Какой регионализм на службе у дьявола?

Я начала чтение реверсивно — со статьи ЭН, посвященной развернутой критике взглядов ДК, и столкнулась сразу с проблемой, с которой столкнуться, признаюсь, не ожидала. В довольно пространном тексте ЭН процитировал своего оппонента всего один раз. Во всех остальных случаях имел место вольный пересказ его мыслей. Тогда мне пришлось произвести изрядную поисковую работу, чтобы восстановить пересказанные мысли в виде исходных цитат. И тут я столкнулась еще с одной неожиданностью. Как оказалось, большая часть текста ЭН представляет собой полемику не с тем, что ДК высказывал в своих материалах, опубликованных в рамках настоящей дискуссии. Продолжив интернет-поиск, я обнаружила, что в некоторых случаях имело место «прецедентное цитирование» статей, опубликованных ранее, притом совсем на других ресурсах, а в некоторых случаях, как я могу допустить, прямое фантазирование ЭН (к этому я еще вернусь ниже).

Как бы то ни было, но сам текст ЭН оказался построен так, что его критический анализ невозможен без учета материалов, которые во многих случаях были опубликованы не на сайте «Либеральной миссии». Дело в том, что без этого невозможно понять, до какой степени убедительной является критика ЭН взглядов ДК.

Итак, я постаралась изучить все тексты ДК, к которым имплицитно отсылает ЭН. И вот каким предстает, если вкратце, подход ДК в его исходном виде.

ДК посвящает свои тексты теоретическому обоснованию сецессионистского регионализма, который зиждется на трех понятийных «китах»: регионе, регионации и односторонней сецессии.

У «региона» в текстах ДК есть, по крайней мере, два взаимодополняющих определения.

Первое сфокусировано на территории и ставит акцент на городе, хотя и не абсолютизирует этот критерий:

«Регион — это территориальное сообщество, обладающее консолидирующей его исторической памятью и идентифицирующее себя, как правило, с крупным городом, являющимся естественным центром данной территории» (http://www.rosbalt.ru/blogs/2018/07/09/1716058.html).

Второе играет роль, скорее, поясняющую, что регион — именно неделимая общность:

«…Это вынуждает искать другого гаранта прав и интересов человека, который, в отличие от «суверенных государств», был бы лишен — по самой своей природе — экспансионистских и вообще «державных» амбиций и не стремился бы командовать землями и народами, удаленными от него на тысячи миль.

Такой субъект международного права есть — это регион.

Регион — это первичный международный «атом», расщепление которого в большинстве случаев и невозможно, и ненужно» (http://region.expert/new_language/).

Что касается понятия «регионация» (https://region.expert/regionations/), оно служит у ДК, в первую очередь, для того, чтобы «отличать региональные нации — от “гражданских наций второго уровня”, или “супернаций”, пытающихся охватить несколько наций (цивилизаций) регионального уровня» (http://liberal.ru/articles/7346).

Главный инструмент, которым может пользоваться, а может не пользоваться регионация — это односторонняя сецессия, невозможная в рамках нынешнего миропорядка, но обязательная как легальный институт в регионалистском будущем ДК. Суть регионализма по ДК — это право регионаций на суверенитет, независимость, одностороннюю сецессию, рекурсивную сецессию (которая позволяет регионам отделяться от территорий, которые только что отделились от других). Базовые термины здесь: регион, региональный дом, региональная цивилизация, регионация, региональный суверенитет, односторонняя региональная сецессия, рекурсивная региональная сецессия.

Как можно заметить, данная теория дает регионам и регионациям шанс выйти из международно-правового вакуума — они получают право легально реализовать свои права с помощью односторонней сецессии, независимости и суверенитета. В этом случае невозможным окажется, в частности, «каталонский тупик» — когда испанский центр отказывается признать за Каталонией право на референдум об отделении, отказывается признавать его результаты и уголовно преследует его организаторов. А равно невозможными будут и многие иные аналогичные тупики (а равно бесконечно-вечные «войны всех против всех» в различных т.н. горячих точках). Из самых последних примеров — Иракский Курдистан, где также прошел референдум о независимости (причем с еще большим успехом, чем в Каталонии), который также остался не признанным никем из государств — членов ООН.

