Эффективности российского банковского сектора и регулирование рисков: открытые вопросы
Евгений Ясин
Банковский сектор в настоящее время один
из важнейших секторов в российской экономике, от которого в значительной
степени зависит, как будет она дальше развиваться. Мы пережили только что
валютный кризис, который был одним из самых тяжёлых испытаний в
посттрансформационный период. После кризиса, после реформ переносим мы ситуацию довольно трудно, хотя
добились благодаря центральным банковским властям определённых успехов. У нас
тут довольно солидная компания собралась по этому вопросу. Я надеюсь на очень
интересный семинар. И предлагаю слово нашему другу, Генриху Пеникасу. Значит
тебе 25-30 минут.
Генрих Пеникас
Коллеги, добрый вечер. Прежде всего,
благодарю за возможность сегодня выступить перед вами. Я хочу выступить с
докладом про эффективности, это сознательно, российского банковского сектора и
регулирование рисков про некоторые открытые вопросы. Яков Шаевич на одном из
семинаров сказал, если доклад научный, то я хочу узнать что-то новое. Я
надеюсь, что каждый из вас узнает кое-что новое сегодня. Возможно какие- то
вопросы будут может быть очень долгосрочны, но тем мне менее постараюсь на них
остановиться. Вместо плана расскажу, как буду рассказывать. Сначала расскажу, что
такое эффективность. Что можно понимать под эффективностью. Что есть цели,
ограничения и откуда происходит эффективность. Понять, а что мы знаем вообще
… мы говорим, эффективна, не эффективна банковская система, на что смотреть,
как смотреть. Если на примере разрезов
той же эффективности, что можно видеть. Некоторые дополнительные моменты, и вот
как ограничение остановлюсь более подробно на регулировании рисков, на сфере,
которая многим из вас знакома; и хочу показать некоторые моменты, на которые вы
обращали или не обращали внимания. И некоторые дополнительные моменты расскажу,
как рекомендации. Что мы знаем про банковскую систему. Некоторые штрихи, это не
всё, но некоторые моменты. Владимир Мау в «Вопросах экономики» во
втором выпуске про это не пишет, но он приводит список, топ-10 крупнейших в
мире компаний и говорит: «Вот вы видите, энергетика уходит из этого списка,
уступая IТ-компаниям. Хоть он и не пишет, но в списке
появляются банки. И вот это дополнительный момент, хотя он и не показывает, почему это важно. Ещё
интересный момент, например в Англии, Австралии есть отдельные сайты,
посвящённые банковским реформам. Казалось бы, зачем именно в этих странах? Но
это некоторый сигнал, что есть ещё два
момента, которые можно встретить, например, у Егора Тимуровича. У него есть два
высказывания. В одном он говорит, что банковский сектор, наверно, это отнюдь не
первая сфера, которую надо было либерализовывать в первую очередь. Это он
говорил в 2007 году. В другой книге он пишет, что банковская сфера и формирование
действенного надзора банковского — наверное, одна из сложнейших задач для
постсоциалистического государства. Ещё можно про эффективность найти раздел у
Александра Марковича Карминского. Он говорит что, это в 2010 году, что нужно
внедрять Базель II, что нужно
повышать капитальную базу в российских банках. Пока это просто как важные
моменты, которые стоит держать в голове как начало вопроса про
эффективность. Важно подумать, что можно сделать, как использовать или что
нужно поменять. Про эффективность очень просто. Задумывались вы или нет, на
самом деле эффективность банков она с одной стороны лежит на двух таких
понятиях – доступность финансовых услуг и финансовая грамотность. Очень много
исследований, которые проводятся по эффективности, они смотрят на эффективность
как некий результат эконометрических упражнений и другие. Я покажу, какие могут
быть оценки, как они могут получаться. Но я не видел ещё ни одного
исследования, где бы учитывалось как эффективность зависит от этих факторов. На
одном примере я покажу хотя бы первую идею взаимосвязи. Сама эффективность
действительно очень многогранна, и она зависит от того, как мы смотрим; кто
получатели эффективности или получатели результатов достижения цели. Может это
быть микро, макро цели или какие есть ограничения: внешние, внутренние. Можно
выделить две области эффективности по целям: микроэкономические,
макроэкономические. В микроэкономические цели можно выделить такие, как связанные
с корпоративными финансами и технической эффективностью. Корпоративные финансы
это что? Это разные соотношения биржевых и бухгалтерских показателей. Это
характеристики роста акций, организаций в прошлом, то что можем наблюдать. Что
такое рост акций в будущем? Вы знаете, есть рекомендации финансовых аналитиков,
которые делают оценку, какой будет рост. Это тоже некоторая характеристика
ожидаемой эффективности. Техническая эффективность. Есть методы оценки,
насколько эффективно банк производит, выпускает, насколько эффективен по
затратам. Есть макроэкономическая эффективность с точки зрения функций.
Насколько эффективно идёт финансовое посредничество, выдаются кредиты,
насколько создаются деньги, как проходят электронные платежи, для чего
используются пластиковые карты, достигается ли финансовая стабильность. Вопрос
экономического роста отдельно. Насколько крупный сектор в экономике, насколько
он создаёт деньги. Сейчас несколько примеров для двух банков, Сбербанк и
JPMorgan Chase. Сравнение, наверное, не совсем справедливое, хотя по
численности сотрудников банки одинаковые. И в одном и в другом 250 тыс.
человек. И тот, и тот являются системно значимыми банками. Только один,
JPMorgan Chase, самым системно значимым, глобальным системно значимым банком,
Сбербанк системно значимый для России. Что можно видеть? Вот здесь перечислены
показатели и цвета. Соответственно зелёный то, где мы лучше, жёлтые – где мы
нейтральны, красные – где мы хуже. Вот смотрите, некоторые моменты, которые,
понятно, что здесь и далее будут как идеи будущих исследований. По-хорошему
надо исследовать банки всех стран и сравнить их. Это будет сделано, но это пока
идея как можно смотреть. Что просто видно. Вроде бы достаточность капитала
одинаковая – по 12%. Но проблема в чём? Если посмотрите, прирост активов
взвешенных по риску активов 2 % у JPMorgan Chase, 40% у Сбербанка. Хотя
достаточность та же, поддерживается из года в год. Доходность вроде бы выше, но
если скорректировать на инфляцию, то это не сопоставимо. Вот здесь приведены
или разы, или разницы процентов. Соотношение активов на сотрудников. Один сотрудник
в Сбербанке даёт в пять раз меньше долларов активов, чем в JPMorgan Chase. И
это один из лучших банков, один из двух банков сейчас в экономике, который даёт
вообще положительную прибыль. Вопрос – что про другие банки? Понятно, нужно сделать
целостнее исследование, но с точки зрения показателей фондового рынка, если
взять вчерашнюю котировку Сбербанка, то интересно, что за последние 10 лет в
долларовом эквиваленте акции переросли JPMorganChase. Более-менее
сопоставимо. Даже котировки Сбербанка выросли больше на пятилетнем горизонте.
Последний год, который больший вклад и даёт, JPMorganChase+3%,
Сбербанк -40%. И соотношение сколько инвесторы готовы платить за рубль доходов
или чистой прибыли, в два раза различается. Это всё относительные показатели.
Мы не обращаем внимания на размер организаций, даже в относительных
показателях. Но это с микроэкономической точки зрения. С макроэкономической
точки зрения что будет? Если посмотреть
на Америку и Россию, просто как параллель «американский банк — российский банк».
Каково проникновение? Доля кредитов в ВВП: 240% , 50% — Америка, Россия. Экономическая устойчивость,
экспертная оценка в 6 и 4, у России меньше.
Инфляция, мультипликатор соотношения того, сколько создаётся денег, это только
соотношения показателя расширенных денег, базовых М2 к М0, опять же в 2 раза
меньше финансовая грамотность. Один показатель, по которому мы вроде как близки
– финансовая грамотность, это было исследование в 2012 году, баллы примерно
одинаковые, но проблема такая вот. Герман Оскарович Греф сделал доклад, в
котором рассказал, что за рубежом регулярное обучение ежегодно проходят 91%
сотрудников. Он говорит: «У меня в Сбербанке, 34%.» То есть это некий
сигнал на то, если сейчас может быть мы сопоставимы, то на перспективу, насколько,
к чему это приведёт? Простой показатель – банкоматов на миллион жителей в 4
раза у нас меньше. Мы по числу банкоматов на 1000 квадратных километров тоже в четыре
раза проигрываем, но это можно посмотреть. В любом случае у нас есть эта
проблема – техническая эффективность по затратам. Соответственно, отталкиваясь
от исследования, которое дальше будет, коллеги провели уникальное исследование,
но об этом чуть позже. Так вот они подсчитали, что эффективность в Америке 84%,
у нас 64%, но тут интересный момент. Андрей Владимирович, его мнение будет
интересно услышать во время дискуссии, проводил с коллегами исследование и
посмотрел, что если вычистить из отчётности валютную переоценку, то на самом
деле эффективность российских банков будет выше. Почему вот этот переход от 64%
к 80% важен, скажу дальше отдельно. То есть, всё-таки не всё так плохо. Разброс
показателя технической эффективности, ещё одна характеристика, разброс вот
этого показателя. Объясню, почему разброс, почему не точные значения опять же у
нас намного выше, показывает, насколько неустойчивей. Почему это важно, то есть
некоторые идеи о том, как можно смотреть на эффективность, о том, зачем вообще
смотреть. Я изначально показывал цели, экономический рост. Давайте я сначала
расскажу про исследования, почему буду использовать данные, которые были в
исследовании, которые я не собрал, к сожалению, потому что исследование
действительно уникально. Коллеги взяли данные по 8000 банкам в мире, по 152
странам. Правда, взяли 1996-2005 год и оценили насколько эффективны банки. И
вывели средние показатели по стране. Я буду использовать эти оценки, которые
они приводят. Я им писал, к сожалению, они не дают погодовые данные. Если бы
дали, было бы, наверное интересней. Но опять же, можно пересчитать, не очень
быстро получится. Тем не менее. У них есть ещё три интересных вывода, которые
Вам стоит иметь в виду. Первый момент. Они говорят, по их оценкам, в их
терминах, если эффективность превышает 70%, то тогда начинается наблюдаться
взаимосвязь эффективности и экономического роста. Помните, по их оценкам, в
Америке, эффективность 84%, у России 64%. То есть мы ниже вот этого порога,
хотя это было в 1996-2005 годы. Они ещё приводят, что если эффективность
вырастет на 10%, то ВВП на работающего вырастет на один процентный пункт. И ещё
некоторый момент важный для идеи, что экономический рост в развитых странах
больше связан с качеством услуг, в развивающихся – с объёмом. Почему это важно?
