Что происходит с малым бизнесом и вокруг него?
Евгений Ясин:
Дорогие
друзья, на улице жара, сезон кончается. Сегодня я попросил выступить на нашем
семинаре Александра Юльевича Чепуренко по проблемам бизнеса, по проблемам
предпринимательства в России. Вопрос, который он сформулировал: «Что происходит
с малым бизнесом и вокруг него». У него есть три оппонента: Дмитрий Сергеевич
Молчанов, специалист из самой жизни, Игорь Борисович Гурков (некоторое время
назад он на нашем семинаре выступил с очень хорошим докладом по деятельности
западных компаний в России, поучительный был доклад) и Юрий Вячеславович Симачёв,
хорошо нам знакомый специалист в этих вопросах. Я не случайно выбрал эту тему,
она очень актуальна. Меня беспокоит то, что проблема экономического роста в
России стоит остро. По этому поводу я испытываю гораздо больше тревоги, чем
руководители. В то же время политики не меняют акценты, которые ставились
раньше. Хотя все функционеры говорят вслух все необходимые слова, особого эффекта
ожидать не стоит. Один из вопросов, который всех беспокоит, это то, что повышение
страховых платежей взамен отменённого налога стоило нам четырехсот тысяч
индивидуальных предпринимателей. Я не знаю, насколько эта цифра соответствует
действительности, но, как минимум, половина ушла в тень. Тем не менее, это всё
как-то не сочетается. Должен вам признаться, что я выступаю за эту меру. Не
потому, что я против предпринимательства. Напомню вам, что единый социальный
налог был снижен в 2004-м году с 35,7% от фонда оплаты труда до 26,0%. И никто
не считал, откуда будет пополняться фонд пенсионного обеспечения. Но так эти
вещи не делаются. Потому что проблемы пенсионного фонда не решены. Развитие
предпринимательства оказалось под ещё большим ударом. Это вопросы, с которыми
мы сегодня сталкиваемся. Я хочу заострить ситуацию. Это очень болезненные
вопросы, над которыми мы должны работать.
Александр Чепуренко:
Уважаемые
коллеги, я испытываю некоторую неловкость по многим причинам. Во-первых, я вижу
в зале много людей, которые могли бы рассказать на эту тему побольше моего. Во-вторых,
многое из того, о чём я буду здесь говорить, мы уже обсуждали в социальных
сетях. Испытываю некоторую неловкость также потому, что Евгений Григорьевич
сказал, что тему доклада предложил я, но это не совсем так. Где-то в середине
марта мне позвонил Евгений Григорьевич и сказал, что его очень волнует то, что
происходит сейчас с малым бизнесом и вокруг него. «Не могли бы вы с группой
экспертов подготовить некоторый доклад, чтобы мы его обсудили?», – спросил он.
Так что, тема, Евгений Григорьевич, сформулирована вами.
Текст
доклада висит в Facebook. Если кто не видел, в конце презентации будет ссылка.
А презентацию мы с коллегами решили сделать, так сказать, «по мотивам», не
полностью повторяя доклад. В самом докладе значительная часть отведена реакции
с мест по материалам СМИ, которые в последнее время комментировали то, что
происходило в разных субъектах Российской Федерации вокруг малого бизнеса и
индивидуальных предпринимателей. Мы постараемся обсудить, как можно было бы
помочь делу, сформулировав на экспертных площадках и донеся до соответствующей группы
интересов некоторые подходы к тому, что я условно называю умной политикой
содействия предпринимательству. Политика в отношении предпринимательства,
которая у нас проводится, пока не заслуживает такого определения, к сожалению.
Доклад готовил целый ряд коллег. Я не представляю их титулов и аффилиаций,
потому что мы работали на неформальной основе, не как представители каких-то
учреждений, а как эксперты, у которых появилась идея обсудить ещё раз, что же
происходит. Причем, все сразу откликнулись и дружно эту работу сделали.
Не
буду приводить подробную статистику, но на ее основе мы составили таблицу,
которая показывает, какова была динамика основных показателей в 2012-м году по
средним, малым и микропредприятиям, по сравнению с 2011-м годом. Мы видим, что
по всем показателям, за исключением инвестиций в основной капитал по малым
предприятиям, все прочие показатели – кроме микропредприятий — уверенно шли
вниз. Теперь приведу данные неофициальной статистики. Это результаты проекта «Глобальный
мониторинг предпринимательства». Мы посмотрели, что происходило с основными
показателями предпринимательской активности россиян после кризиса. Тут выделена
категория владельцев состоявшегося бизнеса (тех, у кого бизнес существует более
3,5 лет) и категория ранних предпринимателей, т.е. владельцев бизнеса, более
молодого по возрасту. Здесь показан рейтинг России по этим показателям за все
эти годы. Мы видим, что менялось количество стран-участниц проекта от 43-х до
69-ти, но все эти годы основные показатели предпринимательской активности в России
(как общий индекс ТЕА, так и различные частные индикаторы) тяготели к пяти
нижним позициям в составе стран-участниц этого проекта. Это говорит о том, что
российское население не слишком стремится заниматься предпринимательской
деятельностью.
Следующий
слайд: ещё один проект, в рамках которого нам удалось измерить предпринимательскую
активность, но уже в разрезе субъектов Российской Федерации. Мы видим, что
индекс предпринимательской активности и в целом-то не очень высок, но при этом
имеется значительный разброс по субъектам Российской Федерации. Это показывает,
по-видимому, что везде сложились и действуют очень разные условия, которые
приводят к такому значительному разбросу, от нулевых значений до значений,
близких к развитым странам.
Мы
стали анализировать, от каких внутренних факторов зависит или не зависит
предпринимательская активность в российских регионах, и увидели, что есть
слабая зависимость от уровня благосостояния на душу населения: чем он выше, тем
выше предпринимательская активность. Есть зависимость от доступа к внешним
источникам финансирования: чем он лучше, тем выше предпринимательская
активность. Кроме того, предпринимательская активность зависит и от таких
вещей, которые статистика измерить не может. Это так называемые переменные
восприятия предпринимательства – то, как само население оценивает условия в
местности проживания как благоприятные для старта, как оценивает свои навыки
для предпринимательской практики, насколько стремится избегать неудач. Между
этими показателями и предпринимательской активностью связь, хоть слабая, но
есть.
Никакой
значимой связи не оказалось между уровнем развития предпринимательства в
регионе и готовностью населения заниматься предпринимательством. Это важно,
потому что политики предполагают, что там, где есть более-менее развитый сектор
малого и среднего предпринимательства, можно ожидать более высокой
предпринимательской активности населения.
Нет
значимой связи между безработицей и предпринимательской активностью. Коллеги,
сидящие здесь, не дадут мне соврать, но россияне, в случае ухудшения своей
ситуации на рынке труда, скорее уходят в неформальные формы ведения домашнего
хозяйства, чем в предпринимательскую активность.
Нет
связи между размером населённого пункта и уровнем предпринимательской активности.
Хотя принято считать, что в мегаполисах и крупных городах инфраструктура,
человеческий капитал, социальный капитал более благоприятны для
предпринимательской активности, в России такая связь не просматривается.
Теперь
о внешних условиях для развития предпринимательства, в том числе, в связи с
принятием на себя международных обязательств. В последнее время эта тема почти перестала
обсуждаться: ВТО принято считать угрозой для развития малого бизнеса в России.
Но, как мы считаем, негативные воздействия вступления России в ВТО для этого
сектора сильно преувеличены. Ведь подавляющая часть субъектов малого предпринимательства
связана с такими видами деятельности, которые достаточно устойчивы к
воздействию внешней конкуренции со стороны крупных зарубежных производителей
(торговля и общественное питание). В докладе мы констатируем, что на фоне всяких
«страшилок» по поводу вступления в ВТО очень мало прорабатывается вопрос о том,
как использовать ВТО на благо развития этого сектора в России. Мы считаем, что
нуждается в дополнительной проработке набор мер по поддержке средних и малых
предприятий, необходимость создания на базе той финансовой инфраструктуры,
которая есть, некоторых дополнительных инструментов для целевой поддержки
экспортно-ориентированных средних предприятий. Сейчас эти меры, вроде бы, рассматриваются
правительством, но нет никаких сведений о том, войдут ли они в программу 2013-го
года или 2014-го года.
Что
ещё влияет на уровень предпринимательской активности, помимо склонности,
готовности, внешних угроз? Конечно, влияет то, как потенциальные и реальные
субъекты сектора оценивают качество деловой среды. Все эти данные мы знаем. Хотя
некоторые из них говорят о том, что небольшие признаки улучшения валовой среды
после кризиса наблюдались, основные проблемы бизнеса не изменились (по оценкам
самих предпринимателей). Инновационная активность российских предпринимателей
достаточно низка. Инновации для международных рынков предлагают порядка 10%
фирм, а характеристики деловой среды в соседних регионах настолько различаются,
что это не позволяет говорить о том, что существует некая единая деловая среда
в масштабах России в целом. Это неблагоприятно, в первую очередь, для быстро развивающегося
среднего бизнеса.
Я
много лет занимаюсь проблемами малого предпринимательства и привык уже писать о
том, что всё плохо, и становится только хуже. Но при этом происходят и некоторые
качественные изменения в структуре сектора. Об этом тоже можно много говорить,
но мы с коллегами выделили бы четыре вещи, на которые стоит опираться,
конструируя политику в отношении малого и среднего бизнеса.