Несмотря на некоторые проблемы с регионалистским словарем ДК (остается домысливать, скажем, чем же «регион» отличается от «регионального дома», а «региональный дом» — от «региональной цивилизации»), правовой фундамент теории понятен, исходя из основных положений:

«Право человека на обретение и сохранение регионального дома;

Право человека на свободный выбор региональной идентичности и принадлежности к той или иной регионации;

Право регионации на суверенитет, независимость и одностороннюю сецессию;

Право региональной цивилизации на сохранение своих культурных основ;

Право региональных цивилизаций на свободный и открытый культурный диалог друг с другом, не ставящий под угрозу культурные основы каждой из них».

Такое видение деколониального будущего встречает жесткую критику со стороны Эдуарда Надточего (http://www.liberal.ru/articles/7404). Однако, ввиду отсутствия у ЭН монографий или статей, посвященных теме регионализма, приходится опираться исключительно на его текст, посвященный критике ДК.

ЭН дает недвусмысленное название своему тексту: «Дьявол играет с нами, когда мыслим неточно», как бы намекая на неточность формулировок и построений своего оппонента. Также ЭН сужает круг вопросов до российской проблематики, в то время как тексты ДК посвящены не только российским сюжетам, но также каталонскому сепаратизму, «Лиге Севера», Иракскому Курдистану и прочим регионалистским и сепратистским прецедентам и феноменам. Притом, что все эти сюжеты были подробно описаны в первой статье ДК — http://www.liberal.ru/articles/7346, на которую ЭН отреагировал позитивно в своем предыдущем тексте: «Я присоединяюсь к пафосу регионализма Д. Коцюбинского» (http://www.liberal.ru/articles/7358). Почему в дальнейшем ЭН решил изменить свое отношение к «пафосу регионализма Д. Коцюбинского», а равным образом сузить охват темы до российского, ЭН, однако, не поясняет.

В тексте «Дьявол играет с нами, когда мыслим неточно» ЭН начинает критику с атаки на предложенное ДК понятие региона:

«Единица новой справедливой мировой политики — регион. Он определяется ДК как территория, собираемая вокруг крупного города. Этот урбаноцентризм обусловлен собственными региональными интересами ДК: его личный проект регионализма строится вокруг «большого Санкт-Петербурга» как сложившегося региона, готового на европейскую интеграцию»; «можно понять идеал ДК так, что мир видится ему копошащимся сообществом урбанистических сообществ, контролирующих окружающую их территорию по праву цивилизационной цитадели»; «что происходит в местах, где никаких городов нет вовсе, ДК, к сожалению, не обсуждает в тех текстах, которые мне довелось прочесть» (http://www.liberal.ru/articles/7404).

Увы, это не так. В предложенном ДК определении город хотя и рассматривается как важная образующая часть региона, но есть и оговорка, что этот фактор имеет значение не всегда, а лишь «как правило». То, что видится ЭН как «идейный урбаноцентризм», в реальности, как можно понять, — лишь констатация данности. Большинство регионов, существующих в мире, имеют свой естественно-исторический центр — город: Каталония — Барселону, Шотландия — Эдинбург, Квебек — Монреаль, Чечня — Грозный и т.д. Но есть и такие регионы, которые структурируются не вокруг «главных городов»: например, Арабская Сахара, Азавад, Лапландия и т.д. Просто таких регионов меньше. ДК об этих конкретных примерах не пишет, но это прямо подразумевается данным им широким и инклюзивным определением региона. Более того, в рамках данной дискуссии ДК специально подчеркнул: региональное самоопределение может быть не только урбаноцентричным, но также религиозным, культурным и вообще иметь под собой любой фундамент:

«Стремление к самобытности — это стремление “региональных цивилизаций” (гражданско-городских, этно-конфессиональных etc.) к культурно-политической эмансипации, конечной целью которой (впрочем, далеко не всегда декларируемой или даже осознаваемой) является политическая независимость или, как минимум, максимальная местная свобода. Иными словами, это стремление того или иного регионального сообщества к обретению эффективного контроля над собственным региональным домом» (http://liberal.ru/articles/7346).

Но, конечно, если очень хочется исходить из того, что идеал оппонента — исключительно «большой Санкт-Петербург» и «копошащиеся сообщества урбанистических сообществ», то на все эти важные нюансы рассуждений ДК можно «не обращать внимания».

