РЕГИОНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА: КАДРОВЫЙ УНИТАРИЗМ, ЗАПРОС НА ПЕРЕМЕНЫ И КАРАНТИННЫЕ ГОЛОСОВАНИЯ
Проявив временную осторожность накануне голосования по поправкам в первой половине года, в целом Кремль продолжал в 2020 г. политику, направленную на маргинализацию региональных элит и подчинение их варягам-технократам., Арест Хабаровского губернатора Сергея Фургала и отставки Белгородского губернатора Евгений Савченко и Калужского Анатолий Артамонов – наиболее экономически эффективных лидеры продемонстрировали, что Кремль намерен избавляется от фигур обладающих собственным политическим весом даже в тех случаях, когда это несет явные риски политических конфликтов, снижения управляемости и эффективности руководства. Получила продолжения и тенденция «вертикализации» региональных правительств – в этом году обязательное согласование с руководством федерального министерства охватило глав региональных систем образования и здравоохранения. Региональные правительства в результате все более напоминают команды «командировочных», присланные в регион на время и ждущие новых назначений. В этой ситуация даже передача губернаторам-назначенцам дополнительных полномочий по борьбе с ковид-кризисом не могла добавить им политического веса – для этого не существует никакой фактической опоры, ни мотивации.
Голосование по поправкам и сентябрьские региональные выборы продемонстрировали дальнейшую деградацию электоральных стандартов и политической инфраструктуры. Особый режим голосования в условиях пандемии был использован для расширения практик фальсификаций и давления на «зависимый» электорат. А системная «оппозиция» никак не пыталась воспользоваться широкими протестными настроениями и запросом на перемены, и скорее даже «пряталась» от общественного запроса и общественных движений, стараясь не создавать помех властям. Не удивительно поэтому, что ухудшение результата Единой России на 12 п.п. по сравнению с прошлыми выборами не привело (в отличие от прошлых лет) к росту голосов ЛДПР и КПРФ; утраченные голоса достались новым партиям, созданным под патронажем Кремля в надежде абсорбировать новые политические повестки.
_____________________________________
Автор – кандидат политических наук.
Кадровый унитаризм 2020: технократы автократии
В первом полугодии 2020 года можно было наблюдать очевидное снижение интенсивности кадровых перемещений руководителей высшего регионального уровня. Возможно, на это повлияла пандемия коронавируса или опасения дестабилизации региональных административных электоральных машин накануне голосования по одобрению поправок к Конституции, намеченного на 1 июля.
Из 16 регионов «плановых» выборов 2020 года (включая ХМАО) федеральный центр, не дожидаясь выборов, досрочно произвел замены глав регион в шести. Однако к списку «плановых» регионов добавились четыре региона, где главы сменились досрочно (город Севастополь, Ненецкий АО, Пермский край и Республика Коми). Итого, в сентябре 2020 года прямые выборов глав проходили в 18 регионах, и еще в двух главы избирались депутатами (Ненецкий и Ханты-Мансийский автономные округа). Среди этих 20 регионов федеральный центр заранее заменил 10 руководителей на новых, временно исполняющих обязанности (50%). Это существенно меньше, чем в 2017–2019 годах, когда происходила интенсивная замена губернаторского корпуса так называемыми «технократами» (в 2019 г. еще до выборов обновление охватило 79% регионов, в 2018 – 73%, в 2017 — 70%), и ближе к ситуации середины 2010х гг. (в 2013 г. до выборов ротация составляла 50%, в 2014— 39%, в 2015 — 33%, в 2016 — 55%). При этом продолжился тренд на назначение губернаторами политиков и чиновников, ранее не имевших непосредственного отношения к региону: в 7 из 10 случаев исполняющими обязанности губернатора стали фактические «варяги».
Эту же тенденцию большей кадровой стабильности накануне июльского голосования демонстрирует расширенная выборка анализа административной устойчивости (в нее входят все заместители губернаторов и председателей правительств, руководители аппаратов (администраций) глав регионов и/или региональных правительств; министры финансов). За период с 1 января 2020 года по 31 марта 2020 года в 47 регионах из 85 в составе основных лиц административно-политической элиты происходили изменения, за период с 31 марта 2020 года по 30 июня 2020 года такие изменения произошли лишь в 35 регионах.
