Теневые соблазны

Чтобы получить максимально полную картину, мы в дан­ном случае прибегали не столько к прямым, сколько к косвен­ным методам получения информации. Не питая иллюзий, что любой человек, вовлеченный в незаконную деятельность, про­стодушно признается в этом интервьюеру, мы спрашивали людей не об их реальном поведении, а о поведении возможном, ги­потетическом. Мы интересовались, насколько в современном российском обществе распространена установка на участие или косвенное соучастие в теневой практике. Готовы ли наши со­граждане — если это сулит им выгоду — поддерживать коррум­пированных чиновников, теневиков-хозяйственников или лич­но участвовать в теневом бизнесе?

Учитывая, что россияне традиционно все свои беды и на­дежды связывают с властью и олицетворяющими ее людьми, а также то, что сама власть в постсоветской России формиру­ется все-таки не без участия избирателей, мы хотели, в част­ности, понять, какая доля населения предрасположена к тому, чтобы на определенных условиях сознательно пойти на кри­минализацию власти, тем самым вступив в некий косвенный сговор с коррупционерами и теневиками. Разрабатывая программу исследования, мы помнили о широко известных случаях, ког­да избиратели приводили к власти заведомо криминальных кандидатов (Нижний Новгород, Ленинск-Кузнецкий и т. д.). Опыт таких выборов мы приняли как своеобразный тест и решили повторить его в рамках всероссийского опроса. Вот ответы, которые мы получили.

Таблица 6

Предположим, Вы уверены в том, что кандидат на должность главы местного самоуправления (мэра, главы администрации и г. п.) участвует в теневом бизнесе или связан с криминальными кругами. Могли бы Вы проголосовать за него на выборах?

Варианты	Населе-	Предпри-	ПРЕДпред-	НЕпредпри-
ответов	ние в	ниматели	прини-	ниматели
	целом		матели
Мог бы проголосовать
в любом случае	6	5	7	6
Мог бы проголосовать,
если был бы уверен,
что жизнь при нем
станет лучше	32	38	42	28
Не стал бы за него го-
лосовать ни при каких
обстоятельствах	47	45	37	50
Затрудняюсь ответить	15	12	15	15

Как видим, у 38% россиян иммунитет против соучастия в криминализации власти отсутствует. Правда, подавляющее большинство этих людей готово проголосовать за сомнитель­ного кандидата только на определенных условиях («если жизнь при нем станет лучше»), а без всяких условий («в любом слу­чае») — сравнительно немногие. Но и этих последних мы бы со счетов не сбрасывали. Можно предположить, что готовность голосовать за криминального кандидата «в любом случае» оз­начает неверие в то, что власть в современной России может быть законопослушной и некоррумпированной. Люди с таки­ми взглядами выбирают не между коррупционером и честным человеком, но между разными коррупционерами. Наши интер­вью это предположение подтверждают. «Если мы сойдемся на том, что любой представитель власти «не чист» по определе­нию, — говорит, например, В. (студент и — одновременно — один из руководящих работников промышленного предприятия), — то вопрос о кандидате, связанном с криминалом, теряет свою актуальность». Иными словами, коррумпированы все, и пото­му выбирать приходится между коррупционерами компетент­ными, способными выполнять возлагаемые на них функции руководства, и теми, чьи профессиональные возможности выг­лядят проблематичными. И такие настроения присущи не од­ному только В., в чем читатель может убедиться, ознакомив­шись с приведенными в конце книги интервью. Да, таких людей действительно не очень много, но они все же есть, и их чис­ленность измеряется не сотнями и тысячами, а миллионами. Интересно, что во всех рассматриваемых группах эти люди представлены примерно в одинаковых пропорциях, между тем как в реакциях на другие варианты ответов расхождения меж­ду группами довольно существенны, что позволяет говорить о вполне определенных тенденциях.

Во-первых, теневые установки в группах меньшинства про­являются заметно отчетливее, чем среди большинства. Во-вторых, нетрудно заметить, что наибольшую терпимость к кримина­лизации власти демонстрируют респонденты, которых мы ус­ловно назвали ПРЕДпредпринимателями. Только среди них совокупный процент готовых — на определенных условиях или без всяких условий — проголосовать за криминального кандиата превышает процент тех, кто такой готовности не обнару­живает. Эти данные кажутся нам заслуживающими серьезно­го внимания. Они говорят о том, что многие люди, желающие заняться бизнесом, но не имевшие до сих пор возможности свое желание реализовать, не просто отдают себе отчет в том, в какой среде им придется существовать в случае, если их намерение осуществится. Они, похоже, больше других склонны считать такую среду нормальной, вполне соответствующей сложившимся в стране условиям и обстоятельствам, а потому и власть они чаще других хотели бы видеть этой среде соответствующей.