Я хочу показать, если сейчас смотреть на их данные по странам, действительно ли
мы видим вот эту взаимосвязь, действительно ли нам важна эффективность банков
или не важна. Что здесь есть? По горизонтали всегда отложены вот эти оценки
эффективности средние за 10 лет по стране. Им в соответствии по вертикали
поставлено значение показателей либо ВВП на душу населения, либо прирост ВВП на
душу населения. Если рассматривать ВВП, динамика аналогичная, просто не
привожу, но что здесь видно, не всегда невысокая значимость R-квадрат 5-7%. Тем не менее, есть положительная
взаимосвязь между эффективностью и уровнем ВВП и отрицательная между эффективностью
и приростом ВВП, то есть там где более технически эффективные банки или
эффективные по затратам, там как правило уровень ВВП выше, а прирост ВВП ниже.
То есть в принципе можно ориентироваться на повышение технической эффективности
и эффективности по затратам, если у нас есть цель повысить экономический рост.
Несколько других идей дам про
эффективность и другие показатели. Финансовая стабильность. Опять же
эффективность по горизонтали, значение финансовой стабильности по вертикали
положительно взаимосвязаны. Финансовая грамотность. Точек мало, исследование
охватывало 12 стран, тем не менее, тоже положительное.
Доступность финансовых услуг.
Эффективнее там, где более доступно. То есть это некоторые идеи, подтверждающие,
почему на эффективность нужно смотреть, но сейчас я хочу остановиться на том,
что есть ограничения эффективности и это вот то, что каждому из Вас близко.
Риски. Регулирование рисков. В регулировании рисков на самом деле, если их
разделить как некий элемент внешних ограничений, есть три уровня. Задумывались
Вы или нет, международный, национальный, уровень отдельного банка и в принципе
откуда они происходят, если международный задаётся Базельским комитетом
изначально и в принципе ведёт или определяет конкуренцию между банками и
фондовым рынком глобально; на национальном уровне. Когда уже Банк России
интерпретирует, корректирует стандарты Базельского комитета, тогда это влияет
на то, как наши банки конкурируют с другими за пределами страны. То, как вы
выстраиваете процедуры регулирования, управления рисками в банках, влияет на
то, как вы конкурируете с банками внутри страны. Для чего это важно? Важно, что
каждый из этих уровней, во многом происходит из того, что создавал Базельский
комитет. Поэтому мне кажется важно, напомнить несколько моментов про
регулирование, про историю банков. Те факты, которые я смог собрать, с тем,
чтобы вы соотнесли, знали вы или нет, какая вообще была история, потому что
сейчас идёт обсуждение, что надо поднять капитал. Такая проблема не реализуема.
А что было раньше, насколько для истории это значимо? Если посмотреть на 170
лет назад, то соотношение капиталов банка к активам было несколько иным. А
именно в 6 раз больше. Когда не было ни центральных банков, ни поддержки, ни
агентств по страхованию вкладов, в 6 раз больше. Как вы понимаете, «Базель III» дал эффект за три года, с 2010 года по 2013 по
данным Всемирного банка общий мировой прирост, который достигнут по наращению
капитала 0,4%. И вы представляете, какими усилиями это достигнуто, при том что
относительно того уровня — это источник из Канады, 1841 год — 56% насколько это
достижимо, насколько вообще сопоставимо; вообще масштаб и усилие, опять же с
точки зрения эффективности. Чтобы вот вы сейчас посмотрели, что происходило в
1841 год, начало века, то есть всё регулирование, которое начало появляться,
обратите внимание на вот эту плоскую часть, и, соответственно, что происходило.
Вот как раз сейчас про регулирование рисков, что бы рассказывать, сейчас как
раз запомните вот последний участок, плоский участок, что было после него?
История последних 40 лет. История Базельского комитета в одном графике. Если
красный график индекс S&P 500, синий — некоторый очень специфический
временной ряд, число страниц Базельского комитета опубликованный им. То что мне
удалось почитать, что за 40 лет Базельский комитет опубликовал 453 документа.
Всего лишь объём 16 тысяч страниц. Это в принципе очень мало. Есть
вице-президент банка Англии, Эндрю Халдейн, он посчитал, указывая на причину
кризиса 2007-2009 года, когда развивались производные продукты (CDO-squared), если
пересчитать число страниц документации меморандумов к этим деривативам, у него
получилось, что на одного инвестора приходилось один миллион страниц. Вам
оценить, насколько вообще понимаем такой объём. И опять же. Насколько это
эффективно? Алексей Анатольевич приводил пример одного из последних документов Базельского комитета, в
котором простое регулирование содержит 493 параметра к оценке по рыночному
риску. Это к вопросу о простоте регулирования. Поэтому, что хотел бы показать вехи.
Как Вы помните, каких усилий, страниц стоило публикация «Базель I» в 1988 году, «Базель II» в 2006 году, «Базель III»
в 2010 году.
Те кто из Вас работают знают, что есть
некие риск параметры, которые включают функцию; и банкам надо параметры ежегодно переоценивать, а вот
сама функция, она никогда не пересматривалась ещё с 2006 года. То есть
получается некая дилемма. Про «Базель III» одна идея,
чтобы Вам запомнилось. «Базель III» говорит:
«Надо снизить системный риск». Есть лаборатория, которая считает
системный риск по миру. Если посмотрите, да, действительно, вот здесь системный
риск за последние 2 года снизился, но проблема в том, что после публикации
Базель III он сначала вырос, то есть реально он на том же
уровне остался сейчас. Вопрос насколько
это эффективно — сомнительно, но основная проблема не в этом. Основная проблема
в подходе к определению риска. Дело в том, что когда риск имеет малый размер,
кто из вас помнит экономическую теорию, он тогда является частным благом. Его
можно регулировать, оценивать одним способом. А вот когда он является
системным, можно показать, что он является общественным благом и тогда, то, что
мы знаем, модель Value-at-Risk, модель
Блэка-Шоулза, её риски и так далее, это всё уже не применимо, это не то. Вопрос
— как его можно регулировать и вот здесь та идея, которая может быть необычна,
но что если посмотреть на проблему другого общественного блага, дорожного
движения? Смотрите, есть такие
замечательные идеи. Сейчас поясню, но вот несколько ассоциаций. Если сравнивать
банк с инфраструктурой; если финансовые операции сравнивать с автомобилями;
риски, убытки — с авариями, то есть на самом деле два подхода к регулированию.
Правило инфраструктуры. Подумайте, каково число аварий на нерегулируемом
перекрёстке и на развязке. Какая площадь требуется для организации
нерегулируемого перекрёстка и развязки? Из этого, как заключение основное, что
получается? Что в принципе для крупных операций крупные банки, не обязательно государственные,
они на самом деле должны быть более эффективными. Будут более эффективными и
здесь, когда такой момент, инфраструктура развязки; там нет светофора, там нет
правил, там нет регулирования. Поэтому ассоциативно становится целесообразным предложить,
что для крупных банков не должно быть регулирования, не должно быть поддержки.
Для малых может быть. С точки зрения «Базель II»
есть другая параллель с автомобилями. Какое есть наблюдение? Автомобили в
развивающихся странах, автомобили с повышенными системами безопасности, они
попадают в большее число аварий. Почему? Потому что водители полагаются на
систему безопасности. «Базель II» тоже как
система безопасности. Если на него полагаться в системе не достаточно развитой,
оно тоже будет приводить к повышенным авариям. Поэтому моя рекомендация, то что
«Базель II» нужно отложить внедрение в России; отложить до
момента, когда мы достигнем того уровня развития, какой был у Европы, когда в
2006 году его внедряли. «Базель III» — про эффект я
показывал насколько он не оправдался — в принципе, на мой взгляд, целесообразно
отменить. Вот это те посылы, которые я бы хотел вынести на обсуждение. Спасибо
Вам.
Александр Хандруев
Добрый вечер. Докладчик показал то, как
не надо смотреть на эффективность. Как можно по одному банку судить об
эффективности? Хотя бы потому, что JPMorgan Chase — это глобальный игрок, а
Сбербанк — в лучшем случае региональный игрок. Это первое. Второе, но не менее
существенное, в публичных компаниях, в банках, которые котируются на бирже у нас,
раз, два, три и обчёлся, да? Это исключение. А в США ситуация на фондовом рынке
совершенно другая. Ну как можно судить об эффективности банковской системы тогда.
Я больше чем убеждён, что 2007 году самым эффективным был бы Ситибанк.
Эти сравнения очень неудачны. Из доклада
Генриха Иозовича и из его выступления следует, что российский банковский сектор
является неэффективным. Я вот стал смотреть, какие это факты. Во-первых,
неправомерно сравнивать глобального игрока американского с одним банком российским.
Дальше идёт отражение того, что повышенные риски у российского банка. Котировка
на бирже. Динамика котировок. Я ещё раз повторяю, что подавляющее большинство
российских банков, их акции, даже если они акционерное общество открытого типа,
не котируется на рынке. Нельзя сравнивать, понимаете? Есть другие измерения. Я
об этом чуть дальше скажу. И то, что сейчас инвесторы на раз заценивают рубль,
это надо говорить не в укор Сбербанку, а это уже повышенные риски российского
фондового рынка в целом, а не банковской системы как таковой.
