Цены и нефть
Ценообразование в нефтяной отрасли зависит от двух видов факторов. Первые связаны с непредсказуемыми событиями, природными катаклизмами, повлиять на которые человек не в состоянии – стихия есть стихия. Например, весной этого года рост цен на нефть был вызван тем, что наклонилась платформа «British Petroleum» в Мексиканском заливе, в которую были вложены огромные деньги. Вторые факторы являются следствием более долгосрочных процессов, связанных с определенной конъюнктурой в этой отрасли на протяжении последних лет. Нынешний рост цен вызван совокупностью всех этих факторов, поскольку ураган Катрина пришелся на период общего повышения цен на нефть.
Если же говорить о предпосылках сложившейся конъюнктуры ценообразования в нефтяной отрасли, то на этот счет существует несколько версий, которые можно вкратце изложить.
Первая версия связана с существованием монополии организаций–экспортеров нефти ОПЕК, которая, как и любой картель, диктует определенные цены на рынке. Так и происходило на протяжении 1970-х – 1980-х годов, во время пиковых цен на нефть. Однако сейчас, по мнению многих аналитиков, природа повышения ее стоимости связана не с этим или, во всяком случае, не только с этим, поскольку у ОПЕК просто нет таких механизмов влияния на ценообразование, как прежде.
Более того, ОПЕК постоянно предпринимает попытки, пусть не всегда искренние, для того, чтобы все-таки увеличить поставки нефти в развитые страны и развивающиеся крупные экономики, но это ей просто не удается. Отсюда следует вторая версия: производительные возможности стран—экспортеров нефти в настоящий момент ограничены. Такая ситуация принципиально отличается от того, что было раньше. Если тогда страны–экспортеры могли манипулировать ценами, увеличивая или уменьшая объемы производства, то сейчас по своим техническим характеристикам они уже просто не поспевают за спросом, что бы ни предпринимали.
Это гораздо более фундаментальная проблема, которая не позволяет обвинить в росте цен на нефть одну инстанцию, а именно ОПЕК. Да и речь, собственно, идет не только о странах, входящих в данную организацию, а о структурных проблемах, присущих экономикам нефтеэкспортеров – в большинстве своем командным, централизованным и нерыночным. Даже в Норвегии с достаточно открытой экономикой основная часть нефти принадлежит государству. Среди нефтедобывающих стран практически нет ни одной, которая бы строила свою нефтяную отрасль на рыночной основе. До недавнего времени приятным исключением в этом списке была Россия, но сейчас и у нас происходит стремительное огосударствление нефтяной и нефтедобывающей отрасли. Проблема в том, что именно такой путь экономического развития уже продемонстрировал свою неэффективность.
Третья версия роста цен на нефть связывает его с войнами и конфликтами на Ближнем Востоке, угрозой терроризма. Согласно ей, в первую очередь цены тянутся вверх под воздействием серьезных политических рисков, сильно подвержены влиянию политической конъюнктуры, главный фактор ценообразования флуктуативный, а потому и нынешний рост лишь в малой степени отражает реальную стоимость нефти, скорее являясь индикатором политических рисков, относящихся к ее добыче. Эта версия, несомненно, отчасти верна, но и она в полной мере не объясняет сильный и затяжной скачок цен, которому пока не видно конца.
Не так давно в прессе активно обсуждалась четвертая версия, объяснявшая рост цен на нефть так называемым перегревом глобальной экономики, в нескольких активных точках роста которой – Китае, США, Юго-Восточной Азии – возникает столь же бурное повышение цен на нефть догоняющего характера. Иначе говоря, перегрев глобальной экономики лежит в основе резкого скачка стоимости нефти. Эта версия достаточно интересная, хотя я не уверен, что удовлетворительная.
Думаю, ценообразование в нефтяной отрасли определяется смешением перечисленных факторов, ключевым из которых является структурный. Сложность и устойчивость ситуации, сложившейся в нефтяной отрасли, указывает на то, что речь идет именно о структурных проблемах как в отрасли в целом, так и, прежде всего, экономик нефтепроизводящих стран.
Ведь даже раскрытие стратегических запасов США и стран Международного энергетического альянса может лишь временно сдержать рост цен, особенно на фоне последнего резкого скачка после стихийных бедствий в Луизиане. Но в долгосрочной перспективе общего понижения не будет, и рост продолжится. Даже прогноз компании «Goldman Sax» о повышении стоимости нефти до 90 долларов за баррель к середине 2006 года, сейчас уже не кажется таким абсурдным. Ведь в реальных ценах рынок еще не достиг уровня 1978–1979 годов, когда баррель стоил 80 долларов. Впрочем, при такой совокупности факторов, связанных между собой и влияющих друг на друга, скорее всего он преодолеет эту планку в ближайшем будущем.
Последствия такой ситуации для экономики России будут весьма обременительными. Уже сейчас прогрессирует «голландская болезнь», справляться с которой удается лишь посредством стабилизационного фонда. Если же он будет перераспределен и израсходован на так называемые инфраструктурные инвестиционные проекты, то это приведет к очередной встряске экономики в результате «голландской болезни»: повышению реального валютного курса рубля, которое выгодно импортерам и невыгодно экспортерам несырьевых отраслей, и структурному перекосу экономики, ведущему к серьезным проблемам.
Впрочем, высокие цены на нефть российская экономика могла бы пережить, сохраняя стабилизационный фонд и тратя эти деньги исключительно на выплату внешнего долга. Однако структура налогообложения нефтяной отрасли в нашей стране такова, что при цене на нефть свыше 25 долларов за баррель 90% прибыли компаний идет в казну государства. Получается, что частный бизнес не только никак не заинтересован в более высокой цене на нефть, но и инвестиционные решения в нефтяной отрасли, по сути, принимает государство. Неэффективность подобной схемы становится очевидна, стоит посмотреть на то, как в бюджете на будущий год правительственные чиновники пытаются буквально на коленке расписать расходование колоссальных сумм и не могут приготовить ничего вразумительного.
Государство – самый неэффективный из возможных инвесторов. Сохранение сверхприбыли в частном секторе тоже повлекло бы за собой проблемы, но, несомненно, гораздо меньшие, чем в случае абсолютно нерационального расходования этих средств на государственные инвестиции. Складывается странная ситуация. Государство отбирает у нефтепроизводителей большую часть прибыли, складывает в стабилизационный фонд, а потом, не зная, что с этими деньгами делать, пытается на что-нибудь потратить. Оставить значительную часть этих доходов в руках частного бизнеса было бы, видимо, более продуктивно, но для этого государству следовало бы позаботиться о поддержании конкурентной среды в отрасли, а не пытаться взять ее под опеку и централизовать. Если же оно решило прибегнуть к более слабой модели и взять все в свои руки, то надо держаться за стабилизационный фонд и ни в коем случае не расходовать его внутри страны. У нас же, как всегда, получается ни то ни се, шаг вперед и два назад: и деньги из частного сектора изымаются, и стабилизационный фонд растаскивается на неэффективные государственные инвестиции.