Некоторые уроки периода «высокой гражданской активности» последних трех месяцев»
Сергей Борисович Пархоменко
Издатель, журналист, политический обозреватель
Сергей Пархоменко:
Я – Сергей Пархоменко, в основном, журналист и издатель. Не знаю, интересовались ли вы мною, увидев в этой программе. Я окончил факультет журналистики МГУ в 1988-м году, на грани двух эпох, поэтому меня учили еще советской журналистике, а работать мне пришлось уже в журналистике современной, сначала нарождающейся, затем развивающейся, а потом деградирующей. Это тоже могло бы быть темой нашего разговора. Я был политическим репортером в разных ежедневных газетах, а потом, в 1995-м году, мне предложили сделать первый в России настоящий, европейского образца, общеполитический еженедельник. Из этого всего получились «Итоги». «Итоги», в том виде, в котором они были созданы и собраны в виде замечательной команды, просуществовали до 2001-го года. В 2001-м году произошла чрезвычайно интересная и во многом трагическая эпопея уничтожения компании «Медиа-мост» силами государства, разного рода государственных учреждений и правоохранительных органов. Тогда все было привлечено к делу: и прокуратура, и налоговые органы, и суд, и милиция, и следственные органы, и контролируемая государством пресса, и др. В общем, общими усилиями, справились – раздавили «Медиа-мост», уничтожили «Итоги». Была проведена редчайшая, уникальная в истории русской журналистики операция стопроцентного локаута, когда целая редакция в один день была уволена и заменена другой. Ничего подобного никогда не было в таких масштабах. Это тоже повод для отдельного разговора и отдельного изучения. Так что, «шкурка» от «Итогов» существует до сих пор, не изменившаяся ни на одну букву, ни на один элемент макета. Так с 2001-го года они в законсервированном виде и есть, но это совсем другой журнал, который делают совсем другие люди. После этого я еще какое-то время издавал еженедельные журналы, потом занялся книжным делом и был руководителем издательств «Иностранка», «КоЛибри», издательской группы «Аттикус», издательства «Corpus». Все эти издательства мне пришлось создавать с нуля, и они развивались. Вы их все можете видеть сегодня действующими и процветающими. В любом книжном магазине вы найдете огромное количество книг, изданных этими издательствами. Потом я получил предложение, от которого, конечно, не смог отказаться, и стал на два года редактором журнала «Вокруг Света». Это старейший русский научно-популярный журнал, совершенно поразительное явление в истории русской журналистики. Мне довелось провести 150-летие этого журнала и большой фестиваль, связанный с этим событием. Я этим всем очень горжусь. Мне кажется, что это замечательное приключение, которое выдалось в моей журналисткой карьере. С 1-го января я перестал быть главным редактором по своей собственной воле. Мне показалось, что это счастье не может продолжаться вечно, и пусть оно достанется кому-нибудь другому, а мне захотелось немножко побыть автором. Кроме того, я уже много лет, с 2003-го года, веду еженедельную программу на радио «Эхо Москвы». Она называется «Суть событий», и идет по пятницам с 21.00 до 22.00. Можно послушать всякие мои безответственные разговоры в прямом эфире с радиослушателями. Это о себе, что называется.
Про вас я так понимаю, что вы студенты старших курсов, разных университетов, разных специальностей. Вижу, что есть и журналисты, и экономисты, и историки. Есть, как я понимаю, и действующие журналисты.
Скажу вам откровенно, что тема, которая заявлена в вашей программе, носит сугубо рекламный характер. О чем бы таком поговорить? Можно, например, и об этом. У меня нет лекции на эту тему, и я совершенно не готов вам ее читать. И я совершенно не уверен, что она вам нужна: лекция о том, каковы уроки последних трех месяцев. Все происходило на ваших глазах. Откровенно говоря, я бы лучше ориентировался на ваши вопросы.
О чем мы можем говорить? Мы можем говорить о сегодняшней российской журналистике, о ее состоянии, и почему оно таково, откуда оно взялось и как получилось. Мы можем говорить о разных проблемах и угрозах, и вызовах, называя это дипломатическим языком, которые русская журналистика испытывает сегодня на себе. Можем говорить о взаимоотношениях между журналистской средой и политической. Можем, если хотите, действительно говорить об общественном движении и о политике и прочее. Вот, спектр примерно такой. Но я бы предпочел, чтобы вы сами определили, что вам интереснее, и о чем, на ваш взгляд, говорить лучше. Поэтому, если для ориентировки кто-то готов задать мне вопрос, я буду очень благодарен.
Да. Прошу. Ура. Это всегда такое счастье, когда есть вопросы! С него и начнем.
Реплика:
Я сама немного связана с журналистикой.
Сергей Пархоменко:
А как Вы связаны?
Реплика:
Я из Белоруссии, и пишу новости. Правда, это больше рерайт, нежели копирайт на независимом новостном портале. Плюс учусь на политолога. Все мое исследование посвящено развитию СМИ в условиях политсистем России и Белоруссии, начиная с 90-х годов.
Сергей Пархоменко:
Почему Вы отсчитываете с 1995-го?
Реплика:
С 1989-го года, скажем так.
Сергей Пархоменко:
Это правильно. Я бы сказал, что смена эпох наступила именно в этот момент. Могу объяснить, почему, если нужно.
Реплика:
Да. Это интересно, потому что, касательно России, интересно послушать о том, как именно происходила смена оказания влияния средствами массовой информации именно на политику. Нередко говорят, что именно политика оказывает влияние на деятельность СМИ, а хотелось бы послушать, каким же образом СМИ способны влиять на политику. Это первый вопрос, который мне интересен. И второй: хотелось бы услышать про социальные сети, ведь можно встретить мнение о том, что социальные сети, которые, по сути, называют «новыми медиа», представляют угрозу для традиционных средств массовой информации, для печати, а также для телевидения. Как учатся СМИ взаимодействовать с социальными сетями? Какие альтернативы ищут?
Сергей Пархоменко:
Это две совершенно разные темы, на первый взгляд, а, на самом деле, связанные, и я с удовольствием поговорю и про то, и про другое. Тем более что, в какой-то мере, одно из другого вытекает.
Про зарождение русской журналистики. Она зародилась, на мой взгляд, в районе 1989-го года, может, немного раньше – 1987-1988-й гг. Почему стоит говорить о том, что она все-таки зародилась? А раньше что? Ведь как-то раньше существовала советская журналистика? Там существовали замечательные имена. Там были Ольга Чайковская, там был Юрий Рост, Аркадий Ваксберг и всякие прекрасные люди. «Литературная газета», «Комсомольская правда». Если приглядеться, можно обнаружить там массу замечательных вещей. Что это такое было? Это разве не была журналистика? Не была.
Мне кажется, есть один формальный признак, очень важный, который отличает вот то странное, что существовало в советское время, тот странный вид литературного творчества, литературно-публицистического творчества. В конце концов, среди жанров литературы есть такие жанры как очерк, портрет, интервью и так далее. Это такие жанры: можно писать рассказ, а можно писать роман, а можно писать очерк. Это разные, так сказать, степени приближения к документальности. В чем разница? Разница в появлении одного очень важного понятия. Это понятие – источник. Его не было в советской журналистике, и он появился в новой журналистике конца 80-х – начала 90-х гг.
Вообще, появился такой спорт под названием «беготня за источником»: «мой источник лучше», «мой источник ближе к событиям», «полнее», «быстрее», «полноводнее», «я больше из него умею добыть», «я ближе к реальным обстоятельствам», «я больше узнаю, лучше понимаю» и т.д. Это мощнейшая вещь – появление в журналистском труде ценности под названием «мой источник». Близость к нему и умение с ним работать оказали колоссальное влияние на формирование профессии. Надо сказать, что есть теория экзогенеза – занесение на землю спор жизни вместе с метеоритом, который занес какие-то аминокислоты и даже белки. Оно залетело извне.
Мне кажется, что колоссальную роль, роль ускорителя и интенсификатора всего процесса, сыграло то, что Москва в конце 80-х – начале 90-х гг. оказалась абсолютным раем для мировой политической журналистики. В Москву стали съезжаться лучшие политические репортеры мира отовсюду: американские, английские, французские, итальянские. Если посмотреть на список пулитцеровских лауреатов или лауреатов аналогичных французских премий за последние 20 лет, то среди них можно обнаружить несусветное число людей, в биографии которых есть один и тот же пункт: он был корреспондентом какого-либо издания в Москве в конце 80-х – начале 90-х гг. Этот список можно начинать с главного редактора журнала «The New Yorker» Дэвида Ремника и кончать Пьером Бочевым из «Фигаро» или Яном Крузом из «Монда», или Пилар Бонет, которая является крупнейшим политическим журналистом Испании, и она до сих пор в Москве. Было бы замечательно, если бы кто-нибудь когда-нибудь ее к вам привел. Она совершенно поразительная женщина и потрясающий профессионал, и очень хорошо говорит по-русски, так что никаких проблем не возникнет. Москва была местом быстрой и легкой информации, быстрого и легкого доступа к источнику. В Советском Союзе, доживавшем последние годы, только складывалась политическая система, система власти и, в том числе, система взаимоотношений между властью и журналистикой. Все это было на немного наивном, отчасти первобытном уровне. Тогда еще абсолютно не сложилась система всяких пресс-служб, пресс-секретарей и всяких заградительных систем, которые призваны охранять органы власти и отдельных представителей власти от ненужного интереса извне. Контакт был прямой. Было очень легко войти в контакт с теми, кто делал политику, кто делал власть, делал экономику, делал идеологию тогда в Советском Союзе, а впоследствии и в России. Журналисты, конечно, не преминули этим воспользоваться.
Самым чистыми и ясными случаями оказались горбачевский Верховный Совет СССР и первые съезды народных депутатов, Верховный Совет РСФСР во главе с Ельциным и тд. Выяснилось, что аккредитационное удостоверение парламентского корреспондента – это пропуск непосредственно на «кухню», непосредственно туда, где делается политика, где делается экономика, где принимаются решения, где ведутся чрезвычайно интересные политические и идеологические дискуссии, и где, собственно, бурлит информация, которую «половником зачерпывай» и выкладывай на страницы своей газеты. Вообще, парламентская журналистика – это один из самых тоскливых, унылых и формализованных видов журналистики, которые только существуют на свете. Во всем мире парламентские репортеры пользуются репутацией ужасных зануд, я бы сказал, журналистов-бухгалтеров, которые ведут свой методический учет каких-то поправок, каких-то инициатив. Они всегда погрязают в огромном количестве каких-то папок, разнообразных архивов, и представляются в «синих нарукавниках». Совершенно не так это выглядело в Советском Союзе и в России конца 80-х – начала 90-х гг. Тогда это был чрезвычайно живой, чрезвычайно бурный журналистский опыт, тем более что он время от времени перемежался событиями, типа августа 1991-го года или октября 1993-го г. Люди, которые сидели под обстрелом в Белом доме в 1993-м году, были парламентскими репортерами. Вот вам и парламентская журналистика, которая переходит непосредственно во фронтовую.
Тогда, во многом, глядели, как работают наши западные коллеги, собравшиеся в Москве, которые были специалистами экстра-класса, людьми чрезвычайно активными, эффективными, профессиональными, с опытом работы в самых сложных условиях. Шутки шутками, но им тоже приходилось то сидеть в Москве, где-нибудь в буфете Верховного Совета со стаканом боржоми в руках, и расспрашивать какого-нибудь генерала или члена Политбюро, а потом подхватываться, надевать бронежилеты или идти на войну, на один из тех конфликтов, которые тогда в изобилии происходили то в Таджикистане, то в Абхазии, то начинались северокавказские обстоятельства. Чеченской войны тогда еще не было, она еще не началась, но было достаточно всяких «сумгаитов». Чего только не происходило по краям «Советской Империи». Так что, все это было очень активно, очень бурно, российские коллеги все это могли наблюдать вблизи, и, более того, часто могли участвовать в этом. Тогда очень многие репортеры, работавшие для вновь зарождающихся российских еженедельников, для «Коммерсанта», для газеты «Сегодня», для тогдашних «Известий», для «Московского комсомольца» и тд, по совместительству еще и сотрудничали с западными репортерами, работавшими в Москве. Я, например, был штатным сотрудником агентства «France-Presse», московского бюро агентства «France-Presse». У меня была там неожиданная должность. Я в своей жизни не написал ни одной строчки для французского агентства, потому что я был «объясняльщиком». Для агентских журналистов это чрезвычайно важно, потому что они приезжают, и им нужно очень быстро включиться в работу, очень быстро сориентироваться, понять, кто здесь кто, кто здесь против кого, как здесь все устроено, какие здесь основные сюжеты и основные интриги. В какой-то момент оказалось, что очень важно, чтобы рядом был некий человек, которого можно расспросить, которого можно среди ночи разбудить с вопросом: «Это что такое?». Если назначили кого-нибудь, то «Кто это?», «Откуда он взялся?», «Что это за тип?». «Википедии», ведь, еще нет. Надо отдать себе отчет, что это все происходит еще в доинтернетовскую эпоху, и нет еще этого легкого поиска, когда вбиваешь в «Google», и тебе немедленно вылезает информация. Ничего этого еще не существовало и не работало. Электронной почты никакой не было, мобильных телефонов не было. Лично я был одним из самых первых пользователей мобильной связи в Москве, именно потому, что я работал на «France-Presse», и потому что я сидел время от времени на каких-то заседаниях, и нужно было спешно что-то передавать. У меня была «Nokia» огромного размера, который, на самом деле, весь был аккумулятором, и сбоку на проводе к нему была приделана трубка, прямо на трубке были кнопки. Собственно, весь телефон помещался в этой трубке, а дальше на проводе был аккумулятор, которого хватало на час разговора. Он очень быстро садился, из него торчала антенна. Все это была очень тяжелая вещь. Я помню, что я по окончании очередного заседания, то ли Верховного Совета, то ли Съезда народных депутатов, шел по Кремлю в толпе депутатов, которые направлялись в сторону гостиницы Россия, ныне не существующей, где они жили, и гордо разговаривал по телефону. Все на меня смотрели, все поворачивались, потому что это было совершенно невиданное чудо: человек идет по улице и разговаривает по телефону с кем-то. Просто невозможно было себе такое вообразить. Все это было в доисторическую, в технологическом смысле, эпоху, но все это было страшно живо, страшно активно и страшно интенсивно. В этот момент оно и начало зарождаться.
В этот момент искусство работы с источником зарекомендовало себя как одно из важнейших журналистских искусств, как сердцевина журналистской работы. Выяснилось, что, если немного утрировать, то написать каждый дурак может, а раздобыть то, что лежит в основе этого написанного, может далеко не всякий. Почему? Потому что это торг. Потому что всякий контакт с источником – это сделка, и нужно отдавать себе в этом вполне ясный и циничный отчет. Я думаю, что те из вас, кто учится на факультетах журналистики, или те, из вас, кто работает непосредственно с информацией, и для кого журналистика уже стала профессией, на себе уже это почувствовали. Всякие взаимоотношения с человеком, который вам чего-то сдает, назовем вещи своими именами, это взаимоотношения взаимной выгоды. Вы с ним либо вслух, либо молчаливо, не произнося не единого слова, договариваетесь, потому что совершенно понятно, что он рассказывает вам нечто, что называется, «не за красивые глаза». Бывают исключения: в случае, если глаза действительно красивые, можно попытаться воспользоваться, я бы сказал, несистемными методами добычи информации, но я сейчас оставляю это за пределами нашего обсуждения. В нормальной ситуации, в рутинной ситуации это сделка. В сущности, человек, который вам что-то рассказывает и соглашается быть источником, идет на сделку. А источник – это всегда живой человек. Интернет не может быть источником, газета не может быть источником. Это просто означает, что вы берете вторичную информацию. Сначала появляется некое живое существо, которое создает некоторую первичную информацию, а дальше через что-нибудь вы это получаете: через Интернет ли, через информационное агентство ли и т.д. Этот первичный человек от вас явно чего-то хочет, Если он вам это рассказывает, ему это зачем-то надо. Если переходить уже на самую основу этих отношений, то он на что-то вас нанимает тем, что что-то вам рассказывает. Вам надо это понять. Дальше начинаются стандартные взаимоотношения рынка, взаимоотношения купли-продажи, то есть, взаимоотношения взаимного обмана. Что такое сделка? Что такое покупка пучка морковки на рынке? Это значит, что вы приходите и торгуетесь с этой бабушкой, и уходите довольный, потому что совершенно уверены, что вы ее надурили. Вы ей заплатили меньше, чем стоит этот пучок морковки, а на самом деле сэкономили, и она осталась довольна. На самом деле, бабушка смотрит вам в след и думает, что она вас надурила, потому что она как-то заставила вас заплатить дороже, чем эта морковка стоит. Но, тем не менее, вы довольны, и она знает, что вы вернетесь еще за ее морковкой. Это очень важная вещь. Абсолютно то же самое происходит при информационном контакте, при контакте между источником и журналистом. Давайте посмотрим на это цинично, и давайте отдадим себе в этом отчет. Вы приходите к источнику и пытаетесь выжать из него больше, чем он готов вам сдать, и вы обманываете его этим. Вы пытаетесь каким-то образом объяснить ему, что в его интересах рассказать вам нечто и сообщить вам это, потому что он заинтересован в том, чтобы это было опубликовано. А он пытается всучить вам нечто такое, что ему важно, чтобы было опубликовано; не то, чего вы добиваетесь, а то, что он хочет, чтобы было опубликовано. В чистом случае это отношения с каким-нибудь пресс-секретарем, там даже никто этого не скрывает. Пресс-секретарь твердо и честно вам заявляет, что он отстаивает интересы своего работодателя и заинтересован в том, чтобы это, это, это было опубликовано, а это, это и это не было опубликовано. Тут уже все совсем идет в открытую. Но то же самое в чуть более хитром, в чуть более запутанном, в чуть более завуалированном виде происходит при любом информационном контакте. Это всегда попытка сторон каким-либо образом торговаться между собой, обмануть друг друга и получить больше, чем вы даете. Вы пытаетесь получить больше, чем вам готовы дать, а он пытается отдать вам столько и того, что нужно ему, а не то, что хотите получить вы.
Живая журналистика, свободная журналистика, скажем, в области политики (и в области экономики тоже, и в области искусства тоже, поскольку мы читаем и театральную журналистику, и кинематографическую журналистику, журналистику в области литературы, и светскую журналистику), любой род журналистики, если делить журналистику на роды по направлениям интересов, остается живым и свободным только тогда, когда этот торг тоже остается свободным, когда происходит живая конкуренция двух этих сил, действующих на рынке, когда они чувствуют себя полноценными, полноправными партнерами и конкурируют по-честному и в открытую. Просто сталкиваются два ума: один оказывается умнее, а другой глупее; один круче, хитрее, изворотливее, профессиональнее, убедительнее, а другой слабее. И вот, один выиграл у другого. Вот это называется живой журналистикой. Как только к этому начинают привлекаться разного рода посторонние возможности, посторонние силы, посторонние ресурсы с одной или с другой стороны, журналистика перестает быть свободной. Это самая основа теории, которая является некой физикой элементарных частиц в области информационного процесса.
Что мы видим сегодня? Почему мы сегодня говорим о том, что политическая журналистика в России находится в очень плачевном состоянии? Потому что ни о каком равноправном торге между журналистом и источником не может быть и речи. Журналист приходит, заведомо проигравшим, заведомо согласным на те условия, которые источник ему предъявляет. В чистом случае, это история с президентскими пулами и прочее. Люди, стоя на коленях, беззвучно прокрадываются в комнату, в которую их допускают, быстро, стараясь никому не мешать, записывают в блокнот то, что «Его Превосходительство» готово им сообщить, и так же беззвучно, на коленях выползают из помещения, чтобы, не дай Бог, никого не побеспокоить. Какой тут, к черту, торг?! Какой тут, к черту, торг, когда нет ни одного несанкционированного вопроса?! О каких хитростях можно говорить, когда все происходит под угрозой немедленного изгнания из пула?! На других уровнях это происходит совершенно также. Политики в последнее время сумели добиться ситуации, когда во взаимоотношениях со сферой прессы, с журналистом, они заведомо сильнее. У них заведомо есть инструменты для того, чтобы оказывать давление во время этого торга. Они всегда готовы и могут, у них в распоряжении есть инструменты, чтобы впихнуть журналисту то, что ему не нужно. Происходит насильственное «кормление». Началось это, конечно с историй конца 90-х – начала 2000-х годов, когда было проделано несколько крупномасштабных операций для того, чтобы, во-первых, уничтожить наиболее крупные медиа-корпорации того времени, работавшие в условиях достаточно живой, достаточно интенсивной конкурентной среды в борьбе за источник и за информацию. Это можно сказать о газете «Сегодня» и о журнале «Итоги», и о радио «Это Москвы», и о телекомпании «НТВ».
Существовали и противоположные обвинения, что, наоборот, те пользуются какими-то дополнительными инструментами, что со стороны этих медиа-компаний есть всякие дополнительные возможности. Они давят на источники, угрожая им, шантажируя их, вовлекая их во всякие битвы и войны. Почва для этих обвинений тоже существует, и мы можем говорить об этом подробнее. На мой взгляд, это сильно преувеличено, и на самом деле ничего, подобного тому, что мы видим сегодня, с перекосом в другую сторону, тогда не существовало. Но повод для этого разговора, несомненно, был. В начале 2000-х годов было произведено несколько крупномасштабных операций для того, чтобы разрушить этот рынок свободных информационных отношений между журналистикой и властью, а вслед за ним и между журналистикой и бизнесом. Все это очень быстро повторилось. Ну, и пошло, поехало: дальше уже установились новые правила, и эти новые правила уже затронули весь объем информационного рынка, все это информационное поле и все направления журналистики.
Тогда произошел довольно серьезный перелом, и он произошел не сам собой. Он был произведен осознанно. Я считаю, что операция по уничтожению «Медиа-моста» носила, в значительной мере, педагогический характер. Она была предназначена для того, чтобы произвести сильное впечатление на всю журналистскую среду. И она произвела это сильное впечатление. Сегодня мы с вами можем твердо сказать, что никаких равноправных взаимоотношений не существует.
Тут я перехожу ко второму вопросу. Что меняет в этой ситуации появление социальных сетей и блоггерской журналистики? Ничего. На самом деле, основной ценностью на журналистском рынке является источник или информация из него. В этом смысле, дополнительные возможности, которыми располагает блоггер, теоретически быть связаны только с тем, что он может оказаться ближе к источнику. Он может оказаться в каких-то особых отношениях с источником: он может нечаянно оказаться мамой источника, или сослуживцем источника, или приятелем источника, или случайным свидетелем, который видел, как источник совершает то или другое. В тех ситуациях, когда возникает момент близкого соприкосновения между пишущим человеком и тем, кто является актером, кто совершает это действие, от кого происходит то, что нас интересует, тогда и только тогда выясняется, что в блоггерской журналистике есть некоторая ценность. Согласитесь, что такие ситуации возникают не часто, и во многом они носят случайный характер. Но когда огромное количество людей этим заняты, существует вероятность, что кто-нибудь из них будет иметь к этому какое-либо отношение. Это как с большим радио: где-то падает самолет, а человек в прямом эфире говорит: «Если у кого-то над головой пролетает дымящий самолет, позвоните нам!». Есть шанс, что найдется такой человек, чисто статистически, кто позвонит сказать: «Я видел. Над моей головой пролетел, в таком-то часу, и в таком-то направлении!». Вероятность эта есть, и она даже может быть больше, если профессиональный журналист, корреспондент того или иного издания, окажется в нужном месте, в нужное время и увидит случайно этот самолет. Но мы с вами не одними падающими самолетами интересуемся, и не только такая журналистика происшествий нам важна. Как только речь заходит о чем-то более сложном, как только речь заходит о чем-то, возле чего нельзя оказаться рядом случайно, как только речь заходит о чем-то, чего мало увидеть своими глазами, а что нужно еще и понять, в чем нужно еще и разобраться, что нужно сопоставить с другим фактом, на этом месте начинается серьезная и аналитическая работа, и обозревательская работа, и добыча каких-то новых сущностей. Журналист же, в конце концов, это не механический ретранслятор, а существо, которое может взять один факт, приложить его к другому факту и обнаружить, что между ними есть какие-то взаимоотношения. Как только мы выходим за пределы журналистики факта, немедленно всякое преимущество блоггерской журналистики разваливается. Немедленно оказывается, что ничего дополнительного блоггеры, пишущие на эту тему, не могут туда добавить.
Есть знаменитая фраза о том, что британскую энциклопедию невозможно составить при помощи взрыва в типографии: крайне мала вероятность, чтобы буквы разлетелись и сложились почему-то в британскую энциклопедию. Так и здесь: количество не переходит в качество. Если посадить тысячу человек писать о неком событии, которое заключается не в происшествии, не в том, что можно увидеть своими глазами, а в чем-то чуть более сложном, выясняется, что количество людей, которые молотят по клавишам, совершенно ничего не добавляет. Они перекопируют друг у друга одно и то же, и это в лучшем случае. В худшем случае, то, что они копируют, постепенно обрастет случайными фактами: кто-то чего-то добавил, кто-то чуть-чуть переформулировал, кто-то переставил запятую с места на место, и вот это уже совершенно не узнать. Это способно только ухудшить первоначальную информацию, а не добавить к ней чего-то ценного.
Короче говоря, мировая практика сегодня показывает, что попытки создать полноценные средства массовой информации из огромного объема блоггерской писанины в социальных сетях не приводят ни к какому успеху. На моих глазах происходит огромная трагическая эпопея попыток превратить «Живой Журнал» во что-то, что представляет собой самостоятельную информационную ценность. Я присутствовал при том, как Александр Леонидович Мамут, один из российских олигархов, покупал «Живой Журнал». Он рассуждал следующим образом. Он говорил себе и другим людям, среди которых в какой-то момент оказался и я, которые обсуждали вместе с ним перспективы этой сделки: «Не может этого быть! Не может быть, чтобы 2 миллиона человек (на тот момент), чье число увеличивается со скоростью в несколько сот тысяч человек ежемесячно, не производили бы какого-то существенного количества значимого информационного, творческого, авторского продукта. Если есть такое «стадо», если есть такое количество «коров», где-то же у них есть «вымя». Наверняка, как-то можно это доить. Мы придумаем. Сейчас не понятно: мы не знаем, где у них «вымя», но оно же есть. Мы что-нибудь придумаем. Мы сейчас это купим, сейчас попытаемся с этим разобраться, а дальше мы что-нибудь такое нащупаем. Точно, там что-нибудь есть». Они «щупают» до сих пор. Они ищут это «вымя», и они его так и не нашли. С тех пор количество «коров» в этом стаде стало уже не 2 миллиона, а, может, уже и 20, но это так и не стало средством массовой информации. Это так и не стало огромной редакцией, которая производит значимый, профессиональный, высококачественный или среднекачественный, или хотя бы качественный продукт. Выясняется, что, как только в этой среде появляется человек, который способен создавать некоторые самостоятельные, оригинальные тексты, он немедленно «вылетает» оттуда в нормальную, человеческую редакцию. Его немедленно кто-нибудь оттуда нанимает. Кто-нибудь приходит и говорит: «Слушайте, Вы писали замечательный блог о футболе, будьте у нас футбольным обозревателем. Мы как раз ищем в наш отдел спорта новое, «живое» и профессиональное лицо». Человек встает и уходит. На этом его блоггерство заканчивается. И на этом его эксклюзив «Живому Журналу» немедленно прекращается. Или противоположный пример, который тоже происходит на ваших глазах. Это проект «Сноб» и сайт snob.ru. Наоборот, не огромное стадо из колоссального количества незнакомых нам «коров», которых мы всех в это стадо впускаем и начинаем искать у них «вымя», а каждую отдельную «Буренку», зная ее по имени, мы специально приглашаем жить на нашу чудесную ферму. Мы своими руками создаем это сообщество, собирая по одному человеку. Это работает, потому что оказывается, что целый штат людей, которые каждый день внимательнейшим образом работают с каждым из этих людей, звонят им, договариваются, убеждают, сообщают им о происшествиях, предлагают высказать свое мнение по различным поводам. Как только это постоянное «окучивание» даже не прекращается, а чуть-чуть ослабевает, немедленно эта работа прекращается. Потому что происходит ровно такое же «вымывание» профессиональных и серьезных людей в профессиональные и серьезные редакции, а люди, которые остаются, сами не работают. На сегодня мы можем констатировать: эта штука не работает. Количество блоггеров, собравшихся в одном месте, не создает редакцию СМИ. Мы можем считать это доказанным фактом.
Как видите, эта проблема источника удивительным образом переродилась в новую эпоху и продемонстрировала свою мощь и сейчас. Оказывается, что с источника все началось, и источником ничего не закончилось. На новом, следующем этапе выяснилось, что для журналистики требуется нечто существенно большее.
Реплика:
Важным фактором восприятия журналистского текста является фактор доверия, т. е. я читаю то издание, которому я доверяю, или, наоборот, я не смотрю такую-то передачу по такому-то каналу, потому что это «сурковская пропаганда». Какому изданию и какому автору доверяете Вы сегодня?
Сергей Пархоменко:
Я не совсем понимаю, это вопрос о моих собственных вкусах и о том, что читаю я?
Реплика:
Да
Сергей Пархоменко:
Я читаю Интернет-ресурсы, не имеющие бумажного воплощения: «Slon», «Open Space». Из бумажных я читаю «КоммерсантЪ» и «Ведомости», все меньше и меньше. Это, несомненно, затухающая привычка. Я читаю довольно много западных источников, тем более что это стало просто, и подписаться на них ничего не стоит. Это и небольшие деньги, и моментальная доставка. Я, конечно, стараюсь читать, так как я франкоязычный человек, много всякого французского. Тем более что французская журналистика находится в неплохом состоянии, если иметь в виду Европу. Она не погрязла в «попсе», и она не разрушена олигархическим давлением сверху, как итальянская, которая некоторое время была очень сильной, но Берлускони ее сильно «изуродовал» тем, что почти все скупил. С англичанами тоже есть большие проблемы. В общем, я читаю довольно много французов.
Конечно, проблема доверия чрезвычайно важна. Я бы сказал, что сегодня колоссальное значение приобретает фактор самоконтроля и контроля над собою журналистской среды. «НТВ» –самый красивый случай. Телеканал довел себя до «свинского» состояния. Но он довел себя, потому что среда позволила это сделать. Люди, которые работают на «НТВ», не боятся оказаться изгоями. Они не видят угрозы для себя, для собственной карьеры и репутации. Среда не демонстрирует им своего отвращения. Люди не перестают разговаривать с ними, выпивать с ними в одном кафе, обсуждать с ними что-то в Facebook. Другие люди продолжают относиться к ним, как к живым и нормальным, как будто ничего не произошло, как будто виновато начальство, как будто можно делать то, что происходит на «НТВ» в последнее время, оставаясь при этом порядочным человеком, с которым можно дружить, разговаривать, обсуждать, выпивать и т.д. Это очень важная история, ситуация внутри профессиональной среды. Конечно, медийная среда сегодня в России находится в довольно тяжелом состоянии. Она позволила проделать с собою это все, и продолжает позволять дальше. Она живет не просто на двойных стандартах, а на отсутствии стандартов. Она живет на предположениях, что человек, совершающий какое-то ужасное «свинство», может отговориться от этого «свинства» приказом начальства: «это не я, а мне велели». Следовательно, нет никаких вопросов, и, значит, он не виноват. Когда мы видим какие-то совсем невыносимые вещи, типа фильма про «Анатомию протеста», который просто фальсифицирован от начала и до конца, от первого и до последнего слова, оказывается, что среда относится к этому спокойно. Она не требует от этих людей отказаться от общения с теми, кто непосредственно это делает. Ведь кто-то же сидел за этим монтажным пультом, кто-то написал этот текст, кто-то наговорил эту фонограмму и т.д. Мы знаем этих людей, не сложно установить их имена. Дальше начинается: «Давайте мы не будем обнародовать их фамилии, потому что им будет стыдно; их дети, семьи, все про это узнают, и будет не приятно; нельзя так относиться к людям; это какая-то охота на ведьм». Вообще-то, правильно было бы, чтобы дети и жены узнали, чем их папа занимается на работе. Этот мешок, который он приносит домой со словами: «Я халтурку взял» – как в анекдоте про палача. Нормально то, что люди должны прочувствовать влияние их работы на их жизнь. Они должны своей собственной жизнью отвечать за то, что они сделали.
Журналистская среда сегодня от них этого не требует. Она потеряла эту чувствительность. Во многом, надо сказать, она потеряла ее из-за того, что огромное количество людей задействовано во взаимоотношениях «сервисного» характера: с рекламодателями, разного рода заказчиками и т.д. Это все тоже развращает, снижает стандарт, создает ощущение, что в нашей профессии это можно: мне велели – я сделал. Если «мне велели – я сделал» в ситуации, когда нужно было написать, например, про новый телевизор Sony или про платки «Hermes», то почему я оказываюсь преступником, когда нужно было написать про одну партию, воимя другой партии, написать про одного кандидата, чтобы повысить шансы другого? Какая разница: «Sony» или «Peugeot»? На самом деле, это вещи сильно взаимосвязаны. Это отдельный большой разговор, о взаимодействии российской журналистики сегодня с коммерческой средой, с рекламодателем, с пиаром, и влияние этого всего на журналистику политическую и на доверие к журналистике в целом. Оно, конечно, падает.
Реплика:
Сергей Борисович, расскажите, пожалуйста, о буднях журнала «Вокруг Света». Мы можем себе предположить, как работают разные новостные издания. Это, в первую очередь, охота за «горячими» новостями, репортажи. Все-таки, у «Вокруг Света» уже 150 лет истории и совершенно иной характер.
Сергей Пархоменко:
Спасибо. С удовольствием. Это очень интересный был опыт.
Прежде всего, есть одно важное обстоятельство: журнал «Вокруг Света» никогда не был, а уж в последние 10-15 лет точно, журналом о путешествиях. Это, кстати, поразительная вещь. По всем социологическим опросам, по всем маркетинговым анкетированиям, которые он проводит, люди продолжают воспринимать «Вокруг Света» как журнал о путешествиях. Это не так, и никогда не было так. Журнал был, в широком смысле слова, всегда просветительским и научно-популярным. Он посвящен самым разным отраслям человеческого знания и разным отраслям науки о человеке как о социальном животном. Всегда было много всякой антропологии, истории. Для журнала это всегда было очень важно. Естественных наук тоже было очень много. Были вещи, которые на протяжении долгих лет являлись для журнала, как бы, не существующими, например, экономика, что лично мне кажется очень странным. Мне кажется, что говорить о человеке, о человеческом обществе, об устройстве мира, не занимаясь экономическими феноменами и экономическими процессами, странно, а может быть даже невозможно. Тем не менее, традиционно журнал сторонился экономических сюжетов, и мне, например, пришлось приложить за те 2 с лишним года, пока я был главным редактором, не мало усилий, чтобы экономика тоже стала предметом разговора. Я был приглашен в журнал, чтобы осуществить в нем существенную реформу и внешний ребрендинг: мы разработали и внедрили совершенно новые макеты, новый подход к обложкам и новую структуру журнала и т.д. Это для многолетних читателей журнала было несколько неожиданно.
Журнал «Вокруг Света» обладает колоссальной инерцией в воспоминаниях о нем. Какое-то невероятное количество людей имеет подшивки журнала за 60-е-70-е гг. на даче. Эта картина лежания на веранде при дожде за окном и перелистывания старых «Вокруг Света» есть у огромного количества людей. Многие из них страшно удивляются, когда видят сегодняшний журнал, и отдают себе отчет, что он стал таким не вчера, а он стал таким 10 лет назад. На самом деле, журнал «Вокруг Света» совершенно разорился и погиб в конце 90-х годов, в районе 1998-99-го годов. Люди, которые тогда представляли собой его редакцию, которые владели этим брендом, привели его в руины. Таковы были объективные обстоятельства, а может, они сами не сориентировались вовремя. В общем, журнал закрылся. Он не мог выполнить своих обязательств перед читателями, он не пережил кризиса 1998-го года, он не мог реализовать подписку, которую он собрал и т.д. Остатки журнала, «руины» журнала купил Сергей Васильев, достаточно состоятельный человек, один из совладельцев компании «Видео Интернешнл». Думаю, многие из вас знают, что это такое: это крупнейший в России торговец рекламой, это колоссальный концерн, который покупает гигантские объемы рекламного времени на телевидении и рекламных площадей в печатной прессе, а потом перепродает их в розницу различным рекламодателям. Но журнал «Вокруг Света» не был частью «Видео Интернешнл», а был личной собственностью одного конкретного человека, который был совладельцем «Видео Интернешнл» и ее генеральным директором. Сергей Васильев владеет журналом до сих пор и совершил колоссальную работу, чтобы его возродить. Он его приостановил в 1999-м году, начал заново выпускать в 2000-м году в совершенно новом виде. Журнал стал современным, в нем появилось довольно много рекламы, его сделали абсолютно процветающим коммерческим предприятием, он стоит на ногах. При этом он сохранил свою амбицию старейшего русского научно-популярного журнала. Поэтому представлять себе, что работа «Вокруг Света» состоит из бесконечных путешествий в Перу и снаряжения командировок через Сахару, совершенно неправильно. Совсем не так много в нем географии и всяких разъездов.
Журнал состоит из нескольких отделов, которые заняты разными отраслями науки: естественными науками, медициной, социальными науками и прочими. Есть там и географический отдел, который занимается странами и народами. Но мы опираемся здесь не на экспедиции, которые журнал отправляет, что случается достаточно редко и всегда представляет собой достаточно сложный проект. Чаще всего он имеет какую-то коммерческую составляющую, какого-то спонсора, который берет на себя всякие расходы и прочее. Это все бесконечно дорого, и журнал не может себе позволить это делать на свои собственные деньги. С другой стороны, мы окружены большим количеством людей, которые готовы писать, будучи профессиональными журналистами и профессиональными фотографами. И журнал покупает со стороны эти произведения журналистского труда. В журнале нет ни одного штатного писателя или штатного фотографа, который на зарплате сидел бы в журнале и сочинял бы разные статьи про разные страны. Это всегда покупается со стороны. Всегда есть сторонний автор, с которым заключается договор, и ему предлагают написать о том или об этом. Это всегда, с экономической точки зрения, выгоднее, чем содержать человека все время в редакции, потому что тогда нужно непрерывно загружать его работой, чтобы оправдать его зарплату. Чаще всего подобные географические публикации, связанные с дальними странами, начинаются с фоторепортажа, причем, достаточно часто какого-то западного фотографа. Выяснилось, что рынок абсолютно слился воедино: покупать что-то у российского фотографа, или у английского, или у австралийского, или у бразильского стоит одинаковых денег. Тем более что чаще всего фотографы принадлежат каким-то крупным фотоагентствам и ведут переговоры не сами и продают свои «картинки» не сами, а фотоагенстства собирают репортажи и пакеты и предлагают их разным редакциям. Так вот, сначала покупается большой и красивый фоторепортаж, а потом ищется человек, который способен об этом написать. Уже дальше это целенаправленная работа редакции: есть у нас информация, как добывают и производят кокаин в Боливии (который пронизал собою всю страну, который является национальным достоянием, этот листик, который они все жуют, и который может стать кока-колой, а может стать кокаином), есть репортаж на эту тему, и нам надо найти человека, который там был и который про это знает, и который способен про это написать или способен про это выяснить. Это комбинаторная работа, что касается географической сферы. А что касается научной журналистики, то все просто связываются с ученым, многими месяцами «вымогают» из него текст, потом выясняется, что это текст никуда не годится, потому что нормальный ученый не способен написать доступным образом для чтения нормального человека, а после это попадает в руки хорошего научного редактора, который вместе с автором пытается превратить это в нечто читаемое. Вот стандартная процедура, которая повторяется снова и снова по самым разным поводам.
Вообще, это удивительная история. Если среди вас есть люди, которые занимаются историей русской журналистики, то вы найдете поразительной историю 150-летней эпопеи журнала, который просуществовал все эти 150 лет, прервавшись дважды, если не считать года перерыва в 1999-м году, – на время Революции с 1917-го по 1922-й и на время Великой Отечественной Войны. Это совершенно потрясающая традиция, некий институт, «обоз», который едет сам из десятилетия в десятилетие, из века в век. Всякий человек, который сегодня имеет к этому отношение, очень быстро проникается осознанием того, что он часть какой-то огромной «Одиссеи». Это вещь, которая существовала до меня, и которая будет существовать после меня. Может, она вовсе не заметит моего существования, но моя задача продвигать это в какой-то период, не только не испортив, но внеся новое обаяние эпохи. Поэтому, на мой взгляд, это замечательный материал для всяких курсовых, дипломов и прочего. Если кто-то выбирает себе тему, очень советую обратить внимание на «Вокруг Света», где масса объектов для исследования, масса, чему есть восхититься.
Антон Островских, Краснодар:
Большинство участников семинара в начале 2000-х годов были еще весьма молоды. Не могли бы Вы конкретнее описать ситуацию с медиагруппой «Медиа-Мост», которую упоминали сегодня довольно часто, хотя информации о ней не так много в Сети и в СМИ, по сравнению, к примеру, с делом Ходорковского или других предпринимателей?
Сергей Пархоменко:
Это всё произошло на грани рождения и становления «серьезного» Интернета. Например, у журнала «Итоги», которым я руководил, настоящий хороший сайт и электронная интернет-версия появились, по-моему, только в самом начале 2000-го года.
Компания «Медиа-Мост» была создана Владимиром Гусинским и его соратниками в конце 1990-х годов. Началось все с газеты «Сегодня», которая была создана в 1993-м году, и была совсем случайным приобретением. «Независимая газета» – одно из первых изданий нового поколения, на мой взгляд, с интересной и сильной командой. Она была создана в конце 1990-го года, а к концу 1992-го года внутри нее созрел довольно большой, глубокий конфликт между редакцией, ее главным редактором и ее создателем – Виталием Третьяковым, который до сих пор жив и здоров, но превратился в странное «существо», любителя власти. Не важно. В общем, существенная часть редакции «Независимой газеты» захотела покинуть ее в конце 1992-го года. Но тут родилась поразительная идея: «А давайте найдем живого человека с деньгами». Потому что «Независимая газета» принадлежала тогда Моссовету, и в экономическом смысле была устроена достаточно старорежимно. Идея состояла в том, что «давайте найдем живого человека с деньгами и станем частным издательством, предложим ему купить нашу редакцию и издавать нашу газету как коммерческое предприятие». Такой человек был найден. Это был банкир В. А. Гусинский, который в то время занимался операциями с недвижимостью и банковским делом и совсем не помышлял о том, чтобы заниматься именно данной сферой. А человеком, кто, как раз, нашел В. А. Гусинского, был Михаил Леонтьев, который тогда был внутри редакции «Независимой газеты» и был совсем другим человеком. Это тоже отдельная тема для чьей-нибудь дипломной работы: история Михаила Леонтьева – история его «эволюции» и превращения в то «ужасное», что мы видим сегодня.
Михаил Леонтьев нашел В. А. Гусинского, договорился с ним. Это был своеобразный эксперимент. В. А. Гусинский стал владеть газетой «Сегодня», и ему понравилось, он увлекся этим. Он нашел интересный баланс между абсолютным невмешательством в редакционную жизнь (поскольку я был внутри этого всего, я могу об этом свидетельствовать) и тем, что он был владельцем такой большой газеты, что для него было весьма важным фактором. Через некоторое время родилась идея телевидения, и очень быстро в конце 1993-го года НТВ начало работать. Затем В. А. Гусинский купил часть «Эхо Москвы», и к компании присоединилось еще и радио. Потом в 1995-м году он предложил мне делать еженедельный журнал, и было создано целое издательство, которое называлось «Семь дней», в котором был еженедельник «Семь дней», живой и здоровый до сих пор. Также появился «Караван истории». В общем, я думаю, многие из вас знают, что это один из крупнейших сегодня концернов печатной прессы, очень успешный в экономическом плане благодаря «Каравану истории» и «Семи дням».
Так сформировалась эта группа. Постепенно она оказалась главной сферой деятельности В. А. Гусинского. Он начал сворачивать свои операции с недвижимостью и свой даже банковский бизнес. Мос Банк сохранялся, но перестал расти. Главное, чем стали заниматься В. А. Гусинский и его компания, стало медиа. И компания «Мост», которая существовала к тому моменту уже достаточно долгое время, была переименована в «Медиа-Мост», и это стало основной сферой деятельности.
Собственно, весь вопрос заключается вот в чем: действительно В. А. Гусинский и его соратники относились к этому, как к инструменту шантажа? Об этом много говорится, что он использовал телевидение и газету «Сегодня», и даже журнал «Итоги» (что неправда, о чем я скажу чуть дальше) как средство давления на своих конкурентов и просто на разных игроков российского рынка, что проявлялось так: у нас есть телевидение и газета, которые могут к тебе хорошо или плохо относиться. Если хочешь, чтобы к тебе относились хорошо, давай ты с нами будешь дружить, в том числе будешь дружить финансово. Доказательств по данным обстоятельствам нет. Но есть доказательства другому, что все части империи В. А. Гусинского вели себя совершенно по-разному. В разных обстоятельствах демонстрировали разную готовность участвовать во всяких тогдашних конфликтах, войнах, соперничествах и пр. Конечно, в выигрышном положении находятся издания печатные, потому что они остались. Можно пойти в любую большую библиотеку, получить подшивку журнала «Итоги» и посмотреть, как это выглядело. Таким образом, убедиться, в чем он участвовал, а в чем нет. Заметим в скобках, что масштаб тех войн и битв не идет ни в какое сравнение с теми, что происходят сейчас. Крупнейшее, оставшееся в истории столкновение интересов под названием «Война за «Связьинвест» представляет собою по нынешним масштабам совершенно ничтожную сделку какого-то жалкого размера, даже не по сравнению с ЮКОСом или разделениями других огромных компаний, которые происходили последнее время на наших глазах. Тем не менее, часто вспоминают, что была такая история борьбы за «Связьинвест». Напомню, что это был период расцвета эпопеи с залоговыми аукционами. Я думаю, что вы хорошо понимаете, что это такое и откуда это взялось, и зачем это было нужно. При таких обстоятельствах претензии было легко иметь к любому крупному игроку на российском рынке.
Я могу вам сказать, что достаточно быстро выстроилась структурная иерархия разного рода участий в таких конфликтах. Здесь я могу с гордостью сказать, что журнал «Итоги», которым я командовал, оставался совершенно в стороне от этого. Объяснить данный факт довольно просто: он был для В. А. Гусинского основой его международного авторитета. Он делался вместе с американским журналом «Newsweek». В. А. Гусинскому было чрезвычайно важно сохранить эти взаимоотношения, потому что, грубо говоря, это было написано на его визитной карточке, то есть, когда он приезжал в Нью-Йорк, он вынимал из кармана визитную карточку, на которой было написано: «Владимир Гусинский. Владелец журнала «Итоги» вместе с «Newsweek». Это было самое главное для него. А моя задача была напоминать ему о том, что сломать эту репутацию очень легко. Можно, конечно, размахивать этим, как дубиной, и забивать этой хрустальной вазой гвозди, но все это довольно быстро кончиться. Репутация будет разрушена, журнал погибнет, и отношения с «Newsweek» погибнут тоже. Поэтому в его интересах оставить все в покое и не втаскивать журнал ни в какие посторонние конфликты, разборки и взаимоотношения.
Кроме того, давайте отдадим себе отчет, что каким-то побочным эффектом всех этих войн, которые вспоминаю сегодня, было создание НТВ. НТВ не было. Вообще говоря, про В. А. Гусинского, следует помнить одно важное обстоятельство: В. А. Гусинский создавал заново то, чего не было. Так, газеты «Сегодня» не было в начале 1993-го года, когда она начала выходить. Журнала «Итоги» и НТВ тоже не было, а потом они появились. В отличие, скажем, от Б. А. Березовского, который приобретал уже имеющееся. «Первый канал» уже был к тому моменту, как Б. А. Березовский решил им завладеть, как и «АвтоВАЗ». В этом были принципиальные различия между двумя этими олигархами. В. А. Гусинский создавал заново, и это у него отнять не возможно. Можно сколько угодно говорить, что он создавал это затем, чтобы держать за горло разного рода своих коллег по большому бизнесу, но только в качестве побочного эффекта образовывалось то, что на голом месте возникло НТВ, и это был, несомненно, лучший телеканал на тот момент. Возникла газета «Сегодня», и любой историк русской журналистики вам скажет, что на протяжении значительного времени это была лучшая ежедневная газета в стране. Про журнал «Итоги» мне неудобно говорить, спросите у кого-нибудь другого. И я думаю, что он вам тоже скажет много хорошего про журнал «Итоги». И радио «Эхо Москвы», это единственный случай для радиостанции, хотя она уже существовала, когда с ними связался В. А. Гусинский, но очень сильно разрослась после того, как В. А. Гусинский затащил ее в свой «Медиа-Мост». Перспективы радиостанции стали совсем другими, объем аудитории стал совсем другим, мощность передатчика стала совсем другой, и главное, что «Эхо Москвы» начало свое шествие из Москвы по России. Оно стало приобретать частоты в самых разных городах России, и сегодня, как я понимаю, около сотни городов, где можно слушать «Эхо Москвы» так же ровно, как и любую другую радиостанцию. Прогресс был очень большой.
Понятно, что весь этот рост был невозможен без финансовых заимствований. Любая большая разрастающаяся компания, а «Медиа-Мост» рос очень быстро, живет за счет того, что привлекает средства со стороны. Это вам скажет любой экономист, да вы это и сами прекрасно понимаете. Невозможно никакой большой бизнес вести, если единственным источником денег является тумбочка, откуда ты приносишь деньги. Так не бывает. Понятно, что на «Медиа-Мосте» висели значительные долги. Куда направлялись эти деньги, не трудно посмотреть. Например, вплотную к моменту конфликта располагается эпизод, когда НТВ начало обзаводиться первым в России, в таком масштабе, спутниковым телеканалом компании «НТВ+», которая тоже была внутри «Медиа-Моста». Это была колоссальная инфраструктура, которая потребовала огромных, по тем временам, инвестиций, в том числе в какой-то момент был запущен свой собственный спутник. Запущен успешно, он работает до сих пор, и никуда не делся. Запускали его в США с американским носителем. Поэтому, действительно, В. А. Гусинский был должен большие деньги.
В какой-то момент пришел к власти В. В. Путин, и пришла к власти новая группировка. И было решено взять компанию «Медиа-Мост» под контроль. А взять ее под контроль, как оказалось, можно было одним простым способом – потребовать немедленно вернуть все то, что она всем должна. Никакая компания в мире не способна справиться с тем, что от нее потребуют прямо сейчас, сию минуту, до того, как наступили все сроки этих кредитов, в разрез с нормальным режимом распоряжения этими заемными деньгами. Нужно было вырвать из себя данную сумму и отдать ее. Попробуйте проделать этот фортель с любым банком, с любой компанией, которая что-нибудь производит, с любым инвестиционным фондом, с кем угодно. Вот, отдай все то, что ты всем должен, но только сейчас, не тогда, когда наступят сроки, а сейчас. С «Медиа-Мостом» это проделали. Это и было тем внешним поводом, которым объяснялась вся атака на него. Если «Медиа-Мост» не может сейчас отдать всем деньги, то, значит, он банкрот. Вот как это происходило. Также ко всему были подключены Прокурата РФ, налоговые органы, МВД России и все на свете. Это был первый опыт, когда отрабатывалась система спланированного наезда с участием всех силовых органов страны. Управлялось всё непосредственно из Кремля. Надо заметить, что значительную роль здесь сыграл человек по имени О. Б. Добродеев, до сих пор руководящий российским телевидением, в значительной мере. Это человек, который руководил НТВ, был создателем НТВ, и который, кстати, продолжал руководить НТВ в период всех знаменитых информационных войн. Вот, например, в период той самой борьбы за «Связьинвест», НТВ руководит О. Б. Добродеев. Возвращаясь к конфликту, надо сказать, что О. Б. Добродеев сбежал к этому моменту из «Медиа-Моста». Обставил он свой побег разного рода идеологическими расхождениями. Он, например, как-то объяснял, что не способен смириться с тем, как НТВ относится к проблеме Сербии и Балкан. Он специалист по Балканам и Балканской политике, всё это ужасно несправедливо и неправильно, и он не хочет больше в этом участвовать. В общем, он обложился идейными аргументами, а на самом деле просто унес ноги, перешел на «2-й Канал» и возглавил операцию по постепенному разложению команды НТВ, переманивая оттуда людей. А тем, кто не переманивались, угрожали разоблачениями, потому что компания «Медиа-Мост» очень ценила своих сотрудников, там были высокие заработные платы и довольно сильно развита практика займов, кредитов. Люди ездили лечиться, учиться, получали на льготных условиях кредиты на покупки квартир и т.д. Всего этого было довольно много, и никто этого не скрывал. Начали всем угрожать, что если не перейдешь с места на место, то расскажем всем, где ты взял свою квартиру.
Такая ситуация продолжалась 2 года. Пиком всего стал арест В. А. Гусинского по абсолютно надуманному делу, связанному с небольшой компанией, которая занималась производством видеокассет. Это была совершеннейшая чушь, он не имел к этой компании никакого отношения, но его приплели к делу. Он был арестован, посажен в Бутырку с мерой пресечения «заключение под стражу». Ему было предложено подписать соглашение, где четко было написано, что «Вы прекращаете разного рода политическую журналистику и прекращаете иметь какие-либо претензии к действующей власти, а взамен мы Вас отпускаем». Был подписан протокол. Он назывался «Протокол № 6».Почему, собственно, это важно? Был также подписан контракт о продаже «Медиа-Моста». «Газпром» покупал «Медиа-Мост» через подставных лиц, как это было впоследствии с «ЮКОСом». Покупал «Медиа-Мост» за значительную по тем временам сумму в 300 млн. долларов, и к этому контракту о продаже прилагался некий дополнительный секретный протокол, в котором говорилось, что также прекращается какое-либо политическое противостояние. Данный протокол В. А. Гусинский подписал, поскольку дело было в тюрьме, а с другой стороны подписал его М. Ю. Лесин, в то время Министр Печати РФ. В. А. Гусинский спокойно это подписывал, потому что он считал, что если это показать какому-нибудь международному суду, то это будет являться доказательством ничтожности сделки, которая ему была предложена. Потому что в документе было русским языком написано, что к нему имеют политические претензии и отнимают у него компанию по политическим мотивам. Протокол этот существует, его можно найти в Интернете, есть и в сканированном виде, и в изложении. Наберите В. А. Гусинский, М. Ю. Лесин, Протокол № 6, и все найдете. После подписания В. А. Гусинского отпустили, и он немедленно уехал. И его дальнейшее участие в истории происходило уже как-то из Испании. Он в какой-то момент заявил о том, что компанию у него отнимают по политическим мотивам, обнародовал Протокол № 6, сделка, таким образом, была сорвана.
Затем «Медиа-Мост» принялись разорять по тем мотивам, о которых я уже говорил: много, кому должен, но не отдает сию минуту. Впоследствии мы с вами видели все эти методы на ЮКОСе в гораздо более зрелом и развитом виде. Первый опыт был все-таки с «Медиа-Мостом». Всё удалось – «Медиа-Мост» был разорен, скуплен «Газпромом», который был поручителем по многим кредитам, полученным в то время «Медиа-Мостом». Схема кредитов была такова, что «Газпром» либо «Внешэкономбанк» были по ним поручителями. Собственно, им и доставили акции, которые были в свое время заложены под это поручение. В ряде случаев речь шла о прямом предательстве живых людей. Например, генеральный директор издательства «Семь дней», того подразделения «Медиа-Моста», которое охватывало все печатные органы, принадлежавшие «Медиа-Мосту»: газету «Сегодня», журнал «Итоги», журнал «Семь дней», журнал «Караван истории» и другие издания помельче, владел 25 % акций издательства «Семь дней». Его зовут Дмитрий Вадимович Бирюков. Он до сих пор генеральный директор этого издательства. Сложилась такая ситуация: у «Медиа-Моста», т. е. у В. А. Гусинского, 50 % — 1 акция, 25 % у Д. В. Бирюкова и оставшиеся 25 % + 1 акция были у «Газпрома». И всё было в порядке до тех пор, пока этот Д. В. Бирюков не перебежал «через линию фронта». У В. А. Гусинского были своих 50 % — 1 акция плюс 25 % Д. В. Бирюкова, а он взял и перебежал на другую сторону. Получилось: на одной стороне 50 % — 1, а на другой стороне 50 % + 1. Всё. Таким образом издательство перешло под контроль «Газпрома».
В то же время была осуществлена эта операция с журналом «Итоги». Тогда состав был почти полностью заменен, были набраны другие люди. Эти люди около 1,5 месяцев тренировались выпускать журнал, а потом в один день одна редакция была уволена, а другая редакция была назначена.
Вот, так всё и происходило. Это была важная история, проходившая публично, на глазах у всех. На ней были отработаны методы экономического давления и использования разного рода силовых органов. Смысл был чрезвычайно простой – взять под контроль крупнейшую на тот момент медийную компанию, независимость которой, несомненно, не совмещалась с планами тех людей, которые в тот момент пришли к власти.
Реплика:
Не могли бы Вы как один из учредителей «Лиги избирателей», оценить результаты ее деятельности на данный момент?
Сергей Пархоменко:
«Лига избирателей» прожила очень небольшой и, я бы сказал, очень странный период своей жизни на сегодня. Она была создана во «фронтовых» условиях. Напомним, что она была создана в первых числах января нынешнего года в разгар избирательной компании. Понятно, что она вся была сконцентрирована на конкретных обстоятельствах, связанных с выборами.
На мой взгляд, ценность «Лиги избирателей» заключается в ее необычной структуре – это не иерархическая, не пирамидальная организация. Это одна из первых попыток сделать нечто сетевое, плоское, когда создаются структуры, представляющие собой конгломерат отдельных проектов, отдельных инициативных групп, занятых отдельными замыслами. И над ними существует, в сущности, такая же плоская структура, которая носит скорее публичный характер, «витринный». Ее основная задача состоит в том, чтобы привлекать внимание публики и прессы к деятельности «Лиги». Вот такие два плоских слоя, которые представляют собою «Лигу избирателей», это нечто новое, имеет, по-моему, довольно серьезную перспективу.
Вся организация до сих пор была завязана на выборах. Основным проектом «Лиги избирателей» был проект, который назывался «Сводный протокол», представляющий собой систему регистрации сведений о результатах выборов, полученных от независимых наблюдателей, и систему полуавтоматического сравнения этих результатов с официальными результатами ЦИКа. И было еще несколько проектов, косвенно связанных с выборами, например, на мой взгляд, чрезвычайно важный проект «Черный список». Он представляет собою архив конкретных людей, которые, так или иначе, связаны с фальсификацией и разного рода злоупотреблениями на выборах. Мы все-таки должны отдавать себе отчет в том, что, в широком смысле, выборы сфальсифицировал В. В. Путин. Но на самом-то деле есть огромное количество людей, которые реально это делают. Бюллетени кто-то носит, протоколы кто-то заполняет, печати кто-то ставит, наблюдателей кто-то выгоняет. Этот мухлеш похож на ручное вязание: кто-то сидит и вяжет там, внизу. Хотелось бы видеть этих людей. К сожалению, среди этих людей, по ряду организационных причин, огромное количество работников сферы образования. К сожалению, оказалось, что они тяжело поражены всем этим. И это, выражаясь громким языком, отдельное преступление путинского режима, что он совершенно развратил и изуродовал в стране учительскую среду, потому что она в значительной мере оказалась задействованной в индустрии избирательских нарушений. Все-таки, большинство там учителей. Очень много представителей сфер коммунальных служб, ЖКХ и т. п.; некоторое количество врачей, просто потому что во многих городах, особенно в небольших провинциальных городах, избирательные участки оборудуются в больницах и во всяких медицинских учреждениях. И эта программа «Черный список» является весьма важной частью работы «Лиги избирателей». Также есть еще небольшая часть проектов, но все они, так или иначе, были завязаны на выборах.
Сейчас же происходит процесс перехода «Лиги избирателей» на мирные рельсы, когда она постепенно реорганизуется таким образом, чтобы существовать уже не в период активной избирательной кампании. «Лига избирателей» получит нормальную организационную структуру, она будет зарегистрирована как общественная организация, у нее появится банковский счет и финансовая инфраструктура и т. д. Потому что ясно, что всякая деятельность требует значительного финансирования. Источники такого финансирования есть. Появилось большое количество людей, к счастью, не больших олигархов, а людей среднего коммерческого уровня, которые подают нам всякие сигналы о том, что они готовы принимать участие в регулярном, методичном, систематическом финансировании «Лиги избирателей».
Что является главным итогом деятельности «Лиги избирателей» на сегодня? Это формирование довольно значительного массива людей. Все-таки, важной частью деятельности «Лиги избирателей» до сих пор была работа с наблюдателями, рекрутинг наблюдателей. Их нарекрутировали много. Мы должны констатировать, что их энтузиазм с концом выборов не иссяк, и что у нас есть сегодня группа людей, конечно, если посмотреть статистику, перекошенная в сторону больших городов. Много людей есть из Москвы, много из Петербурга, значительное количество в Новосибирске, в Екатеринбурге, Нижнем Новгороде. Понятно, что в больших городах людей больше, хотелось бы, чтобы они более равномерно распределялись по стране, но нет. Вполне понятно, почему это происходит. Тем не менее, больше 20-ти тыс. человек на сегодня, активных, прошедших через работу наблюдателя. Столько не собрал никто: ни «Голос», ни «Гражданин наблюдатель», ни А. А. Навальный. Мы с ними со всеми сотрудничали, отношения были деловые и хорошие, поэтому никакого соперничества и ревности здесь нет. Просто видно, кому и сколько удалось набрать волонтеров. Была создана большая команда, она сохранилась и готова продолжать быть основой для других проектов.
Фокус внимания в значительной мере перемещается на региональные выборы. О том, что произошло в Ярославле, многие из вас слыхали. И произошло неспроста. Действительно, тысячи людей поехали туда, и в ситуации, когда все было готово для массовых фальсификаций, просто не дали этим фальсификациям реализоваться, фактом своего присутствия. На сегодня статистически доказано, что факт присутствия наблюдателя на избирательном участке меняет результат на этом избирательном участке. В случае с В. В. Путиным абсолютно понятно, что в Москве стоимость наблюдателя на избирательном участке составляет 4 %. Если наблюдатель есть, В. В. Путин получает в среднем на 4 % меньше, чем на участке, где его нет. В Московской области – 9 % разницы, вне зависимости от того, обнаружены ли какие-либо нарушения, подтасовывали, или не подтасовывали, вбрасывали, или не вбрасывали. Просто, если наблюдатель есть, В. В. Путин получает на 9 % меньше. Это серьезно. Я думаю, что «Лига избирателей» имеет все шансы превратиться в первую такую плоскую сетевую структуру, не партию ленинского типа, а в сетевую организацию, построенную на взаимодействии людей с использованием современных средств коммуникации (социальных сетей), что очень важно и оказалось серьезным фактором. Появление такого нового типа организации хорошо соответствует новым возможностям, которые предоставляет нам Интернет.
Я думаю, что у «Лиги избирателей» довольно большое будущее, тем более, второму слою, который там был, тем 15-ти или 17-ти человекам, которые представляли собой Совет учредителей, которые были «витриной» «Лиги избирателей», было не очень интересно. Я не стесняюсь сказать, что объем работы, которую мы проделали, был существенно меньше, чем объем работы, которая происходила в «нижнем слое», где была сама работа избирателей, создавались «Сводный протокол», «Черный список» и т.п. Вот там было все самое интересное. Но «витрину» удалось создать красивую, со всякими Л. Г. Парфеновами, со всякими крутыми блоггерами и популярными в социальных сетях людьми, которые приняли участие. Сегодня «Лига избирателей» – это бренд, своеобразная марка. Марку постараемся сохранить, преобразовав ее в сетевую структуру, и под ней собирать людей на новые проекты, не связанные, может быть, напрямую с выборами, но построенные на человеческой инфраструктуре, которая организовалась на выборах.
Финал.