Ирина Евгеньевна Ясина

Вице-президент фонда «Либеральная миссия»

Ирина Ясина:

Я хотела с вами поговорить на тему не вполне прикладную. Можно обсуждать, каково будущее нашей страны, можно говорить об экономический ситуации, кризисе и т.д., про Грузию, про Ходорковского, про что угодно. Если у вас будут вопросы, я очень сжато и быстро постараюсь на них ответить, на любые ваши вопросы. Но я хотела вам сказать одно: сегодня 29 октября, это день политзаключенных. И уже много лет в этот день общество «Мемориал» на Лубянской площади проводит удивительное мероприятие, чтение фамилий людей, расстрелянных в годы большого террора. Казалось бы, ерунда? Подумаешь, ходят какие-то люди, читают какие-то фамилии, кому это надо?

Я хожу туда уже много лет и всех зову. У вас, к сожалению, сегодня семинар, и я не могу вас потащить на Лубянку. Но если кто-то до 10-ти часов вечера окажется в Москве, заезжайте на Лубянскую площадь и почитайте. На меня это оказывает огромное впечатление, потому что я, хоть и образованная, и много книжек читала, но мне всегда казалось, что террор шел где-то по верхам, людей расстреливали, которые были при власти или еще где-то. И вот, сколько лет я читаю, все время мне попадаются одни и те же: билетеры, красноармейцы, колхозники, бухгалтеры, домохозяйки. Там ты читаешь фамилию, имя, отчество, год рождения и занятие. И оказывается, что никаких известных людей среди этих тысяч нет. То есть, они, конечно, есть, но очень редко встречаются. А расстреливали таких же, как мы с вами, совершенно обычных людей. Короче, сегодня поеду читать эти имена.

Потом еще в одно место поеду. Там недалеко, на Хохловском переулке, второй раз проводится мероприятие под названием «Благомаркет». Это всякие сумасшедшие девушки и юноши собирают вещички молодых московских дизайнеров, которые не знают, куда и где продавать свои вещи. Что-то типа барахолки организуют и продают все эти вазочки, тряпочки, покрывальчики и подушки с изображением котов людям, которые туда приходят. А люди покупают, платят за это какие-то небольшие деньги, и все эти деньги идут на помощь людям, которые тяжело больны. Притом это не дети, потому что собрать деньги на ребенка в нашей стране сейчас уже легко. То есть, нелегко, нет, это неправильное слово, но реально. А то, что болеют взрослые, которые вчера были детьми, это уже другой вариант. Никакие детские фонды не могут помогать человеку, которому уже исполнилось 18 лет. Вот и находится группа энтузиастов, которая второй раз уже проводит это мероприятие. Оно очень интересное, там очень красивые штуки. Кстати вот эту мою куртку вязаную я купила там за 2000 рублей. Вот так, создание молодого московского дизайнера.

О чем я хочу сказать? Не надо думать, что ничего не меняется. Если бы у меня было время, силы и т.д., я бы еще 10 разных дел сделала за эти выходные. Каждый раз от нас зависит, пролежать этот день на диване или поехать на семинар, или поехать читать имена, или поехать вот в этот «Благомаркет». Поэтому вопрос, что мы можем изменить вокруг себя, имеет очень простой ответ: «Мы можем изменить себя». И делать это в 20 лет, которые вам сейчас, или в 21, или в 25 намного проще. Но не поздно это делать и в 48, которые мне, потому что в жизни всегда есть место подвигу, и нужно брать себя в руки и начинать меняться. И это будет модернизация, о которой так мечтает наша власть и которая совершенно не состоит в придумывании каких-то нанотехнологий невероятных, космических аппаратов и т.д. Она состоит в том, чтобы изменить людей, чтобы люди стали более ответственными, более мобильными, более интересующимися. Чтобы попить пива и полежать на диване было, скорее, исключением, чем правилом, в проведении, например, выходных. Это звучит как проповедь, но просто я так живу. И в Москве, и, я уверена, что и в ваших городах точно так же. Этого становится больше, больше и больше. Люди придумывают, затевают, делают. Это и есть то самое гражданское общество, о котором все говорят, что у нас его нет. Фигушки, есть!

Другой вопрос, что его не было еще 10 лет назад. Но его и не могло быть. Кто бы мне сказал, когда мне было столько лет, сколько вам, у меня дочка ваша ровесница, что надо пойти в детский дом и помогать! Мы же жили в Советском Союзе, это была, в нашем представлении, держава, которой до всего было дело, которая решала вообще все вопросы. Поэтому представить себе, что где-то в домах престарелых или в детских домах был непорядок, мы не могли. Ну, правда! Мы были уверены, что все хорошо. А пресса об этом ничего не писала, кто бы кому разрешил писать о том, что не хорошо. Это не значит, что сейчас плохо, а тогда было хорошо.

Если кому интересно, как было дело, почитайте замечательную книжку «Белое на черном», если не читали, автор Рубен Гальега. В Интернете есть, прямо наберите Рубен Гальега «Белое на черном». Парнишка родился в 1968-м году с тяжелым детским церебральным параличом от мамы испанки и отца перуанца. Там длинная детективная история. Короче, его отправили в детский дом, где он и вырос, а маме сказали, что он умер. О том, как рос мальчик с тяжелым детским церебральным параличом в детском доме в советское время, что это было, как били, как голодал, все там написано. Это, чтобы не было иллюзий относительно благостного Советского Союза.

Мне рассказывала бабушка, как ее младшую сестру сын отдал в дом престарелых. «Как же ему не стыдно», – говорила она. Я маленькая была, но, в общем, понимала, что что-то не сделал не так мой двоюродный дядя. А бабушкина младшая сестра умерла в доме престарелых через год. «Просто потому, что там не живут», – сказала бабушка, и это было понятно. Значит, был непорядок, но мы туда не ходили, потому что никто нам не говорил, что там плохо и что там нужна помощь.

Сейчас есть массовые движения. Зайдите в Интернет и наберите «Старость в радость». Студенты и молодые ребята ездят по домам престарелых по всей Центральной России и как-то радуют бабушек и дедушек, которые, надо сказать, не одинокие. У многих есть сыновья и дочери, и внуки, но только они брошены, что тоже является некой нормой. Если у вас нет времени ехать в дом престарелых, можно писать бабушкам и дедушкам письма. Страшно любят, называется движение «Внуки по переписке». Я, к чему говорю? Кто-то это придумал, такой же человек, как вы, и кто-то это делает. Кошачьи приюты, собачьи приюты, детские дома все это, чего не существовало в моей юности, то есть, 25 лет назад, все это сейчас имеет бесконечное количество волонтеров, которые туда ездят, помогают, организуют, делают и получают от этого удовольствие. Эти люди не городские сумасшедшие и им есть, чем заняться, они не. Ничего подобного.

Мои любимые дети из Высшей школы экономики лет уже, наверное, пять или шесть опекают в Тверской области детский дом «Родничок». Ездят туда, проводят благотворительные концерты, пекут, продают, собирают деньги. При этом они не игрушки покупают детям. Они, например, отремонтируют ванную комнату или купят диван. С диваном была просто замечательная история, о том, что люди думают, что делать. Значит, в детском доме нужен диван. Что делается? На некоторые деньги нанимается автобус, выбираются делегаты от детского дома. Вместе с ребятами из Вышки, студентами, они садятся в автобус и едут в город Конаково, который недалеко от их детского дома, выбирать диван. Вы понимаете, да? Когда дети живут в детском доме, у них нет практически никаких дополнительных впечатлений в жизни. Для них такая вещь поездка и выбор дивана! Ведь это их собственный диван, это не то, что он у них по разнарядке пришел, там и так все одинаковое. Никто этих студентов не заставляет. Более того, Вышка это очень благополучный ВУЗ, если кто не знает. Там хорошие дети из крепких семей. Всякие, естественно, есть. Кстати сказать, 60% учащихся в Высшей школе экономики иногородние. И все это они делают. Еще раз, когда я была в таком возрасте, как вы, потребности в этом не было. Это я к тому говорю, что вы намного лучше, и поэтому не все потеряно.

В среду была на премьере фильма «Жила была одна баба». Вы, наверное, слышали по телевизору, что он вышел в прокат. Пускай вас не отпугивает это название, такое, вроде, некрасивое. Обязательно посмотрите этот фильм. Его снял замечательный режиссер Андрей Смирнов, который когда-то снял фильм «Белорусский вокзал». Вы не того поколения, чтобы знать, что это за фильм. Фильм замечательный. «Жила была одна баба» это об Антоновском крестьянском восстании в 1921-м году в Тамбовской области, но, в принципе, о жизни России в те годы. О жизни простых людей, которые были жестокие, угрюмые, необразованные, самовлюбленные, уверенные в том, что они лучше всех, и т.д., пьянство тоже было. То есть, никаких иллюзий о святости и цельности замечательного народа не возникает. Но главное, что ты видишь в этом фильме, какой огромный путь и как быстро мы прошли. Поэтому фильм очень тяжелый, заставляющий думать, то есть, это ни разу не удовольствие, сидишь и наслаждаешься, нет. Это тяжелая работа, но ее надо над собой проделать, потому что, как правильно написано в анонсе этого фильма, «Кто не знает своей истории, тот обречен на ее повторение». На повторение этой истории обрекать себя не хочется, поэтому обязательно сходите.

А положительное, что я вынесла из этого фильма, это то, что мы очень быстро меняемся и, в общем-то, в лучшую сторону. Я далека от мысли о том, что надо любить нашу власть. Я жесткий оппозиционер, хотя вхожу в какие-то президентские структуры, в Президентский совет, но своей позиции никогда не скрываю, и то, что происходит, мне не нравится. Тем не менее, я очень хорошо понимаю, что все изменилось, все меняется, меняется быстро. Даже на примере разницы между моим поколением и вашим уже видно, какие большие перемены происходят. Если я начну каждого из вас спрашивать, есть ли какие-то волонтерские организации в ваших городах, вы наверняка просто закидаете меня информацией. Вы будете рассказывать о том, что вы делаете, куда ходите и т.д. И это здорово. Это меня примиряет с действительностью, которая вокруг.

Два слова я вам скажу про фонд, который вас сюда позвал. Фонд называется «Либеральная Миссия». Как вы, наверное, знаете, возглавляет его мой отец Ясин Евгений Григорьевич. А я являюсь его помощником и веду все молодежные программы, которые в этом фонде поддерживаются. Главная молодежная программа это семинар «Я думаю». Он существует около 5-ти лет. Мы работаем пятый год. Наш спонсор –Дмитрий Борисович Зимин, основатель компании «ВымпелКом», торговая марка «Билайн». Если у кого есть мобильные телефоны, посмотрите, может быть, «Билайн». Это замечательный человек, в прошлом, в советское время, секретный инженер. А сейчас ему 70, с 1935-го года рождения, ну, в общем, 76 лет. Он вышел на пенсию, естественно. Заработал он в торговой марке «Билайн» очень много денег, создал очень большой эндаумент, то есть, положил деньги целевым капиталом куда-то, и на проценты от этого эндаумента существует Фонд «Династия», который поддерживает молодых ученых, преподавателей, школьников, которые занимаются точными науками. И еще одним направлением финансирования этого фонда является поддержка нашего семинара. Это личные деньги Зимина, с которых уплачены налоги. Несколько семинаров проводились на деньги замечательного человека Ростислава Ардовского-Дунаевского, который «Ростикс», знаете, «Патио-пицца», «Планета суши»? Какие там у него еще марки? Короче, вот это самый «Ростикс» тоже такой сумасшедший, который дает деньги на наш семинар. И еще несколько раз Фонд Бориса Николаевича Ельцина давал денежки. Это к вопросу о том, откуда и на какие шиши, где, и кому это надо. Никому не надо, просто кто-то одержим идеей что-то делать, и поэтому это делает. Кто-то ходит в детский дом, кто-то помогает дому престарелых, кто-то собирает по улицам больных котов и отвозит их к ветеринару, а кто-то дает деньги на семинар. Этим живем, так что не все так плохо, как вам кажется.

Вопрос очень простой. Я думаю, что вокруг вас его часто задают. Может, лучше уехать, свалить отсюда? Так безнадежно! Правда, ведь, очень часто об этом слышишь. Я отвечу на этот вопрос, как я на него отвечаю сама себе, а после этого мы с вами перейдем в режим дискуссии и будем ждать Случевского. Уехать здорово, если есть такая возможность, есть деньги, есть силы, нет дома больных родственников, которым ты не сможешь оказывать необходимые любовь и уважение. Если складывается, наверное, очень хорошо, но таких людей, в принципе, немного. Нас там не ждут. Конкуренция огромная. Туда едут индусы, китайцы, бразильцы, вся Восточная Европа, куда мы с вами хотим, в Америку, в Европу. Хотят-то все, уезжают единицы, и, может быть, им там даже очень хорошо жить. Но если уж мы тут остаемся, если нет другого выхода или не хотим отсюда уезжать, давайте жить так, чтобы менять то, что здесь есть, в лучшую сторону. Потому что именно вашему поколению предстоит добиться очень серьезных изменений в жизни нашей Родины. Потому что вы, если угодно, то первое непоротое поколение, которое когда-то выходило на Сенатскую площадь. Потому что мы, ваши родители, родились еще в Советском Союзе и прожили свое становление там. Что значит «там»? Не уважать, но слушаться, говорить не то, что думаешь, мы это впитали с молоком матери. Мы это все умеем не потому, что нас этому учили, а потому что нельзя было по-другому.

Вы уже другие. И даже если вам говорят, что вы те же совки, ничего подобного. Не верю в это, ни минуты не хочу в это верить. Может, потому что я такой животный оптимист, а может быть, потому что так есть на самом деле. Мне кажется, так есть на самом деле. Поэтому у вас впереди замечательные перспективы. Я очень рада вас видеть на нашем семинаре. Я очень хочу, чтобы вы меня о чем-нибудь начали спрашивать. Любые вопросы. Хотите про Прохорова, хотите про Ходорковского, хотите про экономику, хотите про кошачьи приюты, все это сфера моих интересов. Не стесняйтесь. А вот и Николай Владимирович приехал. Давайте хотя бы один вопрос, пока он снимает с себя пальто. Не хотите? Ну ладно, потом будет поздно.

Вопрос:

В продолжение нашего разговора с Лилией Федоровной. А что для вас демократия? Не с плохой точки зрения, что демократию мы критикуем, а вы защищаете, нет. Просто, что такое демократия для каждого участника нашего семинара?

Ирина Ясина:

Я понимаю. Для меня демократия это возможность для меньшинства быть услышанным. Сейчас люди с моей либеральной позицией, в принципе, уже много лет не представлены ни в Думе, ни в каких-то местных органах, нигде. Сейчас в Екатеринбурге не зарегистрировали кандидата в депутаты Леонида Волкова, замечательного парня, который в первый раз избрался как независимый депутат, пройдя своими ногами весь свой городской избирательный участок, проводя митинги в каждом дворе. Митинги не в смысле с громкими лозунгами, а в смысле встреч с избирателями. Теперь его не зарегистрировали, потому что, типа, были поддельные подписи. Как это делается, мы знаем. Короче, для меня демократия это возможность для меньшинства быть услышанным. Я знаю, что голоса людей с ограниченными возможностями не существуют, никто их не слышит. Они слабые, они не могут куда-то там дойти, они не могут заявить о себе, их никто не слышит. Демократия это когда у них тоже есть право голоса, наряду со здоровыми, сильными и т.д. Вот так.

Вопрос:

Давайте сравним период вашего молодого поколения и сегодняшнюю нашу молодежь. Ваши времена прекрасно знаем: пионерская организация, октябрята, комсомольская организация, то есть, государство жестко идеологизировало молодежь, держало в неких рамках. А сегодня волонтерские движения, то есть, молодежь во многом предоставлена в творческом поиске сама себе. Выбор у нас больше, по сравнению с молодежью вашей эпохи. Как вы считаете, какие достоинства и недостатки были, нужно что-то позитивное возрождать , или не стоит? Что вы скажете по этому поводу?

Ирина Ясина:

Спасибо. Позитивного во всей этой комсомолии и пионерии только одно –тусовка. То есть, то, что есть какая-то внеклассная, внешкольная, внеуниверситетская жизнь. Это очень здорово. Я искренне вам сочувствую, что вы не ездите на картошку. Потому что такого количества хохм, романов, детей, которые появились после картошки, никогда в жизни не было. Это очень здорово. Еще мы собирали макулатуру и металлолом в школе, это тоже было прикольно. Но, понимаете, как? Я росла в 1970-е годы, а в 1980-е я была вам ровесницей. Мы были жуткими циниками. Мы уже не верили во все это бла-бла-бла, потому что было понятно, что дедушка Ленин это смешно. То есть, мы уже то поколение, которое ни в Бога, ни в черта, ни во что не верило. Мы изображали все те па Мерлезонского балета, которые от нас требовались. То есть, мы учили наизусть клятву пионеров Советского Союза, потом отвечали при вступлении в ВЛКСМ, что от нас требовалось. Потом я помню, когда я первый раз в жизни ехала за границу, в ГДР, в 1984-м году, я наизусть выучила, как было велено, всех членов ЦК Социалистической Единой Партии Германии. Ужас, зачем? Все это делали, потому что так было надо. Идеалов у нас не было никаких. Хорошо, если попадались нормальные родители. Мне очень повезло в жизни. Они мне подкладывали правильные книжки, начиная с самого начала, и все мои идеалы замечательным образом сформировались вне пропаганды. Потом, конечно, папе с мамой пришлось мне объяснять, что вот с этой книжкой в метро не надо, не доставай. Эту надо читать дома и никому не давать взаймы. Ладно. Ответьте мне на вопрос, что происходило с ксероксами в праздники в Советском Союзе, кто знает?

Ответ:

Ломались.

Ирина Ясина:

Они запирались в специальной комнате, и эта комната опечатывалась. То же самое происходило с пишущими машинками, потому что, не дай Бог, кто что перепечатает. Стихи, книжки, стихи Бродского были запрещены. Все, что угодно. Вместо этого был идеологический шурум-бурум, на который мы реагировали как на белый шум. То есть, ты понимаешь, что он есть, ну, надо – воспроизведешь. Сейчас другая ситуация, вы выбираете, что вам нравится. Кому-то, может, нравится движение «Наши», «Единая Россия» и т.д. Ну, флаг им в паруса, пожалуйста. Кому-то нет, кто-то вообще обходится без каких-либо идеологических догм. Это абсолютно нормально, это правильно. 23 года это не то время, когда нужно обязательно к чему-то присоединяться. Не хочется – не присоединяешься ни к чему. Вот эти волонтерские движения, о которых я говорю, в чем их прелесть? Это та самая тусовка, которую нам давали пионерские лагеря и т.д., но при этом ты сам это выбираешь, плюс еще приносишь пользу, то есть, три в одном. Все замечательно. Мне кажется, что так лучше.

Даниил Кузнецов, Ярославль:

У меня такой вопрос. Нужен ли России и возможен ли в России институт лоббизма?

Ирина Ясина:

Обязательно нужен. Цивилизованный лоббизм это просто супер важная вещь. Этот закон в нашей Государственной Думе валялся с 1995-го года, но никому не нужно, чтобы он был принят, потому что там четко организованные процедуры. Это понятно. И белые деньги, но главное процедуры. Конечно, удобнее так, как было и как есть сейчас: кто-то кому-то где-то дал на лапу, договорился и т.д. Но это не цивилизованно, а закон о лоббизме это цивилизованно.

Вот, кстати сказать, в Грузии, которая произвела на меня такое огромное впечатление, все государственные функции компьютеризированы и очень сильно формализованы. То есть, чиновник действует по инструкции, он просто живое воплощение этой инструкции. Он не может принимать волюнтаристского решения, у него каждый шаг прописан. Поэтому ему просто не надо давать взятку, все равно он должен все сделать, причем, сделать быстро. А если он делает это медленно, его выгонят. Поэтому закон о лоббизме это очень хорошо, цивилизованно.

Вопрос:

Как вы думаете, можно у нас что-то изменить?

Ирина Ясина:

Слушайте, возможно все, главное захотеть. Опять же, на примере грузин, которые те же совки, что и мы, абсолютно, те же 70 лет советской власти. Более того, про коррупцию в Грузии анекдоты ходили, про взятки в грузинских школах и университетах. Москва по сравнению с Грузией вообще была оазисом честности. Захотели и сделали. И у нас, если захотят, то сделают. Но вопрос в том, что снизу это не растет, это растет сверху. Поэтому нужно, чтобы наши вожди начали с себя. Начнут ли они с себя, у меня в этом есть большие сомнения. Лилия Федоровна Шевцова об этом рассказывала долго и с упоением.

Вопрос:

Вы говорили, что у нас сейчас больше свободы, чем в Советском Союзе. Не кажется ли вам, что как раз наша свобода более видимая, и мы в ней, наше поколение, можем потеряться? Я сужу по последним годам Советского Союза, по рок-клубам. Я сама из Санкт-Петербурга, у меня дядя был в рок-клубе. Я смотрю, как они об этом рассказывают, о конце этой эпохи. Там была идея, у них был адреналин. Они делали все, потому что у них был видимый враг. Видимый враг это партия. Они делали все, противоречащее тому, что говорила партия. То есть, они жили на адреналине, они доставали книжки, записи какие-то запрещенные. А у нас наоборот. У нас, видимо, есть все: у нас, вроде, есть демократия, у нас, вроде, есть свобода слова, вроде, есть свобода личности, все это прописано. Другой вопрос, что это не соблюдается. Мы видим, что это не соблюдается, и мы, вроде бы, знаем, что с чем-то надо бороться, но мы этого не делаем. Потому что вот эта теоретическая свобода, мне кажется, нас, все-таки, немножко сдерживает.

Ирина Ясина:

Ребята, очень правильная постановка вопроса. Она вас не сдерживает. У вас тоже есть партия, не будем друг с другом хитрить. Тоже есть партия, тоже есть какие-то идеологические установки. Они не такие жесткие, это первое. Второе. Есть, что кушать. А вашему дяде, так же, как и мне, не было, что кушать. Очень, кстати, интересно. Я пыталась одному своему воздыхателю американцу, года 4 назад или 5, объяснить, ответить на вопрос, что значит, что нам нечего было есть? Вы же не голодали, вы же не умерли все? Ну, как объяснить, что нам нечего было есть? Мы стояли в бесконечных очередях. Я ему сформулировала. Я ему сказала: «Понимаешь, Чарльз, у нас никогда не было на столе того, чего мы хотели. То есть, ты хочешь рыбу, а есть мясо, ты хочешь шоколадный тортик, а есть только ветчина, например. Дали это, значит, ешь это, а не то, что ты хочешь». Он сказал: «А, катастрофа». Понимаете, это шутка, просто так было на самом деле. Я помню конец 1980-х, это были замечательные годы. И мне тоже было в 1987-м году 23 года. Очень хорошо помню все, замечательно. И рок-клубы помню, и концерты помню, и то, как мы ездили в 1982-м году на концерт Гребенщикова в Жуковский на электричке. У меня у единственной был магнитофон, но не было ни одного шнура к нему, потому что папа мой человек не от мира сего. Он понимал, что надо в загранке купить магнитофон, но что надо купить шнуры, чтобы, кроме как в сеть, его к чему-то подключать, он, конечно, не сообразил. И вот магнитофон стоял на сцене и с голоса писал концерт Гребенщикова. Потом я помню квартирные концерты Цоя где-то на Малой Бронной у кого-то, молодой еще, 1983-й год, молоденький совсем. Все это было очень здорово. И был враг.

Но, понимаете, ребята, мы же тогда не осознавали, что это враг. Мы привыкли к этому так, как вы привыкли к тому, что есть сейчас. Не надо думать, что мы чем-то сильно отличались. Точно так же жили. Потом, когда начались невероятно быстрые перемены, в 1991-м году, мне было 27 лет. Сказать, что я понимала, что это исторический момент, что сейчас разваливается империя, что на моих глазах меняется карта мира, ничего я не понимала. У меня был маленький ребенок, я стояла в очередях за детским питанием. Хорошо, что в соседних киосках был молочный пункт, а рядом продавалась газета «Московские новости», за которой тоже надо было стоять в очереди. Вот это был кайф, можно было в двух очередях стоять одновременно. Никаких таких понятий, что надо бороться. Может, у кого-то было, но я была совершенно обыкновенной девочкой, и ничего не было. Потом, когда я стала взрослеть, я уже поняла. Нет, конечно, я ходила на митинги, надо сказать честно. Мне очень нравилось то, что происходит. И к Белому Дому мы ходили в 1991-м году. Ну, не на баррикады, а потом, когда все это дело победило, 22-го числа, когда был этот огромный митинг, стояли 100 тысяч народу и орали «Свобода» и все такое прочее. Потом гуляли по Лубянке, смотрели, как Феликса скидывают, большое удовольствие получили.

Но не надо нас идеализировать и считать, что вы другие. Конечно, вы более спокойные. Но у нас были такие отвратительные вещи как видимая цензура и, самое главное, закрытый выезд и железный занавес. Понимаете, сейчас в Интернете вы чувствуете себя частью мира. Мы себя частью мира не чувствовали нигде, вообще не бывало такого. То есть, мы отдельно, а весь мир отдельно. И это осознавалось в том возрасте, в котором вы сейчас находитесь, и это действительно давило сильно. Дайте себе еще время прозреть немножко. У вас еще все впереди. И чем больше вы смотрите вокруг, тем больше вы понимаете. Как ни крути, на вашу долю придется все это менять. Никуда не денетесь. Не знаю, ответила, или не ответила. Собственно это такой вопрос, не цифрами нужно отвечать.

Дорогие друзья, давайте мы пригласим Николая Владимировича. Николай Владимирович, идите к нам, садитесь рядышком со мной. Я расскажу, кто вы и что вы делаете в России.

Поделиться ссылкой:

Ирина Евгеньевна ЯСИНА

Вице-президент фонда «Либеральная миссия»

Ирина Ясина:

Еще раз здравствуйте, дорогие коллеги, дорогие друзья. Очень рада видеть тех, кто у нас уже был. Приятно, что много новых лиц. Я не буду рассказывать о том, что такое семинар. Полагаю, вы уже это поняли. Будем два дня болтать и искать какие-то интересные темы, учиться воспринимать окружающую действительность критическим образом, если кто не умеет. Но полагаю, что если вы уже сюда приехали, то вы все это умеете.

Тема моя это, скорее, тема не лекции, а просто болтовни. Простите меня за это, но тут никуда не денешься, потому что вопрос «А могу ли я что-то поменять вокруг себя?» возникает у каждого человека в любой стране и в любое время. Другой вопрос, что когда вы в детстве спрашивайте себя, или маму, или папу: «На что я могу повлиять, что я могу изменить в нашей с вами благословенной отчизне?», в 90% случаев мамы с папами говорят вам: «Сиди спокойно, без тебя все решат, с тобой все произойдет само». Русский человек воспитывается не как субъект, а как объект. Ощущение того, что от меня ничего не зависит, это ощущение подавляющего большинства наших с вами соотечественников и нас с вами тоже. Действительно, то мы можем сделать?

Власти наши с вами замечательные 24-го сентября поставили точку и сказали, что, действительно, никто ничего не решает, кроме них двоих. Решили махнуться, вот так вот. И это теперь наш перевертыш, теперь этот будет премьер-министром, а этот будет президентом. Мы решили, а вы, значит, подчинитесь. Это абсолютная вершина айсберга, который называется «От меня ничего не зависит». К этому все и пришло. К этому все шло долго. Так было в Империи, так было в Советском Союзе, который был Империей же, собственно, к этому и пришло то, что называется Российской Федерацией. Вроде как, республика, но на самом деле та же самая империя. Императора у нас теперь зовут, сами знаете, как. Как имя это нельзя повторять и т.д. Меньшой брат посидел вместо него какое-то время. Ну, что с этим теперь делать? Вот вопрос, который наверняка задают себе все люди, которые еще как-то мыслят.

Как на него ответить? «Уезжать» – говорит, наверное, в вашем поколении процентов 50. Притом, что уедут, конечно, не 50%, потому что для того, чтобы уехать, нужно иметь деньги, нужно иметь соответствующую профессию. А тут, в России, нужно не иметь больных родителей, кучу обязательств, которые, как правило, любой человек имеет. Таких людей, легких на подъем, оказывается, по опросам, процентов 6. Другой вопрос, что они все образованные, умные, замечательные. Что еще делать?

Мне сначала хотелось бы спросить вас, говорите без микрофона, просто можно с места говорите, что делать? Как вы себе предполагаете свою жизнь в ситуации, когда от вас, действительно, как кажется, ничего не зависит? Путь делания революции и т.д. кровавый, бессмысленный, долгий, и вообще вам не интересен, собственно, как и мне. Говорите, представляйтесь только, ребята.

Вопрос:

Вы сейчас сказали, что от меня не зависит фамилия будущего президента моей страны? Так? Вы это вопрос сейчас задали?

Ирина Ясина:

Это не вопрос, это факт. Я уточняю. Мы понимаем, что это вершина айсберга, что если от меня не зависит результат выборов, то от меня не зависит и много чего другого. То есть, не зависит, если вниз по вертикали спускаемся, практически ничего. Сфера моей деятельности ограничивается женой, ребенком, кошкой (хочу ее кастрировать, кастрирую, не хочу, не кастрирую). Вот это наша сфера полномочий. Что ты, молодой, половозрелый, образованный, сильный мужчина в этой ситуации предполагаешь делать?

