Европа — мой невроз
Уважаемые дамы и господа, это выступление должно было стать прежде всего выражением благодарности. Наверное, литературные премии для того и существуют, чтобы этого доброго чувства становилось хоть немного больше. Поэтому я хочу воспользоваться сей замечательной возможностью и вашим присутствием в зале, чтобы еще раз вслух высказать глубокую благодарность прежде всего тем, кто стал причиной выхода моих «Двенадцати обручей» на немецком языке – я искренне благодарен моему издательству и моей переводчице. Самая большая заслуга в том, что мы с вами на этом свете не разминулись, принадлежит именно им. Во-вторых, я благодарю тех, кто эту книгу заметил, и кто о ней написал, вызвав довольно широкий резонанс в немецкоязычном книжном пространстве – я глубоко признателен всем без исключения рецензентам и критикам моего романа. В-третьих, я чрезвычайно признателен простым читателям (хотя в действительности каждый читатель не бывает простым, я говорю здесь условно), так вот, я признателен всем, кого я встретил и увидел во время моих многочисленных чтений в больших и малых городах этой части Европы, всем, кто наполнял аудитории и реагировал прежде всего своим вниманием, эмоциями, смехом, вопросами, карандашными пометками на полях. Но и тем читателям — их значительно больше — кого я ни разу, к сожалению, не встретил и не увидел, хотя, надеюсь, ощутил словно носящиеся в воздухе их переживания, вызванные моим текстом — всем им я ужасно благодарен.
Конечно, я благодарен городу Лейпцигу и организаторам этой премии — тем более для меня ценной, что в ее названии нашлось место для объединения двух понятий, которые были и остаются для меня ключевыми: первое из них Европа, а второе согласие. Я не могу не поблагодарить Жюри этой премии за то, что оно так высоко оценило мои усилия и парадоксальным образом решило присвоить эту премию согласия произведению, одним из основных мотивов которого есть его — согласия — невозможность.
Я признателен тебе, Инго Шульц, за согласие на общее путешествие, за его описание, за то, что в своем выступлении ты впервые обратил мое внимание на вещи, которых я до сих пор не видел, хотя все время на них смотрел.
Список всех вас, кому я безмерно признателен, я мог бы продолжать и продолжать — настолько во мне ее, признательности, сегодня много.
Но моя признательность недавно была сильно поколеблена. 20 февраля 2006 года в мир вышло интервью господина Вергойгена газете «De Welt». Господин Верхойген — напомню тем из Вас, кто не сразу сориентируется — это один из заместителей председателя Европейской Комиссии, то есть сказать, что он лицо официальное было бы недостаточно — он суперофициальное суперлицо. В ответ на вопрос журналиста о будущем Объединенной Европы он сказал следующее: «Через 20 лет все европейские страны станут членами Евросоюза — за исключением стран-приемниц СССР, которые сегодня еще не в ЕЭС».
Высказывание господина Верхойгена подействовало на меня ужасно. Вчера я поставил крест на своих надеждах и разрешаю себе сказать все, что я по этому поводу чувствую. Возможно, это неучтиво, возможно, вместо признательности из меня сейчас полезет нечто оскорбительное. Возможно, и даже и не возможно, а точно, вы — не та аудитория, которая это заслуживает, и здесь совсем не то место, где я должен был бы обратить ваше внимание именно на эту драму. Но я не могу об этом не сказать, это было бы нечестно, если бы я не сказал. Мне кажется, вчера было перечеркнуто другое будущее, которое в значительной мере составляло смысл моих надежд и усилий, и это — достаточное основание для невроза.
В декабре 2004 года, в удивительное мгновение между завершением нашей Оранжевой революции и повторным туром наших президентских выборов, я получил возможность выступить перед европейскими парламентариями в Страсбурге. Суть моего выступления заключалась в том, что я просил их, а с ними и все европейское сообщество, помочь одной проклятой стране спасти саму себя. Я обращался к ним приблизительно так, что хотел бы четко услышать из Европы, что она ждет нас, что она не может без нас, что Европа без Украины не состоится во всей своей полноте. Ныне окончательно подтверждается то, что я просил слишком много. С тех пор прошло 15 месяцев, из которых две трети я прожил среди вас. То есть – позволю себе сарказм – в Европе. За это время я соглашался на десятки интервью, публичных дискуссий, круглых столов и еще десятки литературных чтений. В этих выступлениях я в значительной мере превратился в рупор одной, не такой уж и абсурдной идеи о том, что и мы в Европе
Последние четыре слова являются цитатой, сформулированной в конце ХХ века, 110 лет тому назад. Этими словами публицист, эссеист и переводчик Иван Франко хотел привлечь внимание мыслящих европейцев к невыносимо аутсайдерской ситуации украинцев Галиции и вообще украинцев как таковых. Это довольно мучительная формула, вы только вслушайтесь: «И мы в Европе». Это глас в пустыне.
Так вот, прошло 110 лет, а потребность в повторении этого лозунга так и не отпала – скорее даже заострилась . Итак, я старался при каждой возможности говорить об этом, поскольку для меня жизненно важна Ваша помощь той самой проклятой стране, языком которой мне выпало писать и объясняться . И эта помощь не была бы чем-то фантастическим, она состояла бы исключительно в одном: не формулировать вещей, которые убивают надежду.
Как оказалось, все эти десятки моих выступлений были напрасны. Наверное, я говорил слишком невыразительно и тихо. Европейского согласия не состоялось.
