Деньги и очередь
Даже в тех случаях, когда конкретная сделка приносит выгоду одному из участников и пользу другому, ее внешние эффекты (экстерналии) и ее общественный резонанс могут быть не однозначно положительными. Всякое либерально-рыночное начинание неизбежно обнажает существующее в обществе социальное расслоение, а при стихийной либерализации здравоохранения различие возможностей у людей проявляется тем более остро, что дело идет об их жизни и смерти или, по крайней мере, о сохранении полноценного здоровья. Напомним, что неравенство возможностей в данном случае возникает при законодательном закреплении равенства прав. «Мой знакомый попал в больницу с серьезным ожогом руки, — рассказывает ростовчанин Ю.Н., менеджер коммерческой фирмы. — Его положили в палату на одного, там был холодильник, приятный интерьер. Медперсонал заходил к нему через каждый час. Руку удалось спасти. Но другие больные с подобными ожогами теряли пальцы или кисти рук. А все дело в том, что мой знакомый сразу договорился с врачами об оплате конечного результата: «Сделайте так, чтобы и рука осталась, и лежать мне пришлось в человеческих условиях»».
Людям состоятельным, видимо, не обязательно приходить в больницу со своим бельем и приносить перевязочный материал — они платят деньгами. Пациенту, который предоставил значительную помощь медицинскому учреждению, оказывается повышенное врачебное внимание и создаются улучшенные условия содержания и ухода. «У каждого больничного отделения есть свой благотворительный фонд, куда больной якобы от чистого сердца может внести определенную сумму, — свидетельствует все тот же Д., врач-анестезиолог из Костромы. — Если лечится какой-нибудь крупный бизнесмен, с него могут «стрясти» новую мебель, микроволновую печь, причём как для больницы, так и для кого-то из врачей лично. В последнее время очень распространена такая форма благодарности, когда какой-нибудь излеченный предприниматель вывозит всё отделение на пикник или на банкет куда-нибудь на дачу. Поэтому естественно, что к бизнесмену и отношение в больнице будет другое. Ему могут дать отдельную палату, почаще делать перевязки и т. д.»
В условиях дефицита, когда общий объем благ — в нашем случае возможностей для эффективной медицинской помощи — ограничен, дать больному отдельную палату и почаще делать перевязки можно только урезая объем услуг, предоставляемых другим пациентам. И как раз судьба этих «других больных», номинально располагающих теми же правами, но не имеющих достаточного количества денег, становится едва ли не самой острой проблемой, возникающей как следствие стихийной либерализации. Дефицит порождает очередь, социальная справедливость требует относиться к очереди с уважением. Рынок, напротив, никаких очередей не признает — здесь уважением пользуются только деньги. «Следующий уровень взаимоотношений врача и пациента (после цветов и конфет. — Авт.) — это когда за то, чтобы нормально прооперировали или, скажем, положили в нормальные условия, больной просто дает деньги врачу, — продолжает обогащать нас своими знаниями Д. — Это часто бывает в тех отделениях, где большая очередь на обследование. Например, чтобы попасть в глазное отделение, надо несколько месяцев простоять в очереди. Если ты хочешь попасть туда вне очереди — плати».
Очевидно, что теневой рынок медицинский услуг возникает не как параллельная возможность по отношению к бесплатному здравоохранению, но нередко попросту замещает его: то, что прежде считалось бесплатным, теперь становится платным. И те, кому платить нечем, оказываются оттесненными «в хвост очереди» — иногда и вовсе без надежды получить необходимую медицинскую помощь. Эта особенность современного здравоохранения вполне осознается даже теми нашими собеседниками, которые в целом положительно оценивают либерализацию отношений между врачом и пациентом. «Платить придется все равно, если ты сам заинтересован в излечении, — говорит ростовчанин С.М. — К этому готовы все люди, которые имеют на лечение деньги. Вот у кого их нет — это другой вопрос».
Многие же респонденты, как мы успели заметить уже в начале данной главы, считают такую практику не только ненормальной, но и безнравственной. Проявляющаяся здесь социальная несправедливость особенно остро воспринимается теми слоями и группами населения, которым платить за привычно-бесплатное медицинское обслуживание и доходы не позволяют, и психологические стереотипы не велят. «Я в больнице давно не была, сейчас мне нужно идти к врачу, но я боюсь даже начинать лечиться, потому что не знаю, во что мне это обойдется», — сетует Т.П, работающая на низкооплачиваемой должности заместителя коменданта общежития. «Я считаю, что такая ситуация в здравоохранении не нормальная, — говорит ростовчанин А. — Государство должно обеспечить нуждающихся в медицинской помощи. От советского государства (хоть я и маленький был, но родители рассказывали) я видел один только «плюс» — бесплатное здравоохранение». С ним солидарна пенсионерка З.И.: «Если человек не может лечиться за деньги, то он получит самое некачественное обслуживание. Можно сказать, что ничего не получит. У моей соседки больной отец. Ему для того, чтобы пройти только обследование, нужно заплатить очень большие для их семьи деньги… Люди просто теряются, где их взять, эти деньги… Я лично считаю такую ситуацию неправильной, потому что государство на медицину может тратить больше денег, и это облегчит ситуацию в здравоохранении».
Морально-этические оценки, которые наши собеседники дают стихийной либерализации медицинского обслуживания, имеют отчетливо выраженный поколенческий характер. «Люди старшего поколения процентов на 98 убеждены, что их должны лечить бесплатно, — делится еще одним своим наблюдением Д., выступающий на этот раз в роли социолога. — Их основной аргумент: «Я всю жизнь отпахал, и извольте меня лечить». Некоторые говорят прямо: «Ты знал, куда ты шел. Хотел бы зарабатывать деньги — шел бы в бизнес. Врач должен быть бессребреником». Среди представителей среднего поколения (лет от 40 до 60) таких процентов 60-70. С молодежью проще. А вообще легче всего договариваться с тем, кто сам занимается бизнесом»i.
Однако социальные последствия происходящего на наших глазах разрушения системы бесплатной медицинской помощи не сводятся только к тем потерям, которые несут пенсионеры и другие малообеспеченные слои населения. Не исключено, что в ближайшее время могут возникнуть или уже возникли проблемы у представителей привилегированной части бесплатных потребителей, то есть у тех, кто имел и имеет различного рода льготы в виде права на обслуживание в ведомственных поликлиниках и больницах или административного ресурса при обращении в обычные лечебные учреждения. Мы располагаем на этот счет двумя свидетельствами: одно из них — о том, как старый механизм льготного обслуживания продолжает исправно работать; второе — о том, как он начинает давать сбои.
Первое свидетельство принадлежит М.И., высокопоставленному чиновнику из Уфы. «В больницах я тоже не плачу, — говорит он, подчеркивая этим «тоже», что и во многих других случаях не платит там, где другим приходится раскошеливаться. — Недавно отца клал в госпиталь на обследование и лечение. Позвонил главврачу, представился. Ни копейки ни я, ни отец не платили. Просто использовал свое служебное положение. Поликлиника у нас своя, у жены тоже ведомственная, денег там не берут». По-видимому, телефонный звонок и был предъявлением той «кредитной карты» чиновника, на которой записана величина его административного капитала. Сумма оказалась достаточной, чтобы главный врач взял постороннего пациента, не запросив денег.
Второе свидетельство мы получили от ростовского преподавателя С.М. Оно-то и навело нас на предположение о том, что современный теневой рынок, в отличие от теневых рынков советских времен, не всегда с готовностью принимает в качестве платежа капитал административного положения. «Один мой знакомый — работник спецслужб, — рассказывает С.М., — в течение года возился со своей тещей. У нее были проблемы с желудком, и мой знакомый поместил ее в больницу для проведения операции. Главврачу по своим каналам коллеги моего приятеля сообщили, что операцию нужно сделать хорошо, так как пациент не простой, точнее, ее родственники. Ребята понадеялись на авторитет «конторы». Но операцию сделали «как обычно», то есть через два месяца начались свищи и пр. Опять положили в больницу тещу — повторная операция. Опять надавили через «органы», но состояние больной стало ухудшаться — она потеряла в весе, ей дали инвалидность. Третий раз уже не стали никуда возить. Но она живет и поныне, хотя сильно сдала. Итог — лучше бы моему знакомому было заплатить сразу за операцию, а не надеяться на то, что авторитет «конторы» поднимет больного на ноги… В спецслужбах, как и у ментов, не любят платить за какие-нибудь услуги, а стараются все сделать на халяву. Но халява халяве рознь. Хорошего специалиста не принудишь свое дело делать творчески (это только в сталинских «шарашках» получалось)».
Уверенность респондента, что не опора на авторитет «конторы»», но лишь своевременная выплата гонорара врачу могла мы облегчить участь больной, сама по себе симптоматична, но все-таки требует дополнительного комментария. С одной стороны, история эта действительно может свидетельствовать о сужении сферы административной зависимости российской медицины: у главврача больницы может быть более высокая (и не обязательно административная) «крыша», в теневые связи с этой «конторой» он может быть просто не включен, конкретный хирург может не зависеть от главврача и т. д. С другой стороны, потребитель, похоже, в данном случае попал в зону уже хорошо знакомой нам «договорной неопределенности», когда у него нет достаточных оснований судить, ухудшилось ли состояние больной из-за плохого лечения (потому что не заплатили) или это тот случай, когда «медицина бессильна». Эта неопределенность, представляющая собой существенную особенность теневого рынка медицинских услуг, как раз и позволяет, возможно, девальвировать административный капитал различных неплатежеспособных «контор». По крайней мере, на данном конкретном рынке.
В заключение уместно напомнить, что либерализация государственного здравоохранения идет двумя параллельными путями, и кроме теневого рынка медицинских услуг развивается и рынок легальный. Последний к нашей теме непосредственно не относится, однако мы должны все же отметить, что некоторые наши собеседники, причем наиболее состоятельные из них, предпочитают обращаться именно в платные поликлиники и больницы. «Недавно заболела моя жена, — рассказывает все тот же ростовчанин С.М., — Мы обратились в Дом здоровья на платный прием. Оплатили 60 рублей за визит. Без душещипательных сцен, которыми изобилует обычная поликлиника, посетила жена врача, он ей назначил лекарства, направил на анализы. Болезнь ушла. Мы потратили, может быть, на 100 рублей больше, чем в обычной поликлинике за прием к врачу, за «нормальные» анализы, но избежали потери времени, возможного хамства, неприятных зрелищ, с которыми столкнулись бы в случае посещения муниципальных поликлиник». Или вот еще признание молодой женщины, тридцатилетней ростовчанки М.Е., имеющей свой небольшой торговый бизнес: «Если честно, то когда лежишь в палате обычной больницы, то сталкиваешься со стариками, тяжело больными. Ночевать рядом с такими людьми очень тяжело. А в платных отделениях, как правило, люди молодые и более обеспеченные, и палаты на двух-трех человек. Так что я предпочитаю лечиться в платных больницах».
Кроме легального рынка медицинских услуг одной из мер нетеневой либерализации здравоохранения является внедрение принципов страховой медицины. Однако, как мы уже отмечали, медицинское страхование пока не дает сколько-нибудь ощутимых результатов. Более того, оказывается, что данный способ организации медицинского обслуживания в наши дни также не свободен от элементов теневых рыночных отношений. Интересен в этом смысле рассказ М.Л., работающего в одном из московских частных банков:
«В государственные медицинские структуры я давно не обращался — у меня сейчас медицинская страховка на обслуживание в Центральной клинической больнице, нескольких бывших поликлиниках 4-го управления (сеть привилегированных лечебных учреждений коммунистической поры, так называемая «Кремлевка»). Вопрос о подарках каждый решает сам для себя, устоявшейся системы нет. Я лишь однажды подарил коробку конфет стоматологу, и то потому, что была симпатичная девушка. В последнее время, правда, стала наблюдаться неприятная тенденция. Приходишь, например, к зубному, рядом два кабинета. В одном хорошая анестезия, но там принимают только за «живые» деньги, а в другом, куда ты идешь со своей дорогой страховкой, такой анестезии нет».
Тот факт, что в наши дни даже привилегированная страховка проигрывает в эффективности непосредственному наличному расчету, кажется нам весьма выразительным финальным штрихом к общей картине теневого рынка здравоохранения.
i Зависимость мнения от возраста здесь весьма симптоматична: общественное представление, что медицинское обслуживание может и даже должно быть бесплатно — один из наиболее устойчивых общественных предрассудков, унаследованных от советских времен. На самом деле теневые расчеты пациентов за медицинские услуги были настолько широко распространены в Советском Союзе, что именно к тем временам следует отнести — и хронологически, и генетически — сам факт возникновения соответствующего теневого рынка. Более подробно об этом см.: Тимофеев Л.М. Институциональная коррупция. Очерки теории. М.: РГГУ, 2000. С. 100-101. Давние наблюдения подтверждаются также и в ходе данного исследования суждениями некоторых наших собеседников, еще не забывших советские порядки: «В советские времена в медицине теневых отношений было гораздо больше, — вспоминает пятидесятилетняя москвичка Е.Л., финансовый работник. — Сейчас есть возможность официально заплатить — и не волноваться: возьмут — не возьмут, кому дать, сколько дать, как… На самом деле наша медицина никогда бесплатной не была, во всяком случае, если касалось чего-то серьезного».