Ответ:

Я предполагаю поставить себе цель изменить эту жизнь соответственно со своими задачами и заниматься этим самым, то есть, чем я хочу сам быть. Я хочу быть предпринимателем, мне никто этого не запрещает. Я хочу рожать детей, мне никто этого не запрещает. Я не знаю, что еще такого… Я много чего могу, от меня много чего зависит.

Ирина Ясина:

Ты предполагаешь закрыть глаза на то, что произошло? То есть, не обращать на это внимания, сказать, что я существую отдельно от этого? И это выбор, нормально. Дальше.

Ответ:

Пока я не могу об этом сказать ничего.

Ирина Ясина:

У нас 100 тысяч человек сидит, из предпринимателей, по четырем статьям. Не могу сказать, что в основном это заказные дела. Огромное количество людей обвинено. Сидит 100 тысяч предпринимателей, молодых, здоровых, замечательных мужиков. 159-я, часть 4 «Мошенничество в особо крупном размере» – это сплошь и рядом, 174-я, это отмывание денег, и т.д. Преимущественно вина их не доказана. То есть, это сфабрикованные дела. Ребята, еще кто собирается не обращать внимания, сваливать, не беспокоиться и т.д.?

Юлия, Москва:

Я выбрала для себя позицию, которая называется «громко кричать». Был такой маленький эпизод, когда я поняла, что если мы о чем-то не говорим вслух, если мы о чем-то не кричим, то люди вокруг нас ничего не знают. Получается, надо людей информировать, надо как-то людей между собой связывать. Это то, чем я пытаюсь заняться.

Дарья:

Мне кажется, выбор есть у каждого человека. Мы каждый день сталкиваемся с определенными выборами, и то, какой выбор мы совершаем каждодневно, в целом и формирует всю ту ситуацию, которую мы имеем на сегодняшний день. Человек реально может что-то сделать. Например, он может не брать или не давать взятку. Это просто, все зависит именно от тебя. Да, будет очень сложно противостоять системе, но это возможно. И у нас сейчас не Советский Союз, сейчас не расстреляют тебя, твою семью, ничего не сделают. И этим своим выбором ты можешь именно показывать некий свой протест. Это никакая не революция, это твоя активная позиция, на которую ты имеешь право.

Ирина Ясина:

Спасибо. Давайте, ваша соседка, а потом молодой человек впереди.

Игорь Ларионов, Пермь:

Я бы хотел возразить, как раз, Дарье. В случае если ты будешь противостоять системе, тебя могут просто либо сместить с должности. Это самое меньшее, что могут сделать, а самое большее это сфабриковать против тебя дело. Это действительно везде применяется, к сожалению. Мои знакомые сталкивались с этим. Это когда ты просто не застрахован, и любой шаг против системы сразу же оборачивается против тебя. Но если вести способ грязной игры, как вы говорили, я тоже считаю, что способ этот действительно эффективен. Но у этого способа есть одна большая проблема: рано или поздно у тебя возникнет когнитивный диссонанс между тем, кто ты есть и как поступаешь.

Ирина Ясина:

Да, тебя затянет.

Игорь Ларионов, Пермь:

То есть, на какую сторону перейти? С одной стороны, ты будешь думать, что выгодно сделать шаг…

Ирина Ясина:

Такой Штирлиц.

Игорь Ларионов, Пермь:

С другой стороны, возникнет вопрос, чему ты больше верен, идеологии, или способности остаться на своем месте и более незаметно действовать?

Ирина Ясина:

Понятно. Дайте вашему коллеге микрофон.

Владимир Короленок, Минск:

Я, чтобы объяснить свою мысль, хочу такую метафору привести…

Ирина Ясина:

У вас там, в Минске, еще покруче, чем у нас.

Владимир Короленок, Минск:

У нас, зато, интересно.

Ирина Ясина:

А у нас, типа, скучно. А мы тут, типа, все с тоски помираем.

Владимир Короленок, Минск:

Нет, ну, когда молодой, все интересно.

Ирина Ясина:

Ладно, тоже мне, нашел Францию.

Владимир Короленок, Минск:

Я хочу сравнить Россию с машиной. Машина едет. Если она сломается, починят в мастерской. Так и население не хочет знать устройство автомобиля, чтобы починить его самому. Население не хочет знать, как устроено государство, то есть, главные социальные гарантии и права. То есть, в России живут не граждане, а население и политически и экономически грамотные.

Ирина Ясина:

Подданные, Володя, подданные.

Владимир Короленок, Минск:

Не буду говорить подданные, скорее, просто население. Я хочу разработать идеологию для изменения социальной структуры общества. Россияне, в принципе, не глупые люди, они очень прагматичны. Если они поймут, что им это надо, им это корыстно, то они этого добьются. Если сегодня Сурков разрабатывает суверенную демократию, то есть, типичную имитационную демократию, то я бы хотел разработать идеологию, чтобы изменить социальную структуру населения.

Ирина Ясина:

Слушай, давай, мы очень ждем!

Юля:

Хотелось бы сказать о двойственности и о том, кто может поменять систему. С одной стороны, к сожалению, в прошедшем времени существовали люди, которые попытались не сломаться. Мы, конечно, знаем их имена: это Магницкий, это Алексанян, это Ходорковский, это Лебедев. Они попытались не сломаться. Что у них получилось? Ну, наверное, многое. Но, к сожалению, не многие пойдут на такой шаг, чтобы за свои принципы лишиться жизни. Но есть еще хорошая иллюстрация, как в Перу режим Фухимори, авторитарный, очень жестокий, был свергнут прокурором. Отчего это зависит, то есть, почему он не вошел в когнитивный диссонанс и т.д., вообще не понятно. Но такое тоже бывает.

Ирина Ясина:

Ребята, вам есть что сказать? А почему без микрофона?

Алина Суворова, Набережные Челны:

Просто мне не очень удобно. Мне хотелось бы внести небольшой комментарий ко всему происходящему. Многие рассматривают страну как какую-то толпу, систему, которая сама отдельно ничего не может. В конце концов, если рассматривать страну не как толпу, не как систему, а как каждого отдельно взятого человека, будет гораздо проще жить. Фактически, можно сколько угодно обвинять сложившуюся систему, власть в том, что происходит, и просто сложить руки и ничего не делать. Так большинство из молодежи и поступает: говорят, что ненавидят власть и не любят нашу страну, и все.

Ирина Ясина:

Нет, ну это разные вещи, власть и страна, правда?

Алина Суворова, Набережные Челны:

Я сейчас поясню. Они сначала говорят, что ненавидят власть, и потом каким-то образом приходят к выводу, что ненавидят страну в целом, что отсюда, действительно, надо бежать. Но это же не верно? Кто захочет, тот будет делать по мере своих сил и возможностей.

Ирина Ясина:

Да, ребята, я поняла ваши интенции. Замечательно, что у нас в аудитории нет людей, которые хотят валить, которые хотят на все положить, то есть, все предпочитают быть активными. Мне это очень нравится.

Я отношусь к поколению ваших родителей. Моей дочке 22 года, она оканчивает Высшую Школу Экономики. Она достаточно информирована в политике и в других подобных вещах, потому что быть моей дочкой и внучкой Евгения Григорьевича Ясина и от этого увернуться, в общем, невозможно. То есть, закрыть глаза и сделать вид, что ты в подводной лодке, не выходит. Ваши родители мои ровесники, то есть, мы с ними в вашем возрасте пережили распад Советского Союза. Мы пережили 1990-е годы легче, чем наши родители, потому что, когда тебе 25, 23, 27, и все клокочет вокруг, у тебя больше возможностей, чем у других людей. Тот самый социальный лифт, который сейчас так плохо работает, в 1990-е годы работал сумасшедшим образом, потому что номенклатуры поменялись, элиты поменялись абсолютно, и выиграли от этого люди моего поколения. То есть, кто-то выиграл, кто-то проиграл, конечно, но плодами социального лифта воспользовались мы максимально. Все эти миллиардеры, руководители и т.д. это люди, так скажем, с 1957-го по 1967-й годы рождения, в основном. То есть, мы оказались в тех самых интересных временах, о которых китайцы говорили, что не дай Бог в них жить. Володя говорит, что сейчас в Белоруссии интересней, но я вам говорю точно, что у нас.

Владимир Короленок, Минск:

У вас все понятно.

Ирина Ясина:

Да ладно, у нас все понятно! У вас тоже. Вы верите в то, что Коля ваш будущий монарх?

Я тоже сторонник теории малых дел. Я поэтому очень вас поддерживаю. Но последнее время я как-то начинаю в ней сомневаться. Конечно, я продолжаю делать какие-то малые дела, но как-то очень тяжело, медленно, не идет, не катит. Вот, не получается. Я вхожу в Совет при Президенте Медведеве, он называется красиво: «По строительству институтов гражданского общества и правам человека». То, что было у Эллы Панфиловой, а сейчас возглавляет Федотов. И мне казалось тогда, в начале президентства Медведева, что мы что-то сможем. Не изменить, но, по крайней мере, внесем то, что будет, хотя бы, заметно. Но вот президентство Медведева заканчивается. Ничего не произошло. То есть, мы ничего не сделали, произошло-то много. И то, что постоянно происходит, на самом деле, вселяет в меня оптимизм.

Юля говорила про Алексаняна, Магницкого, Ходорковского и Лебедева. Я думаю, что все знают эти фамилии. Не нужно сейчас рассказывать кто такие эти люди. Но она не сказала, где мы с ней познакомились. А познакомились мы с ней на замечательном собрании, которое организовывает каждую среду Ольга Романова. Если вы в курсе, это женщина-журналист, у которой по этой самой 159-й части 4 посадили мужа-предпринимателя. Притом было точно известно, кто заказал, сколько лет заказал, каким образом заказал. В деле, по которому мужика посадили на 8 лет, не было ущерба и потерпевшего, то есть, никто не был недоволен тем, что он делал. Но, тем не менее, человека посадили. И вот эта Ольга Романова стала бороться, писать постоянно в «Новой газете», кричать на всех перекрестках и т.д. И настолько достала, просто достала, я говорю вежливым словом, не матерным, но вы понимаете, что я хочу сказать на самом деле, эту самую прокуратуру, суд и т.д., что они предпочли ейного мужа отпустить, потому что ну всё уже, вот, вилы. Куда бы она исчезла? Причем, ей предлагали уже где-то в мае месяце отпустить Алексея по УДО, но она отказалась. Она сказала, что только оправдание. То есть, просто человек пошел ва-банк.

Она организовала неформальное, пока незарегистрированное движение, которое называется «Русь сидящая». В основном поддерживают это движение родственники тех, кто сидит: мамы, жены, есть несколько мужей, потому что женщины-предприниматели сидят тоже. В основном это на 100% касается людей, осужденных по экономическим статьям. Я все веду к тому, что можно изменить вокруг себя. Вот уже месяца три как это существует. Приезжают тетки, в последний раз были из Омска, из Костромы, из Краснодара, из Темрюка, откуда-то еще. То есть, тривиально, со всей России, потому что проблема общая. Рассказываются совершенно невероятные истории, и кажется каждый раз, что со мной-то этого не произойдет. Я-то буду честной и абсолютно нормальной, и минует меня чаша сия.

Есть девушка Юлия Рощина из города Дмитрова, у которой мужа посадили на 18 лет за контрабанду. Внимание! Годовой оборот фирмы 15 миллионов рублей, то есть, фирмешка масенькая. Чего-то там импортирует, я несведуща, что-то с чем-то склеивает эта штука, которую он импортирует, то есть, ввозит сюда. Но на него вешают контрабанду в размере нескольких миллиардов долларов, это при обороте в 15 миллионов рублей. Кто-то говорит, что это батуринские дела, ИНТЭКО и т.д., потому что там была контрабанда. А у этого несчастного парня из Дмитрова Московской области название этой штуки, которую он импортирует, очень похоже. Как в свое время посадили Яну Яковлеву за то, что ее фирма ввозила этиловый, по-моему, эфир. И написали сразу борцы с наркоманией, что это сильнодействующее средство. И такой кайф! Сразу выполнили все планы, потому что импорт, который осуществляла фирма Яны Яковлевой, это сразу несколько десятков тонн. Представляете, несколько десятков тонн сильнодействующих веществ взять одноразово, это же кайф! Короче, этого парня посадили на 18 лет строго режима. В деле о контрабанде ни одного таможенника не проходит, даже свидетелем. Это бывает? Это к вопросу о том, что происходит.

Вот они все кучкуются, ходят друг к другу на суды, устраивают акции. Еще три месяца назад абсолютно ничего не было. Более того, три недели назад Юлия Рощина получила решение по мужу, который уже осужден на 18 лет, о том, что дело возвращается на какую-то предыдущую инстанцию, я не так хорошо знаю юриспруденцию. И вот сейчас вопрос, когда у Романовой выпустили мужа, правда там вернули дело в первую инстанцию, и снова происходит рассмотрение? Посмотрим, что будет, она успокоится, достигнув своей локальной цели, или она будет дальше собирать всю эту «Русь сидящую», помогать друг другу?

Сейчас в Краснодаре избили одного из борцов, Коновалова, у которого тоже родственник сидит в тюрьме, избили до реанимации. То есть, только чтобы заткнулся. Они сегодня все вылетают, кто может, туда, в Краснодар. Можно сказать, что это ни на что не влияет. Эти люди ничего не добьются. А можно отнестись к этому по-другому, что, собственно, я и пытаюсь сделать. Я пытаюсь им помочь, как могу. Что я могу? Могу что-то написать, могу где-то об этом рассказать. Могу сказать, что ежели у вас в ваших городах есть знакомые, у которых кто-то сидит по экономическим статьям, это вам как будущему предпринимателю должно быть особенно интересно, имейте в виду, «Русь сидящая» собирается в Москве каждую среду, там-то и там-то. Просто замечательные тетки! И там несколько мужчин.

Тут появилось интересное дело. Появилась художница, девочка, которая пришла и сказала: «А давайте я вам буду делать всякие одинаковые майки», поскольку летом все это дело начиналось, продавать. То есть, предположим, вы приходите все на суд. 15 теток, и все в одинаковых майках, на которых большие красивые принты типа «159 часть 4», мошенничество в особо крупных размерах. А вот эта 174-я часть такая-то, и в се в одинаковых. То есть, понятно, что это уже акция. Вроде, ерунда, подумаешь, какое дело, пришла художница. Но откуда-то она это узнала. Она захотела им помочь, она предложила им свои услуги. Так уже теперь, когда ходят туда одинаковые, всем точно понятно, что они не случайно оказались рядом с этим судом. Они устраивали акцию «Верни мне папу»! Их дети, которые папу давно не видели, рисовали мелками на асфальте около Никулинского московского суда, около Мосгорсуда и т.д. Вроде бы, ни на что не повлияет, это действительно не заметно. Ну, пройдет судья, ей даже и стыдно не станет. А вдруг станет? Мы же все надеемся, все-таки, что в человеке возникнет что-то такое.

Вы, наверное, слышали про Наталью Васильеву, которая в Хамовническом суде была пресс-секретарем, и после того, как…

Реплика:

Помощница Данилкина.

Ирина Ясина:

Да, помощница Данилкина, совершенно верно. Почему вдруг эта Наташа Васильева стал выносить сор из избы, стала кричать, что вот так дела обстоят? Никто не знает. Кто-то говорит, что ей проплатил Ходорковский. Я в это совершенно не верю. Я верю в другое. Я верю в то, что когда Марина Филипповна Ходорковская, мать Михаила Борисовича, прокляла на суде (если вы обратили на это внимание, это было в записях в Интернете) судью и всю эту камарилью, я думаю, что Наталья Васильева просто испугалась. Потому что материнское проклятье это что-то такое средневековое, совсем не материальное, но почему-то мы все этого боимся. Она же знает, что подлость происходит, и она боится. Я не знаю другого объяснения.

Вы сейчас мне скажете, ну и что, выступила она, и что? Прошло полгода, и ничего не изменилось. Ну, собираются эти тетки, которые «Русь сидящие», эта вот Васильева, ну, Кудрин ушел в отставку и сказал, почему он это делает. Он же на самом деле сказал, почему он это делает. Он сказал, что определилась конфигурация власти на долгие годы. Это была первая фраза его заявления. И теперь еще кто-то, еще кто-то, а ничего не меняется. И мы все ждем, когда сумма этих небольших шагов к чему-то приведет. А она все не приводит и не приводит. И правильно вы говорите, что, пока дешевое пиво и по телевизору футбольные и хоккейные матчи, ничего не изменится, статус-кво.

Я абсолютно уверена в том, что ситуация стабильности уже закончилась. Не мировой кризис этому виной, хотя, конечно, если упадет цена на нефть, то ни дешевого пива, ни хоккея по телевизору, ничего не останется, потому что Россия есть нефтяная бочка, стоимость которой известна. Каждый день она котируется на Лондонской товарной бирже. И что бы мы ни говорили о том, что у нас есть другие статьи экспорта, это не совсем правда. Больше, чем на 60%, бюджет формируется за счет доходов от нефти и газа. Это критическая вещь, и мы не можем ее изменить. При этом это не есть плохо. Просто мы, обладая этим, не делаем необходимых вещей, которые нужно бы делать, если у тебя экономика так сильно зависит от какого-то одного ресурса.

Так вот, мы находимся в ситуации полной нестабильности. И никогда не известно в этой ситуации, что будет последней каплей: какая Романова, какой Кудрин или какой кто-то. И понятно, что основная проблема в этой ситуации нестабильности для нас с вами, нормальных, спокойных людей, которые не пойдут на Манежную площадь кричать: «Бей Кавказ!», это не подлить масла в огонь, который может разгореться. Это с одной стороны. С другой – пытаться каждым своим поступком приблизить перемены, которых мы хотим. Как это сделать – очень большой вопрос. Юля, ты сидишь с микрофоном, я очень хочу дать тебе слово.

Юлия:

Я насчет того, что вы сказали о том, что система потихоньку разваливается. Но я вижу, что из этой системы выпадают отдельные болтики, отдельные винтики, но в целом она свою устойчивость очень даже неплохо сохраняет. Мы разговаривали с Еленой Панфиловой, это глава Transparency International в России…

Ирина Ясина:

Завтра будет мальчик из Transparency выступать.

Юлия:

Transparency это крупная международная общественная организация, которая занимается подсчетом коррупции, всяческим изучением коррупции. И она сказала, что когда она разговаривает с людьми из системы, то есть, это судьи, прокуроры, они иногда очень искренне и от всей души верят в то, что сажают реально мошенников, преступников, людей, которые заслуживают того, чтобы их посадили.

Ирина Ясина:

Я позволю себе им не поверить.

Юлия:

Но система же на них держится.

Ирина Ясина:

Система на них держится, но! Когда-то у меня на таком же семинаре выступала Людмила Михайловна Алексеева, глава Московской Хельсинской группы, которой сейчас 84 года. Это было лет, наверное, 6 назад, ей было 78. Тетка совершенно героическая. Это та снегурочка, которую арестовывали на Триумфальной 31-го декабря 84-го года. Ее менты боятся больше, чем она их, потому что, не дай Бог, с ней что случится, на них это все повесят, и понятно. Вот мы сидим так на семинаре, и люди говорят, что в Советском Союзе, когда вы начали бороться за права человека и за то, чтобы советское руководство соблюдало собственную Конституцию, именно это хотела Московская Хельсинская группа, система была очень устойчивая. Что вы могли сделать, зачем вы все это делали? Вот, типа, у нас сейчас система устойчивая и у вас тогда была система устойчивая. Тем более что у нас с вами есть Интернет и ксерокс, и еще куча всякого и всякого, а у них-то была только печатная машинка, четыре копии под копирку, пятая слепая. Никаких возможностей в распространении этих мыслей. И зачем вы это все делали? А Людмила Михайловна стояла и говорила: «Ну вот, я стою перед вами, а где советская власть?»

Понимаешь, капля камень точит. И вопрос о том, что делать, имеет очень простой ответ – жить и пытаться изменить ситуацию вокруг себя так, как это делают те самые жены заключенных, которые вдруг поняли, что можно бороться. Находить буйных и ориентироваться на них. Буйной в данном случае оказалась вот эта Ольга Романова. Объединяться и пытаться сделать что-то сообща. Это, наверное, единственное, что мы можем сделать.

Я думаю, что каждому из вас предстоит жить в очень непростое время. Потому что вы-то первое непоротое поколение, то есть, наши дети, которые выросли уже в совершенно свободное время. Для вас понятия «собственное достоинство», «права человека» естественны, вам никто не может… Представляете, вам завтра скажут, что если захотите поехать за границу, должно быть согласие парткома, профкома и комитета комсомола. Вот, в Турцию, по-другому нельзя. Что? Какое согласие, чье?

А знаете, например, что делали с ксерокопировальными машинами в моей молодости во время праздников? Кто знает? Никто не знает. Их обязательно опечатывали в специальных помещениях, чтобы никто не мог туда пройти. То же самое, не смейтесь, делали с печатными машинками. Теперь поймите, как далеко мы оттуда ушли. Я не знаю, что делают в Белоруссии с ксерокопировальными машинами на время праздников. Поэтому на новом историческом этапе я думаю, что, все-таки, у нас есть ряд возможностей. Если Людмила Михайловна Алексеева с опечатанным ксероксом сумела победить советскую власть (ей, правда, помогла экономика в том смысле, что очень сильно упали цены на нефть), то у нас с вами тоже есть кое-какие перспективы.

Друзья мои, я хотела бы у вас тоже спросить. Скажите, пожалуйста, а насколько сильны в ваших городах националистические устремления? Сформулирую, может быть, по-другому: ненавидят ли гастарбайтеров, собираются ли такие мини-манежки, как в Москве? Мне просто интересно, я хочу это понять. Расскажите мне, пожалуйста, потому что это дальнейший вопрос той темы, на которую мы с вами говорим. Я хочу, чтобы это был все-таки диалог, а не мой монолог.

Ответ:

Я, наверное, скажу не о гастарбайтерах, а в принципе о настроении в республиках. Например, мои родители живут в Якутии. Я знаю, что в Татарстане похожая ситуация. В Якутии, например, идет такая тенденция, что они борются с русскими. Там приезжают из деревень якуты, национальное у нас население, и со своими группировками сидят в правительстве и смещают русскоязычных: русских, татар и т.д., пытаясь занимать эти посты. Открывать магазины, работать там, то есть там идет такая политика.

Ирина Ясина:

Кошмар. Кто еще по этому поводу хочет сказать?

Ответ, Нижний Новгород:

Как единственный представитель Нижнего Новгорода и частично Кирова, могу заметить, что в Нижнем Новгороде социальная активность среди молодежи крайне низкая. По этому поводу общалась с ребятами с Украины. Им было как раз очень интересно, как происходит у нас в России все политические процессы. Они спрашивают, какое у вас последнее мероприятие проходило, как оно проходило? Знаете, тяжело вспомнить, потому что даже в период выборов процесс, который я могла наблюдать, проходил крайне пассивно. Нижний Новгород получается таким удельным, уездным, очень пассивным в плане именно политической активности молодежи.

Ирина Ясина:

А в общественной?

Выступление, Нижний Новгород:

В общественной живее.

Ирина Ясина:

А что в общественной активности происходит?

Выступление, Нижний Новгород:

По крайней мере, ведутся обсуждения. Московская школа политических исследований, опять же. Нет, обсуждения ведутся. Но, к сожалению, именно на большую, основную массу населения это почему-то пока не идет, либо идет слишком медленно. Вот, кстати, для сравнения, в Кирове обращала внимание на прессу, на интонацию, когда переехала в Нижний, поражалась прессе. В Кирове больше внимания уделяется политическим вопросам. Там интересно: и читают, и интересуются. В Нижнем, в основном, в прессе социалка, притом простейшая социалка. И мне тяжело было перестроиться. Думаю: «Ну, как так, ну не может же быть везде так?

Ирина Ясина:

Тем более, город такой крупный.

Выступление, Нижний Новгород:

Да, вот это действительно удивило, но так обстоит дело. Спасибо.

Дмитрий Казаков, Киров:

Мое мнение какое? Политика изначально призвана, так задумывалось, обслуживать экономику, и в том числе мою экономику, мою политику, политику государства, экономику государства. Пока ничья политика мою экономику не трогает, я в нее лезть не буду. В Кирове нет масштабных националистических движений. Есть некие клоуны, которые подражают каким-то течениям, я их не воспринимаю. Пока ничего не угрожает экономике каждого человека, экономике региона, я не вижу поводов беспокоиться о политической ситуации. В моем регионе никаких националистических движений нет. Если не станет таковых.

Ирина Ясина:

А коррупция?

Дмитрий Казаков, Киров:

Это вторая проблема. Действительно, вот она влияет на экономику, но это не политическая проблема. Это проблема личностная, это не система.

Ирина Ясина:

Да ладно! Когда у нас кругом это, то это, в общем-то, система.

Дмитрий Казаков, Киров:

Как эта система закреплена, может, она как-то работает?

Ирина Ясина:

Система закреплена, потому что когда у тебя коррупция, труднее найти людей, которые не берут откаты и т.д., чем людей, которые берут. Это, все-таки, система. Я бы сказала, не коррупция не системна.

Дмитрий Казаков, Киров:

Я еще раз повторяю: пока политика моих властей, грубо говоря, региональных или федеральных не касается экономики…

Ирина Ясина:

Ну, я поняла. Молодые люди, вон те, которые такие веселые, я все-таки хочу, чтобы вы что-нибудь сказали. Микрофон отдайте туда, пожалуйста.

Константин, Набережные Челны:

Добрый день. У нас в городе складывается такая ситуация. Недавно были выборы в мэрию города. Выбирали мэра, и когда уже подходил конец выборам, то есть, уже кандидаты определились, было несколько кандидатов, порядка 4-5 человек, точно не помню, из них только один был татарин, остальные русские. И никто из этих русских не прошел только по одной причине, потому что в Конституции Татарстана прописана поправка, что если кандидат в мэрию не знает в идеале татарский язык, он не будет никогда на этом месте. Вот такая ситуация у нас.

Алина, Набережные Челны:

Мне бы хотелось добавить, что это конечно здорово, замечательно, но президент, мэр Татарстана должны знать в идеале два языка: русский и татарский язык. Они у нас два государственных языка. И не стоит говорить, что это какой-то национализм или его признак. К тому же, я бы сказала, что конкретно в Челнах, например, ситуация забавная. У нас политики в основном татары, но в то же время крупные предприниматели все-таки русские. И русские, и татары кричат практически на каждом углу, что их притесняют. Мусульмане говорят, что их притесняют православные…

Ирина Ясина:

То есть, всех притесняют. Происходит взаимное опыление.

Алина, Набережные Челны:

Более того, что меня позабавило, может, вас тоже этот факт заинтересует. В Москве есть движение антифашистов, точно не помню, как называется, и там в свое время, где-то буквально полгода назад, тоже заявляли, что у нас в Татарстане есть татарские скинхеды, булгары, что в Татарстане в основном татары, и русских практически нет, и нас выселяют.

Егор, Волжский:

Что можно сказать? У нас южный город, при этом считающийся одним из красных поясов России, поэтому у нас достаточная политическая активность идет именно в таком ключе. Все понимают, что и так, вроде бы, нельзя, и возродить что-то старое тоже, вроде бы как, уже не получится, хотя при этом ходят и митингуют. Иные проводят русские марши, но народ смотрит на это как на шоу. Пошли, и что? Межэтнические терки как-то… Раньше это было очень активно, а сейчас, что ли, внимание не стали обращать.

Ирина Ясина:

Все понятно, Егор. Спасибо.

Алина, Набережные Челны:

Пример Казани. Опять возвращаемся к Татарстану. Отмечу только один факт. В составе правительства республики Татарстан еще год назад был всего один человек с не татарской фамилией.

И второй факт – отношение к мигрантам. В 2009 году мы проводили двустороннее исследование взаимоотношений между мигрантами и принимающим сообществом. И выяснилось, что из всего принимающего населения единственные, кто радикально отрицательно настроен к мигрантам, это люди в возрасте от 30-ти до 45-ти лет. Даже не от 30-ти, а от 35-ти лет, то есть, это наиболее трудоспособная часть населения. Единственная причина их такого отношения это социально-экономический вопрос. Они просто боятся за свои рабочие места.

Диана, Астрахань:

У нас тоже южный город. Хотелось бы сказать, что в нашем городе проживают представители более 130 национальностей. Конечно, бывают какие-то межэтнические конфликты, но это, скорее, исключение из правил. Это бывают ответы на агрессию, проявленную по отношению к какой-то национальности. Конечно, в основном они бывают с представителями кавказских национальностей, потому что они у нас тоже проживают. Насчет политизации каких-то межэтнических процессов могу сказать, что у нас в городе ее точно нет, и в правительстве, и в регионе такого не присутствует.

Ларион Бадин, Пермь:

В Перми как такового притеснения нет, и вообще, тема гастарбайтеров у нас не поднимается. У нас даже видно…

Ирина Ясина:

Хорошо, здорово.

Ларион Бадин, Пермь:

Да, у нас даже наблюдается заметный приток афроамериканцев.

Ирина Ясина:

У вас же холодно?

