Не смейтесь над дикими птицами и не кормите их, или Регионализм как альтернатива «линейной» глобализации
Все участники дискуссии, развернувшейся на сайте Liberal.ru, чувствуют, что в мире происходит некий исторический перелом. Но при этом большинство дискутирующих ошибочно, как представляется, полагают центральными явлениями «кризис мигрантов» и сугубо внешние конфликты в европейском идейно-политическом пространстве: рост «национал-популизма», «правого радикализма», «евроскептицизма» и т.д. В действительности же все эти дискурсивные конфликты («правые против левых», «популисты против коррупционеров» — все это чисто словесные перепалки) реальных проблем не затрагивают. Да и сам «кризис мигрантов», если вдуматься, ничтожен, ибо никакого исторического вызова не содержит – в конечном счете все упирается не в «неодолимость потока беженцев», а в отсутствие у самих европейцев консенсусного понимания того, в каких масштабах и формах этот поток надо регулировать и надо ли его создавать вообще?
Однако, как мне показалось, большинство участников форума решили обсудить не «болезнь», а ее «симптомы», к тому же лишь те, что находятся на поверхности. Я даже не исключаю, что какая-то часть видимых нами «кризисных явлений современного либерализма» суть обманки, лишь отвлекающие нас от фундаментальных проблем современной западной (а частично и российской) цивилизации.
Проблемы, которые действительно нас должны волновать лежат глубоко внутри общества, в его патологических «линейно-прогрессистских» верованиях, приведших к практически полной потере контроля общества над государственной машиной управления. По причине некоторых малоизвестных нам свойств современного социума факт этой потери оставался почти незамеченным в течение 100 лет (и даже две мировые войны не принесли прозрения). По какой же причине народ до сего дня блуждает в застарелых мемах эпохи строительства национальных государств? Почему он неспособен создавать новые мемы… или способен, но никто из участников дискуссии этого не заметил?
Даниил Коцюбинский, попытался объяснить, какие мемы следует создавать (а именно, регионалистские), чтобы избежать «1984», а какие больше всех вредят и почему они вредят обществу. Я согласен с этим суждением, однако хочу отметить некоторые важные преимущества регионализма, о которых Даниил не написал, дополнив рассуждение на первый взгляд, неожиданной – чисто биологической – аргументацией.
Как отметил Коцюбинский, Фернан Бродель (а в ещё большей степени Сэмюэль Хантингтон), предложивший таксономию цивилизаций, отметил, что различные цивилизации пребывают состоянии постоянного противоборства. Это совершенно очевидный «биологический» факт – причём конфликт этот не только неизбежен, но и независим ни от вас лично, ни от всех участников оптом. Вы конфликтуете с представителями других цивилизаций самим фактом своей жизни. На мой взгляд, прекрасно то, что и Бродель, и сегодняшние регионалисты (в отличие от «интеллектуальных элит» и адептов «нового общественного договора») думают над тем, как с этим неизбежным биологическим грузом дальше жить (а не про то, например, как прогнуть общество под «сокращение когнитивного разрыва между управляемыми и управляющими, чтобы противостоять угрозам демократического правления» [Гулина Ольга. «Обезличенные идеи» современной политики. ] ).
Даже базовое понимание современной синтетической теории эволюции приводит нас к полному согласию с Броделем. Люди запрограммированы на создание (а) объединений и (б) объединений объединений. Каждое из них при этом «заряжено» как на кооперацию, так и на конфликт (как внутренний, так и внешний). Постоянное динамическое противостояние кооперативных и конфликтных стратегий в конечном счете и определяет свойства следующего поколения (или его вымирание). Причем все конфликты и кооперации упорядочены строгим приоритетом: чем ближе родство – тем выше кооперация, а внешний конфликт всегда важнее внутреннего.
Неумолимая биологическая реальность группового отбора (multilevel selection) делает невозможными все политические фантазии о «лучшем и унифицированном глобальном мироустройстве». Всякий народ, выбравший путь «прогресса» по нынешним «линейно-прогрессистским», во многом догматичным, учебникам социологии, делает себя неконкурентоспособным против народов, которые, не ограничивая себя «прогрессистскими табу», просто предпочитают «биологический выигрыш» (независимо от того насколько неосознанно они делают такой выбор и какой идеологией его рационализируют).
Итак, почему я считаю, что регионализм в этой ситуации является оптимальным политическим вектором – притом для всех, а не только для самых богатых и успешных или наименее политкорректных и либеральных сообществ – выходом. Перечислю аргументы по пунктам.
