Нехай клевещут. Часть 1
«Край непуганых идиотов». Самое время пугнуть.
Илья Ильф. Записные книжки
Меня могут обвинить в том, что название статьи звучит по-украински — невежливо, дескать, по отношению к нашему соседу. А вы вот возьмите и наберите в Word слово «нехай», и убедитесь, что программа слово не подчеркнет, узнает его, стало быть, как слово русского языка. Вот так-то. Ну а смысл названия будет ясен в конце этой небольшой серии статей.
Многие уже в курсе дела, что в пятницу в Думе партия власти примет в первом чтении закон о поправках в наши законы, вводящие понятие «агент» для НКО, принимающих финансовую помощь от иностранных организаций и занимающихся влиянием на политику. Под последним предполагается влияние на принятие политических решений и на массовое сознание в сфере политики. Агенты будут обременены более жесткими процедурами контроля и столь же жесткими санкциями за всевозможные нарушения.
Мое эмоциональное, моральное, этическое, эстетическое отношение к этой акции власти не имеет в данном случае значения. Полагаю, что читатель легко его реконструирует. Я хочу воспользоваться этой акцией, типичной для нынешней ситуации, чтобы попробовать разобраться с тем, что происходит во власти и в обществе — рассмотреть последнее с разных точек зрения, в разных аспектах, говоря противным квазинаучным языком.
Теперь по поводу эпиграфа. Во-первых, я люблю этого классика. Во-вторых, я привел эпиграф, чтобы сконцентрировать в нем эмоции, а дальше сохранять научную беспристрастность. В-третьих, мне очень интересно, кто обидится, отождествив себя с любимыми героями Ильфа. Теперь все. Поехали.
Онтологический аспект
Привычные вещи отличаются от непривычных прежде всего тем, что не вызывают пристального взгляда. Запредельный бред нашей власти, выражаемый в различных формах — высказываниях, мероприятиях, законопроектах и т.п. — стал уже совершенно привычным. Используя выражение «запредельный бред», я не вношу в него никаких оценок, в том числе, как обещал, эмоциональных. Просто наша социально-политическая динамика опережает возможности языка, появляется разрыв между языковой и социальной реальностями, который как-то надо заполнять в силу противоестественности такого разрыва. С такой же степенью неадекватности я мог бы вместо «запредельный бред» использовать словосочетания «суверенный активизм» или «государственное величие». Возвращаюсь к главной мысли. Привычное опасно именно тем, что мы мало обращаем на него внимание. Мы ждем опасности от неожиданного, а не от привычного. Тем самым становимся сами для себя источником опасности. Да, конечно, мы возмущаемся, взываем к здравому смыслу и к власти. Но это не влияет на конечный тактический результат, приближая стратегический общий крах. Поэтому полезно следовать завету, вынесенному мной из трудов Ханны Арендт: чем банальнее зло, тем пристальнее его надо изучать. Чем мы с вами и занимаемся.
Терминологический аспект
Всякое приличное исследование в гуманитарной сфере начинается с анализа понятий. Поэтому для начала разберемся с термином «агент». Современные социальные мыслители используют две основные научные парадигмы для объяснения социальных изменений (социально-исторического процесса, как говаривали раньше). Первая, более древняя, обуславливает все внешними по отношению к социуму объективными факторами (географией, как у наших классиков истории, зоной вечной мерзлоты, как у Мединского, или ценами на нефть, как у наших экономистов). Современная парадигма концентрируется на деятельности активных социальных субъектов и на отношениях, взаимодействиях между ними. Что касается меня, я не отрицаю роли внешних факторов. Но, следуя Матуране и Вареле, полагаю, что внешние воздействия могут лишь стимулировать изменения. Они при этом не предопределяют направление и содержание этих изменений. Последнее определяется устройством социума на данный момент и активностью его агентов.
Вот он, этот термин! В активистской парадигме активные социальные субъекты называются агентами. Термин выбран теорией именно потому, что в языках западной культуры он подразумевает активного субъекта. Если набрать в англо-русском словаре слово «шпион», то вы найдете единственный перевод — «spy». Если же набрать по-русски «агент», то среди нескольких значений найдется и «secret agent», что близко нашему шпиону. Теперь попробуем наоборот. Наберем в англо-русском словаре слово «spy»; среди набора переводов на русский нет чистого термина «агент», но найдется «тайный агент». Теперь наберем по-английски «agent». Первый, а значит, главный смысл, который будут представлен в списке переводов, — «деятель» (ничего удивительного, по латыни agens — «действие»); переводов типа «шпион» или «тайный агент» вы не обнаружите.
Эта смысловая асимметрия порождена социальной асимметрией. В языках западной культуры слово «agent» не имеет отрицательных коннотаций именно потому, что там естественна и поощряется независимая, самостоятельная (в рамках закона) активность людей. Отрицательные коннотации возможны только в словосочетаниях. У нас наоборот: возможна нейтральная коннотация в словосочетаниях вроде «страховой агент». А когда термин применяется изолированно (вроде «Он ведь агент!»), то это порождает у нас отрицательные эмоции. Такое смысловое воздействие вызвано тем, что в русской культуре со времен татаро-монгольского ига самостоятельная независимая активность обычного человека не в чести и подозрительна.