Ларион Бадин, Пермь:

У нас есть медакадемия, и преобладают люди, поступающие именно туда. Относительно коррупции я думаю, что коррупция есть везде, и в Пермском крае тоже. Вы слышали, наверное, как проект, что Пермский край культурная столица?

Ирина Ясина:

Да, естественно. Я даже у вас была летом.

Ларион Бадин, Пермь:

Я думаю это не надо даже комментировать, вы видели деревянную эту букву «П».

Ирина Ясина:

А что такого-то, в чем вопрос?

Ларион Бадин, Пермь:

Ну, все.

Ирина Ясина:

А при чем тут коррупция?

Ларион Бадин, Пермь:

Это отмывание денег частично.

Ирина Ясина:

Слушайте, а мне она очень понравилась, правда.

Ларион Бадин, Пермь:

С одной стороны, да, но с другой стороны, у нас в Перми именно такое двустороннее мнение.

Ирина Ясина:

Ребята, тут много пермяков, я вам скажу свою точку зрения по поводу этого, она, в принципе, относится ко всей нашей стране. Мы вообще очень не любим новое. Мы, уважаемые россияне, как говорил Борис Николаевич Ельцин, очень не любим новое. Мы сопротивляемся всему, что возникает. Мы говорим, что нет, по старинке нам лучше всего. Маленький Президент наш, Дмитрий Анатольевич, говорит нам: «Давайте модернизацию». А модернизация это что? Это значит новое.

А по поводу того, что некий Марат Гельман хочет сделать из Перми какое-то чего-то, я вам скажу так: все города России, кроме Москвы и Петербурга, очень похожи друг на друга. То есть, сказать, чем отличается Екатеринбург от Челябинска и все они вместе от Томска или Омска, никто не сможет, за исключением местных жителей, которые, конечно, начнут себя бить кулаком в грудь и кричать, что наш город самый красивый. Ну, хорошо, я знаю, что в Астрахани есть Кремль, так же, как и в Казани, так же как и в Москве. Но современные кварталы вообще никаким образом ничто по всей стране не отличает один от другого. Все одинаковые. Эта советская унификация чудовищна, не говоря уже о том, что через все это проходят улицы Ленина, Володарского и т.д., и Вятка называется Кировом. Но мы сейчас это не будем трогать.

Понимаете, у нас очень мало интересного. А Марат Гельман вдруг сделал из Перми город, о котором говорят. Понимаете, о вас говорят, к вам ездят? Такое количество людей культуры, которые почему-то вдруг ездят в Пермь, а не в Екатеринбург или Челябинск, вообще-то, никто не мог себе представить. Вы можете быть против, другой вопрос. Но я вижу…

Ларион Бадин, Пермь:

Вопрос не простой. Я не собирался спорить. Я хотел сказать, что есть именно двустороннее мнение, потому что мой дядя как раз один из представителей богемы, Андрей Безукладников, и вот это двустороннее мнение я вижу. То есть, у моей семьи, моего дяди и людей, которые вращаются в этом кругу, и с которыми он знаком, я с ними тоже знаком и общаюсь, у этих людей действительно настрой совершенно другой.

Ирина Ясина:

Понимаете, я пытаюсь обобщать. Я в данном случае говорю не только о Перми, хотя мне буква «П» понравилась, даже с художественной точки зрения. У меня был таксист, когда я была в Перми, который там меня возил. Очень хороший парень, бывший подполковник ракетных войск, который сидел на «красной кнопке», думающий, знающий. И вот, он тоже начал мне про эту букву «П»: «Вы посмотрите, какой кошмар. Вы можете себе такое представить где-нибудь в Риме?» Я говорю: «Леня, в Риме, конечно, нет. В Риме есть что-то кроме этого, а у вас, извините, одни Мотовилихинские заводы». И все эти города абсолютно похожи своими заводами, пятиэтажками и прочим кошмаром друг на друга. И тут вдруг! Да, люди прикололись, мне очень нравиться. Да, Триумфальная арка. Да, такая, какая бы она была в Риме, но не из мрамора, ибо мрамор был бы глуп в Перми, где его нет. А из того самого бобрового материала, которого в Перми завались. Понимаете, мы должны делать что-то интересное, что-то новое из, извините, подручных материалов. И то, что Гельман заставил страну говорить о Перми, мне очень понравилось.

Ларион Бадин, Пермь:

И еще я хотел сказать, что действительно многие люди на большинство произведений современного искусства смотрят с таким серьезом и пытаются их понять, а на самом деле это все чистый прикол.

Ирина Ясина:

Современное искусство не надо пытаться понять, как вообще не надо понимать искусство. Нравится искусство, почувствовал – не почувствовал, классно – не классно, придумано здорово – придумано не здорово. В Перми есть яблоко откусанное. Мне этот самый Леня говорит: «А этот кошмар вы видели»? Я говорю: «Слушайте, очаровательная вещь. Люди ездят, я же вам говорю». Я говорю: «Леня, а у вас тут еще яблоко должно быть? Я его тоже хочу увидеть». То есть, про Пермь знают. Мне в Москве наплевать на пермское яблоко, но я же про него знаю. Леня думал, думал, чесал репу и говорит: «Ну, в общем, да». То есть, он одобрил, в конце концов.

Я вас ребята, призываю быть более открытыми к этим нововведениям, когда вдруг кто-то что-то делает. Особенно если это не государство сверху спустило нам на ниточке. Если государство спускает, я всегда думаю, для чего ему это нужно. А когда кто-то что-то захотел сделать сам… Если у нас таких будет больше, которые что-то хотят сделать сами… Я приведу в пример себя. Ну, вот, на фига мне ваш семинар, чтобы в выходной день, в субботу-воскресенье обязательно 4 раза весной и 4 раза осенью проводить тут целые дни, искать деньги на это и т.д., с вами беседовать? Надо сказать, что все лекторы ездят бесплатно. Все, кто тут будет, ведут просветительскую работу. Они хотят с вами поговорить, что-то вам рассказать, что-то у вас спросить. Никто не подозревает их в коррупции, потому что не об этом идет речь.

Для того чтобы что-то захотелось сделать вам потом, я сейчас здесь вам об этом говорю. Понимаете, кто-то помогает кошачьим приютам, кто-то помогает больным детям, кто-то помогает старикам. Есть замечательная организация, которая называется «Старость в радость». Просто девочки, студентки филологического факультета МГУ, несколько лет назад стали писать письма старикам в дома престарелых, которых очень много. Очень много брошенных стариков. Если у ребенка еще есть шанс на то, что у него будет будущее, то что ожидает этого старика? Только медленная смерть. И чем менее грустной она будет, тем лучше чувствуют себя эти девочки. Сейчас в 60-ти городах России уже есть это движение. Не только пишут письма, но и ездят, играют на гармошке, пускают мыльные пузыри, передают бабушкам и дедушкам всякие подарки. Потом уже, конечно, естественно, начинаются разговоры про ремонт, про памперсы, про что-то более существенное. Они начали выезжать летними лагерями делать ремонты в каких-то домах престарелых.

С одной стороны, можно сидеть и ждать, когда это сделает государство. С другой стороны, вполне можно попытаться сделать это самим, естественно, предполагая, что государство когда-нибудь одумается. Это дилемма, которая возникает у нас всех: ждать, когда это сделает государство, или напрячься и сделать самим. Не знаю, я не готова ждать, когда это сделает государство. Потому что, пока оно будет это делать, этот ребенок умрет, эта бабушка сойдет с ума от тоски, и кошка погибнет.

Можно сказать, что государство обязано. Мы так думали в Советском Союзе, и я, и ваши родители. Если бы мне сказали, когда я жила в СССР, что надо пойти в дом престарелых кому-то помогать, я бы удивилась, как, там разве кому-то нужна помощь? Я никогда не думала об этом, а помощь всегда была нужна. Просто мы жили с мифом о всесильном, могучем и т.д. государстве. Этого мифа сейчас уже в ваших головах нет. И, как его ни пытается насадить «Единая Россия», пока, мне кажется, у нее не особо получается. Как-то у них не складывается, видно, не талантливые они.

Обратите внимание на этот сайт, «Старость в радость». Почитайте. Вдруг вам захочется в вашем городе тоже пойти в дом престарелых и помочь, побеседовать. Понимаете, там одиноких стариков нет, ну очень мало, так, чтобы погибли и дети, и внуки. Там брошенные. Это самое ужасное. Когда на этой неделе я была в Грузии, там конечно очень, очень сложная картинка, вызывает калейдоскоп эмоций, но в стране нет ни одного детского дома, ни одного дома престарелых. Не потому, что на это нет денег, хотя денег нет, а потому что нет одиноких стариков и брошенных детей. Просто нет. И мне сказал Каха Автандилович Бендукидзе: «Ты себе представляешь одинокого грузина? У нас такого нет, потому что есть родственники, есть соседи, на худой конец». То есть нельзя себе представить, чтобы человек остался один . Нам тоже, конечно, нужно об этом думать.

Что еще про Грузию хотела вам сказать? Начну с плохого, с новых учебников истории об оккупации. Я не буду сейчас вам рассказывать про войну, я не знаю, зачем это было нужно? Я понимаю, что мы совершенно не враги. Грузины встречают тебя так, как не встречают нигде. Когда я говорила, что я из Москвы они просто светились радостью и говорили: «Ой, как хорошо, как здорово, ура! » У нас в провинции скажи, что ты из Москвы, тебя камнями закидают. А они рады вас видеть, очень доброжелательны, удивительным для меня образом отличают власть от народа, то есть, они как будто извиняют тебя сразу. Они говорят: «Ой, мы все понимаем, мы понимаем, что у вас такая власть». Они мне заранее выписывают индульгенцию.

Но я хотела бы вам два слова сказать о грузинских реформах, которые меня поразили, то есть, это то, что нам надо было бы делать. В стране нет коррупции, притом, что в Грузии в советские времена и во времена Шеварнадзе она была больше, чем в России. Грузины пристегиваются за рулем, грузины не пьют за рулем, гаишники вежливые, коррупции в ГАИ нет вообще. Два месяца ГАИ в стране не существовало, потому что старое ГАИ распустили, а новое еще не набрали. Проведена всеобъемлющая реформа в МВД. Все полицейские участки полностью прозрачны, специально, включая здание МВД. А для того, чтобы зарегистрировать свой бизнес, нужно 4 минуты. Это норматив. То есть, если количество времени, которое ты тратишь на регистрацию бизнеса, больше, чем 4 минуты, ты можешь жаловаться.

Чтобы растаможить груз, нужно 16 минут. Чтобы получить права, нужно 5 минут. Получая права, ты одновременно имеешь право на получение лицензии на огнестрельное оружие. Ты не можешь его носить, ты можешь его хранить дома, если хочешь. Но человеку не нужно никаких дополнительных экзаменов, проверок и т.д. Если человек сдает на права, предполагается, что у него все нормально со зрением и с головой, и координация движения достойная, поэтому он, если хочет, может хранить дома огнестрельное оружие и т.д. и т.п.

Проведена реформа в образовании. На сегодняшний день 60% детей, поступающих в ВУЗы по результатам национального тестирования, это дети из районов, то есть, не из крупных городов, они сдают экзамены лучше, чем горожане. В Тбилисские ВУЗы может поступить любой, кто нормально сдает экзамены. Если грузинский ребенок поступает в западный ВУЗ, предположим, топ-20, Гарвард, Йель и т.д., государство полностью оплачивает ему проживание, обучение и дорогу, при этом ребенок не подписывает ни одного документа о том, что он обязан вернуть. То есть, все на доверии. Возвращаются все. Не было ни одного случая, чтобы кто-то остался за границей. Эмиграция в страну больше, чем отъезд. Люди возвращаются. Несмотря на то, что большое количество грузин работает в Турции, с которой открыта граница, просто потому что уровень жизни пока очень низкий. Но за последние 6 лет он вырос в 4 раза, душевой доход на душу населения, и у них в этом году будет 6% роста валового национального дохода в год . Это притом, что во всем мире кризис, и у грузин нет ни нефти, ни газа, ничего вообще нет, то есть, голый Вася.

На чем они зарабатывают? Меня это совершенно поразило. Первая статья экспорта по стоимости это реэкспорт автомобилей, то есть, придумано и сделано что-то с нуля. Потому что 15 минут растаможка и 5 получение номеров, всем это интересно. Огромный корабль, привозящий автомобили из Японии, приходит в город Поти, в порт, оттуда на несколько площадок, по-моему, пять таких крупных площадок по торговле автомобилями, разводятся по Грузии. В основном, кстати, это бизнес, принадлежащий украинцам. И оттуда автомобили разъезжаются на Украину, в Казахстан, Армению и Азербайджан. То есть, они полностью взяли на себя функции растаможки, хранения и т.д. Добавленная стоимость по каждому автомобилю 1,5 тысячи долларов, то есть, это то, что идет в национальный бюджет. Вообще безресурсная вещь. Ребята зарабатывают только на облегчении процедуры, то есть, их конкурентное преимущество это облегчение процедуры. Офигеть! Причем, это деньги, значимые в масштабах страны.

Транзит. Ну, тут, конечно, есть экспорт золота, есть экспорт ферросплавов, еще в советские времена там два завода работали, в Зестафони и в Рустави. Они работают. Сейчас завод в Зестафони купила какая-то английская фирма. Абсолютно открытый доступ иностранному капиталу, кто хочет, тот приезжает. Наш бизнес там есть: там есть Билайн, ЛУКОЙЛ, там аптеки «36.6» реально в каждом селении, то есть, кругом, и все нормально работает. При этом культа Саакашвили я не заметила. Один раз видела портрет Саакашвили в кабинете начальника полицейского участка.

Вопрос:

А что вы делали в полицейском участке?

Ирина Ясина:

Там стоят эти прозрачные полицейские участки, очень захотелось зайти. Пожалуйста, заходи, без всяких проблем, не страшно, обезьянников нет. То есть, никого не сажают в эти полицейские участки. Что сделано? Все переоборудованы по американской системе, то есть, лагерей и колоний нет. Есть тюрьма, в которой абсолютно нет никаких передач извне, заключенный может звонить домой так же, как в Америке. Другого абсолютно ничего нет. Полностью поменяли состав МВД, практически полностью. На 60% поменяли состав учителей. Сейчас не знаю, конечно, что они будут делать с этими учебниками, которые, я вам рассказала, пишутся. Не представляю, но, учитывая, что до войны все было более или менее спокойно, и учебники были спокойные. Каждый первоклассник, который идет в школу, получает ноутбук. В этом году их было 60 тысяч.

Вопрос:

Кто за это платит?

Ирина Ясина:

Государственный. Первоклассник получает ноутбук. Это все абсолютно, конечно, поражает, притом, что денег в стране очень мало. Страна бедная. Коррупции, что поразительно, нет, и вот эти реформы проводятся очень быстро. То есть, это та модернизация, которую мне бы хотелось иметь у нас на родине. А вот еще, в полицейском участке обязательно есть весы. Если соотношения веса и роста полицейского превышают установленный для подтянутого человека норматив – пожалуйста, в спортзал. Ни одного толстого гаишника я не видела. То есть, вот эти пузаны, которые ходят у нас, в Грузии отсутствуют. Я была в Грузии в советские времена и видела, их там было очень много. Вот таких, как ты изобразила. А теперь поджарые, хорошие пацаны бегают. Вот это Грузия, такая замечательная. Понравилось мне. Даже не то что понравилось, а, мне было так интересно, как, наверное, никогда в жизни не было. Поэтому всех вас призываю поехать в Грузию. Очень дешево, очень вкусно. Из Москвы прямой рейс один раз в день. Он, конечно, называется чартерным, потому что официально у нас никакого сообщения нет. Да, грузинские вина мне очень понравились, «Боржоми» офигительный. Я даже привезла с собой две бутылки вина и тут, приехав, услышала, что, оказывается, уже Онищенко разрешил, снова начнется экспорт грузинского вина и «Боржоми». Так что, пропали оттуда все нехорошие составляющие. Теперь они водятся только в молдавских винах, потому что, видимо, Молдавия пока еще недостаточно себя проявила. Это про Грузию.

Ребята, я увидела там то, что называется словами «обещал и сделал». То есть, власть дана людям для того, чтобы двигать страну вперед. Сейчас историю не трогаю. И поэтому все разговоры о модернизации здесь вызывают у меня просто скрежет зубов. Я не верю в то, что наши хотят это делать, потому что мне показали, как бывает в стране, где хотят и делают.

Я познакомилась с двумя министрами – министром МВД и министром образования. Министр МВД лично ездил со мной и моими коллегами на этот таможенный терминал, показывал нам и рассказывал, как сдаются экзамены на права. Только компьютер все принимает, даже вождение. У тебя машина как-то запрограммирована, что все у тебя фиксирует компьютер, то есть, чиновник удален отовсюду, где можно обойтись, а обойтись можно везде. Чиновник только оформляет бумаги, решения по которым принимаются компьютеризировано, то есть, коррупционная составляющая исключена. Чиновнику ничего не надо решать. У нас чиновнику надо решать везде. И это была очень, поэтому, грустная неделя, потому что я увидела, что бывает, когда люди хотят и делают, а не только говорят. У нас с вами есть еще 15 минут, я буду рада ответить на любые ваши вопросы.

Дмитрий Королев, Киров:

Очень увлекательный рассказ про Грузию, очень много чего не знал, спасибо. Это все следствие реформ, не так ли? Я хотел бы поглубже узнать причину, реформ и механизмов, почему там умеют, а у нас это не умеют? Это раз. Во-вторых, прошу учитывать факт территории и численность населения. Это два. Третье, не попахивает ли перенапряжением ресурсов? Неадекватное перераспределение ресурсов, в конце концов, мы знаем, к чему это привело. И идеология. Вот две составляющих, которые мне очень напомнили Советский Союз – это идеология, как вы говорите, и перераспределение ресурсов.

Ирина Ясина:

В Грузии есть идеология, это идеология свободного рынка минимального государства, дешевого государства. А у нас очень дорогое. Это полностью отличает его от Советского Союза. То есть, ставка на предпринимателей, на инициативу и доверие к людям. Бизнес может открыть любой человек за 4 минуты. Там все чем-то занимаются: пекут, строят, пашут, сеют, придумывают. Вопросов нет, делай, что можно.

Почему у нас не делают? Я согласна с тобой, есть большая территория, есть большое население. Хотя наше население, по сравнению с населением Грузии, которая была в том же Советском Союзе, более образованное, менее сельскохозяйственное и менее коррумпированное. Это означает, что им в определенном смысле повезло с руководством. Им попались люди, которые захотели не набить себе карманы, а сделать что-то для страны. Об этом они говорят все время. Вот эти молодые министры с горячими глазами говорят, что они это делают для родины. Я себе представляю какого-то нашего министра, который мне говорит: «Для Родины я это делаю». У меня как-то не сходится в голове.

Вопрос:

А Путин?

Ирина Ясина:

Не спрашивайте меня о нем. Про идеологию я, ребята, не знаю. Мне не нравится, но я понимаю, что это началось после войны, до войны этого не было. Я пацифист по своей натуре, и более того, я считаю, что страна большая и сильная, каковой является наша с вами родина, должна быть великодушной. Мне кажется, Россия должна научиться прощать. Вам, наверное, захочется сейчас спросить, почему мы? Кого? Вот этих маленьких. Как и любой мужчина, в детстве обучаемый бабушкой, мамой, воспитательницей в детской саду: «Ты сильный, прости девочку». Не знаю, так, наверное, сложно рассуждать в отношении двух стран. Я не очень знаю, как развивались взаимоотношения России и Грузии в 2000-е годы, я просто не следила за этим. Я была тут нашими внутренними проблемами сильно занята, арестом Ходорковского и т.д. Но то, что я увидела, на меня, конечно, произвело очень большое впечатление. Я понимаю, что идеология это обратная сторона Луны. Они должны сплотиться против кого-то, а кто-то – это мы, к сожалению.

Я видела такой же драйв в людях в Израиле. Это тоже молодая страна, у которой есть мощный внешний враг, такое же желание служить своей стране, которого нет у нас. Катастрофически нет у нас. Я вообще предлагаю вам перестать говорить о людях в терминах «патриот», «не патриот». Есть другие термины – «гражданин» и «подданный». Пока у нас 80% населения, а то и 90, подданные, очень тяжело. А гражданин хочет служить своей стране, своей родине, себе, таким образом, по теории рационального эгоизма. Как только мы делаем вокруг себя хорошо, хорошо и нам. В Грузии это я увидела. Им это открылось.

Роль личности в истории. Конечно, у них был кошмар, у них было хуже, чем у нас. Во времена Шеварднадзе, они рассказывали, в сережках женщины на улицу не выходили, потому что среди белого дня из ушей выдирали сережки. А стоило тебе начать говорить по мобильному телефону на улице, 90% у тебя от уха выхватывали мобильный телефон. Воровство, бандитизм, в темное время суток никуда, просто ужас. Меня поражает то, что я вижу, сравнивая это с концом 1980-х. Они мне говорят: «Э, вы не видели, что у нас было в начале 2000-х. Если бы вы видели то, что у нас было тогда, вы бы поняли». Я была в Батуми. Это немножко Дисней Уолт, лужковский вкус, такие башенки современные. Но безумное строительство, очень быстро, невероятные отели, полно. Это классно, мне очень понравилось. Батуми, набережная 18 километров вдоль моря. Вайфай на всей набережной. Вот прямо садишься в конце, в середине, в начале, вайфай везде. И велосипедные дорожки, и пункты проката велосипедов, причем такие, как на Западе. Ты берешь велосипед где-то в одном месте, денежку опускаешь, он выезжает, как в аэропорту тележка для перевозки багажа. И потом можешь его вернуть в любом велосипедном пункте по городу, точно так же закатывая его в стояк. Как-то совсем здорово, это мне очень понравилось, а вайфай вообще колоссально. В каждой гостинице все бесплатно. Вайфай бесплатный везде. Еще чего-нибудь спросите.

Вопрос:

Они довольны?

Ирина Ясина:

Как мне кажется. Теперь смотрите, государство бедное, вообще нет бесплатного здравоохранения, но каждый покупает страховку. Страховка может быть разная, дешевле, дороже, но по страховке человеку полагается, если он ее купил, все. То есть, они таким образом воспитывают в людях ответственность. Нет Пенсионного фонда. Есть пенсии из бюджета. Они небольшие, они прямо маленькие, но, опять же, они говорят все время, что сельскохозяйственная страна, то есть, с голоду не умирает никто. Нам кажется, что этого очень мало. Это правда, очень мало, но они живут по средствам. Просто этих средств пока меньше, чем им бы хотелось. Они говорят: «Ребята, работайте лучше, будет больше пенсия». Они не могут нигде заимствовать, у самих себя тоже, и у них нет таких природных ископаемых, как у нас, которых хватит на всех, что называется. А у нас тоже на всех не хватит. Вот это, пожалуй, обратная сторона.

ЖКХ тоже не централизованное, везде управляющие компании, везде нет системы централизованного отопления. То есть, каждый дом строит себе подстанцию, дизельку и т.д. Но, опять же, у них более теплая жизнь, более теплая страна. Вот такой, я бы сказала, жесткий либерализм, максимальный. В общем, я бы сказала, что на каком-то этапе это полезно.

Вопрос:

Молодые, которые пришли, как они пришли к этому? Как молодых министров допустили до этих мест? Как они родились такими патриотичными, такими гражданами, которые ратуют за свою страну?

Ирина Ясина:

Они все были депутатами. У них выборы. Про всех я не знаю, но вот эти двое, с кем я общалась лично, прошли через Парламент. Они стали министрами, когда к власти пришла их партия. А патриотизм? Не знаю. Я тоже патриот в том самом смысле, в каком гражданин. Меня так воспитали. Наверное, их тоже так воспитали. Хотя вот этот министр образования очень интересный, Дима Шашкин. У него папа русский, приехал в 1960-м году на строительство какого-то завода. А он, этот Дима Шашкин, говорил с грузинским акцентом. Они все говорят с грузинским акцентом. Как они такие получились? Они поверили в свои силы.

Можно, конечно, сказать, что они дошли до дна, оттолкнулись и поплыли наверх, а мы еще до дна не дошли. Но, вообще-то, не хотелось бы до дна. У нас дно совсем фиговое. У нас нет такого сельского хозяйства и не тепло. У нас, ежели дно, то очень холодно. Не знаю, нравственность, наверное. Наверное, мораль. Понимаете, у нас с моралью совсем плохо. А они действительно верят в то, что делают, они действительно команда. Мне очень завидно было. Я знаю, что в команде Гайдара в 1990-е годы такие люди были, но как-то не получилось. И мне было очень горько, когда я видела команду молодых реформаторов, у которых получается. Понимаете, он со мной сидел, этот министр МВД, часа четыре, сидел, ездил и т.д. Я его, в конце концов, спросила: «Вано, вам делать нечего, что ли»? Он говорит: «Ну, в общем, у меня есть время». Понимаете, у него уже сделано за 6 лет столько, что у него есть время, чтобы 4 часа показывать мне, как у него все получилось. Потом меня поразил еще один момент. Мы были на таможенном терминале, где растаможивают машины. И там он позвал девчонку, директора этого терминала. Ей 32, по-моему, такая стройненькая, в форме. Она на очень хорошем русском языке (потом она сказала, что у нее бабушка из Питера) стала нам рассказывать о том, как организована вся их работа. А он стоял у нее за спиной на стуле коленками. Понимаете, да, эту картину? Как мальчишка, на стуле коленками. Ему было в кайф, что это не он говорит, а она. Вот такая молодая, такая активная, у нее образование. Илона, Тбилисский университет, юрфак, 31 год. Я ее спрашиваю: «Илона, а рост какой? Вот, ты в 31 год начальница этого терминала». Она говорит: «Мне очень хорошо, мне очень нравится. Какой рост?» Ее все устраивает, понимаете? А он стоит сзади на коленках на стуле и тащится от того, что видит. Мне было завидно.

Еще очень смешная система выдачи номеров. Ты можешь бесплатно получить номер, который подошел, что называется, по очереди твоей машины. Но если ты хочешь какой-нибудь прикольный номер, пафосный и т.д., ты можешь его купить за деньги. Это делает компьютер, то есть, компьютер высчитывает, сколько это будет стоить. Я попробовала, сначала захотела номер «Ирина», просто чтобы было написано одно мое имя. 10 тысяч лари, очень дорого. Я говорю, что, ладно, я хочу попроще. Я вбила адрес своей электронной почты, то есть, инициалы и три цифры – 250 лари. Тоже недешево, но уже существенно дешевле. То есть, каждый человек, который не хочет быть, как все, должен за это заплатить. Но заплатить столько, сколько насчитает компьютер. А методика расчета опубликована. Я рассказала вам много, чего хотела, а много еще осталось, но еще будет время.

 

Поделиться ссылкой:

Ирина Евгеньевна Ясина

вице-президент фонда «Либеральная миссия»

Ирина Ясина:

Я начну с того, что вчера в жизни моей семьи произошло очень важное событие. Вчера ребята из общества «Мемориал» нашли, где погиб, точнее, умер мой дед. Он в 41-м году, 24-го июня ушел на фронт из Москвы, призванный как военнообязанный обыкновенным рядовым. От него пришло только два письма, сразу после того, как он был призван, с дороги. После этого, уже с июля, писем не было. А в середине 42-го года бабушка получила извещение, что он пропал без вести. Таких людей, пропавших без вести в начале войны, было около четырех миллионов человек. Представляете, да? Вот потери, сразу. Притом, что мы даже не знаем, умели ли эти люди стрелять, были ли среди них абсолютно готовые. Дед-то был готов. Он прошел Финскую, и, когда вернулся с Финской, сказал, что впереди другая большая война. А дальше совсем кошмар. Ребята из Мемориала сказали, что он попал в плен уже 7-го июля. То есть, он был в армии две недели. Притом, что он был квалифицированным солдатом, он прошел Финскую. 11-го ноября он оказался в концлагере Берген-Бельзен (Bergen-Belsen). Я могу немножко путать название, не записывайте. Это огромный концлагерь около Ганновера. Это Западная Германия, по тем временам, то есть, по нашим. На территории Западной Германии. Где он и умер 22-го января 42-го года. Умер он в лазарете от сепсиса. То есть, он пробыл в плену полгода. За это время тридцатипятилетний молодой отец двоих детей сгорел. Самое ужасное в этой истории то, что наши власти знали о том, что с ним случилось, начиная с 59-го года. Ребята из Мемориала подняли эти документы, все архивы этого концлагеря, так называемые Книги Смерти. Они поступили в архивы Советского Союза в 59-м году. То есть, когда еще была жива бабушка, его жена, и она, конечно, искала его, подавала запросы и так далее. Мемориальцы попытались объяснить мне, почему это не единственный случай, те, кто в начале войны был объявлен пропавшим без вести, а потом документы на них поступили. Почему все это мирное время родственникам все равно не говорили, что случилось с этими людьми. Понять этого я не могу. Я вчера пыталась воспроизвести своей дочери, что, собственно, было причиной этого молчания, и почему бабушка не знала, что человек где-то похоронен. Невозможно.

