Последствия теневой либерализации: диапазон злоупотреблений
Как свидетельствуют наши респонденты, нормативная неопределенность, характерная для теневых сделок между врачом и пациентом, действительно открывает широкие возможности для разного рода злоупотреблений, вплоть до таких криминальных приемов, как шантаж и вымогательство. Для начала обратимся к относительно невинным случаям, в которых медицинские работники, по сути дела, выступают в роли мелких чиновников, в чьи обязанности входит проведение экспертиз и выдача заключений, необходимых для принятия различных административных решений. Поскольку в рыночных условиях любые административные решения, как мы уже знаем, имеют свою теневую цену, не приходится удивляться, что теневая цена назначается и за «прикладные услуги» медиков, которые в данном случае можно квалифицировать как корыстные лжесвидетельства. Ранее мы уже упоминали о фактах криминального партнерства медицинских работников с чиновниками военного ведомства по поводу освобождения от военной службы. Теперь обратимся к некоторым иным случаям, на которые указывают респонденты.
«Можно и не болеть, а медработникам все равно будешь платить, — утверждает ростовчанин В.Ю. — Например, за медицинское освидетельствование для водителей. На таком медосмотре вкладываешь в паспорт 100 рублей (в 1999 году) и получаешь справку со всеми штампами — «годен». Есть, конечно, и такие, кто проходит медкомиссию, но это те, у кого нет денег». В случае, если справку получает человек, которому по объективным данным следует запретить вождение машины, то операция напоминает нам о сделках с милицией и другими чиновниками, продающими «разрешения на правонарушение». Здесь человек покупает за деньги свидетельство, что он здоров, однако при необходимости он может купить и противоположное свидетельство — о том, что болен. «Предположим, мне нужно срочно больничный оформить, — рассказывает москвичка Ж.В., — я иду к знакомому врачу: шампанское, коробка конфет, что-то из косметики… Сейчас все берут, что ни принесешь».
В обоих указанных случаях инициатива сделки, понятно, исходит от потребителя, и сама сделка представляет собой выгодную обеим сторонам «игру с положительной суммой». Рынок как рынок: есть спрос, есть предложение, есть товар, есть цена. Однако совершенно иначе следует расценивать ситуацию, в которой врач «в нагрузку» к товару, за которым пришел к нему пациент, вынуждает его приобретать нечто совершенно не нужное. «Приходит наш человек в ведомственную больницу за больничным, — рассказывает ростовчанин Э.Б. — А врач говорит, что если он хочет получить больничный, нужно купить таблетку какого-то калиевого препарата. По всей видимости, врач работает в системе сетевого маркетинга, и ему нужно продать какое-то количество лекарств. Таблетка стоит два рубля, купить их нужно нашему работнику десять штук. Как только он купит, то отношение к нему меняется — выписывается больничный. Подобные таблетки стоят в аптеке раз в десять дешевле… Но если у посетителя нет денег, то тут-то ему и начинают «выкручивать руки». Врач говорит, например: «Зайдите через три дня, тогда и посмотрим, что у вас болит»; либо: «Ничего страшного с вами не произошло, и вы можете идти к себе на участок работать»».
На специфическую практику поборов через продажу пациенту нужных или не нужных ему лекарств респонденты указывают довольно часто, причем, что особенно важно, информация, идущая от пациентов, подтверждается и свидетельствами самих медицинских работников. «Врач может предложить больному какой-то препарат помимо официально ему прописанного, — рассказывает наш главный информатор о врачебных тайнах и секретах костромич Д. — Естественно, что за дополнительный препарат требуется дополнительная оплата. Препарат, конечно, больничный, а деньги получает непосредственно врач. При этом многое зависит от личных качеств врача. Врач может предложить действительно редкое и нужное лекарство, а может под видом редких заморских таблеток толкнуть какие-нибудь залежалые витамины, от которых хоть хуже и не станет, но и улучшение пе наступит. Больные же врачу верят, да и не разбираются в препаратах». Понятно, что объективно подобную «торговлю» следует расценивать как откровенное мошенничество. Здесь уже не рыночная сделка с обоюдной выгодой, но акт «одностороннего обмена», в котором пациент отдает врачу деньги, не получая взамен ничего.
