Евросоюз: кризис доверия и развития
Европейский союз переживает сейчас острейший политический кризис. Однако подобная ситуация – отнюдь не первая за его историю. Так, в 1966 году был эпизод и похуже, когда Франция по решению генерала де Голля в течение полугода не участвовала вообще ни в каких встречах на уровне европейских сообществ и полностью устранилась от всех процессов. Нынешний кризис близок по масштабам, но все же не столь значим. В первую очередь, потому что за прошедшие 40 лет Евросоюза накопил необходимый запас устойчивости. Давно созданы и успешно функционируют институты ЕС (Европейская комиссия и Европарламент), сформирована солидная и признаваемая всеми правовая база интеграции. Да и вовне Европы вряд ли кто заинтересован в ее существенном ослаблении.
Политический кризис ЕС лета 2005 г. он состоит из двух важных аспектов. С одной стороны, это кризис доверия значительной части граждан стран Европейского союза к управляющим органам ЕС к результатам их деятельности. А с другой стороны, это кризис целей развития Европейского союза, недостаточно четкое, артикулированное и единое понимание перспектив его дальнейшего движения.
В основе кризиса доверия, по всей вероятности, лежит пресловутый дефицит демократии. В силу механики европейской интеграции в последние годы все больше важных решений и новых документов, исходящих из Брюсселя, оказывались достаточно спорными с точки зрения демократической легитимности. Проще говоря, они готовились и принимались без непосредственного участия населения стран—членов. И поэтому неудивительно, что кризис проявился в ходе референдумов во Франции и Нидерландах, когда у граждан, собственно, впервые спросили, что они думают по поводу законодательной базы единой Европы, каковой и должна была стать Конституция. При этом надо понимать, что голосование против Конституции ни в коем случае не является проявлением негативного отношения к самой идее европейской интеграции. В традиционном понимании евроскепсиса ни у кого не существует. Люди недовольны сложившейся ситуацией, но сомнений в необходимости продолжения процесса сближения стран Старого Света не высказывает никто. И здесь совершенно правы те, кто говорит, что отрицательное голосование во Франции и Нидерландах – это голосование не против единой Европы, а против той ее формы, которую предложена в проекте Конституции, выражение подозрительности и недоверия граждан к нормотворческой деятельности в Брюсселе.
Кризис развития Европейского союза связан с тем, что после его расширения на восток глобальные цели развития исчезли, а европейские политики, к сожалению, пока не смогли предложить другие стратегические ориентиры ни в политической, ни в экономической областях. Кроме того, по этому признаку ЕС совершенно очевидно разделен на два лагеря. Здесь я согласен с премьер-министром Люксембурга Жаном-Клодом Юнкером: с одной стороны, существует видение Европы как либерального общего рынка, которое продвигается Великобританией, а с другой – такие страны, как Германия и Франция, считают Европу в первую очередь как политическое объединение, сформированное на базе специфических европейских ценностей и традиций в политике и в экономике, наиболее важной из которых является социальное государство.
Так получилось, что к лету 2005 года две основные кризисные тенденции приобрели столь большое количественное выражение, что по-ленински обрели совершенно новое качество. Провал Конституции на двух референдумах повлек за собой реакцию по принципу домино, когда другие страны, до того не выражавшие сомнений в необходимости ратификации Конституции, начали заявлять, что тоже собираются перенести свои референдумы и еще раз обсудить проект. Вслед за этим посыпались взаимные обвинения со стороны Европейской комиссии в адрес стран—членов и наоборот. А затем на недавнем саммите Европейского союза в Брюсселе Жаку Шираку удалось достаточно ловко перевести всю остроту дискуссии на проблему рамочного бюджета ЕС на 2008—2013 год, тем самым сместив основное напряжение на позицию Великобритании и премьер-министра Тони Блэра. И кульминация конфликта еще не достигнута. Несколько дней назад произошел беспрецедентный эпизод, когда премьер-министр Люксембурга, выступая в Европейском парламенте, заявил, что доводит до депутатов правдивую точку зрения на ход и итоги саммита, в то время как другие – и здесь подразумевался г-н Блэра, могут высказывать совершенно другие мнения. В европейской практике давно уже одна председательствующая страна, передающая свои полномочия другой, столь нелицеприятным образом о ней отзывалась.