Вот, к чему я все это говорю. Это не просто важнейшее событие. Это абсолютно не личная вещь.  Это вещь, которая в масштабах страны должна нас многому научить. Потому что мы понимаем, что жизнь моего деда не стоила ни копейки. Вообще ни копейки. Нет, понятно, что «в грозную пору», что на страну обрушилась огромная махина войны, и сделать с этим ничего было нельзя, «вставай, страна огромная». Но, тем не менее, как могло произойти, что он попал в окружение и в плен через две недели после начала войны? И не один он, а миллионы и миллионы молодых мужиков. Никто не считал их, никто не считал должным заботиться об их семьях. Я ничего не хочу сказать хорошего про немцев, упаси Боже, но меня совершенно поразило то, что в его лагерной карточке, деда моего, написано, с кем связываться в Москве. Собственно, поэтому мы совершенно четко вычислили, что это точно он. Я не знаю, зачем это было немцам, но у них был домашний адрес в Москве, имя, отчество моей бабушки. Они, конечно, не собирались писать о том, что он умер, но вот у них была такая система учета и контроля. Понимаете, мы нашли деда по немецким документам, а не по русским. Не по русским. Я, опять же, ничего хорошего про немцев не говорю, но мы не учитывали своих собственных людей. Пропал, и все. И Бог с ним. Сейчас ситуация меняется, и наша с вами человеческая жизнь чего-то, да стоит. Причем, каким-то образом, даже за последние, наверное, тридцать лет, произошло глобальное изменение. Мы стали стоить дорого. Не в смысле рублей, а в смысле того, что мы может потребовать ответа, можем за себя постоять и так далее. Особенно сильно это проявилось в последние годы. Я не знаю, почему. Вроде бы, все тот же мягкий авторитаризм. В 90-е годы было посвободнее, а сейчас жестче. Но, тем не менее, каждый из нас что-то, да может. Каждый из нас может потребовать какого-то ответа за какое-то беззаконье, беспредел и так далее. Нет, судебная система по-прежнему не работает. Ничего хорошего я вам на эту тему не сообщу. Как не было, так и нет. Пока. Но что-то сдвигается, я это чувствую. Вот на прошлой неделе (вы, наверное, обратили внимание, кто живет в социальных сетях) был инцидент с водителем Сергея «Хуженекудовича», как его зовут, Шойгу, который… Не слышали про эту историю? Слышали. Так его, все-таки, уволили. Понимаете? Какой-то один мужик, блогер, вместо того чтобы уступить дорогу, заснял на мобильный телефон, благо, техника позволяет, движение машины Шойгу и крики в громкоговоритель этого водителя. Известно, что он кричал: «Ты чего, урод, не уступаешь мне дорогу? Я тебе башку продырявлю». Или что-то похожее. Тем не менее, парень не уступил ему дорогу, продолжал снимать, потом выложил все это в Интернет. Быстро по номеру машины выяснили, что это машина Шойгу. Потом выяснили, кто это. Сейчас уже в одноклассниках нашли фотографию этого человека, поместили эту фотографию.

Скажете, ерунда? И какая разница, по сравнению с тем, что когда-то произошло с моим дедом? Разница, конечно, огромная. Там – жизнь, а тут – не уступил дорогу. Но из этого складывается наше, если угодно, самостояние. Наша возможность сопротивляться обстоятельствам. Понимаете, я не говорю, что не гибли американцы, что не гибли англичане и так далее. Тоже, когда штурмовали берега Нормандии, когда была высадка на этом знаменитом плацдарме при открытии западного фронта. То же самое, люди шли на берег, высаживались корабли, а берег был весь укреплен. Но это можно было хотя бы объяснить какой-то необходимостью. А то, что происходило в начале войны у нас, ничем нельзя объяснить. Я разговаривала со своей домработницей, она сказала, что ее дед, туляк, погиб, потому что не было винтовок. Его точно так же призвали 24-25-го июня, погиб он в сентябре. Тоже, сильно не доходя еще до Москвы. Потому что у них на пять человек была одна винтовка. Потому что цена человеческой жизни равнялась нулю. «Трупами завалим», – говорили все. Сейчас так уже не получится. Даже если не контрактная армия, а призывная, чего мы, конечно, все не любим, но пока не удается пробить это дело. Тем не менее, цена человеческой жизни растет, и на пути вашего поколения как раз лежит самая большая перемена – вы должны сделать так, чтобы цена человеческой жизни была огромной. Чтобы можно было выбросить пушку, выбросить танк, плюнуть на ракету, я не знаю, на что еще… Не жалейте это все, железки и метал, а жалейте человеческие жизни, считайте. Поэтому каждый из нас должен делать очень простую вещь – отстаивать собственное достоинство. Каждый понимает его, кто шире, кто уже. Кому-то пофигу, что его какую-то подпись заставляют поставить. Ставит эту подпись и не думает. Кто-то не ставит. Это тоже человеческое достоинство – даете вы себя сломать, или не даете, находите в себе силы сказать: «Нет, я это подписывать не буду, мне этого не надо, это не совпадает с моими жизненными ценностями». или не находите. Каждый из нас, в общем, что-то может.

У меня самой огромная дилемма. У нас в Совете по правам человека при президенте есть такая барышня, Елена Николаева, яркая, симпатичная. Она бывший зампред Деловой России. Какая-то предпринимательница, вся из себя шикарная, холеная. Полезные дела делает, в принципе, очень много работает сейчас по проблемам детства. Еще входит в общественную палату, еще куда-то… В общем, сильно востребованная тетенька. Вдруг я вижу, было это месяца три назад, письмо деятелей, начиная от цирка и заканчивая всякими людьми типа Николаевой, против Ходорковского. Сначала было письмо «за», потом письмо пятидесяти пяти «против». Абсолютно поганое письмо. Вроде «Не трогайте наш суд. Наш суд самый гуманный, самый лучший. Он разберется. И, вообще, вы тем, что постоянно возникаете, суду мешаете». Там фамилии Ходорковского и Лебедева были упомянуты. В общем, было очевидно, что это письмо значит: «Не давите на суд. Суд сделает то, что власти ему прикажут». И вот Лена Николаева это письмо подписала. У меня было о ней совсем другое впечатление. Я думала, что она самостоятельный человек. Она производила на меня впечатление человека достойного. И тут я вижу ее подпись. После этого сразу что-то происходит. Я уже не могу с ней, как раньше, сидеть, болтать на этих скучных заседаниях. Я не могу. А она, как будто, не понимает. Или, наоборот, понимает. Она постоянно подходит, что-то спрашивает, по каким-то вопросам советуется, чего-то хочет. А у меня не хватает пороху сказать ей: «Лена, я не хочу с вами общаться!» У меня не хватает пороху. Я просто избегаю ее. Хотя мне очень хочется. Думаю, я скажу. Потому что ее человеческое достоинство, в моих глазах, этой подписью сведено на нет. Потому что ни секунды не верю в то, что она так думает. Что в нашей ситуации именно мы, те, кто добивается справедливости, давим на суд. А не власти, которые добиваются, чтобы приговор был таким, какой он есть сейчас, по абсолютно сфабрикованному делу. Всего лишь подпись, причем, не одна, а одна из пятидесяти. Тем не менее, в моих глазах и в глазах большинства членов Совета, кто с ней общается по работе, она перестала существовать. Нам нужно научиться, я это и себе говорю, в первую очередь помнить о том, что есть такая штука – репутация. К ней надо относиться очень сложно. Ее нужно сильно пестовать. Знаете поговорку «Береги честь смолоду»? Это ж не про девичью честь. Это про репутацию. Для всех нас должно быть очевидным, что, нарабатывая репутацию с годами, не беря деньги, если ты журналист, за «дезу», не подписывая всякую дрянь, не общаясь с подонками, мы возрождаем в нашей стране нечто, что нас самих будет защищать. Потому что в стране, где в настоящее время не действует суд, не действуют выборные органы, то есть, пожаловаться депутату или еще кому-то невозможно в принципе, единственное, что нас может защитить – это наша репутация. Наша репутация и наше умение противостоять обстоятельствам. Вот это самое «самостояние», если угодно. Это необыкновенно важная вещь. Пока вы очень молодые ребята, вы редко встречались с вызовами, которые заставляют думать, сделаю я это, или не сделаю. А потом жизнь будет идти, и этих вызовов будет становиться все больше и больше. Я, честно говоря, думаю, что и в 1937-м, и в 1930-м году перед людьми стоял вопрос, писать донос, или не писать, соглашаться, или нет. Мы все оправдываемся и говорим: «Времена-то какие были! Это же ужас был! Не подпишешь, руку не поднимешь и все – лагерь, смерть». Действительно, так. Оставим их, наших предков, в покое, и зададим себе вопрос, что будет, если мы не подпишем. Ни лагеря не будет, ни смерти. Максимум, не продвинут по службе. Причем, кто не продвинет? Вот эти самые люди, которых мы с вами не особо уважаем. Ну, раньше еще могли за границу не отправить, в 70-е годы. А сейчас все едут за границу. То есть, по сути, не будет ничего. Мне на семинарах КРЖ мои журналисты начинают говорить: «Ой! Ну, вы что, Ирина Евгеньевна! Я работаю в газете! У нас газета одна в городе, остальные маленькие! Поэтому я пишу всякую фигню». Я говорю: «Понимаешь, журналист – это не та профессия, кроме которой ты ничем другим заниматься не можешь. Если тебе дорога твоя репутация, иди работать учителем в школу». – «Ой, это так мало денег!» Вот это уже другое. Когда мало денег, конечно, это плохо. Конечно, надо семью кормить. Но неужели молодой здоровый человек не придумает себе какого-то занятия, которое позволит без ущерба для репутации, не продаваясь задешево, прокормить собственную семью? Не верю. Говорят, что тем, кто живет в Москве, проще. Не правда. Тут вызовы и искушения бывают посильнее. И, тем не менее, нужно уметь им противостоять. Просто во имя себя, во имя того, чтобы собственным детям потом, передавая им те самые ценности, которые есть у себя самого, нормально смотреть в глаза. Я, допустим, не стал первым секретарем Единой России, не стал с ними иметь дела, потому что я этого не хотел по абсолютно, так скажем, нравственным показателям. Мало соотносимая вещь, да? Прошлое, в котором наши предки действительно попадали под колесо истории, и настоящее, в котором каждый из нас существует и делает выбор. Я очень прошу вас, каждый раз, когда вы такой выбор делаете, думать о собственной репутации. В случае с этой Леной Николаевой я сама мучаюсь очень сильно, потому что знаю, что мне опять ее видеть на заседании, и думаю о том, что, наверное, очень классно было бы не подать ей руки. Но женщина не подает руки женщине, и на инвалидной коляске мне отвернуться тяжелее, это требует больше движений, занимает больше времени. Это получается не так заметно: ну, развернулась и развернулась. Но хочется как-то продемонстрировать, что я не хочу иметь с ней дело. Вот адвокат Ходорковского, Юрий Маркович Шмидт, когда-то при людях отказался пожать руку судье Конституционного Суда, фамилию забыла, который тоже принимал какие-то своеобразные решения. Вроде, незаметно, вроде, ерунда. Вроде, вообще ни о чем. Вроде, никто не обратил внимание. Это неправильно. Это было 6 лет назад, еще не так сильно были развиты социальные сети. Поэтому большинство людей об этом не узнало. Но, тем не менее, кто-то узнал. Кто-то рассказал другим. Что такой вот рыцарский, вроде, ерундовый, позерский поступок. Можно и так о нем сказать. Можно сказать рыцарский, а можно позерский. А это поступок настоящего человека, который охраняет свою репутацию. Нас ничто не защитит сейчас, пока страна такая, какая она есть, кроме нас самих, нашей репутации, репутации наших друзей, репутации наших родителей. Я много раз в этой аудитории говорила о том, что когда-то у нас на семинаре выступала Людмила Михайловна Алексеева, председатель Московской Хельсинской Группы. Бабушке будет в июле 84 года. Она ходила на всякие демонстрации. Не сидела на Красной Площади 25-го августа 68-го года, не было ее там, но потом она много где была. Ее спрашивали: «Людмила Михайловна, а как Вы в тех условиях существовали, когда не было не то что Интернета, не было ксерокса? Книжки вот эти и хронику текущих событий перепечатывали под копирку. Четыре копии нормальные, пятая слепая, а потом раздавали всем друзьям и знакомым, среди которых, естественно, были и стукачи». Она говорила: «Нормально. У нас работало «правило вытянутой руки». Расскажи каждому, кому ты доверяешь и с кем ты общаешься, о твоей точке зрения на события, которые происходят вокруг. Не думай, что этого мало. Радиус, конечно, невелик». Конечно, мы с вами сейчас можем намного больше. Я не призываю вас бороться с существующим режимом, идти на баррикады и так далее. Упаси Боже! Я сама не такой борец, хотя ходила на Триумфальную до тех пор, пока это движение существовало. Тем не менее, я считаю, что рассказать о случаях чьего-то самостояния, чьего-то сопротивления в соцсетях, в аське, по телефону, в институте, рассказать о том, как люди сопротивляются произволу, беззаконию, от ерундового (на дороге) до серьезного (не дал взятки) – это очень серьезный шаг, очень серьезный поступок. Всего лишь рассказать, всего лишь дать пример людей, которые смогли. Мне это кажется чрезвычайно важным. Я иногда думаю, что, конечно, сейчас здорово, сейчас можно читать Быкова или смотреть в Интернете эти вот замечательные штуки, которые он записывает с Ефремовым. Вы, наверное, тоже их смотрели? С Михаилом Ефремовым. Я жду каждый раз. Просто нажимать кнопку «перепост», и все больше и больше людей, в самой что ни на есть острой форме, сатирической, яркой, замечательно актерски сделанной, видят, что мы все с вами думаем. Все стало, вроде бы, просто, но, тем не менее, огромное количество людей вообще этим не интересуется. Значит надо больше рассказывать. Техника за нас, Интернет развивается. Я думаю, что это не может не заинтересовать многих-многих людей. Тем не менее, я хочу у вас спросить. Мне просто самой очень интересно. Давайте перейдем в режим интерактива, вы меня просветите. Как много ваших знакомых, друзей, соучеников интересуется тем, о чем мы с вами говорим здесь? Ну, хотя бы не так, чтоб поехать на семинар, а читать политические всякие штуки в соцсетях, работать волонтером. Самый широкий спектр. Как много их, инертных, как много равнодушных ко всему, думающих только о себе и, максимум, о собственной семье? Что тоже не плохо, но, тем не менее, для нормального общества не достаточно. Давайте поговорим об этом. Как много вокруг нас равнодушных? Я прошу вас, поднимайте руки и говорите.

Владимир Майоров, Калининград:

К сожалению, очень мало людей интересуется политикой. Иногда начинаешь говорить, машешь руками, а никто не слушает, все это бесполезно. И думаешь, что надо учиться и куда-то уезжать.

Ирина Ясина:

Уезжать, да? Понятно. Давайте дальше.

Владимир Майоров, Калининград:

Может быть, в силу близости европейских стран, бóльшая часть молодежи из Калининграда хотят уехать в Европу. Вообще, у меня в городе и в регионе очень низкий уровень студенчества, очень неактивные ребята. Притом, не знаю, правильно это, или нет, но, когда мы приходим на первый курс, сами преподаватели, довольно взрослые люди, начинают очень сильно критиковать все, что существует. Притом не конструктивно, а больше в позиции негодования. И это вызывает у студентов к пятому курсу какое-то нехорошее состояние. Я вот не знаю, есть ли такие тенденции в остальных регионах. Но очень часто у нас сами преподаватели не очень позитивно относятся к тому, что существует, и навязывают это нашим молодым ребятам. Спасибо.

Ирина Ясина:

Спасибо. Кто еще?

Дмитрий Ефимов, Чебоксары:

Я хотел бы сказать, что даже среди своих знакомых я все время сталкиваюсь с позицией, когда люди говорят: «Зачем тебе это надо? Зачем тебе нужны лишние проблемы?» Существует элементарный страх системы, который, на самом деле, ничем не обоснован. Никого не заберут в ФСБ. Если даже заберут, то через некоторое время отпустят. Работая на социологических опросах, все время сталкиваюсь с тем, что первое, что люди спрашивают, это как скоро о них узнает ФСБ? Это глупо, но это показывает, что страх перед системой, который возник еще при советском режиме, до сих пор сохраняется. И его уже пора искоренять.

Ирина Ясина:

Да, да, да.

Ольга Казанская, Астрахань:

Всем все равно, всем лень что-то делать. Вот, у меня вокруг друзья, подруги… На самом деле, мне кажется (мы вчера об этом говорили), что в советское время насаждали коллективизм. Что мы должны быть все вместе-вместе-вместе. Мне кажется, это всех достало. И сейчас, нынешнее поколение – каждый сам за себя. У всех мысль такая: «Лишь бы у меня лично были деньги. Лишь бы у меня лично было хорошо, а что будет с остальными – мне по-барабану». Вот такая позиция.

Ирина Ясина:

Понятно.

Валентина Киселева, Йошкар-Ола:

Я хотела бы описать две позиции. Я учусь на государственного служащего, и многие из наших преподавателей состоят в комиссии по приему на госслужбу, независимыми экспертами. И для меня недавно было удивлением, очень, причем, приятным. Был конкурс на замещение какой-то должности в Министерстве Образования. У нас не очень приятная министр. Женщина, плохо отзывающаяся о нашей специальности, о нашем факультете. А в комиссии сидела замдекана. И мне было очень приятно, когда я узнала о том, что как только министр высказалась в очередной раз о том, что у вас там, типа, «беспонтовая» специальность, «беспонтовый» факультет, она демонстративно вышла, хлопнула дверью и сказала, что больше не придет на комиссию. И тенденция такая пошла по всем преподавателям. Мне стало очень приятно, что у нас преподаватели тоже не равнодушны. Хотя у нас каждый раз, когда бывают семинары, рассказывают, как проходит этот конкурс. О том, что конкурс утраивается не для человека, а под человека.

Ирина Ясина:

Валь, немного больше ближе к теме, пожалуйста.

Валентина Киселева, Йошкар-Ола:

Мы вчера разговаривали о волонтерстве, и я говорила о том, что сейчас трудно набрать народ на то, чтобы съездить в детский дом. Действительно, такая проблема есть. Деньги могут сдать, могут сдать вещи, но большая часть людей остается равнодушными.

Ирина Ясина:

Понятно. Ваша позиция ясна. Я пытаюсь понять для себя, что нужно сделать, чтобы объяснить людям, что уровень жизни – это не только деньги в кармане, это еще и вид из окошка. Понимаете? А вид из окошка – это не забор собственного дома, 5 метров можно, типа частокол. Это совсем не то. Это красивый город, в котором нет брошенных детей, брошенных животных. Это город, в котором люди ходят на выборы, извините. Потому что от этого очень сильно зависит состояние улиц. А как? Да, если человека не переизбирать никогда, потому что он нравится кому-то сверху, но, тем не менее, на улице грязь, то получается ерунда, да? А деньги в кармане – это не все. Наверное, в молодости это не так сильно понимается, как в зрелости. Но, тем не менее, вы должны, правда должны, понять, что деньги в кармане и собственный успех – это очень маленькая часть жизни. Потому что в какой-то момент, дай Бог, конечно, денег станет достаточно, но если в этот момент, кроме денег, не будет ничего, будете сидеть за частоколом, в лучшем случае, с собственными детьми и женой или мужем. И из этих детей каким-то удивительным образом будут расти ничем не интересующиеся, ограниченные люди, которые и вам-то будут чужими. И тут настанет жизненный облом. Как объяснить это, я не знаю. Снимать фильмы, показывать какие-то классные ролики в Интернете? Может быть. Как вы считаете, что можно сделать, чтобы объяснить людям эту очень простую максиму? Что уровень жизни – это не только деньги в кармане, это еще и вид из окошка, в самом широком смысле этого слова. Какими способами можно объяснить это? Это вопрос.

Реплика:

Хотелось бы заранее отметить, что, во-первых, это сложно. Сейчас, действительно, люди очень зациклены на деньгах. Если судить о… конечно, неприятно это слово, о провинциальных местах, то там, действительно, низкий уровень, и они больше стараются выжить. Но если, хотя бы, как-то зашевелить, можно использовать социальные рекламы. Они очень прямо и, зачастую, очень хорошо действуют на подсознание людей. То есть, например, начать изменять мир с себя и вокруг себя, а потом уже пойдет цепная реакция. Социальная реклама, в частности.

Ирина Ясина:

Ну, да. Хорошо.

Валерия Пикуленко, Владивосток:

Я, конечно, только «за», и считаю, что необходимо заниматься системой массовой информации. Потому что, например, не знаю, как в Москве, но у нас в регионе включишь телевизор, и там только всякую ерунду можно увидеть.

Ирина Ясина:

То же, что и у нас.

Валерия Пикуленко, Владивосток:

Я хотела напомнить, все, наверное, это знают, что в СССР был такой метод как социальная реклама. То есть, вывешивали плакаты против того же алкоголизма, в защиту семьи…

Ирина Ясина:

Разве кого-то защитишь плакатами?

Валерия Пикуленко, Владивосток:

Я думаю, что это очень влиятельно, потому что идешь и видишь, уже это о многом говорит.

Ирина Ясина:

Ну, хорошо, да, да. Ну, предположим. Поехали дальше!

Реплика:

А мне кажется, что далеко ходить не надо. Идешь, не знаю там, на учебу, на работу, встретил соседа, есть какая-то идея, даже просто мысль, просто сказать ему это. Желательно, чтобы ты это сам сначала сделал. Раз сказал, потом другу своему, с которым едешь на машине, рассказал: «Я это и это сделал». И он задумался об этом.

Ирина Ясина:

То есть, не слова, а дела демонстрируй.

Реплика:

Да, свои дела или дела своих знакомых или друзей. То есть, потихоньку, постепенно. Я думаю, что если каждый человек своеобразную сеть добрых дел делает, организовывает, то, в конце концов, должно получиться.

Ирина Ясина:

И обязательно об этом рассказывать!

Реплика:

Да, обязательно рассказывать.

Ирина Ясина:

Обязательно рассказывать. Есть еще желающие?

Изольда Савенкова, Волгоград:

Здесь упомянули о кино, я бы еще хотела добавить музыку, потому что это очень важно. Молодые группы многие, по крайней мере, в нашем городе, создают тексты, которые положены на достаточно современную музыку, то есть, все будут слушать, но, при этом тексты социальные. И кино. Думаю, во многих городах проходит «Кино без границ», такие арт-фестивали, на которых люди не просто смотрят фильм, они еще обсуждают. И с каждым годом это становится все более модным. Я бы сказала, что это очень хорошая мода, потому что, независимо от того, человек идет посмотреть хороший фильм или поговорить, но он пришел. То есть, уже он услышал о проблемах, которые там подняты. Мне кажется, что это важно, и я хотела бы поддержать ребят, что нужно рассказывать. Все, что ни делается, нужно рассказывать.

Ирина Ясина:

Да, да. Я тут полностью согласна. Более того, я считаю, что не просто нужно, а очень-очень нужно. По этому, когда возникает вопрос о том, благотворительность должна быть анонимной, или о ней нужно рассказывать, в нашей стране обычно отвечают, что должна быть анонимной. Добрые дела тогда только добрые (далее цитаты других людей, потому что я так не думаю), когда «человек делает это не для собственного пиара». Ну, во-первых, пиар – это дело опасное. Бывает, что вызываешь совсем не ту реакцию, которую хочешь. Но я считаю, и очень твердо в этом уверена, что в нашей стране, если спросишь, кто занимается благотворительностью, большая часть населения ответит: «Да никто!» А это совсем не правда. Поэтому рассказывать об этом просто нужно! Это обязательная часть программы, потому что иногда мы очень сильно прибедняемся. Даже не в том смысле, что мы говорим, что у нас нет денег, когда они у нас есть. Или когда мы на вопрос «как дела?» отвечаем «так себе», даже если дела хорошо, просто потому что мы боимся либо сглазить, либо вызвать какие-то завистливые взгляды. Ну, правда, это в нашем национальном характере. Но, так же есть и те, кто говорят, что у нас ничего хорошего нет. На самом деле, есть. Просто мы не рассказываем об этом, мы стесняемся или считаем, что этот наш рассказ вызовет какие-то злобные взгляды, и так далее. Я думаю, что это не так. Давайте будем друг другу доверять. Доверять в том, что нас поймут, что не будут над нами смеяться. Нет, конечно, кто-то сочтет городскими сумасшедшими тех, кто занимается помощью, скажем, бездомным. Или помогает кошачьему приюту. Почему нет? Конечно, сочтут! Скажут: «Ну, конечно, у вас своих, видимо, денег много, поэтому вы это делаете». Будут такие. Да и Бог с ними! Если мы делаем все это не для собственного пиара, а для дела, значит, нам важно, что кто-то будет делать так, как мы, потом. Какие еще варианты? Потом, кто помогает больше: богатые, или бедные? Помогают добрые. И их совершенно одинаково и среди богатых, и среди бедных. Среди богатых часта такая точка зрения, что «о-о-о, нет, пошли они все нафиг. Если они такие умные, то пусть сами идут, работают». А среди бедных часта такая позиция: «У меня все равно ничего нет, поэтому я никому ничего не должен. Пускай богатые помогают!» В итоге не помогает никто. А все совершенно по-другому. Но мы об этом не знаем. Потому что нам об этом не рассказывает телевизор, который в любом городе показывает то, что смотреть тошно. А нам об этом рассказывает соцсеть. Но это тоже зависит от количества респондентов, которые этим интересуются, которые этим живут. Конечно, и в соцсетях можно найти массу людей, которым все по барабану, которые рассказывают только о том, какую кофточку они купили, на какой концерт сходили, какой мальчик больше понравился и так далее. Но это не интересно. Понимаете, это просто не интересно. Это сначала ничего, потом становится скучно. Все одно и то же. А когда ты пытаешься изменить мир вокруг себя самыми маленькими делами, привлекая к себе сторонников и рассказывая об этом, все получается не так скучно. Жизнь приобретает смысл. По крайней мере, у меня она приобрела смысл в тот момент, когда я перестала жить ради себя. Так получилось случайно. Это не важно. Давайте все-таки вернемся к теме того, как вербовать сторонников.

Валерия Пикуленко, Владивосток:

У меня была мысль… Я все думаю, как ее реализовать. В общем, волонтерство в школе. Именно чтобы волонтеры, как преподаватели по каким-то определенным дисциплинам, доносили до малышей, только-только развивающихся. На самом деле, семья должна доносить. Но у нас институт семьи немножечко…

Ирина Ясина:

Ну, семья тоже своеобразная бывает. Иногда лучше, чтобы ничего не доносила.

Валерия Пикуленко, Владивосток:

У нас была очень хорошая школа, там были очень хорошие преподаватели, и только благодаря этому, я считаю, у меня образовалась личность. Поэтому считаю, что через школы.

Ирина Ясина:

Со школами тоже бывают проблемы. Недавно мы даже сняли программу про одну благотворительную акцию в школе. Там история была такая. Обыкновенная школа в Москве, на юго-востоке, в параллели восемь классов, народу полно. Учителя решили провести акцию в помощь Гринпису. Причем, всемирному Гринпису. Дети, пятиклассники, шили каких-то зайцев, и потом, нашив этих зайцев, продавали их своим родителям и прочим гостям школы, чтобы вырученные деньги передать Гринпису. Акция не задалась. Потому что на моменте сбора денег в единую копилку у детей заклинило. Большинство из них, хотя были все-таки и другие, не хотели отдавать все. Хотели часть оставить себе. То есть, процентов тридцать-сорок себе. Остальное в общую копилку. Были и другие инциденты. Ребенок покупал у своего одноклассника зайца и продавал его, через две парты, уже в два или три раза дороже. При этом говорил, глядя на преподавателя честными глазами, что работал над этим зайцем три месяца. Корячился. Ну, то есть, плохо получилось. Но дело не в том, что собрали копейки, которые не нужны этому всемирному Гринпису. Акция была сама собой дискредитирована. Стали думать, что не так? Ну, во-первых, конечно, зачем помогать всемирному Гринпису, если твоя школа находится в маленьком районе, где и так много проблем. Я все про своих кошек и собак, почему нельзя, вместо того, чтобы помогать всемирно, найти приют для брошенных животных у себя в районе, он там есть наверняка. И те две тысячи рублей, которые собраны от продажи зайцев и которые для всемирного Гринписа вообще фигня и не имеют право на существование, для приюта в районе Кожухово очень много значат. Почему не отдать туда? И не пойти туда всем вместе, с детьми, чтобы они там насыпали в миски корм, купленный на собранные деньги. Это же совершенно по-другому будет действовать. Абсолютно. А, потом, наверное, учительницы должны объяснить до начала продажи зайцев, что это такое определенное действо, когда забота о собственной выгоде каким-то мистическим образом должна исчезнуть. Проще сказать: «А что ж вы хотите? Время такое! Дети такие!» Действительно, так проще, но не правильно. Надо объяснять и объяснять. Этот случай, про который мы даже программу сняли, показал мне, как много во взрослых головах глупостей, которые передают детям. Не навязывают, а передают. Откуда детям знать другое? Неоткуда. Поэтому и получается такая ерунда. Поэтому, конечно, собственным примером, рассказывая о нем, конечно, привлекая сторонников. Мы с вами вдруг стали говорить о благотворительности, хотя тема первоначально была шире и больше. Но это естественно, потому что каждый из нас может проявить свою самостоятельность и свое самостояние в очень простых делах, которые окружают нас каждый день. Для этого не нужно говорить: «Ну, так, понятно! Вам там, в Москве, проще на все влиять». Ничего подобного. Влиять может каждый, на своем месте, если мы примем за максиму выражение, что уровень жизни – это не только деньги в кармане, это еще и вид из окошка. Друзья мои, я бы хотела, чтобы вы начали задавать мне вопросы на совершенно любые темы. А я бы стала на них отвечать, и таким образом у нас с вами получилась бы дискуссия. Это может быть и благотворительность, и политическая система, все, что угодно. Я готова. Вы подумайте, конечно. Я понимаю, что это неординарное предложение. Вам никто никогда не предлагает задавать вопросы.

