Отрицание Холокоста и академические права и свободы
Общим местом в определении академической свободы является ее непрямая связь со свободой слова. Очевидно, что, с одной стороны, академическая свобода напрямую связана с той или иной правовой концепцией свободы слова в целом, а с другой – очевидно, ограничивается и регулируется различными профессиональными стандартами, принятыми в образовании и науке. Эти две свободы – свобода слова и академическая свобода высказывания – очевидно, не совпадают и даже конфликтуют. Разные авторы по-разному отвечают на вопрос о том, как именно и где пролегают границы между свободой слова и академической свободой слова в ситуации, когда речь идет о позиции ученого или исследователя.
Отрицание Холокоста уже давно является классическим примером, на котором тестируется конфликт между свободой слова и академической свободой. Для иллюстрации этого обратимся к примерам того, как именно эта коллизия решается в разных политико-правовых контекстах.
Очевидно, что Холокост — как трагедия европейского еврейства во Второй мировой войне – имеет свои не только культурные, психологические, политические последствия, но и правовые последствия. В целом ряде государств само отрицание Холокоста влечет за собой преследование со стороны государства, поскольку законодатели большого числа европейских стран видят в отрицании Холокоста разновидность запрещенной в этих странах пропаганды нацизма.
Очевидно так же, что само создание государства Израиль, для которого Холокост – не абстрактная трагедия, а пережитый многими членами семьи ужас — вызывает до сегодняшнего дня существенные противоречия и споры. Эти споры касаются даже самого события Холокоста. Некоторое количество исследователей, в основном, представляющих праворадикальные или антисемитские круги по обе стороны океана, стали выступать с различными текстами, в которых прямо заявлялось, что Холокост – «выдумка», «миф еврейского народа», специально созданный для целей политического продвижения «идеологии сионизма». Так, возникший еще в 70-х годах в США Институт пересмотра истории (Institute of HistoricalReview) состоял из нескольких десятков исследователей из разных стран, издавал журнал этого общества, проводил «научные» конгрессы, которые фактически стали местом для оправдания преступлений неонацистов.
Поскольку большая часть этих исследователей так или иначе была связана с академической наукой – то возникший конфликт между свободой слова (особенно Первой поправкой к Конституции США, гарантирующий свободу высказывания) и профессиональными стандартами стал активно обсуждаться именно применительно к проблеме академической свободы слова, и ее отличии от «обыкновенной» свободы. В рамках разных подходов отрицатели Холокоста «отрицают» это историческое событие весьма по-разному – от полного отрицания самого факта до отрицания, скажем, уникальности трагедии еврейского народа и сравнения его с другими этническими трагедиями XX века, например, с армянским геноцидом.
Принцип, который демонстрируют разные профессиональные сообщества для защиты академической свободы высказывания основан на понимании исторического факта. Это позволяет разграничивать допустимую в исторических исследованиях критику (в этом случае, например, обсуждение числа жертв Холокоста, по-видимому, не должно пониматься как «отрицание») до отрицания самого факта – массового уничтожения евреев Третьем рейхом (и это тогда понимается как профессиональная некомпетентность, поскольку отрицание этого факта понимается как свидетельство непрофессионализма). Тем не менее, время от времени отрицатели Холокоста, прежде всего, в Великобритании и США, где напрямую не преследуется «отрицание», активизируются, что, в свою очередь, вызывает активное сопротивление исторического сообщества.
В Британии спор между отрицателями Холокоста вылился в известный всем историкам гражданский процесс 1996-2000 гг — известный и активный публицист-антисемит, постоянно выступающий с отрицанием Холокоста Дэвид Ирвинг против историка Деборы Липштадт и издательства Penguin Books. Историка и издателей отрицатель Холокоста обвинил в клевете, поскольку он был упомянут среди прочих отрицателей на страницах исследования Д. Липштадт «Denying Holocaust”, что Ирвинг посчитал клеветой и подал в суд.
Фактически, в суде основным оказался вопрос – «является ли Холокост историческим фактом?». Ответчики – Дебора Липштадт и представители издательства- использовали свидетельства других историков, в частности, Ричарда Эванса; они доказали не только очевидное манипулирование и фальсификации в работах Давида Ирвинга, но и его несомненную связь с праворадикальными и антисемитскими организациями в Европе.
В результате суд не только отверг иск Ирвинга, но и присудил ему оплату громадных (3 млн фунтов) судебных издержек. Судья в своем заключении указал, что Ирвинг «постоянно и сознательно манипулировал историческими фактами, искажая их, преуменьшая масштабы уничтожения европейского еврейства», что объясняется его «политическим и идеологическими представлениями – расизмом и антисемитизмом» (Эту историю Ричард Эванс впоследствии в деталях описал в своей книге.)
Это решение было встречено некоторыми историками скептически: например, историк Даниэл Голдхаген отметил, что в суде исторические вопросы не решаются, а вот обсуждать вопрос о том, был или не был Холокост – примерно то же, что «обсуждать была или нет Гражданская война в США».
Надо сказать, что активность Ирвинга в европейских странах, где отрицание было включено в список правонарушений, в результате привела к тому, что Дэвид Ирвинг был осужден на три года тюрьмы по австрийскому законодательству, а затем через год был выпущен из тюрьмы с запретом посещения этой страны. Это решение вызвало еще большую критику, особенно учитывая некоторые политические нюансы тогдашней политической ситуации в этой стране: комментаторы указывали на возможное влияние общеевропейской критики консервативной Партии Свободы, которая была в тот момент у власти, на суд. Важной составляющей этой критики было и то, что историки должны решать вопросы истории своим профессиональным сообществом, например так, как это делается в США.
