Политэкономия открытости и потерянный маяк
Политика «закрытости»
В последние годы российская экономика растет (если и растет) крайне низкими темпам, которые усиливают ее отставание от развитых стран. Причиной этого являются не только старые проблемы с защитой прав собственности, но и новые — курс на повышение закрытости экономики и все бóльшая ориентация на внутренний рынок и внутренние резервы для инвестиций. Достаточно стабильные цифры по долям экспорта и импорта в ВВП поддерживаются прежде всего сырьевыми секторами экономики и cкрывают тот факт, что все меньшую роль играют те сектора, которые связаны с трансфером новых технологий из развитых стран, а мантра о создании производств, которые бы не зависели от зарубежных партнеров (и возможных санкций) уже стала доминирующей при обсуждении новых проектов. И уж точно Россию нельзя назвать лидером в области международной торговли услугами (за исключением выездного туризма), которая играет все бóльшую роль в современной глобальной экономике.
Отгороженность России от мира и замедление трансфера новых технологий особенно важно в свете демографических проблем, о которых говорит выше Владимир Гимпельсон. Особенностью технологического развития последних лет является то, что оно является замещающим труд. В развитых странах это обсуждается как проблема, которая может привести к более высокому уровню безработицы. В России же этот фактор может помочь компенсировать демографический антидивиденд.
Демонополизация или открытость?
Откат в уровне открытости особенно опасен именно для российской экономики, характерной особенностью которой является доминирование крупных, аффилированных с государством компаний. Подобная монополизация может иметь даже положительный эффект, если эти крупные компании ориентированы преимущественно на экспорт и работают в условиях жесткой внешней конкуренции1. Но она ведет к очень большой неэффективности в закрытых экономиках, где крупные фирмы могут подавлять внутреннюю конкуренцию как экономическими, так и политическими мерами.
В итоге сочетание высокой концентрации рынка и закрытости экономики становится наиболее губительным с точки зрения развития экономики всей страны, но при этом может поддерживаться экономическими элитами, тесно связанными с крупным бизнесом, которые оказываются бенефициарами возникающих монополий. С точки зрения увеличения общей эффективности надо решать обе проблемы — увеличить открытость экономики и увеличить конкуренцию со стороны более мелких фирм, которые могли бы отвоевать существенную часть рынка у крупных компаний. Но с политической точки зрения решение обеих проблем сразу не представляется реалистичным.
С моей точки зрения, более реально решить проблему открытости экономики, так как ее может поддержать более широкая коалиция бизнес-элит. Существенная часть крупных компаний на самом деле вполне конкурентоспособны на международном рынке, и они как раз могли бы выиграть от большей открытости (хоть эта стратегия и связана с большими рисками). От увеличения же конкуренции на внутреннем рынке (в условиях закрытой экономики) они только проигрывают. Бенефициарами подобных изменений могли бы стать более предприимчивые и эффективные (пока еще) небольшие компании, которые не имеют практически никакого политического веса, и потребители, имеющие не большее влияние. Основным фактором, который ведет к большей закрытости экономики является геополитические, а не экономические соображения. Монополизация же внутреннего рынка поддерживается как политическими мотивами (бóльшая «управляемость» крупного бизнеса), так и экономическими интересами бизнес-элит. Именно это делает вероятность решения второй проблемы еще ниже, чем решение первой. Которая, впрочем, без каких-то дополнительных шоков в ближайшее время также будет вряд ли решена.
Отставание без маяка
Основным фактором, повышающим вероятность решения этих проблем, может стать растущее экономическое отставание от ведущих западных стран, которые может стать уже и геополитической, и военной проблемой.
В данный момент этот фактор не играет важной роли, так как проблемы испытывает не только Россия, но и сами западные страны. Более того, во многом благодаря специфической структуре своей экономики во время пандемии экономическое отставание России от развитых стран несколько сократилось. Падение российской экономики (как минимум по текущим оценкам МВФ) оказалось немного меньше среднемирового и существенно меньше, чем у западных стран. Это еще сильнее подорвало восприятие роли западных стран как маяка, на который следует равняться в вопросах экономического и социального развития, что делает менее вероятным институциональное сближение с развитыми странами, о котором говорил Олег Ицхоки. Чем чреват отказ от вектора на такое сближение мы хорошо видим на примере происходящих в последнее время изменений в Турции.
Однако до сих пор не вполне ясно, являются ли текущие проблемы западных стран структурными (как утверждают российское и китайское руководство) или временными. И если процесс выхода из кризиса в среднесрочной перспективе в итоге окажется более быстрым как раз в западных странах, и они вновь станут лидерами экономического развития, то это может стать тем внешним шоком, который способен спровоцировать изменение в стратегии развития России, вновь переориентировав ее на большее институциональное сближение с Европой.
1 См.: Gaubert, C. Government Policies in a Granular Global Economy / C. Gaubert, O. Itskhoki, M. Vogler // National Bureau of Economic Research. — 2021. Режим доступа: (https://www.nber.org/system/files/working_papers/w28553/w28553.pdf).