Однако, после голосования по поправкам к Конституции 1 июля, в регионах вновь начались кадровые перестановки, причем в ряде случаев – довольно существенные. Самым ярким событием здесь стало задержание 9 июля сотрудниками ФСБ одного из самых популярных российских губернаторов, главы Хабаровского края Сергея Фургала, победившего в 2018 на выборах кандидата «Единой России» Вячеслава Шпорта. Временно исполняющим обязанности (ВРИО) губернатора был назначен депутат Госдумы от ЛДПР Михаил Дегтярев (исторически из Самары), ранее известный лишь эпатажными инициативами типа запрета долларов и перекрашивания Кремля в белый цвет. По мнению многих защитников С.Фургала, главным мотивом ареста стали его конфликты с полпредом в Дальневосточном федеральном округе Ю.Трутневым, а также политическая месть федерального центра за проигранные в крае выборы губернатора-2018 и Законодательной думы края и местные выборы в сентябре 2019 (лишившаяся административного ресурса «Единая Россия» потерпела на них сокрушительное поражение). В СМИ одной из возможных причин ареста называли гипотетическую поддержку им С.Фургала. Таким образом, можно предположить, что, по сути, главным источником конфликта центра с хабаровскими элитами и хабаровским гражданским обществом стало «нарушение субординации» и покушение на незыблемость системы исполнительной вертикали.
22 сентябре заявил об уходе в отставку один из главных политических тяжеловесов – руководивший Белгородской областью с 1993 г. Евгений Савченко. Он явно пытался оставить удобного «преемника» (назначенного без указа Президента врио Дениса Буцаев), однако центр такой демонстративный выбор вопреки субординации не устроил, и 18 ноября уже указом Президента ВРИО губернатора стал технократ-легковес, выходец из Пензы и бывший мэр г. Заречный Вячеслав Гладков. 5 октября 2020 ушел с поста главы Дагестана бывший руководитель фракции «Единой России» в Госдуме, экс-заместитель министра внутренних дел Владимир Васильев, а ВРИО главы Дагестана стал другой силовик, генерал-полковник Сергей Меликов, имеющий лезгинские корни (лезгины – четвертый этнос Дагестана), в 2016-2019 гг. — первый заместитель главнокомандующего войсками Росгвардии. Наконец, 18 ноября ушел в отставку еще один политический ветеран – Владимир Волков, глава Мордовии, одного из самых электорально управляемых регионов (хотя главой региона он был с 2012, до этого, с 1995 г. работал главой правительства). Его сменил частичный «варяг» Артем Здунов (1978 гр.) – хотя и этнический эрзя (крупнейшая субэтническая группа мордвы), но не представитель региональной элиты (в 2014-2018 гг. был министром экономики в Татарстане, а затем – председателем правительства Дагестана при В.Васильеве).
Таким образом, несмотря на кризис, и некоторое «притормаживание» кадровых ротаций в апреле-июне, федеральный центр в целом продолжил курс на избавление от старых региональных элит, даже в тех случаях, когда это несет явные риски снижения управляемости и эффективности руководства территорией. В частности, Евгений Савченко в Белгородской области и Анатолий Артамонов в Калужской считались одними из самых экономически успешных губернаторов (показательно, что им обоим не дали выбрать преемника). Политические (в Хабаровске) и экономические (в Белгороде) риски оказываются менее важны, чем стремление сохранить субординацию и тотальный административный контроль центра.
«Командировочные» команды: почему дополнительные полномочия не могли усилить губернаторов
В условиях публичного самоустранения Президента от основных решений по борьбе с пандемией (все конкретные решения были переложены на регионы) символически главными борцами с ковид-кризисом становились в итоге губернаторы, что могло стать для них шансом усиления публичного влияния. Однако можно утверждать, что они этим шансом не воспользовались. Практически не оказалось региона, в котором общественное мнение осталось бы удовлетворено поведением региональной администрации и принятыми ей мерами. Наибольший публичный урон понесли губернаторы наиболее крупных и политически важных регионов – С.Собянин (Москва), В.Кондратьев (Кубань) и А. Беглов (Санкт-Петербург).
