Гибкий Сурков
Главным докладчиком на ней по факту получился Владислав Сурков, благо вещает он перед публикой не так часто, чтобы обесценивать свои слова.
«Демократия – это гибкость» — таков был главный тезис замглавы президентской администрации. По его мнению «как в свое время Рузвельт, сегодня Путин вынужден и должен укреплять административное управление и в максимальной степени использовать потенциал президентской власти ради преодоления кризиса». Что ж, для многих эти слова звучат вполне убедительно. Но попробуем непредвзято разобраться в сопоставлении двух президентов, без той назойливой апологетики, что доминировала в МГИМО.
Начнем с того, что, к возможному удивлению отечественной публики, отношение в самих США к Рузвельту и его наследию неоднозначно. Грубо говоря, американских историков можно поделить на тех, кто видит в его деятельности больше положительного, и тех, кто относится к нему в целом отрицательно. И таковых совсем не мало. Достаточно назвать недавно скончавшегося нобелевского лауреата Милтона Фридмана. Никто не подвергает сомнению тот факт, что Ф.Д.Рузвельт – выдающийся президент. То обстоятельство, что он четырежды был избран на высший пост, достаточно красноречив.
Но вот с тем — во имя чего он использовал власть? — ситуация сложнее. Выход США из Великой депрессии произошел лишь со вступлением страны в мировую войну, когда экономика оказалась загруженной военными заказами. «Новый курс» не оказал влияния на восстановление промышленного роста. Раздув административные штаты, создав множество рабочих мест, финансируемых из бюджета, вмешиваясь в дела бизнеса, он оставил не лучшее наследие «большого государства», приучив к «вэлфэру» как к наркотикам десятки миллионов человек.
Во внешней политике его провалы даже более очевидны. Одной из самых больших загадок истории XX века стало необъяснимое доверие, которое питал к Сталину американский президент. Желающие могут прочитать имеющуюся на русском книгу Денниса Данна «Между Рузвельтом и Сталиным. Американские послы в Москве». То, как Рузвельт истово верил в то, что Сталин совершил поворот от интернационального коммунизма к патриотической социал-демократии достойно не то жалости, не то смеха. Хуже то, что он игнорировал информацию, расходящуюся с его взглядами, и, наоборот, требовал подтверждения своим воззрениям. Так, доклад о катынском расстреле, который недвусмысленно свидетельствовал, что палачами выступили Советы, он велел засунуть под сукно как «недостоверный». Ялта с ее капитулянтскими решениями, с членом американской делегации – Алжером Хиссом – агентом советской разведки, стала лишь следствием самоуверенности и предвзятости Рузвельта. Исправлять его ошибки пришлось Трумэну, которого традиционно принято считать «деревенщиной».
Таково проклятие истории – она ценит внешний лоск и респектабельность, которых Рузвельту было не занимать. Недаром он стал первым западным лидером, который мастерски использовал радио в пропаганде («беседы у камина»). По части взаимодействия со СМИ ему не было равных вплоть до появления Рейгана.
Но вот то, как Рузвельт обращался с масс-медиа, абсолютно несопоставимо с реалиями сегодняшней России. Звонки из Кремля с ЦУ, манипуляции телевидением, грубая пропаганда и неприкрытая ангажированность, короче говоря, весь букет «прелестей» российских СМИ, был неведом и непредставим в Америке при Рузвельте, как, впрочем, и до него и после. Достаточно сказать, что «официальных» газет в Штатах не существовало, радио также находилось в частных руках. Распространение информации из Белого Дома всецело основывалось на доброй воле масс-медиа. Никаких эрнстов и добродеевых в США не было и нет. Большинство собственников газет ненавидело Рузвельта, но ему и в голову не приходило отнимать у них печать, преследовать по суду или иным способом, давать указания скупать ее своим сторонникам*.
Верховный суд зарубил более половины его инициатив, и в нем преобладали его оппоненты, но и здесь Рузвельт мог лишь бессильно взирать на юридические обструкции. Владислав Сурков особо остановился на «набивших оскоминах» упреках по поводу назначения губернаторов, указав на избираемость президента ФРГ депутатами парламента, и на сохранение монархии в Великобритании. Но он забыл указать, что ни Великая депрессия, ни нападение на Перл-Харбор (событие не сопоставимое по своим последствиям с захватом школы в Беслане, послужившим формальным поводом) не привели к отмене выборов губернаторов (они не прекращались даже во время Гражданской войны в США). Что касается «вертикали власти», выскажи кто о ней в США в самые трудные годы, только предположение, он был бы моментально задвинут на задворки общественной жизни, а если находился у власти, — подвергнут импичменту и судебному разбирательству, как грубо нарушивший суверенитет властей штатов.
Выдвигая изощренные софизмы во имя оправдания «суверенной (или теперь уже гибкой?) демократии», Сурков намеренно не видит разницы между формальными и неформальными аспектами демократии. В Англии про королевскую семью снимают комические сериалы, где по первое число достается и королеве-матери, и принцу. У нас при республиканском строе мы видим по ТВ о президенте сугубый позитив, снимаемый с каким-то холуйским подобострастием, и подаваемый с удивительно хамским самодовольствием.
Каждый раз Франклин Делано Рузвельт переизбирался в упорной политической борьбе с неясным исходом. Любой чиновник в его администрации, попробовавший бы позвонить по избирательным делам кому-либо, тем паче – дать указания прессе, моментально попал бы под суд. Впрочем, предусмотрительный Владислав Сурков никогда не дискутирует. Его излюбленный жанр – многозначительный монолог. Иначе бы от его софизмов не осталось бы и следа, при спорах даже с самым заурядным «демократом». (Владимир Путин, не в пример Рузвельту, тоже никогда не опускается до дебатов с соперниками, — вестимо, не царское дело)
Так что под сурдинку суверенной и гибкой демократии суперпрезидентская конституция у нас была еще более усилена и перекошена за счет отбирания и без того куцых полномочий у парламента. Но как зато приятно ловко парировать клевету недоброжелателей ссылками на Рузвельта! Для этого дела почему бы не провести и научную конференцию – публика наживку проглотит с удовольствием.
* Вот как писал, например, ведущий колумнист Америки Уолтер Липпманн о Рузвельте, не боясь потерять работу: «сильно поддающийся влиянию человек без здравого понимания общественных дел и без особо стабильных убеждений… ни для кого не опасен. Он слишком сильно желает угождать…, не крестоносец…, не народный трибун…, не враг окопавшейся привилегированности. Он просто приятный человек, который, без каких-либо специальных качеств для службы, сильно желает стать президентом».