ЭРА 3G: ШИРОКОПОЛОСНЫЙ ИНТЕРНЕТ И ПОЛИТИКА — В МИРЕ И В РОССИИ
- НОВАЯ ПРОЗРАЧНОСТЬ
Несмотря на уничтожение оппозиции и независимых СМИ, российские граждане все более критически относятся к власти. Вполне возможно, что это, по крайней мере отчасти, объясняется распространением мобильного широкополосного интернета и социальных сетей.
Рост критического отношения к власти происходит не только в России, но и во всем мире. Доверие к правящим элитам снижается в самых разных странах — в том числе во вполне благополучных. Это тем более удивительно, что ситуация в мире в целом скорее становится лучше, чем хуже: уровень насилия падает, глобальная бедность и глобальное неравенство сокращаются, грамотность растет, женщины и меньшинства получают все больше прав[1]. Почему же — даже еще до пандемии Covid-19 — по всему миру снижалось доверие к политическим институтам и распространялись протесты? Почему так сильно выросла поддержка популистов (политиков, фокусирующихся на критике истеблишмента)?
Одно из возможных объяснений — это изменение информационной среды. То, что СМИ в большей степени рассказывают о проблемах, а не о достижениях, о кризисах, а не о постепенных улучшениях, было известно давно[2]. Но в последние 10—15 лет произошло качественное изменение способов получения информации, которое, скорее всего, привело к дополнительному существенному сокращению доверия к правящим элитам. Речь идет о резком расширении доступа к интернету.
В своей книге «Восстание публики» (The Revolt of the Public) бывший аналитик ЦРУ Мартин Гурри пишет о том, что прямой доступ к информации благодаря интернету кардинально изменил отношения между простыми людьми («публикой») и элитой[3]. Элита, которая привыкла к тому, что она контролирует не только власть, но информацию, до сих пор не поняла, что все ее недостатки теперь выставлены напоказ. Гурри утверждает, что теперь – по крайней мере, до того, как элиты подстроятся к новому равновесию – стоит ожидать роста популярности антисистемных политиков, которые будут критиковать элиту (не предлагая, впрочем, конструктивных решений стоящих перед обществом проблем).
Стоит ли приветствовать или, наоборот, опасаться этого радикального роста прозрачности? С одной стороны, разве плохо то, что коррумпированные и недемократические лидеры сталкиваются с подотчетностью и теряют популярность и власть? Гурри пишет о ключевой роли интернета в событиях Арабской весны. Об этом же говорят и ведущие исследователи недемократических режимов Diamond и Plattner (2010, 2012), которые называют интернет и социальные медиа ни мало ни много «технологией освобождения» (liberation technology)[4].
С другой стороны, критика властей может зайти слишком далеко. Алгоритмы социальных сетей – по крайней мере, до недавнего времени – были настроены так, что в них быстрее распространялись отрицательные новости и фальшивые новости[5]. Отрицательные и неправдоподобные новости возбуждают больше эмоций, поэтому вероятность того, что пользователи делятся ими со своими друзьями, выше. Неудивительно, что распространение социальных сетей может привести к росту популярности политиков-популистов, которые критикуют мейнстримных политиков не только и не столько по делу, но и по несуществующим поводам. В этом смысле, интернет может превратиться из «технологии освобождения» в «технологию дезинформации»[6].
2. 3G ПРОТИВ ПРАВИТЕЛЬСТВ
Какая из этих точек зрения, оптимистическая («технология освобождения») или пессимистическая («технология дезинформации»), верна? Вместе с Никитой Мельниковым и Екатериной Журавской мы провели исследование влияния распространения мобильного широкополосного интернета на отношение к правительствам по всему миру[7]. Мы используем данные по доступу к интернету в 2232 субнациональных регионах в 116 странах в 2008—2017 годах. В течение этого десятилетия доступ к мобильному широкополосному интернету вырос с 4 до 70 % населения мира. Доступ к фиксированному широкополосному интернету практически не вырос, так что именно мобильный широкополосный интернет (мобильные сети третьего и четвертого поколения, 3G и 4G, соответственно) стал ключевой технологией доступа к широкополосному интернету. Фактически, в эти десять лет «мобильный широкополосный интернет» стал синонимом «широкополосного интернета».