Валерия Пикуленко, Владивосток:

У меня основной вопрос о том, ради чего я здесь, в общем-то, и нахожусь. Мне не хватает информационной поддержки, общения с уже знающими людьми. Я только на пути к собиранию, к становлению какого-то движения у нас в Приморском Крае, потому что движения у нас практически нет, в пользу гражданского общества, самоопределения и так далее, и так далее. Могу ли рассчитывать на такого рода поддержку, чтобы мне было легче? Коучинг, в некотором роде. Спасибо.

Ирина Ясина:

Хоть расстояние между нами и большое, почему нет? Просто, ваша задача – сформулировать свои потребности. Это всегда бывает очень непросто. Знаете, всегда кажется, что мне никто не помогает. А ты попросил? Хорошо, попросил. А ты попросил вообще? Или ты сформулировал, что именно тебе надо? Как только вы сами формулируете свою потребность, помочь намного проще. Поэтому тут обоюдная игра, в которой мы, конечно, готовы принимать участие, обоюдные действия. Надеюсь, что все получится. Давайте, почту свою оставлю. Настя ее запишет.

Святослав Ховаев, Пермь:

У меня больше политический вопрос. Сейчас, как раз, идет активное позиционирование господина Прохорова. Он пошел в политику. Меня интересует Ваше мнение, как Вы ко всему этому относитесь.

Ирина Ясина:

Сложно я к этому отношусь. Мне Прохоров звонил и предлагал вступить в партию. Я сейчас как раз сижу и думаю, надо мне это, или нет. Я понимаю, для чего я ему нужна. Чтобы свою репутацию немножко «подпереть» моей. Это чисто вампирский подход. Почему нет? В принципе, по поводу этого проекта: я не максималист. Я не считаю, что «полюбить, так королеву, проиграть, так миллион». Я считаю, что в ситуации, в которой мы живем, у нас не будет никаких немедленных революций, немедленно не появится волшебник на голубом вертолете, не устроит нам демократию, выборы и так далее. Только медленно и постепенно, медленно и постепенно, отвоевывая у власти, шаг за шагом, право на достоинство, право на выборы, право на… и так далее, и тому подобное. Все ли средства хороши в этом движении? Конечно, не все. Но, если есть возможность создать какую-то легальную структуру, в случае с «Правым делом», которое, видимо, будет переименовано, мы конкретно говорим о Прохорове, я бы это поддержала. Потому что меня дико раздражает, что из общественно-политического лексикона вообще исчезли правые лозунги. Их нет. Вот конкретный пример: Трудовой Кодекс. Вы, наверное, все знаете, какие там должны были бы быть инновации, за которые, кстати, Прохоров очень горячо выступает и лоббирует их. Например: начали говорить, что Прохоров выступает за введение 60-часовой рабочей недели. И все на него обрушились со словами, что это кошмар, это эксплуатация, это недопустимо и так далее. И Единая Россия, и Справедливая Россия, и коммунисты, все легальные партии, которые оккупируют телевизор и, соответственно, мозги людей, потому что, все-таки, сколько бы мы с вами ни сидели в Интернете, граждане нашей страны преимущественно смотрят телевизор. Поэтому имеем то, что имеем. Что там неправда? Все неправда. Потому что его предложение по 60-часовой рабочей неделе формулировалось совершенно по другому, то есть, в точности до наоборот. Что если работник хочет, разрешить ему совместительство, на его же рабочем месте. Это сейчас невозможно, мы можем по действующему Трудовому Кодексу быть совместителями еще где-то и работать еще 60 часов в неделю, то есть, 40 и плюс 20 на полставки (что это такое?), ездить туда-сюда. Но если нам хочется, заставить нас нельзя. Если нам хочется делать это на своем трудовом плацдарме, то почему нет? Это было бы удобно. Перевернули все с ног на голову! Объявили его человеком, который пьет кровь христианских младенцев! Ему это надоело. Говорит: «Почему я не могу высказать нигде свою точку зрения?!» Мне тоже очень надоело, что вообще отсутствует риторика, такая вот… Понимаете, дурное слово, социальная риторика, в устах Единой России, Справедливой России и так дальше. Потому что это чистой воды популизм. Все разговоры о повышении пенсионного возраста – то же самое. Про Прохорова все кричат: «Ах! Он хочет, чтобы повысили пенсионный возраст!» Ну, ребята, во-первых, существует абсолютно четкое понимание того, что, хочу-не хочу, а это необходимость. И людям нужно объяснить, что будет, если не повысить пенсионный возраст. Нужно объяснить, какова ситуация на сегодняшний день. Этого не делает никто. Это готовы делать какие-то редкие независимые эксперты, но кто же их услышит? Значит, думская трибуна для того, чтобы проводить какие-либо реформы, абсолютна необходима. Потому что иначе вообще не услышат. Нет сейчас во власти не популистов. Ни одна партия не играет такой роли. Значит, это легкий крест? Это очень тяжелый крест. Будут люди голосовать за партию, которая будет им говорить, что надо работать, а не отдыхать? Будут. Потому что ваше поколение уже понимает, что надо работать, а не отдыхать, и что «на осинке не родятся апельсинки». Предприниматели понимают. Понимаете, нужна партия, которая будет выражать интересы трезвомыслящих людей. Потому что Единая Россия –  это совок в чистом виде. У меня был спор на телевидении с депутатом Исаевым, это который как раз, комитет по труду и так далее. Это какой-то ужас! Мы с ним говорили про тот же пенсионный возраст. Мы с ним договорились, что нужно повышать, потому что это очевидно. К тому же, есть возможности, которые не затрагивают людей моего возраста, которым под пятьдесят. Конечно, нам уже не надо повышать пенсионный возраст. Есть огромное количество профессиональных слоев: военные, пожарники, милиционеры, которые вообще уходят на пенсию в 35 лет. И потом они могут работать, получая двойную зарплату, и так дальше. Ну, про пожарников – ладно, но вот ментам, я не думаю, что надо это оставлять. По крайней мере, это нужно записать отдельной строкой в бюджет их министерства, а не общего пенсионного фонда. Существует миллион всяких возможностей, надо работать. Мы об этом договорились с Исаевым на телевизоре, все нормально. Потом я ему говорю: «Только вот, Андрей, надо же сейчас объявить о том, что Вы повысите пенсионный возраст тридцатилетним. Ведь они должны строить свою жизнь, исходя из того, что их пенсионный возраст будет повышен. Более того, человеку в 25, в 30 лет это не страшно». Исаев говорит: «Нет. Мы не будет это объявлять!» Я говорю: «А смысл, тогда, какой? Вы не будете это объявлять, пока им тоже не будет пятьдесят, да?» А тогда уже будет поздно. Потому что они не успеют построить свою жизнь, исходя из. Значит, его политика – это политика популистская. Я абсолютно уверена, что если найти слова, объяснить можно. Потому что не у всех людей мозги загажены социализмом. Понимаете? Поэтому я считаю, что Прохоров прав. А его личный имидж, Куршавель и так далее, про что все говорят, лично меня, честно говоря, это вообще не напрягает. Потому что человек не женат, его личное дело, с кем он спит. Ежели бы, у него была жена, это было бы ее, тоже личное, дело. Но у него жены нет. Утекло это в прессу – это происходит во всем мире. Никаких проблем с этим нет. Это плохо для политика, конечно, но, вообще-то, это было какое-то время назад. Люди, вообще-то, меняются. Может быть, он стал другим, осмыслил, и так далее. Меня лично это действительно не интересует. Я знаю, что есть большинство людей, которых это интересует. Тем не менее, вот, понимаете, Берлускони, МММ – и ничего. Хороший премьер-министр, за него пол-Италии голосует. Надо научиться не обращать внимания на мелочи. Если он покажет свою эффективность в других моментах, то мне на Куршавель наплевать. Если в его деятельности только Куршавель – тогда плохо. Ну, тогда, значит, он и не должен идти. Почему ему это надо, я, в общем, поняла. Потому что он уперся в необходимость объяснять обществу, что надо двигаться вперед. Потому что модернизация – это не только железки, и не столько железки. Модернизация – это изменение наших с вами мозгов. До тех пор, пока они не изменятся, ничего не будет. Будет Сколково, маленькое такое. И все. Абсолютно. Ответила? Давай!

Александр Кожевников, Пермь:

У меня два вопроса. Первый о системе образования, которую ввели, согласовала Единая Россия. О том, что будет платная, по сути, и узкая специализация. Как Вы считаете, к чему это приведет? В принципе, мои догадки понятны, что пойдет полнейший отказ от школьной системы образования. Уже сегодня ЕГЭ отграничили от школы. Фактически, можно хорошо сдать ЕГЭ и поступить в университет. То есть, учиться на отлично и хорошо не так обязательно, как это было раньше. Что вообще будет с системой школы, и как нам дальше? И второй вопрос об институте бизнес-инкубаторов. Вы как считаете, приживется? И какой у него функционал вообще сегодня?

Ирина Ясина:

Начну с бизнес-инкубаторов, потому что проще. Ничего не будет. Объясню, почему: потому что если в стране выращивать одного предпринимателя и мешать всем остальным, ничего хорошего не будет. Уймите ментов, уймите все эти регистрирующие органы, и никаких бизнес-инкубаторов не понадобится. Люди сами будут этим заниматься. Вот глубокое мое убеждение. То есть, учить надо! Но при этом нужно еще не мешать. Ну вот. Вопрос об образовании сложнее. Я пыталась понять, какая, собственно, сермяжная правда есть в предложенной реформе. Потому что допустить, что там вообще ничего нет, и ее писали вредители, я не могу. Зная немножко систему нашего государственного управления, я понимаю, что изначально там была какая-то здравая идея, которую потом: а) извратили, б) плохо о ней рассказали. Но изначально здравая идея была. Я потратила некоторое количество времени, чтобы эту здравую идею вынуть. У меня, как мне кажется, получилось. Опять же, не говорю, что это хорошо на выходе. Что мы имеет с нашим образованием сейчас? То, что оно превратилось во всеобщее высшее образование. Это факт. Кто в этом виноват? Наличие армии, в которую никто не хочет идти служить. А, все-таки, все ВУЗы получают отсрочки. Или архаическое представление о престижности, что тоже важно. Быть каменщиком не престижно, быть слесарем не престижно, а быть, скажем, юристом престижно. Притом, что с юридическим дипломом можно не найти себе работу никогда, а у того же Прохорова на заводе, он об этом открыто говорит, слесарь шестого разряда получает до ста тысяч рублей. Пойди, заработай, когда ты начинающий юрист, такие деньги. Тем не менее, наша система образования так устроена, что она кует эти вот кадры. Возьмем как пример меня: то, что я гуманитарий, было понятно класса с первого, максимум, со второго. Зачем родное государство на свои деньги пичкало меня физикой и химией, я не знаю. Я забыла их в тот момент, когда сдала. Причем, сдала с трудом, переписывая со шпор и так далее, и тому подобное. На фиг мне это было нужно? Если социалистическое государство богатое, то вполне понятно, что ему было, в общем, всеобщее образование одинаково. То когда государство начинает считать деньги, ему должно быть важно, надо меня учить физики и химии, или бесполезно, или я просто не хочу. Конечно, существуют дети, специализация которых не ясна так быстро. То есть, сидят они до 11-го класса и думают: то ли я ботаник, то ли я физик, то ли я учитель литературы. Но таких, согласитесь, мало. В общем, вполне понятна специализация человека. Про то, что платно, Саш, это миф. Есть стандарты образования, которые, в отличие от стандартов медицины, очень четко прописаны. И бесплатным остается все то, что входит в пакет обязательных стандартов. Это очень широкий пакет. Кто про платное миф пустил, я не знаю. Перечень обязательных меня шокирует. Что такое ОБЖ и что такое «Россия в мире»? Я, конечно, могу догадаться, но как и кто будет этому учить, мне страшно представить. Но это я рассказала про идею, которая, видимо, была правильная. Но потом на нее пошли накрутки, которые ее абсолютным образом извращают. Что с этим делать? А Бог его знает! То есть, понятно, что без глобальных реформ все это работать не будет. Да? Если не сделать армию контрактной, представить себе, что люди не пойдут в ВУЗ, зная, что их ждет? Год, не год, все равно успевают испортить сознание, а иногда и здоровье в нашей советской армии. Черт его знает. Не получится. Реформа образования тоже не бывает, как любая другая реформа, в отрыве от всех остальных. К сожалению. Очень хочется все отдельно сделать, построить в отдельно взятой стране социализм. Нет, не получится. Но благая идея там есть. Если предположить, что в стране будет экономический рост, необходимы люди квалифицированных рабочих специальностей. Это, конечно, тоже реформа образования. Потому что на сегодняшний день, когда вот эти самые слесари и токари шестого разряда завтра выйдут на пенсию, их вообще некем заменить. То есть, надо менять понятие о престиже, а это должна делать школа. Сделает она, или нет – другой вопрос. Я не очень верю. Но я понимаю, что нужно. И третье, и последнее: наши стандарты образования очень сильно завышены. Плохо это, или хорошо? Конечно, плохо. Потому что мы не знаем и не учим всего того, что должны знать по стандарту. И привести ситуацию в некое соответствие желаемого с действительным – это тоже суть этой реформы. Сделают, или нет? Очень сомневаюсь, что сделают. Я рассказываю только о том золотом зерне, которое было изначально. Но, вообще, ужас.

Реплика:

У меня два вопроса. Вы говорили о правых либеральных партиях. В связи с этим у меня вопрос, как Вы относитесь к партии Народной Свободы, и их шансы на регистрацию? И второй вопрос: как мне кажется, в последние годы понятия «либералы» и «либерализм» очень сильно дискредитированы. Что нужно и можно сделать, чтобы изменить ситуацию и что-то повернуть у людей в головах? Спасибо.

Ирина Ясина:

Спасибо. К партии Народной Свободы отношусь хорошо. Даже очень хорошо. И была даже одним из людей, которые стояли прямо у ее истоков. Без ложной скромности скажу, что гонцом от Милова, Немцова и Рыжкова к Касьянову ездила я. Сказать ему, что «Михаил Михайлович, они хорошие, они ничего плохого, не МММ. Давайте вместе». Не зарегистрируют, я думаю, точно. Процентов 100 даю. Хотя, естественно, если бы их зарегистрировали, я первая бы вступила в эту партию. Потому что это то, что мне нужно. Они созданы не по велению Кремля, а по собственной воле. Есть люди, которые их поддерживают, и так далее. Но, понимаете, наша власть хочет создать видимость «движухи», а не «движуху». Пока. На этом поле. Я как-то встречалась с неким кремлевским мудрецом, который мне говорил: «Ну, придумай что-нибудь, чтобы оживить поляну. Потому что у нас такая задница, извините, у нас люди на выборы не пойдут. Потому что понятно, кто победит. То есть, игра вообще не имеет смысла». Я говорю: «Отлично. Зарегистрируйте партию Народная Свобода, и будет вам «движуха». Нет? Ладно, второй вариант предлагаю. Устроить, мы же это проходили в Советском Союзе, демократическая платформа в КПСС, Устроить раскол Единой России. Это кусок за Путина, это кусок за Медведева. Вот тебе и «движуха», и все пойдут на выборы». «Нет, – говорит. – Пытаемся устроить «движуху» там, где ее нет. Так не бывает». А второй вопрос? А, либерализм. Это сложная, очень сложная штука. Понимаете, абсолютно естественно то, что произошло. К сожалению. Потому что провести реформы, которые были в 90-х годах, меньшей ценой было невозможно. Большей – да. Меньшей – невозможно. Потому что позади у страны было 70 с лишним лет советской власти, которые изуродовали все, включая мозги. Самое страшное, что ни одна страна мира не может быть нам примером. Как говорил когда-то Чаадаев: «Россия существует для того, чтобы показывать другим странам, как не надо». Понимаете, с таким багажом, какой был у нас, иначе пройти 90-е годы, после банкротства СССР, было невозможно. Естественно, люди, которые за уши вытаскивали страну из болота, стали нелюбимыми. Как бы ни объясняли мы, если даже представить, что были бы правильные слова, все равно объяснить очень сложно. Когда человеку конкретно становится хуже жить, а вчера было все в порядке, пенсия, и так далее. А потом, люди ведь забывают плохое о Советском Союзе. Я эту массовую амнезию вообще не понимаю. Как это произошло, что они все забыли, как мы стояли в очередях? Все только и говорят о том, что был кайф. А я помню другое. Я же тоже уже не девочка была. Я помню, как я стояла в очереди, беременная, за детским мылом три часа. Нормально? С пузом, на восьмом месяце, очень мне было хорошо. Это один, самый яркий пример, а этих примеров каждый день было сколько угодно. У родителей своих спросите. Вон, Георгий Александрович Сатаров пришел, он тоже, наверное, стоял в очередях. Ну, конечно. Да много чего было, не только очереди. И «Ленинский университет миллионов» по телевизору был. Мы все с вами рассказываем, какую нам сейчас фигню показывает телевизор, а я могу рассказать, какую нам фигню показывали тогда. Притом, что не было ни Интернета, ничего, только книжки читали. Но, правда, умнее не становились. Поэтому, к сожалению, абсолютно естественно, что плохого гонца убивают, расстреливают. Либералы были именно теми людьми, которые взялись всю эту дрянь перемалывать. Маятник качнется. Не сразу, конечно, не сразу. Слово жалко! Слово, кстати, умное, и КГБшники сразу отдали его Жириновскому. Действительно, я – либерал-демократ. Но я не имею никакого отношения к Жирику. Абсолютно. Только ждать и работать, вот единственное, что нам нужно, чтобы эти слова реабилитировать. Да, конечно.

Валерия Пикуленко, Владивосток:

Я бы хотела Вас спросить. Тут вот речь зашла о партиях, как Вы относитесь к партии Пиратов России, и есть ли у них вообще хотя бы какое-то будущее?

Ирина Ясина:

Я даже их не знаю.

Валерия Пикуленко, Владивосток:

Пиратская партия? Все ясно. А группа «Война»?

Ирина Ясина:

Группу «Война» очень люблю.

Валерия Пикуленко, Владивосток:

Вот, я еще хотела насчет них спросить. Это нормально, что государство сейчас обращает на них внимание и даже дает им премию в сумме четыреста тысяч? И будет ли это дальше развиваться у нас в России?

Ирина Ясина:

Нет, Валь, у Вас в голове небольшая путаница. Государство им не дает премию, а дает экспертный совет при МинКульте, где нашлись смелые люди. А государство по этому поводу даже, насколько я помню, как-то возмутилось. Мое личное мнение, что как ни относись к их творчеству… Хотя, я считаю, что этот самый фаллос на Литейном мосту, это гениально. Вот просто абсолютно гениально. Креативность ребят и их тяга к гражданскому сопротивлению, вот этому самостоянию столь велика, что я могу только аплодировать. Мне они нравятся. То, что государство дало премию, хотя государство к этому в данном случае не имело отношения, не Надежде Бабкиной, а группе «Война», значит, что эти ребята из экспертного совета тоже проявили самостояние. Тоже стали самостоятельными людьми, захотели выразить свой протест. Потому что так бы дали Надежде Бабкиной. Точно. Тем более что она к Путину в Народный Фронт уже вступила. Так что, к группе «Война» я отношусь хорошо.

Валерия Пикуленко, Владивосток:

Просто группа «Война», у них такая политика, они деньги абсолютно не зарабатывает. Даже не знаю, как к этому сейчас самой относиться. Они воруют в супермаркетах, причем, воруют публично. Допустим, курицу в юбку засовывают…

Ирина Ясина:

А вот я не знаю про то, что воруют, честно говоря.

Валерия Пикуленко, Владивосток:

Да, они вообще не покупают продукты в магазинах, и это у них тоже отчасти как акция.

Ирина Ясина:

Давайте я не буду комментировать то, про что не знаю. Вот про это я не знаю. То, что они не зарабатывают, вообще, художники очень мало зарабатывают. Ну, вот, что-то они придумывают. Может быть, так: они зарабатывают юристами-экономистами, а в свободное от работы время являются группой «Война». Понимаете, я не могу обсуждать их карман, я могу обсуждать их акции, которые мне нравятся.

Максим Сальников, Волгоград:

Из уст нашего президента звучало, что сейчас надо повышать престиж рабочих профессий. Да, об этом сейчас все говорят, всячески муссируется эта тема. Но как быть с тем, что не хватает рабочих мест, нет, не рабочих мест, людей? Вот, допустим, в нашем городе на заводе рабочий получает 7-8 тысяч. О каком престиже, о каком разъяснении может идти речь? Я, честно говоря, когда слушаю – не понимаю. Просто мне кажется, что если бы предприятия нуждались в рабочих, все бы делали, как делает, как Вы сказали, Прохоров. Все бы повышали зарплату. Пока такого не будет, мне кажется, как ни разъясняй, ничего не произойдет.

Ирина Ясина:

Максим, Вы абсолютно правы. В тот момент, когда они перестанут орать, что у них нет рабочих, а повысят им зарплату, тогда повысится престиж. Я абсолютно согласна. Но говорить об этом нужно обязательно. Понимаете, тут же вопрос не в том, что директор получает 250, а рабочий 8. Правильно, в этом. Конечно. Но до тех пор, пока сами рабочие этой ситуацией не возмутятся, ничего не будет. Понимаете, это опять вопрос о личном достоинстве, к сожалению, никуда не денешься. Только так. Медленно и постепенно, отстаивая собственное достоинство. Профсоюзы должны быть. Прекратить терпеть Шмакова, объединиться в профсоюзы.

Максим Сальников, Волгоград:

Вы понимаете, профсоюзы у нас все фактически относятся к Единой России.

Ирина Ясина:

Хорошо, сделайте независимый профсоюз, господа рабочие. Понимаете, до тех пор, пока мы сами не начнем трепыхаться, все так и будет. Ну, никуда ты не денешься. Не повысишь, не заставишь какого-нибудь предпринимателя Иванова платить рабочим много, пока рабочие сами не скажут: «Парень, так мы все пошли. Аля-улю, до свидания!» Еще были вопросы. Да, пожалуйста.

Дарья Малюгина, Пермь:

Ирина Евгеньевна, я бы хотела спросить по поводу событий в Северной Африке, а именно, про Ливию. То есть, какого Ваше мнение по поводу этих событий? Хотелось бы узнать либеральную точку зрения по поводу того, что там сейчас происходит. Спасибо.

Ирина Ясина:

Сложный вопрос.

Бомбить плохо, да? Муаммар Каддафи никому не нравится. Вот я лично свою точку зрения выскажу, мне он очень не нравится, очень противный парень. Но почему вдруг все так завелись, я тоже не очень понимаю. Его терпели много лет, много десятилетий, я бы даже сказала, и поставляли ему оружие, не просто терпели. То есть, то, что нефть покупают, оружие продают – это нормально, как всегда. Потом, значит, у него возникла оппозиция. Все стали поддерживать оппозицию путем бомбежек Муаммара Каддафи. Мне это не очень нравится. Наверняка другие люди скажут, что оппозиция точно такая, как он. Я считаю, что они сами должны разбираться. Проблема в том, что у Муаммара Каддафи очень много оружия, которое мы и западные страны ему и напродавали. Но это процесс мировой торговли, тоже никуда не денешься. Понимаете, еще же у нас перед глазами пример Саддама Хусейна. То же самое и было, после чего там началась постоянная гражданская война, в Ираке. А с другой стороны, в том же Ираке, развалятся они на три части, ну и что? Будет отдельно шиитский Ирак, будет отдельно суннитский Ирак, отдельно будет курдский кусок. Я не вижу в этом ничего страшного. Я довольно далека от этих политических проблем. Я в данном случае не поддерживаю, конечно, бомбежки. Не могу с этим согласиться, никак. Вроде, Каддафи плохой, и эти. Но мне нравится то, что устроили в Тунисе, вот это сто процентов. Мне нравится то, что устроили в Египте, это сто процентов. Потому что это какой-то более позитивный сценарий, понимаете? Кстати, любопытно, я тут вычитала, что в Тунисе произошла наиболее мирная передача власти. Никаких там особых исламистов не появилось. Оказывается, в Тунисе, интересно, самое большое количество, по сравнению со всем арабским миром, выпускников высших учебных заведений. Очень интересно. Вот как уровень образования влияет на ход развития страны. А, вот, думаю, что в Ливии это, в общем, минимально. Поэтому и с той стороны людоеды, я боюсь, и с другой. Я, вот, когда кадры смотрю по euronews, что там происходит, мне, конечно, страшновато. Вот, Даш, поэтому не могу особо… Могу только сказать, что не нравится. Дорогие друзья, у нас есть время еще на один вопрос, а потом уже Георгий Александрович.

Реплика:

Я хотел предварительно уточнить. Немножко вернусь назад. Вы говорили про предметы, обязательные в школах, в частности, про ОБЖ. Вы считаете, что ОБЖ не нужно вводить?

Ирина Ясина:

Я не знаю, что это.

Реплика:

Основы безопасности жизнедеятельности.

Ирина Ясина:

Это что? По-русски так нельзя сказать!

Реплика:

Нет, я понимаю. У нас был этот предмет в школе. Я просто хотел сказать, что большинство из нас здесь из городов, но подавляющая часть населения России, в том числе школьников, живут в маленьких городах и в деревнях, в поселках. И в этом предмете объясняется, как себя вести в каких-то экстремальных ситуациях, в тех или иных сложных ситуациях, где человек остается один на один с природой, один на один с чужими людьми. Это, мне кажется, с точки зрения применимости, очень важный предмет, и его убирать не надо. В любом случае. Я не объясню сейчас в научных терминах, тем более, Вы, наверное, не поймете.

Ирина Ясина:

Нет, ты лучше простым языком, научным не надо. Что это такое?

Реплика:

Ну, это, наверное, тот предмет, который помогает защищаться от экстремальной внешней среды.

Ирина Ясина:

Объяснить это можно за один урок.

Реплика:

Почему за один урок?

Ирина Ясина:

Ну, за два. Знаешь, как нам объясняли? У нас был предмет, гражданская оборона. Нам объясняли, что после ядерного взрыва человек глохнет, слепнет, становится раздражительным. Нет, серьезно. Урок был раз в неделю, в течение года. Весь год нам объясняли, как противогаз надевать. Ребят, ну это все смешно!

Реплика:

И учителя там не профильные идут. То есть, вот ведет он математику, и он вел у нас ОБЖ. Я думаю, что у многих тоже такие ситуации были. То есть, не так серьезно относятся к этому в школах, и, соответственно, такое мнение в обществе. Но я думаю, что нужно относиться более серьезно. По крайней мере, задуматься.

Ирина Ясина:

Согласна, но только это не на целый год.

Реплика:

Ну, может, на полгода.

Ирина Ясина:

Даже меньше. Ребята, дорогие, мы сейчас с вами уже с вопросами, по-моему, закончили. Мы сейчас немножко отдохнем. Чуть-чуть. 10 минут. Потом Георгий Александрович расскажет вам много всяких интересных вещей.

Поделиться ссылкой:

Ирина Евгеньевна ЯСИНА

Вице-президент фонда «Либеральная миссия»

Ирина Ясина:

Я очень рада вас видеть на семинаре «Я думаю». Меня зовут Ирина Ясина, я руковожу этим семинаром, этим проектом. Семинар организует фонд «Либеральная миссия», его президентом, руководителем является мой отец, Евгений Григорьевич Ясин. Я его верный помощник. Это та семейственность, которую мы пестуем, любим и стремимся к тому, чтобы она была заметна, потому что хорошая наследственность – это дело святое. Я много лет помогаю делать этот семинар. Проводим мы его четвёртый год, до этого и одновременно с этим существует клуб региональной журналистики КРЖ, который, по сути, представляет собой те же самые семинары, но только для региональных журналистов, а не для региональных студентов. Это чисто просветительский проект, который нацелен на то, чтобы дать вам немного альтернативную точку зрения. Альтернативную, по крайней мере, тому, что вы можете видеть по телевизору, если вы таковой смотрите. А если вам альтернативная точка зрения не нужна, вы можете её послушать, а потом никогда в жизни ею не пользоваться. Поскольку мы либералы, мы совершенно не настаиваем на том, чтобы она была вашей точкой зрения, и что вы должны придерживаться её, совсем нет. Но то, что вы сюда приехали, для меня, как минимум, означает, что вам интересно, что происходит вокруг, какие события в нашей стране развиваются, в какой стране вам предстоит жить, что менять и к чему прикладывать свои силы. Поэтому я заранее предполагаю, что совсем равнодушных и ленивых среди вас нет. Иначе ради чего вы бы приехали в выходные дни? Тем более, хорошая погода, весна, а мы тут не развлекаемся, сидим все два дня, слушаем лекции, обсуждаем, разговариваем. Это совсем не отдых. Другой вопрос, что многим очень нравится, многие говорят: «А давайте мы приедем ещё». Ну, это как Бог даст, так и будет.

