Евгений Ясин: «Все, что происходило в России в последние десять лет, представляется мне естественным следствием свободы»*
Когда у России национальный праздник? 7 ноября отменили 12 июня, День независимости? Но – от кого? А у меня свое мнение на этот счет: думаю, наш национальный праздник должен быть 21 августа, в день победы над путчистами, в день победы демократической революции над силами коммунистического тоталитаризма.
Знаю, далеко не все согласятся с моим мнением, для многих моих сограждан это день поражения. Тем более, что вслед за этим резко обострились проявления экономического кризиса, распался СССР. Поэтому ради общественного мира в этот день отмечается скромный праздник российского флага, а к Белому Дому, теперь оказавшемуся за высокой оградой, приходят редеющие с каждым годом группы участников «живого кольца». Но я всегда буду помнить свои переживания в этот день. Да и объективно, при всей условности памятных дат, это был действительно переломный момент в нашей истории.
В последние десять лет мы пережили революцию, не бархатную, но мирную. Может быть, поэтому она кажется менее важной, чем другие, кровавые. Но по своему значению, по глубине ломки социальных отношений, пронизавшей все слои общества, эта революция для России более существенна и несравненно более плодотворна, чем Октябрьская 1917 года. А главное – та, также имевшая поначалу серьезное демократическое, освободительное содержание (вспомним передачу земли крестьянам), потом под знаменами социалистического прогресса повернула назад, к феодализму. Значит самая важная для России задача – обеспечения экономической и политической свободы – не только не была решена, но отодвинута на три четверти века. И только в 1991 году мы к ней вернулись.
Я знаю, что многие участники событий августа 1991 года испытали разочарование, что последующее развитие событий оказалось далеко не таким, как виделось. Но что делать, реальность всегда отличается от планов и идеалов. В ней, однако, всегда пробивается историческая необходимость.
Необходим, неизбежен был крах коммунизма. Тем, кто сейчас испытывает ностальгию по застойным брежневским временам, хочу сказать, что уже с начала семидесятых годов специалисты удивлялись тому, что «система» еще как-то работает, и предсказывали ее глубочайший кризис. Вожди КПСС отказались от реформ, после событий 1968 года в Чехословакии со страху они были свернуты. А это означало, что возможности спокойного, эволюционного пути развития были перекрыты. Уже тогда. И чем дольше они откладывались, тем более болезненными, шоковыми становились неизбежные перемены.
К началу перестройки реформы без революции, а значит без тягостных испытаний для большинства народа, уже были невозможны. Но мы об этом не знали. Горбачев начал действовать, живя вместе с нами в мире иллюзий. Поэтому в экономической политике были допущены серьезные ошибки, усугубившие ситуацию. Хотелось все делать постепенно, а время уже было упущено.
В августе 1991 года волна демократического движения достигла пика. Она привела к поражению коммунизма в России. Но мало кто понимал, что назавтра после победы наступит не всеобщее счастье, а время ответственных решений и трудных перемен. А принципиальная важность августа 1991 года в том, что он открыл путь к этим решениям, сделал их возможными и, обострив кризис до предела, вместе с тем обозначил путь выхода из него, путь перехода страны в новое качественное состояние – в рыночную экономику и демократическое государство.
Мне скажут, что итог получился печальный: рыночная экономика не как у людей, а о демократии и вовсе лучше не говорить. Я бы тоже мог к этому многое добавить. Но на самом деле чего-то иного трудно было ожидать. Ведь эффективная рыночная экономика и зрелая демократия – результат длительного развития, последовательного складывания институтов, которые появляются как следствие решения практических проблем, отражая особенности страны, ее истории и культуры. Гайдаровские реформы: либерализация, приватизация, финансовая стабилизация – только открыли путь к формированию этих институтов, но не могли их создать, ибо они вообще не создаются по указанию сверху.
Говорят, что реформы были необходимы, но не такие: более мягкие, более гуманные, более постепенные. И не надо, мол, было слушать специалистов из МВФ и других западных советников. Я могу сказать со всей уверенностью, что набор необходимых мер, способных покончить с планово-распределительной системой, с жестоким товарным дефицитом, открыть путь к развитию рыночных механизмов, определился достаточно четко. Он был отражен в программе, подготовленной по поручению Н.И. Рыжкова в марте 1990 г. и затем отвергнутой, поскольку в ней прямо говорилось о негативных последствиях. Он же был изложен более последовательно в программе «500 дней». Замечу, обе программы готовились без какого-либо участия иностранцев. Хотя опыт других стран, конечно, изучался.
Этот набор мер, с отличиями в деталях, и был реализован Е.Т. Гайдаром. Конечно, можно было делать что-то другое и по-другому. И делалось, начиная с 1987 года. Но – без каких-либо позитивных результатов.
Вы скажете: а что, реформы по Гайдару разве имели какие-то позитивные результаты? Налицо вроде только минусы: падение производства на 40%, снижение уровня жизни минимум на треть – это в среднем, утрата сбережений, глубокая социальная дифференциация, можно сказать раскол общества. Богатство и роскошь немногих нуворишей рядом с невероятной бедностью, утратой перспектив для миллионов людей. И это все сохраняется до сих пор.
Не случайно поддержка демократических и рыночных преобразований, в 1991 году практически полная, сменилась разочарованием и апатией, утратой надежд, усилением влияния компартии, голосованием за Жириновского. Я бы сказал так: все, что происходило в России последние десять лет, включая появление широкого спектра самых разных мнений и общественных движений, представляется мне абсолютно естественным следствием свободы.
Я понимаю людей, голосующих за коммунистов, принимающих за патриотизм поддержку чеченской войны и осуждение А. Бабицкого. Частички их убеждений и предрассудков я нахожу и в себе, потому что я тоже из того времени и меня тоже задевают те несправедливости и непорядки, которые мы видим вокруг и которых после августа 1991 года, казалось бы, быть не должно.
В мае этого года в пресс-клубе Ирины Петровской в ходе обсуждения «наших ценностей» показали фрагмент из фильма А. Зельдовича «Москва». Два бизнесмена-уголовника из первой волны «новых русских» дерутся посредством забрасывания друг друга импортными продуктами, после того как один «кинул» другого. Драка заканчивается убийством одного из «партнеров». Другой останавливается в изумлении: Боже, чушь какая!
Комментарии депутата-коммуниста: вот они, нравы буржуев, порожденных вашими реформами, торжество грязной корысти. И другие тоже: мы утратили моральные устои. Что с нами будет?
Да, отвратительно. Но ведь это, вместе с комментариями, только момент в становлении нового общества, новых институтов, в числе которых будут и те, что будут производить противоядие против подобных явлений.
Не было бы реформ, не было бы, наверное, и этих явлений. Но реформ, или во всяком случае глубоких перемен, не могло не быть. И реформы предотвратили худший исход, которым могли быть национальная катастрофа и полное одичание. Как уже было однажды в годы гражданской войны.
И потом, дефицит-то исчез. А это родовой признак коммунизма. Ему на смену пришли насыщение рынка и нехватка денег – родовые признаки рыночной экономики. Но денег уж больно мало, очень многие просто живут впроголодь. Это означает только одно: теперь, в новых условиях снова надо вернуться к старым задачам – повышать производительность, добиваться конкурентоспособности, учиться делать качественные и привлекательные товары, которые можно было бы по хорошей цене продать как у нас, так и за рубежом. Мы немного разучились их делать при коммунизме. Придется учиться заново. На нефть, которая спасала нас 20 лет при Брежневе и теперь снова выручает, полагаться нельзя. Об этом убедительно говорит опыт 1998 года.
Реформы не могут сделать людей богатыми. Богатство и процветание создают предприимчивость, изобретательность, квалифицированный труд, воплощаемые в товарах и услугах. Рынок дает лучшие условия для проявления этих качеств. И условия еще нужно совершенствовать.
Это тривиально, но об этом стоит помнить. Реформы не дают никаких гарантий успеха, они нам дали только билет на участие в гонке. А до тех пор мы сидели на обочине и завидовали тем, кто проносился мимо. Теперь и у нас есть шансы.
Поэтому, переживая все тяготы, свои и чужие, ощущая свою долю ответственности за ошибки, за недостаточную энергию и организованность, которые надо было проявить в моей работе, я не испытываю разочарований. Дело сделано – Россия стала другой. Пусть пока не совсем такой, какой хотелось бы ее видеть, как мечталось в 1991 году. Но – способной к здоровому развитию, уже почти выбравшейся из западни коммунистического эксперимента. И это внушает оптимизм. Осторожный!
Почему так? Да потому, что здание, в котором было бы удобно жить, еще не достроено. Задача русской революции конца ХХ века объективно состоит в том, чтобы дать стране свободу, снять путы, мешающие проявлению энергии и предприимчивости миллионов людей, более того, стимулировать их активность и тем самым придать импульс развитию страны, подъему ее экономики, повышению благосостояния граждан. Создать условия для здоровой конкуренции. И для этого обеспечить законность и правопорядок, соблюдение прав человека и демократических процедур. И только решив эту задачу в полном объеме, Россия действительно сможет занять подобающее ей место в семье цивилизованных стран.
Эта задача пока не решена. Мы существенно продвинулись в последнее десятилетие, в том числе и потому, что прошли через поражения и ошибки или через то, что казалось поражениями и ошибками, а на самом деле было уроками, бесценным опытом, итогом которого стали институты, все больше определяющие нашу жизнь. И еще длительное время будут повторяться поражения и ошибки, и мы будем искать виноватых, отворачиваясь от зеркала, а потом будем обнаруживать, что от чего-то привычного отказались, а к чему-то новому привыкли.
Вот пример. Я думаю, мы извлекли уроки из общения с «МММ», «Хопром» и «Властелиной». И больше не поддадимся на обещания «халявных» доходов. Мы извлекли урок из опыта государственной пирамиды ГКО. Хотя любопытно, что кризис 1998 года, явное казалось бы поражение, привел к оживлению экономики, к ускорению развития российских компаний, к укреплению их позиций на рынке. Мои оценки показывали, что при «правильном» развитии надо было в 1995 году сбалансировать бюджет, т. е. значительно урезать расходы государства и увеличить налоги, избежав тем самым дорогих заимствований на покрытие бюджетного дефицита. Если бы страна пошла тогда по этому пути, то мы сегодня имели бы валовой внутренний продукт в реальном выражении на 6-7% меньше, чем сейчас, после кризиса. Однако и долги были бы меньше примерно на 10 млрд. долл. Но это так, к слову, о том, что считать поражениями и ошибками.
А опасения вызывает то, что мы можем сбиться с торной дороги в силу застарелых привычек и предрассудков, нежелания напрягаться и расставаться со своими слабостями и желание во всем искать виноватых. Я говорю об этом потому, что сейчас прогресс зависит не столько от власти, на которую мы привыкли вешать все, а от множества граждан, от становления гражданского общества. Власть всегда хочет избавиться от затруднений, связанных с контролем граждан; она может оставаться демократической, только если чувствует внимание со стороны гражданского общества и его сопротивление тем ее начинаниям, которые направлены на подчинение общества власти, государству.
Особенно важна свобода слова и информации. И в связи с этим у всех должно быть ощущение, что нам уже есть что терять. И что-то мы уже потеряли в последнее время. Это, возможно, тоже поражение, наше общее поражение, из которого всем нам надо извлечь урок.
Август 1991 года дал нам перспективу. Ее нельзя утратить.
* Автор предпочел ответам на вопросы нашей анкеты собственную логику изложения.