«Поколение Гарри Поттера» неспособно на молодёжную революцию

Глобализация и либеральная демократия, Повестка, Тренды

Многим молодым людям сегодня кажется, что они делают историю, что — наконец! — началась молодёжная революция. Но, может быть, нынешняя революция Black Lives Matter, ещё не успев толком начаться, уже двинулась в никуда?

И если так, то почему молодежь в XXI столетии никак не может совершить «свою« революцию?

Об этом автор Liberal.ru Марта Сюткина решила поговорить с Даниилом Коцюбинским – автором исследования «Глобальный сепаратизм — главный сюжет XXI века«[1], вышедшего в издательстве «Либеральная миссия» и содержащего анализ молодёжно-революционных циклов XX—XXI столетий.

 

— Изучая историю ХХ столетия, я заметил, что примерно каждые 21-23 года в мире происходили какие-то исторические катаклизмы, которые оказывали влияние на земной шар в целом: революции или мировые войны.

Закончилась Первая мировая война в 1918 году, и через 21-23 года, в 1939-1941 гг., разразилась Вторая мировая.

Затем в 1945 году закончилась Вторая мировая, родилось поколение бэби-бумеров, и снова через 22-23 года, в 1967-68 гг., происходит кульминационный выброс революционной энергии, вошедший в историю как «Молодежная революция 68-го года».

Проходят еще 21-23 года, и в 1989-1991 гг. разрушается биполярный мир в связи с крушением СССР.

Наконец, по истечении очередного 20-с-хвостиком-летнего отрезка времени, в 2011 году случается движение Occupy Wall Street, которое совпадает и с Арабской весной, а также с протестным движением на Болотной площади в Москве и с нарастанием «бунтовщических» настроений в других частях мира (Греции, Казахстане, Таиланде и др.). Но глобальных перемен – если не считать арабский мир, хотя и там проблем возникло едва ли не больше, чем конструктивных изменений – не произошло. Арабская весна пошла развиваться по своему сложному пути, но там, где всё как бы стартовало, в США, движение Occupy в итоге сошло на нет. Остальная часть мира, включая Россию, так или иначе ориентирующаяся на Америку, также впала в состояние политического анабиоза…

— Но не являются ли нынешние антирасистские волнения в США и Европе началом новой культурно-политической революции?

— Нет. Уже можно считать, что и эта попытка революционного изменения мира уходит в песок, а её единственным социально зримым результатом – помимо тоталитарной по духу лозунгово-жестикулярной кампанейщины – стал по большей части деструктив, вроде разгрома магазинов и разрушения памятников.

— Но разве может настоящая революция обойтись без сокрушения «идолов прошлого», символизирующих угнетение и порабощение тех, кто, наконец, вырвался на арену истории как её свободный творец? 

— Когда сносят монументы тиранам, символизирующим государственный террор – это одно. Но когда Герострат поджигает Храм Артемиды в Эфесе только для того, чтобы заявить о себе – это не имеет ничего общего с утверждением новой Повестки. Это просто истерика разгневанного неудачника, стремящегося любой ценой оказаться в центре внимания и потребовать преференций – неважно, моральных или материальных, – позволяющих ему почувствовать себя более сильным и успешным, чем он есть на самом деле. О чём думали те, кто написал на памятнике Сервантесу в Сан-Франциско «Ублюдок» (Bastardo), а на памятнике Русалочке в Копенгагене – «Расистская рыба» (Racist Fish)? О содержании «Дон-Кихота» или сказок Андерсена, которые они, скорее всего, даже не читали? Нет, они думали о том, чтобы бросить вызов миру успешных и богатых (для которых история и культура что-то значат), при этом не предлагая никаких новых идей, а просто заявляя о своём бурном несогласии со своей «системной второсортностью».

— Но, может быть, в итоге этих людей услышат, и с их «системной второсортностью» будет покончено?

— Ни Сервантес, ни Андерсен, ни даже Черчилль, Вашингтон и Теодор Рузвельт, стоящие на постаментах, отнюдь не символизируют «угнетение» или «тиранию» – в отличие от тех же памятников Ленину, Сталину, Дзержинскому или Саддаму Хусейну. Монументы, которые подвергаются сегодня массовому осквернению, в большинстве случаев олицетворяют собой память о чём-то, что очень многим людям – и далеко не только «престарелым консерваторам» – представляется ценным и так или иначе сопряжённым с категориями свободы, права, сострадания, красоты – одним словом, со всем тем, что мы условно объединяем понятием гуманизма. И потому осквернение и разрушение этих памятников – не что иное, как хамский вызов всей системе ценностей, которую мы привыкли именовать как гуманистическую.

К чему может привести принудительное забвение о тех исторических ценностях, на которых держится наша культура в самом широком смысле этого слова? Что будет, если мы забудем о том, что Уинстон Черчилль возглавлял Британию, когда она в одиночку на протяжении целого года сражалась практически против всей Европы, подмятой Гитлером, которому в это же самое время активно помогал Сталин? Если забудем про то, что Джордж Вашингтон был отцом-основателем самой первой в мире либеральной демократии, ставшей ориентиром для очень многих народов? Если забудем книги Сервантеса и Андерсена?

— Сторонники этих акций, полагаю, убеждены, что таким образом те, кто чувствуют себя социально депривированными, смогут в итоге обрести чувство собственного достоинства, или, если пользоваться Вашим термином, «первосортность». 

— Это заблуждение. Отказ от «сложной» исторической памяти ведёт лишь к высвобождению в обществе безответственного и деструктивного радикализма. А он, в свою очередь, никого не способен сделать более счастливым или хотя бы материально успешным. Разрушение, лишённое граждански созидательного концепта, ведёт лишь к нищете и несвободе. Это слишком часто подтверждалось на протяжении истории, чтобы ещё раз специально это доказывать.

К тому же нельзя ведь просто вычеркнуть из памяти «плохие эпизоды». Травма таким образом не преодолевается, она всё равно остаётся с теми, кто чувствует себя исторически травмированным, и – в ситуации «мемориального обострения» – даже начинает ещё больше саднить.

Дело в том, что государство и его история – а историю в школах США никто не отменял и вряд ли отменит – будут вечно напоминать об угнетении и насилии, которые были в прошлом. И единственный способ уйти от этой травматичной памяти – радикально переструктурировать государство в целом, сделать его менее «державным» и милитаристски-авторитарным. Не «отменить полицию», засеять газоны овощами и легализовать «травку», но «Make America confederate again» – «cделать Америку снова конфедеративной», такой, какой она была на славной заре своей истории. Оставить все травмирующие воспоминания на совести державно-имперского государства, олицетворением которого служит пресловутый «Дядя Сэм» и квинтэссенцией которого является не менее пресловутая «американская мечта», жёстко делящая всех людей на «винеров» и «лузеров». Создать принципиально новый – регионально-конфедеративный формат государственного устройства, оставляющий каждому человеку, независимо от его профессии и места проживания, шанс на самоуважение. К слову, в этом случае сносить памятники необходимости вообще не возникнет, как нет сегодня нужды – и слава богу! – крушить пирамиды Хеопса и Хефрена или Римский Колизей только потому, что в те времена тоже существовало рабство.