В выступлении Генриха Иозовича
прозвучала такая мысль, что с точки зрения макроэкономических параметров,
российский банковский сектор является менее устойчивым, так сказать, 4 балла
против 6. Но, извините, 4 и 6 , это уже очень близко. Это я бы сказал, честь
делает российскому банковскому сектору, что у него 4, а не 6. Понимаете? Из 10
баллов набрать 4, тогда как американцы 6
набрали, ну это я бы сказал, оценка хорошо. Если бы было 3 и 7, это троечка.
Если бы 2 и 8, это двоечка, совсем плохо. А вот 4 это не плохо. Дальше. Создаёт
гораздо меньше денег – мультипликатор два с половиной в России против пяти и
двух в США. Но опять-таки, Генрих Иозович, вот я вам специально здесь ниже
привёл пример Японии и могу привести пример других стран. Красное, это денежная
масса, а синее, это денежная база. И вот
так скачут и как менялся мультипликатор, ничего сделать не могут они. Дело в
том, что взаимосвязь между денежной базой и денежной массой, она требует определения
выборки и создания временных рядов, которые дадут достоверные значимые
результаты. Если Вы возьмёте 2009 год в США, когда начал раздуваться баланс
ФРС, там очень сильно увеличилась денежная база. А денежная масса, она, надо
сказать, с такими темпами не увеличилась, уменьшилась. Там падал
мультипликатор. Это мы тоже сейчас наблюдаем в еврозоне, когда ЕЦБ от 40 до 60
миллиардов евро увеличивает денежную базу. Поэтому я могу взять другой
временной интервал, не важно какой – месяц, квартал, год, 10 лет, как вы Японию
взял за 6 лет. Вы увидите, что картина будет крайне неоднозначна. Потом, какая
денежная масса? У нас какая? М2 или М2х? Какая? Если М2х, то это будет другое
значение. Мультипликаторы. Понятно, что это валютные остатки. А какое
определение дают в США М2? М2 гораздо шире. Там же в этот агрегат входят казначейские
облигации. Может быть им надо смотреть, как расширить деньги и так далее?
Поэтому это очень не внятно, не убедительный аргумент.
Вы говорите отношение кредитов к ВВП.
Позвольте, доллар США — это резервная валюта. Американские глобальные банки
основные, крупнейшие банки, кредитуют во всём мире. Всех кредитуют, у них
объёмы понятно. Более того, все крупнейшие американские банки являются
участниками параллельных банковских структур. Это мы хорошо знаем. Поэтому
объёмы кредитования, кредитное посредничество, там по определению должны быть
выше. И это опасно, кстати сказать. Я привёл пример. Вот объёмы субстандартных
кредитов США. Оценка консервативная. 2001 год — 120 миллиардов, 2006 год, к
началу глобального финансового кризиса, оценка консервативна я повторяю,
скромная, 800 миллиардов. О как отношение к ВВП раздулось? Понимаете? И что?
Что вы хотите, чтобы в этих тараканы сидели и прочие? Нельзя судить по
отношению кредитов к ВВП о качестве кредитных портфелей, о структуре кредитного
портфеля. И о системных рисках, которые с собой несут вот эти темпы роста.
Поэтому здесь надо быть очень осторожным.
Вы говорили о том, что эффективность
банковского сектора измеряется тремя параметрами, в вашем тексте и в вашем
выступлении, это доступность финансовых услуг, финансовая грамотность и
управление рисками. Возьмём доступность финансовых услуг. Вы же сами в своём
тексте приводите ссылку на то, что мировой банк по сотни параметров оценивает
доступность услуг. Я не поленился и открыл сайт Банка России. Там есть
аналитические материалы, платёжные расчётные системы, 2012 год, по состоянию на
2012 год. Россия по количеству банкоматов на один миллион жителей опережала
Германию, Францию, Бразилию, Италию, Китай. Да, уступает немножечко Бельгии и
уступает немножко Канаде и возможно США.
Вы говорите о доступности финансовых
услуг. Пожалуйста, количество лимитированных карт на одного жителя по странам
на 01.01.2013 года. Тоже данные Банка России. Я не считаю, что когда у нас Тиньков раздаёт карточки, и поэтому у
нас больше. Да, у нас есть такой момент, что раздали, а ими не пользуются, но
тем не менее. По количеству лимитированных карт, мы, в общем-то, вышли на
уровень Германии и Франции, и даже опережаем Италию, близки к Бельгии в странах
Европейского Союза. А ещё больше динамика проникновения в интернет. Не для кого
не секрет, что сейчас по интернет-банкингу и по мобильному банкингу мы являемся
лидерами, по крайней мере, в Европе это точно. Понимаете? И вот как же говорить,
что у нас за ответственность услуг, мы на порядок отстаём от других стран.
Более того, понимаете, хотим мы или не хотим, я заканчиваю скоро, есть
общепринятые показатели эффективности банковского сектора. Можно говорить про
макроэкономические параметры, то что я называл отношение кредитов к ВВП,
финансовая стабильность, понятия там условны, впрысни Центральный банк денег и
устойчивость повысится на время и всё будет нормально. Всё-таки имеет значение
микроэкономический показатель. Понимаете, хотим мы или не хотим, но ничего
лучше нет. Хотя это самые плохие показатели, что может быть, но ничего лучше
человечество не придумало. Это ROE и ROA. Это рентабельность капитала и рентабельность активов.
Вот вокруг этого можно прыгать и говорить, что есть проблема прозрачности
отчётности. Фальсификация отчётности, это серьёзная проблема. Есть проблема
искусственного реформирования финансового результата. Как агрегировать величины
эти? Но, тем не менее, мы видим, что если взять за период с 2005 года, общая тенденция к снижению
рентабельности активов к 2009 году. Это был кризис, резко упала рентабельность
капитала. Потом она восстановилась, ну и к 2013 году, когда началась стагнация
и сползание вниз, продолжилась плюс ещё секторально, это и санкции и в 2014
году привело к тому, что у нас рентабельность капитала упала ещё больше. А
рентабельность активов, она как бы имеет тенденцию к движению, но делится на
уровни. Вот если взять данные, вот я сейчас взял данные начала 2013 года,
потому что данных других пока нет, но может в России будет поменьше. Вот, пожалуйста,
рентабельность активов банковского сектора. Да, пока 1,9 сейчас. Вот последние
данные в России 1,6 по — моему, я не помню, сейчас вот был 1,9. Но тем не менее
всё равно Россия на фоне Бразилии, Чехии, Китая, Польши, Индии, Швейцарии, США,
ну да, можно сказать что надо. Мир живёт в номинальном значении, понимаете, а
не по реальным значениям. Это всё равно надо пересчитывать и так далее. Поэтому
если взять микроэкономический показатель, то здесь я бы не сказал, что можно
сделать вывод однозначно о неэффективности банковского сектора.
Всё-таки, какие сейчас, на мой взгляд,
наиболее существенные проблемы можно обозначить при анализе эффективности
банковского сектора? Я обозначу три проблемы и на этом остановлюсь.
Первая проблема. Как рассматривать
эффективность банковского сектора, который сидит на игле государственной
поддержки, государственной помощи? Я не только Россию имею в виду. Вот я, например,
рассматриваю рекапитализацию или докапитализацию, проводимую государством как
закамуфлированную форму санирования банков. Санирование банков. Что это такое?
Как можно оценивать эффективность вот этой банковской системы, не только
российской, кстати сказать. Как оценить Коммерцбанк в Германии, как вообще
оценивать немецкий банковский сектор? Когда Коммерцбанк сидит на игле, он
поддерживается государством. Как оценивать банковский сектор США? Извините,
пожалуйста, а сколько было влито денег? Сколько было влито денег ФРС? Сколько?
Причём в отличие от России, ФРС деньги по разным программам осуществляла. Там были программы поддержки
малых и региональных банков. Это первое измерение, очень важное.
Второе измерение. Об эффективности
банковского сектора очень важно судить и по тому, какая форма собственности
преобладает. Я понимаю, что проблема приватизации Госбанка в России, к сожалению,
не имеет, пока не имеет практического решения, пока. Но это не значит, что эту
проблему не надо решать. Вот моя точка
зрения, что государственная собственность в финансовом посредничестве является
той формой, которая обрекает банковский сектор на низкую эффективность. Не
могут быть государственные банки по определению сориентированы на повышение
эффективности. Потому что возникают эффекты moralhazard, возникают эффекты приятельских отношений с
отраслевыми ведомствами и кредиты выдаются по политическим критериям,
соображениям. Я могу много чего сказать и так далее. Я не в плане какого-то
осуждения Госбанков, Вы меня правильно поймите, я ещё раз повторяю, что
проблема приватизации Госбанков в России сейчас, к сожалению, не имеет
практического решения. Но это не значит, что этой проблемы нет. Поэтому вот
если критиковать банковскую российскую систему, так за то, что мы наблюдаем
перманентное неуклонное повышение удельного веса и в активах, и в пассивах, и в
кредитах и во всём банков государственного участия. Вот так вот это, а не
отнюдь не то, что вы говорите. Банковского сектора, да. Первая проблема – это
государственная поддержка.
Дальше возьмём рефинансирование. 65-70 %
рефинансирования получают 3-4 банка с государственным участием. А как же, если
кредитор последней инстанции, если вы говорите на всех перекрёстках, что инфляционное
таргетирование является целью политики, вы же проводите политику по существу,
такую, своеобразного, квази-количественного смягчения. Когда увеличили, резко
расширили объёмы кредитов под нерыночные активы. А что это нерыночные активы? И
получается, что Центральный Банк стал источником кредитования. Он принимает на
себя кредитные риски. Это же ненормально вообще-то. Но возможно, в рамках новой
реальности это нормально, но я считаю
эту новость ненормальной.
И последний, третий момент. Понимаете,
об эффективности банковской системы можно говорить о том, насколько она может
эффективно противодействовать формированию и реализации системных рисков. Вот
что важно. И то, что в США закон Додда-Франка принят, и то что в США, правда далеко
не всегда успешно, дело это как-то ограничить, системные риски и их
формирование, говорит о том, что американская система банковская, она более
эффективна, чем российская.