Во-первых,
совершенно ясно, что вовсе не случайные обстоятельства, а та
социально-экономическая модель, которая сложилась в России, и которую
по-разному характеризуют, судя по всему, не способствует развитию предпринимательства,
ни добровольного, ни вынужденного.
Во-вторых,
однако, на этом общем фоне появились некие изменения, субъектов которых мы
видим в небольшой, но достаточно устойчивой группе быстро растущих средних
компаний. Они в процессе своего роста формируют технологические цепочки, вокруг
них формируются альянсы более мелких компаний, которых они также подталкивают к
технологическому развитию. Таким образом, они, эти «газели», генерируют
качественные изменения в экономике.
Третий
момент, на который мы хотели бы обратить внимание. Нарастает дифференциация в
секторе по линии микробизнес – малый бизнес – средний бизнес. Здесь очень
разные стратегии, разные степени успешности, разный уровень формализации
хозяйственной активности.
В-четвертых,
нарастает дифференциация между успешными и отстающими регионами.
Всё
это позволяет говорить о том, что сложился запрос на разные политики в
отношении разных целевых групп, разных типов регионов и локаций.
Теперь
посмотрим на нынешнюю государственную политику, которая на федеральном уровне осуществляется
в рамках федеральных программ. Эти федеральные программы Минэкономразвития
поддерживает с 2005-го года. В этом году на поддержку сектора в федеральном
бюджете заложено чуть больше 34-х миллиардов рублей. Из них будет выделено или
22, или 18 миллиардов на выдачу субсидий регионам, чтобы они могли реализовывать
местные программы. Финансирование идёт по принципу четыре к одному: 20%
вкладывает субъект, 80% он получает от федерального центра. Остальные средства,
выделяемые на поддержку малого и среднего предпринимательства, пойдут на
поддержку малых сельхозпредприятий и финансирование прикладных
научно-исследовательских работ в интересах малого предпринимательства.
Каковы
основные направления целевой поддержки? Они не меняются последние несколько лет.
Это поддержка экспортно-ориентированных предприятий, создание систем
кредитования и инфраструктуры на местах, бизнес-инкубаторов, поддержка в сфере
научных исследований.
Применяются
для этого некоторые прямые и косвенные меры. В числе косвенных мер – участие
субъектов малого и среднего предпринимательства в госзакупках и госзаказе,
ограничение административных барьеров, программы партнёрства госкорпораций с
малым предпринимательством. Если до этого госкорпорации принуждали к
инновациям, теперь будут принуждать к тому, чтобы они формировали специальные
программы, в рамках которых к реализации госзакупок и госзаказов они привлекали
бы субъектов малого и среднего предпринимательства.
Финансирование
программы развивается достаточно успешно, оно существенно выросло за эти годы,
увеличивается ежегодно. Был момент в 2010-м году, когда после кризиса сектор
получил немного меньше в виде поддержки, чем в 2009-м году, тогда выделялись
дополнительные средства через целевую программу по борьбе с кризисом. Ежегодно
увеличивается финансирование регионов в рамках этой программы. Но финансирование
региональных программ ведётся без учёта региональных особенностей, без учёта
того, какой сектор малого и среднего предпринимательства там сложился, без
оценки эффективности программ, которые реализовывались в рамках федерального
центра до этого.
К
госполитике возникает целый ряд вопросов. На мой взгляд, косвенные меры,
которые предлагаются, на которые сейчас делают большой упор, в условиях
укоренённой коррупции могут дать временное улучшение, как это было с борьбой с
административными барьерами, которая началась в программах Грефа 2002-2003-го
года. В 2004-м году она дала некоторый результат, а потом, начиная с 2005-го
года, чиновники приспособились, они тоже ведь «инновационны» в своём поведении,
и всё вернулось на круги своя. Либо же эти меры вообще приводят к вовлечению
малого и среднего предпринимательства в ту систему, которая генерирует систему
коррупции, то есть в госзакупки. Понятно, что если надо будет увеличить долю
МСП в госзакупках до 30%, она будет легко увеличена. Как это сделать, все мы
знаем: создаются аффилированные малые предприятия, которые на конкурсе борются
друг с другом, как нанайские мальчики. В результате те меры, которые в условиях
Франции 1950-х годов при де Голле были эффективны, в России сегодня скорее контрпродуктивны.
Что
касается иных мер, то они могут быть и правильными, но их недостаточно, или они
не предпринимаются вовсе, хотя практика подсказывает: вот же готовые
акселераторы роста – используйте их! Так, в последние годы, сколько ни говорится
о роли, которую могут сыграть быстрорастущие средние компании, в федеральных и
региональных программах об этом нет ни строчки.
Второй
момент. Хотя сменилось уже третье поколение «поддержанцев» в России, устойчиво
воспроизводится та модель, которая сложилась в начале 90-х годов. Вместо того
чтобы направить усилия на выявление уже сложившихся бизнес-ассоциаций,
микрофинансовых организаций и работать с сектором через них, государство
продолжает работать через государственные структуры, те же региональные фонды,
где сидит чиновник, который лучше всех знает, какое предприятие является
инновационным, как его поддержать и как поверить в эффективность.
Третий
момент: бездумное использование так называемых лучших практик. Например, создание
бизнес-инкубаторов в субъектах, где нет ни одного ВУЗа, входящего в первую
сотню успешности, даже по российским меркам. Это приводит к тому, что пару
много, свисток сильный, но машина не едет.
Наконец,
несогласованность, когда государство правой рукой пытается что-то сектору дать,
а левой отбирает гораздо больше. Об этом говорят события последних месяцев. Это
то, что было сделано с ограничением на продажу акцизных товаров в киосках, это
то, что произошло с ЕСН, это распространение порядка ведения кассовых операций
на индивидуальных предпринимателей. В итоге, на конец июня почти 800 тысяч индивидуальных
предприятий ушли из легальной экономики.
Если
говорить о подходах, которые я и мои коллеги связываем с «умной» политикой содействия
предпринимательству, то мне кажется, что ключевую роль в подъёме этого сектора
должны и могут сыграть не чиновники, не рекомендации схем лучшего опыта,
заимствованные из каких-то условий, совершенно не совпадающих с российскими, а
те существующие в России хозяйственные агенты, у которых есть свои интересы, которые
объективно работают на подъём региональной экономики. Это, в первую очередь, средние
предприятия. Мне кажется, что структурировать программу поддержки нужно вокруг
этих субъектов. Можно много призывать муниципальные органы к тому, чтобы они
более внимательно относились к субъектам малого и среднего бизнеса, но пока у муниципальных
органов нет ни финансовых рычагов, ни заинтересованности в этом, ничего
происходить не будет. Недавно мы спорили на эту тему с руководителем ОПОРЫ
г-ном А. Бречаловым, который говорил, что есть замечательные руководители
муниципалитетов, у них всё расцветает, что они формируют площадки, куда бизнес
приходит. Я никак не мог убедить его в том, что исключения бывают, но они скорее
подтверждают общее правило. Муниципалитеты не имеют источников и не знают, как
поддерживать малый и микробизнес.
Нужны
меры по созданию и развитию инновационной инфраструктуры. Мы хотим закрепиться
в «двадцатке». Очевидно, что это нужно делать с умом, нужно делать там, где для
этого есть инфраструктура и есть питательная среда в виде крупных университетов
и других исследовательских площадок. Нужна реальная стыковка политики в сфере
образования и политики в сфере предпринимательства. Очень важно, применительно
к сложившейся модели государственного управления, стимулировать конкуренцию
между регионами через сопоставление индикаторов, свидетельствующих о качестве
деловой среды. Если губернатор и вся его рать будут знать, что этот показатель
важен для оценки их эффективности, они будут чуть более восприимчивы к
сигналам, которые посылают бизнес и экспертные сообщества, хотелось бы
надеяться.
Мы
сформулировали несколько принципов «умной» политики в отношении
предпринимательства, которая сводится к тому, что инновационные условия должны
быть предоставлены всем субъектам малого и среднего предпринимательства, но,
помимо этого, должна быть целевая политика, направленная на специфические группы
роста. Каждая такая группа должна получать специфический набор мер и
инструментов. Далее. На разных типах территории нужны разные наборы мер
поддержки. Поддерживать МСП нужно не через чиновников, а через стимулирование
субъектов финансового рынка, которые сами найдут инноваторов, сами их
выпестуют. Самая лучшая политика по созданию квалифицированных рабочих мест –
это формирование цепочки МСП. Далее. Нужно уйти от конфликта интересов. Не может
быть, чтобы один и тот же орган сам разрабатывал направления политики, сам
формировал программу, сам её исполнял и сам оценивал её эффективность. Должен
быть принцип «двух ключей», т.е. важную роль в оценивании результативности
политики должны играть предпринимательские объединения (как минимум). Для того,
чтобы это оценивание было на чем основывать, нужен мониторинг состояния сектора
и нужна оценка эффективности политики. Нужны регулярные обследования предпринимательской
активности и деловой среды. Наконец, мы говорим о необходимости проводить
различные типы политики в разных субъектах. Если мы бы попытались выделить 4
группы регионов, исходя из оценки качества деловой среды, исходя из уровня
развития малого и среднего предпринимательства, то мы бы увидели, что можно
сформировать 4 типовых набора мер. Дальше можно было бы продвигать их в
соответствующие субъекты, с обязательным оцениванием степени эффективности мер
в режиме обратной связи.
