Россия: от стабилизации к росту
Евгений Ясин:
Дорогие
друзья, сегодня у нас важный вечер. Тема очередного семинара «Россия: от
стабилизации к росту». С докладом выступит Габриель Ди Белла, это глава постоянного
представительства Международного Валютного Фонда в России. К участию в
дискуссии приглашены: Акиндинова Наталья Васильевна, это, вот, она, и Евсей
Томович Гурвич, руководитель Экономической экспертной группы. Сейчас, с вашего
разрешения, я не буду больше отнимать времени. Передаю слово господину Габриелю
Ди Белла. Очень приятно.
Габриель Ди Белла:
Спасибо
большое. Итак, я буду продолжать на английском языке. Прежде всего, благодарю
вас за приглашение. Для меня большое удовольствие присутствовать здесь сегодня.
Для меня это большая честь. Я постараюсь описать точку зрения МВФ на
перспективы развития мировой экономики. Как вы знаете, этот доклад был
представлен на наших ежегодных совещаниях совсем недавно, в октябре, в
Вашингтоне. Кроме того, я хотел бы сказать несколько слов о России и о
российской экономике в этом контексте, о последних событиях в российской
экономике. Я думаю, это будет интересно, и после этого будет дискуссия. Я очень
хотел бы услышать ваши комментарии и точку зрения. Я знаю, что для большинства
из вас то, что я говорю, хорошо известно. Все, что я буду говорить, только для
того, чтобы начать нашу дискуссию, а после этого мы обменяемся мнениями.
Итак,
первая глава обзора развития командной экономики называется «Пониженный спрос»,
и она отражает тот факт, что во многих экономиках, особенно среди развитых
стран, по-прежнему отрицательный производственный разрыв и отрицательный рост. Последствия
кризиса отразились на странах до такой степени, что надежды на то, что
восстановятся докризисные темпы роста, не определились, не материализовались.
Каковы
же основные тренды в развитых экономиках и формирующихся рынках? В развитых
экономиках мы видим, что степень восстановления после кризиса различна от
страны к стране. В США производственный разрыв почти закрыт, в Германии то же
самое происходит, а в других экономиках производственный разрыв по-прежнему
большой и инфляция является низкой. В странах с развитой экономикой это также перекликается
с демографическими трендами. Вопросы, связанные с демографией, вызывают все
больше внимания, потому что трудоспособное население сокращается во многих
странах с развитой экономикой, а также во многих крупных странах с
формирующимся рынком.
Еще
одна характерная черта развитых экономик – это слабый рост производительности и,
в связи с этим, очень низкие процентные ставки. И здесь возникает вопрос о том,
сохранится ли слабым рост производительности в течение длительного времени,
потому что в этом случае те низкие процентные ставки, которые мы сейчас видим,
могут оказаться не такими стимулирующими, как мы надеялись. И наконец, надо
отметить, что последние несколько лет внешняя торговля растет медленнее на
два-три процентных пункта, чем раньше.
Что
касается стран с формирующимся рынком, развивающихся стран, здесь одним из
главных факторов является перебалансирование экономики в Китае, что происходит
не всегда плавно. Иногда на этом пути Китай встречается с ухабами, и они
отражаются на финансовых рынках. Странам-экспортерам биржевых товаров, то есть
не только тем, кто экспортирует нефть, но и тем, кто экспортирует
продовольствие, металлы, пришлось адаптироваться к изменению ситуации на рынках
соответствующих товаров. И перебалансирование экономики в Китае также влияет на
эти страны. Это сокращает темпы роста спроса на эти товары в Китае. Мы видим,
что одним из аспектов и в России в последние полтора года является то, что
страны сильно зависят от цен на биржевые товары.
Демографические
тренды не только в развитых странах, но и в странах с формирующимися рынками, и
в Китае, и в России, показывают так же, что в следующие десять-пятнадцать лет у
них будут сложности в этом отношении. Кроме того, мы видим, что за последнее
время происходило быстрое сближение многих показателей, связанных с доходами и
капиталом. Скорость сближения этих показателей стала замедляться. Что касается
торговли, она такая же слабая, как и в развитых экономиках.
В
результате можно сказать, что мы ожидаем, что рост в 2016-м году будет
несколько ниже, чем в 2015-м году, около 3%. Это гораздо ниже, чем рост мировой
экономики в предыдущее десятилетие. Мы изменили свои
прогнозы по сравнению с июльскими, учитывая такие факторы как состояние
американской экономики, уменьшение инвестиций в энергетический сектор и
некоторый более высокий рост в Японии. На следующий год мы ожидаем некоторого
повышения роста, до 3,4%. Но это будет, в основном, объясняться статистическими
факторами. Поэтому позвольте мне немножечко отложить эту дискуссию. Я вам
покажу, почему.
Сейчас
я хотел бы перейти к странам с развивающимися рынками. В них также происходит
некоторое повышение экономического роста. В Китае, как я сказал, продолжается
перебалансирование экономики, и у них рост будет постепенно снижаться, плавно
снижаться. Индия будет продолжать расти быстро, в районе 7%. А в России сначала
темпы роста отрицательные, а потом они постепенно перейдут к положительным.
МВФ
признает, что в предыдущие годы был слишком оптимистичным. Если посмотреть на
цифры октября 2008-го года, 2011-го года и 2016-го года, вы увидите, что мы в
прошлом систематически имели завышенные ожидания в отношении роста и в
отношении его восстановления. Сейчас, в последних наших цифрах, мы
проанализировали эту ситуацию и увидели, что есть некоторые факторы, которые тянут
рост производительности вниз, и поэтому рост производительности сейчас гораздо
более низкий, чем раньше.
Чем
же объясняется глобальный рост в 3,1, в 3,4 процента в 2017-м году, который мы
прогнозируем? Я сказал, что это объясняется, в основном, статистическими
факторами. Я имею в виду то, что формирующиеся рынки становятся все более
важными и для глобальной экономики. Китай и Индия по-прежнему растут темпами в
6-7 процентов. И, учитывая их рост и их долю в мировой экономике, они будут все
больше влиять на рост мировой экономики. Из того роста, который мы оживаем на
2017-й год, одна треть объясняется изменением структуры и роли формирующихся
рынков в экономике в целом.
Остальное
объясняется восстановлением некоторых экономик, которые имели глубокий
отрицательный производственный разрыв в 2016-м году – это Бразилия, Россия,
Аргентина. Нормализация ситуации в этих экономиках будет объяснять еще одну
треть восстановления роста на 2017-й год. То есть, по сути, в 2017-м году
экономика не будет расти быстрее по сравнению с 2016-м годом. Просто мы говорим
о нормализации экономик ряда стран, которые имели не очень хорошие показатели в
прошлом году. В этот раз мы постарались проанализировать те факторы, которые
объясняют более низкие темпы роста и то, что мы раньше были чрезмерно
оптимистичными в наших прогнозах. Мы видим, что продолжается доминирование
рисков, ухудшающих прогноз, в частности, это объясняется тем, что многие страны
показывают протекционизм.
Во
второй главе обзора мировой экономики, которую мы выпустили, вы можете увидеть
информацию за последние двадцать пять-тридцать лет мировой экономики. Мы видим,
что за это время были приняты некоторые не тарифные меры, которые указывают на
рост протекционизма. Кроме того, в развитых экономиках происходит стагнация. И
низкие инфляции, низкая производительность из-за низких инвестиций – это также
создает риски.
Переходный
период в Китае оказался более сопряженным с ухабами, чем мы ожидали. А здесь
очень важно обратить внимание, в отношении Китая, на то, что у них есть
политика таргетирования темпов роста, а при этом приходится агрегированный
спрос сильно привязывать к этим темпам роста. Произошел резкий рост кредита,
что создает риск того, что многие из-за этих кредитов идут к предприятиям,
которые не обязательно являются самыми эффективными и самыми прибыльными.
Поэтому здесь есть возможности для корректировки. Это риск, который не нужно
упускать из виду.
Кроме
того, существует и другой риск. Мы все помним, что, когда происходил
отрицательный отток капитала, связанный с Китаем, пострадали все страны с
формирующимся рынком. Существуют и неэкономические шоки, связанные с
терроризмом, геополитической напряженностью, вирусом Зика в Латинской Америке. И
все это тоже снижает агрегированный и совокупный спрос.
Мы
в МВФ считаем, что возможны и цифры, которые реально окажутся выше, по
сравнению с прогнозом, но это будет зависеть от скорости структурных реформ,
мер политики, обеспечения большей гибкости мировых рынков и направления
инвестиций в наиболее продуктивные сектора. То есть, есть возможности для того,
чтобы повысить реальные показатели по сравнению с прогнозируемыми сейчас, но
это будет зависеть от мер политики.
Сейчас
я хотел бы быстро пройтись по некоторым темам, чтобы мы подробнее потом
остановились на России. Мы считаем, что страны с развитой экономикой, многие из
них, еще не достигли не только уровней, но даже и тенденций, которые были в них
до кризиса 2007-2008-го годов. На данном слайде мы показываем разницу между
трендами и уровнями докризисного времени и настоящего времени. Вы видите здесь
Японию, допустим, и азиатские страны, у них одни показатели, связанные с 2007-м
годом. Но мы видим, что многие страны с развитой экономикой еще не достигли
уровней и трендов, которые наблюдались у них в 2007-м году. Это означает, что
темпы роста, которые мы видим сейчас, гораздо медленнее, чем те, что мы видели
до кризиса.
Та
же картина показана и на следующем рынке. Мы здесь показываем максимальный
производственный разрыв в 2008-2016-м году. Вот точки показывают, где сейчас находится
этот производственный разрыв. Мы видим, что некоторые экономики, в частности,
Греция, Италия, продвинулись в том, чтобы закрыть производственный разрыв, но
он по-прежнему остается достаточно большим. Как я уже сказал, США близки к
закрытию разрыва. Тем не менее, многие развитые страны по-прежнему имеют еще
большой производственный разрыв. И уровни безработицы по-прежнему, несмотря на
их снижение, высоки. Они ниже пиков, конечно, но все равно гораздо выше в
большинстве случаев, чем тот уровень, на котором они были в 2007-м году.
Что
касается демографических трендов, то это действует не только в развитых
экономиках, но и в Китае, и в формирующихся рынках. Здесь я хотел бы особенно
обратить внимание на период с 2016-го по 2021-й год. Мы видим, что рост
населения в странах с низким уровнем доходов в этот период снижается. Вы
видите, что даже для Китая трудоспособное население в ближайшие пять лет будет
снижаться, и это, конечно, тоже будет тянуть общий рост вниз.
Что
касается производительности труда, рост производительности остается
незначительным, вялым, и, в условиях низкого роста, новые рабочие места
возникают в областях с низкой производительностью. За период с октября 2014-го
года по октябрь 2016-го года мы в МВФ постоянно прогнозируем снижение, все
время корректируем потенциальные темпы роста в сторону понижения. Учитывая
такую картину низкого роста и низкой производительности труда, хотел бы
обратить ваше внимание на вот этот слайд.
Дело
в том, что не только МВФ был чрезмерно оптимистичен, но и большинство
центральных банков крупнейших стран мира тоже делали чрезмерно оптимистичные
прогнозы. Здесь показаны их долгосрочные прогнозы по номинальным процентным
ставкам, и вы видите, что многие центральные банки ожидали, что цифры по
процентным ставкам вернутся к докризисным уровням гораздо быстрее. Крупнейшие центральные
банки также пересматривали эти свои прогнозы в течение последних нескольких
лет. Процентные ставки остаются на более низком уровне в течение более
длительного периода времени, и, если потенциальный рост окажется ниже, чем мы
ожидаем, то стимулирование спроса через процентные ставки окажется слабее, чем
мы раньше думали.
Теперь
– что касается трендов в странах с формирующимся рынком. Прежде всего, на них
влияет перебалансирование экономики Китая и снижается доля Китая в услугах. Вы
видите это здесь желтым, сначала она снижалась. Изменяется потребление,
потребление растет, а инвестиции снижаются. Кроме того, мы вели дискуссии по
поводу перебалансирования экономики в Китае. В последнее время отток капитала
оказался гораздо ниже, чем был раньше. Это повлияло на номинальные процентные
ставки, они стабилизировались.
Но
я хотел бы сосредоточиться вот на чем. Я должен признать, что если посмотреть
на соотношение кредита к ВВП, вы видите, что здесь нет резкого повышения.
Однако если посмотреть на это в других масштабах, вы увидите, что Китай
продолжает плавно снижать рост. Экономика сильно зависит от расширения кредита.
Некоторые из этих кредитов идут прибыльным предприятиям, но вполне возможно,
что такое огромное кредитование идет тем секторам и тем предприятиям, которые
не обязательно являются прибыльными, и это создает риски. Если это вас
заинтересует, это в последних консультациях по четвертой статье устава МВФ
подробно обсуждалось МВФ и Китаем, об этом можно прочитать.
Что
касается наших рекомендаций в области политики. Речь идет о том, что надо
продолжать такой подход, чтобы продолжалась адаптивная денежно-кредитная
политика, чтобы налогово-бюджетная политика продолжала создавать пространство
для повышения экономической активности. МВФ, Всемирный банк и другие
международные финансовые организации много говорят о структурных реформах,
потому что многое другое просто не работает. Действительно нужно подчёркивать
значимость структурных реформ. Я буду позднее говорить о том, что эти
структурные реформы означают для России.
Что
касается финансовой стабильности – здесь предстоит многое сделать. Необходимо
обеспечить ситуацию, чтобы страны обеспечивали многостороннее сотрудничество,
чтобы они не закрывались в себе, чтобы не закрывались границы, чтобы
развивалась торговля, чтобы не создавались новые нетарифные барьеры, потому что
иначе все страны мира потеряют, если будут закрываться в себе.
Мы
считаем, что то, что произошло с торговлей, среди прочего, та либерализация,
открытие торговли, которые происходили в конце ХХ века и в начале XXI века, изменение положения Китая – это все сыграло хорошую
роль для мировой экономики. Многие миллионы людей в развивающихся странах
перешли в средний класс, но это повлияло на развитые экономики. Мы считаем, что
преимущества роста в развитых экономиках недостаточно хорошо распределены по
разным категориям населения, и это создает сопротивление. Необходимо лучше
распределять доходы, чтобы обеспечивать устойчивость, открытость мировой
экономики. На этом я хотел бы остановиться. Теперь я очень кратко хотел бы
поговорить о России, а потом открыть возможность для дискуссии. Перехожу к
обсуждению России.
Что
касается России – здесь есть два момента. Первый аспект краткосрочный, а второй
долгосрочный. Совершенно очевидно, учитывая огромные шоки, которые пережила
страна с конца 2014-го года за последние полтора года, и сами люди, и
официальные органы сосредотачивались на краткосрочном аспекте. Но необходимо
также учитывать и долгосрочные аспекты российской экономической политики. Мы
считаем, что будет все больше видно в ближайшие шесть месяцев, в ближайший год,
что экономика стабилизируется в значительной степени благодаря проводимой властями
страны макроэкономической политике. Мы считаем, что во второй половине 2016-го
года в стране экономика стабилизируется и начнет медленно расти и в 2017-м
году. Здесь нужно учитывать и долгосрочные факторы, которые сдерживают этот
рост и не позволяют расти быстрее.
За
последние полтора года даже до кризиса были некоторые сигналы, которые
поддерживали рост в России в первом десятилетии двадцать первого века. Но эти
факторы больше не существуют, и есть необходимость найти новую модель роста. Но
те элементы модели роста, которые необходимы, еще не определены точно.
Первое,
что я хотел бы отметить, это стабилизация экономики. На данном слайде мы видим
это весьма наглядно. Голубым здесь показан выпуск, а оранжевым – сочетание
финансовых мер и нефтяных шоков. Данные взяты из платежного баланса. Вы видите,
что здесь есть очень сильная корреляция между этими двумя показателями.
И
я хотел бы обратить внимание на последний период, третий квартал 2016-го года.
Данные у нас и по третий квартал 2016-го года. Если вы посмотрите последние
данные, вы увидите, что оранжевая линия, которая была в глубоко отрицательных
значениях, сейчас уже перешла в положительное значение. И это поддерживает
стабилизацию выпуска. Мы видим, что выпуск стабилизируется, и внимание должно
переходить от стабилизации, которую достигает Россия, к вопросу о том, как
обеспечить в среднесрочной перспективе для России более быстрый рост.
Этот
аспект я хотел бы показать на данном слайде. Посмотрите на потоки капитала и
финансовые потоки. Вы видите, что в 2014-м году был значительный отток
капитала, больше 170 миллиардов, и вы видите, что к настоящему времени он
значительно сократился. Этот означает, что усилий экономики по финансированию
этих капитальных оттоков от России больше не требуется. Потому что, конечно,
потребление стабилизируется, пусть на более низком уровне, но стабилизируется. Можно
сосредоточиться на обеспечении более быстрого роста, потому что не происходит
дальнейшего снижения деловой активности.
Кроме
того, давайте посмотрим на импорт. Те усилия, которые были необходимы экономике
для финансирования оттока капитала в форме санкций, привели к сокращению
импорта с трехсот до девяноста трех миллиардов. Конечно, на это влияло и
снижение цен на нефть, но сейчас цены на нефть стабилизируются. Мы видим, что
отток капитала стремиться к нулю. Это означает, что сейчас ситуация меняется, и
это тоже свидетельствует об экономической стабилизации.
Инфляция
на очень высоких уровнях в первом квартале 2015-го года после изменения
относительных цен, после снижения реального обменного курса и снижения цен на
нефть. Сейчас мы видим, что общий уровень инфляции ниже семи процентов. Ну, и
базовая инфляция также снижается. Мы видим, что в последние несколько месяцев
базовая инфляция в годовом исчислении, если взять за шесть месяцев и
скорректировать ее в годовом выражении, происходит естественная тенденция,
увеличивается номинальная зарплата, это сказывается на инфляции. И мы ожидаем,
что после того, как это повлияет на зарплаты, инфляция снова начнет снижаться.
Будут некоторые колебания. Это не будет происходить плавно, но, тем не менее,
снижаться она будет. Мы видим, что Центральный банк серьезно настроен на
выполнение целевых показателей.
Мы
видим, что в 2015-м году резко снижалась реальная зарплата, но сейчас она
стабилизируется. Безработица не сильно изменилась, что объясняется тем, что в
данном случае каналом воздействия является реальная зарплата. Мы видим, что
здесь есть некоторое демографическое объяснение создавшейся ситуации, то есть
более низких уровней безработицы. Если сделать очень простой расчет и
посмотреть на демографическое поведение экономики в 2008-м и 2009-м году, мы
увидим, что уровни безработицы были бы гораздо выше, на уровне семи процентов,
а сейчас демография объясняет, что уровень безработицы во время кризиса не
повысился значительно.
Что
касается бюджета, то, после значительной его корректировки в 2015-м году, мы
видим, что сейчас расходы в долларовом выражении стабилизируются. И здесь я бы
хотел обратить ваше внимание на то, что важно для среднесрочной перспективы.
Вот, справа здесь показано на слайде. Пятьдесят процентов всех федеральных расходов
финансируются за счет не нефтяных доходов. Они несколько увеличились, эти
федеральные расходы, во время кризиса и были выше пятидесяти процентов, но все
равно это гораздо ниже, чем то, что раньше происходило в России, в смысле
соотношения не нефтяных доходов и финансирования федеральных расходов. Но
дальнейшая бюджетная корректировка все еще необходима.
Теперь
– что касается долгосрочной перспективы. Мы считаем, что в отсутствие
структурных реформ Россия будет расти гораздо более медленно. Она будет расти,
скажем, на уровне одного или полутора процентов. Но, учитывая демографическую
ситуацию, если вы увидите, что у вас будет происходить в ближайшие несколько
лет сокращение трудоспособного населения, и, учитывая то, что цены на нефть
сохраняться на низком уровне, единственный способ для России превысить темпы
роста в один или полтора процента состоит в привлечении инвестиций в прибыльные
сектора. И для этого вам необходимо обеспечить ситуацию, в которой нормативно-регуляторная
база и деловой климат будут этому способствовать.
Во
время последних консультаций по четвертой строке Устава МВФ с Россией, МВФ
обращал внимание на структурные реформы, которые проводились в России за
последние пятнадцать лет. И мы проанализировали показатели
конкурентоспособности в России и сравнили их с такими же показателями в странах
ОЭСР. И мы пытались посмотреть, что же произошло за эти годы.
Когда
мы смотрим на структурные реформы в России за последние пятнадцать лет, и мы
обнаруживаем, что власти страны говорят о диагностике, о проблемах России,
почему Россия так уязвима к нефтяным ценам, что необходимо сделать для того,
чтобы повысить рост или привлечь больше инвестиций, мы говорим о том, что здесь
власти делают хорошую, правильную диагностику и правильно оценивают ситуацию.
Если
посмотреть на публичные заявления властей, мы видим, что речь идет о
необходимости укрепления прав собственности в развитии инноваций, в борьбе с
коррупцией, в повышении прозрачности и т.д. Мы считаем, что это очень
положительно, потому что это хорошая диагностика проблем. Однако мы также
наблюдаем, что, несмотря на то, что делаются заявления и делаются попытки
улучшения, например, деловой среды, это не обязательно повышает показатели
конкурентоспособности России по сравнению с другими странами. Я имею в виду,
что во многих случаях риторика или даже действия, которые предпринимаются, не
всегда достаточно эффективны.
Если
посмотреть на улучшение показателей конкурентоспособности мы всегда учитываем
выборный цикл, а также уровень цен на нефть и уровень этих стран на начальном
периоде выборки, чтобы посмотреть какая была ситуация в России в начале цикла.
И мы обнаруживаем (что, собственно, можно было и предположить), что действия по
улучшению деловой среды, укреплению прав собственности всегда правильные. Однако
в те моменты, когда цены на нефть снижаются, эти действия по какой-то причине
оказываются более эффективными, а вот когда цены на нефть высокие, эти действия
мало приводят к повышению конкурентоспособности.
В
целом мы видим, что гораздо больше драйва к структурным реформам в условия
низких цен на нефть, особенно когда власти ожидают, что цены на нефть будут
устойчиво низкими. Приведу пример. Когда вы смотрите на то, как реагировала на
финансовый кризис бюджетная политика, вы видите, что происходило увеличение
дефицита бюджета, потому что власти считали, что этот шок будет временным. Он
действительно был временным, цены на нефть пошли вверх, бюджетная политика
абсорбировала большую часть шока, и Россия снизила резервные запасы. По оценке,
цены на нефть теперь будут устойчиво низкими, и это означает, что требуется
совершенно другая политика, если посмотреть, на показатели, скажем, 2014-го
года.
Мы
не видим статистических или экономических корреляций между политическим циклом
и этими показателями. Мы видим, что показатели конкурентоспособности у России,
по некоторым из них, были вначале низкими, а потом улучшились, а по некоторым
из них Россия имеет стабильно более низкий уровень. Некоторое сближение с
показателями конкурентоспособности стран ОЭСР улучшается. По двадцати трем
процентам показателей имеются некоторые улучшения, по двадцати семи процентам
показателей сильное улучшение. То есть, если посмотреть на другие страны с
формирующимся рынком, ситуация в России совсем неплохая.
Основные
задачи состоят в том, что в начале выборки у России были конкурентные
преимущества, но они не изменились. Под конкурентными преимуществами я имею в
виду макроэкономику, рынок труда и размер рынка. В этом отношении конкурентные
преимущества не изменились. Мы не наблюдаем изменения этих конкурентных
преимуществ для России. Но семьдесят процентов из этих показателей
конкурентоспособности по-прежнему на двадцать процентных пунктов, или даже
больше, ниже, чем в среднем по странам ОЭСР. Например, показатели по правам
собственности не улучшаются, и это достойно сожаления. Мы считаем, что страны
ОЭСР придали динамику целому ряду из этих показателей. И мы считаем, что
дискуссии, переговоры о вступлении в ОЭСР поспособствовали улучшению в этой
сфере, а сейчас, когда они приостановлены, этого улучшения не происходит.
Думаю,
я слишком долго говорю, мне уже надо останавливаться. Я хотел бы все-таки
сосредоточиться на вопросе реального обменного курса и бюджетной политики. Эти
два момента очень важны, потому что достижения России за последние полтора года
произошли благодаря правильной хорошей политике, я хотел бы это подчеркнуть. И
сейчас у России такой уровень обменного курса, который соответствует
фундаментальным показателям. Он сам по себе не привлечет инвестиции, потому что
здесь должен быть хороший уровень относительных цен в сочетании с хорошей
деловой средой, и все это вместе с правильной политикой привлечет инвестиции.
Но этот обменный курс, реальный обменный курс является необходимым, пусть и
недостаточным условием для привлечения инвестиций. Каждый раз, когда
происходило повышение цены не нефть, были попытки принять новые бюджетные
правила и сберечь часть из дополнительных нефтяных доходов.
Бюджетные
расходы всегда были привязаны к колебаниям цен на нефть. И это приводило к
ситуации, когда возникала корреляция между экономическими показателями страны и
переменными, которые находятся вне контроля Российской Федерации. Поэтому на
будущий период очень важно, чтобы происходила диверсификация экономики. Очень
важно сохранить достижения, которые имеются к настоящему моменту, и сохранить
соответствие реального обменного курса фундаментальным показателям. И если у
России будет бюджетное правило, которое отвяжет расходы правительства от цены
на нефть, это будет хорошо. Если этого не произойдёт, то будет борьба между
краткосрочными и долгосрочными целями и всегда будет искушение повлиять на
экономику. А инвестиции, которые необходимы для поддержания устойчивого роста в
долгосрочной перспективе, не материализуются.
Мы
считаем, что в бюджете, который представлен в Парламент, существует много
хорошего: есть корректировка, есть признание необходимости в корректировке, но
это необходимо дополнить бюджетными реформами, которые обеспечат отвязку
государственных расходов от цен на нефть. На этом я останавливаюсь. Прошу
прощения за то, что слишком долго говорил. Надеюсь, что это было вам не
безынтересно. И надеюсь, что мы сможем обсудить сказанное мной.
Евгений Ясин:
Мне
кажется, очень интересно. Ну, давайте вопросы. Пять вопросов. Прошу.
Вопрос:
Добрый
день. Хотелось бы задать два вопроса. Поскольку доклад был интересен, но
вопросов много, я задам только два. Первый. Говорилось сейчас о системе
индикаторов конкурентоспособности. Мы знаем, что есть показатель, связанный с
реальным курсом. Как я понял, говорилось об их большем количестве. Что имелось
в виду, рейтинг Всемирного экономического форума, рейтинг для стран Центральной
и Восточной Европы, составляемый Европейским банком реконструкции и развития,
или нечто иное?
И
второй вопрос. Докладчик очень уверенно говорил о том, что курс сейчас
находится на равновесном уровне реальный, очевидно эффективный. Но мы знаем,
что есть примерно пять моделей по оценке реального эффективного курса
равновесного, и очень часто они дают совершенно разные результаты. Здесь уже
приходится выбирать, какой результат отвечает текущему моменту. Хотелось бы
уточнить, относительно каких методик утверждается, что курс сейчас равновесный?
Какие методики конкретно имеются в виду? Спасибо.
Габриель Ди Белла:
Как
нам лучше, сначала больше вопросов, сейчас я запишу все вопросы, или отвечать
по одному? Хорошо, буду отвечать.
Что
касается показателей конкурентоспособности. Мы сделали анализ на основе
показателей Всемирного банка и Мирового экономического форума. Прежде всего,
показатели Мирового экономического форума предоставляются не Всемирным банком.
Я не говорю, что данные Всемирного банка неправильные, но Всемирный банк иногда
сокращает выборку. Их данные не всегда имеют преимущества по сравнению с
данными Мирового экономического форума, поэтому мы использовали их последние
данные. Однако здесь нужно с определенной долей критики использовать их данные,
потому что рейтинги их основаны на обзорах. Они отражают мнение, а не твердые
данные. Тем не менее, они все-таки показательны, и мы считаем, что они
достаточно интересны.
Что
касается реального обменного курса, вы совершенно правы. Моделей не только
пять, их гораздо больше. Если почитать литературу, по реальному обменному курсу
существует разных концепций и равновесного обменного курса действительно очень
много. Мы использовали ряд моделей. Если хотите, мы это можем потом обсудить
подробнее. Но мы использовали ряд моделей. Мы смотрели, соответствует ли
обменный курс фундаментальным показателям, бюджетной ситуации, платежному
балансу, проводимой политике. То есть, мы смотрели на соответствие обменного
курса в каждой из этих сфер. И сейчас у нас обменный курс, по нашим данным,
отличается на 5-10% от равновесного уровня, который показывают модели.
Мы
считаем, что зарплата в долларовом выражении в 2015-м году снизилась
приблизительно на 50% на предприятиях, которые сильно зависят от уровня
занятости. И в торгуемом секторе потоки наличности также свидетельствуют о том,
что реальный обменный курс помогает торгуемому сектору. Я думаю, что можно вполне
спокойно делать вывод, что мы сейчас гораздо ближе к равновесному уровню, чем
были десять лет назад.
Евгений Ясин:
Вопросы
есть? Что, нет больше вопросов? Хорошо, тогда я перехожу к дискуссии. Я, если
вы не возражаете, первое слово дам Наталье Васильевне. Прошу.
Наталья Акиндинова:
Здравствуйте.
Большое спасибо, господин Ди Белла, за очень интересный доклад, который показал
нам ситуацию, как в мировой экономике, в широком контексте, так и в России в
долгосрочном и краткосрочном периоде. Мне хотелось бы прокомментировать всего
несколько моментов. У меня есть некоторые слайды, но я их не буду показывать
все, а только отдельные, которые могут быть полезными, на мой взгляд.
Сначала
краткосрочная ситуация. Действительно, мы все можем констатировать, что в российской
экономике произошла стабилизация. И, в общем-то, рецессия в ней либо
прекратилась, либо вот-вот прекратится. Но при этом нужно понимать, что эта
стабилизация произошла одновременно с ухудшением структуры экономики по
сравнению с тем, что мы наблюдали в 2014-м году, то есть до последнего кризиса.
И это означает, что то ослабление рубля, которое мы наблюдаем, и которое должно
было способствовать диверсификации экономики, укреплению позиций несырьевых
секторов, в общем-то, своей роли не сыграло. Сейчас мы видим, что рост
наблюдается в сырьевых секторах (сельское хозяйство к ним тоже относится).
Грузооборот мы включаем, поскольку он во многом завязан на наши экспортные
поставки. При этом падение внутреннего спроса оказалось устойчивым и
поспособствовало тому, что произошло устойчивое падение производства и в
обработке, и в неторгуемых секторах.
Поэтому
мы должны еще раз подчеркнуть, что стабилизация экономики является необходимым,
но совершенно не достаточным условием для восстановления и продолжения экономического
роста. Если российская экономика будет и дальше расти только за счет сырьевых
секторов, она после выхода из рецессии «сядет» на их максимально возможный темп
роста, и мы, таким образом, никогда не выйдем за пределы одного процента. Чтобы
получить больше, нужны структурные реформы, но дело в том, что мы под этим
имеем в виду.
И
здесь я хотела поблагодарить докладчика за то, что он обращает внимание, прежде
всего, на наше положение по индикаторам конкурентоспособности относительно
развитых стран, относительно стран ОЭСР. На мой взгляд, в последних дискуссиях
мы существенно сместились в понимании наших целей от этого «бенчмарка». Мы все
чаще (отчасти это связано с политическими причинами) сравниваем себя не с
развитыми странами, а с крупнейшими развивающимися рынками, такими как Китай и
Индия.
И
у докладчика было похожее сравнение в первой презентации: если сравнивать
Россию с Китаем и Индией, то Россия находится в упадке, а эти страны быстро
растут. На мой взгляд, нам нужно вернуться к оценкам положения России, прежде
всего, не по тому признаку, с кем она дружит, а по уровню ВВП на душу населения
или ВВП на одного занятого. Если мы находимся в этой системе координат, то
получим оценку того, что, в принципе, мы можем достичь, и того, чего мы не
можем достичь.
У
меня на графике представлены за последние двадцать лет среднегодовые темпы
роста ВВП на одного занятого. По оси Х – это отношение производительности
страны к США. Мы видим, что Россия относится к странам со средним уровнем
дохода, то есть мы уже давно прошли тот период, когда мы могли расти высокими
темпами, как более бедные страны. Наши среднегодовые темпы роста в последние
двадцать лет для нашего уровня ВВП достаточно «нормальны». То есть, 2-2,5
процента роста производительности, которые мы в среднем показывали, для нас
естественны. Для того чтобы получить большие темпы, требуются героические
усилия, требуется совершить чудо. При этом есть очень большой риск того, что
наши темпы роста производительности не будут достигать даже 2,5%, а будут такими,
как у менее успешных стран Латинской Америки.
Понимая
положение России как страны со средним уровнем дохода, мы не должны
переоценивать роль нормы инвестиций и вообще вклада инвестиций в рост
производительности, в экономический рост. Для бедных стран зависимость между
инвестициями и ростом носит явный характер. Если бедные страны имеют большую
норму инвестиций, и у них происходит индустриализация, они могут расти быстрее,
чем те, которые имеют низкую норму инвестиций.
А
для стран со средним и высоким уровнем доходов такой явной связи их успехов с
нормой инвестиций нет. Есть связь с другими факторами, существенность которых показана
во многих исследованиях, посвященных экономическому росту. Это и
институциональные факторы (мы не можем уйти от того, чтобы добиваться
верховенства права и развития конкуренции). Мы не можем обойтись без
необходимости развивать человеческий капитал. По-видимому, мы должны найти
способ нарастить наш экспорт и не можем опираться исключительно на внутренний
спрос.
Второе
важное обстоятельство, на которое хотелось бы обратить внимание – мы в нынешних
дискуссиях часто недооцениваем угрозу со стороны демографии в России. И хотя мы
говорим о том, что в будущем (в ближайшие пятнадцать лет) у нас сократится
трудоспособное население, причем, в основном за счет молодых возрастов, наша
политика в целом совершенно не направлена на то, чтобы эту проблему решать.
Один из путей решения проблемы связан с повышением участия в рабочей силе
старших возрастов. Здесь может помочь пенсионная реформа.
Но
наряду с этим сейчас большое значение имеет то, что в условиях очевидной
демографической ямы мы делаем с системами, производящими и поддерживающими
человеческий капитал: с образованием, здравоохранением, культурой. Наша
бюджетная политика сейчас такова, что расходы в этих секторах последовательно
сокращаются в реальном выражении. Пока мы не видим, в будущей бюджетной
трехлетке, что эта ситуация как-то поменяется. Мы сейчас находимся в такой
политической ловушке, когда, в силу того, что наше население патриотически
мобилизовано и лояльно, оно не настаивает на приоритете политики, направленной
на развитие человеческого капитала. Оно недостаточно настаивает на своих
правах, и поэтому у нас возникает соблазн все проблемы перекладывать на
население, поддерживать риторику о том, что мы должны «держаться», что мы
должны меньше потреблять, что у нас не должно быть таких больших амбиций, что
мы должны отказываться от права выбора. Но надо понимать, что мы таким образом
подрываем свой потенциал развития и наше движение к более развитым странам. Вот
все, что я хотела сказать по этому поводу. Спасибо.
Евгений Ясин:
Большое
спасибо. Мы своим не будем задавать вопросы. Это мы отложим для специальных
случаев. А сейчас я предоставляю слово Евсею Томовичу Гурвичу.
Евсей Гурвич:
Спасибо.
Я вообще-то полностью согласен со всем, что говорили Габриель и Наталья
Васильевна. Я, может быть, кое-что по минимуму подискутирую, а больше уйду в
детали тех проблем, которые стоят. Да, и про мировую экономику я не буду
спорить с МВФ вообще, они ближе к мировой экономике. Поэтому я буду говорить о
российской, которая, наоборот, ближе мне.
Я
начну с того, что не соглашусь с названием, по крайней мере, применительно к
России, «От стабилизации к росту». Подразумевают, что мы уже достигли стабилизации,
и теперь собираемся переходить к росту. Вот, Наталья Васильевна согласилась с
этим, сказала, что мы уже кончили падать. Мне-то кажется, что это не
стабилизация, что стабилизация – это если мы достигли устойчивого состояния
платежного баланса и бюджета. Мы платёжного баланса, благодаря переходу к
плавающему курсу, действительно достаточно быстро достигли уже в прошлом году.
Было нулевое изменение резервов, то есть за год, в среднем, Центральный банк не
покупал, не продавал свои ресурсы. Это и есть устойчивое состояние платежного
баланса. Но что касается бюджета, мы далеки еще от стабилизации. Поэтому мне
кажется, что при таком понимании стабилизации нам еще работать и работать.
Название
создает впечатление, что мы уже достигли стабилизации и теперь стоим на
развилке и думаем, переходить нам к росту, или же стабилизацию пропустить, как
некоторые очень энергичные экономисты предлагают пропустить пятую
технологическую волну, на которую мы не поспели, и сразу переходить к шестой.
Поэтому мне кажется, что это неправильный подход. И если мы попытаемся
пропустить фазу стабилизации, попытаемся сразу перейти к росту, то нам, как в
детских играх, придется опять и опять возвращаться обратно и честно проходить
все необходимые фазы.
Второе,
что я хотел сказать. Обеспечивает ли бюджетную стабилизацию проект бюджета на
2017-2019-й год, который мы только что получили? Здесь своеобразная ситуация,
то есть он может ее обеспечить при определенной динамике цен на нефть, а именно:
если цены на нефть будут стабильными, не будут меняться, то и бюджет станет
стабильным. Если цены на нефть будут оставаться, как предусмотрено в проекте,
на уровне 40 долларов за баррель, то будут сокращаться расходы, и мы к 2020-му
году, даст Бог, дойдем до почти сбалансированного бюджета.
Если
цены на нефть будут всегда оставаться на уровне 50 долларов за баррель, как
сегодня, может быть, мы тогда, соответственно, будем тратить, исходя из цен на
нефть пятьдесят, но у нас ведь доходы будут на пятьдесят, более или менее может
быть достигнута стабильность. Если мы будем тратить, исходя из цен на нефть
пятьдесят, а потом цены на нефть упадут до сорока, или будем тратить, исходя из
40 долларов, как предусмотрено бюджетом, а цены на нефть упадут до тридцати, то
у нас не будет от этого защиты. И поэтому наша стабилизация, она такая: если и
есть, просматривается в новой трехлетке, то очень хрупкая. Я бы над этим еще
поработал. Предположим, если все-таки нам повезет с ценами на нефть, они не
будут слишком высокими, мы завершим стабилизацию.
Что
дальше? МВФ предсказывает, что мы будем расти на 1,5-2%, и мне кажется это
разумным, правдоподобным прогнозом. Но, во-первых, мы опять будем уязвимы. Это
значит, что у нас не будет никакого запаса прочности или, как говорит МВФ, fiscalspace,
значит, любой шок опять выбьет нас из седла. Во-вторых, Президент в последнем
послании Федеральному собранию велел нам расти, как минимум, со скоростью
мировой экономики. Но вот Габриель утешил, что мировая экономика, может быть,
немножко нам поможет, приблизится частично к нам, замедлится до нашего уровня.
Но я боюсь, что совсем нашего уровня она не достигнет, и все равно большую
часть пути придется проходить нам самим.
Какие
проблемы я здесь вижу? Проблем, на самом деле, много. Во-первых, здесь проблема
замкнутого круга или, сейчас модно это называть ловушками. Сейчас никто не
ожидает такого динамичного роста, нет стимулов инвестировать, не подо что. Нет
будущего спроса, под который имеет смысл вкладывать деньги, тратить деньги.
Если нет стимулов инвестировать – нет инвестиций, нет инвестиций – нет роста,
нет роста – нет ожидания роста, соответственно, нет стимулов инвестиций. Замкнутый
круг. Можно, теоретически, инвестировать в рост производительности, но как-то я
не заметил у нас большого умения и навыков так инвестировать. У нас большая
часть инвестиций идет в простое механическое расширение производства.
Вторая
проблема. Очень велика неопределенность всех видов: неопределенность внешних
условий, цен на нефть, неопределенность геополитических рисков, санкций,
контрсанкций, неопределенность обменного курса и т.д. Это опять серьёзный
негатив для развития.
Третье
– это закрытые внешние рынки капитала. Мы, вроде, научились выживать без них,
но вряд ли сможем расти, быть, по крайней мере, быстрее тех самых полутора-двух
процентов без внешних рынков капитала.
Не
имеют решения две серьезные фундаментальные структурные проблемы, отчасти это
обсуждалось сегодня. Первая – проблема пенсионной системы в условиях старения
населения. Если вы посмотрите на проект Федерального бюджета, то доля социальных
расходов в нем очень быстро растет. Я понимаю, что у нас социальное государство.
Но даже в самом социальном государстве доля социальных расходов не может
превосходить 100%. И мне кажется, у нашего правительства нет сейчас ответа, что
мы будем делать после того, как мы вплотную приблизимся к тому, что социальные
расходы будут занимать 100% Федерального бюджета, да и расширенного тоже.
Евгений Ясин:
Закроют
социальную сферу, а откроют оборону.
Евсей Гурвич:
Вот,
как раз в эти три года доля обороны снижается, а доля социалки растет. И это
еще подаётся как достоинство нашей бюджетной политики. С точки зрения населения,
это я понимаю, что можно подать хорошо, но с точки зрения экономиста это,
вообще-то, серьезная проблема.
Вторая
проблема – это то, что мы вошли в длительный, на несколько десятилетий, период
сокращения численности рабочей силы. По нашим оценкам, в течение следующих
двадцати, если не тридцати лет, численность рабочей силы будет сокращаться на
пол процента в год. Если мы собираемся быстро расти, тогда будет расти спрос на
труд. Это означает падение безработицы.
Наша
экономика является одной из самых остро реагирующих. В нашей экономике корреляция
реальной зарплаты и безработицы одна из самых сильных в мире. Соответственно,
это будет очень большой повышательный рост на зарплату, значит, мы будем терять
конкурентоспособность, будет сокращаться доля чистой валовой прибыли. В
структуре ВВП будут сокращаться инвестиционные ресурсы. В этом случае возникают
серьезные препятствия для роста. Если только экономика начнет быстро расти,
будут включаться сразу же такие тормоза обратной связи, которые будут
тормозить. Это серьёзная проблема.
По
нашим оценкам, за счет этого до 0,4 процентных пунктов роста в год может
съедаться, если мы ничего не сделаем, и не будем делать с этой проблемой. Пока
что эти две проблемы всерьез даже и не обсуждаются. Ну, что-то делается, но
явно меньше, чем требуется. То есть, даже за свои 1,5-2% роста нам нужно очень
сильно бороться, изо всех сил, я бы сказал.
А
теперь, чтобы ускориться хотя бы до 3,5-4%, которые требует Президент, что
нужно делать? Мне кажется, что это вообще нереальная задача. Максимум, что я
могу себе представить это доведение роста до 3-3,5%, но это требует удвоения
наших темпов роста. И это тоже сверхзадача для нас. Но что делать? Один ответ
уже готов у нашего дорогого Столыпинского клуба. Я, правда, не уверен, что
Столыпин в него вступил бы. Но, за очевидностью, не буду обсуждать этот вариант
ответа.
Второй
ответ сейчас создается в ЦСР, он будет готов примерно через полгода, к маю
обещано. Основные проблемы, основные вызовы и основные ответы на них уже более
или менее понятны. Понятно, что одна из главных проблем это засилье
государства, нужна приватизация. Но мы сразу же видим ответ на эти ответы.
Приватизация «Башнефти» состояла в том, что ее купила «Роснефть». Вот это у нас
называется приватизацией. Мне кажется, что где-то у нас не хватает
инновационности, а вот в таких делах у нас чересчур инновационные подходы. То
есть, мне кажется, что следующим шагом приватизации будет приватизация
«Роснефтегаза», который владеет «Газпромом» и «Роснефтью», и ее купят.
«Газнефть» и «Роснефть» скинутся и купят материнский холдинг. И это тоже у нас
будет называться приватизацией. А что с этим делать, что еще и кто может приватизировать,
непонятно.
В
известном докладе Всемирного банка объяснялось на основе анализа всех случаев
успешного развития, что одно из непременных условий для динамичного роста это
активная интеграция в мировую экономику. Мы активно дезинтегрируемся из нее. Мы
двигались в этом направлении, теперь развернулись и двигаемся в обратном
направлении, и когда мы опять и каким образом развернемся обратно и начнем
опять двигаться в сторону интеграции – неизвестно. Без этого и я, и Мировой
банк считаем, что ничего не выйдет.
Евгений Ясин:
МВФ.
Евсей Гурвич:
Нет,
это был доклад Мирового банка под руководством нобелевского лауреата Спенса. Я
цитировал тут доклад 2008-го года. Третья, скажем, проблема рынка труда, о
которой я говорил. Тоже понятно, что нужно делать. Здесь настолько масштабная
проблема, что одним инструментом ее не решить. Нужно одновременно и повышать
пенсионный возраст, и сокращать занятость в госсекторе, которая у нас избыточна
на душу, по сравнению с сопоставимыми странами, и активизировать миграцию, и
повышать межрегиональную мобильность трудовых ресурсов, и активизировать
созидательные разрушения, перестать поддерживать предприятия, не имеющие права
на жизнь.
Понятно,
что делать, но понятно, что все эти меры либо политически трудные и
непопулярные, либо ущемляющие чьи-то интересы. Почему вдруг те, чьи интересы
ущемляются, согласятся на это, если они до сих пор не продемонстрировали
никакого желания поступиться своими интересами? Поэтому у нас, что делать с
точки зрения экономики – понятно, а что делать с точки зрения политэкономии – не
очень понятно. Может, кто-то скажет. Спасибо.
Игорь Николаев:
Спасибо.
Сегодня мы услышали (собственно говоря, это и было известно), что мы ожидаем
экономического роста 1-2% в отсутствие структурных реформ. Честно говоря, мне
это непонятно. Ну, убей, не пойму. У нас структурный кризис, и мы без всяких
санкций и в условиях высоких цен на нефть дошли фактически до этого кризиса, до
минусовых результатов. Вспомним, по итогам первого полугодия 2014-го года
экономика практически не росла. Получили кризис, структурный кризис. Мы признаем,
что это структурный кризис, и что мы дошли до него, потому что структурные
диспропорции накопились и, как показала Наталья Васильевна, они не уменьшились,
а только увеличились. И Евсей Томович тоже продемонстрировал, что касается
пенсионки, что их меньше-то не стало. И теперь, не решая структурные проблемы
даже в условиях ситуации, когда она усугубилась, мы ожидаем роста.
Ну,
мы же признали, что из-за этого мы фактически вошли в минус, и тут вдруг все мы
ожидаем роста, кто один, кто два процента, кто еще больше. На мой взгляд, это
из разряда каких-то чудес. В том-то и проблема, что структурный кризис быстро
не решается, поэтому так быстро не получится. Вспомните, два года назад, когда
принимали бюджет на 2015-й год, ожидали роста на 1,2%. По итогам 2015-го года
получили минус 3,7%. Год назад, принимая бюджет, ожидали роста на 0,7%. В этом
году будет минус. Ну, 0,6-0,7%, но снова минус. Сейчас снова говорим, что будет
рост. Да, интересная ситуация была в сентябре, когда три раза менялся прогноз –
0,8, 0,2, договорились, вроде бы, что 0,6 будет в следующем году, но снова
будет рост.
В
такой ситуации, по-моему, это явно завышенные ожидания по экономическому росту,
который автоматически в отсутствие структурных реформ должен наступить уже в
следующем году. Ну, да, небольшой, 1-2%, но, тем не менее. К сожалению, даже
1-2% ожидать, на мой взгляд, и по нашей оценке, невозможно. Поэтому мы и не
прогнозируем, что в следующем году будет экономический рост. Стабилизация – да,
мы с небольшим минусом стабилизируемся, но с переходом в следующем году уже к
росту хотя бы в 1-2% – никак.
Ведь
проблема в том, что у нас этот структурный кризис еще отягощен мощными внешними
шоками – санкции и низкие цены на нефть. Санкции останутся. Как бы их больше не
стало. Мы видим, что происходит вокруг Сирии. Низкие цены на нефть. 50 долларов
за баррель это низкие цены на нефть для России. То есть, внешние негативные
санкции остаются, структурные проблемы не решены, а мы ожидаем роста на 1-2% с
сожалением, что темпы роста небольшие. Это излишне оптимистично, на мой взгляд,
не реалистично. Спасибо.
Евгений Ясин:
Скажу
несколько слов. Во-первых, большое спасибо нашему гостю Габриелю, очень
интересно и, главное, полностью соответствует нашим представлениям о нашем
положении, и мировом тоже. Спасибо вам. Мы знакомимся и представляем. Это
улучшает настроение. Почему? Потому что не только у нас плохо. Значит, как-то
уже легче.
Возьмите
еще не вышедшую статью нашего уважаемого Евсея Томовича Гурвича, настоятельно
рекомендую, эта статья выйдет, в журнале «Общественные науки и современность»,
замечательная статья, и там как раз на эти вопросы обращается внимание. Он там
отмечает, в частности, что прогнозы по миру на следующий год идут примерно
3,7%. 3,7 это очень мало, потому что имеется в виду Китай, который имеет 6%.
Реплика из зала:
Индия.
Евгений Ясин:
Индия,
да. Больше будет вряд ли, но это высокие темпы. Развитые страны – 1,9. Извини,
Евсей, что я запомнил твою статью прямо наизусть. И третье – мы, от 1% до 1,5%,
но вероятная величина 1,3%. Это не наши прогнозы, это чьи? Это, по-моему, ваши
прогнозы. Ясно, что мы отстаем. И вот это, хотелось бы, чтобы мы все поняли.
Если у нас ноль, или где-то 0,5 над нулем, или 0,5 под нулем это означает, что
мы отстаем.
Больше
того, у меня есть мои собственные расчеты. Я вижу, что мы последние четыре года
все время теряли, потому что мы все время отставали. И больше того, сначала
снижались темпы роста, а потом пошел спад. И что будет завтра? Не сказал бы,
что я могу сказать, что завтра все будет хорошо. Ну, Улюкаев скажет, что надо
было его пригласить. Наверное, он скажет, что нужно усиливать разговоры, и
тогда будут повышаться темпы роста.
Я
могу высказать мое мнение. Я считаю, что факторы, которые определяют развитие
экономики, делятся на три слоя. Слой №1 это финансовый рынок. На финансовом
рынке моя ученица Эльвира Сахипзадовна Набиуллина вместе с моей приятельницей
Ксенией Валентиновной Юдаевой глубокой осенью, в декабре 2014-го года сделали
необходимые вещи для того, чтобы падение финансового рынка остановить. Это не
означает, что к нему можно пристроить что-то, и он опять начнет падать. Но
сейчас там ситуация благополучная, потому что Путин поддержал Набиуллину, и
Набиуллина, кроме того, своими действиями показала, что она может добиваться
успеха. Это очень важно.
Второй
слой это реальная экономика, это то, что происходит на предприятиях, то, в
частности, что требует Столыпинский клуб, чтобы государство включилось и
помогало всем предприятиям. Может быть, не всем, но тем, которые наиболее
важны, что-то в этом плане следует делать. Картина, которая имеется в реальной
экономике, на мой взгляд, сейчас состоит в следующем. С одной стороны, идет
спад, идут банкротства. Их придерживают каким-то образом, еще что-то, но все
равно этот процесс идет. Навстречу идёт процесс подъема. Это естественно,
потому что идет перестройка экономики, реальной экономики под складывающиеся
условия. К сожалению, те предприятия, которые поднимаются, отстают от тех
предприятий, которые спускаются. Как это будет – я себе не представляю. Как
будут развиваться события – это все с достаточно большой долей неизвестности. Я
думаю, что, если мы выполним все прогнозы господина Улюкаева, мы все равно
решить эту проблему с реальной экономикой не сможем.
Третий
слой, самый глубокий, это инвестиции. Это, на самом деле, то, о чем пишет Евсей
Томович, это институциональная сфера, какие у вас настроения, в частности,
какие настроения у бизнеса, бизнес будет вкладывать, или нет? Вот, так, как сейчас
обстоит ситуация – он не вкладывает, он не будет вкладывать. Я имею в виду
частный бизнес. А если вы возьмете государственный бизнес или будете кого-то
заманивать в частный бизнес, ну, дружественный, например, вы посчитаете
Сеченова дружественным бизнесом и скажете: давай, вкладывай, он купит
«Башнефть», или я не знаю, что он сделает. Ну, короче, там тоже эффекта не
добьетесь.
Но
решение проблемы, в конечном счёте, на мой взгляд, так же, как, я надеюсь, и
моих друзей, как раз и заключается в том, что мы должны обеспечить такой
уровень доверия, вот эти структурные реформы, о которых говорил Николаев,
изменить институты так, чтобы появилось доверие, улучшилось настроение и мы бы
начали двигаться вверх. Это сложно. Потому что, если вы возьмете нынешнюю ситуацию
с нашими институтами, в том числе, скажем, взаимоотношения межу бизнесом и
силовыми структурами, вы ни на что рассчитывать не можете, потому что силой
заставить вкладывать инвестиции нельзя.
С
моей точки зрения, этот третий слой он не затрагивался. А он определяет если не
прямое снижение, то он не дает подниматься. И мы к работе в этом направлении
еще не приступали. То есть, я знаю, кто приступил. Силовые структуры уже
приступили. Посмотрим, что из этого выйдет.
Я
на этом закончу. Я не буду дальше испытывать ваше терпение. Я лично получил
очень большое удовольствие. Единственное, что меня расстраивает, это то, что
все люди, которые сюда приглашены, так же, как МВФ, они все единомышленники, и
это случилось не вчера. Это уже давно.
На
этом, дорогие друзья, разрешите мне поблагодарить нашего дорого гостя. Я получил
большое удовольствие. Я рад, что многое узнал о мировой экономике. Мне стало
легче. Ну, а мы, наверное, испортили настроение вам, потому что сказали, что в
России стало немножко тяжелее. Я хочу
пожелать вам всего самого лучшего и дальше, чтобы наша дружба и сотрудничество
продолжались. То, что вы влияете на наше руководство больше, чем мы с Гурвичем
и Акиндиновой, я могу дать гарантию.
Я
также хочу поблагодарить наших друзей Наталью Васильевну и Евсея Томовича, и
Игоря Николаева. Я надеюсь, что мы будем иметь возможность встречаться и
обсуждать эти проблемы, и всегда будем приглашать вас. Вы знаете, что у нас
конференция в апреле?
Габриель Ди Белла:
Да,
я знаю.
Евгений Ясин:
Вы
уже имеете слово для доклада.
Габриель Ди Белла:
Спасибо.
Евгений Ясин:
Всё,
мои дорогие друзья. До следующих встреч.