Евгений Ясин
Но не как шесть к четырём.
Александр Хандруев
Видите ли в чём дело, шесть к четырем,
Евгений Григорьевич, десятибалльная шкала. В США шесть — годовая экономическая
устойчивость.
10 баллов это супер. В США 6, у нас 4.
Вы знаете, это не плохо. Учитывая, в каком состоянии у нас находится экономика,
это очень здорово. Я закончил. Спасибо большое.
Андрей Верников
Добрый вечер, уважаемые коллеги. У меня
есть три конкретных комментария и одно
чуть более общее суждение. Я попросил открыть слайд 5, на котором дерево целей. Оно получилось у Генриха
Иозовича только потому, что он выступал по-русски. А если бы по-английски, то
не очень получилось бы, потому что по-русски есть только одно слово –
«эффективность», а в английском языке разных слов больше. И если вот на
микроуровне действительно оперируют этим
понятием Efficiency (как банки сами, внутри себя используют
ресурсы, которые им попадают в руки), то другие взаимодействия описываются уже
другими словами. То, что банки делают для всей остальной экономики, это уже
термином Efficiency не обозначается, а описывается как-то
по-другому. Этоможетбыть Effectiveness, Impact, Relevance, Financial
penetration итакдалее, ноэтоужене Efficiency. В связи с вот деревом целей возникает
две группы вопросов. Во-первых, это так называемая проблема сводимости, а
точнее несводимости. На эту тему любят академические экономисты рассуждать:
сводима ли сумма интересов индивидуумов к интересам общества в целом. И
консенсусное мнение таково, что несводима. Одно дело сто разных сосенок, а
другое дело лес. Аналогично, сумма всех
банков и сумма всех эффективностей микро-уровня не равна макроцелям и
эффективности на макро-уровне.
Во-вторых, может показаться, что это
вещи взаимодополняющие. Но, к сожалению, это может быть не совсем так, потому
что в каком-то смысле цели микро- и макро-уровня могут даже находиться в
антогонизме. Основной источник повышенной рентабельности активов и капитала
российских банков — это довольно широкая чистая процентная маржа (разница между
стоимостью привлекаемых и размещаемых ресурсов). То есть, по сути, источником
этой повышенной доходности являются те деньги, которые российские заёмщики
переплачивают за банковские кредиты, а российские вкладчики недополучают в виде
процентов по своим банковским вкладам, и все мы переплачиваем в виде комиссии
за банковское обслуживание. Конечно, идеологи банковского сектора возразят и
скажут, что это не правда, что это не Zero-sumgame
(игра с нулевым результатом, то есть ситуация, когда выигрыш одного участника
равен проигрышу другого). Но в каком-то смысле это именно Zero-sumgame. Поэтому сводимости здесь, к сожалению, нет. По
следующему слайду номер 6. Александр Андреевич уже упомянул JPMorgan Chase. Но найти подходящий банк для
сравнения со Сбербанком России дело очень не простое. Количество сотрудников в
Сбербанке и JPMorganChase совпало, но бизнес модель абсолютно другая.
Как и социальное ожидание или конечный смысл существования (raisond’ȇtre). Так вот,
найти для Сбербанка хорошее сопоставление (match) не просто. В Америке я такого финансового
учреждения вообще не знаю ни одного. Если покопаться, то можно найти
более-менее аналогичные учреждения в Европе. В Германии это земельные банки (Landesbanken), возглавляющие сети сберегательных
учреждений (Sparkassen). В
Испании тоже есть
специализированные сберегательные учреждения – Cajasdeahorro,
некоторые из них обанкротились и были укрупнены, так возник банк Bankia, у которого тоже не очень хорошее положение. Так
вот, если Сбербанк России сравнивать с этими учреждениями, то на их фоне он
очень неплохо смотрится, должен сказать. И динамика там тоже положительная.
Когда я смотрю на слайд 6, то чувствую, что я больше оптимист, чем докладчик:
на мой взгляд получается, что стакан наполовину полон, а не наполовину пуст. Потому что на этом слайде
много финансовых показателей много, но вот лично для меня важны три показателя:
это CAR, ROE (returnonequity, рентабельность
капитала)
и CIR (cost-incomeratio,
соотношение операционных расходов с доходами банка). В подписи к слайду 6
написано, что всем значимым показателям Сбербанк уступает, но я не верю глазам
своим, потому что на самом деле не уступает. Даже если сравнивать с JPMorgan
Chase, то CAR у него примерно такой же, ROE
у него выше, а коэффициент эффективности
тоже не ниже. То есть для самобичевания я не вижу оснований. Мы с
соавтором Михаилом Мамоновым (он здесь присутствует) провели эмпирическое
исследование, Генрих Иозович на него ссылался в своём выступлении. Мы
провели анализ эффективности по издержкам
разных банков, немного модифицировав. Если коротко, то не подтвердилась общепринятое мнение о
том, что наши госбанки заведомо неэффективны. Не получилось у нас такого, как ни пробовали и ни тестировали результаты на устойчивость. Не
видим мы этого. Конечно, мы учитывали такие серьёзные факторы, как
господдержка, рыночная сила, это всё современные эконометристы умеют учитывать.
Но вот не нашли мы того, что госбанки заведомо менее эффективны. А теперь чуть
более общее суждение. Мне кажется, что попытка в одно регрессионное уравнение
загнать все вот эти факторы и на выходе самые разные параметры — как микро-,
так и макроуровня, сделала задачу на
инструментальном уровне просто нерешаемой.
И в связи с этим, собственно говоря, вторая часть доклада была посвящена
регулированию, рискам и так далее. Я в целом с идеологией согласен, но только
не очень понял, как это с эффективностью связано? Но есть одно предложение, о котором я хотел сказать, прежде чем завершу.
Сейчас довольно популярно такое
направление анализа, как анализ регулирующего воздействия. И естественно, что
Базель тоже стал предметом такого анализа, и экономисты стали пытаться
смоделировать — а что же действительно произойдёт с банками, если они внедрят у
себя все требования Базельского комитета по банковскому надзору. Есть одна
работа, которая мне нравится, её написал профессор Виньяш ди Соуза (LucioVinhasdeSouza),
есть такой экономист, он работал в рейтинговом агентстве Moody’s. Суть работы в
том, что внедрение Базель III приведёт к
сокращению кредитования банками национальных экономик. Люди своими руками по
большому счёту душат кредитную активность в своих экономиках. Вот зачем это
делают, вопрос. Это глупость или это диверсия? — не знаю. Может быть, сочетание
глупости и диверсии. Потому что люди преследуют не вполне понятные цели — что-то сделать с капиталом банков, а зачем?
Если мы механически это всё будем повторять и внедрять, то может
получиться, что у нас кредитовать никого
нельзя вообще, в принципе. Рейтингов ни у кого нет; либо они невысокие,
качество заёмщиков тоже. А капитал надо всё больше наращивать и наращивать.
Хотя по уровню достаточности капитала,
по официальной отчетности, во всяком случае, наши банки не уступают. У нас достаточность капитала выше, чем в целом ряде
банковских систем западноевропейских стран или в США. Другое дело, конечно, это
качество отчётности, насколько этим цифрам верить, действительно ли этот Н1 —
это столько капитала в системе, это другие вопросы. Но, ещё раз, мы работаем с
той статистикой, какая есть.
Я подвожу черту, что, в общем, конечно,
постановка вопроса в докладе глобальная, и с одной стороны это очень привлекает
– одним ударом сразу много задач решить. Но, возможно, оборотная сторона этой
монеты это то, что я не представляю, как
это корректно перевести на инструментальный уровень, и как эти зависимости
можно доказать. Я из доклада этого, к сожалению, пока не понял. Спасибо.
Алексей Лобанов
Добрый вечер! Спасибо большое за
приглашение. Нечасто выпадает возможность поучаствовать в научном мероприятии.
То, что я буду говорить, не является отражением мнения Банка России, это мой
личный взгляд на эту проблему, благо приходилось ею заниматься в моей научной
жизни как исследователю. Наверное, я коснусь нескольких тем, чтобы перейти
потом к главному, к тем рекомендациям, которые адресованы обществу, и, в
конечном счёте, его институтам. Говоря об эффективности банковского сектора,
хочу присоединиться к предыдущим ораторам. Я разделяю во многом то, что они
говорили в плане критики. Хотел бы отметить такой аспект, что, наверно,
всё-таки нужно проводить границу, причём понимая их диалектическое единство и
противоположность, между двумя формами эффективности любой системы, в частности,
банковского сектора: общественной и частной эффективностью, которые могут иметь
разные знаки. Экономическая история даёт богатый материал для того, чтобы найти
примеры разного сочетания знаков этой эффективности. Вспомним наши 1990 годы,
когда частная эффективность зашкаливала. Для создателей банков это был
сверхприбыльный бизнес. Об общественной эффективности этих банков, наверное,
говорить трудно в сколько-нибудь общепринятом смысле этого слова. До сих пор
отзывают лицензии у банков, созданных в те годы, именно в начале 1990 годов. Мне,
как практику в настоящий момент, хотелось бы прийти к каким-то понятным
индикаторам, на основе которых можно было бы принимать решения. Я понимаю, что
это иллюзия, идеализм, когда мы говорим об измерении такого сложного явления,
как эффективность, одним показателем. Очень хочется построить каким-то образом
синтетический индикатор, пусть даже отдельной, частной эффективности, что проще
сделать в силу уже всего сказанного сегодня. Сложнее это сделать для
общественной эффективности, потому что она измерима многими различными
показателями, и в каких взаимосвязях они между собой могут находиться – сказать нелегко. Говоря о сравнениях,
параллелях, которые можно уже провести в эмпирическом анализе, я бы всё-таки сравнивал, наверно,
руководствуясь методом, как раньше говорили, исторического материализма, – то,
что сравнимо не только в пространстве, но и во времени. Время, в котором мы
находимся, с точки зрения финансового сектора, банковского дела, несравнимо,
наверно, с тем состоянием, в котором находятся финансовые системы развитых
стран. Хотя бы в силу разной длины пройденного пути. Сколько лет банку JP Morgan
Chase? Сколько лет Citigroup, о которых
упоминали сегодня? И сколько лет нашему банковскому сектору? Это нужно
обязательно принимать во внимание. Сбербанку много лет, да, но Сбербанк
претерпел существенные пертурбации в процессе своих 150 с лишним лет развития,
выступая, в том числе, и как государственная структура. Те же банки развивались
более или менее однородно. Я бы сравнивал просто ради интереса, необязательно,
что это анализ приведёт к каким-то громким результатам. Наше состояние можно
сравнить с тем, которое было в тех же США в 19 веке. Не было ещё никакого
Базельского комитета, не было базельских соглашений, не было вообще консенсуса
вокруг регулирования финансовых систем как таковых. Была высочайшая степень
нестабильности. Почитайте материалы о том, что происходило на рынках США.