На
этом, пожалуй, для начала, я и остановлюсь.
Евгений Ясин:
Два
вопроса будут заданы перед тем, как мы дадим слово нашим оппонентам.
Владимир Коссов:
Если
можно, хотя бы примерно, малые предприятия в России – это 50%, 10%? По экономическим
условиям в сравнении с Европой.
Александр Чепуренко:
В
странах европейской модели порядка 60-75% занятости приходится на них, их вклад
в ВВП составляет от 35% до 55%. В России мы боремся за то, чтобы вклад
субъектов малого и среднего предпринимательства составил порядка 12%, но ни разу
этого не достигли. А занятость в МСП официально составляет около 15 %.
Евгений Ясин:
У
нас есть какая-то статистика о том, какое количество средних предприятий
возникает из малых в течение какого-то отрезка времени?
Александр Чепуренко:
Такой
статистики, к сожалению, нет. Журнал «Эксперт» несколько лет ведёт эту тему,
вместе с профессорами Финансовой академии. Там изучаются кейсы. Юданов еще до
кризиса, оценивая по разным источникам, пришёл к выводу, что если в развитых
экономиках доля «газелей» составляет от 6 до 8%, то до кризиса она у нас
составляла в 1,5-2 раза больше, что привело меня в умеренно-оптимистическое
состояние. Это означает, что если действовать с умом, если выращивать те
компетенции, которые чиновник не сможет отнять, потому что не умеет их
воспроизвести, то быстро расти можно и России.
Александр Мишин:
Насколько
я понял, основной упор в перспективе делается на развитие компаний-газелей. А мы
по статистике знаем, что совокупный доход 60% предприятий, это предприятия,
находящиеся в 14-ти регионах Российской Федерации. Возьмём муниципальный
уровень других регионов, что мы делать будем?
Александр Чепуренко:
Совершенно
верно, мне всегда казалось, что политика от мифологии должна чем-то отличаться,
в том числе, оценкой реальных условий. Средние компании, которые быстро растут,
быстро создают дилерскую, дистрибьюторскую сеть, и не только в своём регионе.
Если мы посмотрим на эти успешные кейсы, то увидим, что так и происходит. Они
выстраивают цепочки поставщиков, дистрибьюторов в соседних регионах, а потом и
по всей России. В этом смысле, тут нет противоречий. Кроме того, я на последнем
слайде пытался показать, что должна быть разница в подходах к формированию
политики, исходя из учета условий. Там, где их нет и нет предпосылок для их скорого
возникновения, должны быть другие меры, меры содействия самозанятости,
пропаганды предпринимательского успеха, содействия накоплению человеческого
капитала. Ведь очень отпугивает от предпринимательского старта, например, низкая
оценка собственных навыков.
Константин Таратыркин:
Как
вы представляете идеального малого предпринимателя в России?
Александр Чепуренко:
Если
бы я представлял себе какой-то обобщенный образ российского малого предпринимателя,
я был бы похож на врача, который в своих рекомендациях основывается на данных о
средней температуре пациента по больнице. Я, скорее, вижу, как в классической
русской литературе, «галерею образов» МСП. Они очень разные, начиная от
микропредпринимателя, который занимается оказанием того, что раньше называлось
соседскими услугами, а сегодня называется неформальной теневой экономикой по
ремонту, заканчивая выходцем из академической науки господином Гапонцевым,
который вырос в успешного руководителя инновационной американской и глобальной
средней компании, работающей сегодня на международном рынке. Не дай Бог, чтобы
мы малого предприниматели представляли как среднестатистическое обезличенное «нечто».
Дмитрий Молчанов:
Наше предприятие называется Государственное бюджетное
учреждение «Малый бизнес Москвы». Александр Юрьевич сказал очень
подробно много хороших вещей. Я предвижу прекрасную нашу с вами совместную
работу по уточнению реальной практики. Я могу говорить про Москву. Можно вам
показать несколько интересных слайдов, чтобы вы понимали, как в Москве обстоят
дела? Я только что вернулся со встречи с предпринимателями, было 100 человек. В
основном, все предлагают разумные вещи. Были споры по поводу льготной ставки
аренды, которую недавно городские власти подняли с 1800 до 3500 рублей за
квадратный метр в год. Из ста бизнесменов на встрече недовольны этими условиями
человек десять. Государственная политика в этой области очень простая: город
предоставляет поддержку предпринимателям, но при этом стремится выровнять
условия для всех. В Москве средняя рыночная ставка аренды – 9000 рублей. Но
некоторые предприятия всё равно загибаются, даже с дотацией, платя всего 3500
рублей. Зачем нам такие неконкурентоспособные нужны?
Из всех 300 тысяч предприятий малого бизнеса в Москве 3000
средних предприятий. Это приблизительная оценка. Можно говорить, что 1% малых
дорастает до средних. Мы ищем быстрорастущие предприятия, выстраивая для них
индивидуальные траектории поддержки.
Разрешите мне рассказать, что работает и что не работает из
тех мер поддержки, которые реализуются в Москве. Хорошо работают
образовательные программы, их субсидирует город и Минэкономразвития пятьдесят
на пятьдесят. Мы, в основном, в таких пропорциях делим затраты с федеральным
бюджетом. Заранее прошу извинения, что не обладаю информацией по другим
регионам, я могу говорить только про Москву. 10 тысяч человек мы обучаем
бесплатно, получаем очень хорошие отзывы. В следующем году мы перейдем на
систему, когда каждый может сам выбрать курсы из числа аккредитованных,
продвинутых курсов и получить сертификат на 20 тысяч рублей для оплаты
интересующего курса
Технопарки в Москве – это будущее, налоговые льготы по земле
ноль, налог на имущество ноль, налог на прибыль 13%. Это реальные меры
поддержки, только развивайте производство! То, что в силах сделать, в плане
снижения налоговой нагрузки, правительство Москвы делает.
Снижение административных барьеров. Система одного окна – это
один из кейсов, где государство работает очень эффективно. Например, в 46-й
налоговой нужно сначала уплатить госпошлину, а потом в окошко подать документы.
Предприниматель делает это всё за 30 минут.
Консалтинг хорошо работает. Мы и договоры составляем, если у
малого предприятия нет юристов, и документы готовим на регистрацию юр. лица, и
это все бесплатно.
75-ти тысячам предпринимателей в Москве ежегодно мы предлагаем
те или иные меры поддержки. В Москве всё хорошо, друзья. В Москве малый бизнес
есть, и будет процветать.
Что пока не начало работать в полную силу? Центр поддержки
экспорта и центр социальных инноваций. Они только созданы.
Если раньше нужно было обучить 10 тысяч человек, не важно,
чему, и не важно, как это повлияло на выручку предприятия, то сейчас мы в
первую очередь ориентируемся на результат. Если мы обучили сотрудников
предприятия, и через год объём продаж у них вырос в два раза, значит, все было
сделано правильно. Аналогичный подход у нас ко всем мерам поддержки.
Игорь Гурков:
Было
прекрасное предварительное выступление, и в этом отношении я считаю, что все
основные элементы по развитию малого бизнеса российского были сделаны, в том
числе, и секретная информация, которая не доводится. Оппозицию оставим в покое,
когда мы говорим о разделении на тех, кто кричат, и тех, кто молчат. Те,
которые молча соглашаются, берутся в работу. Те, которые не соглашаются,
выбрасываются.
Если
можно, две вещи. Анализ малого и среднего бизнеса, который существует в
экономике, позволяет сказать о двух сторонах. У нас есть demand, спрос на то, что может удовлетворяться малым
бизнесом, и supply – то, что может предложить малый бизнес.
По
поводу demand оказываются следующие вещи: часть из них власть хочет
видеть, часть из них власть не хочет видеть. Первый элемент demand, который существует в старой Москве, это
существование комфортной жизненной среды. Она может считаться как угодно, по
разным понятиям: общественный транспорт на расстоянии 200 метров от жилья
любого типа и т.д. Без этого жилые здания не должны строиться и в новой Москве.
Соответственно, должны быть услуги населению. Должна быть соответствующая
плотность «лаундри» (прачечных), а если их нет, то можно и бесплатно открывать
эти точки, да ещё приплачивать, выдавать ссуды и гранты тем, кто готов открыть
некое место, где можно постирать, посушиться.
Итак,
комфортная жизненная среда, состоящая из большого количества личных и семейных
услуг. Это часть, в которой существует спрос на малый бизнес.
Вторая
часть demand – это, прежде всего, малые индивидуализированные
потребности, как на товарных рынках – B2C, так и B2B. Поэтому абсолютно бессмысленна вся эта
госмонополия, которая заставляет работать малый бизнес, потому что нет
индивидуализированных запросов. Если нет индивидуализированных запросов на B2C и B2B, тогда
бессмысленно требовать, чтобы эти ветви заполнялись малым бизнесом.
Третий
момент очень простой. Это закрытие рыночных лакун. Не существует рынок по тем
или иным причинам, вот малый бизнес и позволяет этот элемент рынка закрыть.
Четвёртый
момент– это demand на охотнорядцев. Это те, которые имеют
охранительные тенденции. Мелкая буржуазия – оплот авторитарных режимов. У нас
такого вида спроса нет.