Могло ли быть иначе? Учитывая внутреннее устройство исполнительной власти, это сомнительно. Фактически сегодня большинство губернаторов перестали быть «хозяевами» собственных территорий и администраций, вынужденно работая с отраслевыми «комиссарами», которых им согласовывает то или иной ведомство из Москвы. Администрации все чаще перестают быть командами и все более представляют собой набор плохо связанных друг с другом менеджеров, больше ориентированных на профильных московских начальников. В таких условиях губернатор становится просто клерком, но с политической ответственностью. Лишь единицы наиболее влиятельных за счет неформального политического веса могут добиваться назначения на нужные должности в собственной администрации «своих» людей.
Первым у губернаторов отобрали право влиять на назначение региональных силовиков (2001). Второй «внутренней вертикалью» после силовой стала финансовая: практикой стало согласование с Минфином РФ назначения руководителя регионального финансового ведомства. Также стало практикой согласование с Администрацией президента назначение профильного вице-губернатора (или иного чиновника, в зависимости от структуры администрации) по внутренней политике, и даже закрепленных за регионом политтехнологов. С 2014 практику согласований глав профильных региональных ведомств ввел Минпромторг; в конце 2018 г. правительство предписало губернаторам согласовывать с Рослесхозом (находится в ведении Минприроды) кандидатов на должность регионального министра природных ресурсов и экологии.
В мае 2020 г. Дума наделила Министерство просвещения правом согласовывать региональных руководителей сферы образования, а сами региональные министры получили право согласовывать аналогичных чиновников городского и районного уровня. Минюст получил право согласовывать региональных руководителей управлений ЗАГС. Все эти поправки всегда обосновывались необходимостью усиления контроля за качеством деятельности ведомств и повышением их эффективности. Наконец, в 2020 г. Правительство внесло в Госдуму законопроект об обязательном согласовании с федеральным Минздравом кандидатур на должности глав региональных органов управления здравоохранением. Формально это требование оформляется через поправки к закону «Об основах охраны здоровья граждан в РФ». Показательно, что с начала пандемии руководители региональных медицинских ведомств сменились более чем в 20 субъектах федерации, и нередко новые министры ранее работали чиновниками различных московских медучреждений[1].
Эта система касается сейчас в той или иной степени практически любых профильных ведомств. «Ближний» круг губернаторов в результате почти повсеместно сузился до руководителей аппаратов, помощников и секретарей.
Эту картину усугубляет фактический состав губернаторского корпуса. Всего в 2016-2020 гг. сменилось 70 руководителей в 61 регионе (девять регионов пережили две смены власти за 5 лет). Однако важно не только резкое ускорение кадровой ротации, когда губернаторы начинают более напоминать менеджера в командировке. Важна подчеркнуто выраженная «анти-региональная» политика подбора кадров. Если в 2012-2015 гг. из 26 новых назначенных губернаторов (не считая избранного «вопреки» С.Левченко в Иркутске) «варягов» было 10 (38%), то в 2016 – 2020 гг. из 67 назначенных (не считая избранных «вопреки» Сипягина, Фургала и Коновалова) «варягами» были уже 49 (73%).
Сам настойчиво транслируемый в применении к новому поколению назначенцев термин «технократ» говорит в первую очередь об их функциональности в выполнении поставленных из федерального центра задач и отсутствии значимой самостоятельной политической роли. Мотивации стать реальным защитником и представителем интересов территории у подобных губернаторов фактически нет. Для технократа, несомненно, выполнение инструкций из Москвы важнее, чем учет мнения местных элит и населения. В результаты центр символически обезглавливает регионы, выполняя свою давнюю мечту.