Мобильный широкополосный интернет качественно отличается от предыдущих поколений мобильной связи. Он позволяет получать мгновенный доступ к сайтам с картинками и видео, позволяет не только смотреть, но и выставлять видео в сеть. Самое главное — именно мобильный широкополосный интернет привел к взрывному росту социальных сетей. Сегодня и Фейсбук, и Твиттер, и YouTube — это в первую очередь мобильные приложения.
Наша работа стала первым глобальным исследованием влияния интернета на политические процессы. Ранее исследователи рассматривали отдельные страны (одно исключение — это работа Manacorda and Tesei, 2020, в которой исследуются страны Африки, об этом исследовании см. ниже). Межстрановые данные полезны не только потому, что мы изучаем глобальную выборку (она включает почти миллион респондентов), но и потому, что, рассматривая различия между разными странами, мы может выявить механизмы влияния мобильного широкополосного интернета на политику.
Основной результат исследования состоит в том, что распространение мобильного широкополосного интернета действительно существенно снижает доверие к правительству. Эффект достаточно сильный: если регион переходит от полного отсутствия доступа к полному покрытию, доверие к правительству снижается на 6 процентных пунктов (средний уровень доверия к правительству в мире — около 50 процентов). Такое снижение доверия к правительству примерно эквивалентно эффекту от роста безработицы на 6 процентных пунктов.
- ЭФФЕКТ ИНФОРМИРОВАННОСТИ
Для того, чтобы понять, насколько это снижение согласуется с оптимистической точкой зрения («технология освобождения»), мы сравниваем величину эффекта в странах со свободными и цензурируемыми СМИ, с высоким и низким уровнем коррупции. Оказывается, что в странах с цензурой интернета распространение мобильного широкополосного интернета не влияет на доверие к правительству — в отличие от стран без онлайн-цензуры. Напротив, в странах с цензурой традиционных СМИ влияние мобильного широкополосного интернета на доверие к правительству сильнее — что естественно, так как интернет помогает обойти такую цензуру.
Насколько интернет помогает разоблачить настоящую коррупцию или обвиняет власти в несуществующих недостатках? Наши результаты говорят о том, что скорее верна первая точка зрения: чем выше фактическая коррупция, тем в большей мере доступ к мобильному широкополосному интернету убеждает граждан в том, что правительство коррумпировано. В то же время в самых честных странах (Дания, Германия, Япония, Нидерланды, Норвегия, Швеция, Швейцария и Великобритания) распространение мобильного широкополосного интернета повышает, а не снижает убежденность в некоррумпированности правительства.
Эти результаты полностью согласуются с предположением о том, что мобильный широкополосный интернет действительно распространяет независимую от правительства критическую информацию. Впрочем, стоит отметить тот факт, что в среднем по миру влияние мобильного широкополосного интернета на доверие к правительству является отрицательным. Это означает, что либо исходный уровень доверия к правительству был завышенным (например, потому что элиты контролировали мейнстримные СМИ), либо социальные сети действительно в большей степени распространяют критическую, а не положительную информацию. Действительно, если бы интернет третьего поколения всего лишь предоставлял новую информацию и если бы исходные представления были бы в среднем правильными (не завышенными и не заниженными), то повышение прозрачности в среднем не изменило бы степень одобрения правительства – хорошие новости сбалансировали бы плохие.
При этом негативная информация, распространяемая в соцсетях, не делает пользователей мобильного широкополосного интернета более несчастными. По всей видимости, отрицательный эффект получения плохих новостей о стране и мире так или иначе компенсируется положительными эмоциями от общения с друзьями. Этот результат согласуется и с тем, что мы обнаруживаем качественные отличия между влиянием сетей второго и третьего поколения: доступ к мобильным сетям второго поколения (когда можно обмениваться текстовыми сообщениями и получать медленный доступ к текстовым сайтам) повышает, а не снижает доверие к правительству. По всей видимости, в этом случае пользователи не получают убедительной критической информации о правительстве, но благодарны ему за доступ к новой технологии.
Как это согласуется с результатами Manacorda и Tesei (2020), которые показывают, что распространение сетей второго поколения (2G) в Африке приводит к протестам при возникновении экономических затруднений?[8] Мы считаем, что технологии второго поколения помогают организовывать протесты уже информированных политических активистов, в то время как сети третьего поколения позволяют убедить среднего избирателя в том, что правительство работает плохо. (При этом социальные сети тоже отлично умеют организовывать протесты[9]).
