«Справедливая» амнистия
Закон об амнистии капиталов не ухудшит ситуацию. И это уже хорошо. Но для того чтобы он заработал, надо подобрать оптимальное время принятия. Для бизнеса ведь важно не только отпущение прошлых «грехов», но и ощущение стабильности в перспективе с тем, чтобы можно было строить долгосрочные планы, в том числе инвестиционные. Только при сочетании этих двух условий принятие такого закона может быть плодотворным. Однако события прошлого года вокруг ЮКОСа и продолжающееся противостояние пока не дают стопроцентной уверенности в том, что период нестабильности в прошлом.
Можно апеллировать к разнице между реальной стоимостью предприятий и той ценой, за которую они были куплены на залоговых аукционах. Но постановка вопроса о реальной стоимости этих компаний в начале 1990-х годов не имеет смысла. Совершенно неправильно пытаться оживить эти рассуждения. Ведь в начале 1990-х годов перед государством не стояло задачи получить как можно больше от приватизации предприятий. Задача была скорее политической – создать класс частных собственников, национальный бизнес. И если сейчас приватизированные компании стоят на порядок больше, то в 1992–1995 годах никто в России не мог предложить таких денег. Вся денежная масса тогда составляла в долларовом выражении от силы 20 млрд. долларов. В России просто не было достаточно капитала, чтобы купить активы по их нынешней стоимости. Иностранные же инвесторы в страну не допускались по политическим и вкусовым предпочтениям. Возможно, они были бы готовы предложить больше. Но это уже вопрос политики, а не экономики.
Говорить о том, что стоимость компаний за десять лет выросла и, таким образом, играть на чувстве справедливости у части электората, мне кажется, просто очень опасно. Надеюсь, эта тенденция затухнет, потому что смысла в этом никакого нет. Можно привести пример с приватизацией квартир. Уплата регистрационного взноса при приватизации составляла буквально 100-200 рублей. Сейчас рыночная стоимость квартир гораздо выше. Значит, такой же подход должен применяться и к собственникам квартир. Но как они на это посмотрят?
Мне не кажется, что бизнес должен за что-то платить и покрывать некую разницу в реальной и условно «справедливой» стоимостью компаний. Да и как рассчитать эту «справедливую» цену? В условиях рынка невозможно найти критерий сравнения цены компании в разные моменты времени: сегодня она высокая, а через два года, возможно, упадет в два раза. Рынок неустойчив, известны случаи, когда стоимость конкретных достаточно крупных компаний за день снижалась на 5-10-15 процентов…
Кроме того, повышение капитализации предприятия – заслуга его новых хозяев. Хорошо известны крупные энергетические компании, которые остались в государственной собственности и активы которых достаточно велики, но капитализация и рыночная стоимость этих компаний невелика, потому что качество управления в них на порядок хуже. В экономических и политических рассуждениях зачастую недооценивается работа собственников по реструктуризации, повышению эффективности компании. И в силу этой причины я также считаю разговоры о каких-либо компенсациях опасной практикой.
Пора перестать говорить о приватизации, закрыть тему. Понятно, что в первую очередь речь идет о пресловутых «пяти-семи» участниках залоговых аукционов. Но ведь одной из задач государства, проводившего эти аукционы, да и другие приватизационные сделки, как я уже говорил, было создать класс эффективных собственников, а не разделить все поровну и чтобы все были при этом довольны (что в принципе невозможно). Эту задачу решили. И не стоит обсуждать сейчас, насколько задача эта была оправдана, насколько справедливыми были использованные механизмы. В тот момент были приняты именно такие решения. И я не вижу другого выхода, кроме как раз и навсегда закрыть этот вопрос.
Ведь проблема не в том, чтобы государству получить эти деньги. Я глубоко убежден: государство толком не знает, что с ними делать. Если бы у государства были четкие представления о том, что оно хочет провести реформу милиции, армии или здравоохранения, если бы оно имело за душой четкий план структурных реформ каждого из секторов, расписанный до копейки, то потребность в привлечении дополнительных финансов можно было бы понять. Но подобных планов мы не видим – в основном общие концепции. Более того, мы видим, что государство все-таки ощущает, что не может эффективно потратить деньги, пусть об этом и не всегда оно говорит открыто. Министерство финансов создало стабилизационный фонд в том числе и потому, что есть четкое понимание того, что у государства отсутствуют конкретные проекты, конкретные идеи.
Не надо также забывать, что обсуждаемое гипотетическое возмещение бизнесом разницы стоимости компании сейчас и в прошлом – это разовый платеж. Представим, что бизнес заплатил эти деньги. И что? Завтра-то у государства этого источника больше не будет. Поэтому не стоит подменять одну проблему другой. Если говорить об экономической политике государства, то скорее надо создавать условия для возникновения и развития новых компаний в неэнергетических секторах экономики, собирать с них умеренные налоги, а не смотреть в прошлое. Рынок же поможет определить, в каких именно секторах Россия сможет обнаружить свои конкурентные преимущества и стать конкурентоспособной на мировых рынках. За двадцать лет «Microsoft» превратился с нуля в крупнейшую компанию мира, потому что его основатели занимались созидательным бизнесом, а не оборонялись от многочисленных проверяющих. Американские «правила игры» способствовали созиданию. Думаю, что и нашему государству было бы правильнее сосредоточиться на снятии всех барьеров для развития предпринимательства в неэнергетических и несырьевых отраслях, чем бесконечно рассуждать на тему, кто кому и что не доплатил. Тогда государство будет получать больше текущих платежей с налогов.