От февраля до февраля
Февраль, достать чернил и плакать…
(Б.Пастернак)
Все-таки февральская революция покоя не дает. В 20-30-е годы зэки всякий раз к ее годовщине нервно спрашивали друг друга – не ожидается ли амнистии? Сегодня амнистии в честь Февраля никто не ждет, но ажиотажу к круглой дате по-прежнему немало.
В современной России те события, которые бы в других странах вызвал чисто научный, отвлеченный интерес, сегодня приобретают злободневное пропагандистское значение. Власть стремится использовать любую возможность для идеологического обоснования своей легитимности, своей исключительности и, соответственно, дискредитации противников.
Хит последних дней – 90-летие Февральской революции. Финальным этапом ее «отмечания» стал круглый стол в РГГУ, который почтил своим посещением Владислав Сурков, каждое появление которого на публичном мероприятии – повод для эффектных заявлений, по которым можно судить о векторах мыслительных усилий власти. Из предшествующих событий отметим перепечатывание в правительственной «Российской газете» статьи Александра Солженицына «Размышления над Февральской революцией».
Что же нам предлагает Кремль понять нового в событиях 1917-го года? Какое пропагандистское значение он придает этому событию. Если при большевиках основной упрек Февралю заключался в его недостаточном радикализме – сбросил царя, но не власть буржуазии то сегодня, напротив, главный порок той революции – ее радикализм. Точнее говоря, в вину тогдашним революционерам ставится сама революция.
Все беды России в XX столетии по мысли идеологов суверенной демократии идут от народного непослушания и безответственности либеральной образованщины, погубивших страну в феврале 17-го. Кто-то заявляет об этом сравнительно умеренно, а кто-то – как депутат Госдумы Наталья Нарочницкая, принявшая участие в том же круглом столе, в следующих выражениях: «Думать о том, что можно привести страну в состояние смуты, утраты исторических ориентиров и при этом остаться при всех достижениях, которые будут служить новой власти — это либо наивность, либо сознательное предательство». Примечательна спайка экс-либерала Суркова с воинствующей национал-государственницей Нарочницкой. Можно предположить, что в следующую Думу ей дорога открыта. На Западе она бы числилась среди маргиналов политики и истории — с которыми и предпочитает тусоваться, борясь вместе против «глобализации и диктата наднациональных идеологических, финансовых и военных механизмов», у нас же она — уважаемый член истеблишмента, частый гость телевидения и официозных СМИ, возглавляет в парламенте комиссию по изучению практики обеспечения прав человека и основных свобод, контролю за их обеспечением в иностранных государствах! Что ж, таково время, таковы его герои…
Сегодня принято рассуждать о том — какими ничтожными царедворцами окружил себя Николай II – все эти Голицыны, Штюрмеры, Маклаковы, Горемыкины. Лет через пятьдесят историки будут поражаться ничтожеству российских парламентариев начала XXI века — как на подбор серых и безликих, а если и оригинальных, то обязательно с чудинкой и печатью примитивного экстремизма и нетерпимости.
Впрочем, мы ушли в сторону от осмысления уроков Февраля. Их Владислав Сурков предложил аж шесть, которые и озвучил для «начинающих либералов». Он не оригинальны и повторяют ранее им уже сказанное – не рассчитывать на помощь заграницы, не выступать от имени народа, не использовать зарубежный опыт (тут Сурков ввернул перл – «интеллектуальный суверенитет»), не дружить с большевиками, не желать зла родной стране и не забывать, что демократия — это, прежде всего, власть.
Сурковщина сама по себе – идеология довольно унылая и может пользоваться спросом и некоторым почтением лишь в специфических условиях – при крайнем разочаровании и апатии народа, при сумятице в мозгах, но на фоне очевидного экономического подъема. Можно представить прием и реакцию публики, явись Владислав Сурков с подобной лекцией куда-нибудь за границу. И дело тут даже не в могущих быть вызванных негативных эмоциях, а идейной убогости построений, натянутости выводов, торчащих ушах заангажированности. Как писал Гете: «чувствуешь намерение, и разочаровываешься». Любой западный профессоришка из второстепенного университета разбил бы подобные тезисы в пять секунд. Кстати, еще одна примечательная черта времени – бал правят графоманы, интеллектуальные маргиналы, безапелляционные самоучки, прожектеры и конформисты. «Что делать – такая эпоха, другой пока не видать»- как писал Лев Лосев. Чадаевы, Павловские (присутствовавшие на том же круглом столе) — в чести.
Вчера они доказывали, что путинская суверенная демократия – это «Новый курс» Рузвельта наших дней, сегодня убеждают, что несогласие с правительством – гибельно для России. Завтра найдется новый повод для подкрепления их обоснований нынешнего курса власти. Салтыков-Щедрин назвал бы это временем «торжествующей свиньи». Публика сегодня явно за них, антизападные настроения накалены, самодовольное свинство бьет через край, подкрепляясь потом нефтедолларов. «Хотели демократии и дружбы с Западом? Получили их при Ельцине! Понравилось? То-то же! Так что, хватит баловаться, все это — не для России».
Что касается собственно Февраля, то урок его заключается не только в гибельной опасности безответственности либералов и, уж тем более, революционеров, что бесспорно. Радикализм общественного мнения сыграл плохую шутку с Россией в XX столетии. Не менее важно понять и то, что радикализм невозможно победить запретами. Действие рождает противодействие. Самыми стабильными демократиями в двадцатом веке были те, где менее всего преследовали диссидентов, где дозволялось выпускать пар придурошным интеллектуалам, наивно-требовательной молодежи, «знакомой с кровью только по ломке целок», говоря словами Бродского, зеленым, голубым и прочим. Если бы французских бунтарей мая 68-го отправляли бы на галеры или на каторгу в Новую Каледонию как прежде, вряд ли бы это умиротворило бы страну. А сегодня их вожак Кон-Бендит – уважаемый член Европарламента, первая подпорка истеблишмента и правопорядка. Мы не берем крайние случаи, типа Южной Кореи, когда дозволение всей этой публике бунтовать отдало бы страну в руки Ким Ир Сена. У России нет сегодня своего Севера, грозящего ее поработить.
Передавай монархия Романовых постепенно, но неуклонно бразды правления обществу, – глядишь, и обошлось бы без революции. Но сегодня власть, похоже, сделала выбор полностью противоположный…