Сложившаяся внутренняя напряженность, очень интересная для анализа, думаю, будет разрешаться в процессе серьезной внутренней дискуссии в Европейском союзе, в которую будут вовлечены в первую очередь организации гражданского общества. Такое обсуждение и должно быть построено снизу вверх. Поэтому даже неплохо, что политики сейчас перешли к столь резким оценкам. После этого они смогут абстрагироваться от перспектив дальнейшего развития ЕС. В ближайшие полгода председательства Великобритании Тони Блэр будет заниматься множеством технических вещей, оставив глобальные сюжеты для обсуждения на уровне экспертного сообщества, бизнеса, лоббистов в широком смысле этого слова, в том числе и неправительственных, некоммерческих организаций.
Что же касается заявления канцлера Германии о необходимости дальнейшего расширения Европейского союза, то, на мой взгляд, сейчас было бы ошибочно говорить о необходимости остановки этого процесса. Вряд ли откажется Евросоюз и от налаживания более тесных связей с Украиной, Молдовой, а, при определенных обстоятельствах, и с Белоруссией. Экспансия на страны своей ближайшей периферии – единственный внешнеполитический проект единой Европы и отказываться от него было бы непростительным недомыслием. Кроме того, в ЕС полностью отдают себе отчет в том, что на окружающем ее пространстве нет силы, способной взять на себя аналогичную по масштабу ответственность.
Европеизация соседних стран и взятие на себя ответственности за их дальнейшую судьбу уже давно является одной из основ политики ЕС как единого целого. У Европы нет единой армии, поэтому Брюссель не может прибегать к силовым методам достижения своих внешнеполитических задач. Да и координация общей внешней политики пока еще достаточно слаба, несмотря на все усилия комиссара ЕС по внешней политике Хавьера Соланы и многих других. Поэтому Евросоюз должен использовать свою сохраняющуюся привлекательность для соседних государств как инструмент внешнеполитического влияния. И отказываться сейчас от этого единственного реально работающего механизма было бы неправильно.
Ведь и сегодня многие страны Центральной, Восточной и Южной Европы стоят в очереди на вступление в Евросоюз или заявляют о своей ориентации на присоединение. В первую очередь речь идет о Румынии и Болгарии, которые должны вступить в ЕС в 2007 — 2008 годах, затем о Хорватии и других странах Балкан, а в долгосрочной перспективе – об Украине, Молдове и, при определенных политических обстоятельствах, даже Белоруссии. И я думаю, не стоит пугаться столь отдаленных планов. Ведь в действительности ничего кардинального не планируется. Переговоры о вступлении в ЕС со странами Балкан или той же Украиной будут вестись лет 10—15, не меньше, а возможно даже и больше. Никто не обещает, что они будут включены в состав единой Европы уже завтра.
Вообще когда говорится о прошлогоднее расширение Европейского союза было поспешным, как правило, не принимаются в расчет исторические примеры. Ведь путь от момента подачи заявок до вступления в ЕС у новых стран—членов занял более десяти лет – в 1989, 1990, 1991 годах они обрели полную независимость и заявили об интеграционных намерениях. Между тем в свое время Испания присоединилась к Евросоюзу за девять лет, прошедших от смерти генерала Франко в 1975 году до момента официального вступления в 1984. И это еще один аргумент в пользу того, что останавливать сегодня из-за временных проблем столь сложный и долгосрочный процесс как расширение ЕС просто нельзя. Это было бы недальновидно, и я уверен, что европейские политики так вопрос ставить не будут. В конце концов, у них есть достаточное количество искушенных дипломатов и бюрократов, чтобы они могли концентрироваться на нескольких задачах.