Но именно поэтому возникают три больших «но». Во-первых, такому назначенцу сложно опираться на местные элиты в условиях кризиса. Во-вторых, тоже самое касается населения: не имеющий личного авторитета в регионе губернатор – плохая опора и плохой коммуникатор при любой сложной ситуации. В-третьих, странно ожидать внутренней мотивации к реальному развитию территории от человека, который приехал «в командировку»: и он сам, и все вокруг – элиты и избиратели – знают, что не будет тут жить ни он сам, ни его дети, ни его внуки. Странно в таких условиях и при таких «лоскутных» администрациях ожидать адекватной борьбы с кризисом, учитывающей реальные интересы граждан и бизнеса. Главное для таких губернаторов и их «технократических» команд не испортить будущую карьеру и поскорее уехать на повышение. Все остальное находится вне их реальной мотивации.
Региональные выборы: запрос на перемены в условиях «карантинных» голосований
При всей скомканности предвыборной кампании в условиях пандемии она имела крайне важное значение в преддверии федеральной кампании-2021, показав существенное разочарование избирателей в старых партиях и запрос на обновление политического ландшафта, в том числе персональное.
Анализ содержания агитационных кампаний 2020 г. показывает их удивительную слабость и безликость. Лишь в отдельных регионах (Новосибирск, Коми, Кострома, Тамбов) можно было говорить о действительно ярких кампаниях. В большинстве случаев избирательные кампании легальной оппозиции были глубоко индифферентными. Большой вопрос, что является причиной: отсутствие финансовых ресурсов, «договорные» отношения с администрациями; растерянность в условиях кризиса и непонимание, какую позицию занимать, давление или личные страхи. Скорее всего – все названное вместе. Однако фактом остается то, что в большинстве регионов даже рост недовольства граждан никак не сопровождается стремлением легальных политических партий его организовать и возглавить. Показательно, что к самым массовым политическим протестам-2020 в Хабаровском крае ни одна из «системных» политических партий не рискнула публично присоединиться.
После того, как в 2014-2019 гг. власть фактически заморозила партийную систему, лишив большинство новых партий льгот (освобождения от сбора подписей) при регистрации кандидатов, выдвижение кандидатов от партий стало не выгодным. При этом партии, прекращая участвовать в выборах, рисковали попасть под ликвидацию из-за невозможности набрать минимально необходимое для сохранения статуса число случаев попадания в бюллетени на выборах в течение семи лет. Так как большинство новых партий были зарегистрированы в 2012-2013 годах, то массовая ликвидация этих партий пришлась на 2019–2020 годы. В результате, на 6 июля 2020 в списке зарегистрированных Минюстом партий было 44 партии (в 2014 доходило до 77), а на 17 июля оставалась уже 41 партия.
На этом фоне в начале 2020 г. внезапно были созданы сразу 4 новых партии с участием политиков и политтехнологов, близких к Кремлю: условно «либеральная» партия «Новые люди» (лидер – глава косметической кампании Faberlic Алексей Нечаев), партия участников войны в Восточной Украине «За правду» писателя-националиста Захара Прилепина, псевдо-экологическая партия «Зеленая альтернатива» (публичным лицом ее стал популярный художник-карикатурист Василий Ложкин) и «Партия прямой демократии» создателя комьютерных игр Вячеслава Макарова.
Одновременно под предлогом борьбы с COVID-19 было вновь резко ужесточено избирательное законодательство. Согласно закону от 1 апреля 2020 № 98-ФЗ появились нормы о возможности отложить голосования при введении режима повышенной готовности или чрезвычайной ситуации. Одновременно в ходе «режима повышенной готовности», запрета публичных акций и отвлеченности общественного мнения пандемией COVID-19, были введены дополнительные ограничения пассивного избирательного права и иные новые меры, еще больше ограничивающие избирательные права граждан и ухудшающие условия участия в выборах. Закон от 23 мая 2020 №153-ФЗ ввел норму, лишающая пассивного избирательного права граждан, осужденных к лишению свободы за совершение преступлений, предусмотренных 50-ю статьями УК РФ (преступления средней тяжести), до истечения пяти лет со дня снятия или погашения судимости. Это дает возможность власти устранять с выборов нежелательных политиков и общественных деятелей, осуждая их по сфабрикованным обвинениям на условные сроки, в том числе и по откровенно политическим статьям, связанным, например с «нарушениями» при проведении и организации митингов. Этот сценарий был немедленно опробован на примере московского муниципального депутата Юлии Галяминой.