Непрерывные банкротства, которые усугублялись ещё и тем, что банки ещё
выпускали собственные банкноты, они ещё выступали эмиссионными центрами при
этом. А можем ли мы говорить о том, что банковская система в США, находившаяся
в состоянии высокой турбулентности, была неэффективна в то время? Не думаю.
Потому что банки всё-таки, несмотря на свои издержки, функцию свою выполняли и
экономику финансировали. Опять же к вопросу о том, какая должна быть по знаку
связь между стабильностью и эффективностью? Вопрос сложный. Наверно, он имеет
разный ответ на разных стадиях развития финансовых систем. Отдельно хотел бы
ещё сказать про регулирование, которое рассматривается разными исследователями
и заинтересованными лицами нередко как зло. Иными словами, как некая нагрузка
со стороны общества на отрасль, которая давит на производственную функцию
банков, увеличивая их издержки и вроде бы снижая частную эффективность, как
минимум, не давая им развернуться в полную мощь, как они могли бы, не будь
регулирования. Это как раз то, к чему нас призывает уважаемый докладчик, по
крайней мере, в отношении крупных банков. Но нужно понимать, что современное регулирование,
особенно такое сложноустроенное, как «Базель II»,
«Базель III»
одновременно создает для банков много новых возможностей для ведения бизнеса.
Если вы обратитесь к современным инвестбанкам, в том числе работающим в Москве,
вы удивитесь, что они предлагают услуги, которые выстроены вокруг современного
регулирования. При появлении нового регулирования они видят в этом, в первую
очередь, возможность заработать. И не факт, что они зарабатывают меньше, чем
теряют на этом регулировании. У меня нет такой уверенности. Нет уверенности,
что так было, по крайней мере, последние 20 лет. Вспомним, рынки секъюритизации,
огромные по масштабам рынки, как считали, возникли не в последнюю очередь как ответ на появление
«Базель I», который создал большие возможности для регулятивного
арбитража. Вот Вам пример того, что регулирование необязательно оказывает однозначно
негативное влияние на частную эффективность. Насколько монотонно по знаку это воздействие на
общественную эффективность, сказать сложно. Потому что всё, что делается в
части регулирования, оправдывается заботой об интересах общества, поскольку
финансовой отрасли присущ моральный риск в наиболее ярко выраженной форме.
Теперь хотел бы перейти, понимая
ограниченность во времени, к рекомендациям, чтобы их прокомментировать с точки
зрения сочетания теоретического опыта и того, что мы наблюдаем в нашей
практике. Первый тезис звучит как: «необходимо иметь крупные банки,
необязательно государственные». Я готов под ним был бы подписаться, если бы его
ещё переформулировать в таком звучании: «Необходимо иметь банки, способные
финансировать такую экономику (по масштабам), как российская», – а какие
это банки по размеру крупные или средние, наверно, жизнь покажет. Что произошло
в прошлом году, когда нашим крупнейшим заёмщикам отрезали доступ к зарубежным
рынкам, они, естественно, стали обращаться к нашим крупным банкам в поисках
рефинансирования. Они сталкивались при этом с ограничениями, потому что наши
банки были не готовы выдавать им те суммы, которые были им нужны, а это были
большие суммы, Банки указывали на то, что у них лимиты исчерпаны, у них просто не
хватает капитала, для того чтобы выдавать требуемые деньги, даже если они у них
потенциально есть. Это несовпадение потребности заёмщиков в финансировании и
способности финансового сектора предоставить это финансирование приобрело
совершенно драматические формы. Мы получали письма и с той стороны, и с этой
стороны, при этом некоторые из них призывали отменить это регулирование, и дать
наконец-то возможность российской экономике дышать.
Это тот тезис, который идёт вторым
пунктом. Для крупных банков необходимо полностью отменить регулирование и
поддержку. Я боюсь, что если этот тезис предложить банкам, они будут готовы
подписаться только под его первой частью — отменить регулирование. Даже если на
словах они скажут, что мы не придём больше за поддержкой, они за ней всё равно
придут. Просто так устроена объективная экономика и жизнь, что эти организации
не могут существовать, не пользуясь теми или иными формами поддержки в силу
своего масштаба и их влияния на экономику в целом. Отменить регулирование,
наверное, можно, но что за этим последует? Когда я этот тезис прочитал, мне
сразу вспомнился бывший президент Соединённых Штатов Джордж Буш младший, который
любил делать некоторые свои заявления программно-экономического характера на
фоне заставки AEI, который расшифровывается как «Американ Энтерпрайз Инститьют»,
это мозговой центр в области экономической политики республиканской партии США, с которым, в частности, активно сотрудничал
хорошо известный в научных кругах профессор колумбийского университета Чарльз Каломирис.
Он значительную часть своей научной жизни посвятил тому, чтобы доказать, что
регулирование финансового сектора – это просто пустая трата денег
налогоплательщиков, а банки должны регулироваться тем же, чем регулируют
остальные отрасли, попросту рыночной дисциплиной. Если стало плохо банку,
рухнет он, ну будет в назидание соседям
по Уолл-стрит. Вспомним, что происходило в 2008 году, какой банк рухнул первым
в США, если вы помните? Это Bear Stearns. И он рухнул в бытность президента
Буша у руля. Lehman Brothers был вторым, и он рухнул уже к концу его
президентства. Стало понятно, что если рухнет третий банк, то, наверное,
мировая экономика уже не справится с последствиями этого крушения. Как раз
президент Обама, придя к власти, начал действовать в обратную сторону. То есть
он не оставил банковский сектор США на произвол
только рыночной дисциплины. Вопрос интересный, способен ли банковский
сектор саморегулироваться в полном объёме в теории и в практике. Даже если речь
одет о самых эффективных и самых регулируемых банковских системах, таких,
например, как в США после принятия закона Додда- Франка. Насчет того, чтобы
сохранить правила регулирования для малых банков, я боюсь что такое явное
противопоставление крупных и малых банков с точки зрения нагрузки на них,
конечно, будет вызывать большие вопросы и неприятие этого со стороны малых
банков. Опять же, что считать малым
банком? Вопрос, не лишённый интереса. Ну и вот в завершении, уже касаясь больше
техники, нежели идеологии, хотел бы остановиться на двух последних тезисах про
внедрение Базель II в России, что
его необходимо отложить. Но вот тут хотелось бы спросить, как отложить то, что
уже внедрено, то есть «отмотать назад»
мы не можем, к сожалению. Базель IIу нас внедрён,
наверно, уже более чем на половину, причём достаточно давно. Мы же живём пятый
год по правилам, которые установлены Базель
II в части расчёта достаточности капитала. Если имелась
в виду еще нереализованная часть Базеля II,
та, которая осталась ещё за рамками нашего регулирования, то это другой вопрос,
который можно обсуждать, но это выходит за рамки сегодняшнего семинара.
Насколько наш банковский сектор готов к «продвинутому» регулированию – эта тема
требует отдельного обсуждения. «Внедрение Базель III
в России, в мире необходимо отменить», наверно, можно поддержать этот тезис, но
только в обратном порядке. Если в мире отменяют, то и в России это должно
последовать, поскольку Россия уже была членом Базельского комитета и страной — участником
«Группы 20» и Совета по финансовой стабильности в те годы, когда Базель III был принят. То есть это создаёт определённые
политические обязательства по реализации этих общемировых, можно сказать, стандартов.
Однако никто не говорит о том, что Базель III– это
навсегда, на века и что в нём ничего меняться не будет. Жизнь, она всегда
богаче любого, даже самого изощренного нормотворчества. И вполне возможно, что
нас ждут ещё очень интересные повороты в дальнейшей судьбе этих соглашений по
мере накопления опыта их применения. А мы все знаем, что чем сложнее
регулирование технически, тем труднее его разработать и сложнее выполнять. И
логика эволюции регулирования – это отдельная тема, которую, может быть,
доведётся обсудить в этих стенах.
Вот такие у меня основные ремарки по
поводу доклада. Но в целом, хочу ещё раз сказать, что на фоне такого обилия «мелкотемья»
в экономическом поле, когда исследуется частная проблема с очень мощным
инструментарием и с непонятными выводами для экономической политики, постановка
задачи очень ценная, фундаментального характера. И хотя, может быть, найти
простой ответ быстро невозможно, исследовать эту проблему дальше крайне
интересно. По крайней мере, я бы её поисследовал ещё. Спасибо.
Евгений Ясин.
Спасибо. Сейчас мы переходим к
дискуссии. Но я всё- таки воспользуюсь своей властью и первым предоставлю слово
Сергею Константиновичу Дубинину.
Сергей Дубинин
Я постараюсь коротко и не повторяясь.
Спасибо за возможность действительно очень интересного разговора. В чём
слабость доклада, сразу могу согласиться с тем, что было уже сказано. Это то,
что попытка решить сразу три совершенно разные задачи. Как минимум три. То есть
это частная эффективность банка, как института отдельно, микроэкономика. Вторая,
одновременно как-то с этим увязать, не очень понятно как это увязывать, как раз
есть слабость. Это вот общественные эффективности, вообще какие там проблемы
решаются. И третья, как перейти одним скачком к регулированию причём через
оценки Базельских рекомендаций. Соглашения Базельский комитет готовит,
согласовывает и, собственно говоря, подписанные документы являются
международным, межбанковским соглашением регулирования. Сразу на все эти
вопросы ответить очень трудно. Но я попробую всё-таки какие-то вещи высказать и
в чём-то согласиться, в чём-то поспорить.
Во-первых, на первом уровне с общей
оценкой, что российские банки, не система, а именно банки, менее эффективны, чем,
по крайней мере, в Соединённых Штатах и в большинстве развитых стран, европейских
прежде всего, с этим наверно всё-таки придётся согласиться. Вот 250 тысяч человек
работает в Сбербанке. Посчитать активы на одного занятого. Это элементарная
характеристика производительности труда. Ну и получим в сравнении с тем же
JPMorgan Chase, там просто в разы. То есть у нас в целом, насколько я знаю по
цифрам банковской системы, вся система, уже не один банк, а вся система,
уступает по этому показателю Соединённым Штатам в два раза. То есть, у нас
где-то 50% в расчёте на одного занятого, понятно что производительность труда
ниже, ROA, ROE, которые здесь многократно упоминались. Опять же, чем более
рискованная экономическая система, тем выше естественно маржинальная
доходность. Отсюда большая рентабельность по капиталу и по активам. Мы ещё не в
худшей ситуации. Потому что упоминавшиеся здесь братья по БРИКС, ну, по крайней
мере, Латинской Америки, Южная Африка, у них эти показатели будут ещё выше. То
есть они как бы в этом смысле более эффективны, чем американские банки. Но
извините, только за счёт того, с кем они имеют дело. То есть у них клиентура
более рискованная. Риски высокие — больше доходность. Если сравнивать, то лучше
тогда с американскими банками. Кстати показательно, что ни один крупный
американский банк у нас не развернулся. Сити — это маленький российский банк в
России. И конечно говорить тут о высокой уж эффективности трудно в нашем
случае. Хотя есть неплохие достижения,
если учесть, что производительность труда в экономике в целом вообще на треть
от американской, в промышленности, во всяком случае, то банковский сектор
получше выглядит. Я об этом уже как-то говорил.
Теперь общественная эффективность. И
очень правильно сейчас было на это указано, что глубина финансового рынка в
целом и основная часть, кстати, рынка России, это кредиты, межбанковская
система. Она явно недостаточна. Но не зря же все наши крупнейшие корпорации
обращались на внешние рынки, чтобы получить адекватное финансирование. То есть
наши компании в принципе многие сопоставимые по размеру. А вот глубина рынка в
целом, низкая. Причём у нас очень стратифицирована система банковская. Реально
вся банковская система сводима к 30 наверно банкам. В лучшем случае, ну можно
взять 100 и вообще сказать, что это 95% системы. Если один Сбербанк это 30%
активов, ну там немножко меньше по депозитам. Понимаете, это треть всей системы
один банк, 18% где- то на ВТБ группу, на 3% там крупные банки которые входят и
всё остальное на всех остальных. Конечно, это стоит говорить видимо не обо всей
банковской системе, вообще о её глубине, а об этих 30%. Вот их можно ещё как-то
международно сравнивать, что-то об этом говорить. Но есть динамика. Что было в
первом кризисе? Мы не возьмём до 1998 года, а вот именно в 1998 году вся
банковская система просто перестала существовать, кроме тех банков, которым
была прямая поддержка оказана Центральным Банком. Это Сбербанк и группа ВТБ.
Вот они получили эту поддержку. Потом все с нуля началось. Что было в 2008
году? В целом был действительно всемирный кризис. На грани остановки была вся глобальная
финансовая система. Государства все принимали решения о том, что они
гарантируют, непонятно откуда, но гарантируют все операции банков, то есть
межбанковские кредиты, все МБК. Все депозиты всем гарантировали, до сих пор
разобраться не могут, что там делать. Ну отменили эти решения. У нас тоже было
на грани каскадного банкротства. Это надо было себе признаться, что в
октябре-ноябре 2008 года страна опять же стояла перед угрозой уничтожения
банковской системы. Но это удалось преодолеть. И надо Богу молиться за здоровье
прежде всего Игнатьева и Кудрина, которые сумели в то время это дело удержать.
И мы от кризиса к кризису в общем-то учимся.
Кризис осени 2014 года, достаточно
острый и не только в связи с санкциями и снижением цен на нефть, это просто
подтолкнуло. Триггер был такой. Но ситуации каскадного банкротства не было и
уже заранее были приняты меры. Нетрадиционные методы применены, то есть
расширенного кредитования, которые критиковал Генрих Иозович. Но если бы их не
предложили тогда, кредитование под нерыночные активы, то, наверное, многие бы
банки всё-таки посыпались. Да, действительно. Но вот существует некая
нарастающая, умение вести дела в нашей системе в целом. То есть идёт некое
улучшение общественной эффективности.
Теперь про Базель. Тоже несколько
буквально слов. Ну, во-первых, Базель II, как я его
понимаю, в общем-то, это была попытка либерализовать глобальную банковскую
систему. Не усилить регулирование, а наоборот освобождать. Банкам предоставлялись возможности совершать
многие операции, но идеология была, по крайней мере, американская – регулировать
рынок надо лёгким касанием руки, дословно. Гринспен это повторял постоянно. Он
даже после кризиса говорил, что кризис 2008-2009 годов это исключение. А вообще
рынок на самом деле всё хорошо и эффективно отлаживает. Это была общепринятая
идеология. Они там кейнсианство поносили, говорили, что только монетаристские
должны быть подходы. Но это когда кризис прижал. Вот во время кризиса других
путей не бывает. Все начинают ручное управление, контроль и вперёд, и по
Кейнсу. Но если есть в бюджете возможность ещё наращивать госдолг. Потому
что Кейнс, это всё-таки немонетарное в
основном регулирование, а Кейнс это фискальное, бюджетное регулирование.
Совокупный спрос надо накачивать. Но это отдельная тема, вот как предлагалось
её обсудить. Там даже из бюджета, если у тебя есть деньги и ты уже почти всё
раздал, ты не можешь отменить. Бюджетное регулирование – оно не гибкое. И
военные расходы уже так быстро не свернёшь. Социальные — вообще не дотронешься
в таком обществе развитом. Поэтому оно очень не гибкое это регулирование. Но
это другая тема. А вот Базель III, это попытка
реагировать уже на кризис, в основном на то, что в начале на надвигающийся
кризис, потом уже на реальный кризис. И к 2019 году, насколько я понимаю,
должно быть внедрено полностью. Может быть там будет обстановка не так актуальна,
потому что действительно Базель III ведёт к
сворачиванию кредитования. Безусловно, правильная оценка. Потому что нужно
повышать капитализацию банковской системы. Причём капитал считается к активам,
взвешенным по рискам. Ну а какие коэффициенты рисков Вы туда введёте? Вот, например,
в Базель III, все МБК, то есть межбанковский кредит, считается,
что в момент кризиса они как бы обнулятся и не будут возвращены. То есть все
активы сразу объявляются. То есть против них надо создавать 100% резерв. Как
вывод. Значит колоссальная нагрузка с созданием этого резервирования на
банковскую систему. Конечно, кредитование будет сворачиваться в таких условиях.
Но вот из этого, с моей точки зрения, вовсе не вытекает возможность отменить и
то, и другое. Базель II — это в
каком-то смысле проведённый эксперимент. Попытались реализовать более свободно.
Колоссальное развитие получили деривативы, вообще всё закрутилось. Там масштабы
трудно сопоставимые. Там триллионы, порядка тысячи триллионов крутилось денег.
Отказаться от регулирования это выглядит
специальным таким тезисом, бросить вызов. Вот давайте поспорим. Я думаю только
так можно Генриха Иозовича понять. Давайте обсудим это экстремальное предложение.
Понятно что участятся, во-первых, переходы к кризисам, что доказал опыт
2008-2009 годов. Если меньше регулировать, меньше заранее отстраивать это
регулирование, скорее всего ты получишь кризис. И они будут чаще и скорее всего
глубже, то есть будет расти волатильность. Поэтому сейчас все молятся на риск-менеджмент
и никуда вы от этого не денетесь. Потом начнут говорить о том, что им мешает
регулирование, а вот на данный момент никто на такие отмены готов не будет.
Спасибо.
Евгений Ясин
Спасибо. Кто желает выступить?
Михаил Мамонов
Генрих Иозович, очень современный, яркий
исследователь. Он привносит в нашу научную жизнь очень яркие, интересные
краски, позитивные я бы сказал. Я хотел бы отреагировать на два момента.
Действительно, мы помним его работу про
исследование связи между числом страниц в регулирующих документах и индексом S&P
500. Очень интересная работа и сейчас здесь тезис про отмену регулирования. Действительно
я согласен с Сергеем Константиновичем, что это как вызов сделано, чтобы обсудить
и в качестве дополняющего аргумента он сказал так, что если отменить
регулирование вспомним, что было в апреле 2011 года, когда стало известно
реальное качество ссуд Банка Москвы. С утра в «Коммерсанте» было
написано, что доля проблемных безнадёжных ссуд у этого банка по- моему 2%,
оказалось на самом деле 99%. Мне тогда в тот же день друзья, знакомые стали
звонить и спрашивать: «А что делать с нашими вкладами?» Причём эти
вклады были не в Банке Москвы. Стоит ли забрать вклад в ОТП-Банке или в
Сбербанке даже или ещё где-нибудь? То есть о чём это говорит? Это говорит о
том, что такие вбросы новостей негативных о состоянии крупнейших банков, а Банк
Москвы в топ-10 всё-таки входит, они способны провоцировать цепную реакцию. Эта
вещь очень исследованная в литературе. То есть когда рушится один банк, он за
собой влечёт как домино все остальные. Ну не все остальные, а какие-то может
весьма крупные банки. Поэтому если бы Банк Москвы не был поддержан и сразу же
государство не выступило со словесными интервенциями о том что оно его
поддерживает и закроет дыру в капитале на 300 миллиардов рублей, то я думаю,
что ситуация сейчас была бы чуть-чуть другая и может быть в Топ-30 мы бы ещё не
досчитались нескольких банков. А в прошлом году Траст Банк или другие крупные банки
тоже стоило поддерживать, потому что иначе это спровоцировало бы панику
вкладчиков и возможно потери были бы ещё больше. Это первое.
А второе про способы измерения
эффективности. Я знаю, что Генриху Иозовичу доступны все современные техники
оценки. Но собственно, самые современные он сегодня и не представил, не
рассказал, хотя у него точно есть эти оценки, мы с ним обсуждали много раз.
Сегодня, вот как на этом слайде представлены эти пресловутые показатели ROA и ROE.
Вот на эти можем закрывать глаза, на то, что современная литература делает и
оставаться в своей песочнице, ну всё-таки это уже, мне кажется, вчерашний
день.
Вот показатель ROA и ROE. Эти
показатели, они в себе в какой-то степени аккумулируют и риск, и рыночную
власть, и эффективность. Когда Вы говорите про ROA, Вы можете говорить про то,
что Вы исследуете рыночную власть, что исследуете риск, Сергей Константинович
про это тоже сказал, кстати. Или что вы исследуете эффективность. Это будто бы вы
хотите укусить яблоко, а вместо яблока, это оказывается груша. Вроде бы близко,
но вы хотели яблоко. Поэтому сегодня, если посмотреть на топовые журналы, я бы
сказал с 1993 года, с работы Аллена Бергера, мейнстримом стала эффективность
издержек и прибыли банков микроэкономический системы с помощью техник
стохастических границ, анализа стохастических границ, в которых Вы прямо
определяете эффективность, способность банка иметь более низкие издержки при
тех объёмах выпуска, которых он хочет добиться в тех регуляторных условиях, в
которых он находится и при тех ценах на входящие ресурсы, которые доступны.
Строится модель банка такая, не важно, на уровне отдельных стран или на уровне
многих стран, и исследуется, насколько банки способны удовлетворить. Эта модель
показывает, сколько у них есть необоснованных издержек. Так, по крайней мере,
понятно, что мы исследуем именно эффективность, а не рыночную власть. Или
другие какие-то показатели. Поэтому я уверен, что Генрих Иозович это всё ещё
разовьёт. Спасибо.
Яков Паппэ
Я не чувствую себя компетентным участвовать
в дискуссии по теме доклада, но одно
удивление хочу выразить. Почему для обоснований неких выводов научных,
практических, все спокойно используют сравнение российских и американских
данных по экономике в целом, по субъектам, по секторам и так далее? Ну, если не
американских, то китайских. Вполне очевидно, что США, Германия, Бельгия, которые
в пользу каких-то сравнений, это странность принципиальна в развитии экономики.
Китай, Индия, Индонезия — это страны с принципиальной и неразмеренной
демографической структурой. Что, у нас нет других стран, более похожих на
Россию по любым социальным и
технологическим показателям? Наверно, есть. Есть Мексика, Турция, есть
Бразилия, которая может говорить как мажоранта уже к сожалению. Есть Нигерия,
которую можно возглавить как миноранту, ещё к счастью. Вот наверно практичнее
будет считать Россию одну из крупных развивающихся стран и с таковыми
сравнивать, их и так мало.
Анна Пестова
Я тоже присоединяюсь к мнению предыдущих
выступающих. К тому, что Генрих нас просто хотел стимулировать к дискуссии и я
бы тоже хотела подискутировать на тему регулирования. Здесь говорилось много о
несводимости и о сводимости проблемы микроэффективности и макро. Мне кажется,
моя мысль здесь состоит в том, что можно макроэкономическую эффективность
банков представить как их функцию по трансформации сбережений в экономике
инвестиций с минимальными потерями. Той самой маржой, о которой здесь говорили.
Но при этом, сохраняя показатель достаточности капитала и ликвидности на том
минимальном уровне, который бы гарантировал финансовую стабильность. Это просто
как мысль, как предложение. И как только мы определим национальную
эффективность банков например так, мы можем перейти от макроэффективности к
микро, поскольку мы понимаем, что стабильность банков во многом обеспечивает
стабильность банковской системы в целом, обеспечивается эффективностью,
стабильностью крупнейших игроков. И как только мы доходим до этой мысли, то
тезис о том, что крупнейших игроков не стоит регулировать, выглядит спорно. Поскольку
всё-таки крупнейшие игроки задают стабильность в целом, об этом было уже только
что сказано и соответственно та аналогия, которую Генрих приводил, о том, что
для крупнейших банков нужно просто построить крупные развязки, а они уже сами
разберутся. Но я хочу сказать, что если не обозначить направление, куда ехать
по этой развязке, то аварии-таки неизбежны. Потому что по развязке поедут в
противоположном направлении. Это первое.
Второе касается дискуссии о введении
Базельских рекомендаций, в частности Базель III.
Да, конечно, новые регулирования и те положения Базельских регулировок, которые
предлагаются в третьей очереди, она, несомненно, здесь и сейчас у нас отнимает
от кредитования. Да, то о чём говорили, сдерживает темпы роста кредитов,
сдерживает риск. Но не совсем верно, как мне кажется, смотреть здесь и сейчас.
Потому что цель того же Базель III — это
обеспечение стабильности, так называемый Through-The-Cycle (TTC). То есть через
цикл. То есть, сейчас нельзя говорить, что мы что-то недополучим, ведь эти
регулировки помогут нам сгладить рецессию. Сделать кризисы меньше. Снизить
волатильность. Поскольку в функции потерь всех регуляторов у нас теперь входит
обеспечение минимальной волатильности показателей, как только мы с этим
соглашаемся, мы говорим о том, что ну, наверно снизить волатильность имеет
смысл, хоть сейчас мы что-то недополучим. А та картинка, которую Генрих Иозович
привёл, с повышением рисков в 2012 году после введения Базель III, мне кажется, что это просто связано с повышением
системного риска с кризисом госдолга, который совсем не имеет отношения к
регулированию банковской системы. Кризис госдолга европейских стран. Спасибо.
Владимир Емельченков
Здравствуйте, коллеги. Меня зовут
Владимир Емельченков. Я работаю во Внешэкономбанке. Тема эффективности у нас
жарко обсуждается. И чтобы понять, что такое эффективность, зачастую надо
принимать позицию либо одного субъекта, либо другого; у каждого интересы свои,
понимания эффективности разные. Хочу сказать, что придумать какой-то один универсальный
индекс, который совместит в себе всю эффективность, на мой взгляд, невозможно.
Здесь скорее получается многокритериальная задача, где, если говорить про
всеобщие блага, надо придумать какие-то правила, которые позволят повысить
эффективность или совместить цели разных субъектов. И, на мой взгляд, это как
идея, как можно совершенствовать этот доклад и увязать первую часть со второй.
Что можно говорить об эффективности разных субъектов и рассматривать
регулирование как некие правила, которые позволят привести к оптимальному
равновесию, которое позволит повысить эффективность, по крайней мере, для всех
этих субъектов. Вот такая мысль. И если возвращаться к картинке про дорожное
движение, то мне кажется в теме с инфраструктурой регулирование как раз более
жёсткое. Там шаг вправо, шаг влево вообще невозможны. Это как раз к вопросу о
том, что если есть правильно организованное регулирование, то и интересы многих
субъектов совпадают.
Елена Яковлева
Здравствуйте, уважаемые коллеги.
Яковлева Елена. Росбанк. Я бы хотела поддержать мысль о том что регулирование, это,
в общем-то, не всегда ужесточение требований. И действительно Базель II, скорее всего, можно рассматривать как послабление
для банков, возможность высвободить ресурсы для того же кредитования экономики.
Прежде всего, речь идёт о том, что банки могут использовать собственные
подходы, собственные модели резервирования капитала под свои риски. В частности
речь идет конкретно об операционном риске и по нашим расчётам, пытались уже
такую модель сделать, это освободило бы как раз ресурсы, ослабило бы нагрузку
на наш капитал и мы, в общем-то, ждём внедрения Базель II. Вот такая мысль. Спасибо.
Евгений Бавыкин
Евгений Бавыкин. Тот самый Сбербанк, про
который сегодня очень много говорили. Блок «Риски» Сбербанка. Поэтому
все эти темы мне очень близки и знакомы. Я выражаю признательность за то, что
Генрих поднял очень интересный вопрос в провокативной, конечно, форме, но я бы
его хотел несколько трансформировать. Трансформировать следующим образом, что
пользуясь тем, что Алексей Анатольевич здесь присутствует. Что действительно
большая специфика банковской системы в России? То есть Сбербанк не просто
большой банк, он вообще настолько большой, что фактически сам по себе немножко
кусочек банковской системы. Поэтому наверно есть большая разница между
регулированием DomesticSystemicallyImportantBank, и
регулированием Сбербанка, который супербольшой, и иными. Есть аллегория: есть
два биологических вида, которые генетически наиболее близки, это слоны и
сурикаты. Но чувствуйте разницу, как нужно регулировать слона и как нужно
регулировать стадо сурикатов. Поэтому наверно это имеет право на жизнь.
И второе, надо вспомнить всё-таки о
природе капитала. Зачем нужен капитал банку. И он нужен регулятору. В случае,
когда банк обанкротится, то этого капитала хватит для того, что бы расплатиться
со всеми заёмщиками, а на акционеров плевать, да? Пускай потеряют, сами
виноваты. Зачем это нужно? Для того, что бы не пошла волна по экономике, что бы
не пошёл эффект домино. Я слабо себе представляю, что произойдет, если
обанкротится Сбербанк. Если кто-нибудь может себе представить? Наверное, есть
понятие кризис, когда все понимают, ну уйдём вниз на — 30%. И тогда будет
катастрофа. То есть Сбербанк, банкротство капитала, банкротство Сбербанка – это
катастрофа. Поэтому говорить о том, что нужно для Сбербанка вот такой-то
капитал, это некий такой обман. Потому что нужно вспомнить ещё о том, что
регулирование по Базель, предполагает то, что у Вас есть достаточное количество
примерно одинаковых банков, много объектов регулирования. Тогда появляется вот эта возможность
регулировать по статистике. Когда у вас один Сбербанк 30%, никакой статистики
здесь уже не может быть. То есть, помним о том, что шапочка Гаусса появляется
тогда, когда много факторов примерно одинаковых. Я вчера был на семинаре,
который посвящён как раз выпуску новых указаний о требованиях к системам
управления рисками. Стонали маленькие банки, говорили: «ну как мы можем
соответствовать?». Но стонали и банки, которые являются банковскими
группами, которые говорили: «как мы будем регулировать?». Мы немножко
стонали о том, что к нам это тоже имеет отношение. Почему, потому что создать
что-то такое именно универсальное, которое подходит ко всем, это трудно. Это
либо один листочек, который описывает общие требования, либо достаточно большой
документ, который говорит вот для этих — вот так, а для этих — вот так, для
этих — вот так. Мы сейчас, к сожалению, это не наблюдаем. Насколько я понимаю, эти
Базельские соглашения, сколько там, тысячи регулировок, они, в общем-то,
учитывают эту разницу. Поэтому просьба к Центральному банку учитывать эту
особую роль, которую, к сожалению, имеет Сбербанк. И некое пожелание о том,
чтобы Сбербанк стал меньше в банковской системе. Потому что падение Сбербанка
это просто риски для всей банковской системы. Это плохо, когда есть такая
концентрация. Вообще концентрация — это всегда плохо.
Последнее пожелание: такое реализуется
тогда, когда у нас будет развитие системы.
Ну и ещё некое едкое такое замечание
Генриху. Нужно, наверное, различать корреляцию между двумя параметрами, которые
имеют общий фактор, который вы не видите. И нужно различать корреляцию, которая
возникает из-за причинно-следственной связи. У меня есть некие сомнения о том,
что ВВП сильно зависит от этого показателя эффективности банков, потому как
сзади есть ещё скрытое большое количество параметров, которое нужно попытаться найти.
Если вы их не учтете, значит тогда действительно это фактор, который определяет
ВВП. Спасибо.
Александр Хандруев
Вы знаете, что совет по финансовой
стабильности совместно с Базельским комитетом подготовил ключевые атрибуты и в
частности введено понятие «упорядоченные ликвидации». Одно из принципиальных
положений закона Додда-Франка гласит, что ни один банк, невзирая на размеры, не
застрахован, не может быть гарантирован от того, что к нему не будет
применяться процедура банкротства. В частности, именно с этим связано то, что
крупнейшие банки на сайте ФРС США размещают прижизненное завещание, что будет,
если они будут подходить под своё банкротство. Я считаю, что проблема Сбербанка
в России имеет решение. Рано или поздно через тему нормативов, может быть будет
Базель-4 — не знаю, что там будет и как, но мы подойдём к тому, что сохранять концентрацию активов капитала будет уже
экономически не выгодно. И вообще самый лучший выход из положения, это
учитывая, что Сберегательный Банк включает в себя восемнадцать самостоятельных подразделений,
провести процедуру деконцентрации Сбербанка. Причём от этого, учитывая, что уже
есть отлаженные процедуры синдицированного кредитования во всём мире, поэтому
решать проблемы снижения нагрузки на банки можно. Если только вы ответите на
один вопрос: «Что вы будете делать, когда вам в очередной раз придётся не приватизировать
прибыли, а национализировать убытки?» За счет кого Вы это будете делать?
Генрих Пеникас
Коллеги, благодарю за комментарии. Они
очень полезны. И благодарю за два часа терпения.
Я абсолютно согласен, что есть часть,
которая требует существенной доработки с точки зрения сравнения, с точки зрения
подбора банков, сравнение на более широкой выборке банков. Это все имеет место.
Это то, что будет сделано, то что есть, над чем работать. На что я хотел
обратить внимание — как некая не явная цель доклада, и я надеюсь Вам оценить,
насколько она была достигнута. Управление рисками — очень творческая профессия.
И очень важно уметь видеть то, что остальные не видят. Да, часто некоторые
посылы доклада были провокационные, что бы Вы задумались о том, на что никогда
не смотрели. То что я услышал от нескольких коллег, Базель IIIсделали в 2010 году. А как Вы думаете,
точнее кто из Вас знает, что вопрос регулирования риска ликвидности был на
повестке Базельского комитета еще в сентябре 1974 года? Просто коллеги не могли
договориться. Это мы сейчас думаем, что Базель III…
сорок лет, коллеги думали, пока не наступил кризис, и недосогласились. Хотя мы
поняли, считаем, вот Базель III — это всё принёс и всё это правильно. Но
странно, по капиталу для систем значимых
предлагают ввести дополнительные ограничения, а по ликвидности не предлагают.
Хотя суть регулирования одна и та же. То есть вот здесь есть много моментов,
над которыми нам, тем, кто занимается
этими исследованиями, управляют рисками, надо думать. Не всегда регулятор
придёт с рекомендациями. Какие-то ответы нам самим надо дать, понять,
обосновать. Для этого да, можно смотреть на простые мерки, но, к сожалению, эта
проблема интегральных индикаторов несет свои проблемы, многое смешано. Поэтому
здесь надо смотреть по-разному, но в любом случае эта работа ещё продолжится. Спасибо.
Евгений Ясин
Спасибо. Ну, я позволю себе несколько
заключительных слов.
Дорогие друзья, большое спасибо. Прежде всего,
спасибо Генриху. Он всё-таки основательно подготовился, влез в проблему. Тебе, правда,
показали, что не всё совершенно, но ты молодой парень, постепенно многое
сделаешь.
Очень большая благодарность всем
оппонентам. Во-первых, Хандруеву
Александру Андреевичу. Это он на себя взял очень важную миссию, показать вам то,
что не хотелось показать, оставляло размышления. Генрих очень здорово оценил
состояние в сторону ухудшения оценки. Ну и в общем все, и Верников просто
замечательный, и Алексей Анатольевич тоже надеюсь вас чаще встречать во время
научных исследований. Тем более что Центральный банк сегодня взял на себя очень
существенную роль. Я отдаю должное и руководителю Набиуллиной Эльвире Сахипзадовне
и всем остальным руководителям, потому что они потянули на себя значительную
часть той работы, от которой, честно говоря, мог бы Центральный банк отбиться и
возложить на кого-то другого. Хотя лучше его вряд ли бы кто-то сделал в нынешних обстоятельствах.
Я хочу всех выступающих поблагодарить и
сказать, что мы с Вами создали некую такую среду, в которой можно обсуждать эти
проблемы. И, по крайней мере, я получил ответ на несколько очень серьёзных
вопросов. Самый серьёзный вопрос, который у меня был, заключается в том,
соответствует ли наша банковская система той экономической системе, которая
работает или же уже надо как-то менять? С помощью каких структурных изменений в
банковской системе добиться каких-то существенных изменений по улучшению
эффективности экономики? Сейчас вы мне скажите, что глупости я говорю, но пока
мне так не кажется. Я ещё готов продолжить. И вот с моей точки зрения, в целом наша
банковская система соответствует той экономической системе, которую мы сегодня
имеем. Если вы рассчитывали на что-то другое, то может быть преждевременно. Я
напоминаю вам, что вообще время развития посткоммунистической экономики в
России, это двадцать пять лет. Вчера я присутствовал на мероприятии – двадцать
пять лет со дня избрания Бориса Николаевича Ельцина президентом Российской
Федерации. Двадцать пять лет, это не очень мало. Сегодня я присутствовал на
другом мероприятии в «Горбачёв-Фонде», где отмечали тридцатилетие Перестройки.
Потому что 15 мая 1985 года новый генеральный секретарь выступил с заявлением,
в котором рассказывалось, что мы все будем двигаться в сторону гуманности,
гласности, открытости и это все совершенно необходимо для нашей страны в
нынешних условиях. Нынешние условия там отличались тем, что цены на нефть ещё
были высокими. Но тридцать лет это не так много для страны, которая
систематически на пятьдесят лет и больше отставала от европейских стран. Но
всё-таки уже вот это время, как мне кажется, мы в значительной степени провели
без толку. У меня такое впечатление, что мы сегодня имеем такую экономическую систему,
которая не нуждается в очень высоко эффективной банковской системе. Я
специально придумал такой термин. Первая фаза развития капитализма в России –
это олигархический капитализм, а вторая фаза, которая сейчас происходит – государственно-дружественный
капитализм. Я имею в виду дружественный. Вы думаете, что это что-то хорошее, это
от английского. Это просто такая вещь, когда определённую важную роль играют
друзья руководящей элиты. Когда у вас такая система, вам выгодно иметь
определённые различия между банками. К одним можно обращаться с какими-то запросами,
давать указания; а к другим — нельзя. Ну, нельзя, если они там в дружественных
отношениях, просить и всё. Живите, как хотите. А другим говорить: «Живите
по закону.» Поэтому у меня такое ощущение, что если вы постараетесь
немедленно менять банковскую систему в плане, я так понимаю, повышения
требовательности к основным указаниям; или это не надо повышать требования,
просто создавать условия для более сильной конкуренции. Я поражён тому, как с
этой скоростью в этих условиях российская банковская система достаточно хорошо
работает с той мыслью, что она набирает какой-то международный вес. Она уступает,
конечно, американским, британским, немецким банкам, но есть довольно большой
прогресс. Однако, для решения тех задач, которые сегодня перед нами встают, это
недостаточно. Мы не сможем эти задачи решить, если будет такая банковская система.
Мы нуждаемся в очень серьёзных институциональных изменениях. Вопрос
относительно дальнейшего развития банковской системы одновременно это
побудительный мотив для каких-то других институциональных изменений, которые
обязательно должны быть произведены. Банковская система в этих условиях
является исключительно важной.
Большое спасибо за интересно проведённый
вечер, за то, что мы все стали немножко умнее и, я надеюсь, что это нам
пригодится. Благодарю вас.