- ТЕХНОЛОГИЯ ОСВОБОЖДЕНИЯ ИЛИ ТЕХНОЛОГИЯ ДЕЗИНФОРМАЦИИ?
Типичный пример использования соцсетей для борьбы с коррупцией — победа на выборах президента Румынии 2014 года «фейсбучного президента» Клауса Иоханниса. Иоханнис проиграл первый тур против действующего премьер-министра Виктора Понта. Но за две недели между первым и вторым туром Иоханнис провел блестящую кампанию в Фейсбуке (обещая изменения и борьбу с коррупцией) и выиграл второй тур. Иоханнис стал первым европейским лидером с миллионом друзей в Фейсбуке. Опросы после его победы показали ключевую роль Фейсбука, который стал важным источником информации в Румынии в 2014 году в отличие от предыдущих президентских выборов 2009 года и парламентских выборов 2012 года, которые с огромным перевесом выиграл как раз Понта. Румыния была и остается одной из самых коррумпированных стран Европы — и Иоханнис сыграл ключевую роль в том, что самые коррумпированные румынские политики были отстранены от политической карьеры и осуждены.
В авторитарных странах мобильный широкополосный интернет необязательно приводит к смене власти в ходе выборов, но может привести к резкому падению ее популярности. В нашей статье мы обсуждаем пример фильма Алексея Навального «Он вам не Димон». Этот фильм не показали по телевизору — его можно было посмотреть только в интернете. Используя данные Левада-центра и социологической службы ФБК, мы показываем, что выход этого фильма привел к кардинальному снижению рейтинга тогдашнего премьер-министра Дмитрия Медведева — причем как среди тех, кто посмотрел фильм, так и среди тех, кто о нем только слышал (через две недели после выхода фильма его посмотрели лишь 4 % российских граждан, а лишь слышали о нем еще только 16 %). Этот фильм в конце концов полностью уничтожил политическую карьеру коррумпированного политика.
С другой стороны, оказывается, что данные подтверждают и пессимистическую точку зрения на роль интернета. Мы рассматриваем результаты всех парламентских выборов в 33 европейских странах в 2007—2018 годах и показываем, что распространение мобильного широкополосного интернета не только снизило долю голосов за правящие партии, но и привело к росту поддержки популистов (как левых, так и правых); непопулистские оппозиционные партии не выиграли ничего от роста доступа к интернету. Почему интернет помогает именно популистской оппозиции? Вполне возможно, что популисты более эффективно используют соцсети, чем мейнстримные политики, потому что традиционные СМИ контролируются элитой. Возможно потому, что популисты более безответственны в своих высказываниях и обещаниях, а соцсети быстрее распространяют именно такие политические нарративы.
Типичный пример популиста, который пришел к власти при помощи соцсетей — Жаир Болсонару. Будучи аутсайдером, он не имел почти никакого доступа к телевидению, поэтому его президентская кампания 2018 года была проведена в основном онлайн. Ключевую роль сыграл WhatsApp — главная соцсеть в Бразилии того времени. Кампания Болсонару использовала как обоснованную критику правящей партии за коррупцию, так и целый ряд фейковых историй. Для распространения фейков WhatsApp подходил идеально. Закрытые группы чатов WhatsApp не позволяли отследить распространение фейков. Так как большинство бразильцев получали доступ в интернет при помощи субсидируемых тарифов zero-rating plans (которые дают доступ только к соцсетям), они не могли проверить информацию на фактчекинговых сайтах. В нашей работе мы показываем, что Болсонару действительно набрал гораздо больше голосов в районах с более высоким доступом к мобильному широкополосному интернету — что особенно удивительно, так как городские и образованные жители голосовали скорее против Болсонару.
- КИТАЙСКАЯ СТЕНА ДЛЯ РОССИИ?
Что наши результаты означают для России? Лучше всего на этот вопрос ответил сам Алексей Навальный. Когда мы выложили в интернет первую версию нашей статьи в сентябре 2019 года, Алексей написал в Твиттере: «Спасибо большое. Теперь 5g мы вообще никогда не дождёмся». Российские власти отлично понимают, что неконтролируемое распространение информации в интернете и соцсетях представляет для нее экзистенциальную угрозу и постоянно вводят все новые ограничения свободы слова в интернете.