Наряду с мошенничеством при продаже лекарств и торговле ложными свидетельствами о состоянии здоровья наши собеседники указывают и на различные формы шантажа и прямого вымогательства, которые медицинские работники используют в отношении тяжело больных пациентов и их родственников. «Заболела у нас бабушка, — рассказывает Э.Б. — Вызвали мы «скорую». Приехали крепкие ребята, сказали, что ее нужно забирать. Но говорят, что спускать по лестнице ее на носилках мы не должны. Я предлагаю им сумму денег, и бабушку выносят. Это экстремальный случай и не было никакого желания препираться с медбратьями».
Рассказы такого рода тоже в наших материалах не редкость что, видимо, говорит о широком распространении самого явления. «Бывает, человек нуждается в срочной помощи, а его начинают мытарить, гонять по каким-то процедурам, анализам, но в больницу не кладут. И так до тех пор, пока он сам не поймет или другие не подскажут, что надо заплатить», — со знанием дела свидетельствует врач Д. Наиболее же впечатляющую историю мы находим в интервью ростовчанина В.Ю. Рассказ этот, полный мрачных подробностей, настолько четко воссоздает картину коррупции в больнице, что мы считаем необходимым дать из него пространную выдержку:
«В прошлом году заболел мой отец. Его мы отправили в больницу на машине «скорой помощи». А я ехал за ними вслед на машине с моего производства. Так машину «скорой» пропустили сразу в больницу, а мне пришлось свою машину оставить на стоянке. Я потом поднялся в приемный покой и стал искать отца, потому что его бросили куда-то в угол, как какого-нибудь бомжа. Состояние мое было «на взводе», такой картины я не мог вытерпеть. Им привозят много больных и пострадавших, с ними — родственники, и вот родственники больных мне стали подсказывать, что, мол, ваш отец может так долго лежать без внимания. И подсказали — кому платить. Я достал сто рублей, отдал их фельдшеру, и процесс пошел. Как только увидели работники приемного отделения, что я достаю деньги из портмоне, то их настроение сразу изменилось в мою пользу. Я дал деньги санитарам, чтобы они положили отца на каталку и провезли в смотровую. Потом платил за УЗИ, анализы. Сразу платил наличными тут же — в приемном отделении. Мне медработники стали говорить, что отец очень «тяжелый» (в смысле — его состояние тяжелое), то есть они просто нагнетали ситуацию, для того чтобы меня «раскрутить». Работники приемного отделения мне говорят, что лекарств у них нет, а я говорю: «Пишите, что отцу нужно, а я куплю» (в больнице у них есть аптека). Но потом я решил, что бегать за лекарствами я не буду, и на месте — в отделении, у медработников покупал глюкозу и другие лекарства. Они мне говорили, что эти лекарства они взяли «взаймы» у другого больного (то есть якобы эти лекарства принесли родственники для лечения своих больных). Хотя я уверен, что эти лекарства были их личными, они их просто припрятали для случая. Это и есть вымогательство, которое для медработников — обычная вещь. Скорее, они создают такие условия, при которых ты сам будешь искать, кому бы сунуть деньги, чтобы больному помогли.
В этот же день я, находясь рядом с отцом, вижу, что необходимо ему спустить мочу. А мне в отделении урологии говорят, что у них нет катетера и его нужно купить. Я помчался на машине его разыскивать. Объехал все, что можно — нет нигде. Вернулся в больницу, а там мне говорят: «И чего это вы поехали искать катетер? Их же нет нигде, это всем известно». Я побежал к старшему врачу из урологов, рассказал обо всем и пообещал отблагодарить. И сразу все нашлось, и катетер в том числе. Но уже было поздно. Мне говорят: «Крепитесь, ваш отец умер». Состояние мое — ужасное, а из реанимации выходит тот человек, который поставил отцу катетер, похлопал меня по спине и сказал: «С вас — сто рублей». Деньги я отдал. Но потом, честно говоря, разругался там в больнице: не такое уж критическое состояние было у отца, его можно было спасти.
Потом я еще три дня искал отца. У них в больнице три морга, и он был завален другими. С трудом отыскал».
Эта дантова картина, конечно же, требует, чтобы мы приняли во внимание эмоциональное состояние рассказчика. Вопрос о том, можно ли было спасти больного и при каких условиях, остается открытым. Однако в любом случае картина эта является прекрасной иллюстрацией к той игре без правил, которая характерна для современного теневого рынка медицинской помощи в его наиболее мрачных и диких проявлениях.