Заговор обреченных об амнистии
В июле, если Дума будет соблюдать собственный регламент, ей придется рассмотреть внесенное 11 мая шестью депутатами предложение об амнистии предпринимателям, привлеченным к уголовной ответственности*. Эту группу (сначала их было семь, но депутат от фракции ЛДПР затем отказался от подписи) «поштучно» собирала депутат из фракции «Справедливая Россия» Кира Лукьянова.
— Кира Александровна, по образованию вы журналист, сейчас являетесь членом Комитета Думы по международным отношениям, почему именно вы так увлеклись идеей амнистии для предпринимателей?
— В Комитет по международным отношениям я перешла полгода назад, а до этого работала в Комитете по экономической политике и предпринимательству. В пятой Думе, куда я попала, очень трудно делать что-либо именно на законодательном, коллективном уровне: судьба законопроектов, чаще поступающих «сверху», определена заранее. Мне остается, главным образом, работа на индивидуальном уровне: помощь каким-то людям, в моем случае чаще — людям из бизнеса, которых незаконно «прессуют». Вообще по жизни я предприниматель, стала развивать свой бизнес в конце восьмидесятых, как только это оказалось возможным. Начинала, как многие, с компьютеров, потом мы с мужем (мы с ним познакомились тоже благодаря совместному бизнесу) немножко торговали нефтью, но главные наши интересы сосредоточились на фондовых биржах.
— То есть вы лоббист? Сейчас вы лоббируете амнистию для предпринимателей, так как ваш муж как раз находится под подпиской о невыезде? (Не обижайтесь, это я почерпнул из сайтов саратовских газет.)
— Идея об «экономической амнистии» возникла гораздо раньше, чем у нас случились события в стиле «маски-шоу», срежиссированные по привычному для России последних лет сценарию. Это реальность, в которой работает любой предприниматель, в том числе и мой муж.
После 2003 года ситуация в бизнесе с точки зрения его безопасности сильно изменилась. Если до этого угрозы исходили от криминальных структур (и мы это все пережили), то с середины нулевых главными шантажистами стали структуры государственные: налоговые инспекции и идущие по их следам органы МВД. В такой ситуации даже средний бизнес (а мы приближались к крупному) так или иначе прибивается к какой-то «политической силе», ища у нее защиты, крыши. К политике в настоящем смысле слова это имеет мало отношения, я убедилась в этом практически, возглавив отделение «Справедливой России» в Саратове (я там родилась). Думаю, что и дело против меня (так правильнее, мужа просто легче достать, он не депутат) было обусловлено именно моей политической активностью в Саратове, откуда мне в результате пришлось уйти. По мере развития уголовного дела (это очень типичная ситуация) «политическая» составляющая из него уходит, но остается желание силовых структур подоить бизнес. Всё как под копирку: «Арбат-Престиж», «Евросеть»… Налоговые претензии, которые составляют предмет обвинения, мы с переменным успехом оспариваем в арбитражных судах, и эта практика дает мне богатый материал для предложений по совершенствованию действующего законодательства.
— Если смотреть с точки зрения накладных расходов, в чем принципиальная разница: платить ли «черным» или «красным»?
— Когда на вас наезжают «правоохранительные органы», вы зачастую даже не понимаете, с кем договариваться. У нашего бизнеса классовое сознание еще не созрело, пока каждый пытается решать только свои проблемы — с помощью отступного. Но это все равно что договариваться с эпидемией холеры, чтобы она обошла конкретно вас. А что в самом деле пролоббировано — так это такое законодательство, при котором никто вообще не может вести бизнес вполне законно: например, если платить все налоги, их будет 95 копеек на рубль выручки. Все работают как минимум по серым схемам, а дальше только вопрос, кого можно трогать, а кого нет.
— Что может в этом изменить «амнистия предпринимателям»? Это разовый акт милосердия, а вы говорите, что менять надо законодательство.
