Лилия Шевцова (ведущий научный сотрудник Московского Центра Карнеги): «Август и последовавшие за ним события дали возможность говорить о «конце истории», как завершении борьбы нескольких цивилизаций, претендующих на универсальность»
1. Мне очень сложно события августа 1991 г поместить в рамки предложенных определений – “революция” или “путч”. В истории бывают ситуации, когда внешние признаки революционности скрывают реставрационный либо консервативный импульс. Отсутствие у события традиционных революционных признаков тем не менее не исключает того, что оно может иметь далеко идущие последствия, меняя характер упорядочивания и общества, и власти. Так, скажем, вполне мирные и цивилизованные “круглые столы” представителей компартий и оппозиции в Венгрии и Польше в конце восьмидесятых годов, несмотря на отсутствие революционного обрамления, в действительности имели характер мирных революций, ибо привели к изменению строя и режимов в данных странах.
Что же касается августовских событий 1991 г. в России, то вначале имела место неудачная попытка путча гэкачепистов во имя сохранения прежней системности. Провал путча в свою очередь подтолкнул к верхушечному перевороту, который завершился беловежскими соглашениями. Этот переворот имел антисистемный, а следовательно, революционный смысл, ибо привел к падению прежней государственности и изменению формы собственности. Хотя речь идет о системно ограниченной революционности, которая не привела к изменению сущности власти: власть до сих пор остается в рамках традиционно русской парадигмы моносубъектности. Власть в России продолжает оставаться самовоспроизводящейся величиной.
События августа 1991 г. парадоксальным образом через реставрационный путч стали толчком революционных изменений. Хотя в то же время в сфере политики эти революционные изменения явились своеобразным прикрытием сохранения исторической преемственности.
2. События Августа завершили собой эволюционный и компромиссный процесс преобразования СССР – империи и сверхдержавы. Они нанесли сокрушительный удар по всем попыткам сохранить единое политическое и экономическое пространство. После этих событий многое стало невозможным: и сохранение союзного центра, и президентство Горбачева, и формирование коллективного руководства Горбачев–Ельцин–Назарбаев, и Ново-Огарево с идеей союза независимых государств, и ведущая роль компартии, и сохранение биполярного порядка в мире. Август 1991 г. стал толчком для выделения России из советского пространства, а следовательно – для окончательного разрушения СССР.
Кроме того, Август 1991 г. стал стимулом для формирования обновленного правящего класса в самой России за счет создания своеобразного элитного пакта представителей нескольких номенклатурных группировок, в который (впервые после 1917 г.) были включены представители иных социальных групп. Впервые возникла и возможность для расчленения политики и власти, но, к сожалению, этот шанс так и не был использован.
Наконец, Август дал возможность для переформатирования экономического поля и разгосударствления экономики, что наряду с падением СССР, было одним из основных результатов предыдущего десятилетия.
3. Август 1991 г, став ударом по СССР, соответственно изменил международную реальность. Именно провал августовского путча означал конец “холодной войны” и международной системы, основывающейся на конфронтации двух сверхдержав. США превращались в государство-гегемона.
Мгновенно усилились центробежные тенденции в рамках союзного пространства. Августовский путч вызвал “эффект домино”, став толчком для обретения независимости теми советскими республиками, которые все еще выжидали.
Распад советского центра и вычленение России, неожиданное, кстати, для международного сообщества, стало тем фактором, который заставил мир задуматься о новой структуре безопасности и новых правилах организации мирового порядка. Появились новые вызовы, в частности, необходимость решать, что делать с ядерным оружием на территории новых независимых государств и как предотвратить появление новых ядерных стран.
Август и последовавшие за ним события дали возможность говорить о “конце истории”, как завершении борьбы нескольких цивилизаций, претендующих на универсальность. Отныне либеральная идеология превратилась в единственную универсальную схему, стала “The only game in town”. Появились предпосылки для глобализации и нового универсализма со всеми его вызовами и новыми конфликтами. Кстати, одним из вызовов для западной цивилизации при отсутствии цивилизационной альтернативы стало отсутствие внешней угрозы, как сплачивающего и динамизирующего капитализм фактора.
Еще одним последствием событий в постсоветском пространстве стало появление единой Германии, новой региональной, а возможно, и мировой сверхдержавы, а также необходимость укрепления НАТО для ее сдерживания. Возникла новая, некоммунистическая Центральная и Восточная Европа с ее стремлением попасть в орбиту Запада. Неизбежным стало и расширение НАТО и ЕС. Словом, экспансия Запада в прежнюю зону влияния СССР.
Сам же факт распада СССР и появление новой России, которая не является противником Запада, привели к высвобождению на Западе, в первую очередь в США колоссальных финансовых и экономических ресурсов, которые были использованы для повышения благосостояния общества. Так, что Запад, несомненно, выиграл от завершения “холодной войны”.
С падением СССР пришлось пересматривать многие старые представления об организации миропорядка: и концепцию баланса сил, и идею многополярности, и концепцию конвергенции, и теорию столкновения цивилизаций, и дипломатию вестфальского типа. Правда, возникли и новые мифы и иллюзии, в частности, относительно возможности строительства нового миропорядка на основе государства-гегемона, интервенцианизма во имя гуманистических и либеральных ценностей. Возникший после поражения идеи социализма вакуум начали заполнять иные варианты антисистемного радикализма, в частности, идеи антиглобализма. Западная цивилизация в условиях отсутствия стратегических конкурентов оказалась перед необходимостью находить внутренние источники обновления.