Конечно, у слова «агент» во всех языках есть еще один смысл: это лицо, действующее по чьему-либо поручению, в интересах поручителя. В институциональной теории есть так называемая принципал-агентская модель или «агентская модель». В ней принципал поручает агенту реализовывать некоторые цели принципала, используя ресурсы принципала и получая за это от принципала вознаграждение. Агент, в свою очередь, обязан использовать полученные ресурсы на достижение целей принципала, информируя последнего о достижении целей и использовании ресурсов. Мы к этому еще вернемся позже.
Сейчас надо разобраться с термином «политика». Изначально греческое politikē означало искусство управления государством. До сих пор это остается одним из смыслов термина, который понимает политику как сферу деятельности государства, хотя такое понимание несколько устарело. Однако здесь остается важная семантическая связь с понятием «государственная власть». Политика в этом смысле относится к сфере осуществления государственной власти (мы ведь не применяем этот термин к власти отца в патриархальной семье или к власти террориста над заложниками). В русском языке есть еще один смысл этого термина: политика в этом случае трактуется как сфера борьбы за власть. Когда мы говорим: «Он ринулся в политику», то имеем в виду как раз эту сферу. В английском языке для этих разных понятий есть два слова. Термин «policy» используется как совокупность программ и стратегий государственной (и муниципальной, вообще говоря) власти, когда мы говорим о внешней политике, экологической политике, политике по поддержке предпринимательства и т.п. Термин «politics» используется применительно к сфере борьбы за власть; к нему прибегают, когда говорят о политических убеждениях, политической жизни или политических махинациях. Ниже нам придется использовать все указанные смыслы.
Конституционный аспект
Сейчас станет понятно, зачем мы влезли в изучение слов. Начнем с того, что слова есть в Конституции, что не удивительно. И это важные слова, что систематически забывается.
Итак, начнем с термина «политика». Он встречается в главах 3 (про федерацию), 4 (про президента) и 6 (про правительство). К Федеральному собранию, судебной власти и местному самоуправлению этот термин не применяется. Но самое главное: термин используется только в смысле policy (внешняя политика, кредитная политика и т.п.). Это важно. Ведь слова, используемые в законах, должны иметь определенный и достаточно точный смысл. Конституция придает слову «политика» единственный и однозначный смысл — стратегии и программы органов власти в разных сферах регулирования. Иные смыслы не предусмотрены. Если законодатель вводит новые смыслы, он обязан их разъяснять.
Однако политика в смысле politics, т.е. в смысле борьбы за власть, в Конституции присутствует, но обозначается другим словом — «власть». В этом ничего удивительного нет, ибо два указанных слова семантически тесно связаны. Слово власть используется самостоятельно и без всяких дополнений один раз, а во множестве остальных случаев оно фигурирует в сочетаниях, обозначающих органы или ветви власти. К политике это не имеет отношения. А вот тот единственный случай, когда слово «власть» фигурирует самостоятельно — это статья 3. Она настолько важна, что я привожу ее целиком. Она нам потом понадобится не раз. А читателям рекомендую учить ее наизусть и проникаться ее духом.
Статья 3
1. Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ.
2. Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления.
3. Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы.
4. Никто не может присваивать власть в Российской Федерации. Захват власти или присвоение властных полномочий преследуется по федеральному закону.
Я выделил случаи самостоятельного использования слова «власть» жирным шрифтом. Политика появится в пункте 1 статьи. Но для этого понадобится еще пункт 1 статьи 32, который гласит: «Граждане Российской Федерации имеют право участвовать в управлении делами государства как непосредственно, так и через своих представителей».
Выражение «управление делами государства» здесь крайне неудачное. Конечно, речь идет об осуществлении гражданами своих властных полномочий, предусмотренных статьей 3. В частном случае это передача части своих полномочий «своим представителям», заполняющим «органы государственной власти и местного самоуправления» из п. 1 статьи 3. Как дальше следует из текста статьи 32 и других статей, эти представители появляются посредством выборов. Вот тут и появляется политика как сфера борьбы за право стать представителями суверена — народа России — в органах государственной власти и местного самоуправления. По традиции это называется борьбой за власть (politics). Но на самом деле это просто форма конкурсного отбора на вакантные должности «представителей».
Следствие 1
Из нашей Конституции, как мы видим, вытекает, что суверен — российский народ — является принципалом по отношению к своим агентам-представителям, которых он набирает на конкурсах-выборах. Агентами в точном смысле слова являются президент, депутаты и все прочие избираемые нами в нашей беспредельной благости представители. Мы поручаем им реализовывать наши цели (часто по их же подсказке): то реформы, то стабильность, то что-либо более конкретное вроде образования или экологии. Мы передаем им наши ресурсы — от части наших властных полномочий до средств, которыми мы скидываемся в виде налогов. Мы платим им зарплату. И мы вменяем им открытость и подотчетность нам, чтобы быть уверенными, что они работают на наши цели и только на них тратят наши ресурсы.
Проблема в том, что подавляющее большинство граждан и практически все представители власти до сих пор не осознают, в какой системе отношений они находятся друг с другом. Отсюда множество негативных следствий. Среди них попытка власти обозвать некоторых граждан и создаваемые ими организации агентами — просто невинная шалость.
Источник: Ежедневный журнал