Из
чего состоит supply? Первое, из чего он состоит, из семейной трудовой
деятельности. Это те, что недавно вышли из правового режима индивидуальных
предпринимателей. А где их физически теперь взять обратно? Очень большое число
семейных микробригад, где мать, отец, ребёнок работают, сейчас они здоровые.
Вопрос в том, что будет с ними через 15-20 лет. Легализация малого бизнеса –
это не вопрос налогов, это вопрос делюмпенизации России на горизонте в 20 лет.
Им жить будет не на что. Они выйдут на большую дорогу и остатками сил будут
кого-то резать.
Второе
это артель. Это единение соседское и прочее, несемейное, но тоже находящееся на
стыке легальной и нелегальной позиции. Ни в первом, ни во втором месте нет
прибыли. Прибыль – это экономическая категория, она не может образоваться от
продажи собственного труда.
Далее
ещё начинаются три куска малого бизнеса, по тому, кто это может быть.
Это
– вклад бизнес-идеи, рабочей силы и капитала. Что происходит в Москве? В Москве
главный тип вхождения в малый бизнес – это вклад капитала. Вопрос заключается в
том, хватит ли у тебя капитала, чтобы со всеми на берегу договориться, чтобы не
тебе пищать, а наоборот, чтобы от тебя довольно пищали на всех уровнях власти.
Про бизнес-идеи и рабочие места в малом бизнесе вспоминают в последнюю очередь.
Я
предлагаю руководству малого бизнеса, хотя им нужно не руководить, а в данном
случае не мешать, построить при желании подобную таблицу: какие акторы есть со
стороны supply, какие моменты есть со стороны demand. В таблице в громадной части ячеек будут стоять
нули. Как говорят математики, она будет вырожденной. Чем меньше будет
вырожденной эта таблица, тем менее вырожденной будет система развития малого
бизнеса.
Юрий
Симачёв:
Уважаемые
коллеги, я очень признателен, что меня позвали на это обсуждение. Так
получилось, что с 1992-го года эпизодически мы с коллегами занимались
проблемами развития предпринимательства в России, прежде всего, малого. Я не
знаю, зачем господин Чепуренко позвал меня. У меня два вопроса к докладу,
который сделан. Мне кажется, что доклад, который сделан, привлекает внимание к
этой проблеме, но, может быть, поздновато, он не даёт ответ на два
принципиальных вопроса. Малому бизнесу повезло ещё на ранних этапах в том, что
экспертные советы уже тогда были правильными. Возникает вопрос, почему было
столько правильных экспертных советов. Насчёт системы квот для малого бизнеса
при госзакупках, там возникает перевёрнутая схема. И про то, что программы
малого предпринимательства работают неэффективно. У регионов есть мотивация,
прежде всего, тратить деньги на строительство технопарков, это основная
капитальная статья, которая есть и осваивается. И про то, что нужно
поддерживать развивающийся бизнес. Возникает принципиальный вопрос: почему из
этого ничего не было подхвачено? У меня складывается ощущение, что здесь есть
очень устойчивые причины, больше связанные с тем, как выстраивается конкретика,
как реализуется, и соответствующие идеи есть.
Второй
вопрос, который у меня возникает применительно к этому докладу. Я бы не подходил
к малому бизнесу как некоторой иконе. Это всё губит. Туда насобирали довольно
сомнительные публикации. Часто малый бизнес контактирует с населением. И нельзя
не учитывать его позиции в отношении рынков, расположение киосков рядом с
домом, качество оказываемых услуг. Это не мешает развитию нормального
цивилизованного бизнеса. Другое дело, какие траектории предложить бизнесу. По
тем или иным причинам, я не сильно был уверен, что так уж было ужасно, что
закрыли Черкизовский рынок или почистили подземные переходы. Вопрос в том, что
надо было что-то другое сделать и создать другие условия. Ведь есть какие-то
признаки цивилизации, само собой просто так ничего не происходит. Ответы на эти
вопросы нужно давать.
Я
бы вернулся к истокам. Чисто практически есть две модели. Когда малый бизнес
нужен больше для обеспечения самозанятости, стабилизации, тогда основной акцент
идёт на то, сколько в нём «чёрных», женщин, инвалидов. Европейская модель – не
важно, сколько там стартует бизнесов, сколько там занятых, не важно, какая
производительность. И американская модель – не важно, сколько подохнет,
главное, мы убираем все препятствия для того, чтобы успешный бизнес становился
средним. У нас работает модель с некоторыми признаками первой. В результате, мы
только вот эту лакуну, выгодную, в силу ряда причин, для микробизнеса,
сформировали по налогам, по всему. Сильных мотиваций куда-то дальше выскакивать
нет. В кризис этот процесс усилен. У меня такое ощущение, что сам по себе
бизнес, взаимодействуя с государством, образует основную модель, что оно ни за
что не отвечает. По нашим данным 40% предприятий такой модели, а 29% за то, что
бизнес источник дохода. Это базовая модель. Считается, что она гуманная. Есть стратегическое
партнёрство, государство выступает в качестве источника формирования правил,
привлечения инвестиций. Но там только 9%. С этой моделью отождествляются представители
предприятий нефтегазовой отрасли. Там действительно партнёрство. И все
разговоры о том, чтобы перенести средства на малый бизнес, или как-то перебросить
средства от сырьевого бизнеса к обрабатывающему. Они потом оборачиваются, на
следующем витке, получением дополнительных льгот для тех же сырьевых и крупных
компаний. Есть достаточно чёткие группы интересов, которые и малый бизнес
учитывает. Что как-то неприлично ему пойти на какое-то совещание со словами,
что малый бизнес не нужен. Есть люди, которые создают ассоциации под малый
бизнес, финансовые услуги под малый бизнес, строят что-то, оказывают массу
полезных услуг, от которых малый бизнес в восторге. В этом плане есть большой
интерес.
У
меня есть ощущение, что даже новые инструменты, достаточно хорошие и разумные,
захватываются традиционными группами интересов, которые приходят и говорят, что
всё замечательно, но всё немного не доделано, не совсем такое, как надо.
Хорошая
новость состоит в том, что ситуация реально меняется. Несмотря на все барьеры,
появилась совокупность средних компаний, достаточно продвинутых малых компаний,
которые иным образом строят отношения, не с государством, а с партнёрами, с ВУЗами,
в которых они учились. У нас было неприятное предположение, что Постановление
17 будет захвачено традиционными группами интересов. Ничего подобного, там
появились средние компании. Они реально, в силу отношений с альма-матер, пошли
к ВУЗам с предложением, понимая, что с ВУЗа взять практически нечего. Когда с
одной стороны возникает естественно сформированное давление без указки
государства, с другой стороны есть эффект обучения, стороны могут учиться. Как только
поддерживаются какие-то связи партнёрства, эффект от этого возникает
грандиозный.
Первое
– с малым бизнесом всё не так просто. Второе – некоторые вещи меняются в лучшую
сторону, их важно увидеть. Наши проблемы в том, что у одних всё хорошо и
замечательно работает, как у коллеги, а у других всё плохо. Нужно иметь свои
какие-то позитивные примеры. Меня критиковали, когда я сказал, что в малом
бизнесе слишком много риска, меня поучали, что в малом бизнесе не должно быть
много риска. Я согласен, но не с теми методами, которые продуцирует государство.
Наша следующая проблема состоит в том, что государство, как бы, решило, что
можно всё компенсировать деньгами или какой-то помощью. Плохая среда – денег
дадут побольше, отчётность тяжёлая – денег дадут побольше, риски проверок –
денег дадут побольше. Приходят не те, кто нужен, а кто больше ориентирован на
оппортунизм, на ожидание, что от них что-то попросят, потребуют. Первый урок: нельзя
здесь всё компенсировать деньгами. Принципиально важны условия и само отношение
к бизнесу, и с кем этот бизнес взаимодействует. Я обращаю внимание, что есть
ведь и удачные примеры, вся проблема в том, почему бы денег им не перебросить? Почему
не объяснить, что по неудачному опыту практически невозможно прекратить давать деньги,
Хотя это не было строчкой в бюджете, за этим сразу формируется команда, которая
бьётся до последнего. Поскольку эти строчки иногда не очень крупные, им не
хватает политического ресурса их побеждать, чисто экономически нет смысла. Их
довольно много. И любые временные меры потом становятся постоянными. Как
показывают наши исследования, как только мера связана с квотой, ни к чему
хорошему это не приводит. Оказывается, что бизнес лежачий, пассивный, под
административным контролем. Как только формируются какие-то инструменты для
малого бизнеса, возможность получения недвижимости по низкой цене, не очень
понятно, кто за этим стоит. Если госкорпорации будут создавать малые
предприятия, тоже понятно, кто за этим будет стоять. Эти вещи важно
сориентировать и чётко идентифицировать. Есть ведь и позитивные примеры. Ничего
не происходит на фоне других негативных инструментов. Сколько говорили, что
нужно развести функции мониторинга и оценки? Но любые попытки сказать, что
программа не прозрачна, вызывали истерику на уровне Минэкономразвития. А мы
чувствовали себя врагами, потому что министерство близкое. Лучше других возникает
оппортунизм среднего звена, никто не может проверить, что докладывают
начальники рангом ниже. Важна независимая оценка, информативная,
соответствующие исходные данные.