К ПРЕДпредпринимателям относится уже знакомый нам В. К этой же группе принадлежит В.Ю., работающий заместите­лем директора на частном кирпичном заводе; несмотря на со­лидный возраст (52 года), он тоже мечтает о собственном биз­несе. «Если бы я знал, — говорит он, — что мой кандидат на выборах связан с каким-то криминалом, — я все равно прого­лосовал бы за него, если бы был уверен, что это поможет на­шему предприятию и людям, которые там работают… Произ­водство у нас налажено, но необходимо организовать систему сбыта готовой продукции. Если руководитель администрации сможет организовать хозяйственную жизнь в городе таким об­разом, чтобы мы могли заключать какие-то долгосрочные до­говора на поставку того же кирпича, а это в его компетенции, то я проголосую за него». Тут — установка на своего рода кри­минально-теневой патернализм, сформировавшаяся в резуль­тате ясного представления об особенностях существующей в современной России системы хозяйства.

Ниже мы увидим, что подобные установки сочетаются у 1РЕДпредпринимателей с повышенной психологической готов­ностью и к личному участию в теневой деятельности. Пока ^е °™етим, что среди препятствий, мешающих заняться предпринимательством, только 5% представителей данной группы назвали неготовность вступать в незаконные отношения с чиновниками; среди других помех (отсутствие первоначального капитала, высокие налоги, угрозы со стороны криминального мира, недостаточная уверенность в своих силах) эта — на пос­леднем месте.

Если же мы присмотримся к умонастроениям людей, свой бизнес уже имеющих, то увидим, что в их среде все-таки больше тех, кто не испытывает желания соучаствовать в криминали­зации власти. В этом они, как ни странно, ближе к тем, кто о предпринимательстве не помышляет. Но близость эта вряд ли означает совпадение мотивов, по которым претензии крими­нала на власть отвергаются даже тогда, когда он предлагает взаимовыгодную сделку: вы нам — свои голоса, а мы вам — улуч­шение вашей жизни.

Как мы помним, люди, занятые малым индивидуальным бизнесом, несопоставимо чаще других сталкиваются с коррум­пированными чиновниками. И они, очевидно, на собственном опыте успели не только познать преимущества теневых отно­шений, в которые неизбежно вовлекаются, но и почувствовать тяготы зависимости и бесправия, на которые обрекает их ны­нешний криминально-теневой патернализм больших и малых начальников. Рискнем поэтому предположить, что неприятие многими нашими предпринимателями криминализации влас­ти опирается прежде всего на прагматические правовые сооб­ражения. «Где я с этой коррупцией не сталкиваюсь! — воскли­цает хозяйка ресторана Т.Е. — Это же повсюду!» Поэтому она не хочет выбирать между криминальными и полукриминаль­ными кандидатами: «В таком случае я проголосую против всех. Все равно они гребут под себя». А предпринимательница Е. на выборы уже вообще не ходит: «Не хочу голосовать за лю­дей, связанных с криминальным капиталом. Я категорически не проголосовала бы за такого кандидата, потому что, конеч­но, хотела бы, чтобы у нас в стране было больше законности — иначе решение чиновников никто не контролирует, и получа­ется полный чиновничий произвол». Если наше предположение относительно предпринимателей, основанное на цифровых показателях и высказываниях интервьюируемых, не беспочвенно, то это значит, что в отечественных предпринимательских «ни­зах» вызревает запрос на законный цивилизованный порядок и соответствующую ему власть, которая придет на смену вла­сти, действующей не по общеобязательным правилам, а по «понятиям», ею же самой принятым.

У тех же, кто бизнесом не занимается и заниматься не хо­чет (а они, напомним, составляют большинство населения), мотивы неприятия криминальной власти, видимо, не столько правовые, сколько моральные. Такое предположение допусти­мо уже потому, что люди эти в массе своей сформировались при коммунистической системе, а коммунизм — это и есть не что иное, как верховенство морали над правом. И, добавим, над экономическими интересами. Известно, однако, что мораль­ный протест против тех или иных явлений (особенно эконо­мических) очень часто имеет в своей основе все те же эконо­мические интересы — особенно если последние не удовлетворяются и шансы на их удовлетворение кажутся со­мнительными. Когда же возникает надежда (пусть даже сла­бая) без особого риска решить экономические проблемы в об­ход закона, моральные тормоза нередко начинают отказывать, и ниже мы сможем в этом неоднократно убедиться, анализи­руя как цифровой материал, так и содержание взятых нами интервью.