Что ещё сказать? Этот проект финансируется одним человеком. Зовут его Дмитрий Борисович Зимин. Как он себя называет, «миллионер-провокатор». Это совершенно замечательный человек, основатель компании «Вымпелком». Если у вас в кармашке есть телефон «Билайн», то это именно его компания. В настоящее время Дмитрий Борисович на пенсии, он 1935-го года рождения, ему исполнится в конце апреля 76 лет. Человек он абсолютно выдающийся, бывший инженер-радиоэлектронщик, закрытый, засекреченный, всю жизнь проживший под грифом. Сейчас скажу, как он называется: особо секретно с какой-то суперважностью, ОСС. Когда Советский Союз перестал финансировать все эти военные разработки, потому как деньги кончились, Дмитрий Борисович решил заняться бизнесом. В советское время он делал радиолокационный щит вокруг Москвы, похожий на ПРО, потом точно так же сделал компанию «Вымпелком», то есть, торговую марку «Билайн». Мы с ним замечательным образом дружим, давно, и он нам помогает с этими семинарами, с финансированием, делает это абсолютно открыто, легально через свой фонд «Династия». Я специально вам о нем рассказываю, чтоб вы не думали, что все богатые люди сволочи, которые только и хотят себе в карман запихнуть. Дмитрий Борисович, выйдя на пенсию и продав свой пакет акций на сумму более полумиллиарда долларов, перевёл их в фонд «Династия», который занимается помощью в образовании молодым физикам и математикам. Делает он это абсолютно открыто, спонсирует, помогает и учителям, и студентам, и школьникам, а также молодым преподавателям и молодым учёным. Мы попали каким-то образом в число даже не физиков, химиков и математиков, но как-то нам повезло, видимо, мы понравились ему своей идеей.

Ещё скажу о нашей истории, и после этого займёмся душеспасительными разговорами о том, зачем всё это нужно. Клуб региональной журналистики был частью проекта под названием «Открытая Россия», который существовал на деньги Михаила Ходорковского. Это чтобы у вас не возникало никаких вопросов, если вы об этом найдёте в Интернете. Этот наш «китель с орденскими планками» открыто висит в шкафу, мы очень сильно им дорожим. Михаила Ходорковского мы поддерживаем, как можем. Все, кто тут есть из организаторов, а их двое, тех, кто постарше: Сергей Суслов и Ирина Сычёва, работали в «Открытой России». С тех пор мы вместе. Нас было намного больше, но это последний проект, который остался. Это чтобы не было вопросов по поводу нашей социальной ориентации, она у нас ярко выраженная и совершенно нескрываемая. Несмотря на то, что я открыто всем говорю, что я была директором фонда «Открытая Россия», и с Ходорковским состою в близких, почти дружеских отношениях, поскольку он мой работодатель, тем не менее, меня включают в Президентский Совет, зовут на какие-то бесконечные «стратегии 2020», в комиссию по модернизации. Видимо, у ребят настолько плохо с идеями, что даже такой оппозиционер, как я, им люб и мил. Я одновременно придерживаюсь точки зрения, что «с паршивой овцы хоть шерсти клок», и сотрудничаю с Единой Россией по каким-то конкретным проектам, например, по проекту инклюзивного образования. Это образование для детишек-инвалидов, которых в нашей стране никто ничему не учит, а если и учит, то очень неправильно. Если будет к этому интерес, я потом подробно расскажу, что это такое. Почему с Единой Россией? Я их не очень люблю, точнее сказать, не люблю, но такую глобальную вещь как образование для детей-инвалидов невозможно продавить без участия государства, никоим образом. Ну, вот, как-то удалось их уговорить, и они теперь в качестве тарана это дело пробивают. Но если пробьют, будет замечательно. Я не живу по принципу «любить, так королеву, проиграть, так миллион». Я чётко придерживаюсь так называемой «теории малых дел» и считаю, что если мы живём здесь и сейчас, то не надо ждать мировой революции, а нужно пытаться что-то улучшить, изменить, подправить вокруг себя, пускай маленькими шагами, потому что рано или поздно это даст изменение общей атмосферы. Это моя личная точка зрения, и многие мои друзья-либералы её не разделяют. Они считают так: «Ты, Ясина, сотрудничаешь с Кремлём». А я по поводу инвалидов готова сотрудничать даже с чёртом или дьяволом, и если что-то получится, то буду рада. А вы сидите и ждите мировой революции.

На этом я заканчиваю вступление и хочу задать один вопрос, кто из вас тут не в первый раз? Вы. Вы из какого города? Из Таганрога. Очень рада, есть у нас в Таганроге Алёша Строганов из КРЖ, который нам таганрогскую династию и собирает всегда. Вот тут Настя Степанова, моя любимая слушательница, она из города Владимира. Она когда-то ездила на КРЖ, так как рано начала, теперь живёт и работает в Москве, но на семинары продолжает ездить. Подавляющее меньшинство слышало, о чём здесь будут говорить. Хотя, надо сказать, все, кто будет выступать не в первый раз, всегда обновляют свои лекции. Вряд ли, даже если вы слушали Архангельского или Сатарова, или моего батюшку, вы услышите ровно то, что вам когда-то приходилось слышать. Всегда наши лекторы работают с чистого листа, тексты читают не по бумажке, поэтому реагируют на моменты, которые происходили вчера. На этом вступление закончено, начнём по сути.

Я долго думала, что говорить. У нас тема, что человек может изменить вокруг себя. Может ли он что-то начать потихоньку раскачивать, как-то изменить среду, тем самым примирить своё существование с необходимостью добрых дел, если таковая у него существует? Каждый раз жизнь вносит коррективы в то, что происходит, каждый раз что-то обновляется. Хочу вам рассказать, что позавчера мне со страшной силой повезло. Я была на праздновании годовщины радиостанции «КоммерсантЪ FM», а ещё важнее, на благотворительном концерте Юрия Шевчука, где была потрясающая атмосфера и фантастические новые песни. Я надеюсь, Серёж, мы можем новые песни достать, у меня в ЖЖ, я запостила. Это новая песня, «Свобода». Потом можно её просто послушать, не обязательно сегодня, можно завтра. Но это просто потрясающе. Я слушала Шевчука в девяносто каком-то лохматом пятом году, конечно, мало понимая, что будет впереди. Собственно, и нельзя было этого понимать. А позавчера я увидела совершенно потрясающего человека. Каким-то образом он один среди всех деятелей эстрады, рока оказался неравнодушным к тому, что происходит вокруг нас. Почему так? Макаревичу всё равно, Гребенщикову всё равно, другим рокерам всё равно. Они встречаются с Президентом Медведевым. И даже такие «острые» люди 90-х годов как Костя Кинчев либо сошли со сцены, либо превратились в соглашателей. А вот этот парень пошёл совершенно другим путём. Песни у него острые, о том, чтобы питерские ехали в свой любимый город. Потом послушаете песню «Свобода», премьера которой была на этом благотворительном концерте. Сам благотворительный концерт был уникальным. У нас принято, что если мы устраиваем что-то благотворительное, то обязательно в помощь больным детишкам, «розовым и пушистым» слоям населения, а этот концерт был в пользу людей, которые находятся в клинике для больных алкоголизмом. Совсем непопулярная тема, у нас считается, что алкоголики и наркоманы – это отбросы общества. Какого чёрта им помогать? Вообще неприлично говорить, что большой благотворительный концерт собирается в помощь таким вот низам общества. Люди лечатся от алкоголизма, на концерте собирались деньги. Шевчук заявил, что зависимость от алкоголя и наркомания – это то же рабство, та же несвобода, которую мы имеем в нашей стране во многих ипостасях.

Вопрос, почему с одним человеком это происходит? Вот это изменение, когда он хочет делать добро, когда он хочет нести какую-то искру божью другим? А почему с другими не происходит? Почему не с Макаревичем, при всей моей любви к нему? Невозможно не помнить «Машину времени» начала 80-х, когда я была в вашем возрасте. Что это такое для нас? Похожим на звучание нынешних песен Шевчука для нас было звучание песни «Поворот», под конец Советского Союза. Потому что вот поворот, вот он, впереди. Мы немножко по-другому, не эстрадно воспринимали слова этой песни, мы видели в ней другой смысл, или хотели видеть. Но, тем не менее, он и там, и сям. А Шевчук борется за Химкинский лес, Шевчук помогает совершенно другим людям. Его песни имеют абсолютно социальное звучание. И я всё время думаю, почему одним нужно, а другим не нужно? Это касается больших людей, того же Ходорковского. Почему-то ему стало нужно в начале 2000-х годов начать огромную программу просвещения. Вот эти семинары, которые мы проводим, были частью большой машины. Самым большим  проектом был проект «Школа публичной политики», когда в 50-ти регионах создавались площадки, чтобы лекторы из Москвы и Питера, очень продвинутые люди, регулярно встречались с местными чиновниками, молодыми бизнесменами, преподавателями, студентами, работниками правоохранительных органов. Такие вот кружки по свободе обсуждения. Почему-то ему это понадобилось? Другим не понадобилось. Есть у меня замечательная подруга, великая честь её так называть, знаменитая писательница Людмила Евгеньевна Улицкая. Почему-то ей нужно было ещё в 70-е годы заниматься благотворительностью, когда никто про это не слышал, никто об этом не знал. Знаете, что она делала? Вместе с её писательско-филологическими подружками, абсолютно милейшими изысканными дамами, помогали бомжам. Об этом никто тогда не думал, в конце 70-х и начале 80-х годов. Знаете, что они делали? Они водили бомжей в баню. Казалось бы, какая ерунда! Они делали это регулярно. Не давали им денег, потому что, как сейчас, так и тогда, было очевидно, что они их пропьют. Они водили их в баню, давали таблетки, приносили тёплую одежду, причём, делали это годами. Хотя Людмила Улицкая очень благополучный человек, она замечательная писательница, переведена на десятки языков мира, у неё огромные тиражи. Если вы не читали её книжки, пожалуйста, почитайте. У неё есть много чего замечательного, но начинать, если не пробовали читать, надо с книжки «Медея и её дети». Потом много чего другого Улицкой можно читать. В данном случае, я сознательно занимаюсь рекламой, потому что это лучшая наша писательница. Мой папа, прочитав её лучший роман «Даниэль Штайн, переводчик», сказал: «Это после Чехова мне понравилось больше всего». То есть, остальных он, между Улицкой и Чеховым, просто спрятал куда-то. Ну, неважно. Я хочу опять поставить этот вопрос. Почему одним нужно, а другим не нужно? Почему у одних есть желание что-то делать вовне, а у других есть желание только вить собственное гнездо, делать что-то только для себя и для своей семьи? Это глубокий момент в нашей жизни, потому что на сегодняшний день в России мы сталкиваемся с ситуацией, когда уровень доверия между людьми минимален. Мы никто никому не верим. Мы говорим: «Они все воруют, они всё равно обманывают, они всё равно делают то, что хотят, им на нас наплевать». Это абсолютно взаимно, нам наплевать на них. Даже терминология такая, «мы» и «они». И мы с вами прекрасно понимаем, что мы с вами – это мы, а они – это они. Про них публикуют список семей, которые управляют Россией, точнее, высасывают из неё все соки. Мы отдельно, они отдельно. Между нами, внутри нас тоже велик уровень недоверия. Есть какие-то люди, которым мы даём взятки, которые берут взятки, которые обещают, но не делают. Это мелкие чиновники, или даже соседи, или даже преподаватели в институте. Никто никому не верит. По социологическим опросам уровень недоверия в стране приближается сейчас к 85%, так мало людей отвечает на вопрос «Доверяешь ли ты кому-нибудь?» положительно. Выше этого в 20-м веке уровень недоверия был только в Германии после Второй Мировой войны. Представляете, каково было там, когда перед этим все были в партии нацистов, а потом сразу надо было начинать жить по-другому? Страна потерпела поражение в кровавой войне, в бойне, которую сама и начала. Недоверие было выше, чем у нас сейчас. Но вопрос надо поставить в позитивном ключе, всё-таки, немцы сумели преодолеть эту ситуацию. И на сегодняшний день это одна из лучших, обеспеченных, экономически успешных стран, в которой всё изменилось. Или те же японцы. Посмотрите, что сейчас происходит, после страшной катастрофы цунами и землетрясения, после ядерной катавасии на атомной станции Фукусима-1.Обратили внимание, что не было зарегистрировано ни одного случая мародёрства? Представляете себе такую ситуацию у нас? Невозможно. Уровень доверия между японцами таков, что можно оставить полуразрушенный дом и не думать о том, что туда кто-то зайдёт. Потому что это кому-то принадлежит. Японцы тоже потерпели поражение в 20-м веке во Второй Мировой войне, и страна была оккупирована. Там было американское управление. Я к чему это всё? Оказывается, что измениться и начать работать над собой проще, оказавшись в ситуации тотального вызова, тотального поражения. Тогда тебе некуда деваться. Например, когда тебя бросил муж, ты начинаешь думать по- другому, что тебе надо быть добрее, милее, заботливее. Есть некий шанс, что со вторым ты будешь вести себя по-другому. Если ничего не происходит, муж никуда не уходит, вы так и живёте, ругаетесь каждый день. Так себе семейка. До тех пор, пока кто-то не хлопнул дверью, мы не начинаем работать над собой. В случае с японцами и немцами это происходило на уровне наций. Мы – страна победителей, но мы живём хуже побеждённых, намного. Это касается и уровня доверия, и бытовых условий жизни. Мы сами прекрасно понимаем, сравнивая уровень жизни в Японии и Германии с уровнем в России, в чью сторону сравнение. Нам сейчас нужно задумываться над вопросом, почему они живут лучше, чем мы, они, проигравшие? Может быть, потому что там нашлось больше людей такого типа, о которых я говорила вначале, которые начинают работать не только для себя, но и для других? При этом совершенно не нужно, чтобы эта работа для других была какой-то глобальной. Я считаю, совершенно не обязательно немедленно попытаться изменить государственный строй, улучшить всё глобально, создать общероссийские движения. Мне кажется, что для начала (я сама так живу) вполне достаточно думать о чистоте в подъезде, о приюте для бездомных животных на соседней улице, помогать тому, кому нужна твоя помощь, и кто брошен. Была встреча в Политехническом музее на лекции, которая называлась «Мифы о благотворительности». Народу было мало, поскольку эта тема не очень популярна в нашей стране. Нас было довольно много на сцене, человека четыре, а в зале было человек сорок, то есть, соотношение было неправильным. Я опять про доверие. Многие люди спрашивали: «Ну, как же заниматься благотворительностью, если потом всё равно эти благотворительные взносы воруют, кто-то на них начнёт наживаться?» Приходилось говорить, что не факт, что воруют. Хотя у меня были случаи, когда я встречалась с такой ситуацией, но они, во-первых, крайне редки, во-вторых, о них сразу становится известно. Вот последний случай такого рода, может быть, вы слышали или читали, если вы живёте в Интернете, вы не могли пройти мимо этой информации. Это информация о фонде Федераций. Не слышали? Помните, в конце прошлого года был концерт, в Петербург приезжали все голливудские звёзды? Там наш великий премьер Путин играл на рояле тремя пальцами и пел песню «С чего начинается Родина?» Это был концерт, на котором собирались деньги якобы для детей, больных раком. Как оказалось, денег было собрано очень много, но ни один ребёнок ничего не получил. Было объявлено, что родители детей получают деньги от этого фонда Федераций и от самого премьера, который пел песню «С чего начинается Родина?» Оказалось, что деньги собрали, но никому ничего не перевели. Этот случай стал известен благодаря тем самым новым социальным сетям, которые существуют в настоящее время. Стоит ли бояться того, что кто-то украдёт? Конечно, это неприятно. Но бояться этого не стоит, надо только сделать это явным, потому что чем больше я вижу информации о том, что кто-то совершил неподобающее, тем больше шансов на то, что этого больше не произойдёт. Вот вчера в журнале вижу фотографию яхты, на которой красивый и толстый префект какого-то московского западного района, по-моему, муниципального округа Ясенево. Он отдыхает. Шикарная яхта, понятно, что там ЖКХ, газ, свет, тепло. От этого чуть-чуть себе урвал. Даже было сказано, что это его яхта, не в гостях где-то, а яхта непосредственно его. Что делать с таким человеком? Ну, во-первых, я думаю, что как только он и ему подобные, такие же, как он, видят такую картинку о себе в таком месте, в котором ее могут видеть все, они уже задумываются. Я, быть может, идеалист, но почему-то считаю, что гласность и открытое осуждение людей, которые делают что-то отвратительное, крайне важны. У них есть мужья, жёны, дети, и, за исключением совсем подлецов, они задумываются о том, стоит ли дальше так делать. Бывают и такие люди, и другие люди, но мы с вами можем увеличивать радиус доверия, потому что нам тут всем надо жить. Кто-то из вас думает, что пускай всё будет так, как есть, а я спокойно себе свалю за границу и там буду жить. Может, кому-то это удастся, но если брать массу даже тех, кто сидит в этой комнате, то я не думаю, что это удастся больше, чем одному проценту. Просто потому что мы там не нужны. Таких, как мы, у них своих много, плюс дикое количество китайцев приезжает, теперь все они образованы, трудолюбивы, говорят на английском. А ещё индусы, а ещё есть Восточная Европа, которая тоже хочет жить в Западной или в Америке. Мы там не очень-то нужны, поэтому нам лучше начать делать что-то здесь, потому что здесь наши папы и мамы, здесь ваши будущие дети, мои имеющиеся. Выбора-то особого нет. Нужно пытаться увеличивать этот радиус доверия, пытаться каким-то образом влиять на происходящее. Даже пускай сегодняшняя наша деятельность кажется небольшой, но, тем не менее, она направлена на то, чтобы другим стало хоть чуть-чуть лучше, чтобы нам стало жить немножко более дружно и спокойно.

Я на этом своё вступительное заявочное выступление заканчиваю, и мне хотелось бы перейти в режим интерактива. Мне хотелось бы узнать, если у вас самих или у ваших знакомых какие-то небольшие благотворительные проекты, которые делаются не для себя и своей семьи, а для других? Детские дома, дома престарелых, кошечки, собачки? Расскажите мне, пожалуйста, об этом. Это очень важно. Пожалуйста.

Дарья Сухинина, Тюмень:

Здравствуйте. У нас в Тюмени есть такой известный фонд «Потеряшки», который занимается помощью бездомными животным. Их везде собирают, к ним приносят, у них есть большая сеть в Контакте и объявления. Мы тоже имеем какую-то причастность к этому, помогаем распространять у себя, и таким образом многим животным помогли найти новый дом.

Ирина Ясина:

Добрые ручки, я сама этим занимаюсь. У нас есть форум «Пёс и кот», вы знаете этот форум, это довольно большие группы. Я там тоже. Кошки – это моя личная благотворительность, я помогаю кошкам. Давайте, ещё что-нибудь расскажите.


Елена Иванова, Оренбург:

У нас есть такое, нигде не зарегистрированное, негласное объединение рок-музыкантов, бард-музыкантов, которые организуют концерты и все собранные деньги отдают, например, мальчику, больному лейкемией, детям, больным раком. Каждый из них считает себя оппозиционером, критикует власть. В нашем городе рок-музыкантам заработать невозможно, это хобби. И это хобби превращается в нечто не только для себя, но и для других.

Ирина Ясина:

А много таких?


Елена Иванова, Оренбург:

Достаточно много.

Ирина Ясина:

Молодцы!

Анна Голованова, Пятигорск:

В нашем городе стартовал марафон «Большое сердце», где деньги, собранные в результате марафона, пойдут детям-отказникам, потому что из бюджета они не финансируются. Весь город, администрация собирает деньги. Есть люди, которые не могут пожертвовать больших денег, они покупают значки с эмблемой этого марафона. И эти деньги перечисляются на счёт тех людей, которые будут пересылать непосредственно этим домам. Я вхожу в студенческий совет нашего города, мы ездим в такую организацию, где детей лечат от ДЦП. Мы с ними играем, помогаем нянечкам, то есть, вкладываем помощь в то, чтобы дети развивались. В нашем городе существует много таких программ. Открывается школа милосердия на базе того, что надо собрать лишь медицинские справки и помогать медсёстрам с детьми-отказниками. Ты сам учишься ухаживать за детьми. Тем самым помогаешь няням, чтобы они лучше справлялись. Всё.

Ирина Ясина:

Спасибо, ой, как много рук, замечательно!

Светлана Данильян, Пятигорск:

Я хотела бы продолжить то, что рассказывала Анна. Она рассказывала в масштабах города. А в масштабах нашего ВУЗа, Северо-Кавказской Академии Госслужбы, мы ездим в дом малютки посёлка Иноземцево. А также ездим в детский дом № 26. Это наш подшефный детский дом, и дом ветеранов.

 


Ирина Ясина:

Что вы там делаете? Расскажите.

 

Светлана Данильян, Пятигорск:

Мы сначала собираем благотворительную помощь, в частности, это могут быть деньги, на которые покупается то, что необходимо детским домам и дому ветеранов. То есть, мы прозваниваем и спрашиваем, что им необходимо. Зачастую покупаем какие-то средства гигиены, какие-то мелочи, но, всё-таки, необходимые. Много денег не можем на это потратить. В частности, в детский дом малютки мы возим памперсы и подобные вещи. Студенты организовывают концерты, и это очень приятно и взрослым, и детям. И в доме ветеранов, и в детском доме проводим ёлки, празднуем день учителя, 5-е октября.

Ирина Ясина:

Как вы деньги собираете?

 

Светалана Данильян, Пятигорск:

Находим аудиторию, говорим, что едем в детский дом такой-то. Единственные, кто реагируют с поднятыми бровями, это первый курс в сентябре. А потом этот же первый курс садится в автобусы, едет в эти организации и учреждения и понимает, что эти деньги никуда не уходят. Студенты потом уже знают даты, когда мы едем, и сами приходят и собирают. Зачастую родители отдают то, чем ещё можно пользоваться, но не нужно в доме. Были ситуации, когда родители-предприниматели помогали. Например, занимаясь продажей одеял, приносили, зная, что там 30 детей, 30 одеял.

Ирина Ясина:

Скажите, а вам не кажется, что, может, более важно, чем привозить что-то, ваше внимание?




Светлана Данильян, Пятигорск:

Совершенно верно, полностью с вами согласна.

Ирина Ясина:

Вот у нас в одном ВУЗе, в Высшей Школе Экономики, существует такая студенческая организация, там администрация никоим образом не принимает участия, которая много лет помогает детскому дому в городе Конаково Тверской области. Детский дом «Родничок». Близко от Москвы все детдома в определённом смысле завалены игрушками, одёжками, шоколадками, особенно перед праздником. В этом нет недостатка. А то, что делают ребята, мне безумно нравится. Например, покупают белые и некрасивые кружки и акриловые краски, которыми можно потом раскрасить кружки. После чего можно их мыть и ставить в микроволновку, и пить из них. Едут туда, и каждый ребёнок разрисовывает себе кружку, то есть, они с детьми сидят и рисуют. Но самое главное, что у детей появляется что-то своё, потому что у детдомовцев всё одинаковое. Вот это находка. Я на последнем аукционе купила такую кружку, разрисованную кем-то из детдомовцев. А помощь идёт в этот же детдом, на другие проекты, причём, проекты не маленькие, например, ремонт душевых комнат, санузлов. Казалось бы, ерунда. Зачем этим заниматься, это некрасиво, это даже неэстетично? Подумаешь, сортир отремонтируют! На самом деле, оказывается, что ничего важнее этого нет. Или вот, детдому был нужен диван. Они собрали деньги на диван, собрали деньги на то, чтобы нанять автобус, посадили ребят из детдома в автобус и поехали вместе с ними выбирать диван. Отдельная история, как его выбирали. Там была голосование депутатов от классов и так далее. Нужно было достичь консенсуса, диван не просто было выбирать. Слава Богу, что в городе Конаково не было большого выбора, иначе бы всегда выбирали. Но факт тот, что это мероприятие было важнее, чем сам диван. Детдомовские ребята почувствовали, что они сами принимают решения, что ради того, чтобы они это сделали, их туда отвезли. Это крайне важно. А по поводу сбора денег, я недавно вас спросила, как вы собираете? Вот ребята из Вышки договариваются со своей администрацией и где-то раз в месяц проводят, по-английски это “bake sale”, продажу выпечки. Девчонки пекут дома всякое печенье, кексы, и на переменах, в определённый день, всё это продают своим же ученикам, преподавателям. От этого образуются деньги. Человек не просто отдаёт чисто благотворительный взнос, он покупает себе выпечку. Месяц назад был большой благотворительный концерт, ребята его устроили в Вышке. Там было столько этой выпечки! Она такая вкусная, мы затарились, что называется, на неделю вперёд, потому что это всё домашнее. Этого нигде не купишь. За один вечер собрали 130 тысяч рублей. Там не только выпечка была, а был и аукцион, и ещё что-то. Вот эти деньги как раз были на ремонт санузлов.

Светлана Данильян, Пятигорск:

Я хотела бы добавить. Мы живём на Кавказе, у нас много национальностей. В нашем ВУЗе проводилась аналогичная акция. У нас был фестиваль национальных культур, каждый курс представлял национальную культуру. Это были наряды, национальная пища. Мы тоже собрали довольно много.

Ирина Ясина:

Это вкусно было?

Светлана Данильян, Пятигорск:

Это было очень вкусно.

Ирина Ясина:

Конечно, кавказская еда, обалдеть!

Светлана Данильян, Пятигорск:

Это было красиво. Мы тоже собрали, таким образом, деньги и отправили в детский дом к 1-му июня, дню детей.

 

Ирина Ясина:

Ребята, а мальчики что-нибудь делают, или только девочки? Выходите, расскажите.

 

Павел Дыга, Владивосток:

Я состою в организации, которая называется «Союз тренеров». Мы проводим чисто просветительские мероприятия для школьников и студентов по различным тематикам: первичная адаптация наркомании, профилактика заболеваний ВИЧ-СПИД. Для школьников проводим курс толерантных отношений друг к другу. Помимо этого, в городе существуют организации, занимающиеся посещением детдомов, корпус волонтёров. По поводу сбора денег – это недавний проект, который пытаются реализовать мои знакомые, называется он «Парламент-донор». Возможно, вы с этим знакомы. Он успешно был когда-то реализован в Германии».

 

Ирина Ясина:

Нет, я не слышала.

 


Павел Дыга, Владивосток:

Его суть в том, что сами общественники собираются и привлекают ещё людей из бизнеса, общественники выдвигают идеи, и проводится голосование за ту или иную идею. Люди сами могут выбирать идею, которая важна, ну, и делать небольшие взносы, кто сколько может. И выигрывает какая-то одна идея, которая в дальнейшем реализуется.