С «газелями», у меня ощущение, что они
формировались в период, когда резко расширялся государственный спрос, в том
числе, на уровне регионов. Многие из этих «газелей» ориентированы под временные
ниши, локальные, есть проблемы невключённости в глобальные цепочки. А самое
главное, и по «газелям», и по инновациям те, кто занимаются микроэкономикой, видят
массу позитивных примеров. Только, когда смотришь макроэкономическую
статистику, не поймёшь, куда они все рассосались. Куда подевались все эти
чудесные примеры, почему они не дают эффекта? Да, этих компаний не так много,
или их кто-то съел, или все посмотрели на этот опыт, он такой замечательный, с
точки зрения экономистов, но решили, что есть другие, более эффективные
стратегии жизни. Не берусь говорить о малом бизнесе, но по другим бизнесам –
да, есть стратегия. Был когда-то административный ресурс, а сейчас стратегия
эксплуатации социальной значимости. Это есть и в малом бизнесе, очень значимо.
Иногда это гораздо меньший риск, чем пытаться заниматься серьёзным,
ответственным бизнесом, при том отношении, которое к нему есть, при тех
высказываниях, которые позволяют себе лица, принимающие решения, чтобы
завоевать симпатии населения, что во всём бизнес виноват. Стремятся переложить
всю ответственность на собственников. Есть масса проблем, но они лежат в сфере
формирования самой политики. Они не уникальны, применительно к малому бизнесу.
Они применительны к инновациям, к научно-технической политике. Видно, что
власть восприимчива к идеям, которые есть, и пытается что-то менять, сигналов
очень много. Если политика по малому бизнесу будет чудесна, а вокруг будет
слышно, что надо и других поддержать, что-то надо ограничить, по тем или иным
причинам не развивать конкуренцию, всё так и будет локально, внутри себя.
Евгений
Ясин:
Я
хочу обратить внимание на то, что в России предпринимательство развивалось с
серьёзным опозданием, по сравнению с другими странами с рыночной экономикой.
Было мало накоплено традиций, даже перед Первой мировой войной. Во время
советской власти всё это было выхолощено. Честно говоря, когда издавали первые
указы о кооперации, у меня было внутреннее опасение, появится ли кто-то.
Появились, но значительная очередь на тот случай, если будет неблагоприятная
ситуация. Вспомните 1989-й год, когда появились протесты трудящихся
относительно того, что они отбирают государственные ресурсы. Внутри страны
среда для развития малого и среднего бизнеса была довольно неблагоприятной.
Есть в управлении подразделения, отвечающие за эти вопросы, есть подразделения,
не отвечающие за эти вопросы и имеющее иные взгляды относительно того, что
можно ожидать от бизнесменов. Есть и противные ожидания. это довольно сложная
среда. Мне не кажется, что 15% слишком мало. Может, можно было бы и больше, но
мы должны подумать. Потому что ситуация, на мой взгляд, требует очень
серьёзного изменения. Если даже наберут хороших чиновников, я не стал бы
рассчитывать на то, что это принесло бы немедленные результаты. Нужны
институциональные изменения, которые поменяли бы настроения. Я подчёркиваю это
обстоятельство, потому что у нас стоит задача повышения темпов экономического
роста с 2,4% до 3,6%, не задаваясь большими цифрами. Это требует очень больших
усилий. У меня нет ощущения, что готовность признания институциональных
изменений в обществе существует. Это придётся делать.
Ростислав
Капелюшников:
У
меня вопрос, не имеющий большого значения по реальности, а по статистике. Вы
сказали, что сектор среднего и малого предпринимательства аккумулирует 15%
занятых в России.
Александр
Чепуренко:
На
долю занятости в МСП приходится, согласно официальной статистике, порядка 15%.
При этом вклад МСП в ВВП – порядка 12 %.
Ростислав
Капелюшников:
Это
понятно. Дело в том, что занятость на средних и крупных предприятиях относится
к добывающим отраслям, которые генерируют ренту, в отличие от МСП. Эта
статистика ни о чём не говорит, но надо сравнить данные по занятости.
Константин Таратыркин:
Я
предприниматель. Это касается меня, я хочу спросить у экспертов. У нас в
Гостехнадзоре есть два человека, которые своими усилиями уничтожили целую
профессию в России. Поскольку они всех уничтожили, у меня не оказалось
конкурентов. У меня много заказов. Я начинаю с ними не справляться. Профессия –
наладка систем вентиляции. Как поступить с чиновниками, не трогать их?
Реплика
из зала:
Эта
та часть силы, которая вечно хочет зла и вечно достигает блага!
Дмитрий
Молчанов:
Увольняйтесь.
Виктор
Харченко:
А
вы не боитесь, что вас тоже уволят?
Реплика
из зала:
Александр
Юльевич, ваша программа вращается вокруг «газелей», можете вы сказать более
подробно, что это такое? Есть ли какие-то примеры? Ведь нет никакой статистики,
о чем идет речь, как их отслеживать. Может, есть хороший кейс?
Игорь
Гурков:
Я
общаюсь с такими компаниями. Они, может, формально не малые компании, там 100,2
человека. Но они, скорее всего «газели», так как находятся в рыночных лакунах,
придумывают новые продукты. Для сбора новых микробиологических сред требуется
три импортных технологии. Но в России есть технологии в три раза дешевле, чем
импортные. «Газели» всё это дают. В
основе этого бизнес-плана лежит то, что их количество увеличивается в пять раз,
а точность медицинских анализов возрастает. А то вы приходите в поликлинику, сдаете
эти анализы до бесконечности, но вам не понятно, что мерят, потому что контроля
не существует.
В
чём смысл? Он очень простой. «Газели» – народ пугливый, не любят попадаться
«крокодилам». Основная часть людей – это большое количество компаний в разных
секторах. В фармацевтическом бизнесе и медико-биологическом бизнесе их десятки,
подобные компании есть в электронном бизнесе, их ещё больше. Эти «газели», с одной
стороны, прекрасно существуют на российском рынке и выигрывают, но, с другой
стороны, это часть мировой экономики. 90% добавленной стоимости формируется за
границей. Это поставки, идеи, ноу-хау. Это часть глобальной экономики, которая
функционирует в России, так же, как и «дочки» «дочек» западных компаний. В
России примеров очень и очень много. Светиться они ни в коем случае не хотят.
Доля валового национального продукта может быть не очень большой. Возможно, что
эти «газели» закроют рыночные лакуны, если им принципиально не мешать. По
оценкам, их 80. Не надо их описывать и специально за ними гнаться. Те, кто
знают, пусть знают. Чем меньше про них знаешь, тем они успешнее.
Александр
Чепуренко:
Я
добавлю относительно кейсов. Год тому назад мы с группой коллег делали
небольшой доклад для Торгово-промышленной палаты, которая озаботилась
промышленной политикой и средним бизнесом Москвы. В Москве и ближнем
Подмосковье, по разным данным, мы нашли порядка 15-ти таких «газелей». Вы
удивитесь, но все они были заняты в таких отраслях, которые хорошо монтируются
в экономику мегаполиса. Это ЖКХ, фармацевтика, парфюмерия. Что им нужно? Нужны
им квоты в госзаказе? Кредиты на пополнение оборотных средств? Нет! Им нужны
кадры. В отличие от госкорпораций, они не могут создавать корпоративные университеты.
Они готовы вложиться в сотрудничество с крепкими ВУЗами и теми учреждениями,
что раньше назывались техникумами. Нужно, чтобы им не мешали. А если бы им дали
длинные деньги, которые в России никто сначала не знает, где взять, а потом –
куда вложить, чтобы они могли расти ещё
быстрее, то было бы совсем замечательно. Потому что компетенции им позволяют
расти так быстро, как только возможно, но не позволяет доступность финансовых
ресурсов.
Если
мы делаем акцент в мегаполисе Москва на поддержку этой категории, то нужно
организовать круглый стол (их не много), пригласить их для разговора,
сформулировать вместе с ними некую дорожную карту. Они не просят денег у
государства. Готовы сами вкладываться и своими компетенциями, и своими
технологиями. Но для этого нужно то, что в Германии в 1970-х годов называлось концертированным
действием, т.е. слаженная работа московского правительства, бизнеса и
гражданского общества. Это и вопрос кадров, и модернизации образования, и
многое другое, что позволит «газелям» расти еще быстрее и вовлекать в свою
орбиту и другие предприятия МСП. Вырастить из них какую-то неформальную
ассоциацию, поскольку их немного, это небольшие труды. Там не возникает проблемы
«безбилетника», оппортунистического поведения. И такое взаимодействие с
немногими агентами развития хорошо встраивается в нынешнюю логику властной вертикали,
которая любит ручное управление. Ручное управление в отношении сотни тысяч
малых предпринимателей плохо работает. В отношении полутора десятков средних
предприятий, которые в состоянии сформулировать грамотно свой запрос, может, и
сработает.
Дмитрий
Молчанов:
Поддержка «газелей» год назад была одним из элементов моей программы развития и мер поддержки в
Москве, я ещё тогда понимал важность и нужность этого. За год работы я их не
нашёл. Я с удовольствием встречусь и приму участие в круглом столе. Зовите меня
и поделитесь этим счастьем. Мы внимательно выслушаем. Запрос со стороны
правительства на поддержку есть, запроса со стороны «газелей» нет. Я согласен с
Игорем Борисовичем, что они прячутся.