Вот характерное проявление этического максимализма в оценке интересующих нас явлений и соответствующей такому миро­ощущению мотивации поведения. «Я сам никогда не стал бы голосовать за человека, связанного с «нелегальщиной», — ка­тегорически заявляет пенсионер В.А., продолжающий работать по краткосрочным контрактам. — Ни при каких условиях. Если связан с криминалом, то это уже не человек». Мы хотели бы обратить внимание на этого респондента, потому что на его примере мы сможем в дальнейшем наглядно показать, как подобный максимализм начинает ослабевать и притупляться, когда речь заходит о реальной выгоде, которую люди, подоб­ные В.А., могли бы сами извлечь из нынешних коррупционно-теневых связей и отношений.

Наши НЕпредприниматели, чей активный возраст чаще всего позади и чьи возможности включения в теневые связи ограни­чены, меньше других могут уповать на коррумпированную власть. Будучи даже уверены в том, что при избранном криминаль­ном руководителе «жизнь улучшится», они, очевидно, сомне­ваются в том, что позитивные изменения коснутся именно их жизни. Они меньше других видят собственный интерес в кри­минализации власти, а поэтому, быть может, и меньше других склонны к соучастию в такой криминализации. Этим они от­личаются и от ПРЕДпредпринимателей, выделяющихся свои­ми упованиями на криминально-теневой патернализм, и от предпринимателей, успевших испытать на себе не только вы­годы, но и тяготы такой «опеки».

А теперь попробуем проверить наши предположения, рас­смотрев отношение опрошенных не к косвенному соучастию, а к непосредственному личному участию в теневой деятель­ности. При этом отмеченные выше тенденции, если они не лишены оснований, как-то должны себя обнаружить.

Не без некоторых колебаний мы решились напрямую, «в лоб» спросить людей о том, допускают ли они возможность личного соучастия в корпоративном бизнесе теневиков. Здесь мы еще больше сомневались в искренности ответов. Но, как выяснилось, сомнения и в этом случае оказались безоснова­тельными. Отметим, что варианты ответов предусматривали лишь такое соучастие в теневой деятельности, которое не сопряжено с личным риском: нас не интересовали способность и желание рисковать. Это был тест на законопослушание как ценность и норму жизни.

Таблица 7

Где вы Вы предпочли работать?

Варианты	Населе-	Предпри-	ПРЕДпред-	НЕпредпри-
ответов	ние в	ниматели	прини-	ниматели
	целом		матели
Там, где начальство
никак не связано с
теневым бизнесом	41	43	34	44
Там, где начальство
может быть и связано
с теневым бизнесом,
но так, чтобы меня это
не касалось	11	11	13	11
Мне все равно, свя-
зано ли начальство с
теневым бизнесом,
даже если это будет
касаться меня самого;
лишь бы не грозила
тюрьма и хорошо
платили	28	31	41	24
Затрудняюсь ответить	20	15	12	22

Картина мало отличается от той, которую мы наблюдали раньше. Примерно те же количественные пропорции, те же тенденции. Почти 40% наших соотечественников не считают нужным противодействовать теневым соблазнам, исходят ли эти соблазны от начальников, действующих независимо от подчиненных, или от начальников, искушающих также и тех, кем руководят. Мы снова видим, что наибольшую податливость демонстрирует при этом группа ПРЕДпредприниматели, а установки реальных предпринимателей близки к взглядам тех, кто бизнесом не занимается и желания такого не испы­тывает.

Приведенные данные позволяют в первом приближении су­дить о том, насколько в российском обществе и его отдельных группах укоренилась ценность законопослушания и как она соотносится с экономическими интересами. Подчеркнем еще раз: вопрос касался такого участия в теневой деятельности которое не связано с риском и страхом перед наказанием. По­этому мы вправе рассматривать полученные данные именно как информацию о ценностях, не замутненную оглядками респон­дентов на реальные жизненные обстоятельства, при которых вовлеченность в теневые связи не может быть гарантирован­но ненаказуемой.

