Апокатастасис политического или беспорядок глобального мира
Хакерские атаки, вмешательство в выборы, fake news, гибридные конфликты, терроризм считаются основными угрозами либеральной демократии. Якобы, каждый из этих элементов может повлиять на избирательный процесс и люди примут “неправильное решение”.
Эту позицию можно справедливо критиковать, говоря о том что для демократии не существует концепта “подлинности” — тот выбор, который был сделан, остается легитимным, независимо от того, что послужило его причиной. Жизнь — не рассказ Рэя Брэдбери, и от раздавленной бабочки глобально ничего не изменится. Впрочем, мне кажется, что рано делать вывод о том, что современная демократия не меняется. Описывать современные институциональные механизмы через категории прошлого века, как это делает Александр Филиппов, неоправданно поспешно. Дело не в том, что природа человека или базовые представления о справедливости, добре и нормальности изменились, а в том, что для политического существуют и такие элементы, как неопределенность и технологии, определяющие решения людей в той же степени, что биология или мораль.
Мир изменился. По крайней мере, наши мысли о нем, создающие политическую повестку.
Я бы хотел обратиться к экологии, как к феномену, в котором заключается один из лучших примеров того, как постоянная неопределенность изменяет представление о политическом — и влияет на принятие демократических решений. Отношение к окружающей среде хорошо схватывает изменение моделей принятия решений людьми: всегда — как тысячи лет назад, так и сегодня.
Старая наука экология
Экология всегда была частью политики, даже больше — самой политикой. Охрана природы или заботы об окружающей среде изобретения ХХ века, но экология – намного старше.
Политическое появляется, когда человечество начинает перекраивать землю, превращая участки почвы в территорию, создавая возможность государства.
Индустриальная революция производит «образ планеты». Это раньше действия оставались локальными и суверенитет в рамках отдельно взятого государства был возможен. Сегодня пар и дым из труб фабрик третьего мира влияют на атмосферу, национальное государство начинает умирать. Гибель концепта — долгий процесс, но она началась и глобальное потепление станет новым эсперанто.
Атомная бомба стала гарантом стабильности в холодной войне, но оставила неизгладимые следы в геосфере Земли, сделав невозможным точный радиоуглеродный анализ исторических дат, исключив возможность герметичной локальной истории.
Три ключевых элемента политического (территория, глобальность, история) появились и мутировали под влиянием человеческих отношений со средой обитания.
А что природа говорит сегодня? Она нестабильна. Точнее – мы это заметили и начинаем привыкать. Сейчас лишь немногие теоретические проекты готовы смириться с действиями, последствия которых мы не можем предугадать. Но это начало большого процесса.
Есть и другой способ концептуализации политического, намного более классический — теория действия. Она существует благодаря тому, что у агента всегда есть некоторая цель, мотивация, инерция или сила. Что более важно – последствия предсказуемы, по крайней мере, для действующего. К примеру, любой бюрократ вплоть до Эйхмана справедливо скажет о том, что выполняет приказ, в чем и заключается его действие. Это лишь иллюстрация того, как работает политическое действие, точнее как оно упрощает, структуру повседневности – уже находясь в ее ситуации. Все остальные элементы кодифицируются через нее. В нашем примере любые поступки — лишь средства по поддержанию порядка, которые прописаны в мысленной инструкции, где последствиями являются не преступления, а исполненные приказы.
Бюрократ живет в мире, где есть схема: инструкция – исполнение. Последствия описаны предельно подробно: ты либо следуешь правилам, либо нет. Грубый пример, но показывает схему действия человека внутри воображаемой бюрократии, об этом есть замечательный текст Дэвида Гребера «Утопия правил».
Важно отметить предсказуемость внутри этой модели, потому что сегодня она исчезает: люди начинают совершать действия, последствия которых не видны.
Совершить подобное – редкий шаг, который долгое время вообще был исключен из поля политического. Все подобное называли «бредом», «безумием» или другими синонимами слова иррациональный. Запустить процесс, который может закончиться практически чем угодно – скорее реплика героев Нила Геймана, чем “настоящая” жизнь.
В то же время, все чаще современные демократии все чаще сталкиваются именно с такими избирателями.
Дело не в абсентеизме, а скорее напротив — в ином способе мыслить политическое.
Голосование как эксперимент
Наша история не нова: неопределенность, всегда была частью жизни, но сейчас человечество начинает с ней сосуществовать, а не исключать или избегать.