Реплика
из зала:
За
предыдущие 20 лет их слишком напугали.
Реплика
из зала:
Придут
не «газели».
Дмитрий
Молчанов:
На самом деле, этот вопрос выстраивается вокруг «газелей»,
важно, чтобы такие цепочки выстраивались. Лучше, чтобы они были глобально
ориентированы, а не на локальные ниши, как происходит сейчас с малыми
предприятиями.
Юрий Симачев:
Инструменты,
на самом деле, не прямолинейны, но они известны. Например, это инструменты
кластерной политики. Полезна любая политика, нацеленная на контакты, связи,
коммуникации, формирование сетей. Любая политика, направленная на статику, на
барьеры – малый поддерживаем, а средний уже не поддерживаем – мешает развитию.
Владимир
Маслаков:
Выступлению
Дмитрия Молчанова оценка «хорошо». Как вы думаете, какая часть предпринимателей
Москвы понимают политику Шаронова? И какая часть бизнес-общества это делает?
Дмитрий
Молчанов:
Это вопрос не ко мне, а к Шаронову. Странный вопрос. Я с
трудом представляю исследователей, которые выходят на улицу и спрашивают
предпринимателей про него. Это совершенно неактуальные вещи. Вопрос некорректно
сформулирован. Давайте скажем так: «Сколько предпринимателей слышали о том, что
правительство Москвы их поддерживает?». Это более правильный вопрос. По нашей
оценке (мы проводили первичные исследования в конце года), порядка 27%. Это
слёзы. Мы планируем запустить осенью большую рекламную компанию по
информированию предпринимателей широких кругов о том, как много хорошего и
полезного мы делаем. Надеюсь, что цифра увеличится до 60%.
Владимир
Маслаков:
Вот,
вы сейчас управленец, вы понимаете, что можете эффективно работать, если у вас
есть нормальные связи. У меня такое ощущение, что у вас обратной связи просто
нет, потому, что много шагов предпринимательства не совсем оправданы. Не
хватает информации, возможно. Как вы оцениваете свою информированность для
того, чтобы принимать решения? Другой вопрос. У нас очень пёстрая палитра
разнообразных малых бизнесов. Мы не вполне вписываемся в концепцию, она где-то
более простая, где-то более сложная. Вы считаете, что это естественный процесс?
Или здесь приоритет политики формировать такие сложные условия?
Дмитрий Молчанов:
Давайте я отвечу на первый вопрос.
Я встречаюсь где-то раз в неделю с группами по 20-30 человек,
сегодня было 100 человек. Мы сейчас запускаем большую платформу в online, мы голос нашего бизнеса. Наша задача – доносить потребности
малого бизнеса и среднего до правительства Москвы и разъяснять политику
Шаронова малому бизнесу. Если нужен короткий ответ, то я позитивно оцениваю
свою информированность.
Юрий Симачев:
Отвечая
на вопрос, хочу сказать, что у нас, всё-таки, не болезнь роста, а болезнь
застоя. Даже сырьевой сектор не работает так эффективно, как когда-то. Потому
что издержки по всем проектам растут, денег требуется все больше, а бюджет
становится менее мобильным. Есть проблема самого устройства административной
системы, когда идёт негативный отбор, неэффективна схема взаимоотношений между
министерствами.
Сергей
Рыжов:
У
меня вопрос к Александру Юльевичу. Вы делали доклад. Какими данными
пользовались? Реального анализа данных не существует. Другой вопрос. Как вы
оцениваете опасность со стороны ВТО? Мы с ВТО существуем параллельно, единых критериев
оценки нет, то есть, мы выпускаем валенки, а они выпускают корабли? Сравнивать
валенки и корабли некорректно. Второй момент. Вы говорили о налогах, различных
фондах и бюро. Я считаю, что здесь возникает не вопрос величины и целей, а
вопрос распоряжения этими фондами. Вы говорили о муниципальных чиновниках
субъектов федерации. У них нет заинтересованности в малом бизнесе. То есть,
малый бизнес становится на его территории, но не его.
Александр Чепуренко:
На
первый вопрос ответить легко. Всегда существует соблазн, что данные не точны.
Вы, дескать, топор подложили под компас. Есть статистика, есть данные
негосударственных обследований, в которых мы участвуем и на которые мы
опираемся. Если вы нам подскажете ещё источники, мы будем вам благодарны. Кроме
того, есть данные экспертных оценок. Часть экспертов сидит за столом, часть
представлена в докладе, мы варимся в этом кругу и собираем экспертные оценки.
По
поводу ВТО. Я думаю, что Мария Константиновна Глазатова по этому поводу лучше
ответит, поскольку специально этим занималась.
Целый
ряд дополнительных обременений на индивидуальных предпринимателей. Тут Дмитрий
иронически рассуждал по поводу того, какие смешные деньги потребовались, а они,
видишь ли, уже загибаются. У нас в Москве беда в том, что жемчуг мелкий, а у
кого-то проблема в том, что щи кислые. Я мог бы привести цифры по
индивидуальным предприятиям из глухих районов, например, приуральских областей ,
где индивидуальный предприниматель имеет годовой оборот порядка 150-ти тысяч,
поэтому для него это повышение с 17-ти до 35-ти тысяч, это очень много. Надо
думать не только о тех, у кого жемчуг мелкий, а и о тех, у кого щи кислые.
Виктор
Харченко:
Одна
из форм государственной поддержки – это выдача субсидий безвозмездно для
открытия собственного дела. Я хотел бы узнать, как обстоит дело в Москве с
такой выдачей. С другой стороны, Александр Юльевич нам в слайде показал, что по
результатам «Глобального мониторинга предпринимательства» уровень МСП очень
низкий, не связан с безработицей. Часто говорят о том, что такая форма
поддержки не эффективна. Что же делать, продолжать выдавать гранты?
Александр
Чепуренко:
Лица,
которые формулируют политику, должны понимать, что те формы поддержки, которые
были хороши на определённом этапе, для определённых условий, скажем, в Москве,
абсолютно бессмысленны где-то в слабозаселенной местности с убитой
промышленностью. По уровню конкуренции, по целому ряду позиций московский рынок
напоминает рынок хорошего американского города. Я надеюсь пригласить вас осенью
на презентацию книги, которую мы издали только что, где собраны выступления лауреатов
Международной премии за исследования предпринимательства. Один из них, Скотт
Шейн, три года назад написал статью, где был подраздел под названием: «Почему
поддержка любых стартапов – это плохая политика». Он пишет там, почему плохая.
Потому что, например, в США, чтобы создать на протяжении 10-ти лет 9 новых рабочих
мест, нужно поддержать 43 стартапа. Давайте подумаем, есть ли в российском
бюджете средства на поддержку стартапов в таком количестве, чтобы вырастить
миллионы качественных рабочих мест.
Константин
Огрызько:
Мне
кажется, что надо разделить инновационный, высокотехнологичный бизнес и
традиционный. Для прачечных, химчисток, парикмахерских, может, правильно
развивать сетевые формы, сетевые компании. Дело в том, что в этой области
конкуренция не очень сильна, а конкуренция сетей друг с другом более
прогрессивна, на мой взгляд. Мы говорим о малом бизнесе, который независим, а в
этих случаях есть возможность, что он встроится в систему. Это тоже будет форма
малого бизнеса, но встроенного в систему с крупным бизнесом. Есть другие
варианты встроенности этого малого бизнеса. Это более сильная и живучая вещь,
наиболее прогрессивная.
Мария
Лудян:
Что
я хочу сказать? Первое – это в отношении единого социального налога. Сейчас в
Государственной думе уже рассматривается предложение по существенному снижению.
Многие предприниматели нам рассказали вот о чём. Почему они ушли из бизнеса?
Это, большей частью, молодёжь, которой надо идти в армию. Раньше им не надо
было выходить из предпринимателей, но сейчас, исходя из того, что, находясь в
армии, он должен платить налог, он вынужден уйти из предпринимательства.
Молодая женщина на время декретного отпуска могла не уходить из
предпринимателей, а через 2-3 месяца после рождения ребёнка могла начать
работать, хоть не в полную силу. Но она вынуждена сегодня платить полный налог.
Вот эти люди не учтены. Есть пожилая часть предпринимателей. Они часть времени
работают на даче, с апреля по август. Раньше они могли не выходить из
предпринимателей. Но платить за полгода, когда они не занимаются
предпринимательством, полный налог они не могут. Эти люди предприниматели. Они
налогоплательщики. Они сидят дома, но это
не иждивенцы, это предприниматели. В своём предпринимательстве они воспитывают
внуков, растят маленьких детей. Наоборот, все меры надо сохранять.
Во-вторых,
индекс «ОПОРЫ» нам что сказал? Что это была капля, прилипшая к стакану. А там
ещё есть неприемлемые моменты, которые производитель создаёт
предпринимательству. Что это за проблемы? Невозможность подключиться к
электроэнергии, недоступность. По 9 месяцев существуют только фамилия, имя,
отчество предпринимателя. Он открывает булочную и 9 месяцев не может
подключиться к газу в городе Москве. Проблемы ЖКХ. Многие малые предприниматели
связаны с этим. Они снимают первые этажи домов. На них действует это безумие,
происходящее в ЖКХ. Это для них непреодолимый барьер. Они не могут считать свой
бизнес. Они приходят со своими бизнес-планами к банку, а банк начинает задавать
вопросы о рисках, на что они не могут ответить даже, сколько стоит единица
электроэнергии.
Самая
большая проблема – это зарегулированность экономики. 37 видов прямых надзоров.
Каждый надзор обналичен. По экологическому надзору им нужно за деньги провести
замеры. Потом по этому замеру произвести расчёты, заключить договоры на отходы.
Причём, превышение объёма отходов, заключенного в договоре, грозит превышением
оплаты за отходы в пять раз. Я не говорю про пожарный надзор, охрану труда,
обучение руководителей, гражданскую оборону.
В
каждом доме есть лифт. Мы пересчитали, и я вам сейчас на одной линеечке покажу.
835 тысяч лифтов, 72 тысячи ежегодно вводящихся новых лифтов. У нас в стране
всего 6 предприятий производят лифты и одно импортирует их нам. Почему не
зарегистрировать это предприятие? Каждый лифт мы сертифицируем, хоть это не
объект. Лифт приезжает на объект. Его монтирует член саморегулируемой
организации. После того, как он смонтировал, он пишет декларацию. Как только он
передал этот лифт, его берёт заказчик. Лифт ещё никуда не поехал, не нажата ни
одна кнопка, а он тут же заключает договор об инспекционном контроле ежегодно.
А это полная оценка соответствия, инструментальные исследования и обязательное
страхование. Теперь возьмите 250 тысяч на лифт в год и умножьте на 835 тысяч,
только в лифтовом хозяйстве, не говоря про все остальные. Женщина в Москве
открыла пункт по ремонту одежды, у неё 12 швейных машинок, на которые есть 6
швей, одна уборщица и она – директор и главный бухгалтер в одном лице. Они
работают с хлопком и другими тканями. К ним пришёл экологический надзор и
запросил 100 тысяч рублей за то, что она не провела замеры, расчёты и
декларирование хлопковой пыли через неплотности окон. Эти нормы остались как
наследие советского периода. И, вот, с моим соседом, чиновником, которого
заставили считать риски, править и рассчитывать, всё это кончилось огромным
оттоком назад из этой области. Мы сегодня уже обсуждаем закон о стандартизации.
Зарегулированность – это самый главный барьер, он огромная составляющая
экономики страны. Потому что это больше 7% ВВП. Эти огромные деньги идут не налогами
в государственную казну, они идут не в производство и не в какой другой бизнес.
Они идут огромной армии людей, которая, на самом деле, ничего не подтверждает,
это торговля индульгенцией. Это всё рассовывается по карманам и прожигается.
Больше ничего. Эти девочки, подтверждающие соответствие, сегодня всё вам
сделают, и аттестацию рабочих мест, и эти девочки передаются по наследству. Это
надо снимать. Пока не будут сняты вот эти немыслимые вещи, ничего не будет. В
Америке, если к вам на частное предприятие кто-то придёт, передёргивается ружьё.
Какой надзор? В начале деятельности ты заполняешь эту декларацию. Если сам
заполнил, то надзирают. Если обратился к зарегистрированным, лицензированным
аудиторам, отвечающим по закону за свою деятельность, к тебе вообще никто не
ходит.
Андрей Збарский:
Я
главный редактор одного издательства. Пять лет назад стали выпускать газету в
Москве, у нас было 18 партнёров. Сегодня мы ссужаем двум крупным структурам.
Три года назад господа Х нынешней московской власти снесли не один десяток
киосков. Вернули они только тем, кто принадлежит к крупным структурам. Никто
убытки не возместил. Это были частные структуры. Они у нас брали 50
экземпляров. В Москве их практически уничтожили. Это с профессиональной точки
зрения, а ещё есть и бытовая точка зрения. Я живу в Северном округе. Здесь был
грязный, но один из самых дешёвых овощных рынков в Москве. Нужно было что-то с
ним делать. За последние три года у нас закрыли 15 небольших продовольственных
магазинов. Вы сказали, как трудно магазин открыть. А как их закрывают,
рассказывать не нужно. Магазин, где я покупал сахар и хлеб, снесут. Им за это
никто не платит. Эти тысячи людей, которые там работают, и москвичи, и приезжие.
Я по работе знаю, что происходит. В регионах ситуация чуть лучше. Там у нас
заключён договор с людьми, мы их никогда не видели. Они работают, но там тоже
происходит некое ссужение. Никакого развития малого бизнеса в нашей отрасли я
не вижу. В Москве остались сети, которые уничтожают мелкую торговлю. Это с
бытовой точки зрения. Я ближе к населению, чем к малому бизнесу. У нас
маленькое издательство, но мы работаем на большое издательство, входим в
структуру. Вот это то, что происходит в Москве. Ваша оценка очень оптимистична.
Константин Таратыркин:
Я
предприниматель. Я очень благодарен экспертам и предпринимателям, которые
пришли и активно всё обсуждают. Ситуация очень простая, житейская. Когда дети
приезжают к родителям, те говорят, что «ничего, мои внуки отомстят за меня».
Так и здесь. Вот, вы сейчас всё правильно делаете, но посмотрите. Очень мало
людей хотят стать предпринимателями, ещё меньше экспертов, желающих за нас
отомстить. Вот, что они сейчас делают, чтобы развивался бизнес? Все хотят
работать нормально.
Денис Волков:
Я
с 14-ти лет занимаюсь предпринимательством. Я хочу исключить первое: не нужны
никакие программы поддержки предпринимательства. Идеальный вариант, если бы
кто-то вышел и сказал, что не нужны программы поддержки предпринимательства, и
34 миллиарда рублей отправили бы в пенсионный фонд, и не стали бы нам повышать
налоги. Каждая программа поддержки предпринимателей относится только к одним
предпринимателям. Предприниматель не занимается распределением субсидий, мы
занимаемся другим: создаём рабочие места, пытаемся придумать новые продукты. Я
не хочу угождать какому-то чиновнику в плане получения какой-то индивидуальной
льготы. Это просто бред. Что касается налогов, жаль, что ушёл Ясин. Он мой
учитель. Я хотел сказать, что это неправильная позиция. Почему? Создать
инновационную экономику в стране очень просто, нужно просто изменить налоговую
политику. Что такое инновационные компании? 90% расходов на зарплату. У вас
инновационная компания, 90% расходов денег, если у вас шестые налоги в мире, вы
не можете создавать инновационную компанию. Это бред. Я её могу создать где
угодно, хоть на Кипре. Половина бизнеса из России уехала жить в Черногорию,
другие оффшорные зоны. Никакого инновационного бизнеса здесь с такими налогами
не будет. Налоговая политика должна быть другой. Налог на недвижимость большой.
А если ты что-то хочешь делать, то там должен быть маленький налог. Что такое
инвестиции? Я пытаюсь сделать что-то другое. Мне надо потратить очень много
времени и платить зарплаты людям, чтобы придумать какой-то новый продукт.
Почему я 60% своих инвестиций должен отдать государству, которое
перераспределит их по идиотским программам поддержки предпринимательства, а ещё
отдаст в виде дотаций сырьевым компаниям на севере, потому что там на пенсию
уходят раньше? Почему я дотирую сырьевые компании своими инновационными
средствами? Я не понимаю этой логики. Почему «Норильский никель»,
суперприбыльная компания, имеет льготы по выходу своих сотрудников на
пенсионный возраст, а другие компании, производящие инновационный продукт, не
имеют и должны за это платить? Это просто глупость. Нужно изменить налоговую
политику и убрать все программы поддержки предпринимателей.
Илья Хандриков:
Я
также из предпринимателей. Очень меня расстроил Дмитрий Сергеевич, но меня
радуют редкие случаи правды, которые я услышал от представителей экспертного
сообщества. Потому что у нас экспертное сообщество работает за деньги и чаще
всего ориентируется на заказчика. Тот редкий случай, когда мы видим достаточно
позитивный результат, это здорово. Я очень сожалею, что был сделан достаточно
торопливый анализ, и нельзя его оценивать как достаточно глубокий и системный.
Если что-то и было освещено в широком формате, то есть и пропущенные блоки. Это
говорит о торопливости. Есть, над чем работать. И хотелось бы обратить внимание
на то, что не хватило времени для выводов. Мне показалось, что выводов нет,
есть намёк. Не могу не сказать о главном. При нашем с вами сходе на Facebook
вы поддерживаете мою логику, что через институты предпринимательства есть
реальные серьёзные движения, потому что мы производители товаров и услуг и мы
работодатели. Через развитие институтов мы можем говорить о том, что в проблеме
бизнеса мы можем совершить реальный рывок. Говорят, что предпринимателям не доверяют
30% граждан. Граждане же потребители, граждан обманывают. Через развитие
институтов возможно создание прозрачной поляны, где можно защищаться. Не
создавать институт омбудсменов, потому что это надстройка над институтом
работодателей.
Александр Чепуренко:
То,
что сегодня здесь говорилось в ходе дискуссии, во многом дополняет картину,
которую мы нарисовали в своем докладе. Перед нами сегодня не стояла задача
перечислить все болячки. Сейчас существует запрос на формирование новой
повестки дня. Вот, Юрий Вячеславович его видит со стороны власти. Я этого не
вижу со стороны власти, я вижу его от определённых кругов предпринимательского
сообщества. Запрос, на повестку дня, на основе которой может быть создана
проработанная, детальная концепция, которую потом нужно будет продвигать и
заставлять власть с нею считаться. Поэтому мы и хотели предложить некие очень
общие принципы, общие подходы, понимая, что мы сознательно что-то здесь
упрощаем, чтобы понять, правильно ли мы видим картину. Выступления показали, что
картину мы вывели, в общем, правильно.