Примером американского подхода к работам отрицателей Холокоста является история с известным в США Артуром Батцем., еще в 70-х написавшим книгу «Мистификация XX века», в которой Холокост объявляется выдумкой.
Активный член Института пересмотра истории и член редколлегии одноименного журнала, преподаватель колледжа Артур Батц неоднократно становился предметом полемики между еврейскими организациями в США и руководством Northwestern University, в котором он преподавал и до сих пор преподает электротехнику. Причина, по которой ректор университета встал на защиту всем известного отрицателя Холокоста довольно проста: этот преподаватель никогда публично не высказывался на своих занятиях по электротехнике (которую он преподает более тридцати лет), и потому его публикации по теме, которая не входит в круг его профессиональных обязанностей и интересов, никак не связаны с преподаванием в инженерном колледже. Важно заметить, что так же относится к этому и Американская ассоциация университетских профессоров. Кроме того, ректор по согласованию с правозащитными и еврейскими организациями после обсуждения этого скандала еще и добавил в программу курсов особый курс для студентов по истории Холокоста, дополнительно продемонстрировав, что взгляды, высказываемые профессором Батцем, никак не отражают позиции университета, где он работает.
Таким образом, видно, что англо-американская традиция свободы академического слова довольно сильно отличается в применении от европейских принципов и ограничений академического высказывания даже тогда, когда речь идет о таких очевидных после Нюрнберга сюжетах, как отрицание Холокоста. Основной идеей такого вмешательства является принцип саморегуляции профессионального сообщества – отрицание Холокоста становится в таком случае не актом нарушения закона, а доказательством профессиональной некомпетентности того или иного исследователя. Как кажется, такой опыт в большей мере активизирует как обсуждение тех или иных исторических вопросов, так и этические проблемы, возникающие при их исследовании. Подобный опыт, кажется, больше подошел бы к российской ситуации.
Несмотря на достаточную представленность юдофобов и антисемитов в российском академическом пространстве, собственно, скандалов по поводу антисемитских «научных» изданий российских ученых или преподавателей, в частности, по поводу Холокоста, обычно не возникало, хотя исследователи давно обращали внимание на то, что в некоторых вузовских российских учебниках либо «..вообще не упоминается о Холокосте, либо говорится о евреях-военнопленных в немецком и советском плену». Надо сказать, что российские антисемиты, включая тех, кто работал в научных и образовательных институциях, проявляли известную активность в конце 90-х начале 2000: в основном, перепечатывали работы известных антисемитов и отрицателей Холокоста, в частности, Юргена Графа, вступление к книге которого «Миф о Холокосте» написано известным российским антисемитом и отрицателем Холокоста, д.э.н. Олегом Платоновым.
Поэтому довольно громко прозвучал недавний скандал в Санкт-Петербурге, когда профессор и доктор наук В.В. Матвеев, работавшим в СПБ филиала РАНХГНиС, который поразил учителей Ленинградской области своими познаниями в истории Холокоста, договорившись до того, что «до войны на территории Европы жило менее 5 млн» (то есть, никаких 6 млн жертв быть не могло), «все руководство Третьего рейха было полукровками», «газовых камер по сжиганию людей обнаружено не было, это использовалось лишь для дезинфекции». Другими словам, все эти 6 млн жертв, по мнению проф. В.В. Матвеева – «это выдумка». Требование же о введении истории Холокоста в школьную программу профессор отверг потому, что «…мы как представители образования, должны нести правду, Холокоста в том объеме просто не было» и что «эту идею сможет донести до школьников каждый».
Заметим, что при этом сам по себе геноцид профессор не отрицал, но отрицал его масштабы, а также открыто сомневался в применении газовых камер для уничтожения евреев. Поразительно, что этот доклад был прочитан профессором на семинаре, который назывался «Подготовка уроков памяти жертв Холокоста и воинов Красной Армии, освободителей Аушвица».
Любопытно, что сам профессор признается, что эта тема не является предметом его профессионального интереса, как «специалиста по национальной безопасности» (профессор работал на кафедре бизнес-информатики факультета экономики и финансов Северо-Западного Института управления – филиала РАНХиГС, а также и СПб Государственного экономического университета). После скандала руководство Экономического университета уволило профессора, а следственный комитет возбудил уголовное дело. Любопытно, что организатор курсов для школьных учителей – Ленинградский областной институт развития образования – заявил, что он «…не использует практику предварительного цензурирования выступлений, опираясь на образование, квалификацию и опыт педагогической работы спикеров».
Таким образом, первый же опыт столкновения с отрицателем Холокоста в российском вузе спровоцировал довольно сильную реакцию, в которой, собственно, академическое сообщество особого участия не принимало. Вся общественная реакция была ответом на возмущение учителей и включила режим правовых санкций без всякой активизации академического сообщества в том, что могло бы стать неплохим примером обсуждения и анализа. Это, в свою очередь, могло бы укрепить само профессиональное сообщество и активизировать диалог об этических и профессиональных стандартах исторического цеха в России.
Мемориальные законы в целом не свободны от упреков в серьезном ограничении академической свободы высказывания; европейский и российский подходы в этом смысле близки и, в основном, основаны на правовом ограничении академической свободы высказывания, в отличие от американского, где основные ограничения лежат в области этической. Применительно к России с профессиональными сообществами, не обладающими высоким уровнем самоорганизации и самоуправления, и, одновременно, наличием откровенно репрессивного законодательства, такого рода практика, как кажется, в большей степени угрожает академической свободе, чем в других европейских странах.