Ирина Ясина:

Отлично. Друзья мои, вы огромные молодцы. Когда мне было 22 года, мы ничего такого не делали, потому что мы жили в разваливающемся Советском Союзе и свято верили, что это самая могучая, не допускающая никакой несправедливости страна. Мы просто не знали, что происходит на самом деле. В 90-е годы я прочитала книжку Рубена Гальего «Белое на чёрном», которую очень советую вам прочитать. Может быть, кто-то читал, она есть в Интернете. Это книга мальчика, сейчас ему уже за сорок, он 1968-го года рождения, испанца по матери, родившегося в Советском Союзе с очень тяжёлым ДЦП. Прочитайте сами. Он вырос в советском детдоме для детей-инвалидов, и очень подробно пишет про этот ад. Книга в 2003-м году получила Букеровскую премию. Замечательная, очень тяжёлая, как у нас говорят, то есть заставляет переживать. Хотя, с моей точки зрения, тяжелая книга – это не та, которая заставляет переживать. Тяжёлая книга – это скучная книга, а книга, которая заставляет тебя страдать, переживать – это правильная вещь. Иначе для чего мы читаем? Я, например, не могу читать для времяпровождения. Даже в самолёте хочется читать книжку, которая заставляет думать, которая меня чему-то учит, либо я лучше буду болтать с кем-то. Потому что, читать Дарью Донцову или какое-то лёгкое чтиво, никогда не могла и не могу. Так вот, про эту книжку. Я не знала, что так было в 70-е и 80-е годы. Когда я росла, казалось, что всё очень хорошо, что великая страна позаботится и о детях, и о стариках. Я не буду пересказывать, сами прочитаете и ужаснётесь, и поймёте, что мы просто не знали. Мы никоим образом не предполагали, что кому-то нужна наша помощь. Вы же знаете о том, что есть эти несчастные брошенные детишки, есть несчастные брошенные котята, есть эти несчастные старики, о которых никто не заботится, к которым родные внуки не пишут и не приезжают. Что лучше, не знать и не делать, или знать и делать, хотя бы чуть-чуть? С моей точки зрения, выбора нет. Конечно, мне иногда стыдно, что мы ничего не делали. Как же мы это не знали? Мы, правда, не знали. Хотя я сейчас вспоминаю, как из нашей большой семьи, какой-то троюродный дядя в 70-е годы во Владимире отдал мать в дом для престарелых. У него появилась новая жена, которая не хотела возиться с этой лежачей старушкой. И он отдал мать в дом престарелых, где она очень быстро умерла. Его все осуждали, но я тогда не задумывалась, почему это плохо, хотя мне уже было лет пятнадцать. Это тот возраст, когда можно вполне начинать думать и анализировать. Почему все осудили человека, который отдал мать в дом престарелых? Значит, там плохо. Если бабушка умерла в течение года, значит, там был недостаточный уход. Сейчас я понимаю, что это так. Когда мы смотрим фильмы о западной жизни, то видим, как в пансионатах и санаториях живут тамошние старики. Даже хотят туда уехать, там нет никаких забот, обеспечен уход. Это то, о чём можно мечтать, чтобы старики умирали в достатке и в достоинстве. Иногда достаток не заменяет достоинства. Но важнее этой задачи я не вижу. Более того, я сейчас скажу очень важную для меня вещь. Я считаю, что Бельгия более великая страна, чем Россия, по одному критерию. Там старики не умирают брошенными, там старики не умирают, как экскременты, а у нас умирают до сих пор. Поэтому возникает вопрос, как мерить величие страны? Ракетами, положением на международной арене, количеством понтов, которые мы устраиваем по Олимпиаде, по чемпионату мира по футболу, Саммиту АТЭС, или по количеству брошенных детишек и несчастных стариков? Вы можете со мной не соглашаться, но об этом, по сути, весь семинар. Что такое истинное величие? Что такое истинное милосердие? Что такое истинная позиция, честная или нечестная, но красивая? Я специально вам говорю, какими мы были в вашем возрасте. Я же поколение ваших родителей, моей дочери будет 22 года, она такая, как вы. Мы были хуже, чем вы, мы позволяли себе не знать. Позволяли себе не обращать внимания. Жили нормально, замечательно. Считается, что так вся молодёжь живёт, но в вас я вижу другое. Вы же знаете, мир стал открытым. Я абсолютно не согласна с воплями, что у нас нет свободы слова, в России. Другой вопрос, что кто не хочет, тот не знает. Кто хочет, тот в 5 минут узнает всё, что угодно. Конечно, есть места, где нет Интернета, там тяжелее, но в крупных городах, где вы живёте, он есть. Интернет есть везде. Он туда дошёл, поэтому узнать, что происходит в стране и в мире, небольшая проблема. Нужно только хотеть. А вы, в основном, хотите. Конечно, есть много людей, которым ничего не нужно, но их становится меньше. Поэтому на ваше поколение вся надежда, вы много знаете. Вы должны только понять, что многие знания предполагают многую ответственность. И она на вас ляжет, от неё никуда не деться. Моё поколение сделало очень много. Мы в 90-е годы адаптировались к тому, что произошло. Это не абстрактное «мы», это ваши родители, которым пришлось очень тяжело. Представьте себе 86-й или 87-й год. Мы все заканчиваем вузы, получаем профессию, женимся и выходим замуж. Мы уверены, что страна, в которой мы выросли, сохранится, и ее правила сохранятся на годы и годы вперёд. Если вам кто-то скажет, что мы знали, что это закончится, это неправда. Мы знали, что что-то изменится, но как изменится и как скоро, никто не предполагал, ни минуты. Вдруг всё меняется, у нас нет жизненного опыта, у нас нет никаких осмысленных желаний. Как делать? Что делать? Мы поставлены в ситуацию, когда выбор должен быть здесь и сейчас, но из чего выбирать, к чему стремиться, не понятно. Всё новое. Представьте себе, мы в жизни не видели кредитную карточку, никогда. Мы не знаем, что это такое. И родители не могли нам этого подсказать, потому что они сами не знали, что это такое. Мы не знали, что такое банк, потому что сберкасса банком не была. Мы не знали массы других вещей, более важных, не бытовых. Мы не знали, что нужна благотворительность, мы не знали, что нужна свобода выборов, мы не знали, не знали, не знали. Мы не знали, как живёт мир за нашими границами. Мало, кто был за границей, а если и был, то в соцстранах, где было то же самое. Нам открылась другая жизнь, и мы сумели к ней адаптироваться. А вам предстоит начать её менять, никуда не денешься, потому что, если мы не начнём её менять, ничего хорошего не будет. В каком смысле? Наша страна не развалится, не думайте, все разговоры о том, что в России все смотрят в разные стороны, неверны. У нас, максимум, какая-нибудь Чечня или Дагестан отвалятся, но я в это не верю. А то, что отвалится Сибирь, Дальний Восток – нет. Не потому что их не пустят, нет такой нужды. Есть один русский язык, русская культура, это сплачивает очень сильно. Опасность другая, опасность медленной деградации. Я приведу вам пример Аргентины, которая в начале 20-го века занимала пятое место в мире по уровню внутреннего валового продукта на душу населения. Сначала шли Англия, Франция, Германия, США, Россия. Аргентина то ли шла за нами, то ли была перед нами, то есть, пятое или шестое место. Ничего не произошло, Аргентина не развалилась, просто в течение 20-го века она медленно и постепенно деградировала. Сейчас она на 70-м месте. Ничего не произошло. Просто талантливые, как уезжали весь 20-й век, так и продолжают уезжать. Молодые также стремительно уезжают, кто в Европу, кто в США. Ещё более трагично для национальной гордости Аргентины, что уезжают в Бразилию, которая в начале 20-го века была отсталой колониальной страной, где было плантационное рабство. Сейчас Бразилия – это страна член БРИКС, одна из самых успешных в развитии стран мира. А Аргентину никто не слышит. Почему? Почему это произошло? Это имеет такое же значение, как и ответ на вопрос: «Почему какому-то человеку нужно что-то делать для других, а другому нет?» Кто-то гребёт только под себя, кто-то считает, что если он ворует, то на этом может жировать всю жизнь. От этого будет хорошо ему, но не обязательно, что будет хорошо вокруг него. Всё-таки, наш уровень жизни – это не только деньги в кармане, это ещё вид из окошка. И это важно понимать. Ну так вот, про Аргентину. Дело в том, что там не сложились институты, не в смысле высших учебных заведений, а институты в смысле независимого суда, свободы СМИ, свободы выборов. Не было этого. Одна хунта сменяла другую, одни военные сменяли других. И так было весь 20-й век. Страна деградировала. Это то, что угрожает России. Понять это, перестать пугаться этих магических развалов, того, что нас завоюют китайцы. Не надо. Дело не в этом, опасность не в этом. То есть, китайцы тоже появятся, потому что мы деградируем, потому что мы не занимаем то место, которое нам предназначено. Потому что в нашей стране мы не даём власть закону, а даём власть конкретным людям, которые не действуют по закону, а действуют, как хотят. Об этом мы будем говорить все два дня, надеюсь, что вам будет интересно. Я уверена в этом, что вам будет интересно, потому что набор лекторов уникален. Я безумно благодарна людям, которые здесь будут выступать, потому что делают они это бесплатно, делают это в свой выходной день. Они считают, что выступление перед вами, собравшимися со всей России, это их миссия, их, в самом высоком смысле этого слова, долг. Более того, за все годы проведения семинаров, я слышала от лекторов много слов благодарности за то, что их зовут выступать в такую замечательную аудиторию. Завтра будет Вишневский Анатолий Григорьевич. Человек с мировым именем, лучший демограф России, автор великих книг, профессор зарубежных университетов. Вот, надо ему в воскресенье вечером тащиться за город на семинар, где сидит 30 студентов из регионов? Подумайте, ему ничего не надо, он не получит денег, он считает своим долгом нам с вами рассказать о том, как устроена жизнь, и что происходит в его сфере. Они мне говорят: «Спасибо, что вы нас позвали, спасибо, что у нас появился шанс донести свои позиции, свои знания, свою точку зрения».

Я надеюсь, что после этого семинара вы будете больше читать, будете больше искать информации, вам станет ещё меньше всё равно. То, что вам сейчас не всё равно, я уже поняла, потому что вы приехали сюда.

Теперь я хочу ответить на вопросы, которые у вас есть, на любые темы, если таковые у вас есть: по благотворительности, по политике, по нашим семинарам, всё, что вам интересно. А потом мы отдохнём и начнём большую лекционную тему. Да, пожалуйста.

Евгений Медведев, Пермь:

У меня такой вопрос. Примерно год или полтора назад я узнал, что рядом с моим домом есть церковь Иисуса Христа святых свидетелей последних дней. Это мормоны. Я из любопытства стал туда ходить. У них была благотворительная программа, которая называлась «Английский клуб». Желающие могут приходить и в течение часа бесплатно говорить на разные темы с носителями английского языка на их языке. По мере того как я к ним ходил, узнал, что они, помимо этого, осуществляют множество благотворительных проектов. Например, они закупали тренажёры для слепых, в детские диспансеры закупали оборудование, игрушки. В связи с этим у меня вопрос. Каким вы видите место религии во всех подобных благотворительных программах? И как вы относитесь к такому явному благоволению власти к русской православной церкви? Хорошо это, или плохо?

 

Ирина Ясина:

Спасибо большое. Вопрос, на который коротко не ответишь. Начну с того, что я атеист, я человек нерелигиозный, неверующий. Поэтому мне отвечать на такой вопрос и сложно, и просто, потому что у меня нет никаких личных отношений ни к какой религии. Я считаю, что роль религии именно в том, чтобы будить в человеке доброе, как Христос завещал, любить всех. Это, несомненно, и атеистам, и верующим любых конфессий должно быть близко, если они нормальные люди, если они хотят добра и справедливости. Конечно, я сейчас вижу довольно много положительного в том, что несёт церковь. Например, я знаю, что в Москве появляются такие вещи как сестричество. Они стали появляться не так давно. Это девочки, женщины, пожилые женщины в формах сестёр милосердия, какие мы видели в фильме «Хождение по мукам», времён Первой мировой войны. В замечательных косынках с красными крестиками, в длинных белых фартуках они ходят в московские больницы. С одной такой я познакомилась. Она клерк довольно большой компании. Говорит мне: «У меня мало времени, я хожу в пятницу вечером, мою больных». Девочке 35 лет, она вся из себя модно одетая, ходит по пятницам и моет больных, понимаете? Я буду без анатомических подробностей рассказывать, но она не очень крупная, а больные бывают разные. Она член сестричества, которое существует при каком-то храме. Замечательно. Им батюшка сказал, что это будет их христианским служением. Чем такого больше, тем лучше. Я, поскольку атеист, уважительно отношусь ко всем религиям. Если что-то хорошее делают буддисты, молодцы буддисты. Если что-то хорошее делают мормоны, спасибо мормонам, если что-то хорошее делают мусульмане, спасибо мусульманам. Но! Тут дальше начинается «но». Когда я вижу, и завтра мы с вами увидим, точнее, сегодня вечером, включив телевизор, как стоят все наши руководители со свечками в храме, я не верю. Каким-то образом не верю. Наверное, среди них есть искренне обратившиеся люди, но, если вы спросите у них, как давно они были на исповеди, они не смогут вам ответить правду. Они не были на исповеди, не причащались. Потому что это ложь, которая возникает вокруг моды. Это то, что мы сейчас видим, и это не нравится. Я не могу сказать, что мне не нравится религия, я отношусь с огромным уважением, о чём я сказала вначале, но мне не нравится отношение власти к религии. Мне не нравится, как ведут себя Иерархи. Когда я читаю в Интернете про строительство в Геленджике невероятных хором для Патриарха Кирилла, это как-то неправильно. Наверное, мне скажут, что это на пожертвования, что он нищ и бос, как не знаю кто. Но как-то, вот, не верю. Не надо так. Ну вот, я, наверное, ответила на ваш вопрос, надо разделять эти вещи. Как мне сказала одна моя подруга, верующая христианка: «Ясина, если бы все православные христиане жили, как ты, было бы хорошо, потому что ты, откровенно говоря, живёшь по заповедям». Сознаешь ты это, или нет, неважно. Но наших руководителей со свечками теперь называют подсвечниками. Всё. Давайте дальше.

 

Марина Калташкина, Пятигорск:

Недавно совершенно случайно мы попали на круглый стол, где обсуждался проект «Детство 2030». Он выставлялся на выставке ЭКСПО 2010 в Китае и проходил как инновационный проект от нашей страны. Суть его заключалась в том, что родители должны будут сдавать экзамены, чтобы воспитывать своих детей. Если не сдадут, то детей забирают в какие-то учреждения, типа детсадов. И, в конце концов, к 2030-му году мы полностью откажемся от института семьи, института образования. Страшно звучит. Самое интересное, проект есть на сайте нашего Президента.

 

Ирина Ясина:

Наверное, вы не так его поняли, я сомневаюсь.

Марина Калташкина, Пятигорск:

Образование будет узкоспециальное, как сейчас у нас. Четыре основных предмета, а остальные по выбору, то есть, человек не будет видеть общую картину мира, которая происходит. И что с этим делать?

 

Ирина Ясина:

Я не очень верю, что проект существует именно в таком виде, но готова рассуждать на эту тему, если вы мне найдёте. Серёжа вам даст доступ в Интернет, вот посмотрите, что вы имеете в виду. То, что институт семьи в нашей стране находится в упадке, ни для кого не секрет. У нас в стране около полумиллиона социальных сирот, это как после Гражданской войны. При этом у некоторых из этих детишек есть живые мамы и папы, просто они пьют так и бьют их так, что эти дети предпочитают уходить из дома. Нужна такая семья? Не знаю. Но цифры шокируют и пугают. Детские дома переполнены, детишек-отказников полно, их просто очень много. В Москве, не знаю, как в ваших городах, всё больше и больше возникает очень хорошая мода на усыновление. Я знаю очень многих моих друзей, которые усыновили детей, имея своих. Так делают люди в Америке. Они совершенно не скрывают, что эти детишки усыновлённые, и никто не рассказывает, где его родные мама и папа. Но ребёнок растёт в семье, его любят, воспитывают, не только кормят и одевают, он абсолютно такой же, как и другие. Первой ласточкой, которая объявила об этом, была известная вам ведущая Светлана Сорокина, которая усыновила девочку Тонечку, когда ей был годик. Сейчас Тоньке 10 лет, она замечательная. Раньше она была с тёмными кудряшками, сейчас видно, что у нее есть восточная кровь, может, кавказская. Черты совсем другие, чем у Светы, не такие русские. Но всем всё понятно и известно. И большей любви, чем между ними, представить сложно. Андрей Норкин имеет двух своих детей, усыновил ещё двоих. Серёжа Алексашенко, мой приятель, бывший зампред Центробанка, имея двух взрослых сыновей, усыновил в прошлом году мальчишечку из Брянского дома малютки. Я могу об этих примерах рассказывать бесконечно, сейчас этого в Москве стало много. Про другие города я не знаю. Поэтому я не очень верю в то, что на сайте у Президента, он же не совсем дурак, висят такие вещи про ликвидацию института семьи. Какой семьи – это другой вопрос. Если это формальная семья, в которой не сегодня-завтра лишат родительских прав и маму, и папу? Тут я теряюсь, не знаю, наверное, ребёнок любит любых родителей. Когда я была в жюри журналистских конкурсов, я видела фильм о том, как двухлетний ребёнок попадает в больницу. У него на ручках нет живого места, об него папа тушил окурки. Я не могу даже думать, что этот человек имеет право называться папой. С этим понятно. Теперь про образование.

Ребята, у вас мифы в голове, честно. И семинар этот в значительной степени призван дать вам шанс задать столько вопросов, сколько вам хочется, чтобы картина происходящего у вас в голове была более чёткой. По поводу новых стандартов образования. Я долго пыталась в этом разобраться, потому что то, что наше Министерство образования опубликовало в качестве своих предложений, чудовищно, но не по сути, а по форме. Плохой пиаровский проект это то, что вы придумали, а объяснить не можете, рассказать не можете. И в результате в обществе складывается точка зрения, что совершенно всё ужасно, ничему не будут учить. Это не то, что мы с вами не додумали, это они так рассказали. Это просто безумие. Представить себе, что там были изначально только человеконенавистнические идеи, я не могу. Всё-таки, Андрей Фурсенко нормальный человек, я его лично знаю. Он не производит впечатления дремучего русофоба и человеконенавистника. Совсем нет. Я пыталась разобраться в сути этих стандартов, в чём заключается идея. Я сделала вывод, что на сегодняшний день мы имеем совсем не то образование, о котором говорим. То, что нас учат биологии, ботанике, астрономии в школе, чего греха таить, для большинства из нас пустой звук. И дети всё равно выбирают, вольно или невольно, тот перечень предметов, который им интересен. Приведу в пример себя. Я училась в школе в 70-е годы. Советских денег мне не жалко, но для чего меня учили физике в таком объёме, или химии, я не знаю. Потому что с 3-го или даже с 1-го класса было видно, что я строгий, тупой гуманитарий, то есть, мне очень удаются сочинения, я невероятно долго могу читать книжки по истории, но мне по барабану, чем вольт отличается от ватта. И я никогда в жизни не буду пытаться разобрать утюг, я его боюсь. Тем не менее, государство с упорством, достойным лучшего применения, учило меня физике, химии и даже биологии. Конечно, какие-то основы дать надо было, но требовать от меня, чтобы я это поняла в полном объёме, было не нужно. Себя привожу в пример, потому что он типичен. Наверное, есть дети, с которыми непонятно до 10-го класса, физики они, или историки. Сама растила детей и понимаю, что вряд ли. У меня дочь тоже колебалась, то хотела быть философом, то филологом, но ни минуты не хотела быть физиком, а дети других моих знакомых строго хотят учить математику, языки программирования.

Что пытается сделать Министерство образования? Насколько я понимаю, они пытаются создать возможность институционального выбора с самого начала. При этом я вам честно скажу, что такой предмет как ОБЖ я не понимаю. Россия в мире тоже предмет чудовищный. Я не отстаиваю их правоту. Я пытаюсь, как вам, так и себе, объяснить, о чём они думали, когда задумывали. Они хотят сохранить какую-то минимальную базу для всех, потому что минимальная база, всё-таки, нужна для всех. Кто-то пойдёт в техникум, кто-то в балетное училище, кто-то в Кембриджский университет, а дальше сами будут выбирать себе направление движения. До тех пор, пока мы будем до 10-го класса требовать от всех одинакового знания физики и химии, у нас будет безумное количество средств уходить впустую, как это было в 70-е годы со мной. Не нужно этого делать. Нам нужна действительно немного по-другому организованная система образования. До тех пор, пока мы учим детей до 10-го класса всему тому, что есть, надеяться на то, что кто-то не пойдёт в ВУЗ, нельзя. У нас высшее образование перестало быть чем-то эксклюзивным, оно стало всеобщим, и становится дальше. Тут очень велика роль армии. Не было бы такого страха перед армией, хотя сейчас только год, но всё равно страх, все бы служили. Сейчас все идут в ВУЗ, чтобы откосить. Нам нужно, чтобы была система специального образования, то, что было раньше ПТУ и техникумами. Если почитать в Интернете, можно увидеть, какие страшные дефициты на промышленных предприятиях со слесарями, токарями и прочими квалифицированными рабочими специальностями. Сейчас дорабатывают люди, которым 55-60 лет, через 5 лет они уйдут, и заменить их некому. Откуда брать этих людей, не понятно. А у нас все идут получать высшее образование. Чтобы как-то развести эти вещи, Министерство образования затеяло все эти штуки со стандартами. Чтобы технари изначально учились естественным и математическим предметам, чтобы гуманитарии не мозолили никому глаза на химии и физике, а, как я, бесконечно долго сидели себе и читали историю, и упивались этими пуническими войнами. Видимо, для этого. Как они это делают, это другой вопрос. Делают они это, как безумцы. Читайте внимательнее, если вы найдёте на сайте все те ужастики, о которых вы мне рассказывали, покажите, пожалуйста. Я начну общественную компанию по несогласию. Давайте, сейчас девушка добавит, а потом вы скажете.

 


Реплика из зала:

Я считаю, что для того, чтобы человеку понять, к чему у ребёнка способности, то ли он технарь, то ли он гуманитарий, ему надо предоставить возможность хотя бы несколько лет поучить физику, химию, биологию, историю, литературу, чтобы понять, к чему у него склонность. А если предоставляется пара предметов, и родители должны понять сами, к чему у них ребёнок больше склонен, мне кажется, это бессмысленно.

Ирина Ясина:

Есть там предметы по выбору, и их всё-таки много. Давайте не будем сейчас залипать на теме стандартов. Я пыталась объяснить вам свою точку зрения, что там, и к чему они стремились. Другой вопрос, что они безумно это оформили. Давайте поедем дальше. Нам уже пора уходить на перерыв. У кого есть вопросы?

 

Реплика из зала:

У меня есть один вопрос. Вот вы приводили пример Японии и Германии, каким образом некое социальное потрясение сделало возможным резкий скачок расширения круга доверия. На ваш взгляд, в России возможно такое потрясение, и в какой форме?

 

Ирина Ясина:

У нас не будет социального потрясения, как раз я про это говорила, Россия не развалится.

 

Реплика из зала:

Возможно, в другой форме?

Ирина Ясина:

В другой форме это намного тяжелее. Помните барона Мюнхгаузена, который сам себя вытаскивал из болота за волосы? Абсолютно сказочная история, но нам предстоит это сделать. Если мы этого не сделаем, называя это хоть модернизацией, мы начнём деградировать, как сейчас, мы продолжим деградировать. Социальное потрясение, если оно нам удастся, дай Бог, это изменение в мозгах. Прежде всего, нужно понять, что ты должен измениться сам, чтобы изменилась страна, в которой ты живёшь. Прекратить пить всё, что горит, пристёгиваться за рулём, не плавать с пьяных глаз в неустановленных местах, заботиться о своей семье, не бросать детей, не тушить об них окурки. Кажется, набор безумный, мы, вроде бы, нормальные люди, мы ничего этого не делаем. Ребята, но огромное количество наших соотечественников так живут! Каждый из нас должен стать лучше. Я понимаю, что это звучит как проповедь. Но у нас нет другого выхода. Потому что нас никто не завоюет, у нас сейсмически не опасная зона, и ничего плохого с нами не произойдёт. Поэтому – руки в ноги, и самим. Это тяжелее, чем, если бы что-то произошло. Никуда не денемся. Мы наверняка преуспеем, только пока ещё непонятно, как.

Источник:

Поделиться ссылкой:

Ирина Евгеньевна Ясина

Вице-президент фонда «Либеральная миссия»

Ирина Ясина:

Давайте поговорим с вами в режиме интерактива на одну очень важную тему, можем ли мы менять жизнь вокруг себя? В каком объеме, каких сил это нам будет стоить, и стоит ли этим заниматься? Наиболее важный вопрос, как мне представляется, в жизни страны, это вопрос о том, способны ли мы на что-нибудь, или нет, имеет ли смысл трепыхаться, или нет, плыть по течению, или нет? Более того, мы сами всегда задаем себе этот вопрос. Еще у Раскольникова это было, но там немножко другая ипостась. Каждый из нас с детства слышит фразу: «От меня ничего не зависит». Нам это говорят родители, старшие товарищи: «Ну, чего ты будешь дергаться, ну, что от нас зависит?» И дальше идет магическое: «Они все решат». Вот это «они все решат», это так и есть. Я тут соглашусь, скажу, что, действительно, они все решат. Они решат, кто из них будет президентом, и нам останется это принять. Каков радиус, в котором мы можем на что-то влиять? Как вы считаете? Мне это очень интересно. Я хочу понять, как вы собираетесь жить на нашей с вами замечательной родине.


Денис Мурашов, Зеленоград:

В первую очередь, я собираюсь индивидуально рассматривать. Создавать, конечно, местные…

Ирина Ясина:

Местные – это как, семья, дом?


Денис Мурашов, Зеленоград:

Местные муниципалитеты. А если рассматривать, что может сделать гражданское общество, то действовать по федеративным масштабам. Берем выборы. Если все реально в 2012-м году пойдут на выборы, если все, все, все граждане страны возьмут и пойдут на выборы, не важно, за кого они там будут голосовать. Сейчас в моде феномен Навального, что все пришли, проголосовали против «Единой России», к примеру. Я не призываю голосовать «против». Я просто говорю, что если все придут, то тогда момента вброса как фальсификации быть, в принципе, не может. Переписать где-то там, в Дагестане, они себе напишут обязательно, но в городах они никогда уже не победят. Проблема в чем? В том, что большая часть населения не приветствует политику, проводимую «Единой Россией». Но эти люди не ходят на выборы, потому что выборы не легитимны для них. А вот если эти люди возьмутся и пойдут на выборы, хотя бы испортят бюллетень? Но, вообще-то, испортить бюллетень это не выход, потому что тогда все равно может быть факт вброса. Нужно голосовать обязательно, голосовать за кого-то, чтобы кто-то за эти голоса боролся. Путь они голосуют за КПРФ, за ЛДПР, и тогда наблюдатели от этих партий будут бороться за эти бюллетени. Как минимум, хуже не будет. Получается, если человек проявляет свою гражданскую позицию, то уровень может быть. Это все, в сущности.


Ирина Ясина:

Денис, ты начал с муниципальных выборов.


Денис Мурашов, Зеленоград:

Да.

Ирина Ясина:

Мне это кажется более жизненным.

Денис Мурашов, Зеленоград:

Здесь можно баллотироваться только в муниципалитет, в муниципальное собрание.

Ирина Ясина:

А ты много знаешь людей, которые это делают, из твоих знакомых?


Денис Мурашов, Зеленоград:

Я знаю, но они не очень хорошие люди. А хороших людей знаю мало, но знаю.


Ирина Ясина:

А я знаю очень даже хорошего, замечательного человека в Екатеринбурге. Такой Леня Волков, тридцатилетний. Просто потрясающий парень, который уже не первый год баллотируется в муниципальное собрание и очень много чего делает.


Денис Мурашов, Зеленоград:

Вот видите, в Екатеринбурге у муниципального собрания больше возможностей. В Москве, все-таки, у муниципалитетов почти нет возможностей, потому что…

Ирина Ясина:

Тоже есть.

Денис Мурашов, Зеленоград:

Но очень мало. Даже муниципальной собственности они не имеют, то есть, почти ничего нет.

Ирина Ясина:

Ладно, хорошо, поехали дальше, потом обсудим.

Артур Зарипов, Набережные Челны:

Можно я добавлю к выступлению Дениса по поводу муниципалитета? У нас осенью были выборы, и мы провели некий эксперимент. Мы с ребятами в количестве 10 человек зашли на избирательный участок, взяли бюллетени, зарегистрировались, но эти бюллетени не бросили в урны, как полагается. Самое интересное было, что когда мы смотрели результаты этих выборов на сайте, там было написано, что все бюллетени были сброшены, то есть, эти 10 бюллетеней не учлись. Получилось, что они либо за кого-то проголосовали, либо мы просто не явились, якобы. Так что, я думаю, говорить, что можно что-то сделать на уровне муниципалитета, нельзя. Тем более, мы пытались провести своих людей в городское собрание, не получилось. Наш город около 500-т тысяч, где-то около 15-ти избирательных округов, и только один самовыдвиженец прошел. Остальная масса это «Единая Россия».


Ирина Ясина:

Мы может быть, на этом этапе будем оставлять надежду?


Денис Мурашов, Зеленоград:

Во-первых, возможно ли что-то изменить вокруг себя? Я хотел бы затронуть именно индивидуальный уровень. Смотрите, если человек обладает ресурсами, у него есть какие-то деньги, властные полномочия, то, конечно, он может вокруг себя что-то менять. Если мы будем рассматривать рядовых граждан, здесь нужна определенная кооперация. Я к этому склоняюсь, потому что тоже жил в маленьком городе, и всех там всегда ставили единороссы. Но дело-то в другом, нет определенной политической культуры, чтобы это менялось. Главная проблема в этом, чтобы люди выходили, протестовали и понимали, что им надо.


Ирина Ясина:

А почему никто не выходит? Нет желания, и все устраивает?


Денис Мурашов, Зеленоград:

Ментальность.

Ирина Ясина:

Вот это та самая фраза: «От меня ничего не зависит».


Денис Мурашов, Зеленоград:

Я еще склонен предполагать, что люди просто бояться перемен, вот и все. Я считаю, что можно действительно поменять, и на федеральном уровне, как парни уже говорили. Но единственное, это моя точка зрения, что очень велика роль личности. Сейчас в нашей стране нет такого человека, такой личности, за которой бы все реально пошли, все реально бы голосовали. А пойти сейчас на выборы и не проголосовать за «Единую Россию», а проголосовать, скажем, за ЛДПР, даже пусть все проголосуют, все равно останется «Единая Россия», это очевидно. Поэтому нужен человек, нужна историческая личность. Её сейчас не наблюдается.


Ирина Ясина:

Но если не будет, то мы так и будем сидеть и ждать?


Денис Мурашов, Зеленоград:

Надо ждать.


Ирина Ясина:

Нет, это меня не устраивает. Тебе 20 с чем-то, а мне уже 47, у меня нет времени ждать.

Денис Мурашов, Зеленоград:

Давайте посмотрим на события 11-го декабря, Манежная площадь. Молодые люди вышли, это произошло спонтанно, хотя все говорят, что это было не так. Я в этом вопросе очень хорошо разбираюсь, так что если будут вопросы… Они вышли, они показали свою гражданскую позицию, что-то попытались сделать, но затем последовали очень жесткие репрессии со стороны властей. То есть, если, допустим, я выйду на подобные мероприятия и проявлю свою гражданскую позицию, и попытаюсь что-либо сделать, они отыграются не на мне, они отыграются на моих близких. То есть, силовые структуры будут постоянные палки в колеса вставлять. Я с этим уже столкнулся, с Федеральной службой безопасности. Здесь очень сильны запугивания, поэтому люди и прячут лица под масками.