Также допустимая доля брака в подписных листах для региональных и муниципальных выборов снижена с 10 до 5%. До середины 2000-х годов допустимая доля брака составляла 25%, а затем 10%. Одновременно усложнены сами правила оформления подписных листов: введено требование, чтобы избиратель собственноручно вносил в подписной лист не только подпись и дату ее внесения (иные данные ранее мог внести сборщик подписей), но также свои фамилию, имя и отчество и т.д.
Кроме того, поправками в законодательство была введена норма, позволяющая фактически распространить на региональные выборы отдельные элементы «особого порядка» голосования на «плебисците» 1 июля (массовое досрочное голосование вне избирательных участков во дворах домов, на багажниках машин и т.д.). Право устанавливать эти сроки получила Центральная избирательная комиссия. Лишь 24 июля, уже в ходе кампании, Центризбирком выпустил постановление о проведении «расширенного» досрочного голосования в течение двух дней, предшествующих дню выборов. В результате фактически голосование стало трехдневным, что резко усложнило возможности электорального контроля.
На голосовании было три основных интриги: как может повлиять на результат трехдневное голосование, какой будет динамика «старых» партий и смогут ли «выстрелить» упомянутые новые проекты, созданные в феврале-апреле 2020.
По итогам кампании можно совершенно точно сказать, что целью трехдневного голосования было не повышение явки (почти во всех случаях она не только не выросла, но даже снизилась по сравнению с предыдущими аналогичными выборами), а ужесточение контроля за голосованием административно зависимых избирателей и расширение возможностей фальсификаций (через подмену поданных бюллетеней, которые должны храниться в сейф-пакетах, а также прямые вбросы). Главным риском для власти в 2018-2019 стало то, что технологии административного привода избирателей никуда не делись, но избиратель все чаще стал голосовать назло («за черта лысого»). В растянутом на три дня голосовании, когда заставляют голосовать в определенное время и еще в присутствии начальников, риски, что кто-то узнает, как ты проголосовал, повышаются. Уже не говоря о том, что голосование в подворотнях создает большие сложности для обеспечения тайны голосования.
Голосование вне участков в течение двух дней перед основным голосованием сопровождалось множественными сигналами как о голосовании под давлением, так и о прямых фальсификациях. На большинстве крупных выборов доля избирателей, проголосовавших досрочно (в том числе вне избирательных участков), превысила показатели «основного» дня голосования, чего ранее в России никогда не наблюдалось и теперь это грозит стать «новой нормой». Так на 18 выборах губернаторов средняя доля «досрочного голосования» составила 62,8% от явки. Не удивительно, что все губернаторские выборы, где почти не было реальной борьбы, предсказуемо завершились победами инкумбентов. Впрочем, по мнению независимых наблюдателей, в ряде случаев это скорее результат фальсификаций. В тоже время итоговые цифры выборов по партспискам вполне укладываются в рамки сложившихся давно электоральных традиций. Грубо говоря, где и раньше фальсифицировали и результаты, в итоге, были аномальными, там они и остались аномальными, просто технологии фальсификаций перераспределились, а где ранее конкуренция была выше и результаты выглядели более адекватными, они таковыми и остались.
Результаты выборов по партийным спискам (11 выборов депутатов региональных парламентов и 14 выборов горсоветов административных центров регионов) позволяют говорить, что в условиях низкой явки «Единая Россия» сохраняет доминирование. При этом ее результаты в 2020 г. лучше показателей 2019 г. и скорее ближе к результатам выборов Госдумы 2016 г., чем к результатам предыдущих выборов в соответствующие органы власти в 2015 г.