Зато состоялась визовая афера. Оказалось, что в Европе это также случается: для достижения победы на выборах годятся любые средства. В данном случае – массированная атака правых политиков на своих оппонентов, вследствие которой ни одна из сторон особенно не пострадала, даже создали общее правительство после всех взаимных нападений. Проиграла же при этом исключительно третья сторона, которой оказалось украинское общество, на долгие и долгие годы увязанное в обычном немецком сознании с красным сигналом опасности. И, что так же обидно, ни одного разумного голоса с немецкой стороны, который, по крайней мере, подверг бы сомнению правомочность всей кампании. Ни одного писателя, философа или ученого, который просто вслух усомнился бы в том, что украинское общество и в самом деле целиком состоит из преступников и проституток, и все они так и рвутся на священную Шенгенскую территорию, чтобы разрушить благосостояние и безопасность ее постояных жителей. Конечно, я буду счастлив попросить стократного извинения у тех из вас, которые укажут мне, что я чего-то не досмотрел и, действительно, такие голоса звучали . Но боюсь, что мне не придется извиняться.
Да, я что-то говорил, и остался неуслышанным. Мое пребывание среди вас завершается, и я возвращаюсь в Украину с одним ответом на мой главный вопрос – тот, что так недвусмысленно сформулировал господин Верхойген. Кстати, вы уже, вероятно, обратили внимание – в его интервью слово «Украина» вообще не звучит. Там говорится обобщенно: страны-преемницы СССР. Однако именно и только в Украине это высказывание вызвало невероятно драматическую реакцию. Она всюду – в заголовках новостей и интернетных ссылках, ее тиражируют и комментируют. Прежде всего – политические реваншисты, антиевропейские, заказанные Россией силы, те, что были властью вчера, а ныне называют себя оппозицией, хотя в деле уничтожения агитационных палаток и поджогов автомашин своих противников они и дальше ведут себя также, как тогда, когда находились при власти, то есть нахально, грубо и безнаказанно. И они фактически уже празднуют победу: какой сокрушительный удар по президенту с его европейской мечтой, какая возможность для насмешки над понятиями европейский выбор, евроинтеграция и демократические ценности! Радуются по этому поводу и за пределами Украины. Русский Интернет просто атакует нас заголовками типа: «УКРАИНЕ УКАЗАЛИ НА ЕЕ МЕСТО».
В целом понятно, почему все происходит именно так, как происходит. Ведь в целом понятно, кого именно имел в виду господин Верхойген, употребляя словосочетание страны-преемницы. Такая страна с европейской мечтой в бывшем СССР всего одна. И год назад она, как и я, верила в то, что ее поймут. Но, оказывается, осуществив чудо, мы ничего не изменили. Все, что нам предлагается вместо европейской перспективы – это упрощенный визовый режим. Насколько я понимаю, упрощение будет состоять исключительно в своеобразном подкупе элит, представителям которых, возможно, позволят получить единую Шенгенскую визу на 5 лет. Супер! Что касается всех других 99% неэлитных украинцев, то для них это упрощение обернется скореее усложнением, причем непреодолимым. К их услугам готовятся вдвое более дорогие визы нового образца, с использованием – как это называется? – биометрических параметров. Европейский Союз избирает откровенно бушевский путь самозащиты: он требует отпечатков пальцев.
Да, отпечатков пальцев – как и надлежит всем в мире преступникам и проституткам! Происходит нечто, прямо противоположное тому, на что я надеялся. Что-то прямо противоположное европейскому согласию.
На самом деле я хочу не так уж и много: чтобы украинцам позволили ездить по Европе без препятствий . Хотя бы на том основании, что они тоже европейцы. То есть, чтобы на них также распространялась 13 статья Общей декларации прав человека о свободе передвижения – хотя бы на том основании, что они тоже люди, даже те из них, которые имеют по восемь пальцев и третий глаз – на животе. Чтобы они просто садились – в автомобили, поезда или на велосипеды – и отправлялись в западном направлении, легально и свободно. Они не разрушат ничьих городов и не уничтожат никакого памятника культуры — поверьте мне на слово. И даже рынка труда они не разрушат, это же просто нонсенс – думать, будто они могут разрушить чей-нибудь рынок труда!
Тем временем всего меня переполняют нехорошие подозрения и предположения. Я знаю, что они как минимум нетактичны, но никуда не могу от них деться. Как например: а может Европа просто боится? Может, она боится Европы, самой себя? Может она поэтому от нас и закрывается, что мы близко к сердцу приняли ее ценности, которые стали нашими? Потому что на самом деле ей одной уже давно до этих ценностей нет никакого дела? И главное, к чему она стремится – это к тому, чтобы не изменяться. И именно эту неспособность к изменениям лелеет в себе как свою высочайшую тайную ценность?
Уважаемые дамы и господа, дорогие друзья, сегодня я хочу пригласить всех вас противостоять этой неспособности. Я предполагаю, что на 99% Европа может состоять из верхойгенов, но я не перестаю верить в ее последний процент. Мне очень важно знать, что он есть. Ведь мне остается, как и всегда, все начинать сначала. Остается признать, что все мои предыдущие романы просто ужасны, и мне надо начинать новый . Остается верить, что, несмотря на упомянутые 99%, написание книжек способно изменять этот мир, и даже Европу. Остается все равно быть благодарным – вы меня, возможно, не совсем хорошо услышали и не совсем поняли, но вы ведь очень старались. Конечно, я благодарю вас за то, что вы заметили мои конвульсивные движения и не весьма убедительную жестикуляцию. Но прежде всего я благодарю за эту возможность – впервые в жизни обратиться к вам со всей своей горькой откровенностью, которая накопилась во мне за эти 15 месяцев между Страсбургом и Лейпцигом.