— Но – коль скоро речь идёт не о революции, а об очередном деструктивном выбросе протестной энергии «в никуда» – как быть с Вашей теорией о 21-23-летних молодёжно-революционных циклах? Что в Вашей теории или в реальной жизни «пошло не так»?

— Анализируя молодёжно-революционные циклы, я в своей книге специально сделал пространную оговорку:

«Не исключено, что нынешняя мировая революционная беременность, яркими симптомами которой стали “арабская весна” и Occupy Movement, в итоге кончится “абортом”, ничего нового в глобальном масштабе так и не породив. В этом случае Система сохранит свои основные параметры, а протест так и не обнаружит истинного лица, которое останется скрытым под карнавальной маской Гая Фокса. Через несколько лет молодые бунтари неизбежно повзрослеют, примутся делать карьеру, обзаведутся семьями, общественный климат постепенно станет более умеренным — и наступит очередная полоса более чем двадцатилетней глобальной консьюмеристской стабильности. Но если политика не поспевает за историей, истории ничего не остается, как совершаться помимо политики. А это значит, что, когда спустя еще 20 с лишним лет наступит время очередного “молодежного цикла”, революционным поколениям будущего останется лишь запоздало подвести идейную черту под тем, что за эти годы свершится само собой«.

Произойдет, одним словом, как в «Сундуке» Даниила Хармса, где «человек с тонкой шеей» забрался в сундук, закрыл крышку и стал тихо ждать, что же будет дальше, если он ничего не станет делать:

«Боже мой! Мне нечем дышать. Я, кажется, умираю…»

И в итоге:

«А это еще что такое? Почему я пою? Кажется, у меня болит шея… Но где же сундук? Почему я вижу всё, что находится у меня в комнате?.. Значит, жизнь победила смерть неизвестным для меня способом«.

— И всё же, почему в XXI веке произошёл молодёжно-революционный «сбой»? 

— Здесь сыграли роль несколько причин. Среди них есть главная, о которой я также довольно подробно писал в упомянутой книге. Я имею в виду отсутствие у современного поколения «рассерженных молодых людей» позитивной философско-политической программы.

В прошлом наступлению каждой революции предшествовала разработка очередной новой «большой мечты», которой в итоге вдохновлялось очередное поколение застоявшихся и готовых к действию молодых людей. Эту мечту, естественно, должны были заблаговременно приготовить их «отцы». Сами молодые люди новых идей не придумывают, они ими только пользуются. Человек до 27-30 лет в философско-политическом плане полностью самостоятельно «креативить» не может.

— А как же поколение рокеров, которые создали мощное культурное движение, захватившее по сути весь мир? Джимми Хендрикс, Джим Моррисон, Дженис Джоплин, Боб Дилан, The Beatles? Первые трое в 27 лет уже умерли…

— Вы называете музыкантов, а не идеологов. Рок-музыка – это лишь одно из проявлений культурной революции 1960-х, которая основывалась на идеях, а музыканты их только отражали. Идеи же эти были сформулированы как раз «отцами» – писателями-битниками, философами Франкфуртской школы, французскими экзистенциалистами и ситуационистами, идеологами концептуальной психоделии и т.д. Только благодаря наработкам предыдущего поколения мыслителей, у молодых революционеров 68-го года появился их главные лозунги: «Запрещено запрещать!», «Будьте реалистами – требуйте невозможного!», «Make Love, Not War!» («Занимайтесь любовью, а не войной!»). Хотя, стоит отметить, что, помимо ультралиберальных и пацифистских лозунгов, в ходу были – также доставшиеся от «отцов» – и околокоммунистические мечтания. Вспомним знаменитую аббревиатуру «МММ»: «Маркс — Мао — Маркузе». С этой лозунговой троицей активисты «парижской весны» 1968 года также носились довольно активно. Сегодня, правда, эти имена – за исключением разве что Маркса – уже остались в прошлом. Однако в целом молодежная революция восторжествовала, и мы по-прежнему живём в мире, который она ценностно и стилистически утвердила, сокрушив многие запреты, стоявшие на пути радикально-либерального индивидуализма и покушавшиеся на священное право любого человека быть самим собой без поправки на родительские инструкции и жёсткие социальные предписания.

— А что стало катализатором «перестроечной» культурной революции рубежа 1980-90-х гг. на Востоке, который находился за железным занавесом и куда западные идеи проникали крайне дозировано?

— «Железный занавес» существенно прохудился ещё в середине 1950-х, и с тех пор западная культура и западные идеи постоянно «подтекали» в СССР, а в страны Восточной Европы поступали и вовсе почти беспрепятственно. Это и стало основной социально-психологической предпосылкой, подготовившей и породившей Перестройку.

Дело в том, что после того, как в Западной Европе и США на рубеже 1960-70-х гг. победила «молодежная революция», в том же кульминационном 1968 году случилось вторжение советских войск в Чехословакию, где в итоге была жестоко растоптана попытавшаяся было расцвести – параллельно с парижской – «пражская весна». И сразу стало ясно, что период Оттепели в СССР, а значит, и в большинстве социалистических стран – окончен.

В обществах этих стран, особенно среди молодёжи, возник своего рода «синдром украденного 68-го года». Неслучайно для «брежневского» поколения СССР западная рок-музыка и рок-культура 1960-70-х продолжали сохранять культовый, «сакрально-освободительный» смысл гораздо дольше, чем для поколения их сверстников в самих западных странах – вплоть до 1990-х гг.

Идейными же «отцами» молодёжной революции СССР эпохи Перестройки стали шестидесятники в самом широком их идейно-профессиональном диапазоне – начиная от диссидентов Александра Солженицына и Андрея Сахарова, продолжая бардами Александром Галичем, Булатом Окуджавой и Владимиром Высоцким и кончая членами Политбюро ЦК КПСС Михаилом Горбачёвым и Александром Яковлевым.

— Но правильно ли вообще говорить о «перестроечной революции» как о молодёжной?

— Когда мы ведём речь о революциях, надо понимать, что они всегда «молодёжные». Не в том смысле, что их хедлайнерами обязательно должны быть молодые люди (вождями революций оказываются, как правило, люди в возрастном диапазоне от 35 до 50 лет), а в том плане, что основные идеи и настроения революционной эпохи всегда оказываются «на одной волне» с коллективными эмоциями и чаяниями тех, кому – условно – от 15 до 30 лет и кто, когда ситуация этого требует, готовы массово выходить на улицы и вообще вести себя в политическом плане максимально активно.

— Перестроечная революция стала просто запоздалым «восточным ремейком» западного 68-го года?, 

— Не совсем. Антиавторитарная волна в странах коммунистического блока носила — что вполне естественно — антикоммунистический характер. Вместо индивидуалистско-антипатриархальных и леворадикальных идеологем «индейского лета» 67-го и «парижской весны» 68-го активисты эпохи Перестройки использовали общие либерально-демократические лозунги. Слоган 1968 года «Запрещено запрещать!» трансформировался в «Долой КПСС!» и был адресован миру не буржуазно-патриархальных, а державно-тоталитарных запретов.

