Институты хаоса
Георгий Сатаров
Президент Фонда
ИНДЕМ (Информатика для демократии)
Георгий Сатаров:
Здравствуйте, дорогие друзья. Я рад
еще раз приехать на семинар, так как всегда выезжаю с семинара с некоторой
надеждой на будущее, потому что здесь я встречаюсь с замечательными молодыми
людьми. Поскольку нынешняя жизнь дает много оснований для пессимизма, то
особенно остро глаз ищет какие-то зацепки на будущее, а это, естественно,
больше всего связано с молодыми людьми. Мы тут с Ириной Евгеньевной очень коротко
обменялись несколькими словами в перерыве. Я с легкой завистью сказал, что
нынешние студенты отличаются от нас тем, что учатся в другое время, могут
читать и слушать то, что в наше время, когда я учился, например, было
совершенно невозможно, в принципе. Вообще, одно из преступлений, которое было
совершено советской властью, а это преступление длилось 70 лет, это то, что
Советский Союз и Россия, в частности, были абсолютно отключены от развития
гуманитарного знания. Большевистская империя использовала колоссальный импульс,
который дала когда-то университетская реформа Александра II, но использовала очень узко и прагматично,
в математике, поскольку математика не задевала идеологию, в физике, поскольку
это было важно, позволяло быть современными в сфере вооружений. А во всем, что
касается гуманитарного знания, была страшная катастрофа.
Последним великим социологом, которого Россия подарила цивилизации,
был Питирим Сорокин, который уехал из России с философским пароходом и стал одним
из основателей современной социологии в Соединенных Штатах.
Последним великим философом, которого Россия подарила миру,
был Лев Шестов, который по тем же причинам творил в иммиграции, и с тех пор
российская философия не дала миру никого. Последним великим психологом был Лев
Выготский. Он творил не в иммиграции, но это было еще до войны. Он умер
сравнительно молодым, и с тех пор российская психология не дала ни одного
ученого такого масштаба. Последним великим экономистом был Леонтьев, лауреат
Нобелевской премии, который развивал американскую философию и т.д. Какую сферу
гуманитарного знания не возьмешь, везде пропасть между потенциалом, который был
накоплен Россией к началу ХХ века, и тем, что получилось.
Между тем, я лично считаю, это моя точка зрения, не знаю,
насколько она оправдается, ровно так же, как с XVIII по ХХ век цивилизация переживала
рассвет естественных наук, и это определяло все цивилизационные рывки, XXI век будет определять развитие
гуманитарного знания, как минимум, по двум причинам. Первая причина – это то,
что перед цивилизацией встала проблема, как справиться с последствиями естественного
технического знания, которое накоплено человечеством и стало для него во многом
губительным? Последние события в Японии очень аккуратно это продемонстрировали.
И есть второе очень важное обстоятельство. Вокруг нас две
искусственные природы. Первая природа – это природа техническая, которую создал
вокруг себя человек. А вторая природа, тоже рукотворная, это природа
социальная. И если техническую природу мы более или менее освоили и понимаем,
как ею манипулировать, и даже понимаем некие опасности от нее, то про
социальную природу этого сказать нельзя. Здесь мы находимся на уровне первобытных
людей, которые только-только изобрели огонь и с одинаковым шансом могут
пожарить на этом огне хобот мамонта, а могут спалить лес. Вот это примерно
уровень нашего освоения социальной природы, окружающей нас, созданный нами и
непрерывно воспроизводимый. И то, в какой мере мы сможем ее освоить, определяет
и будущую цивилизацию в целом, и будущие рывки, от которых зависит нахождение
на передовом цивилизационном фронте конкретных стран, конкретных сообществ и
т.д. Я по образованию математик, но когда в России появилась возможность читать
все, что хочешь прочитать, я начал ликвидировать, уже давно, лет 15, наверное,
свою гуманитарную, социальную и т.д. безграмотность и примерно подошел к
пониманию. Это так, крохотная преамбула.
Сегодня я вам буду рассказывать о неких своих собственных изысканиях
в сфере социальной антропологии, названия здесь обозначены. Это странное, на
первый взгляд, сочетание понятий института и хаоса. Вы как люди грамотные
прекрасно знаете, что социальный институт – это одно из социальных изобретений,
призванных поддерживать и охранять социальный порядок. Как пишут экономисты,
например, лауреат Нобелевской премии Дуглас Норт, институты нужны для того,
чтобы уменьшать неопределенность. И вдруг хаос, как это так? Совершенно, вроде
бы, несочетаемые вещи. Я попытаюсь преодолеть этот разрыв.
Но сначала вообще о понятиях, которыми мы будем оперировать.
Издревле, если говорить о терминологии, восходящей к основателям гуманитарного
знания, к древним грекам, к философам и не только к философам, были 2 антагонистические
понятия: хаос и космос. Космос не в смысле места, где обитают звезды и планеты,
а космос как порядок, окружающий нас. Вокруг нас может быть либо хаос, либо
космос. Если мы попытаемся разобраться в своих чувствах, и об этом очень много
пишут социальные мыслители, для нас хаос – это нечто страшное. Все, что связано
с хаосом, все семантическое поле, оно вот здесь немножко обозначено, это нечто
страшное, с чем нужно бороться, неприятное. А космос – это комфортное, удобное,
приятное и прочее. Беспорядок, или порядок – что лучше? Понятное дело, порядок.
Случайность, или детерминированность? Конечно, детерминированность и т.д.
Если проделать простой социально-психологический
эксперимент, представлять попарно эти антонимы людям и предлагать выбирать, они
будут выбирать, как правило, с огромной вероятностью, из семантического поля
космоса. И это не случайно. Есть теория по поводу происхождения человека, основывающаяся
на одном открытии. Вы знаете по современным теориям, что человек вышел из
Африки, там он впервые появился и оттуда начал расселяться. И вот, в Африке
есть некое большое плато, а посредине ущелье и останки, обнаруженные
археологами по одну сторону ущелья и по другую, черепа одинаковой формы.
Антропологически все очень похоже, но по одну сторону эти черепа и кости
пробитые, переломанные и т.д., то есть, явно видно, как люди уничтожали друг
друга. А по другую сторону умирали от старости. Иногда попадаются какие-то не
целые, но понятно, жизнь тяжелая, вдруг лев на тебя нападет или ты на льва,
всегда есть проблемы. Но совершенно другой вид у этих останков.
Говорят, что человек – это ужасно противная мутация. Ведь обычные
животные, если не считать человека, друг для друга предсказуемы с точки зрения
поведения. У них довольно жесткие программы, и в эти программы запаяны очень
важные вещи, связанные с сохранением вида. Животные по отношению к особям
своего вида предсказуемы, не агрессивны. У них есть борьба за самку и т.д., но
это борьба символическая. Он голову с огромными рогами наклонит и будет пугать
соперника, соперник испугается и убежит. Всё, победил. До убийства дело не
дойдет. Или по каким-то агрессивным поводам замахивания лапами у львов-самцов и
прочее, и прочее. Но убивать друг друга – ни в коем случае. И вот мутация.
Реплика:
Самки львов агрессивны.
Георгий Сатаров:
Да, и даже едят самцов, а некоторые
самцы даже едят детей. Эволюция не знает абсолютно жестко детерминированных
вещей, это понятно, но, как правило, все-таки, в массе своей это так. Так вот,
человек – это страшная мутация, которая породила вид, опасный сам для себя. И
выжили в этой мутации те, кто компенсировал это очень важным изобретением
социальности как некой надстройки над генетическими программами, которая
обеспечивала уменьшение агрессивности, увеличение предсказуемости поведения и
т.д. И можно было не бояться особей своего вида, по крайней мере, в границе расширенной
семьи или племени. И соблюдение этой социальности было условием выживания.
А что значит соблюдение социальности? Это значит соблюдение
установленного на момент твоего рождения порядка: вся твоя социализация связана
с тем, что тебя приучают к этому порядку. Вот это табу. А это, если правильно
станцевать ритуальный танец, можно делать, и т.д. И нарушать табу было страшно,
как пишут антропологи. Нарушить табу страшно не потому, что на тебя наложат
санкции, а сам факт осознания тобой, что ты нарушил табу, может привести к
болезни и смерти. Просто зафиксировано. С человеком, нарушившим табу, вдруг начинает
что-то происходить, психосоматика начинается, совершенно страшная. Вот, что
такое табу, вот, что такое охрана социального порядка. Но возникает вопрос, а
если табу такое страшное, то почему социальный порядок все-таки меняется?
Почему мы видим социальные институциональные трансформации и т.д., если это
столь святая вещь? В этом мы тоже попытаемся разобраться.
Начну с одного очень интересного случая. В девяностые годы прошлого
столетия в Америке впервые начали появляться попытки ограничить свободу
Интернета. Попытки вполне естественные и объяснимые, потому что Интернет как
поле свободы, как всегда бывает со свободой, порождает некие неприятные для нас
девиации. Мы можем там увидеть какую-то совершенно страшную порнуху или рецепты
конструирования карманной атомной бомбы и т.д. И власти сказали, что этого
допускать нельзя, надо вести регулирование. Был принят закон о защите
нравственности в Интернете. Тут же этот закон был принят к рассмотрению одним
из окружных федеральных судов Пенсильвании на предмет конституционности, и был
вынесен вердикт о неконституционности этого акта. Но самое интересное –
обоснование этого вердикта. Вы только вчитайтесь: «Точно так же, как сила
Интернета – это хаос, сила нашей свободы определяется хаосом и какофонией
неограниченной свободы слова, которая защищается первой поправкой Конституции».
Обратите внимание на парадокс. Что такое суд? Это один из институтов, который
призван охранять неукоснительность действующего социального порядка. И этот
институт встает на защиту хаоса. Парадокс, правильно? Потом были еще
рассмотрения. В общем, пока действует первая поправка Конституции, защищающая хаос,
свободу слова, ничего не удастся в Америке. Конституцию там блюдут. Как видите,
к этому подключаются разные суды и выносят те же самые вердикты.
Про фундаментальность порядка я не буду говорить. Начнем
сначала, с древних космогоний. Космогония, если буквально расшифровать, это
теория возникновения порядка. «Космос» – порядок, «гония» – от генов, от
возникновения, порождения, значит, происхождение космоса. А всегда, во всех мифах,
космос происходит из хаоса, рождается из хаоса. И главное различие это
отношение к хаосу. Оно было совершенно разное. Допустим, в Месопотамии, если
говорить об очень древних космогониях, хаос был врагом, и главная функция богов
была сторожить этот хаос и охранять космос, охранять порядок.
А вот в Древнем Египте было совершенно по-другому. Там к
хаосу относились совершенно спокойно. Хаос – это нормально, из него рождается
космос. Как вы думаете, почему такое спокойное отношение именно в Древнем
Египте? Вы в школе проходили, как жил Древний Египет, какие важные циклы там
были?
Реплика:
В зависимости от того, какое время
года.
Георгий Сатаров:
Конечно. Каждый год они наблюдали
возникновение хаоса, и каждый год из этого хаоса появлялась основа жизни,
появлялся новый порядок. Эти тривиальные, казалось бы,
мифологическо-географические соображения порождали разное отношение к хаосу.
Кстати, если говорить о древнегреческой философии, там была смесь, там было и
то, и то. Что-то было взято с Востока, что-то было взято с юга, из Египта. Там было,
в том числе, и лояльное отношение к хаосу.
Следующее, что я расскажу, это очень интересная вещь, так
называемый миф о трикстере. Сейчас вы поймете, почему это интересно и так же
противоречиво, как поведение американского суда, защищающего хаос. Индейцам
Северной Америки в некотором смысле повезло: с одной стороны, их уничтожали, а
с другой стороны, раскаявшись в уничтожении, начали очень тщательно изучать.
Американские антропологи, историки посвятили огромное количество усилий
изучению индейских племен. Я еще один раз в нашей лекции буду обращаться к этим
работам. Первое – это миф о трикстере, который был описан одним из американских
антропологов. Это очень интересный миф.
Что это такое? На самом деле, трикстер – это, естественно, не
северо-индейский термин, трикстер – это шутник. А конкретный миф об одном
вожде, которого завали Ваг Джуг Джанга, и с которым произошла следующая
история. Это было среднее племя, средний вождь. Жил себе нормально, и вдруг с
ним произошла странная вещь, он начал нарушать табу. Началось это с того, что
он сделал абсолютно страшную вещь. После того как племя объявило выход на тропу
войны, он переспал со своей женой, а это было начисто запрещено. Мужчине, тем
более, вождю, возглавляющему это мероприятие, нельзя было прикасаться к женщине
после того, как объявлен выход на тропу войны. И после этого он начал нарушать
все возможные табу валом. Кончилось тем, что он снял с себя одежды вождя и ушел
в лес, порвал со своим племенем, со своим социальным порядком. С ним там
путешествовала пара или тройка зверушек, которые все время над ним издевались,
высмеивали его. А с самим Ваг Джуг Джангой и с его телом начали происходить всякие
случайные, нелепые метаморфозы, и сам он себя вел совершенно омерзительно.
Например, он претворился женщиной и вышел замуж за сына
вождя одного соседнего племени. Это для мужчины-индейца даже хуже, чем близость
с женщиной после объявления выхода на тропу войны, просто дальше некуда. Он
нарушал все табу и порывал с действующим социальным порядком, пародировал,
издевался над ним, нарушал все социальные иерархии. Вообще все его поведение
это некий гимн хаосу случайностей, немотивированности поступков и т.д. На это,
в основном, обращали внимание интерпретаторы мифа, а среди них были разные
корифеи, и Юнг, и прочие, но они не интерпретировали одну важную вещь –
окончание этого мифа. Окончилась история тем, что Ваг Джуг Джанга стал
культурным героем, как говорят историки или историки культуры.
Там была такая проблема: на северо-индейские племена напали
злые духи, и Ваг Джуг Джанга победил этих духов и стал бы, как сейчас сказали
бы, национальным лидером, но он стал культурным героем, супервождем и прочее,
он вернулся к социальному порядку и т.д. И вот представьте себе следующую
сцену. Теплый осенний вечер, на стоянке племени сидят кружком вокруг костра
молодые люди, вроде вас, а седой шаман, вроде меня, рассказывает им миф о
трикстере. Что такое миф вообще? Миф – это социально одобряемое, закрепляемое и
передаваемое знание. И вот вдруг в обществе, где поддерживают социальный
порядок как нечто сверхважное, рассказывается миф, в котором дают понять, что
табу, оказывается, нарушают. И те, кто нарушают, становятся не просто
нарушителями, они становятся Ваг Джуг Джангой, героями, спасшими племена от
злых напастей и т.д. Зачем это нужно? Совершенно непонятно.
Но, что интересно, эта схема была совершенно независимо описана
Тойнби. Он не обсуждал этот миф, но пришел к похожему наблюдению, анализируя
совершенно другое. Это известная схема, описанная им, «Уход и возврат». Он
описывал многих социальных героев, которые, перед тем как стать героями, порывали
с социальным порядком, уходили на некоторое время, возвращались и становились
культурными героями. Тут Христос, кстати, не упомянут, который тоже уходил в
пустыню перед тем, как стать пророком, лидером, героем и т.д. То есть, это
некая закономерность. И это еще не все.
Этот уход, разрыв с социальным порядком очень интересно былописан Виржинией Эддам на примере племени
эханзу. Итак, живет себе племя эханзу, живет нормально, понимает: чтобы
закончились дожди, надо станцевать то-то, чтобы был урожай, надо станцевать
то-то и т.д. Есть ритуалы, есть заведенный порядок. И вдруг какая-то
неожиданная напасть, по которой нет ничего, непонятно, что с этим делать. Они
поступали так: как у нас МЧС, у них был деревенский дурак на случай всяких
неприятностей. И его отправляли в лес. Всё, иди в лес. Он шел не один, очень похоже
на Ваг Джуг Джагу, с ним шло несколько спутников в масках каких-то зверей,
которые не давали ему концентрироваться, издевались над ним, дергали и т.д.,
мешали ему жить в лесу. Потом они приводили его обратно и спрашивали: «Что
делать»? Он говорил: «Покрасить в синий цвет». И они красили в синий цвет. То
есть, дурак должен был в результате этих странных действий, предварительно
порвав, как Ваг Джуг Джанга, с социальным порядком, вернуться назад и принести
решение, как им поступать в непонятной ситуации, с которой они раньше не
сталкивались.
Лихачев пишет, что в русской культуре деревенский дурак был
такой же охраняемой фигурой. Вы это знаете, дурака нельзя обижать. Дурак это святой,
на нем почила благодать Божья и т.д. Есть подозрение, что это остатки вот этого
эханзийского, что ли, подхода к решению проблемы. Дурак нужен в тех случаях,
когда умный ничего не может сказать. Умный может сказать, когда речь идет о каких-то
закономерностях, усвоенных людьми, помогающих решать какие-то проблемы. А тут
неожиданная ситуация. К кому обращаться? К дураку.
Еще один очень интересный антропологический факт – это шуты.
Мы с вами знаем европейскую традицию шутов, мы их встречаем в европейской
литературе. Рабле в «Гаргантюа и Пантагрюэль» жалуется: «Вот шуты становятся
министрами. Кошмар какой». Читаем Дюма, «Графиню де Монсоро». Там единственный
внятный политический персонаж – это шут Шико. Читаем Шекспира, «Короля Лира»,
там тоже самые умные советы дает шут, в странной форме, естественно, как и
положено шутам. Но интересно, что шуты это не исключительно европейское
явление, шуты были во всех культурах: Индия, Китай, Африка и везде их
объединяло одно и то же свойство. Первое – шуты вне социального порядка. Они
одеваются не так, как положено, они ведут себя не так, как положено, но,
одновременно, это единственные люди, которым дозволено говорить правду самым
высшим начальникам – королям, ханам, набобам и т.д. Абсолютно универсальный
культурный эффект. На самом деле, его происхождение, если говорить о
европейской культуре, понятно. Понятно, что издревле существовала такая
функция, должны были быть какие-то нелепые люди, которые смешат, развлекают
начальство. Это ясно, это и до сих пор есть: актеры и т.д. И совершенно
случайно обнаружилось одно важное обстоятельство. В природе, вообще в
социальной эволюции роль случайности чрезвычайно велика, точно так же, как в биологической.
Мы к этому еще вернемся.
Итак, представьте себе дворы, не колхозные, а дворы принцев,
королей и т.д. того времени. Что это было такое? Это были управленческие штабы.
В то время и еще долгое время главным ресурсом, за который шла борьба, была
земля, пространство. И вот завоевано новое пространство. Допустим, Карл Великий
завоевывает какое-то новое пространство, и дальше нужно управлять. И вот
формируются эти дворы как управленческие штабы. Но одновременно работает специфика
культуры того времени, происходит обожествление верховного начальника, короля, ритуализация,
и постепенно выясняется, что эти штабы неэффективны, потому что боятся говорить
королю правду. Тут случайно выясняется, что, оказывается, есть один персонаж, который
говорит королю правду, это шут. Им можно, они не такие, как все. И вдруг
оказывается, что эта правда полезна с управленческой точки зрения. И эта полезность
закрепляется, шуты становятся неприкасаемыми.
О степени неприкасаемости я сейчас расскажу одну интересную
историю, которая произошла в тридцатых годах прошлого века в Советском Союзе.
Был такой юморист, конферансье, по старым понятиям, шут Смирнов-Сокольский. Про
него всю эту историю рассказал Евгений Вестник, замечательный советский русский
актер, тоже юмористического, сатирического амплуа, который был поклонником
Смирнова-Сокольского, учился у него, всюду его сопровождал, помогал ему. И вот
история такая. Я напомню, это конец 1930-х годов, когда за шепотом рассказанный
анекдот можно было загреметь на 15 лет. Итак, идет концерт. Смирнов-Сокольский конферансье,
ведет этот концерт. Пока за занавесом меняют декорации, он должен забавлять
публику. Итак, занавес закрывается, выходит Смирнов-Сокольский и говорит:
Мне тут рассказали анекдот. Встречаются два приятеля:
– Как живешь? – спрашивает один.
– Да как в трамвае
– А это как?
– Половина сидит, половина трясется.
Это рассказано публично, на концерте. За кулисами стоит
Евгений Вестник, который спал с лица, и думает: «Всё, сейчас он сюда зайдет,
выйдут 4 мальчика с малиновыми петлицами, и под руки, и все, больше я его не
увижу». Выходит довольный Смирнов-Сокольский, подползает к нему тихо Евгений Вестник
и спрашивает:
– Мэтр, как это могло случиться, почему вы это сказали, это
же конец?
– Ты про что?
– Я про анекдот.
– А, ерунда, со мной ничего не будет.
– Почему?
И Смирнов-Сокольский рассказал следующую историю. Поскольку
он был видным деятелем культуры, он входил в число тех, кого приглашали в
Кремль по большим праздникам на приемы. И вот на последнем приеме его увидел
Сталин, издали показал пальцем и сказал: «Это мой шут». И после этого
Смирнов-Сокольский начал говорить все, что хотел, и его не трогали. Вот что
такое традиция, шуту можно все.
Естественно, когда я на это дело набрел, я начал пытаться
разыскивать вообще в исторической литературе следы шутов. Выяснилось, что
историки очень не любят о них писать. Но вот Шико, допустим, очень известный
персонаж. Он фигурирует в разных романах, не только у Дюма, но и у Генриха
Манна и у других, кто писал о Франции того времени. Но я нашел только одну не
очень толстую книжку Филиппа Эрланже, посвященную Генриху III, и только в ней я обнаружил
упоминание Шико, но какое! Там приведен текст письма Шико Генриху III. Я прочитал этот текст и обалдел. Я
был помощником Бориса Николаевича Ельцина по проблемам внутренней политики, и
мне приходилось много ему писать разного рода аналитических записок. Так вот, я
увидел ровно себя. Это текст политического советника главному принципалу,
королю, в котором он, анализируя ситуацию, рассматривает плюсы и минусы
различных решений, и прочее, и прочее. Обалдеть.
И последнее, по поводу шутов. Колода карт, полная колода
карт, 52 листа и Джокер. Что такое колода карт? Это модель жизни. Четыре
государства: пики, трефы, бубны, червы. Очень жесткая иерархия: туз, король,
дама и т.д., смерды: двойки и тройки. И есть только одна карта, которая бьет
всю эту иерархию, неважно, какое государство, неважно, какая карта, шуту
дозволено все. Понятно, да? Эта идея, эта традиция потрясающим образом
просачивается в другой аспект, в праздники, старые религиозные праздники типа римских
Сатурналий. Такие праздники были во всех культурах. Я привожу в пример праздник
заккеев в Месопотамии, в Древнем Вавилоне. Обычно, когда мы вспоминаем Сатурналии,
мы вспоминаем их оргастическую компоненту. Но Сатурналии были, как и все
подобные праздники, чрезвычайно интересны тем, что на дни Сатурналий
происходило разрушение социального порядка. Например, рабы и господа менялись
местами. Можно было вышучивать социальный порядок, критиковать его,
пародировать и т.д. Это было время разрушения социального порядка. Это было
частью праздничного ритуала.
В Древнем Вавилоне было то же самое. Там царем на время
праздниказаккеев становился
приговоренный к смерти заключенный. Ему позволялось все, включая близость с царским
гаремом и множество других вещей, связанных с нарушением социального порядка.
Аналогичные праздники были в Китае, когда мужчины и женщины менялись местами, и
были другие нарушения социального порядка: переодевались в одежды друг друга,
мужчины готовили, женщины покрикивали на них и т.д.
Эта традиция в Европе держалась очень долго. Она перешла в
праздник дураков. Вы наверняка помните Гюго, «Собор Парижской Богоматери». Так вот,
там действие как раз происходит во время праздника дураков, а устраивали эти
праздники цеховые шуты. То есть, были шуты при дворах, а были городские шуты,
которые образовывали цеха, точно так же, как, допустим, горшечники, обувщики и
прочие. И они отвечали за развлечения и, в первую очередь, за праздники
дураков. И там происходило все то же самое: избирался епископ из числа дураков
или нищих, и прочее. Власти это не очень нравилось, и в Париже в 1444-м году
власть поставила перед политтехнологами и политическими аналитиками (а это были,
естественно, богословы, других не было тогда) задачу: проанализировать эту
проблему и дать рекомендацию, нельзя ли избавиться от праздника дураков. И вот
что написали богословы: «Глупость, шутовство, которое является нашей второй
природой и кажется прирожденной человеку, могла бы хоть раз в году изжить себя.
Бочки с вином лопнут, если время от времени не открывать отверстия и не пускать
в них воздух. Все мы, люди, плохо сколоченные бочки, которые лопнут от вина
мудрости, если это вино будет находиться на непрерывном брожении благоговения и
страха божьего. Нужно дать ему воздух, чтобы оно не испортилось. Поэтому мы и
разрешаем себе в определенные дни шутовство, глупость, чтобы потом с большим
усердием вернуться к служению Господу».
На самом деле, это одна из форм изложения теории Катарсиса, которая
долгое время господствовала среди социальных мыслителей, пытавшихся объяснить
важность и необходимость такого рода праздников, при которых нарушается
социальный порядок. Вроде бы, правдоподобно. Когда возникла замечательная наука
под названием «социальная психология», было проведено огромное количество исследований
и экспериментов по проверке теории Катарсиса. Действительно ли разрешенные
ритуальные буйства такого рода снижают человеческую агрессию и т.д.? Ни один
эксперимент не подтвердил справедливость теории Катарсиса, вот что интересно.
Тогда зачем все эти безобразия, шуты, Сатурналии и прочее?
России немножко не повезло. У нас был аналог шутов –
скоморохи. Но если в Европе шуты были охраняемы, в России со скоморохами этого
не было. Поступали с ними плохо. Надеюсь, вы видели замечательный фильм
Тарковского «Рублев». Там великий русский актер Ролан Быков играет скомороха, там
он позволяет себе издеваться над князем, и ему вырывают язык. Но аналог этой
функции, тем не менее, на Руси был, это юродивые. Мы их воспринимаем как чисто
русское явление, но на самом деле юродивые пришли в Россию с Запада. Там
традиция юродства возникла гораздо раньше. Они пришли через Псков, через
Новгород, сохранившиеся окна контактов с Западом, и завоевали Россию ровно
потому, что скоморошество не охранялось, а юродство охранялось, вы это знаете.
Последний юродивый был убит уже в 1916-м году, его запихнули под лед Невы князь
Юсупов и его подельники. Я имею в виду Распутина. Вот до каких пор сохранялось
юродство. А все остальное было ровно то же самое. Первое – разрыв с социальным
порядком. Они одевались не так, как все, если вообще одевались. То, что носили некоторые
из них, одеждой назвать было трудно. Они вели себя не так, как все, а, опять же,
как шуты. И третье: это были единственные люди, кому дозволялось говорить
правду. Известна история с Иваном Грозным, который вошел в Псков. Выходит
юродивый и подает ему сырое мясо. «Зачем ты мне это подаешь?», – спрашивает
Иван Грозный. «Но ты же питаешься сырым мясом», – говорит юродивый. И, гласит
легенда, царь развернулся и вместе с войском ушел из Пскова.
Интересно, что юродство в России как важнейшая культурная и
управленческая традиция использовалось царями. Когда нужно было совершить
какие-то очень решительные изменения, важные для царя, это решалось не с
позиции царя, а с шутовской, юродской позиции. Так вводилась опричнина и
поддерживалась как скоморошья, юродская традиция. Так поступал Петр. Его первые
указы издавались от имени Всешутейшего приказа, то есть, они как бы выбивали
себя из традиционного социального порядка в другую, надпорядковую сферу, а там
можно все. И они оттуда формировали новый социальный порядок. Все эти
институции, о которых я говорю, все эти социальные установления, открытия
выполняли очень важную функцию, они постоянно раскачивали социальный порядок,
не давали ему застывать. И постоянно сохраняли некий элемент присутствия внутри
социального порядка чего-то такого, чего в нем не должно быть согласно этому
социальному порядку. Случайность, непредсказуемость как возможность каких-то альтернатив.
И это было далеко не единственное социальное изобретение. Ту же самую функцию
начало постепенно выполнять искусство, когда оно появилось. А искусство в
современном смысле появилось только в эпоху Возрождения. До этого искусство не
имело функции самоценности.
Ведь что такое для нас произведение искусства? Это то, что
ценно нам, независимо от какой-либо возможной практической пользы. Оно само по
себе, и оно ценно своим существованием, своей возможностью. А издревле это было
отнюдь не так. Узоры на подоле и рукавах женского платья делались не для
красоты, а чтобы уберечь от нечистого. Искусство до эпохи Возрождения выполняло
религиозные функции. И только эпоха Возрождения оторвала искусство от церкви и
пустила в свободное плавание. Это приносило свои плоды, хотя в культурной
эволюции, как и в любой другой эволюции, нет какой-то одной пороговой границы,
что, вот, нечто появилось в 1356-м году, а до него этого не было. Так не
бывает. Пример искусства минизанга как искусства, которое может влиять на
социальный порядок, приводит Норберт Элиас. Совершенно замечательный пример,
это странствующие певцы и поэты, которые развлекали знать. Поэты были, как и
шуты, из совершенно другой социальной страты. В сегментированном обществе это
были границы непреодолимые. А поэты как люди чувствительные влюблялись в жен
господ и посвящали им песни, поскольку другого, как правило, позволить себе не
могли. Совершенно замечательные песни, баллады и т.д. И эти песни и баллады
совершили в XII, XIII, и XIV веке революцию, которая изменила положение женщины в европейском
обществе, отношение к ней и т.д. Это возродило в европейской традиции понятие
романтической любви. А уж что началось после искусства ХХ века, искусства авангарда!
Здесь два разных примера, слева из России, справа из Италии.
Видите, да? Это было общеевропейское явление. Посмотрите, что пишет Григорий
Федотов, наш религиозный мыслитель, очень серьезный, фундаментальный. Он пишет:
«Пикассо и Стравинский в духовном мире значат то же, что в социальном Ленин и
Муссолини. Но зачинатели и пионеры – это они, а не политические вожди, которые
делают последние выводы в самой последней, то есть, низшей сфере деятельности».
А вот что пишет Бенедетто Кроче, один из теоретиков и
участников итальянского авангарда: «Всякий, кто обладает чувством исторической
последовательности, идеологические источники фашизма может найти в футуризме, в
его готовности выйти на улицы, чтобы навязать свое мнение и заткнуть рот тому,
кто с ним не согласен. В его отсутствии страха перед битвами и мятежами, в его
жажде порвать со всяческими традициями и в том преклонении перед молодостью,
которым отличен футуризм». Бенедетто Кроче не совсем точен. На самом деле,
функция искусства авангарда состояла в том, что в сфере культуры он расшатывал
границы традиции. Но расшатывание этих границ позволило расшатать границы в
сфере социального, в сфере социальных установлений. И в этом смысле прав
Федотов, что сначала были Пикассо и Стравинский, которые нарушали границы в
сфере изобразительной или музыкальной, а потом этим воспользовались уже
политики. Не случайно политики и в Германии, и в России, и в Италии потом
уничтожали представителей искусства авангарда как тех, на плечах которых они
въехали в некое социальное будущее. Я не оцениваю, хорошо это, или плохо. Это просто
была альтернатива, то есть, искусство выполняет фактически ту же самую функцию.
Оно не дает застывать социальному порядку и показывает возможности иного,
возможности каких-то альтернатив.
Шуты, праздники дураков, искусство и многое другое, о чем мы
будем говорить, это институты, обладающие совершенно другим свойством. Их задача
– не охранять порядок, а расшатывать его постоянно. Постоянно не давать застыть
решетке социального порядка, потому что если эта решетка застыла, она может
только треснуть, она не может меняться каким-то естественным образом. И этих
институтов Хаоса, на самом деле, очень много. Я привожу тут примеры. Агональные
игры, это термин Хейзинги, то есть, конкурентные игры, тут у меня футбол,
азартные игры, гадание.
Потрясающая вещь гадание. Тоже древний институт, абсолютно
универсальный везде. Вот скажите мне, пожалуйста, это очень важный вопрос,
ответ на который мы будем искать дальше. Александр Македонский решил идти на
Восток, и первый, к кому он пришел, был гадатель. «Ну, как, – говорит Александр
Филиппович Македонский, – идти мне на Восток, или не идти?» Этот берет курицу,
потрошит, смотрит на ее печень и говорит: «Идти». Вот скажите мне, пожалуйста,
положа руку на сердце, можно ли, разглядывая печень случайно взятой курицы, увидеть,
где, в какой местности столкнется Александр Македонский с войсками будущего
противника, какие у них будут силы, вооружения, какая будет погода, какую
позицию займет этот противник, насколько эффективно будет противостояние для
войск Александра Филипповича? Можно ли это увидеть? Нельзя. А они, тем не
менее, идут к гадателю.
Девушки, а когда вы льете в воск холодную воду, или
опрокидываете чашки с кофе и думаете, вот этот молодой человек – это жизненный
выбор, или нет? Вы уверены, что кофейный осадок все знает о вашем избраннике?
Правда, сомнительно? Но, тем не менее, мы это делаем. Потрясающе. Выборы. Мы
про них будем еще говорить отдельно. Возникает вопрос, почему человечество до
сих пор… А, вы знаете у бизнесменов любимая игрушка – волчок. Ты крутишь, а там
деления: «продавай», «покупай», «подожди», «уезжай в отпуск» и т.д. Ты крутишь,
он крутится, останавливается «уезжай в отпуск», и все, поехал в отпуск. Любимая
игрушка. Это те же гадания. И это живет тысячелетиями, живет во всех культурах.
А что такое гадание? Тоже институт Хаоса. Это некое установление, которое генерирует
нечто совершенно случайное.
Так вот, смотрите, с одной стороны, хаос – это нечто страшное,
с другой стороны, цивилизация все время что-то изобретает, чтобы хаос
сохранялся внутри нашего социального порядка, чтобы он чем-то, мы еще поймем,
чем, нас подпитывал. Поскольку социальный порядок надо соблюдать, а хаос – это
враг, то мы не говорим, что мы сохраняем хаос, случайность, непредсказуемость,
беспричинность, мы это все время как-то легендируем. Что на самом деле, когда
мы приходим к гадателю, мы общаемся с богами. Когда мы потрошим курицу и
смотрим на потроха, мы на самом деле общаемся с предками или богами. Либо это
какие-то магические ритуалы, усвоенные аж от пришельцев, концепция судьбы,
развлечение состязаний и т.д. По поводу состязаний. Устроит ли нас футбольный матч,
если мы знаем, что его исход предрешен?
Реплика:
А если на тотализаторе поставим?
Георгий Сатаров:
Это называется не спорт, а бизнес.
Это совершенно другое. Если вы просто пришли зарабатывать деньги, тогда
устраивает, а если вы пришли на спортивные состязания, тогда это все теряет
ценность. И правила игры или карточные правила, или правила дуэли – все
настроены только на одно, чтобы исход нельзя было предсказать. Жесткость правил
игры при неопределенности исхода важнейшая вещь издревле. И вот все эти
институции хаоса мы используем в самых разных случаях: провидение будущего,
принятие решения, определение лидеров. Аристотель писал, что самый лучший
способ определения должностных лиц в городах, полисах – это жребий. И
действительно, в древнегреческих полисах практиковали жребий. Судебные решения
часто принимали с помощью таких процедур разрешения конфликта.
Важно то, что вообще общая научная и не только научная, но
даже и религиозная культура, традиция настроена на порядок, который
преобразуется в следующую формулу: у всего есть своя причина, и главное –
разобраться в причинах и следствиях. На самом деле, это отнюдь не так. Реальный
мир, будь то мир физический, будь то мир биологический, будь то мир социальный,
есть смесь причинного и беспричинного, закономерного и случайного.
Природа элементарных частиц. Когда физиков начинают…
Реплика:
Броуновское движение?
Георгий Сатаров:
Броуновское движение. Но элементарные
частицы это уровнем ниже, электрончики, например. Любимый эксперимент, когда
начинают обучать студентов квантовой механике. Летит электрончик, а перед ним
препятствие с двумя мишенями и с двумя дырками. Элементарная частица устроена принципиально
так, что невозможно предсказать, в какую из двух дырок она попадет. Просто
принципиально невозможно. Это природа вещей. Если мы начнем строить теорию,
которая основывается на предположении, что мы можем предугадать, в какую из
двух дырок угодит электрон, то физический мир разрушится, атомы схлопнутся,
материя исчезнет. Нет такого физического мира, в котором мы можем предсказать,
куда, в какую из двух дырок полетит электрон, нет такого мира. Это
принципиально невозможно. Нейроны в нашем организме, как выяснили
нейрофизиологи, находятся в трех состояниях. Первое – состояние покоя. Второе –
состояние передачи импульсов: пух, пух, пух, пух, когда идет информация. А есть
третье состояние, обнаруженное недавно, это состояние хаотического возбуждения,
когда нейрон генерирует некий случайный шум.
Теперь интересный пример с биологической эволюцией. Вам
сейчас будет легче ответить на мой вопрос. Вопрос звучит так. Идет
биологическая эволюция, филогенез, и вот эта эволюция видов постоянно
испытывает какие-то внешние воздействия. Ну, например, глобальное похолодание
климата на земле. Вопрос: что появляется раньше, животные, покрытые мехом, или
похолодание?
Ответ:
Похолодание.
Георгий Сатаров:
Похолодание, да? То есть, правильно
ли я понимаю, что наступил холод, и организмы животных реагируют на это
покрытием шерсти, правильно ведь? Конечно. А у меня вопрос: как быстро это
происходит?
Ответ:
Тысячелетие.
Георгий Сатаров:
Тысячелетие, правильно. А для чего им нужна шерсть? Чтобы
выжить. Скажите, пожалуйста, а что, тысячу лет они будут жить без шерсти? Что
они будут делать тысячу лет, пока не покрылись шерстью? Вы абсолютно правы по
поводу тысячи лет, даже еще больше. Они вымрут просто, вы понимаете? Исчезнут и
не успеют покрыться шерстью. Одна особь, какая-нибудь ископаемая кошечка, живет
20 лет. Да она просто, извините, спариться не успеет, ей холодно, ей не до
этого, а тут шерстью еще надо покрываться. На самом деле, все происходит ровно
наоборот. Сначала появляются животные, покрытые шерстью, а дальше происходит
следующее. Да, и очень важно, что этому нет причины. Появлению животных,
покрытых шерстью, причины нет. Это мутация. Это случайный сбой, повреждения в
программе передачи генетической информации. Ведь изменение покрытия шерстью
происходит не на уровне организма, а на уровне генном, на уровне программы
передачи рядовых признаков. В ней происходит сбой, мутация, и случайно
появляется. Это точно так же, как, вы знаете, иногда рождаются дети, у которых
тельце все покрыто шерстью. Это зафиксировано, зарисовано, сфотографировано.
Очень редко, но появляются.
Так же и с животными происходило. Случайно появляется
животное, покрытое шерстью, а дальше происходит следующее. Если похолодание не
наступило, то эта аномалия просто не закрепляется при передаче генетической
информации от поколения к поколению. А если вдруг наступило похолодание, то те,
случайно появившиеся с шерстью, получают преимущества. Вот они-то успевают
спариться и передать этот признак детишкам. И этот признак начинает
размножаться как имеющий преимущества для выживания при этих условиях. Но это
только, если повезло этим, покрытым шерстью. Ну, и потом надо задать себе
вопрос. Скажите, пожалуйста, когда вы думали о том, что сначала появляется
похолодание, а потом покрытие шерстью, откуда следует, что надо покрыться
шерстью? Как это вытекает из факта похолодания, ведь есть другие решения? Можно
покрыться подкожным жиром, а можно начать мигрировать из холодных мест в теплые,
и обратно. Есть разные решения.
Скажите, пожалуйста, в факте похолодания содержится
информация о том, как вид должен реагировать на похолодание?
Реплика:
Нет
Георгий Сатаров:
Нет, конечно, она нигде не записана.
Она уже до похолодания содержится в случайных мутационных экспериментах,
которые накапливаются: кто-то жиром покрылся, кто-то шерстью оброс. То есть,
эти биологические изобретения, шерсть или жир, которые могут пригодиться в
будущем, появились абсолютно случайным образом до того, как появилась проблема,
которую нужно решать с помощью этих решений. Ясно, да? Вы мне поверили?
Очень интересная вещь, если уж мы заговорили о филогенезе.
Раньше ученые, биологи, зоологи, все изучали признаки разных животных и искали
у этих признаков дарвиновские причины. Это вот появилось, потому что помогает
решать такую функцию. Про аппендикс до сих пор не придумали, зачем он нужен. Когда
происходит мутационный сбой в генной программе, он может быть комплексным, он
может порождать несколько не присутствовавших раньше рядовых признаков.
Например, может появиться способность к абстрактному мышлению и аппендициту. Это
же вещь случайная, но поскольку закрепилась способность к абстрактному
мышлению, оказалась полезной для выживания, то одновременно закрепляется
аппендицит.
Как это обнаружили биологи? Про бабочек, например, писали. У
бабочки на крыльях два таких «глаза». Они говорят, что это не случайно, потому
что это имитирует глаза животного, которое является врагом птичек, и отпугивает
птичек от этих бабочек. Это просто написано так в книжках XIX века, допустим, или XVIII. Потом начали изучать внимательно и
обнаружили, что это ни причем. Нет таких врагов у птиц, которые клюют этих
бабочек. Они бояться совершенно другого. Никакой охраняющей функции эти
страшные глаза на крыльях не выполняют.
Теперь по поводу того, что не у всего есть причины. Если
эволюция хаотична, то наличие или отсутствие причины определяется не эволюцией,
а тем, что происходит дальше. То есть, появляется холод, и тогда у шерсти
появляется обоснование. Не причина, а обоснование: шерсть, оказалось,
пригодилась. А если похолодание не появилось, то как мы можем приписывать появлению
шерсти какое-нибудь обоснование, следствие или причину? Ну, просто она была,
появилась и исчезла, и дальше эксперименты идут. Это не значит, что в природе
нет ничего закономерного. Просто наша культура, восходящая к грекам, именно
такая, сосредоточенная на закономерном, хотя к этому наша жизнь не сводится.
Почитайте Льва Шестова, он об этом очень хорошо пишет. Еще хаос экономических
микровзаимодействий. Почитайте Хайека, и вы услышите гимн хаосу, случайности,
важности эволюции и политической конкуренции.
Мы сейчас перейдем к политической конкуренции, через еще
один пример с североамериканскими индейцами. Это племя наскапи. Там был такой
ритуал. Перед наступлением сезона охоты шаман коптил над костром оленью
лопатку, это такая плоская треугольная пластина с ручкой, смотрел на копоть и
говорил: «Идите туда». И племя шло охотиться туда. Вопрос к вам. В чем смысл
этого ритуала? Раз этот ритуал выживал, поддерживался, институализировался,
значит, он был чем-то полезен племени. Ваша задача объяснить, в чем польза
этого ритуала, не причина, а польза? Пожалуйста.
Ответ:
У меня есть предположение, что он снимал
ответственность с охотника, когда говорил, что на этом месте надо.
Георгий Сатаров:
Выбирал неопределенность. Какие еще
идеи?
Сергей Калашников,
Пермь:
Мне кажется, он просто давал
уверенность этим охотникам, потому что им уже не надо было задумываться, что
делать, как уже сказали. Они были уверены, что если они пойдут по этому пути,
то, сколько километров они ни пройдут, они все равно найдут это мясо, убьют
оленя и будут счастливы.
Георгий Сатаров:
Понятно. Еще какие идеи? Было
спрошено, что будет, если они не придут с мясом? Я думаю, что так время от
времени происходило, но, почему-то, ритуал сохранялся. Вот что важно.
Реплика:
В большей степени, наверное,
сохранение традиции поддерживалось тем, что они все-таки приносили добычу в
нужном объеме.
Георгий Сатаров:
Понял. Давайте проведем вот какой
мысленный эксперимент. В племени наскапи происходит революция. Революцию
возглавляет главный охотник, который говорит: «Братва, что мы слушаем этого
старого идиота, который коптит надоевшую нам кость оленя, которого, кстати, мы
и убили? Помните ли вы, что мы в последний раз убили огромного оленя у нижнего
ручья? Поэтому я предлагаю все эти глупости забыть, и мы будем все время
охотиться у нижнего ручья». Вопрос к вам: что будет с племенем?
Ответ:
Я думаю, вымрут, потому что, если каждый
раз снова здесь охотиться, оленей не останется.
Георгий Сатаров:
Да. Причем, охотиться надо не просто
в разных местах, а в местах, случайно выбираемых. Один раз чуть ли не в городе
Перми, может быть, а может, в каком-то другом, а может, дальше, в каком-то
сибирском городе. Где-то там, на Востоке, я рассказывал про это дело, и ко мне
после лекции подходит огромный мужик, мэр какого-то маленького городка. По-моему,
это было на «школах публичной политики» еще в те времена благословенные. Он
говорит: «Я охотник сибирский. У нас тоже есть стратегия случайного поиска
добычи зимой. Когда мы утром выходим из избушки, мы ищем ближайший след
горностая, и куда этот след показывает, туда и идем». Но они не на горностая охотятся.
Запрещено в это время охотиться на горностая. У них другой объект, я не знаю,
кабан или медведь, не важно. Но тот же самый принцип, поиск случайного
направления. Это я слышал от конкретного охотника. А в науке описана, скажем,
стратегия поиска добычи в рыбацких поселениях на Лабрадоре. Поселение делилось
на 2 части. Одна часть шла на место старого улова, если он был хороший, а
вторая шла в случайном направлении. У них были свои ритуалы. Здесь обязательно
присутствовало случайное направление. Универсальная проблема.
Дэвид Старк, экономист, писал, что этот ритуал – именно
введение элемента случайности в поиск. Тем самым они избавлялись от
краткосрочной рациональности. Краткосрочная рациональность это революционное
предложение вождя охотников, что раз мы в последний раз убили оленя у нижнего
ручья, то нужно всегда охотиться там. Краткосрочная рациональность не
обеспечивает эффективности, а случайная стратегии обеспечивает. Почему?
На все это дала ответ математика. Есть такая замечательная
прикладная и, в то же время, фундаментальная математическая дисциплина,
называется «теория игр». Так красиво. Может быть, кто-то из вас прикасался к
этому. И там есть одна фундаментальная теорема. Если против вас играет игрок со
случайной стратегией, то никакая ваша детерминированная стратегия не может
выиграть у случайной. Это математический факт. Это фундаментальное свойство
природы. Против случайной стратегии конкурентна только случайная стратегия. А в
нашей жизни, у нас с вами есть постоянно действующий противник, который играет
с нами по случайной стратегии. Кто знает, как он называется? Когда Александр
Македонский идет к гадателю, то он спрашивает о чем?
Ответ:
О событии.
Георгий Сатаров:
Когда вы льете воск в холодную воду,
вы о чем думаете? О будущем. Когда предстоит сезон охоты, о чем идет речь? О
будущем. И природа будущего столь же фундаментальна, будущее принципиально
непредсказуемо. Конечно, мы знаем, что эта лекция рано или поздно кончится, мы
знаем, что завтра будет воскресенье, есть множество вещей, о которых мы знаем
абсолютно точно. Но как только мы выходим за границы этого тривиального, мы
сталкиваемся с принципиально непредсказуемыми вещами. Биологический вид не
знает, когда наступит похолодание, и не может знать. Девушка в поисках мужа не
может знать, будет ли этот брак удачным, как бы она ни запала, как теперь
говорят, на конкретного молодого человека. Это непредсказуемо. Понятно, да? Мы
постоянно играем с игроком по имени будущее, а он играет против нас по
случайной стратегии.
Ирина Ясина:
Противопоставить можно только случайную
стратегию.
Георгий Сатаров:
Совершенно верно. Понятно, что в
определенных диапазонах мы знаем, что нужно сделать для того, чтобы вывести,
отправить корабль на Луну. Никаких проблем, хотя есть сбои случайного характера,
корабль может взорваться. Но, тем не менее, мы знаем, что если корабль не
взорвется, то для того, чтобы он в нужное время пролетел нужную точку, надо
сделать то-то, то-то и то-то. Но эта некая зона, освоенная нами. А есть зоны не
просто не освоенные, а которые нельзя освоить. Нельзя освоить будущее, пока оно
не наступило. Вселенная принципиально асимметрична. Мы получаем сигналы из
прошлого и нашими действиями отправляем сигналы в будущее. Но мы не можем
получать сигналы из будущего и отправлять сигналы в прошлое. Прошлого уже нет.
Будущее еще не наступило. Это принципиальная асимметрия природного устройства.
Вот почему будущее обладает принципиальным свойством непредсказуемости.
И в связи с этим я возвращаюсь к выборам. Выборы – это та же
самая игра с непредсказуемым будущим. Если племя наскапи выбирает направление
охоты, то что мы выбираем на выборах?
Реплика:
Направление развития.
Георгий Сатаров:
Конечно, мы выбираем направление
развития. Ведь, если мы действуем по уму, обдуманно, то мы просто смотрим на харизму,
тем более что харизма не появляется до политика. Как правило, сначала
появляется политик, потом харизма. Вебер писал: «Харизма это не свойство
человека, это то, что мы приписываем ему». Мы выбираем направление развития
вместе с политиком, вместе с парией и т.д., но это еще сложнее, чем выход на
охоту. Это игра с непредсказуемым будущим, поэтому выборы эффективны, пока
работает случайный механизм, как с копчением лопатки. Если исход выборов
непредсказуем, они имеют смысл, потому что тогда мы находимся в рамках
фундаментальной теоремы теории игр. Мы непредсказуемому будущему предлагаем
свою случайную стратегию. Как только мы лишаем выборы непредсказуемости, мы,
как племя наскапи, идем к нижнему ручью, и привет. Конечно, выборы – это не
только игра с непредсказуемым будущим. Ведь обратите внимание: когда
индеец-шаман коптит лопатку, он коптит ее так, это значит, что она никогда не
покажет туда и никогда не покажет туда, ни под землю, ни на небо, там нет
оленей. Этот выбор осмыслен.
Точно так же политика в сфере политической конкуренции
должна отрезать направления туда и туда, то есть бред, бессмыслицу и т.д. У
выборов масса важных функций по вовлечению людей, по формированию чувства
ответственности и причастности, множество. Но есть одно фундаментальное,
которое губит выборы в принципе, если не выполняется, это условие непредсказуемости.
Это очень важно.
Ирина Ясина:
В обмен за вашу интереснейшую лекцию
я вам дарю последнюю политическую сплетню, которую мне рассказал Александр
Починок на концерте Шевчука, где он присутствовал. Пришел Владислав Юрьевич к
Владимиру Владимировичу и говорит: «Владимир Владимирович, мы вам обеспечим,
хотите 70%, хотите 80% «Единой России», но это думаю, не доживет до конца своей
каденции».
Георгий Сатаров:
Интересно. Владислав Юрьевич очень
неглупый человек, и я подозреваю, что он сильно прав. На самом деле, намек я
понял, уже заканчиваю. Будем подбивать бабки. Итак, функция хаоса – расшатывание
решетки социального порядка, потому что это обеспечивает возможность социальных
изменений, адаптацию к непредсказуемому будущему. И чрезвычайно важная функция –
генерация новых ресурсов, так же, как при филогенезе случайным образом
обрастают шерстью или жиром представители вида. Есть понятие культурной
эволюции, и культурные инновации появляются точно так же случайно и
непредсказуемо, а дальше какие-то из них сохраняются, отбираются и
транслируются, какие-то отмирают и т.д. И в этом важнейшая функция гражданского
общества. Ну, и, как я уже говорил, важнейшая функция уже в социальной сфере – это
поиск направлений развития. Все. Спасибо.
Реплика:
Две вещи. Вы меня убедили еще больше
в моем мнении, что политическая прогнозирование и консультирование – это
разновидность шаманства. Вы меня в этом окончательно убедили. И у меня вопросы
к теме шута. Очень интересная идея. Кто у нас сейчас шут? Есть у нас вообще
такой? Мне представляется, что мы последние 3 года после выборов живем в
сатурналии, и у нас шут стал царем. Вам так не кажется? Провокационный вопрос.
Спасибо.
Георгий Сатаров:
Или царь стал шутом, да? Во-первых, не
надо так мрачно о политическом прогнозировании. Знаете, в чем главное
достоинство политического аналитика? Знать границы предсказуемого. У меня два
примера. Я когда-то считался политическим аналитиком и выполнял эту функцию у
Бориса Николаевича. В 1995-м году, за пару месяцев до выборов, был один
политический клуб, не буду вспоминать его по названию, не важно, он уже не
функционирует. Было собрание такого клуба, и я там сказал, что, давайте сейчас
проведем эксперимент. Я на ваших глазах спрогнозирую, сколько партий пройдет в
Думу и какой суммарный процент они наберут. Для этого я у всех вас спрошу, а вы
мне ответите только на один вопрос: какой процент наберет победитель? Понятно,
какой был победитель, это КПРФ. Люди назвали каждый свою цифру, я их усреднил,
ввел в крохотную примитивную программку и вывел результат – пройдет 4 партии,
они наберут 50%. Мне сказали, что это глупость, бред, давай считать. Эти
пройдут? Пройдут. Эти пройдут? Пройдут. Эти пройдут? Пройдут. Эти пройдут?
Пройдут. А эти пройдут? Пройдут. И эти не могут не пройти, 7-8 точно пройдут.
Прошло 4 партии, и они набрали в сумме 50%.
Почти в то же самое время происходили выборы в Грузии, где
избирательная система была та же самая. То же самое было число участников, около
50-ти в бюллетене, и тот же самый результат – прошло 4 партии, и те же 50%. Есть
модели конкуренции. Если есть свободная конкуренция за некий ресурс, будь-то
пища, будь-то голоса, то работают некие вероятностные модели, очень устойчивые,
по которым можно многое посчитать. Я это посчитал, и так оно и сработало.
Просто надо знать, что это предсказуемо в таких-то условиях.
Другой пример. Одна из первых задач, которая была передо
мной поставлена, когда я пришел к Борису Николаевичу, была такая: аграрии и
коммунисты собираются выдвигать Рыбкина, как нам к этому относиться? Мой ответ
спустя день был такой: абсолютно спокойно, с ним можно будет работать. Так оно
и оказалось. Почему я так сказал? Потому что мы на протяжении нескольких лет
строили так называемые политические карты съездов народных депутатов,
анализируя поименное голосование по некой довольно сложной технологии. Я видел индивидуальный
дрейф Рыбкина от первого съезда до девятого на этой карте с крайне антиельцинского
фланга в центр, абсолютно устойчивый индивидуальный дрейф. Исходя из него, я
сделал этот прогноз. Этот прогноз стопроцентно подтвердился.
Но есть вещи, на которые я бы никогда не ответил и не взялся
бы отвечать. Я бы сказал, что это непредсказуемо. И это мое политологическое
знание, что это непредсказуемо. Нужно видеть границы между предсказуемым и
непредсказуемым. Вы хотели, по-моему, спросить?
Реплика:
Вопрос о шуте уже прозвучал, я думаю,
нет смысла повторяться.
Георгий Сатаров:
Вопрос о шуте? Извините, я на него
не ответил. Видите ли, культурные революционные изменения не пропадают
абсолютно. Могут исчезнуть шуты в их традиционном выражении, но иногда это
может проявляться, интерполируется иногда в наше поведение. Мы иногда
специально ведем себя по-шутовски, чтобы позволить себе какие-то вещи, в том
числе и сказать правду. В этом смысле это существует. Например, среди нашей
необычной компании в Кремле, яйцеголовых, как нас называли, того призыва 1993-го
года, мы позволяли себе говорить Борису Николаевичу такое, что карьерные чиновники,
работавшие до нас, никогда себе не позволяли.
Ирина Ясина:
Но вопрос-то не о вас, а о сейчас.
Так что, не уходите от ответа.
Георгий Сатаров:
Я не склонен приписывать кому-то из
политических лидеров шутовские свойства…
Ирина Ясина:
Это не политические лидеры, есть же
другие люди.
Георгий Сатаров:
Нет, там был вопрос не про
президента, это значило бы излишне их возвышать. Если говорить не о
политических лидерах, то да, периодически при умных руководителях или в
определенные периоды этих руководителей появляются такие кадры. Например,
отчасти таковым был Илларионов при Путине. Он вел себя не так, как остальные, и
позволял себе не то, что остальные, гораздо больше. И к нему так же относились,
большую часть времени: ну, этому можно. Сейчас, к сожалению, при начальственных
дворах шуты исчезли. И это одна из колоссальных проблем.
Ирина Ясина:
Я если можно добавлю, Георгий
Александрович? Шут есть. Он не при начальственном дворе, а совершенно в другом
месте, но функция та же. Наша власть, видимо, знает это, они же правда не
дураки, они предпочитают не обращать внимания. Обратите внимание, если
появляется что-то очень важное, то на это не обращают внимания. Вот, допустим,
появилось высказывание Натальи Вишняковой, пресс-секретаря Хамовнического суда,
о том, что все там и т.д., ну и что? Никаких последствий не было, потому что
была сказана очень болезненная правда. Новая методика, не обращать внимания,
действует последние 3 года совершенно безотказно.
К вопросу о шуте. Я хочу вам, молодые люди, очень посоветовать
в первый понедельник каждого месяца вечером смотреть программу «Дежурный по
стране». Михаил Михайлович Жванецкий, не являясь шутом, а являясь глубочайшим
философом, говорит такие вещи иногда, от которых у меня просто волосы шевелятся
на голове. Не в бровь, а в глаз. Причем, все это с юморком, все это не в
обидной форме, но в острой. Я вообще не понимаю, как его терпят на РТР? Я,
правда, вам советую, поскольку Российский канал есть у каждого из вас, смотреть.
Это просто огромный источник мудрости. Жванецкий шутом и называется, он
называется сатириком. Мудрее его человека в России сейчас нет. Обратите
внимание, каждый первый понедельник месяца, если это рабочий день. Я абсолютно серьезно
это говорю, это жесткая рекомендация. Жалко, что предыдущие 8 лет вы этого не
знали.
Георгий Сатаров:
Спасибо вам. Презентация, если она
нужна, останется здесь, на компьютере. Вы сможете скачать.