— Мы посчитали, что за последние сто лет в Российской империи, СССР и в России было объявлено четырнадцать основных актов амнистии, и каждая из них преследовала свои политические или иные цели. Например, амнистия 1953 года, подготовленная Берией, по-видимому, была объявлена, чтобы дестабилизировать ситуацию в стране. Чаще это популистский ход для власти: при слове «амнистия» сегодня мы как будто слышим эхо 800 тысяч голосов — именно столько граждан России (0,6 процента) находятся сейчас в местах лишения свободы. Но за восемь лет президентства Владимира Путина существенных, работающих на перспективу амнистий вообще не было, а по амнистии 2010 года на свободу вышло 63 человека — это смехотворно. Сразу после нашей инициативы ЛДПР сформулировала свое предложение об амнистии, которая могла бы быть объявлена, как это чаще всего делается, для таких категорий осужденных, как инвалиды, женщины с детьми, и так далее. Мы совсем не против этого (хотя предложение ЛДПР имеет целью торпедировать наше), но мы ставим вопрос по-другому и цель видим иную. В нашем проекте кроме прощения (так, собственно, слово «амнистия» и переводится) прямо заложена мысль, что из ста тысяч человек, которые лишены свободы за преступления «в сфере экономики», слишком многие вообще ни в чем не виноваты или виноваты существенно меньше, чем это решено в «заказных», по сути, приговорах. Кроме множественных и очень конкретных примеров, о которых всем известно (в том числе из «Новой газеты»), об этом свидетельствует анализ статистики, который был сделан учеными «Центра правовых и экономических исследований». Странное соотношение между числом уголовных дел, возбужденных против предпринимателей, и числом дел, дошедших до суда, показывает, зачем это надо «правоохранительным органам». А то, что в девяти из десяти случаев «мошенничества» по делу нет потерпевших, указывает на искусственность механизма возбуждения дел.
— Допустим, будет амнистия, о которой вы говорите, уголовные дела против бизнесменов прекратят, как и сотни других, а через неделю возбудят новые.
— Разовый акт амнистии для предпринимателей не может изменить систему, но амнистия может послужить ясным и громким сигналом для коренных реформ, в том числе и в области уголовного права. Она обозначит направление дальнейшего развития общества в сторону модернизации, которая невозможна при нынешней уголовной политике в этой сфере. Этот сигнал, по нашей мысли, был бы адресован в первую очередь судам, у которых и сейчас есть инструменты защиты предпринимателей от грабежа со стороны так называемых правоохранительных органов, но которые не решаются их независимым образом применять.
Первой об амнистии для предпринимателей (в статье в газете «Ведомости», опубликованной в январе 2010 года) заговорила Яна Яковлева, которая сама отсидела как предприниматель и была (редкий случай) оправдана. Я сразу начала собирать материалы и готовить документы для соответствующей инициативы. Группа с такой же идеей из «Центра правовых и экономических исследований» Елены Новиковой работала до начала нынешнего года параллельно. Эта идея способна объединить многих, она понятна. И я ее поддерживаю, опираясь на свой опыт. Уж я насмотрелась здесь, в Думе, как целые фракции и комитеты лоббируют (не бескорыстно) частные интересы коммерческих структур: различных производителей, страховщиков и так далее. А я представляю интересы того класса, из которого я вышла и чьи нужды хорошо понимаю. По-моему, это нормально, если Дума рассматривается как орган представительной демократии.
Класс предпринимателей подвергается столь массовым репрессиям, каких со времени раскулачивания не было. За 10 лет под следствием побывал каждый шестой предприниматель. Этот класс истребляется физически: впервые в прошлом году число закрытых предприятий превысило число вновь зарегистрированных. Предприниматели, в том числе те, с которыми я познакомилась, пытаясь защитить их как депутат, бегут за рубеж, предварительно переправив туда капиталы. Отток инициативных людей, мозгов и инвестиций — это уже интерес не только класса предпринимателей, мне кажется.
Противники нашего предложения говорят, что такую амнистию в год выборов политически проводить нельзя, потому что «народ не любит предпринимателей». Это лукавство. Тот же самый «силовой блок» с помощью им же подмятого под себя телевидения и внушает людям ненависть к предпринимателям, которые якобы только воруют и стреляют друг в друга. Картина меняется, если называть бизнесменов работодателями, создателями рабочих мест.
— Я суммирую, раз уж вы заговорили в категориях социальных классов. То, что вы скрываете под лукавым названием «амнистия», есть, по сути, государственный переворот, и он не удастся. Большинство в Думе, которое этого не допустит, тоже представляет совершенно определенный класс: чиновничества и охраняющих его интересы «ментов» — от прокуроров до налоговой инспекции. Основа их власти, на которую вы посягаете, это в том числе жестокость, репрессии. «Единая Россия» ваше предложение провалит, даже если ради этого придется, следуя логике ЛДПР, освободить сколько-то уголовников, совершивших насильственные преступления.
— Иногда я жалею, что бросила профессию, которой училась в МГУ. Хорошо быть журналистом: ори себе во все горло. А я пока еще действующий политик, и я себе таких далеко идущих выводов и таких выражений позволить не могу. Но если, воспользовавшись вашим термином, говорить о «государственном перевороте», то он конституционный, он означал бы возврат к Конституции, и в первую очередь — к независимости суда.
Источник: Новая газета