К слову, советская Перестройка всколыхнула тогда не только СССР и Восточную Европу, но по сути весь мир. Под влиянием окончания «холодной войны» и внезапно-долгожданного примирения «двух полюсов» по миру прокатилась волна примирительных процессов, нацеленных на преодоление застарелых конфликтов. Негласным девизом этого движения можно было считать популярный слоган Джона Леннона из предыдущей революционной эпохи – «Дайте миру шанс!».

Впервые стартовали попытки примирения Палестины и Израиля, чернокожих и белых в Южной Африке, рухнула Берлинская стена и воссоединилась Германия, активизировался процесс национального примирения в Камбодже и т.д.

Пожалуй, это было последним триумфальным шествием лозунгов либеральной демократии по всему миру. Именно тогда Фрэнсис Фукуяма – как вскоре оказалось, явно поторопившись – заявил, что история закончилась и что теперь везде будет только либеральная демократия и ничего, кроме нее. Сегодня мы видим всю иллюзорность и ошибочность этого «пророчества», однако тогда, на рубеже 1980-90-х гг., это очень хорошо отражало настроение времени, когда происходящее в мире воспринималось не как ситуативное крушение морально обветшавших режимов, а как глобальное торжество универсально верных либерально-демократических идей.

— То есть если в 1968 году торжествовала идея либерального индивидуализма с некоторым уклоном в социальную справедливость («социализм»), то перестроечная волна обновления была связана с идеей торжества либеральной демократии как глобального проекта?

— Именно так. Но потом оказалось, что либеральная демократия далеко не везде приживается, и во многих случаях попытки ее достижения порождают прямо противоположные тенденции и результаты, вплоть до «войны всех против всех». В связи с тем, что либеральная демократия оказалась отнюдь не универсальным ответом на все вопросы, а всего лишь одним из возможных ответов, возникли и новые вызовы.

Впрочем, это нормальное развитие любой постреволюционной эпохи. Как только революция заканчивается, выясняется, что она не решила все те проблемы, которые пыталась решить. А какие-то проблемы и создала.

— Согласно Вашей теории, в последовавшие вслед за тем «20 с хвостиком» лет стало нарастать общее недовольство нерешённостью многих проблем и политическим застоем «в общемировом масштабе», при этом отцы рефлексировали, а подрастающее поколение будущих бунтарей копило энергию и решимость для очередного рывка в направлении дальнейшего совершенствования мира. Но тут оказалось, что у молодых революционеров нет шанса совершить «свою» революцию, потому что у них отсутствует по-настоящему новая позитивная адженда. Почему же так вышло?

— Как я подробно написал об этом в вышеупомянутой книге, «виноваты» в этом всё те же «отцы», которые так и не снабдили своих «детей» новой большой мечтой. Вместо этого на протяжении нескольких десятилетий «отцы» самозабвенно предавались постмодернистским радостям деконструкции старых идейных систем, конвенционализации всего и вся, а также негативно-запретительного по духу «социального конструктивизма», не имеющего ничего общего с конструированием позитивной идейно-политической адженды.

Постмодернисты и постструктуралисты задали такой вектор общественного обсуждения, в рамках которого хорошим тоном стало не предлагать ничего по-настоящему нового, заменяя поиск нового всё более изощрённой и доходящей до абсурда деконструкцией тех больших идей и даже просто ментальных стереотипов, которые «царили» раньше.

Стало хорошим тоном критиковать, не предлагая конструктив. Стало хорошим тоном признавать условность всего, что создано человеком. Рассуждения эти выглядели примерно так: «Нет ничего абсолютно ценного, поскольку всё, что создано людьми, может быть пересмотрено и переоценено. И даже не потому, что у нас есть некое новое представление о “правильном будущем”, к которому мы должны двигаться, но просто потому, что сам процесс ежесекундного переосмысления всего и всех — самоценен». Причём самоценен, несмотря на то, что в содержательном плане зачастую пуст и не ведёт ни к чему, кроме умножения концептуально бесполезных, «теоретически избыточных» слов, фраз и текстов.

Парадигмально бесплодное состояние, в котором находится современное гуманитарное знание, рождённое эпохой постструктурализма и социального конструктивизма, очень хорошо, на мой взгляд, описал Даниил Жайворонок в одном из недавних своих интервью. Как он отметил, в современной науке –

«…теория, чтобы быть успешной, должна быть противоречивой. Если теорию можно интерпретировать по-разному, значит, её смогут использовать люди разных убеждений, по-разному её понимать. Противоречивость – всегда хорошо для популярности научного текста. Вы, может, думаете, что противоречие в научном тексте – это логическая ошибка? Вы просто отстали от жизни! Оказывается, что противоречие – поле для интерпретации и пища для рассуждений! Можно ещё много формулировок придумать: «амбивалентность», «неоднозначность». Одним словом, если теория неконкретна, это работает на успех статьи«[2].

Таким образом, социальные и гуманитарные науки, а вместе с ними и социально-политический процесс как таковой по негласному, если можно так сказать, договору, дружно отказались от социально-политического целеполагания, без которого никакие культурно-политические революции, как нетрудно понять, невозможны в принципе. 

— Этому есть какое-то объяснение?

— Да, конечно. Табу на «большие политические мечты» стало естественной реакцией интеллектуального класса на ужасы и разочарования XX столетия.

Уроки минувшего века, казалось бы, непреложно гласили: именно увлечение «целеполаганиями» ввергло человечество в две мировые и массу локальных войн, в несколько тоталитарных экспериментов, в применение на практике атомного оружия и другого оружия массового поражения и, наконец, в стремление построить консьюмеристский рай из мириадов банок с супом «Кембелл», в итоге породившее лавинообразно нарастающие экологические проблемы.

Все это привело к торжеству идеи о том, что надо «просто жить», конструируя лишь «самих себя» и не пытаясь выдумывать никакие новые «прожекты». Это и стало главной причиной того, что поколение «отцов» – условно говоря, тех, кому сейчас 55-75 – так и не сумело предложить своим «детям» идею (вариант – набор идей), которая бы позволила им направить накопившуюся энергию на реализацию чего-то целостного и привлекательного, не просто эмоционально реагируя на те или иные вызовы, но имея в сознании конструктивную альтернативу настоящему, зашедшему в морально-идейный тупик.

— Но ведь Вы сами упоминали, что Маркс – по-прежнему в тренде, в том числе среди молодёжи. И сегодня движение BLM, помимо антирасистской и антиколониальной, активно использует также антикапиталистическую фразеологию… 

— Да, помимо общей установки на ценностный релятивизм и деконструкцию самой идеи «большой мечты» и «большого стиля», «левая» постмодернистская философия отравила молодежь ещё изрядной порцией ресентиментного неомарксизма. Лозунги «Капитализм — зло!», «Ешь богатых!» (Eat the rich!) и т.п. стали для нескольких поколений молодых людей – притом не столько даже в России, сколько на Западе – своего рода дежурным словесным мейнстримом.