Мы
постоянно, десятилетиями пишем на какие-то съезды, конференции примерно одно и
то же: что воруют, что так нельзя. Многие из тех вещей, которые сегодня
говорились, говорятся не в первый раз. Почему экспертов не слышат? Интересный
вопрос, Юрий Вячеславович. Но мы же писали доклад о том, что происходит с малым
бизнесом, мы не писали доклад о том, что произошло со страной. Если бы мы его
писали, то, наверное, ответили бы, почему экспертов не хотят слышать. Потому
что, если нас послушать, то понятно, что рушится бизнес, построенный на
административных барьерах, на легальном крышевании, на перехвате бизнеса на
всех уровнях со стороны чиновников и членов их семей. От одного чиновника на
Северном Кавказе эксперты одной крупной организации допытывались, что,
наверное, коррупция у вас есть, ещё что-то мешает? Он долго терпел, потом
сказал: «Какая коррупция? Посмотрите наш бизнес в районе! Это – свояченица
главы, это брат, какая здесь может быть коррупция?»
Если
бы нас попросили написать, что происходит со страной, мы бы написали. Но это
сделано уже и без нас. За последнее время появилось много отличных текстов,
которые это объясняют. О природе приятельского капитализма, о том, как в рамках
этого капитализма инновационное предпринимательство вырождается в
предпринимательство непроизводительное и деструктивное.
По
части сомнительных публикаций: я отчасти согласен, что стон у нас стоит по
поводу индивидуальных предпринимателей, хотя тот, у кого годовой оборот 150
тысяч, в Москве сегодня уже не нужен. Он больше проблем создает, чем решает. В
крупном городе Москва есть ритейловые сети, есть всё. Отчасти можно
согласиться, что в некоторых сервисных отраслях правильнее продвигать сети. Но
основной акцент в докладе не на этом. Мы попытались использовать информационный
повод в связи с наездом фискальных органов на индивидуальных предпринимателей,
чтобы порассуждать о конфигурации политики, которую мы видим и которая должна
быть направлена на поддержку средних растущих предприятий, а через них и
прочего малого и микробизнеса. В рамках нынешней системы власти я не вижу сил,
которые могли бы поддержать такую программу.
Игорь Гурков:
Можно
высказать, что происходит с малым бизнесом. Я тоже проводил технический анализ со
своими студентами, чтобы запустить тот или иной российский бизнес. Отправились к
предпринимателям, две трети не поняли, остальные посмеялись.
Второй
момент. У меня частично историческое и экономическое образование. Был единственный
период в истории России, когда поддерживалось малое предпринимательство. И был
это 1567-1571-й год, время опричнины, когда вырезали крупных феодалов. Тогда
развивалось мелкое владение дворян. Это единственный исход победы малого
бизнеса в России. Потом наступила смута, и вообще ничего не осталось. Если мы
не хотим подобного решения, то другого я не знаю.
Юрий Симачев:
Я,
откровенно говоря, думал бы, что мероприятие сегодня бестолковое, если бы
коллега не сказал слова, которые мне кажутся критически важными, что не нужны
вот эти все программы государственной поддержки. Мы как эксперты догадывались,
но боялись сказать.
Очень
плохо, когда возникает монополизация на оценку ситуации в малом бизнесе. Я был
бы счастлив, если бы ассоциаций, которым можно было бы доверять, стало больше,
чтобы они не монополизировали право на истину. Нам очень нужна гетерогенная политика
с учётом того, что много разных условий, нужны разные ассоциации. Нет
универсальных решений.
Не
согласен с Евгением Григорьевичем по поводу налогов. Не надо их раскачивать для
малого бизнеса, надо гораздо осторожнее снижать, чтобы потом не пришлось повышать.
Это
миф, что нельзя бороться с административными барьерами. Можно с этим бороться.
В период кризиса была нормальная практика, и был эффект. Просто была
политическая воля. Надо востребовать эту политическую волю. Действительно, так
себе инвестиционный климат, но здесь должно быть меньше шоу-бизнеса.
Я,
всё-таки, в какой-то мере оптимист. Дело в том, что, когда вы предлагаете
реально конструктивную повестку, её трудно просто так отбросить. Если вы
говорите, что можно делать это, и говорите это доказательно, что,
действительно, надо выкинуть эту программу, потому что она не нужна, это
сильный ход.
Владимир Гимпельсон:
Был
интересный разговор, много вопросов обсуждали. Ситуация очень пёстрая, настолько,
насколько пёстрый сам малый бизнес. Несколько вещей кажутся очевидными.
Один
вопрос связан с политикой в отношении малого бизнеса. Проблема в том, что
всегда есть люди во власти, как и среди предпринимателей, которые
заинтересованы, чтобы политика содействия, регулирования существовала. Потому
что на этом кто-то выигрывает. Самой лучшей политикой, на мой взгляд, была бы
политика не мешать. Может это звучит не так политкорректно. У Жванецкого есть
такие слова, что у мужчины врождённое чувство ритма, ему, главное, не мешать. У
тех, кто идёт в предпринимательство, есть врождённое чувство, что делать, как
делать, жажда риска, готовность идти на это. Важно дать им возможность себя
реализовать. Как только мы начинаем строить программы содействия, понятно, что
значительный смысл их заключается в том, чтобы кусок по дороге отпилился. Кто-то
на этом деле сделает свой бизнес, кто-то на этом упрочил свою власть. Это
выносит наверх людей, которые зачастую, с самыми лучшими побуждениями начинают
руководить бизнесом, считают, что они из бизнеса и заботятся о нём. Они-то
знают, как надо. Я с таким случаем столкнулся. В середине 90-х оказался в
Красноярске на конференции по организации экономического сотрудничества и
развития. В здании администрации собралось 30 местных предпринимателей. Перед
ними выступал начальник отдела местной администрации, который болел душой за
это. Но когда он стал разговаривать с этими людьми, встал в позу начальника,
стал учить, как жить. Во время его выступления половина встала и ушла. Он потом
удивлялся, как же так это произошло, он ведь всё время на работе. Сегодня я вспомнил
об этом, когда Дмитрий Сергеевич говорил о замечательной форме поддержки
технопарка. Он сказал, что создают такую резервацию, дают массу льгот, пусть
сидят и будут счастливы. Вот это своего рода представление. И это хорошо
коррелирует с ответом на вопрос Игоря Борисовича про сушку белья. Вопрос не в
белье, а в том, что мы, жители города, имеем массу потребностей, которые должны
удовлетворяться на месте, там, где мы живём. Я жил в разных больших городах: в
Токио, Париже, Лондоне. И, когда ты снимаешь квартиру, и у тебя нет
профессиональной машины и сушки, ты не идёшь в центр города, ты где-то здесь элементарно
это делаешь. Это копеечная услуга, крайне удобная. Это малый бизнес. У нас
такое возможно? Возможно в Москве, даже в самом благополучном районе, пойти
пообедать в маленьком ресторане? В сетевом можно, но сеть не имеет ничего
общего с малым бизнесом, с предпринимательством. Вот это важные вещи, которые
должен делать малый бизнес. То, что я услышал от Дмитрия Сергеевича, наглядно показывает,
что нам это не нужно. Нам нужно, чтобы была резервация, где они сидят,
счастливые, а мы, начальники, о них заботимся и удивляемся, как это они не
счастливы.
Ещё
один сюжет, который не обсуждался. Мы все периодически нуждаемся в том, чтобы
отремонтировать квартиру, починить забор на даче, нанять сиделку для пожилых
людей, няню для детишек. Мы ищем эти услуги. Нам их оказывают микробизнес и
самозанятость индивидуальных предпринимателей. Очень мало, кто этим пользуется,
обращается в фирму. Существует огромная сфера микропредпринимательства в виде
неформального сектора, в виде занятости. Это всё равно всё есть. Когда мы
смотрим на цифры, что происходило в нулевые годы? ВВП на душу вырос почти
вдвое, занятость не изменилась. Занятость неформальная в разных формах
микробизнеса существенно выросла. Чем сильнее зарегулирована экономика, тем
хуже она реагирует. А там, где она чувствует меньшее регулирование, она
реагирует рабочими местами и занятостью.
Одна,
на мой взгляд, из важных тем это изучение выживаемости и развития
предпринимателей. Нормальная логика такая. Человек создаёт микробизнес, который
растёт и становится на ноги, становится малым, потом средним. Многие самые
крупные компании таким образом и возникали. Проблема с малым бизнесом в странах
со слабыми институтами заключается в том, что этого малого бизнеса может быть
очень много. Доля людей, вовлечённых в малый бизнес, в какой-нибудь
развивающейся стране Азии, Африки гораздо больше, чем в Западной Европе. Но они
обречены навсегда оставаться лилипутами, балансировать на гране выживания. Они
не могут подняться, выпрямиться и начать расти. Одна из основных проблем нашего
бизнеса та же самая. Можно создать микробизнес, можно каким-то образом в этом
существовать, но на развитие тяжесть регулирования ложится в полной мере.
Это
важная тема, тут много проблем, путь к их решению является не прямым, не
простым, не скорым.