Примерно в том же пристрастно искажающем духе ЭН интерпретирует весь категориальный аппарат, предложенный ДК, расставляя «собственные» ценностные акценты на чужой дискурсивной территории. ЭН пишет:

«Основные понятия теории сецессионизма ДК следующие: суверенитет, государство, нация, народ, регион. Они связаны между собой, но центральным среди них является, видимо, суверенитет».

Увы, и это не так. Во всех текстах ДК, мной просмотренных, базовым понятием является не «суверенитет», а «регион». А слово «нация» ДК вообще в своих построениях не использует, заменяя его понятием «регионации» — с тем, чтобы произвести разделение между региональным и национально-государственными сообществами. ЭН это разделение не замечает или не придает ему значения. Игнорирует он и то, что ДК проводит разграничение между понятиями регионального и национального суверенитетов. ЭН пишет:

«Право [регионов] подтверждается суверенитетом. При этом он [ДК] считает главным злом современности Вестфальскую систему, которая как раз и утвердила — согласно его собственным словам — государственный суверенитет в качестве главного принципа международного права».

Вроде бы «подловил»: получается, мол, что регионы, согласно ДК, должны бороться за третируемый им «вестфальский», т.е. «национально-государственный» суверенитет. Но ДК утверждает прямо противоположное. Согласно его логике, природа национального и регионального суверенитетов различна. Первый возникает «извне»: со стороны государственно-исторической традиции, а равно других «национальных государств» и международного сообщества в целом. Второй — вырастает «изнутри», со стороны самого региона и населяющей его регионации, причем населяющей в данный конкретный исторический момент и способной выразить волю посредством референдума.

Далее ЭН атакует сецессию, как концептуальную основу теоретической регионалистики ДК. Полагая, что результат любой сецессии заведомо контрпродуктивен, ЭН пишет, что он

«…совершенно неутешительный ни с точки зрения искомого суверенитета, ни с точки зрения защиты прав индивида и сообществ меньшинств».

Это интересно, учитывая, что именно борьба за сецессию лежала в основе движения деколониализма, убежденным сторонником которого ЭН себя неоднократно называет. И именно успешные сецессии сопровождались появлением новых суверенных государств. В XVIII веке — США. В XX веке — Бангладеш. В XXI веке — Косово. Да и как — вне сецессионистской практики — могла бы «демонтироваться» Россия, неизбежность чего ЭН прогнозирует в самом начале своей статьи?

Не подтверждает мировая история и тезис ЭН об обязательной угрозе, которую таит сецессия для «прав индивида и сообществ меньшинств». Литва, например, отделилась от СССР, однако превратилась в итоге в либерально-демократическое государство, где права человека и социальных групп в целом защищены. Сомалиленд отделился от Сомали и стал демократическим, а не авторитарным государством. В то же время Катанга не отделилась от Конго — и стала сперва частью тирании, а затем пространством войны всех против всех.

Не могу не остановиться и на риторических приемах, которые использует в полемике ЭН, и которые вряд ли можно признать корректными в научной дискуссии. Он, скажем, может охарактеризовать аргументацию и стиль оппонента, как «вполне узнаваемую советскую демагогию, во многом возобновившуюся у современного путинизма». Столь суровой оценке подвергся со стороны ЭН пример с казнью на электрическом стуле, который ДК привел как доказательство того, что «чистого» либерализма и идеального соблюдения человеческих прав не существует в принципе, поскольку все они реализуются в рамках конкретной политической культуры. Очень уж сурово, учитывая, что ЭН на самом деле ничего не опровергает. Не цитируя, как у него водится, своего коллегу, он «возражает» ему поучением о том, что смертная казнь есть «лишь в 29 штатах и лишь в шести, в которых допускается электрический стул» (http://www.liberal.ru/articles/7404). И при этом как бы «не замечает», что обличаемый им ДК говорит ровно о том же — что смертная казнь есть не везде, хотя и во многих штатах США:

«Но во многих штатах США (выделено мной. — Д.Т.) не просто человека, но собственного гражданина, хотя и не съедят, но могут посадить на электрический стул или удушить газом, или отравить иглой, или повесить, к тому же при свидетелях — от нескольких человек до — в исключительных случаях — нескольких сотен» (http://liberal.ru/articles/7401).