При этом на вопрос, где же выход из тупика грубой и холестериновой, как гамбургер, «американской мечты» — согласно которой «любой может стать миллионером» (но на самом деле это не так и, что ещё важнее, не должно быть так!) — ответа нет. А есть лишь нескончаемый поток системно-негативных эмоциональных выбросов.

В леворадикально брюзжащей и порой закипающей среде де-факто царит концептуальная пустота. Дело в том, что идеологический релятивизм, социальный конструктивизм и неомарксизм, во-первых, при ближайшем рассмотрении внутренне противоречивы и противоречат друг другу (и потому захватить «воображение эпохи» в полной мере не могут), а во-вторых, содержательно пусты и не могут предложить ничего по-настоящему нового, объединяющего и перспективного не только по общеполитическому, но вообще ни по одному из наиболее острых и обсуждаемых вопросов — экологическому, гендерному, расовому, неоколониальному и т.д.

А точнее, вместо конструктивных, а не заведомо вздорных и тупиково-конфликтных идей — левый, он же «прогрессивный», он же – SJW («социал-справедливо-борческий») радикализм порождает лишь нарастающее цунами запретов, самозапретов и тоталитарных по духу предписаний — на слова, жесты, символы, поступки. И за всем этим — системная же агрессивность, раздражённость и… — созидательный ноль на выходе.

Если поколение «рассерженных молодых людей» 1968-го года породило де-факто новую — индивидуально-освободительную — культуру и дало конструктивный импульс практически всем цивилизациям, а не только Западу, то нынешние всплески молодёжной активности не оставляют после себя даже отчётливых событийных воспоминаний, не говоря уже о культурных «отложениях».

Неудивительно и то, что эти содержательно пустые, наполненные социал-реваншистской агрессией без позитивной мечты, бунтарские выступления вызывают отторжение даже у многих из тех, от имени и во имя кого они якобы происходят. Характерный пример. Темнокожий футболист Карл Хенри, экс-игрок Английской Премьер-лиги высказался на тему движения BLM более чем резко и отчётливо:

«…очевидно, что движение Black Lives Matter в Британии – прикрытие для корыстной, крайне левой политической организации. Давайте просто взглянем на капитализм, который они предлагают упразднить… Капитализм не враг сообществу темнокожих. Капитализм дозволяет свободное предпринимательство. Если другие сообщества процветают при капитализме, то и мы сможем! Думаю, большинству в Британии уже надоела эта организация. Необходимо новое, инклюзивное и политически нейтральное антирасистское движение. Жизни темнокожих имеют значение! Однако сеющая распри организация Black Lives Matter не нужна!..«[3].

И таких высказываний со стороны известных темнокожих людей в различных сферах, как в Европе, так и за океаном – множество[4].

— Но так говорят темнокожие селебрити, которым, в общем, удалось, успешно интегрироваться в «мир белых»… 

— Так говорят далеко не только селебрити, просто их голоса звучат громче. Радикализмом BLM недовольны и многие «простые» people of color, т.е. люди с не белой кожей (так же, как, к слову, в своё время большевиками были недовольны очень многие рабочие и крестьяне, от имени которых выступала Советская власть и которым при ней стало жить гораздо хуже, чем «при капитализме»). Приведу ещё один пример. Во время погрома, организованного под эгидой BLM в одном из американских городов, афроамериканка вышла к протестующим и спросила у них: «Зачем вы решили разрушить тут всё? Вы разрушили автобусную остановку. Как мне теперь ехать на работу?»[5].

— И всё же те 60 % американских чёрных, которые так и не смогли и, самое главное, потеряли надежду влиться в ряды «среднего класса» – как им быть? Быть может, неомарксистская волна способна ответить их чаяниям, двинуть их – и не только их, но всех, кто чувствует «американскую мечту» для себя недостижимой – «на баррикады»? Одним словом, действительно ли нынешние события в Америке — совсем бессмысленны и в очередной раз не оставят после себя, как Вы говорите, даже культурной памяти? 

— Увы. Думаю, перед нами – пример очередного выброса протестной энергии в никуда, поскольку марксизм, повторяю, исторически уже «отработан» и сдан в утиль даже в Китае, где у власти, хоть и компартия, но в экономике – уже давно капитализм. В одну и ту же утопию, как в одну и ту же реку, нельзя войти дважды. Утратившая ореол непорочности радикальная мечта не только не возбуждает общество, но скорее пугает и отталкивает.

И, тем не менее, я бы не называл молодёжные бунты 2011-2020 гг., в первую очередь, американские, совершенно бессмысленными.

Хотя они ничем политически конструктивным и не заканчиваются, но все же обнажают некоторые реально существующие проблемы. Более того, эти бунты инстинктивно даже нащупывают те возможные пути движения вперед, которые могли бы возникнуть в обозримом будущем не только для Америки, но для мира в целом.

Я говорю в первую очередь о регионализме, или территориально-политическом локализме.

Вспомним попытку – хотя и заведомо эфемерную – движения Occupy превратить Зукотти-парк в Нижнем Манхеттене в своего рода самопровозглашённую территорию свободы.

В ходе нынешних протестных волнений был проделан опыт уже чуть более серьёзного, хотя и непродолжительного – в течение всего трёх недель в июне 2020 г. – опыта создания и существования на территории шести центральных кварталов Сиэтла самопровозглашённой и самоуправляющейся Автономной зоны Капитолийского холма (Capitol Hill Autonomous Zone; CHAZ), другое название — Организованный (Оккупационный) протест Капитолийского холма (Capitol Hill Organized (or Occupied) Protest; CHOP).

Примечателен также ещё один «сепаратистский» демарш нынешних протестантов, направленный на деконструкцию государств, состоящих из слишком разнородных культурно-территориальных сообществ. Я имею в виду заявление BLM об их солидарности с борьбой палестинцев за независимость от Израиля. Вопреки уже раздавшимся обвинениям BLM в антисемитизме, я вижу здесь скорее другое – стихийное стремление расширить идеологию BLM, дополнив «системный антирасизм» – «системным антиколониализмом», предполагающим право народов и территорий на самоопределение и независимость.

Но в целом эти идейно перспективные тренды нынешнего движения всё же остаются не концептуализированными и до конца не осмысленными самим протестующими. В этой связи неудивительно, что эти попытки не были поняты и приняты и обществом в целом, тут же встретив вполне предсказуемые обвинения в левом радикализме и системном антисемитизме, причем со стороны тех, кто ещё недавно выражал полную солидарность с движением BLM.

А проблема накапливающегося раздражения и ощущения тупика, в который зашло человечество, никуда между тем не делась. И проявляется в том, что мир всё более истерично и алармистски реагирует на вызовы, кажущиеся ему ужасными, а на самом деле являющиеся вполне рутинными либо вообще дискуссионными. Вспомним всемирный ажиотаж вокруг шведской школьницы Греты Тунберг, начавшей бить в набат в связи с экологической проблематикой, предрекая всем смерть на радиоактивном солнце, которое изничтожает жизнь сквозь озоновые дыры. Но о девочке Грете и о глобальном потеплении вмиг забыли, как только на планету налетел коронавирус…

То есть, в принципе, у человечества в целом – а точнее, у очень многих людей сегодня – есть ощущение того, что оно зашло куда-то не туда и что надо искать выход, но вот как найти выход — непонятно…

— В связи с чем наросло это всеобщее ощущение тупика?