Насколько им удастся добиться своих целей? Полная цензура интернета по китайскому образцу в России будет стоит слишком дорого как с технологической, так и политической точки зрения. У Ютьюба, Твиттера, Инстаграма, Телеграма нет российских аналогов, создавать их трудно и долго, а россияне высоко ценят доступ к этим глобальным соцсетям: не потому или не только потому, что эти соцсети дают доступ к политической информации, но как раз потому, что в них много неполитического контента — музыки, фото и видео домашних животных, кухонных рецептов и образования.
Впрочем, российская власть может пойти и по другому пути: вместо блокировки блогов и видеоблоов она может заблокировать самих блогеров, посадив их в тюрьму или под домашний арест или заставив уехать из страны. Впрочем, в последнем случае, блогеры-эмигранты продолжат распространять информацию. Да, из-за рубежа трудно призывать к выходу на митинг (на который сам не собираешься идти), но, как показывает наше исследование, разговор с избирателями о коррупции во власти существенно снижает ее популярность.
Впрочем, нельзя забывать и о том, что цензура лишает центральную власть информации о качестве работы ее подчиненных. Как показывает наша с Георгием Егоровым и Константином Сониным работа о свободе СМИ в автократиях (Egorov et al. 2009), авторитарные лидеры часто ограничивают цензуру именно потому, что хотят знать, что на самом деле происходит в стране[10]. Это известная «дилемма Горбачева»: гласность в конце концов приведет к свержению КПСС, но без хотя бы частичной свободы СМИ даже полновластный диктатор в Москве не может получить объективную информацию о том, что происходит в Чернобыле. А без качественной обратной связи неизбежны ошибки в принятии решений — и в центре, и на местах. Это, в свою очередь, не может не привести к снижению популярности власти среди простых граждан — особенно в современных условиях, когда не полностью заблокированный интернет так или иначе донесет до них информацию о том, что у власти нет ни понимания проблем граждан, ни компетенции для их решения.
[1] Пинкер С. Просвещение продолжается: В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса / С. Пинкер. — Москва : Альпина нон-фикшн, 2021; Рослинг Х., Рослинг-Реннулунд А., Рослинг У. Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется / Х. Рослинг. — Москва : Corpus (АСТ), 2020.
[2] См. Пинкер, 2021.
[3] Gurri M. The Revolt of the Public and the Crisis of Authority in the New Millennium / M. Gurri. —San Francisco, CA : Stripe Press, 2018.
[4] Diamond L., Plattner M. F. (2010). Liberation Technology / L. Diamond // Journal of Democracy. — 2010. — № 21. P. 69—83; Diamond L., Plattner M. F., (eds.) (2013). Liberation Technology: Social Media and the Struggle for Democracy / L. Diamond // — A Journal of Democracy Book. — 2013.
[5] Haidt J., Rose-Stockwell T. (2019). The Dark Psychology of Social Networks: Why it feels like everything is going haywire / J. Haidt // Режим доступа: https://www.theatlantic.com/magazine/
archive/2019/12/social-media-democracy/600763/ ; Allcott H., Gentzkow M. Social Media and Fake News in the 2016 Election / H. Allcott // Journal of Economic Perspectives. — 2017. — № 31. P. 211—236; Vosoughi S., Deb R., Sinan A. (2018). The spread of true and false news online / S. Vosoughi // Science. — 2018. — № 359. — Р. 1146—1151.
[6] Tufekci Z. How social media took us from Tahrir Square to Donald Trump / Z. Tufekci // MIT Technology Review. — 2018.
[7] Guriev S., Melnikov N., Zhuravskaya E. (2021). 3G Internet and Confidence in Government / S. Guriev // Quarterly Journal of Economics. — 2021.
[8] Manacorda M., Tesei A. Liberation Technology: Mobile Phones and Political Mobilization in Africa / M. Manacorda // Econometrica. — 2020. — № 88. Р. 533—567.
[9] Fergusson L., Molina С. Facebook Causes Protests / L. Fergusson // Mimeo : Universidad de los Andes, 2019.
[10] Egorov G., Guriev S., Sonin K. (2009). Why Resource-poor Dictators Allow Freer Media: A Theory and Evidence from Panel Data / G. Egorov // The American Political Science Review. — 2009. — № 103(4). Р. 645—668.