Средний процент партий на выборах региональных законодательных собраний.
| Выборы в Госдуму 04.12.2011 | Региональные выборы 13.09.2015 | Выборы в Госдуму 18.09.2016 | Региональные выборы 13.09.2020 | Разница к 2015 г. | Разница к 2016 г. | |
| ЕР | 46,6% | 59,1% | 47,1% | 47,7% | -11,5% | +0,6% |
| КПРФ | 18,8% | 12,3% | 14,8% | 13,5% | +1,2% | -1,3% |
| ЛДПР | 13,8% | 9,9% | 15,7% | 11,6% | +1,7% | -4,1% |
| СР | 13,4% | 9,8% | 8,3% | 7,8% | -2,0% | -0,5% |
По сравнению с аналогичными выборами 2015 г., падение среднего результата «Единой России» (ЕР) составило около 12%. В тоже время результаты выборов 2020 г. вынлядят очень тревожными для партий «старой системной» оппозиции. В 2019 г. утрата голосов ЕР на региональных выборах одновременно вела к росту результатов КПРФ и ЛДПР (в большей степени в пользу КПРФ), немного получала также «Справедливая Россия». В 2020 г. (как видно из Таблицы) утрата по сравнению с выборами 2015 г. голосов ЕР почти ничего не дало КПРФ и ЛДПР, а «Справедливая Россия» даже потеряла 2%. То есть между 2015 и 2020 совокупное падение ЕР и СР составило 13,5%, а общий прирост голосов КПРФ и ЛДПР всего 2.8%. Очевидно, что эти утраченные ЕР и СР голоса ушли новым партиям: как созданным в 2020, так ранее существовавшим, но теперь усиливающихся на фоне разочарования избирателей в старых партийных лидерах. Главными бенефициарами стали не имеющие ярких федеральных и региональных лидеров, зато не имеющие антирейтинга новая умеренно-либеральная партия «Новые люди» (прошла во все 4 ЗС, где ее списки были зарегистрированы) и левоцентристская РППСС – Российская партия пенсионеров за социальную справедливость (прошла в 7 из 9 регионов, где была в бюллетене). Быть просто новым и без антирейтинга при привлекательном названии и довольно активной кампании оказывается достаточным в условиях запроса избирателей на новые лица. Средний процент РППСС составил 5,9%. Средний процент партии «Новые люди» — 7,3%.
Эта картина дополняется успешным выступлением независимых кандидатов и иной оппозиции на городских выборах в Томске и Новосибирске. Показательно, что и в мажоритарных округах того же Новосибирска результаты новых кандидатов КПРФ оказались лучше ряда много раз избиравшихся депутатов, которые проиграли выборы. «Умное голосование» Алексея Навального в большинстве регионов публиковало списки поддержки «чужих» кандидатов (например, в Тамбове), и нет никаких доказательств его влияния на результат. Собственные кандидаты штабов Навального вели наиболее значимую агитацию в Новосибирске и Томске, где добились существенного успеха (избрано 4 кандидата в Новосибирске и 2 в Томске). Высокий процент даже малоизвестных кандидатов УмГ в Новосибирске позволяет предположить, что его влияние является наибольшим там, где Навальный наиболее известен и где проживает его основная аудитория – более образованные и более молодые люди. В первую очередь это крупные города, образовательные и научные центры.
Роль протестов и ожидания 2021
С одной стороны, общее число протестных акций в 2020 г. было меньше (очевидная причина – карантинные запреты и страхи), с другой – те, что были, были более яркими и заметными. Особенно выделяется протест в Ненецком АО против ликвидации округа как субъекта Федерации (результат – в НАО провалилось одобрение поправок к Конституции 1 июля, а врио архангельского губернатора А.Цыбульский проиграл выборы на территории НАО), хабаровские протесты в защиту С.Фургала (пиковые оценки массовости в самом Хабаровске 50-60 тысяч человек в июле-августе по субботним акциям), протест в Башкортостане против разработок на шихане Куштау (власть была вынуждена объявить Куштау охраняемой зоной). Причем в Хабаровске акции протеста продолжались до конца года, несмотря на наступление зимнего сезона и неблагоприятные погодные условия (хотя массовость их снизилась). Таким образом, хабаровский протест-2020 стал не только первым массовым протестом в защиту арестованного губернатора за все 30 последних лет российской истории, но и самым «долгоиграющим» и интенсивным региональным политическим протестом за все эти годы. При этом ни один из этих протестов не ассоциируется ни с одной из политических партий, которые от них скорее с опаской дистанцировались. По сути, общество конфликтовало с властью само по себе. КПРФ формально выступила против поправок к Конституции, но не провела в регионах никакой кампании по агитации. Лишь ближе к концу года партия стала участвовать в акциях против дистанционного образования.