— В связи с начавшимся после крушения биполярной системы мира морально-политическим кризисом национальных государств, а точнее, тех из них, которые состоят из культурно-политически несродных сообществ и территорий. Причём речь не только о т.н. failed states («несостоявшихся государствах»), но и о фронтменах мировой политики – т.н. державах. Экономисты, политологи и политические географы начали обращать на этот процесс внимание примерно со второй половины 1990-х гг., и с тех пор он развивался неуклонно, хотя периодически и заслонялся более информационно яркими сюжетами, вроде войн – горячих и дипломатических, революций, финансовых кризисов и т.д.

— А в чём основная причина морально-политического кризиса держав и национальных государств? 

— Как ни покажется это, быть может, парадоксальным, но в том же, в чём и причина философской импотенции современности – в страхе перед новой «большой войной». А точнее, в исчерпанности концепции большой войны как основного средства решения международных вопросов. Опыт XX столетия, включая появление атомного оружия и других видов ОМП, затабуировал «романтику» силовой схватки за мировое господство.

В принципе, этот страх наступил сразу вслед за окончанием Второй мировой, однако в реальности она «по инерции» продолжалась весь период «холодной войны», причём дважды – в период Карибского кризиса и в начале 1980-х – чуть было не перерастала в острую фазу.

Но как только биполярный мир рухнул, и острая конкуренция между двумя универсальными идеологиями – коммунизмом и либеральной демократией – канула в Лету, вдруг стало ощущаться, что «державная», она же национал-государственная, концепция мирового порядка по большому счёту является анахронизмом, который не столько помогает, сколько мешает решать существующие проблемы.

Здесь стоит вспомнить, что сама модель национального государства явилась порождением Нового времени, когда в XVI-XVII вв. несколько европейских монархий, сперва умело играя на противоречиях между городами и феодалами, а затем консолидировав общества под «национальными знамёнами», стали пытаться реализовать свою давнюю имперскую мечту, пронесённую через всё Средневековье – создать мировую империю «не хуже Древнего Рима». Позднее эту военно-экспансионистскую мечту «перехватили» у королей и императоров вполне конституционные «державные» народы.
Я, конечно, очень сильно упрощаю суть процессов, которые происходили в Европе, а позднее и за океаном, в Новое и Новейшее время, но квинтэссенция их свелась к тому, что несколько держав вступили в многовековую схватку за гегемонию на суше и на море. Отсюда – и колониализм, и мировые войны, и тоталитаризм, и геноциды. И в итоге – морально-идейный тупик.

Перманентно стремящиеся одолеть друг друга державы и порожденный ими мир «национальных государств», формально признающих суверенитет друг друга, а на практике перманентно стремящихся друг у друга что-то «оттяпать» – пришли на смену консенсусно-сетевому, межтерриториальному Средневековью. Конечно, средневековая эпоха также не была свободна от постоянных конфликтов, но средневековые, во многом династически, корпоративно и дипломатически переплетающиеся друг с другом, государства не были заточены под тотальные, нацеленные на национальное истребление либо порабощение ближайших соседей войны.

Я не говорю про межцивилизационные конфликты того времени, вроде Крестовых походов. Я говорю о том мире Европейского Средневековья, на смену которому пришли европейские же, но уже великие державы, которые стали практиковать войны на подавление/истребление друг друга, а в ХХ веке породили две мировые войны.

ХХ век показал тупиковость державного подхода к мироустройству. Ведь каждая держава мечтает быть главной, а мечтая об этом, она нацеливается на схватку с другой – сопоставимой с ней по мощи и также мечтающей о мировой гегемонии – державой. Мир так устроен, что мировая держава никогда не бывает одна. На практике существует державный полицентризм, поэтому в «мире держав» постоянно царит напряжение.

Никогда ни одному великому полководцу — ни Александру Македонскому, ни Чингисхану, ни Наполеону, — не удавалось построить империю, которая бы охватила собой весь мир. И слава богу, что не удалось. Ясно, что это уже и не случится в будущем. Мы видим, что даже самая мощная на сегодня страна, США, испытывает внутренние проблемы, и нет никаких оснований полагать, что эта страна — «заготовка» под будущий мир. Не сможет в этом смысле «заменить» Америку и Китай, у которого – в его нынешнем виде – нет для этого главной предпосылки: универсальной идеологии. Неоконфуцианство (нынешняя идеология КНР) в этой роли выступить не может, по определению. А от претендовавшего на глобализм маоизма – китайской версии марксизма – сами китайцы уже де-факто дистанцировались, думаю, окончательно и бесповоротно…

— Попробую промежуточно резюмировать. Итак, в мире существует глобальная проблема – морально-политический тупик, в который зашла современная система национальных государств, по сути являющаяся «системой сверхдержав». Для преодоления этого тупика требуется очередная «молодёжная революция». Но она не может никак произойти. Причина «забуксовавшей» молодёжной революции начала XXI века заключается в отсутствии новой философско-политической идеи и порождённой ею новой «большой мечты». Иными словами, причина – в «философской нищете» современности. Причина же этой нищеты – в «коллективном саботаже» философов, испугавшихся – вместе со всем социумом – новых «больших идей»… 

— Всё так. Но есть и вторая причина…

— Перед тем, как мы перейдём ко второй причине, я всё же хотела бы уточнить. Вы много пишете – и в Вашей книге, и в статьях – о регионализме как «философском камне XXI века». Как о чуть ли ни не универсальном пути выхода из всех тупиков и способе разрубания всех гордиевых узлов, доставшихся нам по наследству от прошлого столетия: международных, этнических, конфессиональных, территориальных, экономических, социальных, даже экологических. Об этом пишут и другие авторы, в том числе в рамках настоящей дискуссии на сайте Либеральной миссии[6].
Но если идея демонтажа слишком внутренне конфликтных государств и построения людьми «уютных региональных домов»[7], где все люди «одинаково друг другу полезны» и никто никому системно не завидует и системно же никого не ненавидит, в самом деле так хороша – почему она не превращается в универсальную идею XXI столетия? Почему не захватывает массово воображение молодёжи ни в Америке, ни в других странах? Почему, одним словом, не становится новой «большой мечтой»?

— По той же причине, по которой ни одна другая идея также не стала «большой мечтой». По причине коллективного философского саботажа, устроенного поколениями «отцов», о чём уже говорилось выше. Сколько бы отдельных авторов ни написали «установочных текстов» – в ситуации системного антиконцептуализма, который царит в гуманитарных науках и в обществе в целом, эти тексты, увы, оказываются такими же априори «социально угнетёнными и отчуждёнными», какими были негры в эпоху рабства или женщины до получения ими политического равноправия, несмотря на свою многочисленность.

