Сторонники генеральского порядка
Вокруг фигуры Путина в первые же месяцы его премьерства консолидировались люди, истосковавшиеся по порядку и не желавшие возврата порядков коммунистических. Это была не только значительная часть левых примаковцев; своими словами и поступками премьер привлек к себе и сторонников тех политиков-центристов, за которых во время нашего опроса готовы были голосовать и многие правые избиратели (прежде всего, бывшие сторонники Лужкова). Кроме того, Путину перебежало и большинство приверженцев двух генералов — А. Лебедя и С. Степашина; в совокупности люди эти составили, по нашим прикидкам, не меньше четверти путинского электората. Что же они из себя представляют и каким видится им желаемый порядок — не только тот, который наводится в Чечне в ходе военных действий (тут все ясно, они его поддерживают), а порядок мирный, о котором у нас и идет речь?
Бывшие поклонники Лебедя и Степашина интересны уже тем, что видят в этих лидерах именно потенциальных борцов с коррупцией и теневым бизнесом: около двух третей первых и 59% вторых полагают, что генералы справятся с данной проблемой лучше других. Но интересны они и своим отношением к теневой деятельности, равно как и своими представлениями о способах борьбы с коррупцией и экономической преступностью.
Сторонники Лебедя демонстрируют очень высокую терпимость к сокрытию доходов — здесь они ничем не отличаются от ультраправых или от наиболее терпимой к налогонеплательщикам части правых. Правда, это не относится к уклоняющимся от уплаты налогов хозяйственным руководителям — здесь поклонники Лебедя становятся непримиримыми начальствоненавистниками. Сторонники Степашина, напротив, свою нетерпимость к налогонеплателыцикам заметно чаще склонны распространять и на скрывающих доходы рядовых россиян, сближаясь в данном отношении с зюгановцами, а порой и превосходя их (если среди сторонников Лебедя неуплату налогов рядовыми гражданами осуждает чуть больше четверти респондентов, то среди степашинцев — 44%.
Когда же речь заходит о прямом или косвенном соучастии в деятельности теневиков — на рабочем месте или на избирательном участке, — картина меняется с точностью до наоборот: приверженцы красноярского губернатора, подобно левым, путаться с криминалом, как правило, не хотят, а многие последователи отставного премьера, подобно правым, очень даже готовы. Это значит, что сторонники Лебедя согласны простить другим то, что для себя лично считают неприемлемым, а приверженцы Степашина осуждают других лишь потому, что сами последовать их примеру не имеют возможности. Чтобы не перегружать текст цифрами, приведем лишь самые выразительные. Среди бывших степашинцев желание пополнить ряды теневиков продемонстрировали 37% (больше — только у жириновцев и кириенковцев), а среди сторонников Лебедя — почти в два раза меньше. При этом о принципиальном отказе соучаствовать в криминальном бизнесе заявили больше половины вторых (самый высокий показатель), а среди первых — лишь около трети (меньше опять-таки только у жириновцев и кириенковцев).
И все же люди, ранее выбравшие из множества претендентов на президентский пост двух силовиков, имеют, при всех своих различиях, и нечто общее, что и позволило им вскоре, не меняя позиций и установок, объединиться вокруг третьего силовика в лице Путина. Их сближает уже сама противоречивость их умонастроений, свидетельствующая о повышенном житейском дискомфорте. Те и другие не склонны, похоже, оценивать жизнь в координатах «настоящее — прошлое». В настоящем они чувствуют себя не очень уютно: по уровню доходов они мало отличаются от левых, к тому же именно в их рядах наибольший, а у сторонников Лебедя доходящий почти до четверти, процент безработных. Потому они не держатся за какие бы то ни было постсоветские ценности и не опасаются, подобно правым, отката к прежней несвободе. Но, в отличие от левых, они не видят для себя перспективы и в компромиссах с коммунистическим прошлым. Мысль о генерале у власти и генеральском порядке — это мысль о революционном разрыве с тем, что было и есть, и столь же революционном прорыве к тому, чего еще никогда не было. Правда, сам этот новый порядок бывшим сторонникам Лебедя и Степашина, ставшим сторонниками Путина, видится все же не одинаково.
Степашинцы, многие из которых не прочь бы поддаться соблазнам теневого бизнеса, но которым жизнь, вопреки их желанию, таких соблазнов не предоставляет, готовы, кажется, подавлять в себе теневые искушения при условии, что и у других они будут также подавлены. Поэтому, наверное, они слабо верят в такой способ упорядочивания жизни, как либерализация, и достаточно заинтересованно относятся к чрезвычайщине и диктатуре: «либерализаторов» в их составе всего 19% (один из самых низких показателей), а «авторитаристов» — 31% (почти столько же, сколько у лидеров — зюгановцев).
Небезынтересно и то, что степашинцы обнаруживают повышенную склонность к национализму: 30% их представителей (это в полтора-два, а порой и в три раза больше, чем в других электоральных группах) полагают, что российское государство в первую очередь должно отстаивать интересы русских (6). В данном отношении сторонников генерала и бывшего премьера опережают (правда, заметно) только жириновцы. Но если в лице последних мы имеем дело с национализмом людей, неплохо приспособившихся к постсоветской коррупционно-теневой реальности, то в лице первых — с национализмом неприспособившихся и, следовательно, неудовлетворенных. Поэтому можно предположить, что перед нами не один, а два разных национализма, распространяющиеся прежде всего в провинции (в этих электоральных группах самый высокий процент жителей небольших городов). Если в случае с жириновцами речь идет о криминальном национализме, то у степашинцев — о национализме государственно-репрессивном, тяготеющем к антикриминальной диктатуре.
Между тем поклонники Лебедя, ощущающие себя честными людьми и именно поэтому, быть может, не склонные слищком строго судить тех, кто не хочет делиться с нечестным государством честно заработанными деньгами, не воспринимают, вопреки распространенному мнению, своего кандидата как потенциального диктатора: авторитарный прорыв к антикоррупционному и антитеневому порядку готов приветствовать лишь один из каждых шести их представителей (чуть меньше — только у явлинцев и кириенковцев). Похоже, они вообще очень плохо представляют себе, чего же именно хотят и ждут от «крутого» генерала: каждый третий его сторонник затруднился ответить на вопрос о предпочтительных способах борьбы с коррупцией и теневой экономикой, что в два-три раза больше, чем в других рассмотренных нами группах. Надо полагать, желание отодвинуть от себя теневые соблазны при готовности мириться с реальной теневой практикой себе подобных, соединить терпимость к греху и даже его оправдание с девственной моральной непорочностью не может воплотиться во что-то другое, кроме мечты о чудо-прыжке из царства хаоса в царство порядка и, соответственно, о чудо-вожде, которому одному только ведомо, куда и зачем прыгать и который своей чудо-осведомленностью злоупотреблять не станет.
Таковы два представления о генеральском порядке, обнаруженные нами в сознании россиян. Впоследствии они соединились, замкнувшись на фигуре бывшего чекиста, ставшего премьер-министром, а потом и президентом. Насколько же прочно это соединение и насколько сочетаемо оно с образами порядка, сложившимися в головах переметнувшихся к Путину примаковцев и лужковцев (а эти образы, напомним, тоже не одинаковые), а также кириенковцев и части жириновцев? Это и есть, быть может, главный вопрос послеельцинской эпохи, он пока остается открытым.