых преступлений даже чуть упала, с 3 до 2,9%. Иными словами, в период карантина все – и российские граждане, и иностранцы — стали совершать преступлений меньше, при этом преступность среди иностранцев упала даже больше, чем среди россиян. Эксперты-алармисты потерпели полное фиаско со своими прогнозами-страшилками.
Почему не было никакого взрыва «мигрантской преступности», несмотря на то, что именно иностранные граждане оказались в наиболее уязвимом положении в результате карантинных мер? Во-первых, большинство мигрантов весной этого года не потеряли работу — хотя и понесли ощутимые потери в зарплате, многие предприятия и службы продолжали свою работу. Более того, некоторые сферы услуг расширились, например курьерская доставка, и привлекли на работу значительное число иностранцев, которые гораздо более мобильны на российском рынке труда, чем сами россияне. Во-вторых, мигранты умеют ужиматься и сокращать до минимума свои потребности и расходы, которые и без того минималистские. Сыграл, конечно, свою роль и президентский указ, который временно освободил иностранцев от выплат за патент, дающий право на трудовую деятельность, и частично от поборов со стороны полиции. В-третьих, иностранные мигранты, особенно из Средней Азии, имеют плотную социальную сеть в России, в отличие от «атомизированных» россиян, и в этой сети осуществлялась активная взаимная поддержка наиболее пострадавших соверующих, сородичей и земляков, внутри мигрантского сообщества заработали свои разнообразные механизмы благотворительности. Всё это в совокупности и предотвратило какие-то уголовные эксцессы. Более того, иностранцы оказались даже более законопослушными, чем россияне, и старались, видимо, более дисциплинированно соблюдать режим «самоизоляции», понимая, что российская медицина неохотно придёт к ним на помощь.
Урок из этой истории такой: те люди, которых мы называем «мигрантами» и «гастарбайтерами», помещая их, таким образом, в особую социальную категорию, считающуюся проблемной и опасной, на практике, например в области исполнения законов, ведут себя примерно так же, как и российские граждане, не лучше, но и не хуже. Уголовные преступления они совершают даже в большее низкой пропорции по отношению к своей численности в российском населении. Они точно так же заботятся о своём здоровье, точно так же реагируют на требования изоляции или нарушают их, они точно так же, как и россияне, в массе своей не стремятся заработать деньги нечестным путём, они помогают своим ближним, которые испытывают трудности. Они – это мы, мы – это они.