— Выходит, что дело не только в философском саботаже отцов, но и в том, что затабуированным оказывается сам идейный бунт против «отцов-саботажников». Молодёжь даже не пытается выйти за пределы того философского мейнстрима, который ей предложен «отцами», не пытается отыскать какие-то боковые, нестандартные философские ветки. Но почему? Вы говорили о какой-то второй причине…

— Да, вторая причина – культурно-политические особенности самой молодёжи. Сегодняшняя молодежь оказалась, на мой взгляд, исторически недееспособной (хотелось бы всё же верить, что временно и частично), потому что она не в состоянии бросить вызов настоящему и к чему-то устремиться, так как не прочитала нужных книг – которые, впрочем, как я уже сказал, и написаны толком не были.

Эти ненаписанные книги молодежь заменила виртуальным пространством, ловушка которого состоит вовсе не в демотивации воли к реальному действию, из-за чего якобы люди перестают массово выходить на улицы. Нет, Интернет – вопреки устоявшемуся предубеждению – вовсе не отвлекает людей от живого общения и коллективных действий. В Тунисе, как известно, именно Фейсбук помог людям совершить успешную политическую революцию: именно через Сеть тунисцы предварительно договорились, чтобы дружно «выйти на площадь» и свергнуть власть.

Дело здесь в другом. Интернет, в том числе компьютерные игры, создали у многих молодых людей иллюзию того, что они могут состояться без надрыва и без риска, обладая при этом неограниченным запасом «жизней». Сложилась модель виртуального успеха, когда ты, вроде бы, постоянно рискуя, на самом деле ничем не рискуешь, поскольку ты – чудотворец и хозяин своей судьбы, ибо именно ты решаешь, в какую игру тебе играть, и в любой игре ты рано или поздно – победитель.

На мой взгляд, самым удачным отражением «виртуально-чудотворной» философии нынешнего поколения молодых стала серия книг про Гарри Поттера – наверное, самая популярная на сегодня среди молодежи литературно-кинематографическая эпопея, на которой воспиталось несколько поколений миллениалов и пост-миллениалов – молодых людей, родившихся в конце XX – начале XXI вв.

Подтверждением идеологической значимости этой книги является, например, тот факт, что актёры, исполнившие главные роли протагонистов в фильмах о Гарри Поттере, стали в итоге своего рода гуру, чьё мнение о мироустройстве и текущей политике отныне волнует их молодых сверстников. Любопытно, что мнение автора книг о Гарри Поттере – писательницы Джоан Роулинг – при этом для молодёжи куда менее референтно и порой жёстко отторгается[8], поскольку виртуальный мир её героев оказывается для «поколения Гарри Поттера» более реальным, чем тот мир, в котором существует реальный создатель этого виртуального пространства.

Феноменальный успех «Гарри Поттера» объясняется, на мой взгляд, той основной идеей, которую он «послал» современной молодёжи и которая радикально отличается от «морали» большинства других сказок, в том числе, например, не менее известного среди миллениалов «Властелина колец».

Мораль «типичной сказки» заключается в том, что главный герой отправляется в некий опасный поход за счастьем/смыслом, изначально полагаясь лишь на свои собственные силы и свою отвагу. По ходу дела ему – как правило, в обмен на разного рода «малые добрые дела» – оказывают помощь разного рода сверхъестественные силы. В итоге герой побеждает.

Но «Гарри Поттер» утверждает совершенно иную модель успеха. Оказывается, победу можно достичь не посредством личного героизма и совершения подвига, а лишь посредством обретения волшебной палочки, притом обретения её «просто так».

Иными словами, ты можешь быть всего лишь маленьким несчастным и закомплексованным «очкариком», но, внезапно получив волшебную палочку, ты становишься всемогущим «героем».

Это, повторяю, качественно отличает «Гарри Поттера» от классических сказок, где, хотя тоже существуют и волшебные помощники, и волшебные предметы, но, как правило, помощь к герою приходит уже после того, как он двинулся в поход и начал совершать какие-то действия, какие-то добрые дела. Тот же Фродо Бэггинс нёс, чтобы его уничтожить, кольцо Всевластия, претерпевая при этом соблазны, мучения и прочие испытания и будучи далеко не самым физически сильным сказочным существом. Но именно поэтому он и стал героем – он совершил свой выбор и не дрогнул перед риском поражения и гибели.

Да, в «Гарри Поттере» у главного героя тоже якобы нет гарантии – его враг Волдеморт силён, и Гарри даже должен в конце умереть, чтобы вырвать мир из лап злого волшебника. Но само наличие у Гарри Поттера волшебной палочки, полученной не за подвиги, а за, так сказать, «доброту и угнетённость», как бы обрекает его на успех и победу, как обрекает на успех и победу компьютерного геймера то, что в руках у него – а не у мелькающих на экране виртуальных монстров – заветная мышка с кнопочками, «управляющая миром». Метафорой этой компьютерной мышки по сути и является «волшебная палочка» Гарри Поттера. Технология победы Гарри Поттера – не героическая в классическом понимании этого слова, а по сути геймерская, «компьютерно-чудотворная». С самого начала Гарри Поттер – просто тихий, умный и добрый лузер, ждущий чуда. И это чудо является в виде «палочки». И лузер сразу же превращается в винера.

Таким оказалось и «поколение Гарри Поттера» в целом – умным, добрым, тихим/трусоватым и… ждущим волшебной палочки, которая придаст ему силу и решимость, чтобы заявить о себе и победить «системное зло».

Но что такое волшебная палочка? Это ведь не что иное, как «санкция сверху». Это что-то такое, что даёт тебе право считать себя волшебником, хотя сам ты ничего ещё не добился.

По сути это санкция Супер-эго на то, что ты, ничего героического не совершив, тем не менее, можешь считать себя «крутым». Именно благодаря обладанию «волшебной палочкой» ты можешь рассчитывать на то, что сумеешь реализоваться, получишь право на свой громкий голос, что тебя будут уважать и бояться.

В итоге друг за другом появились несколько поколений молодых людей – хорошо воспитанных, хорошо образованных, очень добрых и сострадательных, но индивидуально несамодостаточных. И не стремящихся к тому, чтобы простроить свою жизнь по условно героическому сценарию, то есть по сценарию индивидуального проекта, индивидуального слова, индивидуального жеста. Под словом «героизм» я понимаю не совершение каких-то рискованных для жизни действий, но простраивание собственного, авторского «сценария бунта и подвига», с попыткой созидания чего-то нового и неповторимого – как это делала молодежь предыдущих революционных всплесков, создавая новую музыку, новую моду, новую этику, одним словом, новую социокультурную реальность.

А сейчас получается, что «милые добрые очкарики» – назовём их условно так – оказываются людьми, которые боятся о себе индивидуально заявить. Они готовы заявлять о себе только как о группе. Но что такое группа? Это всегда – власть самозваных вожаков. Какие-то самозванцы, как правило, личностно уязвлённые и реваншистски устремлённые, выскакивают вперёд и начинают вести за собой массы, состоящие из не очень смелых, хоть в душе и очень хороших индивидуумов…

— Но, может быть, самозванцы – это и есть сегодняшние герои?

— В условиях отсутствия новых больших идей – это люди, которые просто хайпуют на протестных всплесках, не предлагая обществу никакого по-настоящему нового маршрута. Как это происходило у нас на Болотной в 2011 году, как это происходит в Америке сейчас.