Заметный по итогам выборов 2020 запрос общества на перемены хорошо коррелирует с описанными примерами того, что сами нынешние региональные администрации в силу своего устройства, и политические партии реальным центром кристаллизации новой элиты и выработки новой политики сейчас не являются. Скорее это «спящие» институты, которые со временем могут вести себя по-другому в результате перемен, но сами не могут быть их инициаторами и источниками. Поэтому главным источником изменений может быть либо давление самого гражданского общества, либо накопление внутренних противоречий внутри самой федеральной власти и рост числа принимаемых ошибочных решений, либо и то и другое вместе.
Попытки силового вмешательства в региональную политику будут стимулировать появление новых локальных скандалов (типа Ненецкого АО, Хабаровска, Москвы 2019 и т.д.), которые в любой момент могут стать триггером федеральных политических процессов. При этом подавление новых очагов региональных конфликтов с помощью силового вмешательства не решит проблем, а лишь загонит их вглубь, стимулируя «партизанское электоральное поведение», сбор и выплески компромата в публичную сферу. Существовать в таком формате растущей доли силового принуждения вместо реальной поддержки режим долго не сможет, независимо от права президента избираться на новые сроки.
[1] https://www.kommersant.ru/doc/4585712
ПРИЛОЖЕНИЕ II. СОЦИО-KOVID В РОССИИ
Комментарии к графикам см. в разделе Кирилла Рогова Кирилл Рогов «РЕЖИМ НА КАРАНТИНЕ: ОБРАТНЫЙ ТРАНЗИТ, ЭРОЗИЯ ХАРИЗМЫ И ИНВЕРСИЯ ПРЕДПОЧТЕНИЙ»
График II-A. Отношение к пандемии и мерам властей по борьбе с ней: первая волна и «затишье» (март – сентябрь 2020)
Источник ФОМ, исследование Зонд-1 (https://covid19.fom.ru/k-zond)
Граф II-B. Восприятие второй волны эпидемии (октябрь – декабрь 2020 г.).
Источник ФОМ, исследование Зонд-2 (https://covid19.fom.ru/k-zond)
Граф II-C. Доверие к мерам федеральных и региональных властей по борьбе с эпидемией (октябрь – декабрь 2020 г.)
Источник ФОМ, исследование Зонд-2 (https://covid19.fom.ru/k-zond)
Таблица II-D. Профили недоверия к информации о развитии эпидемии.
| Июль (ФОМ) | Октябрь (Левада-центр) | ||
| СМИ оценивают объективно угрозу эпидемии | 38 | Доверяю информации | 27 |
| СМИ преувеличивают угрозу | 36 | Нет, эти цифры завышены | 28 |
| СМИ преуменьшают угрозу | 14 | Нет, эти цифры занижены | 33 |
Источники данных: ответы на вопрос «Как вам кажется. сегодня официальные средства массовой информации преувеличивают угрозу эпидемии коронавируса, преуменьшают или оценивают объективно?» (ФОМ, https://covid19.fom.ru/post/ne-veryu-sociologicheskij-portret-kovid-dissidenta); ответы на вопрос «Доверяете ли вы официальной информации о ситуации с коронавирусом в России, которая распространяется в СМИ?» (Левада-Центр. Исследование «Курьер», октябрь 2020 г.)
График. II—E. Мнение о необходимости второго локдауна (Левада-центр, октябрь 2020 г.).
Источник данных: ответы на вопрос «Считаете ли вы оправданной временную приостановку работы предприятий и организаций, кроме жизненно важных, как меру по борьбе с коронавирусом, которая сейчас обсуждаются в правительстве?»; «Левада-центр», Исследование «Курьер», 22 – 28 октября 2020 г.