Симметричные заложники

Развернувшаяся антитаджикская эпопея выглядит одновременно и квинтэссенцией российского государственного патриотизма образца 2000-х годов, и какой-то его прощальной, фарсовой инкарнацией.

Сама по себе идея, что асимметричный ответ солидной державы на — предположим, несправедливое — осуждение ее гражданина заключается в том, чтобы устроить облаву на таджикских иммигрантов, выглядит как-то дико и позорно. Это похоже на то, как если бы обиженный приятелем старшеклассник в отместку пошел бить морду младшему брату своего обидчика. Чем, собственно, виноваты таджикские мигранты, работающие в России? Что они-то плохого сделали нам?

В основе российского «асимметричного» ответа лежит идея симметричного заложничества: вы взяли нашего, мы берем сто ваших. Если бы российское правительство ответило на некорректное (по его мнению) судебное решение некими санкциями против государства-обидчика, проявив в то же время подчеркнутое уважение к гражданам этого государства, то это было бы совсем другое правительство. Правительство, которое признает приоритет прав личности над правами правительства.

Однако ответ был иным и вполне адекватно отразил политическую идеологию российской государственности 2000-х годов: граждане суть заложники правительства, его ресурс, которым оно должно по возможности умело распорядиться. В этом и состоит государственный суверенитет — в праве правительства распоряжаться гражданами.

Да, несомненно, заработки таджикских трудовых мигрантов составляют важную статью дохода Таджикистана. И в этом смысле вполне можно было бы понять легальное, системное решение относительно квот на въезд в Россию таджикских граждан. Не тех, что уже здесь работают, но тех, кто собирается приехать. В этом случае мы наказывали бы не людей, а именно правительство, по вине которого возможности найти работу для этих граждан были бы еще более ограничены. Однако такой ответ для российского правительства невозможен.

Действительно, каким сокращением квот может грозить Россия таджикским властям, если, по сведениям ФМС, каждый десятый таджик находится в России нелегально? Это, заметим, говорит не столько о пренебрежении законом таджикскими иммигрантами, сколько о пренебрежении им российскими правоохранителями. Это говорит о том, что в России слабое, коррумпированное государство, которое не способно контролировать выполнение принимаемых им решений — например, по квотам на рабочую силу.

Впрочем, цифре ФМС — 100 тысяч таджиков-нелегалов — вряд ли стоит слишком верить. Единственное, что ФМС могла бы нам относительно достоверно сообщить, это количество бланков различных разрешений, которое она заказывает напечатать. А вот сколько их было напечатано на самом деле, не знает, вероятно, никто. Точно так же вряд ли стоит верить сообщениям агентств, что в ходе рейдов задержано 200, 300 или 400 таджиков-нелегалов. Рискнем предположить, что в ходе рейдов было задержано на порядок больше людей, большинству из которых просто пришлось заплатить за свое освобождение. А сколько там было нелегалов — не имеет никакого значения и останется неизвестным. Так что эти самые квоты — наша, внутрироссийская коррупционная схема, поэтому-то они и не могут быть рычагом межгосударственных отношений.

Если вдуматься, в этой истории российское правительство поступает в отношении таджикских мигрантов точно так же, как в отношении российских граждан и бизнесменов: сначала создает квазилегальную среду, а затем угрожает ее обитателям преследованием в случае нелояльности. Легальность для российского правительства — это такая сугубо операционная вещь, которая интересна только тогда, когда ее можно во что-нибудь конвертировать. Грубо говоря — продать, не отходя от кассы. Еще две-три недели назад нелегальные таджикские иммигранты никого не интересовали. А тут — на тебе.

Но самое важное в антитаджикской истерике — это, конечно, ее мотив. Внезапная и тотальная кампания с массированным возбуждением всей государственной машины, призванным, в свою очередь, завести публику, строится по лекалам предыдущих аналогичных кампаний: антилатвийской, антиэстонской, антиукраинской, наконец, антигрузинской. Дело в том, что, как показывали замеры общественного мнения, эти кампании были безотказным ресурсом консолидации против внутренне-внешнего врага. Эдакой сублимацией гражданских эмоций, сплачивающих население вокруг власти.

И в этом смысле многочисленные таджики, сидящие сейчас по обезьянникам, страдают за путинско-медведевский рейтинг, немилосердно снижающийся все последние месяцы. Не стоит забывать, что дни российско-грузинской войны были главными днями славы Дмитрия Медведева. И как было не попробовать испытанное средство в трудной ситуации.

Жаль только, что список соседей, с которыми мы успели повоевать во славу нашего рейтинга, близок к исчерпанию. Жаль, что таджики совсем не тянут на образ настоящего врага. Но наглая смелость, с которой нам торжество национальной коррупции пытаются втюрить под видом очередного торжества национального гражданского духа, достойна удивления.