И в итоге вся эта милая и добрая молодежь устремляется за болотными огнями, ибо новых идей нет, а устремиться – хочется. Молодежь бежит за яркой пустотой, которая бывает либо цинично корыстной, либо психопатически бескорыстной, но всегда – бесперспективной.

Поколение людей, которое боится индивидуально себя проявлять, но при этом убеждено, что надо обязательно быть в «революционном мейнстриме» – сегодня пользоваться многоразовыми трубочками для коктейлей, завтра рьяно осуждать харассмент, а послезавтра ещё более рьяно скандировать «Black Lives Matter!» – такая молодежь не имеет шанса на успех, ибо «революционный мейнстрим» – это оксюморон.

В настоящую революционную эпоху проявляется огромное количество индивидуальностей. Возьмем ту же российскую революцию. Какое было множество одних только «полевых командиров», всех из которых мы даже и не помним: Махно, Григорьев, Чапаев, Щорс, Котовский, Миронов, Думенко… Это были люди с харизмой, со стремлением к яркой индивидуальности – и, кстати, именно поэтому их очень быстро стала отстреливать укрепившаяся большевистская власть. Я в данном случае просто обращаю внимание на то, что у настоящих революционеров всегда наготове «индивидуальный проект» (хотя далеко не всегда и прекрасный, а порой и вовсе чудовищный). То же самое происходило в искусстве, начиная еще с предреволюционной поры: серебряный век поэзии, авангард в живописи, русская литература, которая породила тренды, повлиявшие на общемировой литературный процесс — ту же литературу абсурда. Это и есть революционная эпоха: когда среди молодежи появляется большое количество ярких «индивидуалистов». Где эти индивидуалисты сейчас?

— Может быть, в Америке? 

— Не думаю. В США самыми статусными фронтменами нынешней «революции» оказались Берни Сандерс, Джо Байден и Нэнси Пелоси. И тот факт, что первому из них – 78 лет, второму – 77, а третьей – 80 (как и то, что идейный вдохновитель движения Occupy Калле Ласн, 1942 г.р., также в 2011 г. был уже по сути старцем) – просто говорит о том, что эти «революционные вожди» заполняют своими немощными телами пустоту. Они исполняют обязанности более молодых, 35-50-летних лидеров, которые так и не сформировались в условиях общего идейно-политического застоя и концептуального вакуума. И, конечно, это лишний раз указывает на факт мертворожденности очередной – следующей после Оккупая – мировой недореволюции.

Среди молодежи, конечно, есть претенденты на роль лидеров, вроде эко-пассионарии Греты Тунберг, фем-акторки Эммы Уотсон (исполнительницы роли Гермионы в фильмах о «Гарри Поттере») или BLM-спойлера Канье Уэста. Однако все они при ближайшем рассмотрении оказываются, так сказать, псевдо-индивидуалистами, поскольку не порождают ничего своего, лишь медийно олицетворяя и «продвигая» то, что уже возникло до них.

Поколение людей, которые боятся, что, если они хоть в чем-то отделятся от своей группы, им будет плохо и они об этом немедленно пожалеют, не могут стать культурными революционерами и, тем более, не могут победить. Современные молодые люди в массе очень опасаются, условно говоря, выйти на сцену и громко заявить: «Я — художник!», потому что боятся, что из их зала тут же выкрикнут: «А по-моему, ты – говно».

Когда вот такой страх начинает доминировать, это говорит о том, что никакой революции быть не может. Ведь революция состоит из людей, которые не боятся риска индивидуального действия, которые – вспомним пафосную горьковскую метафору – светом своего сердца хотят осветить путь для всех.

Вернемся к 1968 году: сколько было музыкантов, режиссеров, писателей и философов, которые считали себя великими, причём многие из них в самом деле что-то из себя представляли и оставили след в культурной и исторической памяти. Были, конечно, и антигерои, вроде Чарльза Мэнсона. Но даже этот жуткий пример показывает, к чему эмоционально стремилась молодежь той эпохи: заявить о своей индивидуальности как можно ярче, чтобы, условно говоря, «переплюнуть Битлз». А не как можно незаметнее «встроиться в толпу», которая, как по команде, выкрикивает единообразные лозунги, бьёт витрины магазинов или сокрушает монументы.

— В YouTube и Instagram сейчас огромное количество блогеров, которые заявляют о себе…

— Но разве они создают что-то идейно оригинальное? Они довольно мейнстримно высказываются и обозревают окружающий мир. Ведь что такое блогер? На первый взгляд, это как бы заменитель властителя дум – т.н. ЛОМ, «лидер общественного мнения». Ну, и назовите мне хотя бы одного блогера – властителя дум, а не просто шоумена, который выдаёт на гора какую-то «словесную движуху». Заметьте, что как только блогер пытается интеллектуализировать свой блог, его перестают смотреть. Любая попытка интеллектуализации убивает хайп. Поэтому у блогеров, создающих чисто развлекательный контент, всегда в разы больше подписчиков, чем у тех, кто пытается «умничать».

Проблема здесь также и в том, что само по себе видео как жанр существует в ущерб контенту. Для восприятия интеллектуально ёмких идей нужно читать текст, а не наблюдать картинку. Картинка отвлекает, она не дает возможности сосредоточиться, подумать, вернуться к тексту, перечитать что-то.

Причем, чтобы нагружаться по-настоящему новым смыслом, надо читать книгу, а не статью в газете или на сайте. Говорят, что сейчас книги уходят в прошлое. Но потребность в новой идеологии – есть, и, как мне кажется, эта потребность рано или поздно должна будет реанимировать потребность в книге, потому что без книги новая идеология просто не сможет быть сформулирована и, что называется, «овладеть массами».

Вот я написал книжечку, и хотя бы сам могу на нее опираться, а если бы я её не написал, то и интервью бы сейчас не давал. Институт книги должен быть не только сохранён, но и в какой-то мере возрождён. Книга – первооснова цивилизации. Не случайно слова «книга» и «Библия» – суть одно и то же. В основе любого культурного роста лежит некое писание. Дальше оно может себя исчерпать, но тогда должно появиться новое «писание», которое запустит новый культурный процесс.

И потому, пока не будет написано и, главное, прочитано много книг на тему того, как должен развиваться ХХI век, молодежь будет продолжать читать «Гарри Поттера» вместо того, чтобы хотя бы начать читать/перечитать «Властелина колец»…

— И, тем не менее, Вы полагаете, что даже если нынешняя молодёжь так и не сумеет совершить «свою» революцию, исторические перемены всё равно произойдут и «революционным поколениям будущего останется лишь запоздало подвести идейную черту под тем, что за эти годы свершится само собой». Но как именно это произойдёт?

— Так или иначе, но, независимо от «молодёжной революции», государства продолжат демонтироваться, и осознание неизбежности этого процесса придет по ходу движения.

— Но кто будет демонтировать государства, если молодежь не в состоянии что-либо предпринять, поскольку не загрузила в свою прошивку «правильные» политические и философские идеи?