Отказ от вредных выбросов вероятно делает воздух чище. Но воздух изменяется сам по себе, между тем – мы не уверены, как влияем на изменение климата. Воздух меняется, это факт, но причины и следствия этого – целый круг неопределенности. Неопределенности природы остается уделом авторов вроде Тимоти Мортона, почти не проявляясь на уровне повседневной жизни, но это вовсе не все.
Большое количество сложных алгоритмов вступает в симбиоз — начинает жить собственной жизнью: компьютерные игры, выносящие моральные суждения, поисковик Google или реклама на Facebook. Все эти явления похожи на климатические изменения по уровню своей непредсказуемости. Они вклиниваются в обыденность, в повседневность. Поэтому меняется и отношение к ним. Вместо шквала критики корпораций за то, что они воруют личные данные или скрывают реальные алгоритмы поисковых служб — рождается интерес.
Возникает детское желание попробовать сделать еще то-то и то-то, чтобы выяснить, к чему это приведет. Перед нами не попытка предсказать последствия, а напротив – их узнать. Не вызывает вопроса, да и сомнений, ни смена поисковых запросов, чтобы поменять рекламные предпочтения отдельного лица, ни голосование по Брекзиту.
Избирательная кабинка – аналоговый лутбокс, от которого зависит политическое пространство.
Объяснительная модель уступает место духу приключений. Многие, после начала Брекзита признавались, что голосовали “за”, просто из интереса. Аналогично с Трампом. Предвыборные программы и четкий план развития страны перестают быть важными не потому, что большинство населения хочет поверить в какую-то конспирологию (как пишут теоретики, обвиняющие людей в политической неразборчивости), напротив, возможно это любопытство экспериментатора.
Теорий может быть много и эта история просто одна из них. Возможно большинство действительно хочет сильной руки, эффективного правительства или просто устало от одинаковых политических систем. Неопределенность показывает нам, как внешние факторы влияют на избирательные процессы. Но она же — калька смены представлений о мире в целом.
Дело не в том, что эта история обязательно правдива. Она показывает, что у оценки «стремления к порядку» и «избегания нестабильности» полярности могут меняться. Если ранее политический порядок воспринимался как условное добро, то наша постановка проблемы ставит это под сомнение.
Впрочем, беспорядок и хаос — разные вещи. Мой текст — не ода первому
Текст — о том, что нормально, когда мы не понимаем как работают некоторые вещи. Неопределенностей не надо бояться или их обожествлять — просто с ними нужно уметь сосуществовать.
Глобальные феномены, вроде климата, поисковиков или компьютерных игр, вторгаются в избирательную политику каждого сообщества и «голосование в шутку» становится повседневным явлением, а не страшилкой демонстрирующей политическую апатию, безальтернативность либо безграмотность.
Можно говорить о том, что для институтов либеральной демократии, с их системами сдержек и противовесов, подобная неопределенность является вызовом, но за ней вовсе не обязательно следует господство популистов или упрощенное понимание политического. Скорее политическое становится разнообразным. Аналогично, нельзя назвать четких бенефициаров или жертв этой ситуации: она просто изменилась — и институтам придется к ней адаптироваться.
Пока пишется этот текст, в США набирает обороты предвыборная кампания Эндрю Янга. Это лучшая иллюстрация моей мысли: его заявления кажутся странными, их сложно представить лет пять назад, но он получает поддержку со стороны разных целевых групп, часто противоборствующих.
Янгу удалось, объединить вообще весь политический спектр: левых, правых, социалистов, неолибералов, либертарианцев, реднеков, меньшинства, средний класс, работающих пенсионеров и мужчин-домохозяек. В риторике Янга нет ничего от риторики Трампа. Его идеи «борьбы с автоматизмом» или «базового дохода» теоретически вполне себе реализуемы, просто нельзя предсказать, что последует за реализацией каждой из них. Можно считать, пожалуй, что мир Эндрю Янга реалистичен, но отдален от реальности современной Америки. В его картине слишком много белых пятен и понять, каким образом его программа будет работать едва ли возможно.
Непонятно, чем закончится эта кампания: пока это мемы и шутки в Твиттере. Но число их множится каждый день…
Важно, что в его мире нет ненависти — это не попытка оставить кого-то за воротами рая.
Это апокатастасис.