1). Регионализм хорош тем, что успешно избегает «конфликта с биологией». Он предлагает людям удовлетворять их естественную потребность в групповой самоидентификации максимально естественным и неконфликтым способом. А именно, путём неагрессивного размежевания при сохранении добрососедских контактов между локальными цивилизациями: территориальная близость, как правило, связана также с культурным родством (не путать с полной идентичностью), а последнее часто совпадает и с более или менее выраженным генетическим родством. Таким образом, размежевываясь между собой, соседние регионы оказываются гораздо более расположены к свободной интеграции на базе общих культурно-исторических черт. Можно провести сравнение с обычными людьми, которые, когда они предоставлены самим себе, стихийно проводят ненасильственное «жилищное» размежевание и в то же время прекрасно контактируют (в отличие от озлобленных соседей по коммуналкам). Здесь ничего удивительного: с точки зрения биологии, насилие энергозатратно и может привести к преждевременному вымиранию. Так что мир – это то, к чему стремятся люди, когда они по-настоящему свободны и ничем не стеснены.
2). В пользу регионализма говорит не только биология, но и математика. Нарисуйте диаграмму Венна для одного произвольного множества. А теперь представьте, что некоторые члены этого множества создали клуб или вступили в некую произвольную ассоциацию внутри этого множества – нарисуйте на вашей диаграмме это подмножество. Но что вы сделали? Вы очертили не что иное, как границу! Нарисовать границу — это и есть нарисовать множество. Граница дуальна к ассоциации. Не бывает объединений без разграничений – это не только социальный и биологический, но и математический факт.
По этой неумолимой математической причине глобалистское движение Оpen Borders есть не что иное, как отрицание права на свободу ассоциации, то есть отрицание неотъемлемого права человека на свободное самоопределение и «самоотграничение». И никакое количество демагогии не изменит этот очевидный факт. Когда вы вступаете в брак, вы объявляете весь мир вне этого брака. И это прекрасно!
И это позволяет нам смотреть на регионализм как на высшее проявление свободы ассоциации, избегая неконструктивных подходов, описывающих «регион» исключительно методом «отделения от» (как это, к слову, делает в своей статье Коцюбинский). То есть у нас есть два равноценных способа описания проблемы, и мы можем выбирать тот или другой по удобству. И я выбираю инклюзивный способ.
3). Регионализм как ассоциация людей прекрасно транслируется «вверх по иерархии» — регионы как субъекты вольны ассоциироваться и создавать, по взаимному согласию, любые конфедеративные «надстройки».
4). Иерархия таких ассоциаций порождает естественное представительство интересов народа, где разрыв между уровнями представительства может быть сколь угодно мал и таким образом нижний уровень оказывается способным
реально контролировать своих представителей -– то, что совершенно невозможно в мега-государстве, где расстояние между избирателем и депутатом бесконечно, а никаких промежуточных уровней де-факто нет (разумеется, de jure есть«развитая система самоуправления», но она в большинстве случаев политически ограничена, а то и бессильна, будучи запертой в «детскую песочницу», а «национальный уровень» политики по факту оказывается полностью оторван от локального и в большей степени зависит от глобально-международных интересов, чем от собственных избирателей и их органов МСУ).
5). В свою очередь ступенчатый контроль, направленный снизу – вверх, предотвращает (или как минимум уменьшает) escalation of commitment (эскалацию вовлеченности) – один из главных источников политического и финансового могущества мега-государств.
Действует escalation of commitment примерно так. Вы подаете челобитную в государственный орган: «Введи ограничения против моего конкурента (лицензию, например)!». Ваш конкурент бежит со встречной челобитной: «Нет жизни, конкурент замучил, введи еще больше ограничений!». И так до бесконечности – вы оба платите и оба страдаете, а государство доброе-доброе все челобитные подписывает, жалеет вас, старается вам помочь и все больше ставит вас в зависимость от себя.
Такой способ управления требует и значительного могущества властителя, и информационной изоляции субъектов друг от друга, а также вызванной этого рода изоляцией вражды между ними. Иными словами, это ситуация, когда очень сильное государство управляет огромным количеством бессильных и не взаимодействующих противников. И в этой ситуации управляемые субъекты попадают в ловушку: им оказывается выгоднее инвестировать в коррупцию государства, чем в построение добрых отношений с соседями.
Плотная и в то же время дробная субсидиарная «иерархия регионов» (где активно взаимодействуют только соседние уровни, а наверх передается лишь то, что не может быть разрешено «внизу») не позволит верховному узлу манипулировать интересами нижних узлов и похищать их права и свободы «через голову» региональных представительств.
Что, назад к феодальной лестнице? Называйте как угодно! Важны свойства принципа, а не название.
6). Из отрицания идеи «линейного прогресса» и «лестницы цивилизаций» вовсе не следует что все цивилизации одинаково хороши во всём. Одни из них изобрели колесо, а другие не смогли даже его заимствовать. Многонаправленность развития не означает равноуспешности во всех направлениях развития. Более того, эволюция полна тупиковых ветвей и даже вымираний. Но это не значит, что мы должны игнорировать субъективную ценность цивилизации для самой себя, а также и для нас, коль скоро мы хотим не только на словах, но и на деле жить в разнообразном мире, а не в «1984».
Одним словом, давайте попробуем начать уважать других даже в том случае, если они «не такие, как мы» — и не только на словах и в виде снисходительного умиления «экзотикой аборигенов», а на деле – путем признания права всех локальных цивилизаций на свою особую «модель счастья».
Из того, что вы хотите жить в «цивилизации с колесом» (или, допустим, с однополыми браками) вовсе не следует, что надо смотреть свысока на людей без колеса и с многоженством и «тянуть их» всеми силами на «свой уровень». Ибо никаких «уровней» нет – и те люди имеют такое же право любить свой образ жизни, как вы любите свой! Тем более не следует впадать в популярный ныне double think и, отрицая наличие «уровней», всё равно продолжать жалеть «недоразвитых» и давать им – при переезде их в страны Запада – преференции на том основании, что «они же такие же, как мы», только они ещё и приносят нам diversity. То есть они «такие же, как мы, только чуть лучше нас». За всем этим скрывается двойная фальшь: стремление путём преференций представителям других культур, во-первых, нарушить равенство в отношении местных жителей, а во-вторых, постараться «приручить» представителей других культур, максимально приспособив их к своей культуре. Что из этого получается на практике – хорошо видно хотя бы на примере настоящей дискуссии, в центре которой оказался поразивший Европу «кризис мигрантов» и встречный «национал-популизм».
Ни свысока, ни снизу вверх на другие цивилизации смотреть не надо. Какими бы дикими они ни выглядели для вас, даже если они сейчас голодают, нам неизвестно кто из нас в конце концов вымрет!!!
Кто дал уверенность «фанатам всеобщего прогресса» полагать, что их ветка эволюции не тупиковая? Такую уверенность дал не кто иной, как внутренний расист. Глобализм, foreign aid, назойливое «жаление бедных аборигенов» и стремление подарить им свои стандарты жизни и политики (разрушающие их культуру и обрекающие их на бесконечные конфликты и войны) есть завуалированный расизм, причём расизм очень высокой пробы.
Впрочем, и здесь не обходится без биологии! Ибо все люди от природы – расисты. Наш глаз заточен определять «свой – чужой», в первую очередь, «по морде лица», у нас даже первичная эмпатия включается по внешнему сходству, базовое доверие – тоже по внешнему сходству (пресловутый face control). Мы любим узнавать себя в других людях, мы любим (как правило) жить среди похожих на нас людей. И в этом нет ничего страшного, если признать за непохожими на нас людьми такое же желание и право его реализовывать. Оставьте представителей других культур в покое. В полном покое! И не кормите диких птиц.
После отрицания «линейного прогресса» совершенно логично обращение к регионализму – это хорошее средство сверхтонкой настройки нашего «внутреннего расиста» для нашего независимого от других ветвей цивилизации движения – либо к вымиранию, либо к выживанию. По крайней мере, регионализм позволяет нам быть уверенными в том, что наш путь к выживанию не мешает другим быть уверенными в правильности их пути.
7). Регионализм есть Universally Preferable Behaviour (универсально предпочтительное поведение). То есть если вы ему следуете ему, вы не препятствуете никому следовать тем же принципам. Или, если посмотреть с противоположной точки зрения: хочу ли я чтобы мой сосед исповедовал те же принципы что и я? Если я вор, то нет не хочу. А если я регионалист, то да хочу! И одновременно в обратную сторону: хочу ли я заимствовать принципы, которым следует мой сосед? Если сосед за open borders, то нет не хочу. А если сосед регионалист, то да хочу! Это – критерий Universally Preferable Behaviour. Редкая политическаяидеология соответствует ему. Регионализм — соответствует.
P.S. Притча про расизм – явный и неявный, а также про духовное превосходство Венцов Творения над птицами небесными.
Однажды злобные орнитологи построили на острове Мана в Тасманском Море несколько бетонных статуй птичек олушей, покрашенных в натуральные цвета Morus serrator. Вскоре одинокий олуш-мальчик заметил приятных его взору девочек и прилетел уговаривать одну из них к продолжению его родного вида. Он так долго и настойчиво это делал (несколько лет подряд прилетая к своей любви) что вызвал среди орнитологов и праздной публики волну восторга и насмешек: «Надо же! Какая тупая птичка! Не то что мы! Мы-то можем отличить от живой самки – статую, даже ту которую регулярно подкрашиваем».
И никто не вспомнил о том, сколько раз в своей жизни он тайком смотрел порно. И не подумал о том, что у бедного олуши такое порно было трехмерное и в натуральную величину.