В результате вроде бы выясняется, что ценность законопо­слушания в наибольшей степени свойственна тому большинству, которое находится в стороне от частного бизнеса — и в реаль­ной жизни, и в своих намерениях. Но так ли это на самом деле? Ведь на практике, повторим, приверженность нравственным или правовым ценностям вполне проявляется только тогда, когда в противоречие с ними вступает насущный экономический инте­рес человека и — в то же время — появляется реальная возмож­ность безнаказанно преступить закон. Это обязательно надо иметь в виду, рассматривая «антитеневые» настроения вышедшего из советской эпохи большинства россиян, многие из которых в нынешней криминально-теневой реальности не нашли себе ме­ста и оказались выброшенными на обочину экономической жизни.

Речь идет не о том, разумеется, чтобы безоговорочно оп­равдывать нынешние порядки. Просто не следует в очередной раз впадать в иллюзию, будто нравственные чувства большин­ства могут стать достаточной основой для эффективной поли­тики, направленной против коррупции и теневой экономики. Тем более что и в самом этом большинстве не наблюдается единства: свыше трети его представителей относятся к тене­вой деятельности (начальников или своей собственной под руководством начальников) вполне терпимо, а почти каждый четвертый — это заметно больше, чем в группах меньшинства — испытывает сомнения и колебания, что уже само по себе достаточно симптоматично. Не свободен от них, кстати, и знако­мый нам работающий пенсионер В.А., столь суровый в оцен­ке коррумпированных чиновников и столь непреклонный в не­желании отдавать кому бы то ни было из них свой голос на выборах: «Конечно, хотелось бы, чтобы вся эта теневая эконо­мика вообще меня не касалась. Только где же сейчас это бы­вает?». И это, как увидим, еще не конечный пункт на пути его отступления от морального риторизма.

Мы не знаем, насколько легка дорога от отвлеченной мора­ли, унаследованной от советского прошлого, к ценностям пра­вопорядка и законопослушания, без которых утверждение эф­фективной рыночной экономики немыслимо. Не беремся судить и о том, насколько органично и безболезненно одно способно трансформироваться в другое. Рискнем, однако, предположить, что при сохранении нынешней коррупционно-теневой эконо­мической практики наши потенциальные предприниматели могут принять новые ценности и стать их носителями быстрее, чем люди, обремененные советской ментальной наследственностью. Да, мы хорошо видим, что ПРЕДпредприниматели больше, чем кто бы то ни было, склонны к апологетике нынешних коррупционно-теневых отношений и к участию в них. Но они де­лают и важный шаг, свидетельствующий об их психологичес­кой адаптации к условиям рыночной экономики в ее реальных постсоветских формах, о неотягощенности их сознания инер­цией прежнего дорыночного опыта. Многие представители этой группы как бы говорят: мы молоды, энергичны и хотя пока и небогаты, но надеемся, что так будет не всегда. Однако где же еще искать нам сегодня перспективу экономического благосо­стояния, кроме как в теневой сфере? «В идеале хотелось бы Работать без теневого бизнеса, — говорит учитель средней школы А.А., подрабатывающий репетиторством (английский язык) и подумывающий одновременно о том, чтобы заняться торговлей,- Но это скорее организации, в которых небольшие заработки. А там, где заработки высокие и само предприятие ус­тное, там обязательно есть «теневая» деятельность. Я хотел бы получать хорошие деньги за свою работу. Такой вот замк­нутый круг получается».

Очевидно, что в мотивации многих представителей этой группы есть и другая сторона: не просто заработать деньги, а зарабо­тать их столько, чтобы они могли стать стартовым капиталом для открытия собственного дела. Работающему студенту В., о котором мы упоминали выше, для этого не хватает именно денег. Чтобы заработать их (а его нынешний доход составляет при­мерно тысячу долларов в месяц), ему, по его собственной оценке, потребуется два года. И насчет того, каким образом он наде­ется приобрести их, наш ПРЕДпредприниматель высказывается однозначно: «Да, я работаю и хочу работать в тени… Если когда-нибудь у меня появится выбор, где зарабатывать 1000 долла­ров — на предприятии, связанном или не связанном (с тене­вым бизнесом. — Авт.), — я, конечно, выберу легальный путь. Но не думаю, что в скором времени появится такой выбор».

Показательно, что подавляющее большинство (почти 80%) ПРЕДпредпринимателей в числе причин, мешающих им заняться бизнесом, назвали отсутствие финансовых средств. Поэтому их теневые установки и правомерно рассматривать как стрем­ление к первоначальному накоплению капитала. Такова реаль­ность постсоветской эпохи и таков реализм людей, которые хотят к ней приспособиться, а не оправдывать свою неприспособ­ленность бессильной моральной риторикой.