— Демонтировать государства будут те, кто к этому идейно уже готов, без всякой новой глобальной философии. Это те территории, которые уже давно борются за свою независимость и рано или поздно создадут соответствующие успешные прецеденты. Я имею в виду Каталонию, Шотландию, Курдистан, те регионы, на которые уже практически развалились некоторые государства Ближнего Востока и Магриба, а также многие другие территории.

Сегодня мы видим, что даже в самой мощной державе мира – США – резко обострилась проблема культурно-политических различий между разными «кусками», в которые входят как отдельные штаты и целые их группы – Средний Запад, Новая Англия, Калифорния, Флорида, Техас, так и крупнейшие города – Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Чикаго. Эти территории по-разному реагируют на те вызовы, которые накатывают сегодня на США. И единственным конструктивным ответом на эти вызовы являются не бессильные угрозы президента Трампа напустить на «мерзких анархистов» национальную гвардию, а напротив, усиление роли штатов и дальнейшее развитие локального самоуправления.

Конечно, пример «автономной зоны» Сиэтла не может считаться образцовым, прежде всего, в силу своей пугающей зацикленности на левых идеях.

Но в мире, слава богу, есть и вполне свободные от левой догматики, рыночные и демократические примеры существования успешных и независимых локальных/региональных государств, зачастую совсем небольших.

Без малого вот уже три десятка лет между Кенией и Угандой процветает де-факто независимый остров Мигинго. На него претендуют обе страны, но, не желая воевать друг с другом, они сошлись на том, что каждая из них забирает у острова до четверти его доходов в качестве налога – в обмен на полицейскую охрану от пиратов.

Население острова, по площади не превышающего размеры половины футбольного поля (ок. 2000 кв. м) сплошь покрытого домиками рыбаков и их семей, живёт в условиях вполне работающей демократии – власть выбирается, налоги платятся, порядок поддерживается, экономика – ловля нильского окуня, оптовая и розничная торговля – функционирует.

Этот полиэтничный и – что для Африки, увы, редкость – мирный политический проект возник без всякой специальной идеологии, просто потому, что люди захотели совместно ловить рыбу и ни от кого не зависеть – и тут же договорились. Они сами, наверное, не понимают, что создали новую модель цивилизации XXI века. Жизнь подвела этих людей к тому, что они увидели: быть хозяевами своего дома – гораздо выгоднее, чем биться за химеры «национального» или «державного» величия, проливая кровь и прозябая в нищете.

Думаю, пример Мигинго – куда более стратегически полезный, и главное, оригинальный и креативный вклад чернокожих людей в общее развитие человечества в XXI веке, чем всё нынешнее движение BLM вместе взятое, со всеми их леворадикальными белокожими попутчиками.

 

Беседу вела Марта Сюткина

 

[1] Коцюбинский Д.А. Глобальный сепаратизм — главный сюжет XXI века / Даниил Коцюбинский. — Москва : Фонд «Либеральная Миссия», 2013. — 132 с. URL: http://liberal.ru/library/globalnyj-separatizm—glavnyj-syuzhet-xxi-veka

[2] Цит. по: Тороева Д. Философия как реалити-шоу: почему коронавирус заставил учёных забыть о науке? [Электронный ресурс] // Город 812. 2020. 22 мая. URL: https://gorod-812.ru/filosofiya-kak-realiti-shou/ (дата обращения: 09.07.2020)

[3] Чекабаев А. Британский BLM выступил против Израиля, полиции и капитализма. Теперь английский футбол дистанцируется от движения [Электронный ресурс] // Sports.ru. 2020. 5 июля. URL: https://www.sports.ru/tribuna/blogs/odukhevremeni/2799732.html (дата обращения: 09.07.2020)

[4] Шлект Э. Американцы должны научиться слышать друг друга, вместо того чтобы затыкать друг другу рты [Электронный ресурс] // Город 812. 2020. 18 июня. URL: https://gorod-812.ru/amerikanczy-dolzhny-nauchitsya-slyshat/ (дата обращения: 09.07.2020)

[5] Конников Г. Мне кажется, штаты уже на пороге гражданской войны, хотя никто об этом особо не говорит [Электронный ресурс] // Город 812. 2020. 6 июля. URL: https://gorod-812.ru/shtaty-uzhe-na-poroge-grazhdanskoj-vojny/ (дата обращения: 09.07.2020)

[6] Сюткина М. Экорегионализм: новый термин, новая реальность, надежное будущее [Электронный ресурс] // Liberal.ru. 2020. 7 февраля. URL: http://liberal.ru/trends/ekoregionalizm-novyi-termin-novaya-realnost-nadejnoe-budushchee (дата обращения: 09.07.2020); Конников Г. Краеведение vs регионоведение. Чем плоха идея «малой родины»? [Электронный ресурс] // Liberal.ru. 2019. 30 сентября. URL: http://liberal.ru/trends/kraevedenie-vs-regionovedenie-chem-ploha-ideya-maloj-rodiny (дата обращения: 09.07.2020); Шаповалова М. Регионализм — не панацея, но очень хорошая дорожная карта для XXI века [Электронный ресурс] // Liberal.ru. 2019. 14 октября. URL: http://liberal.ru/trends/regionalizm—ne-panaceya-no-ochen-horoshaya-dorozhnaya-karta-dlya-xxi-veka (дата обращения: 09.07.2020); Штепа В. Сетевое общество и региональная революция [Электронный ресурс] // Liberal.ru. 2019. 16 октября. URL: http://old.liberal.ru/articles/7412в (дата обращения: 09.07.2020); Кодзова С. Горская конфедерация как регионалистский проект XXI века [Электронный ресурс] // Liberal.ru. 2019. 16 декабря. URL: http://liberal.ru/trends/gorskaya-konfederaciya-kak-regionalistskij-proekt-xxi-veka (дата обращения: 09.07.2020); Тороева Д. Какой регионализм на службе у дьявола? [Электронный ресурс] // Liberal.ru. 2019. 16 сентября. URL: http://old.liberal.ru/articles/7405в (дата обращения: 09.07.2020); Боген А. Региональный разум по ту сторону «добра» и «зла» [Электронный ресурс] // Liberal.ru. 2019. 16 октября. URL: http://old.liberal.ru/articles/7410в (дата обращения: 09.07.2020).

[7] Коцюбинский Д.А. Свободный и надёжный региональный дом как глобальная цель XXI века [Электронный ресурс] // Liberal.ru. 2020. 10 февраля. URL: http://liberal.ru/trends/svobodnyi-i-nadejnyi-regionalnyi-dom-kak-globalnaya-cel-xxi-veka (дата обращения: 09.07.2020)

[8] Виноградова М. Джоан Роулинг считает, что транс-активизм угрожает женщинам [Электронный ресурс] // Город 812. 2020. 17 июня. URL: https://gorod-812.ru/dzhoan-rouling-schitaet-chto-trans-aktivizm-ugrozhaet-zhenshhinam/?fbclid=IwAR153N2-RXl-H3Kr9xdDHbdWbkE24QzDizDdWfMca8FRyx9gJtoaHEUGFn0 (дата обращения: 09.07.2020)

Поделиться ссылкой: