Ho, Boy!
Когда-то я прочитала в «Правде», что в Нью-Йорке бездомные спят в коробках! — и конечно, не поверила главной партийной газете СССР. А когда я приехала в Нью-Йорк, 20 лет назад — первое, что увидела — у церкви в большой коробке от телевизора спал бомж! Ну что? — подумала я — Бум возвращаться в нашу правдивую страну? Но правдист тогда утаил очень важную деталь: процентов 70 спящих на улице американцев защищают свое право жить в коробке так же, как богач свое право кайфовать во дворце! Они такие. Гордые.
Сейчас в будни коронавируса проблема бездомных высветилась в стране всеми прожекторами: мало того, что их немало, 3,5 миллиона, но они ведь беспомощно болеют и умирают на своей сомнительной свободе, они заражают других… Нью-Йорк, который сладко спал, не глядя на тысячи упрямых бедолаг, ночующих в поездах, автобусах, под мостами, у церквей, вдруг вскочил, протер глаза и взялся за дело: впервые в истории начали на ночь останавливать метро, чтобы дезинфицировать вагоны и изьять оттуда бродяг. Каждый раз их сотнями увозили в ночлежки и гостиницы, где адвокаты бедных железно вытребовали одинарные номера со всеми удобствами. Сотни воспользовались предложением города, а сотни — бродяги по призванию — ушли под любимые мосты и в дорогие сердцу парки…
У бомжей Америки есть своя история, свои ранги, свой стиль — во время Великой Депрессии, когда люди кочевали по стране в поисках работы, появились hobo — самая уважаемая категория бездомных — они странствовали в поисках работы; вторая категория — tramps — это те, кто просто упорно странствовал пешком и редко работал, и третья — bums — те, кто и не собирался работать. О них даже была поговорка: хобо — пьет и работает, трэмп — пьет и странствует, а бам просто пьет… Кстати, слово «хобо» произошло от «Ho, Boy», так окликали когда-то давно рабочих железной дороги.
Вчера в моем соседнем Горном парке Морриса (среди зеленых аллей возвышется черная древняя скала высотой с пятиэтажный дом, это бывший форпост индейцев-ирокезов, откуда они следили за устьем Ист Ривер) было нашествие свободных «временно лишенных жилья», нагруженных тачками с пожитками (так сейчас эвфемически называют бездомных в приличном обществе, все «исторические» названия уже считаются неполиткорректными). Один завалился спать на «моей» скамейке, где я коротаю одиночество изоляции. Скамейка, кстати, непростая, а может, и золотая — она имени Глории Хорсфорд! Ее никто не знает, кроме богатого мужа и семьи, просто себе манхеттенская старушка, которая жила рядом с парком и любила здесь посидеть, покормить птичек. И вот любящий муж, наверное банкир, поставил после ее смерти золотистую скамейку с мемориальной сверкающей на солнце табличкой — «Незабываемой Глории!» И я на ней, под вязом, пристрастилась сидеть и писать, а тень Глории — тайно со мной, поправляет, если я что не так пишу о Манхеттене, она ведь здесь родилась и умерла!
Итак, молодой хобо афро-американец нахально уснул на обрывках «Нью-Йоркера», найденных у мусорки, рядом с ним лежали почему-то гантели и мяч. Я очень удивилась — спортсменов-бомжей я еще не встречала! Позже я узнала, что в Лас-Вегасе вышел закон, запрещающий бездомным обретаться в парках, если они не заняты спортом или другой культурной деятельностью, за нарушение — 1000 долларов штрафа или 6 месяцев тюрьмы. Демократы во главе с Байденом сразу же этот закон сравняли с землей, но нищий парень на всякий случай учел, что такое может случиться и в Нью-Йорке, и запасся спортивным инвентарем. Сидеть рядом с ним мне не хотелось, а гнать его даже полиция не имеет права! Как же быть? И тут вмешалась Глория Хорсфорд, которая сегодня была в белой шляпке с гроздью дамских пальчиков, она мне лукаво шепнула на ухо: «Не сердись на него! Он из породы Хобо — найдет работу и уйдет! У меня когда-то был ухажер с Железной дороги, похожий на него. Может, его дед… Так красиво танцевал! Но в те годы роман с цветным был позором, и я не решилась и дождалась любимого мистера Хорсфорда… А этот пусть поспит, давай не будем его обижать!» Я согласилась, миссис Хорсфорд очень дипломатична, она всегда умеет меня убедить своей неожиданной историей.