Разумеется, законопослушание как мировоззренческая цен­ность здесь пока почти не просматривается. Но его формиро­вание может ускориться, если потенциальные предпринимате­ли станут предпринимателями состоявшимися. И если это произойдет, то они наверняка поймут, что легальный бизнес может быть более продуктивным, чем теневой, и что на рынке правовой порядок все же удобнее, чем правовой беспредел, при котором чувствовать себя комфортно могут лишь те, кто по­давляет экономическую конкуренцию внеэкономическими спо­собами (политическим влиянием, силой бандитского оружия и т. п.).

Короче говоря, наш оптимизм относительно ПРЕДпредпринимателей, даже будучи весьма умеренным, не имел бы под собой никаких оснований, не будь того естественного сбли­жения экономических интересов и ценностей правового порядка, которое наблюдается в «низовой» предпринимательской среде и которое фиксируется в ответах на наши вопросы. Эта не­большая группа тем-то и привлекательна, что ее оценки тене­вых отношений показывают: ценность законопослушания мо­жет возникнуть только тогда, когда сопрягается с экономическим интересом. И если это, как мы предполагаем, происходит, то только потому, что мелкий индивидуальный бизнес разочаро­вывается в своем союзе с чиновничеством и интересы этих двух социальных групп вступают в непримиримое противоречие. «Думаете, нам нравится работать «в тени»? — вопрошает ин­тервьюера уже известная нам своей эмоциональностью хозяй­ка ресторана Т.Е. — Кто бы стал платить «крыше», если бы нас охраняла милиция? Кто бы стал давать чиновнику из муници­палитета, если бы он не был всемогущ и не закрыл бы тебя в случае неповиновения?». И резюме: «Мне на самом деле хоте­лось бы, конечно, работать честно, чтобы не нужно было но­чами не спать, думать, как обходить закон, и изобретать не­стандартные способы ведения бизнеса».

 

Возможно (и даже наверняка), в оценке предпринимателей мы тоже впадаем в благостное преувеличение. Ведь людей, терпимых к коррупции и теневому бизнесу, среди них почти столько же, сколько нетерпимых. Не забудем, однако, что речь идет о группе, представители которой при нынешних обстоя­тельствах не могут избежать контактов с теневой экономичес­кой средой. И если часть из них не может устоять перед иску­шениями, если готова согласиться на теневой патернализм власти или производственного начальства, то не потому ли, что видит здесь возможность укрыться от неудобств и опасностей, подстерегающих теневика-одиночку? С другой стороны, если среди наших предпринимателей все же так много и тех, кто демонстрирует нежелание на каких-либо условиях содействовать теневой практике (их доля даже больше, чем в среднем по населению), то это, быть может, симптом того, что, дей­ствуя в экономической тени, они хотели бы из нее выйти во­обще? В таком случае и в самом деле можно было бы гово­рить о важных тенденциях. Они тем более важны, что мы имеем здесь дело именно с бизнесом, пусть и самым «низовым».

 

В условиях капиталистической экономики правовой поря­док, определяющий поведение агентов на рынке, может воз­никнуть и возникает только на основе индивидуальной пред­принимательской этики, обеспечивающей соблюдение элементарных правил двустороннего обмена, создающей для них необходимые личностно-культурные (и — тем самым — со­циокультурные) предпосылки. Она не лишает экономическую выгоду морального статуса, но, наоборот, наделяет ее таким статусом — разумеется, не прямо, а опосредованно, ставя ее (выгоду) под контроль универсальной ценности права, задаю­щего принципы и нормы «честной игры» и обеспечивающего взаимовыгодность индивидуальных выгод. Отсюда, из этой бизнес-точки социального пространства право — как ценность — рас­пространяется обычно и вверх, подчиняя власть и ее инсти­туты, и вниз, укореняясь в сознании наемных работников, которые в любом современном обществе составляют большин­ство населения.

Но для того чтобы такой процесс пошел активно, сам биз­нес должен стать экономически сильным и независимым от власти. Пока же в России бизнес вынужден «жить под чиновником», кормить чиновника, исполнять его волю. Поэтому рынок в России существует, а единого легального порядка нет. И именно по­этому же в сознании бизнесменов постоянно сталкиваются представления о должном и сущем, о желаемом и возможном, логика ценностей и логика интересов. Это, в свою очередь, неизбежно сопровождается внутригрупповыми размежевания­ми вроде тех, которые мы могли наблюдать. Примерно такая же картина предстает перед нами и тогда, когда речь заходит не о гипотетическом поведении и гипотетических желаниях, но о таком сугубо практическом вопросе, как уплата или не­уплата налогов.

Поделиться ссылкой: