Институционализация милицейской коррупции
Коррупция в органах милиции, с которой ежедневно сталкиваются миллионы российских граждан, в принципе не может быть штучным явлением. Взяточник-милиционер — не есть одинокий предприниматель, на свой страх и риск продающий некий товар на конкурентном рынке. Широкий размах, систематический характер и пестрое многообразие коррупционной деятельности наводит на мысль, что здесь дело поставлено «на поток» и если и не обязательно инициировано «сверху», то, по крайней мере, структурировано вертикально. Вообще-то и сам «товар» — разрешение на правонарушение — принадлежит милиционеру-взяточнику лишь отчасти и лишь постольку, поскольку он имеет определенный статус в должностной иерархии. Сам этот статус, способный приносить теневой доход, также является товаром: за него приходится расплачиваться с тем начальником, который назначает на должность. Строгая иерархическая организация милицейской коррупции — факт, не вызывающий сомнений и у наших собеседников. При этом особенно выделяют они государственную инспекцию безопасности дорожного движения (ГИБДД), которая является, по мнению многих, одной из наиболее коррумпированных служб милиции. «Насколько мне удавалось беседовать и с водителями, и с рядовыми сотрудниками, существует целая система, — рассказывает ростовчанин Э.Б. — У рядовых сотрудников ГИБДД есть план: какую-то часть денег он должен отдать вышестоящему начальнику, тот тоже делится с вышестоящими, а то, что сверх плана, — то его. Если сотрудник ГИБДД не справляется с таким планом или вообще против таких отношений, то к нему могут применяться различные меры дисциплинарного характера. Придраться к человеку можно по любому поводу, особенно в системе такой субординации, как МВД».
Мы имеем также весьма определенные указания наших респондентов на то, что начальство заботится о сохранении существующих условий, благоприятных для постоянного воспроизводства коррупционных отношений. Вот, например, суждение уфимского жителя И.М. — тем более ценное, что оно представляет собой взгляд изнутри (И.М. — работник милиции). «Противостоять всему этому (то есть коррупции. — Ред.) нельзя, — убежден он. — Я просто сразу отсюда вылечу. Без пенсии, без льгот… Не я один. Таких ведь много. В милиции есть честные люди, есть. Но сломать это нельзя». Понятно, что решение об увольнении без пенсии и льгот принимается начальством достаточно высокого уровня и только в том случае, если действия сотрудника серьезно противоречат интересам корпорации. Иными словами, наш собеседник уверен, что его милицейское руководство не заинтересовано в том, чтобы кто-либо в корпоративных структурах поднимал голос против сложившихся порядков. В данном случае именно теневые интересы оказываются той центростремительной силой, которая обеспечивает структурную целостность милиции как профессиональной корпорацииi.
Еще одно косвенное подтверждение того, что коррупционно-теневая деятельность органов охраны правопорядка четко структурирована и спаяна правилами корпоративной солидарности, находим у хорошо информированного — ниже мы в этом сможем убедиться — ростовского адвоката И.С. «Правоохранительным органам, — утверждает он, — безусловно свойственны и вымогательства, и взятки, и незаконная предпринимательская деятельность. Или, например, незаконная оперативно-розыскная деятельность, которая направлена на подавление конкурентов, — здесь могут возбуждаться так называемые «заказные» уголовные дела… И дело не в том, что в правоохранительных органах собрались самые плохие люди… Я даже не исключаю, что среди работников правоохранительных органов есть более или менее честные люди, но в целом среди них существует «система». То есть их служебные взаимоотношения пронизаны так называемыми «неформальными» отношениями, которые в основном и определяют характер служебных».
Неформальные отношения, о которых говорит наш собеседник, не только обеспечивают структурную целостность корпорации, но и помогают организовать внешнюю институциональную среду, удобную для заключения теневых сделок с гражданами. В частности, для этой цели широко используется все тот же институт теневых посредников, одной из важнейших задач которых является информационный, а в дальнейшем — и платежный обмен между потребителем и поставщиком услуги. О том, как это происходит, достаточно подробно рассказывает все тот же И.С.
«Приходит к нам в адвокатскую коллегию женщина ходатайствовать за своего сына. Мы заключили с ней договор. У этого парня уже была первая судимость за наркотики, и в тот момент его проверяли и удерживали в отделе по подозрению в краже. В отделе милиции я встретился со следователем, который отвел меня в сторону от членов семьи этого парня и сказал: «Пусть они думают, что им делать дальше». Я сказал следователю, что родственники готовы предложить 2000 рублей и коньяк, конфеты и прочее, что положено. Следователь сказал, что этого «барахла» не нужно и что пусть готовят 3000. Следователь использовал меня, адвоката, чтобы вести переговоры с семьей задержанного по поводу «выкупа». Эти деньги я от родственников получил и по совету следователя обменял в кассе адвокатской конторы на другие купюры. Потом я передал эти деньги следователю. В итоге: вина парня оказалась не доказана (ее, как мне кажется, трудно было доказать вообще, просто следователь хотел «пришить» это дело), деньги переданы, — и я соучастник… Возможно, мне с этим следователем еще придется иметь дело. Вообще, нужно сказать, что есть система, когда у следователя есть «свои» адвокаты, и с ними он решает денежные дела. Адвокат — посредник между следователем и подследственным во взятках, а также консультант следователя в каких-то юридических процедурах».
Из этого рассказа о технологии теневой сделки мы почерпнули интересные детали и подробности, о которых раньше не знали. Наверное, кое-что из изложенного было бы внове и для большинства наших респондентов, которым в последние годы не доводилось иметь дело со следователями и адвокатами. Но у нас нет никаких сомнений в том, что сама эта история их бы не удивила, психологически они к ней вполне готовы. Люди прекрасно понимают, что законы обычая и неформальные связи, на которых основывается механизм любого теневого рынка, часто оказываются более действенными, чем законы юридические, на которых основана система формального права. И поэтому, размышляя, как им следует поступать в случае, если возникает прямая угроза их имуществу или даже самой жизни, они скорее склонны искать защиту не у формального закона, но именно в сфере отношений межличностных, неформальных.
«В случае угрозы жизни однозначно обращусь в официальные органы, но через знакомых, дабы не обратиться случайно к афилиированной структуре»ii, — откровенно признается двадцатитрехлетний Г., бизнесмен из Москвы. И это — один из самых распространенных ответов на наш вопрос (к данному сюжету мы еще вернемся в следующей главе книги). Но отсюда как раз и следует, что в глазах многих российских граждан закон только тогда приобретает действенную силу, когда услуга по его применению становится товаром теневого рынка. Понятно, что о безопасности как об «общественном благе» или о равенстве граждан перед законом здесь уже не думают, ибо понимают: выигрывает тот, чья «афилиированная структура» предъявит противоположной стороне более веские аргументы отнюдь не правового свойства (более высокое место в служебной иерархии, деньги, оружие и т. п.)iii .
Интересно, что в этих условиях товаром становится даже авторитет федеральной службы безопасности, в чьи официальные прерогативы не входит обеспечение личной безопасности граждан, но которая, по свидетельству некоторых респондентов, все-таки продает услуги такого рода на теневом рынке. Сошлемся еще раз на нашего гида по лабиринтам правоохранительной системы, ростовского адвоката И.С. «В случае угрозы мне или моей семье я предпочел бы обратиться в ФСБ, — говорит он. — Это профессионалы, интеллектуалы и физически подготовленные люди… Конечно, сотрудник ФСБ — это не участковый инспектор. К ним сложнее обратиться, они стараются не появляться на публике. Но при желании я могу это сделать опять же через знакомых лиц. Обращение к ФСБ удобнее еще и в том плане, что это не будет судопроизводством. Это будет или соглашение с посягателями, или к посягателям будут применены конкретные меры. К «невменяемым» или «неадекватным» будут применены конкретные меры, а со стороны покажется, что это очередная разборка преступных элементов».
Важно отметить, что те наши собеседники, которые, используя личные связи, чувствуют себя готовыми и способными искать и находить неформальные аргументы в правовых конфликтах, оказываются людьми наиболее адаптированными к условиям рыночной экономики и, соответственно, наиболее состоятельными: среди них — предприниматели, менеджеры, юристы. Напротив, те респонденты, которые не вполне представляют себе технологию и правила теневой юстиции или вовсе с ней не знакомы, принадлежат к группам с более низким уровнем материальной обеспеченности (рабочие, учителя, научные работники и т. д.). Впрочем, и эти люди не очень-то доверяют формальным структурам, предпочитая в случае опасности обращаться к друзьям и знакомым (хоть бы даже и не имеющим отношения к правоохранительным органам), понимая вместе с тем, что и их возможности могут оказаться недостаточными. «О физической угрозе мне страшно даже думать, — выражает свое отчаяние сорокадвухлетняя В.Д., программист одного из частных предприятий Уфы. — Я осознаю, что мне не у кого просить защиты. Я бы привлекла как можно большее количество друзей и знакомых для возможного решения проблемы. Но поможет ли это?»
Таким образом, широкий размах коррупции в правоохранительных органах, подрывая доверие населения, формирует в обществе такой тип сознания, при котором люди ориентируются прежде всего на нормы неформального, обычного права. Что же касается формально-правового подхода к обеспечению личной безопасности, то он в их глазах выглядит, как правило, совершенно бесперспективным.
i Показательно, что некоторые респонденты убеждены в коррумпированности не только низших чинов, но и высоких должностных лиц в интересующей нас сфере. «Да вы только посмотрите на дачи бывших генералов МВД и ФСБ, которые расположены в пригородах Ростова, — восклицает Ю.Н, двадцатисемилетний менеджер торговой фирмы из Ростова. — Законно заработать такие хоромы на зарплату в несколько тысяч рублей, включая все льготы, плюс имея на содержании семью, — невозможно. И не сможет на законную зарплату тот же высокопоставленный чин ездить на «джипе» и обучать детей за границей или оплатить свою собственную избирательную кампанию. Понятно, что такие люди в погонах, которые идут на выборы, либо связаны с криминалом, либо являются его организаторами». В данном случае респондент имеет в виду конкретные лица — начальника управления МВД по г. Ростову и бывшего начальника ГУВД Ростовской области, которые выдвигали себя кандидатами в депутаты Госдумы на прошлых выборах по одномандатным округам. Заметим также, что респондент склонен полагать, что коррупция характерна и для ФСБ, которая многими считается последним неподкупным оплотом закона. Он даже охотно набрасывает схему коррупционных отношений, характерных для этой спецслужбы: «Это же видно: любой генерал или полковник ФСБ, который выходит на пенсию, устраивается на престижную работу, строит себе особняк и пр. Понятно, что во время службы он является негласным учредителем коммерческих фирм, имеет свою долю, но получает ее после увольнения из спецслужб. На зарплату такие дома не построишь. Да и после выхода на пенсию эти офицеры сохраняют достаточно теплые отношения с банкирами, чиновниками, которые предоставляют фирме, в которой работает отставник, и кредиты, и льготы».(назад)
ii Под «афилиированной структурой» понимается, видимо, некто, выражающий частные интересы как раз той силы, которая угрожает респонденту. — Прим. ред.(назад)
iii Заметим, что данный тип сознания в принципе мало чем отличается от тех неправовых представлений о поисках защиты в условиях опасности, которые выразил, например, наш собеседник Д., двадцативосьмилетний врач-анестезиолог из Костромы: «Я думаю, если бы мне или моим близким что-нибудь или кто-нибудь угрожал, то, к сожалению, больше пользы могло бы принести обращение к уголовному миру, чем, скажем, к милиции. Это быстрее, надежнее и справедливее».