Насколько могу судить по тексту статьи ЭН, ему нравится обличать оппонента, отыскивая в его текстах политико-идеологическую ангажированность. Вот еще пример:

«Регионализм ДК, при всех его инвективах в адрес московского колониализма и паразитизма, обслуживает именно этот самый колониализм, повторяет все главные мемы пропагандистской лжи путинского режима в отношении соседних государств, одобряет любую оккупацию этим режимом соседних государств (не сомневаюсь, что завтра ДК найдет необходимые слова для обоснования региональной самостоятельности русскоязычных районов Риги, и это никак не поколеблет его теории необходимой целостности Санкт-Петербурга)».

На каком основании выставляются эти оценки? На основании того, что ДК писал о крымском и донбасском прецедентах, правда, не в рамках настоящей дискуссии. ЭН, однако, ввел их в полемику, сделав эту тему едва ли не центральной. Дабы таким образом доказать, что регионалистская теория задумана ДК, в первую очередь, для оправдания российского империализма. ЭН пишет:

«Еще более характерен другой пример логики ДК, крымский. ДК поддерживает оккупацию и аннексию Крыма Россией. Для него российская оккупация — всего лишь помощь в осуществлении права абсолютной сецессии неким «народом Крыма». В данном случае картина этой “сецессии”, как ее описывает ДК, в точности совпадает со всем насквозь лживым дискурсом путинского режима, просто оккупировавшего территорию соседнего государства. <…> Восприятие им аннексии Крыма Россией вообще ставит под сомнение все его филиппики против российского колониализма, поскольку попросту обнуляет их в данном случае».

Можно было бы просто сказать, что сам метод критики не того, что человек сказал в рамках настоящего обсуждения, а того, что «не сказал, но мог или должен был сказать»— методологически некорректен. Но я не стану этого делать, коль скоро изначально настроилась внимательно просмотреть не только материалы текущей дискуссии, но и те тексты ДК, в которых излагается его позиция по вопросам, интересующим ЭН, стремящегося уличить ДК в потворстве московскому колониализму.

В 2014 году, вскоре после присоединения Крыма к России ДК опубликовал статью, в которой, в частности, говорилось:

«Действия России, разумеется, противоречат международному законодательству, однако находятся (при всех оговорках, что референдум был проведен с нарушениями) в правовом русле. А именно, в русле права народов на самоопределение. Очевидно, что подавляющее большинство населения Крыма позитивно отнеслось и к факту провозглашения независимости, и к факту присоединения полуострова к РФ. Те, кто утверждает обратное, выдают желаемое (что большая часть жителей Крыма якобы против вхождения в состав РФ) за действительное.

Налицо правовая коллизия — между правом государств на суверенитет и правом народов на самоопределение. На мой взгляд, второе — выше. Так же, как право человека на его персональное самоопределение — выше права группы, народа или государства. Права меньшинств на их распоряжение своей судьбой стоят выше права большинства на любого рода диктат, включая диктат на обязательность пребывания той или иной территории в составе того или иного государства. Собственно, именно так и рассудило международное сообщество в случае с Косовом.

Поэтому если брать только узкую часть проблемы — вопрос о том, имел или не имел право Крым отделиться, — то, с моей точки зрения, имел. Мог ли он реализовать свое право без силовой поддержки со стороны России? Нет, не мог, ибо в международном праве в этом вопросе — лакуна. Поэтому в этой узкой части Россия поступила так же правомерно, как и страны НАТО в истории с Косовом» (https://online812.ru/2014/04/01/008/).

Можно соглашаться с этим рассуждением, можно не соглашаться. Но сложно, мне кажется, не видеть, что оно базируется не на принципе «приоритета геополитических прав России», а на принципе «приоритета естественных прав жителей региона». Перед нами пример того, как теоретический регионализм, который у ДК адресован, прежде всего, будущему, входит в соприкосновение с текущими политическими проблемами и конфликтами. От себя могу добавить, что апелляцией к правам и пророссийским настроениям очень многих русскоязычных крымчан Кремль декорировал фактическую вполне имперскую аннексию. Но я понимаю и логику ДК, который рассматривает это как плату за отсутствие универсального права регионов на одностороннюю добровольную сецессию. ЭН видит в ней зло, а ДК — выход из многочисленных тупиков современного мира. И потому задается вопросами, которые его оппоненту кажутся, наверное, «недопустимыми» и представляющими что-то вроде дороги в ад:

«Сегодня официального международного признания своей независимости, провозглашенной в одностороннем порядке, сумели добиться лишь сепаратисты Косово. Притом случай этот официально признан строжайшим исключением. Хотя остается совершенно неясно: почему то, что оказалось законным в случае с косоварами, остается незаконным применительно к чеченцам, курдам, тамилам, баскам, сепаратистам Сомали, Тибета, Биафры, Дарфура, Пенджаба, Джамму и Кашмира, Ириана, Ачеха, разных провинций Конго, Приднестровья, Абхазии, Южной Осетии, etc., etc.?» (http://www.liberal.ru/upload/files/Kocubinskiy_D.pdf).

Вообще, что касается того, что теоретический регионализм придуман ДК лишь ради оправдания колониальной экспансии Кремля, то утверждать так в высшей степени странно. Прочитав тексты ДК разных лет, несложно ознакомиться с тем, что он писал и говорил, например, о Чечне, когда об этом еще писать было можно. Но при этом даже и тогда пишущих так, как он, в России едва ли было больше, чем пальцев на одной руке (https://www.svoboda.org/a/428864.html). Можно вспомнить также десятки публикаций в последние месяцы в поддержку борьбы Ингушетии против изъятия у нее — без проведения референдума — части территории(http://gorod-812.ru/radikaliziruyut-li-ingushi-svoy-protest/;http://gorod-812.ru/shariat-kak-oplot-liberalizma/;http://gorod-812.ru/protestyi-v-ingushetii-kreml-snova-pered-plohim-vyiborom/). И это тоже регионализм ДК, который он отстаивает в меру сил, и таких, как он, в России опять же единицы.

В заключение — несколько частных замечаний для сведения ЭН.

Он иронизирует по поводу сопоставления в тексте ДК современных смертных приговоров с каннибализмом, «нигде давно не практикуемом, как признанная культурная практика». Ошибка: каннибализм — часть культурных практик некоторых ныне существующих этнических групп — в частности, племени короваев, живущих на территории Индонезии (http://thescienceexplorer.com/humanity/modern-day-human-cannibalism;http://www.atlasobscura.com/places/korowai-tree-houses).

Чтобы проиллюстрировать абсурдность якобы урбаноцентризма в регионализме его оппонента, ЭН обращает внимание на то, что «вопрос о самоопределении азербайджанского народа в районе Московского вокзала Санкт-Петербурга ДК отвергает как некорректный: город — целостное единство, не подлежащее расчленению на регионы». Откуда это взято, непонятно. В дискуссии ДК такого не писал, в других текстах я тоже ничего похожего не нашла, а ссылки нет.

А это — тоже об урбаноцентризме, который будто бы для ДК даже важнее сецессии и ее правоты, ибо «почему-то движение за независимость Ингерманландии такой правоты не имеет (оно выступает, видимо, против любимой идеи ДК — суверенного региона «большой Петербург» и потому лживо и надуманно)». И опять: в рамках настоящей дискуссии у ДК об Ингерманландии нет ни слова, как и самого этого слова. А из других текстов ДК видно, что он отнюдь не подвергает сомнению право борьбы за региональное самоопределение петербургского региона на основе «ингерманландской идеи»», но просто считает этот путь менее эффективным, чем путь с опорой на реальную петербургскую, а не полуфантастическую ингерманландскую идентичность (https://www.youtube.com/watch?v=-jxbPIujX3o).

Подводя итог и отвечая на вопрос, поднятый ЭН в заглавии его текста — какой регионализм служит дьяволу? — рискну сказать предельно четко: тот, который основан на передергивании и подтасовывании фактов. А написала я все это, разумеется, не только для того, чтобы подвергнуть критике предложенный ЭН способ полемики, хотя само по себе и это, как мне кажется, важно. Но, помимо этого, я искренне надеюсь, что мои скромные замечания помогут почтенному швейцарскому философу избежать аналогичных изъянов в третьей части его статьи, посвященной критике регионалистских построений ДК, которая пока еще только анонсирована.

Поделиться ссылкой: