Вопрос №1
ЯСИН Е.Г.:
Фонд «Либеральная миссия» регулярно проводит семинары, посвященные актуальным экономическим проблемам. Сегодня мы собрались, чтобы охарактеризовать текущую ситуацию. Согласно сценарию, в ходе дискуссии мы должны затронуть проблемы производительности труда, сбережений и инвестиций, финансовой системы, нерыночного сектора, курса рубля, структурной политики. Но начать обсуждение я предложил бы с вопроса: существует ли сейчас угроза спада? Каковы ваши краткосрочные и долгосрочные прогнозы?
ГАВРИЛЕНКОВ Е.Е. (проректор Государственного университета – Высшая школа экономики): «Чем больше чиновников, тем меньше предпринимателей и инвестиций и выше уровень безработицы»
Угроза спада обсуждается не впервые. Андрей Илларионов говорил и в прошлом, и в позапрошлом году, что если политика правительства не изменится, то в России неизбежно будет спад производства. Тем не менее, во последние годы особого сокращения производства не наблюдалось и сохранялся рост экономики. По моему мнению, после кризиса 1998 года наша экономика развивается по новым сезонным циклам, во многом обусловленным сохранением ее зависимости от внешних условий, от цен на нефть, и, в сущности, от инвестиционных решений крупнейших российских нефтяных компаний и других экспортеров. В схему нынешнего существования российской экономики укладывается все то, о чем мы говорили на семинарах в Фонде «Либеральная миссия» в прошлом году: и «чеболизация» российской экономики, и экспансия вертикально-интегрированных холдингов, и сохраняющаяся зависимость России от внешнеэкономических условий.
По-прежнему свыше 50% инвестиций приходится на долю транспорта и топливно-энергетического комплекса, причем преимущественно – нефтяной и газовой отраслей, тогда как вложения в электроэнергетику составляют лишь 4-5% от общего объема инвестиций. Что касается транспортной составляющей инвестиций, то в ней велика доля трубопроводов, также непосредственно относящихся к нефтяной и газовой промышленности. Инвестиционные решения, принимаемые узким кругом экспортеров, определяют состояние всей экономики страны.
Посмотрим на сезонно сглаженные кривые промышленного производства и инвестиций (Рис. 1). Они очень хорошо соотносятся друг с другом. Видно, что в первую очередь оживляется производство оборудования для нефтяной, газовой или металлургической промышленности – крупнейших наших экспортеров. Если инвестиции растут, то повышается и производство товаров инвестиционного назначения для перечисленных отраслей. Если же повышается инвестиционный спрос, то выплачивается зарплата по более широкому спектру отраслей, в частности в машиностроении и сопряженных секторах, обеспечивающих производство на соответствующих машиностроительных предприятиях. На следующем этапе повышаются доходы производителей инвестиционного оборудования, заработная плата, что и приводит к росту массового спроса в целом.
Зависимость между динамикой промышленного производства и потребительским спросом достаточно очевидна (Рис. 2). Несмотря на то, что в прошлом году инвестиции росли медленнее, чем потребительский спрос, они выступали в роли катализаторов роста всей экономики. Этим и объясняется специфика нашего сезонного экономического роста. Уже третий год экономика растет с марта по сентябрь, а стагнация наблюдается в начале первого и четвертом квартале.
Динамика роста зависит от конкретной ситуации. В конце прошлого года снизились цены на нефть, были пересмотрены инвестиционные планы, что и привело к более существенному, чем ожидалось, снижению инвестиционной активности и роста ВВП в декабре 2001 года – январе 2002 года. Но ситуация выравнивается, и опять появляются тенденции роста. Не думаю, что он будет сравним с показателями 2000 года. Восьми-десятипроцентный рост ВВП остается для нас недостижимым. Сложившиеся механизмы не могут устойчиво обеспечивать высокие темпы экономического роста.
Хотелось бы сделать небольшое отступление, связанное с проблемой статистики, ее надежности и теми выводами и прогнозами, которые мы делаем на ее основании. Все мы были свидетелями того, как в январе этого года Госкомстат во второй раз пересмотрел динамику ВВП. Исправляя историю, Госкомстат завышает темпы роста. Но в результате изменяются темпы роста в текущем году. Не до конца понятной была такая ревизия статистических данных за 2000 год. Сначала показатели темпов роста составляли 7,6%, потом – 8,3%, а теперь – 9%. Это довольно существенная поправка. Что настораживает, она произошла за счет прироста запасов, которые просто были увеличены в номинальном выражении на 5% без изменения остальных параметров. Получается, что если ВВП составлял 7 триллионов рублей, то сейчас он равняется 7,35 триллионам.
У меня возникает ощущение, что Госкомстат пытается решить проблему статистического расхождения между произведенным и использованным ВВП в предыдущие годы, перекидывая все на 2000 год. Но это существенно искажает реальную картину. Ревизия статистических данных проводилась при переходе от 2000 к 2001 году. Думаю, в недалеком будущем произойдет аналогичная ревизия показателей 2001 года, по которым у меня уже сейчас есть масса вопросов. К примеру, не бывает так, чтобы реальные доходы населения выросли на 5,9%, а потребление – на 8,7%. Когда реальные располагаемые расходы растут намного медленнее, чем потребление, это означает отсутствие сбережений или то, что они отрицательные. Но в 2001 году номинальные сбережения выросли на 44%, что при инфляции 18,6% говорит о существенном реальном их росте.
Другие примеры подобного несоответствия касаются потребления и инвестиций. Например, по данным Госкомстата, платные услуги в 2001 году выросли на 0,8%, а потребление товаров – на 10,8%. Такого разрыва быть не должно. Я считаю, что показатели эластичности спроса совершенно другие, потому что не бывает так, чтобы при указанном выше росте доходов потребление товаров росло такими темпами, а платные услуги оставались практически на прежнем уровне.
Налицо проблема качества статистики за декабрь и январь – месяцев, задающих базу для всего года. Каждый год у нас происходит огромный скачок инвестиций в декабре и спад в январе, что не соответствует действительности, являясь следствием некорректной методики подсчета инвестиций, унаследованной с советских времен, когда все списывалось на декабрь. В январе этого года, по данным Госкомстата, показатели инвестиций упали, как никогда. Я не думаю, что в действительности дела обстоят именно так. Но если Госкомстат не поправит статистику инвестиций за январь-февраль текущего года, то по итогам 2002 года нам гарантирован инвестиционный спад порядка 5-6%, тогда как при корректировке этих показателей инвестиционный рост в 2002 году может составить те же 5-6%. Подчеркиваю, речь идет не о реальном положении дел в экономике, а о представлениях, заданных Госкомстатом.
Подобные статистические ошибки очень осложняют прогнозирование. Получается, что все прогнозы по 2002 году неизбежно основываются на противоречивой информации по базовому 2001 году. В настоящий момент можно прогнозировать рост ВВП в 2002 году в пределах от 1% до 4,3%. Столь большой разрыв объясняется крайне некачественной исходной информацией по предыдущему году. Министерство экономического развития и торговли оценивает рост ВВП в 2002 году в 3,3%, что полностью укладывается в обозначенные пределы.
Что касается долгосрочного прогноза, то угрозу спада я не связывал бы с макроэкономическими проблемами. Гораздо большую опасность экономического спада представляет отсутствие нормально работающей административной системы. На рисунке 3 одна кривая показывает сокращение населения России в последние несколько лет, а другая кривая – бурный рост численности работников органов государственной власти и местного управления. Темпы его превышают темпы роста ВВП за счет роста численности аппаратов местных органов власти, включая представительства федеральных органов. В отношении административных проблем мой тезис таков: чем больше низкооплачиваемой бюрократии, тем выше барьеры входа на рынки, поскольку бюрократия постоянно создает дополнительные способы получения личных доходов.
Рисунок 4 построен на данных региональной статистики. По горизонтальной оси отложена численность работников государственной власти и местного управления в расчете на тысячу человек населения. В среднем по России на тысячу человек приходится восемь чиновников. В отдельных, не зарегулированных регионах с нормальной развивающейся экономикой – таких как Москва, Санкт-Петербург, Ростов – на тысячу человек приходится пять-шесть бюрократов. Зато в некоторых автономных национальных образованиях каждую тысячу человек населения обслуживают по 50-70 чиновников. В регионах с большим количеством регулирующих экономическую деятельность бюрократов меньше малых предприятий на душу населения, которые откладываются по вертикальной оси графика. Если же по вертикали указать прямые иностранные инвестиции на душу населения по регионам, а по горизонтали – региональную концентрацию чиновников, то получится та же зависимость: в регионах с большим количеством бюрократов меньше инвестиций, и наоборот (Рис. 5).
Конечно, в каждом регионе могут быть свои особенности и исключения. Но анализ ситуации в 89 субъектах Федерации дает нам наглядную закономерность. Мало того, в регионах с большим количеством бюрократов на тысячу человек населения выше и уровень безработицы (Рис. 6). Отмечу, что я на ставлю сейчас своей целью разобраться, какое из этих явлений первично, а какое – вторично. Занятость в сфере государственного управления может рассматриваться как способ общественных работ и снижения того же уровня безработицы. Но когда множество людей занимают низкооплачиваемые должности, то они сами начинают искать источники получения доходов, и это происходит за счет малого бизнеса, инвестиционного климата и создания все тех же рабочих мест. Рисунок 7 показывает отток населения из регионов с высокой концентрацией бюрократов: население стремится туда, где легче реализоваться, начать свое дело. И хотя в России слабо развит рынок труда, наши данные демонстрируют устойчивую зависимость между регулированием региональных рынков и безработицей.
В свете вышеперечисленных данных из всех существующих угроз в долгосрочном плане наиболее опасной мне представляется воспроизводство бюрократической системы, удовлетворяющей исключительно собственные интересы. Экономический рост последних лет происходит в рамках существующей структуры экономики и существующих предприятий. Проблема в том, что ни структура, ни сами предприятия за все это время не менялись и не обновлялись. В России не действует логика свободного экономического развития, когда малый бизнес доказывает свою эффективность, отмирая или превращаясь в средний, затем он постепенно становится крупным. Структура российской экономики по-прежнему очень капиталоемкая, нединамичная, что тоже препятствует притоку иностранных инвестиций.
ЯСИН Е.Г.:
Андрей Белоусов недавно высказал идею, что после кризиса 1998 года рост российской экономики происходил импульсами: первый импульс – увеличение импорта, второй – высокие цены на нефть, третий – внутренний потребительский спрос 2001 года. В настоящий же момент угроза если не спада, то стагнации основывается на неблагоприятном прогнозе экспорта и внутреннего спроса – и инвестиционного, и потребительского. Как вы считаете рост ВВП 9% в 2000 году – это удача, случайность? Надо ли равняться на этот показатель?
ГАВРИЛЕНКОВ Е.Е.:
В рамках нынешней институциональной системы мы уже не можем достичь 9% роста ВВП. Теоретически показатели 2000 года, конечно, достижимы, но только если начнут развиваться новые отрасли, появляться новые предприятия. За счет развития новых отраслей может быть достигнут рост ВВП 5-7%. Впрочем, я не уверен, что названные вами импульсы происходили в данной последовательности. Послекризисный рост экономики я считаю следствием одного сильного импульса, а именно – инвестиционных решений.
ЯСИН Е.Г.:
Но инвестиционные решения были обусловлены девальвацией рубля.
ГАВРИЛЕНКОВ Е.Е.:
Безусловно. Я хотел лишь подчеркнуть, что импульс экономического роста в 2001 году, который мы ассоциируем с внутренним потребительским спросом, был обусловлен ростом инвестиций.
КЛЕПАЧ А.Н. (руководитель Центра развития): «Сегодня главная проблема заключается не в угрозе серьезного спада, которого не будет ни в краткосрочной, ни в среднесрочной перспективе, а в обеспечении роста для качественной перестройки экономики»
Мне картина экономического роста и его ближайших перспектив представляется несколько иной. 2001 год был более интересным и неожиданным, чем 2000 год. Надо признать, что все эксперты ошиблись с прогнозами на 2001 год, недооценив потенциал роста. Причина не только в том, что мировая конъюнктура оказалась лучше ожидаемой, а потому и падение экспорта было небольшим. Мы недооценили внутреннюю способность российской экономики к росту, в том числе и масштабы прошлогоднего потребительского бума. Думаю, сегодня главная проблема заключается не в угрозе серьезного спада, которого не будет ни в краткосрочной, ни в среднесрочной перспективе, а в обеспечении роста для качественной перестройки экономики. Вопрос в том, будет ли этот рост близок к состоянию стагнации, составив 2-3% в год, либо он достигнет 5-6%, необходимых с точки зрения многих нормативных требований для проведения реформ и повышения стандартов жизни населения.
Если с таких позиций оценивать текущую ситуацию, то я не считаю, что волнообразная динамика производства и инвестиций, о которой говорил Евгений Гавриленков, носит преимущественно сезонный характер. Уже третий год мы наблюдаем замедление роста или стагнацию в четвертом квартале и в начале года. Но в первом квартале 2001 года были довольно благоприятные показатели в отсутствие такого инвестиционного спада, как в 2002 году. Поэтому-то я и не согласен с тем, что дело в сезонности экономики. Ключевой вопрос для современной российской экономики Евгений Гавриленков поднял в самом начале своего выступления: основная проблема в инвестиционных решениях крупных компаний и в том, какая часть денег зарабатывается ими на экспорте, а какая – внутри страны.
Что касается принятия инвестиционных решений крупными компаниями, то я думаю, что январское падение стало во многом результатом снижения инвестиционной активности компаний нефтегазового комплекса и черной металлургии. Впрочем, в машиностроении спада инвестиций не наблюдалось. Инвестиции в основной капитал машиностроения составляют не так уж много – чуть меньше одного миллиарда долларов. Но если по итогам прошлого года в машиностроении наблюдался спад инвестиций, то, по всей видимости, по итогам 2002 года там будет рост, что нельзя не отметить как положительный момент. Возможно, начинается оживление не только в нефтегазовом комплексе и металлургии, но и в отраслях, производящих конечные продукты, пусть пока по объемам они и несопоставимы.
Если же говорить о потребительском спросе, то достаточно высокие темпы его роста в 2001 году – результат именно потребительского бума, а не роста инвестиционного спроса. Я вижу здесь скорее элемент соперничества за распределение доходов. Нынешний огромный рост зарплаты начинает угрожать росту инвестиций и конкурентоспособности, что проявилось уже даже в таких отраслях с хорошими экспортными доходами, как металлургия. Многие компании ограничивают рост зарплаты и урезают инвестиционные планы, потому что при таких темпах роста зарплаты, несмотря на увеличение производительности труда, неизбежно повышаются относительные издержки, которые, по нашим оценкам, в промышленности уже достигли 19% цены (с учетом социальных начислений на фонд зарплаты). Этот показатель существенно превышает докризисные параметры, хотя средняя зарплата в долларах по-прежнему несколько уступает предкризисному максимуму. Поэтому я думаю, что в ближайшие годы не столько инвестиции будут стимулировать потребление, сколько необходимо будет делать довольно жесткий выбор между инвестициями и потреблением.
Прошлогодний потребительский бум во многом был связан с ростом доходов, прежде всего – полученных от экспорта, которые, по нашим оценкам, составляют около трети совокупных доходов населения. С учетом же вклада экспортеров в бюджет и продукцию отечественных обрабатывающих отраслей общий эффект экспортной составляющей в доходах россиян скорее приближается к половине. Падение же экспортных доходов неизбежно приведет к резкому снижению темпов роста доходов населения. Более того, непонятно, как в этих условиях бюджеты, особенно региональные, смогут выдержать повышение зарплат работникам бюджетной сферы. Поэтому потребительский спрос уже не сможет стимулировать экономический рост. Кроме того, рост потребительского спроса в прошлом году наполовину ушел в рост импорта. И здесь дело не столько в валютном курсе, сколько в ограничениях по мощностям и качеству в обрабатывающих отраслях.
Таким образом, источники роста послекризисных лет иссякают, и какое-то время экономика обречена на более низкие темпы роста. Вопрос лишь в том, произойдут ли в ней качественные изменения: улучшится ли структура инвестиций, повысится ли эффективность вложений капитала. Более подробно эти проблемы я рассмотрю во втором круге нашего обсуждения. Хотелось бы также отметить, что я абсолютно согласен с Евгением Гавриленковым по поводу Госкомстата. Думаю, что показатели 2001 года пересмотрят в сторону повышения, скажем – до 5,2-5,4% ВВП, и это будет правильно. Однако ближайшие два-три года будут периодом адаптации экономики и, соответственно, умеренных темпов роста. Сможет ли она поменять свое качество – будет очевидно в 2005 году.
ВЬЮГИН О.В. (первый заместитель председателя Центрального банка РФ): «Три года экономика наращивала производство за счет загрузки свободных мощностей, сейчас рост становится более капиталоемким»
Сегодня модель высоких темпов роста последних лет перестает работать: степень использования незагруженных мощностей постепенно сокращается, цены приближаются к предкризисному уровню, некапиталоемкий рост исчерпывается. Следует отметить, что ни один фактор послекризисного экономического роста не был связан с импортозамещением.
Посмотрим на реальную картину существования нашей экономики в последние три года. После кризиса 1998 года сбережения в виде инвестиций уходили в сырьевой сектор, что позволяло наращивать экспорт сырья и получать от этого валютные доходы по международным ценам. Другая весомая доля вложений шла в государственные инфраструктурные монополии. И только жалкие остатки попадали в остальные отрасли. В переработку вкладывали, в основном, иностранцы, да и то речь шла только о нескольких крупных компаниях пищевой промышленности, производящих пиво, соки, молочные продукты. Три года экономика могла так существовать, поскольку могла наращивать производство за счет загрузки свободных мощностей. Сейчас рост становится более капиталоемким. Без инвестиций не следует ожидать от перерабатывающей промышленности динамичного роста, скорее она какое-то время еще будет вяло развиваться, после чего там наступит спад.
Вместе с тем, огромные (по российским меркам) инвестиции в сырьевой сектор сегодня тоже не нужны, по крайней мере – в краткосрочной перспективе. Какой смысл вкладывать средства в наращивание производства металлов и даже в изменение ассортимента, способов проката? Ведь большая часть металлов идет на экспорт, который сейчас сокращается. Какой смысл инвестировать дальнейшее расширение нефтедобычи? Ведь перед российскими нефтяными компаниями сегодня стоят серьезная проблема рынка и сбыта. Поэтому они выбирают очень простую стратегию: снять пенки с наиболее доступных источников нефтедобычи, а потом свернуть производство и открыть новый бизнес. И нынешнее падение инвестиционной активности крупных российских компаний объясняется кардинальной сменой их стратегии развития. Если раньше крупные компании, способные генерировать экспортные доходы, на эти деньги расширяли свою сырьевую базу и скупали другие активы с какими-то идеями об их будущей перепродаже, то сейчас ситуация заметно усложнилась: активы куплены, продать их пока некому, а для того, чтобы они приносили прибыль, надо вкладывать в них немалые деньги.
В свободных экономиках с беспрепятственным передвижением капиталов существует финансовая надстройка, осуществляющая эффективное посредничество. Поэтому там легко начать новый бизнес без высоких трансакционных издержек. В России иная модель экономики – с большой склонностью к росту и развитию, но с очень высокими барьерами, затрудняющими доступ к инвестиционным и прочим ресурсам для ведения бизнеса.
Первый барьер – чрезмерное регулирование со стороны государства. Оно выражается во вполне конкретных формах, на региональном уровне представляя собой унию между местными органами власти и бизнесом о совместном препятствии проникновению в данный регион конкурентов и инвестиций извне. Бизнесмены готовы брать кредиты и гранты, но не готовы отдать свой бизнес в обмен на инвестиции и соответствующую диверсификацию акционерного капитала.
Второй барьер находится на уровне малого бизнеса, который не может развиваться из-за высоких трансакционных издержек. Впрочем, в некоторых случаях мелким предпринимателям удается договориться с конкурентами и властями, и они вступают в унию. Но, в целом, такая система не подходит для малого бизнеса, поэтому у него пока весьма плачевные перспективы развития.
Третий барьер обусловлен не государственным регулированием, а поведением самого бизнеса. Некоторые крупные компании пока не заинтересованы в диверсификации акционерного капитала, как средства привлечения технологий, инвестиций и развития бизнеса, и пытаются решить возникающие проблемы за счет более эффективного использования внутренних ресурсов – перераспределения, перегруппировки, приглашения лучших менеджеров. Однако в рамках своей стратегии они пока не думают о развитии за счет большей открытости своего бизнеса, хотя это и соответствует общепринятой на цивилизованном рынке стратегии построения хорошего, прозрачного бизнеса для его дальнейшей продажи.
В российской экономике сложилась система, отторгающая инвестиции. Этим и объясняется, почему к нам поступает катастрофически мало прямых иностранных инвестиций, почему не растет малый бизнес. В 2001 году в Литву пришло больше прямых иностранных инвестиций, чем в Россию. И в этой связи возникает вопрос: как же наша экономика будет развиваться вообще?
В российской промышленности сезонные циклы были связаны с вышеописанной моделью, при которой из-за концентрации доходов в сырьевых отраслях от решения достаточно узкого круга компаний зависела вся экономическая конъюнктура. Но сегодня доходы от экспорта снизились, не понятно, стоит ли опять вкладывать деньги в сырьевой сектор, а крупный бизнес продолжает обдумывать свою дальнейшую стратегию. В результате этой затянувшейся паузы вся экономика топчется на месте. За несколько лет многие менеджеры привыкли к весенним заказам от экспортного сектора. Очевидно, что из нынешнего сезонного цикла экономика выйдет с очень небольшим ростом, потому что я не вижу разумных оснований вкладывать большие средства в сырьевой сектор. В текущем году рассчитывать можно будет только на то, что внешнеэкономическая конъюнктура окажется более благоприятной, и рост экономики США будет намного выше, чем мы предполагали осенью 2001 года. Тогда российская экономика будет в очередной раз спасена.
ЯСИН Е.Г.:
До будущей катастрофы…
ВЬЮГИН О.В.:
Во всяком случае, мы получим передышку. Впрочем, думаю, что в этом году наша экономика без особых проблем вырастет на 2%. Что же касается дальнейшего развития ситуации, то я связываю ее с двумя источниками роста в ближайшие годы. При благоприятной обстановке крупные компании начнут продавать активы, достаточно дешево приобретенные ими в бурные 1999-2000 годы. Покупателями этих активов выступят в основном иностранные компании, что дополнительно стимулирует экономический рост, а также и подтолкнет государство к продаже своих активов. Ведь в той или иной форме у государства до сих пор остается достаточно много активов, которые тоже следует по возможности продать. Например, государству принадлежит контрольный пакет акций «АвтоВАЗа», который нужно продать. А для того чтобы продать, нужно найти покупателя. Вопрос расходования денег от продажи государственных активов здесь интересует меня не столько, сколько вопрос о присутствии государства в экономике, который следует решить и как можно скорее.
Что касается административной реформы, то эта проблема представляется долгосрочной. Какие-то ее решения надо искать в ближайшее время, пусть даже они и не смогут резко изменить ситуацию. Думаю, сегодня нам следует сосредоточиться на достаточно ясных, простых, а главное – операциональных задачах.
ЯСИН Е.Г.:
Как вы относитесь к идее Андрея Илларионова, что надо в ближайшее время девальвировать рубль, чтобы стимулировать экономический рост, и тем самым снять опасения президента по этому поводу?
АЛЕКСАШЕНКО С.В.:
Макроэкономический рост и реальный курс рубля – проблемы, лежащие в разных плоскостях.
ВЬЮГИН О.В.:
Экономический рост – очень серьезная проблема. Один из способов административного функционирования: найти тему – неважно, связанную или не связанную с реальной проблемой – и построить вокруг нее большую теорию, например, слабого рубля. К сожалению, девальвация нам действительно не поможет. Она помогла в очень специфической ценовой ситуации после кризисной, которая позволила использовать незагруженные мощности. Сегодня таких мощностей осталось мало. И если в 1998 году была решена проблема товарных потоков, то сейчас нам надо решать проблему потоков капитала, что невозможно сделать посредством девальвации рубля, поскольку эта проблема лежит в абсолютно другой плоскости.
ГУРВИЧ Е.Т. (научный руководитель Экономической экспертной группы): «У российской экономики не будет резервов роста без повышения качества институтов»
Думаю, в ближайшие полтора года ничего критического в российской экономике не произойдет. Сейчас мы получили пересмотренные данные Госкомстата за 2000 год, показатели за 2001 год и построили поквартальные графики темпов роста ВВП, очищенные от сезонности. И если на помесячных графиках виден драматизм падения и роста производства, то в поквартальных отчетах рост выглядит более гладким. В 1999 году и начале 2000 года он составил 2,5% по отношению к предыдущему кварталу, в середине 2000 года упал до 2%, в конце 2000 года и до конца 2001 года равнялся 1,1%. За год рост ВВП составил 4,5%, и эти темпы достаточно стабильны.
Недавно я анализировал оперативные данные по промышленному производству за февраль 2002 года. Примерно с октября 2001 года оно довольно заметно упало, а в феврале опять выросло на 1,8%, тем самым фактически восстановив ситуацию сентября 2001 года. Когда мы посчитали количество рабочих дней с учетом выходного 23 февраля, очистили показатели от сезонных факторов, мы получили довольно существенный рост. Впрочем, при благоприятной внешнеторговой конъюнктуре, являющейся существенным фактором развития нашей экономики, рост 4,5% в год не столь уж велик. В 2002 году все прогнозируют рост от 3% до 3,5% ВВП.
Я уверен в нашем стабильном развитии в краткосрочной перспективе по двум причинам. Российская экономика вообще очень инерционна. В последние годы она достаточно динамично развивалась, успев накопить резервы по всем параметрам. Резервы есть у правительства, у Центрального банка, в бюджет заложена часть условных расходов. Поэтому я не вижу особых угроз для нашего макроэкономического развития. Инфляция в текущем году составит не больше 16%. Проблема же реального курса рубля сегодня практически снята. С одной стороны, в прошлом году рост сохранялся и при укреплении рубля, с другой – из-за падения цен на товары российского экспорта, по всей видимости – достаточно долгосрочное, в ближайшем будущем никто и не ожидает от рубля дальнейшего укрепления.
Именно поэтому я считаю, что правительство и президент сейчас должны сосредоточиться на решении проблем среднесрочной перспективы, которые более чем серьезные. В этом отношении я настроен пессимистично, поскольку пока не вижу путей решения этих проблем и даже желания у государства их решать.
В первую очередь, речь идет о сырьевой структуре российской экономики. Все последние скандалы с введением США пошлин на импорт российской стали лишний раз демонстрируют все бесперспективность такого развития. Но в России прибыль продолжает концентрироваться в сырьевых секторах при отсутствии финансово-посреднического сектора. Магистральный путь развития российской экономики – «чеболизация» и преобладание сырьевого сектора. И пусть из-за нынешних низких цен на продукцию российского экспорта экономике уже не угрожает голландская болезнь, но рубль все равно продолжит укрепляться ежегодно на несколько процентов в реальном выражении. Такие условия также препятствуют развитию высокотехнологичных отраслей.
Кроме того, при недостатке инвестиций из сырьевых секторов (других источников вложений в стране нет) затрудняется развитие перерабатывающих отраслей. Корень этой проблемы – в незащищенности прав собственности. Российский инвестор вкладывает средства лишь в ту компанию, которую может контролировать. Именно поэтому наш крупный бизнес предпочитает инвестиционным проектам скупку активов. Права же иностранных инвесторов защищены в еще меньшей степени. Иностранцам зачастую вообще очень трудно разобраться, по каким правилам ведется игра в российском бизнесе.
Второй круг проблем связан с препятствиями выхода на рынки. Мировой Банк проводил исследование, исходя из связи между нормированной стоимостью регистрации предприятия в процентах от ВВП на душу населения и уровнем дохода на душу населения, а также зависимости экономического роста от качества институтов. По их оценкам, Россия по большинству параметров качества институтов находится между 100 и 150 местом из 170-180. Причем на их диаграмме качества институтов Россия находится на беспрецедентном уровне соотношения роста ВВП и столь низкого качества институтов. Фактически это демонстрирует отсутствие резервов роста без повышения качества институтов. Возможно даже падение ВВП. Подобная картина получается еще по нескольким параметрам, в частности – по уровню коррупции. Не приступив к решению этих проблем, мы не можем говорить о сохранении и повышении темпов роста в среднесрочной перспективе.
АЛЕКСАШЕНКО С.В. (заместитель генерального директора группы «Интеррос»): «На протяжении последних пятидесяти лет рост всех экономик, особенно развивающихся стран, происходил только за счет внешнего спроса»
Наступил период переосмысления ситуации. Постепенно все, включая президента, начинают понимать, что российская экономика полна проблем, которые надо начинать решать. Мне не хотелось бы обсуждать, угрожает ли нам спад или, напротив, нас ждет подъем. В ближайшее время это будет не так существенно. Гораздо важнее то, что определенный набор показателей демонстрирует неэффективность нашей экономической системы в целом: производство падает; инфляция растет; как только начали сдерживать рост реального курса рубля, доллар стал дорожать; наблюдается рост безработицы; по-прежнему бюджетный дефицит; недобор налогов. Все положительные моменты последних двух-трех лет сегодня деградируют. Под послекризисным этапом следует подвести черту.
По большому счету, за последние два года правительство Касьянова ничего не сделало. Налоговая реформа была лишь хорошей PR-компанией. Кроме снижения подоходного налога, при повышении налога социального, ничего нового она не принесла. Налоговые правила не стали более благоприятными для налогоплательщиков. Обещанной валютной либерализации не произошло. Про пенсионную реформу все и вовсе забыли. А идея дебюрократизации экономики умерла сразу после принятия первых законов из дерегулирующего пакета. И только Андрей Илларионов обращает внимание президента и общественности на экономические проблемы. Думаю, без него про экономику все бы давно забыли до следующих выборов. Тогда как сегодня в своем развитии мы подходим к некой точке, за которой начнется новая история.
Какие-то долгосрочные прогнозы представляются мне бессмысленными. Я полностью согласен с Олегом Вьюгиным в определении основных проблем. С нынешней производственной базой дальнейший рост российской экономики просто невозможен. Что касается идеи девальвации рубля, то для меня в настоящий момент это означает падение ВВП, производительности труда, уровня потребления населения и уровня зарплаты в долларовом выражении – более бредовой идеи и представить нельзя. Поэтому в долгосрочной перспективе российской экономике необходимы крупные капиталовложения и обновление производственной базы.
Последние полгода я не устаю повторять, что на протяжении последних пятидесяти лет рост всех экономик, особенно развивающихся стран, происходил только за счет внешнего спроса. Ни одна из этих экономик не росла, опираясь на внутренние ресурсы. В России, в отличие от США, низкий уровень потребления.
И если мы хотим обеспечить устойчивый высокий рост нашей экономики, то мы должны обеспечить внешний спрос на свою продукцию.
Однако в настоящий момент ничего, кроме сырья, Россия не производит. Причем, даже экспорт сырья сейчас находится под угрозой. Нам нужна демилитаризация экономики – сокращение целевых расходов на военные нужды, отказываясь от всех мобилизационных мощностей. Например, на заводе «Пермские моторы» до сих пор есть линия мобилизационного производства двигателей Д-30 для самолетов Ту-134, которые уже 25 лет не выпускаются на территории бывшего СССР. Параллельно с демилитаризацией экономики следует выявить возможные конкурентные преимущества российской экономики на мировых рынках.
Причем надо понимать, что отечественные капиталы придут в экономику только в партнерстве с иностранными. Если «Ford» решит построить в России автомобильный завод, который составит конкуренцию «АвтоВАЗу», ежегодно выпуская полтора миллиона автомобилей стоимостью четыре тысячи долларов, то к этому проекту может подключиться одна из крупных российских финансово-промышленных структур. Самостоятельно никто такой автомобильный завод строить не будет просто потому, что мы не умеем производить автомобили, а «Ford» умеет.
Однако продукция такого автомобильного завода будет рассчитана исключительно на внутренний спрос, и поэтому не решит основных наших проблем. Сейчас во всем мире идет унификация платформ. В ближайшем будущем самые разные компании будут использовать стандартные элементы платформ для производства одинаковых запасных частей и блоков. Если Россия не подключится к этой системе сегодня, если на территории нашей страны не будет открыто производство товаров, востребованных во всем мире, то мы не войдем в нее никогда. Кроме того, в автомобильной промышленности сейчас идет переход на водородные двигатели. В этой области у нас есть разработки в космической отрасли еще с советских времен, но последние двадцать лет эти исследования не финансировались. Даже немногие возможности нашего входа на мировые рынки остаются неиспользованными.
Поэтому путем обсуждений и подробного анализа необходимо выяснить, каковы конкурентные преимущества российской экономики, что мы в состоянии производить лучше или дешевле, чем другие страны мира. По стоимости рабочей силы Россия явно не конкурентоспособна, поскольку здесь ее дороговизна сочетается с достаточно низкой производительностью труда. Китай все равно будет производить стандартные продукты дешевле, чем Россия. Наличие больших природных ресурсов для современной экономики скорее не благо, а обуза. В мире нет дефицита природных ресурсов, все можно купить примерно по одной цене. В России же внутренние цены на нефть, газ и электричество существенно отличаются от мировых в связи с экспортными ограничениями. Внутренние же цены на все остальные ресурсы, экспорт которых не ограничен, равны мировым, что тоже нельзя считать нашим преимуществом.
Для обеспечения устойчивого роста в долгосрочной перспективе должна быть разработана четкая и целенаправленная политика развития конкурентоспособных отраслей, нахождения потребителя и инвестора, условий вложений в российскую экономику. И здесь речь не может идти о «чеболизации» экономики, потому что корейские чеболи под давление государства развивали автомобильную, судостроительную промышленность, они делали инвестиции в отрасли, приоритетные для государства. Российские же крупные финансово-промышленные группы сейчас руководствуются исключительно собственными интересами. Поэтому я и призываю к разработке четкой государственной экономической политики.
ЯСИН Е.Г.
Получается, что текущая ситуация не дает поводов для беспокойства. Гораздо больше проблем нас ждет в долгосрочной перспективе. К их решению следует приступать прямо сейчас, не размениваясь на каждое колебание показателей.
АЛЕКСАШЕНКО С.В.:
Я с вами не согласен. Американцы в 2001 году объявили, что у них рецессия. Спустя квартал они получили новые статистические данные, показавшие, что ее, возможно, и не было. Тем не менее, в предыдущем квартале все усилия были направлены на стимулирование экономики, что не могло не дать положительных результатов. С точки зрения экономической политики признание рецессии или спада должно приводить к определенным действиям в этой сфере.
Если же политика наших властей состоит в полном бездействии, то наше сегодняшнее обсуждение просто бессмысленно. Когда президент говорит, что в стране спад, то это значит, что правительство должно предпринять определенные действия для стимулирования экономического роста. В случае же бездействия правительства экономика будет развиваться циклически: статистика за март, апрель или май покажет, что спад преодолен, все успокоятся, проблемы так и останутся нерешенными, о них никто и не вспомнит до следующего спада.
ЯСИН Е.Г.:
Из обсуждения первого вопроса можно сделать вывод, что разговоры о спаде лучше не провоцировать. Некоторые явления находятся в пределах точности расчета. В то же время в российской экономике есть долгосрочные проблемы, требующие определенных действий, которые пока не предпринимаются. Можно предположить, что даже если наше правительство признало бы спад, то меры по его преодолению отличались бы от действий американских коллег. В России подобные вопросы обычно решаются подгоном статистики или ускорением, но не реформированием структуры экономики. Основная опасность заключается в том, что президент и правительство могут отказаться сегодня от проведения институциональных реформ, поскольку они не дадут быстрых результатов.
Сегодня мы должны обеспечить экономическое развитие в среднесрочной перспективе, в том числе довести до конца начатые реформы. Все эксперты согласились с важностью административной реформы, отмеченной Евгением Гавриленковым. Однако планируемая административная реформа не предполагает решения упомянутых в ходе дискуссии проблем, в первую очередь решая проблему реструктуризации государственной службы. Что же касается проблемы административных барьеров, то она решается скорее в пакете законов по дебюрократизации экономики. И если меры по дерегулированию экономики закончатся принятием первых трех законов, то на них просто никто не обратит внимания. К нам поступают сведения от региональных предпринимателей, которых сейчас милиция обирает чуть ли не каждый день, несмотря ни на какие законы. Они говорят: «У вас свои законы, а у нас свои».
В ответе на второй вопрос я предложил бы вам подумать над тем, нужно ли сейчас всеми силами обеспечивать экономический рост или можно обойтись ресурсами, имеющимися в наличии. Что именно следует делать в сложившейся ситуации?