Иван Вшивцев, Киров:

Здесь была затронута тема маленьких городов и ресурсов отдельных личностей. Так вот, в маленьких городах прослеживается такая тенденция: если один человек стоит у власти, у которого есть деньги, средства управлять этой властью, то он лоббирует свои интересы. Он делает в маленьком городе так: под себя заводит новую фабрику, наращивает дальше свой капитал. Он не изменяет общее положение вещей.


Ирина Ясина:

Откуда же берутся тогда люди, которые все-таки хотят менять положение вещей, если каждый будет под себя?


Иван Вшивцев, Киров:

Разумеется, против такого человека всегда будут создаваться коалиции. Но у него достаточно власти. У него там все коррумпировано, вся милиция за него, он им взятки дает, начальникам ГИБДД, начальникам ОВД, Администрации, то есть, они все купленные. И он все делает так, чтобы все было под него.


Ирина Ясина:

То есть, он всех покупает, а они охотно продаются.


Иван Вшивцев, Киров:

Они продаются. В маленьком городе зарплаты маленькие. Когда вам дают взятку 100, 200 тысяч рублей, то…


Ирина Ясина:

То есть, все-таки, все меряется деньгами, и никаких идеалов?


Иван Вшивцев, Киров:

В маленьких городах, по крайней мере, так.


Ирина Ясина:

И никаких идеалов?

Иван Вшивцев, Киров:

Нет. Москва отдельно, но помимо Москвы есть другие маленькие города, сотни тысяч маленьких городов.


Екатерина Кожевина, Омск:

Можно, я вопрос задам молодому человеку по поводу Манежной площади и выражения собственной позиции? Я видела фотографии в «Живом журнале», как эти самые молодые люди закидывали елочными игрушками, арматурой милицию, избивали случайных прохожих, которые оказались не той национальности, которой бы им хотелось. И вы считаете, что после такого выражения собственной позиции не должно было последовать никаких наказаний?

Ирина Ясина:

Давайте на тему, про изменение мира.


Екатерина Кожевина, Омск:

Про изменение мира. На самом деле, здесь есть два варианта. Вариант первый, классический, развитие гражданского общества. То есть, это все очень просто. Мне как человеку не обязательно выдвигаться куда-то там, в Парламент или еще куда-то, я могу создать свою, например, некоммерческую организацию и решать какие-то конкретные проблемы, а не ждать помощи от государства. Я могу помогать бездомным детям, я могу хоть бороться с коррупцией. Для этого не обязательно иметь какие-то формальные позиции, какие-то властные полномочия, для этого достаточно иметь желание. Есть феномен Навального, которому даже не обязательно было с кем-то объединяться. У него просто был мощнейший ресурс. Он есть у всех нас, это Интернет, пожалуйста, публичная площадка. Мы можем там взаимодействовать.


Вопрос:

Извините, но как с помощью Интернета вы сможете решить проблему Кавказа, того, как они себя ведут, и вообще культуры?


Ирина Ясина:

Ребята, у меня вопрос в данном случае очень конкретный. Мы не говорим, какую проблему мы решаем. Мы говорим, можем ли мы что-то изменить вокруг себя? Вы такие глобалисты, что сразу начали с политики, с Кавказа, с межнациональных отношений. Катя перешла на более приземленный и более жизненный уровень. Изменение жизни ведь заключается не только в том, что бы сразу «полюбить, так королеву, проиграть, так миллион». Можно, действительно, решать какие-то локальные проблемы.

Иван Вшивцев, Киров:

Можно, я еще вернусь к вопросу по поводу какой-то некоммерческой, негосударственной организации? Все, наверное, наслышаны про историю Егора Бычкова, Нижнетагильский фонд «Город без наркотиков». Люди создали свою некоммерческую организацию. Они решились бороться с проблемой наркомании своими силами. Что в итоге? Прокурор запрашивает 12 лет строгого режима.

Ирина Ясина:

А сколько в результате он получил?

Иван Вшивцев, Киров:

Он получил 3 года условно, но любая судимость, она судимость.

Ирина Ясина:

Хорошо, резонанс был сильный. Вот ты сам, как бы отрицая, подтверждаешь, что Егор Бычков делал правильно, и общество за него встало горой. Понимаешь и то, что власть отъехала? Ну, 3 года условно, но, тем не менее, это условно.

Иван Вшивцев, г. Киров:

3 года получил Егор. А его соратники, все-таки, получили реальные сроки, и многие из них сейчас сидят.

Ирина Ясина:

Может быть, это значит, что мы недостаточно боролись за них?

Реплика:

Просто существующее гражданское общество не развито.

Ирина Ясина:

Абсолютно. Кто еще хочет сказать? Я просто набираю палитру мнений.


Светлана Бородина, Екатеринбург:

Я бы хотела поддержать позицию Кати. Сколько раз мы уже здесь слышали, в последние 10 минут, общие суждения, которые культивируют в нас некий страх. То есть, страх в нас как гражданах, действовать каким-то образом, потому что нас кто-то задавит, у нас ничего не получится и т.д. То есть, есть некая общая структура, которая нас в любом случае победит, и, в общем, смысла действовать нет. У меня такое мнение, что этот страх более культивируется и надумывается. В этом смысле здесь происходит некий очень странный поворот. Мы видим, что пресса, СМИ и всякие разные источники информации каким-то образом, вроде как, освещают и каким-то образом очерняют политический режим, в котором мы сейчас существуем. Но какого-то конструктивного действия от этого я не вижу. Я вижу культивацию страха среди населения, а значит, и апатии. И на федеральном уровне у нас тоже ничего не получится, потому что есть уже сложившаяся система, в рамках которой есть какие-то механизмы, и система в любом случае тебя погубит. В общем, это все какие-то общие суждения, которые приводят на практике только к апатии человека на своем месте, к тому, что человек сам ничего не делает. И он не видит локальных проблем, которые он может решить.

Ирина Ясина:

Я как раз к этому и хочу свести, что если у нас существует пока такой жесткий запрет и запугивание сверху на нужные, но глобальные шаги, то, может быть, пока заниматься так называемой теорией малых дел, менять среду вокруг себя и менять, таким образом, свой образ жизни и уровень жизни? Может быть, ограничиться этим? Это же тоже выход, и это очень позитивная вещь.


Вопрос:

На уровне семьи, или как?


Ирина Ясина:

Нет, почему на уровне семьи? На уровне того же, если угодно, города.

Реплика:

Ну, Чирикова же занимается. У нее то с бензопилой занимаются, то детей отбирают.

Ирина Ясина:

Чирикова занимается. Ребята, то, что детей отбирают, поймите меня правильно, это обман. Никто у нее не отбирал и даже не пытался. Это тоже некий пиар. Там какая-то глупость произошла. Там тоже немедленно отъехали. Женя молодец, она немедленно в СМИ это все выплеснула, в Интернет выложила. Видите, очень просто остановить этих людей.

Я говорю немножко про другое. Смотрите, есть екатеринбургский парень, в которого я просто влюбилась, это Леня Волков. Это замечательный человек. Я не знаю, вам, может, виднее там, в Екатеринбурге, и негативное, но я с ним познакомилась там, у вас, и он мне рассказал, что он делает. Во-первых, человек обошел ногами все дворы, в которых жили его избиратели, и поговорил, устраивая такие, если угодно, стихийные сходы в этих дворах. Объяснил свою позицию, что он хочет делать. Очень локальные вещи: против незаконных парковок, против каких-то таких мешающих жизни вещей, за то, чтобы цивилизованно выгуливали собак, например. Там «Единой России» близко не было. Он победил вчистую, легко, просто потому, что предпринял нестандартные усилия. А нестандартные усилия – это не денег дать, а поговорить с людьми, что и предполагает избирательная борьба, вообще, по сути. То есть, не в раздаче денег состоит борьба. Борьба состоит в том, чтобы убедить в правильности своей точки зрения.

Меня как раз этот Леонид Волков очень сильно вдохновил. Потому что, оказывается, как только ты используешь вот этот, если угодно, direct-mail, в почтовый ящик не засунешь листовку, и не надо, а просто придешь и поговоришь, это все работает. Я не занимаюсь политикой, но сталкивалась с тем, что как только начинаешь разговаривать с людьми, даже с единороссами, немедленно образуются какие-то совместные проекты, какие-то общие точки зрения. Понятно, что во многом мы расходимся, в базовом мы расходимся, но мы, тем не менее, найдем, что делать вместе, и это послужит некой почвой для объединения. Почему нет? Оказывается, надо разговаривать, оказывается, надо напрягаться и идти, оказывается, не просто надо раздать денежку, а идти. И денежку не надо, и все работает. Кто еще хочет сказать?


Светлана Бородина, Екатеринбург:

А можно добавлю некое суждение относительно Леонида Волкова и всей этой деятельности? Когда начало все это развиваться, то, по крайней мере, все общество Екатеринбурга наблюдало некий прецедент того, как реализовываются конструктивные дела. Когда в информационном пространстве мы видим этот прецедент, этот разрыв тотальной чернухи, у людей начинают формироваться не подозрения, а осознание того, что мы можем задавать вопросы и можем конструктивно действовать. Заслуга его, как мне кажется, не только в том, что он действительно делает какие-то конструктивные, локальные вещи, но и в том, что он создает прецедент. Люди начинают задаваться вопросами и начинают думать, а что я могу сделать в этом смысле?

Ирина Ясина:

А почему он может, а я нет? Конечно.

Светлана Бородина, Екатеринбург:

Потому что он позиционирует себя, насколько я понимаю как один из нас.

Ирина Ясина:

Он такой есть.

Светлана Бородина, Екатеринбург:

Этот феномен породил несколько сообществ, которые, в свою очередь, начинают реализовывать какие-то собственные проекты. В Екатеринбурге это действительно сейчас работает. Понятно, что куча проблем все еще остается, но то, что кто-то что-то делает, это уже здорово.


Ирина Ясина:

Это создает совершенно другую среду вокруг и совершенно другое ощущение того, что я что-то могу, от меня что-то зависит. Наверняка вокруг появляются люди, которые говорят: «А для чего ему это нужно, что он с этого имеет?» Вот этих людей я тоже очень боюсь. Потому что у нас уровень цинизма в обществе сейчас таков, что поверить в то, что кто-то делает просто потому, что ему кажется, что это правильно, просто для того, чтобы сделать мир лучше и сделать жизнь лучше, никто не верит. Все ищут какую-то выгоду. Как вы думаете, можно объяснить людям, что выгоды может не быть, что выгода может быть именно в улучшении образа жизни, в улучшении собственной страны, в улучшении собственного, если угодно, окружающего мира? Или бесполезно, и мы живем в таком мире, что должны только искать, что он на этом наварит, как он использует свой авторитет в личных целях, а не в целях улучшения жизни своих соседей? Как вы считаете?

Реплика:

Только на практике. Если будет несколько прецедентов, много даже, чтобы действительно не бесполезно все это было. Не единичный случай, в котором как раз искали бы аналогию…

Ирина Ясина:

И тогда он будет казаться городским сумасшедшим.

Реплика:

А чтобы это было закономерностью. Но я вернусь к Москве. В Москве нет таких возможностей, и нет возможностей запретить выгул собак или парковки. То есть, там возможности доведены до абсурда.


Ирина Ясина:

Может сейчас, при Собянине, все-таки, что-то поменяется.

Реплика:

Единственное что он может сделать, это устроить праздник. Но люди не отслеживают дальше. То есть, он выбрал, и все, на 4 года он забыл. Потом он пришел снова и сказал, что знакомился с депутатами прямо в бюллетене, или листовки ему кинули. Все. Его либо покупают вот за эти листовки, или действительно депутат ничего не может сделать. По сути, если он честно выходит, он должен сказать, что, ребята, у нас муниципалитет, мы в Москве находимся, это особый статус и здесь мы… Ну, приходите, будем делать праздники, но не больше.

Ирина Ясина:

На самом деле, насчет «делать праздники, но не больше» я не очень согласна, потому что всегда можно найти, что делать. Давеча мы на работе с Настей снимали программу. У нас сотрудница замечательная, Настя Степанова, раньше г. Владимир, сейчас она переехала в Москву. Она была много лет слушательницей наших семинаров, я думаю, это клуб региональной журналистики. Настя, сколько лет, наверное, уже 5?


Настя Стапанова:

С 2004-го года.


Ирина Ясина:

Мы уже соратники, сомысленники, теперь уже и работаем вместе. У нас одна сотрудница пришла вот с такими глазами и говорит, что в школе проводили благотворительное мероприятие пятиклашки. Пекли что-то там, лепили, шили каких-то зверьков, продавали собственным родителям и другим гостям школы, и делалось все это в пользу Всемирного Гринписа. На этом празднике выяснились совершенно чудовищные вещи. Один ребенок продает самодельного зайца, а второй у него покупает и тут же, отойдя за соседний стол, перепродает в два раза дороже. Причем, честно глядя такими глазами, что я на этого зайца потратил два месяца, притом, что, в общем, все могут отыграть шаг назад и понять, что он только что его купил. Самые большие сложности возникли в момент, когда нужно было все заработанное положить в общую копилку, потому что дети не смогли это сделать. То есть, зажилить хоть сколько-то, заныкать себе хоть 20 рублей, хоть 30 рублей, желали практически все. А те немногие, которые готовы били отдать, как положено на благотворительном вечере, все заработанное в общую кассу, просто были немедленно лохами объявлены, уродами и т.д.

Где ошибка, в чем ошибка организаторов? Плохо объяснили, что такое благотворительность? Что благотворительность – это не заработать, это помочь? А с другой стороны, почему этот абстрактный Всемирный Гринпис? Какое отношение имеет пятиклашка, шьющий зайца, к этой всемирной организации, где куча чиновников, и до которой его 3 рубля дойдут не сразу? Может быть, лучше было помочь тому же приюту бездомных животных в том же Кожухове, тем более, эта школа находилась тоже на Юго-востоке Москвы? Знаменитый, печально знаменитый Кожуховский приют, где звери просто умирают. Он рядом находится. А может быть, имеет смысл придти туда с этими детьми, чтобы они увидели, погладили этих собак и насыпали им корма, который купили от продажи этого зайца?

Понимаете, вот мы говорим об изменении политики на Кавказе и о каких-то глобальных вещах, а может быть, имеет смысл начать с этого? Ведь нам этого не то чтобы никто не запрещает, вообще в голову не приходит ни нам, ни им. Вопрос гражданской активности, это же не обязательно вопрос политической активности. И я думаю, что если задавать вопрос, с чего начинать, для меня ответ очевиден, тем паче, что у нас бедный язык. У нас есть слово «policy» и «politics» в одном – политика. А что такое в английском politics? Это на баррикады, пожалуйста. А policy – это, практически, общественная работа, вот, шить этих зайцев и продавать их в помощь бездомным собакам. Это вот policy.

А у нас нет, у нас либо политика, либо общественная работа. Это звучит как-то по-советски, смешно, и никто этим не занимается. Бог его знает, я вот думаю, как раз, что каждый из нас может, как минимум, состояться в деле помощи другим. А перейдет ли это потом в недовольство общей ситуацией, которое мы можем выражать это другой вопрос. Тем паче, что, занимаясь какими-то, если угодно, добрыми делами, мы вполне можем объединяться, чувствовать себе подобных и быть среди друзей, что крайне важно. Скажите мне, наверняка, если не говорить о глобальных политических моментах, вы знаете миллион примеров того, как ребята в ваших городах, ваши знакомые занимаются помощью детям, помощью домам престарелых, помощью животным и т.д.? Думаю, что сейчас вы мне расскажете намного больше, чем я вам.

Реплика:

Важность значимости в государстве формируется с самого детства. Самый элементарный пример, например, насчет мультиков, которые смотрят наши поколения. Это действительно, на мой взгляд, ужасно.

Ирина Ясина:

А что за пример насчет мультиков?

Реплика:

Допустим, транслируют различные мультфильмы, американские, любые мультфильмы, а это формирует агрессию, и у ребенка активная позиция угасает.

Ирина Ясина:

Немножко ближе к делу. Если показывать «Ну, погоди!», то все будет хорошо. Откуда агрессия? Заяц уже и так стебается над этим волком.


Реплика:

Вот именно. Даже в мультиках можно уже формировать сознание человека и гражданскую позицию, что он способен что-то сделать и что он значим для государства. Это очень важно, на мой взгляд. Вот именно начинать с элементарных вещей.


Евгений Качалов, Санкт-Петербург:

Я хотел рассказать, что у нас акцию устраивают мои знакомые. Мы будем высаживать деревья в парке на станции метро «Лесная». Но я хотел бы отметить, что власти никак вообще не способствуют. Просто попросили машину, чтобы саженцы привезти, а денег нет, попросили почву элементарно накопать, этого тоже нет. А почву они покупают по тренду за какие-то…


Ирина Ясина:

По тендеру.


Евгений Качалов, Санкт-Петербург:

Ну, неважно.


Ирина Ясина:

Нет важно. Одно слово про одно, а другое про другое.


Евгений Качалов, Санкт-Петербург:

Простите. Просто дело в том, что за тысячу долларов. И мы организуем все за свои деньги. С благими делами тоже не просто, понимаете? Мы, студенты, ищем какие-то доходы со стипендий, какие тут добрые дела! Просто думаешь, как сэкономить, чтобы самому куда-то сходить. В этом тоже очень большая проблема. Мы полностью финансово зависимы, часть от родителей, и это тоже очень трудно соотносить. Я понимаю, что это доброе дело. Допустим, и для меня не проблема рублей 500 отдать на ту же машину, на землю. А некоторые мои товарищи живут на 4-5 тысяч в месяц, им совершенно не до этого.


Ирина Ясина:

Ребята, но они тоже могут 30 рублей дать. Ведь совершенно не сказано, что каждый должен давать поровну. Кто-то больше, кто-то меньше. Это обычный вопрос, кто больше помогает. Знаете, как говорят: «Ой, я этим не занимаюсь, потому что я еще недостаточно обеспечена».


Евгений Качалов, Санкт-Петербург:

Понимаете, на 30 рублей можно купить бутылку молока, литр, или они куда-то просто уйдут.


Ирина Ясина:

Хорошо. Каждый находит себе дело, в котором он принимает участие, независимо от суммы денег. Я могу вам назвать массу примеров благотворительности, которая вообще ничего не стоит. То есть, вообще, 0 рублей 5 копеек. Например, есть замечательное движение, которое называется «Старость в радость». Они очень хорошо меняют среду вокруг себя. Они пишут письма в дома престарелых, это называется «внуки по переписке». Там брошенные бабушки и дедушки, у которых иногда есть собственные внуки, но этим внукам, ну, вы сами понимаете. А старикам нужно, чтобы ими кто-то интересовался, чтобы кто-то рассказывал о себе. Это вообще ничего не стоит. Надо затратить время, и все.

То, что вы говорите, правильно, но не материально. Понимаете, вы только подтверждаете точку зрения, что это все-таки тоже стоит, прежде всего, денег. Это стоит времени и души, и ничего с этим нельзя сделать. Поэтому на вопрос, кто больше помогает, богатые, или бедные я всегда отвечаю одно: помогают добрые. А они есть, как Бог положит, и среди богатых, и среди бедных, и среди взрослых, и среди детей. Единственное, что могу сказать, что среди женщин среди них точно больше, чем среди мужчин. 100%, к сожалению. Но тут, мужики, вам и карты в руки.



Анна Бежаева, Челябинск:

Позвольте я задам вопрос барышне в розовой кофточке, которая озвучила, что сейчас совершенно ужаснейшие мультики. Ну, мы смотрим мультики. А вы можете перечислить какие-то благотворительные организации, обычные фонды помощи, которые существуют в вашем городе? Просто я хочу сказать свое мнение. Мне кажется, мы за этой глобальностью и глобальной невозможностью уже настолько спрятались и прячемся не столько со своими страхами, скорее, с нежеланием что-то сделать. Надо элементарно начать с себя, как вы сказали. Это правильно. Начать не критиковать, что сейчас все плохо, а, может быть, уже стоит учиться выживать в условиях этой среды. Плохие мусорные баки. Хорошо, все идут и скидывают мусор возле этих мусорных баков, ругая власть. Я просто видела, например, несколько дворов нашего города, где эта проблема стоит остро. Просто поставили отдельные вешалки самодельной конструкции, куда пакеты вешают, и они недоступны для собак. Уровень мусора значительно уменьшился. Те же субботники, еще что-то. Поэтому я думаю, что хватит критиковать политику, действительность, телевидение.


Ирина Ясина:

Я с вами абсолютно согласна. Скажу только одно, что можно и критиковать, но параллельно нужно то-то делать. Тогда, кстати сказать, это что-то даст.


Анна Бежаева, Челябинск:

Но критика критике рознь.

Ирина Ясина:

Тогда и критиковать можно с большим основанием.


Анна Бежаева, Челябинск:

Если эта критика конструктивная, и ты при этом что-то делаешь. Или эта критика деструктивная, когда ты формируешь свой страх и при этом поступаешь, как все.

Петр Антошкин, Великий Новгород:

На мой взгляд, в России есть проблема, что у нас не развит третий сектор, то есть, некоммерческие и негосударственные организации. Это могут быть разные организации, от волонтерских до общественных. И всегда они найдут людей для себя, чтобы они что-то делали, и всегда перед молодыми людьми встает проблема, где взять деньги. Но ведь в России действует очень много разных фондовых организаций, благотворительных организаций. У меня почтовый ящик подписан на рассылку, и мне почти каждый день приходят какие-то объявления о конкурсах, о конкурсных проектах на гранты, еще на что-то.

И в России есть еще одна большая проблема, что у студентов нет развитости некого проектного мышления. Часто перед студентами встает проблема, например, определить цели и задачи того, что они хотят сделать. То есть, оформить это в виде проекта и подать эту заявку на конкурс.


Ирина Ясина:

Петр, я приведу вам пример. У меня есть любимый университет, называется Высшая школа экономики. Там есть один факультет, неважно, какой, где студенты уже лет 6, сменяя друг друга, потому что одни заканчивают, а другие поступают, помогают детскому дому «Родничок» в Тверской области. Что они делают? Без всякого проекта, без всякой подачи заявок на гранты, фонды и т.д. они договорились с администрацией факультета о том, что раз в месяц могут устраивать так называемые public sale. Продают то, что пекут девчонки дома, продают на переменках, своим же, прямо в буфете. Буфет не возражает, кофе покупают в буфете. А девочки пекут какие-то торты, печенья и т.д., последнее время уже салатики стали делать. Раз в месяц они это проводят. Преподаватели покупают, студенты покупают, покупают кушать. Собирают эти деньги, причем, 6 лет.

Что они делают потом? Они не покупают мягких игрушек, потому что мягких игрушек в детских домах пруд пруди, тем паче, что они все одинаковые. Например, они поехали и купили кружки белого цвета, так называемое «бельё». Купили акриловые краски. Кружку с ними можно мыть, и из нее можно пить. И поехали в этот детский дом, посидели с детьми, каждый ребенок расписал себе кружку. Для детдомовского ребенка, у которого всегда все одинаковое, одинаковая одежда, одинаковая обувь, одинаковые книжки, что-то свое – это очень важно. Часть кружек они отложили на продажу. Когда будет следующий public sale или следующий какой-то аукцион, они выставят там эти кружечки, а еще как хорошо показать рядом фотографию Маши или Степы, который эту кружку расписал. Понимаете, когда там фотография семилетнего пацана вот с такими глазами, с улыбкой, мы же все знаем, мы же опытные, что дети и животные расслабят кого угодно. Человек купит. Вот, они это делают.

В прошлом месяце они устраивали очень большой благотворительный вечер в доме культуры Высшей школы экономики. Выступали, пели, своими талантами, что называется. Один преподаватель оказался даже лауреатом международного конкурса и фантастически играл Рахманинова, то есть, просто на уровне мировых стандартов. Там был аукцион, на этом мероприятии. Там продавалось такое количество выпечки, что мы себе купили, наверное, на неделю вперед всего этого вкусного. На что они собирали деньги? Они собирали деньги на ремонт туалетов. Понимаете? Не на одежду, не на мероприятие какое-то веселое, они собирали деньги на ремонт туалетов. Вопрос. Что, государство не может отремонтировать туалеты? Конечно, может, но почему-то этого не делает. Причем, не делает так долго, что ребенок, который ходит в этот ужасный санузел, как-то, наверное, уже по-другому формируется. Я к тому это все говорю, что эти студенты сами зарабатывают, сами возятся с этими детьми, причем, и мальчики, и девочки. Для них самой большой проблемой является найти кого-то на машине, чтобы туда доехать. Но как-то все время находят. Поэтому разговоры о том, что нужно составить проект, нужно подать на грант… Да и без этого можно обойтись, было бы желание! Этот пример из Вышки я просто ужасно люблю. И то, о чем я вам говорила про организацию «Старость в радость».

Это начали московские студентки, которые оказались в Псковской области, студентки филологического факультета на практике по сбору фольклора. А к кому фольклор идти собирать? К бабкам, в дом престарелых. Им там делать нечего. Они вам и частушки споют, и сказки расскажут. Пришли, увидели, если угодно, влюбились в этих старушек и стали помогать, стали туда ездить. Сейчас их уже более двухсот человек, студентов, которые этим занимаются. Они ездят в Брянскую, Тульскую, Калужскую, во все подмосковные области, в Нижний Новгород, и прочее, и прочее. У них есть одна проблема: найти ребят на местах, которые будут это делать, потому что, все-таки, Нижний Новгород от Москвы не очень близко. А почему бы не найти студентов в Нижнем Новгороде, которые будут делать то же самое, а если нет времени, то хотя бы писать письма? Понимаете, это абсолютно на любой вкус. Делают. Я все время спрашиваю: «Лиза, у вас есть юридическое лицо, может, вы денег где-то найдете?» Она говорит: «Ирина Евгеньевна, нам некогда этим заниматься. Некогда это все делать. Ну, работаем и работаем». Очень хорошо. Поэтому, все-таки, то, о чем вы говорите, вторично. Первично желание. Потому что эта деятельность – это есть изменение среды вокруг себя.

Я не отрицаю всего того, что делают другие. Например, Сережа Алексашенко, который выступал перед вами, сейчас поехал на митинг на Болотную площадь вместе со своей женой Катей. Они успеют к часу на этот митинг, который за справедливые выборы и т.д. Там сегодня будет много народа. Одно другого совершенно не исключает. Но мне кажется, что проще начать вот с этого. У нас нет традиции, точнее, традиций с советских времен. Мы все видели: Первая мировая война, царские дочки в чудесных одеяниях сестер милосердия работают в госпиталях для раненых. Я как-то не видела никогда ни Людмилу Путину, ни Светлану Медведеву, ни дочек Путина за такими занятиями. Кстати, вообще их никогда не видела, даже не знаю, как они выглядят. Знаю, что они где-то в супер-пупер каких-то школах, университетах и т.д. Но мне кажется, что они должны к этим ребятам, которые в Чечне пострадали, в госпиталь пойти, можно даже без одеяния сестер милосердия. Роль элиты, роль верхушки общества, мне кажется, должна, в этом должна заключаться.

Когда-то, начиная только думать про общественную активность и благотворительность, я прочитала воспоминания Элеоноры Рузвельт. Это была жена президента Франклина Делано Рузвельта, который был инвалидом на инвалидной коляске, при котором Америка принимала участие во Второй мировой войне и т.д. Она была не только женой президента, она была еще племянницей одного из предыдущих президентов, Теодора Рузвельта. Про него вы тоже наверняка слышали. Знаете, такие есть мишки, называются teddy bears, вот это в честь него, в честь Теодора Рузвельта. Она была такая супер-элитная девочка, просто до невозможного. У них даже фамилии были одинаковые, и у нее, и у него Рузвельт. Это была такая голландская фамилия. Они уже жили в Нью-Йорке, когда Нью-Йорк еще назывался Новым Амстердамом, потому что, если вы знаете, его основали голландские переселенцы.

Когда им было по 16 лет, этим девочкам, их родители отправляли их работать в школы для детей эмигрантов. Только представьте себе: дочка, например, Алекперова или дочка Лесина, который занимает первое место в нашем журнале «Форбс», идут работать в школу для детей гастарбайтеров. Кем были эмигранты в Нью-Йорке в начале ХХ века? Это были дети беженцев, переселенцев из Восточной Европы, преимущественно, евреев из черты оседлости, которые месяцами добирались до Америки после погромов на территории Российской Империи, завшивевшие, не говорящие ни на каком языке, кроме идиша. Их учили танцам, английскому и математике. Чему эти девочки могли учить? Что умели сами, тому и учили. Но их туда отправляли их родители, потому что в 16 лет сами они туда пойти не могли. И у меня был вопрос к Президенту Медведеву, я ему задавала этот вопрос лично, потому что я член Президентского Совета по правам человека. Я говорю: «А ваши-то, ваша семья, ваши министры со своими семьями, какое отношение они имеют к нам, кроме того, что живут на той же территории и говорят на том же языке? Никакого. А они должны, именно должны, потому что это мы вроде как не должны, мы сами решаем, хотим мы, или не хотим, мы обыкновенные люди, а они, позиционирующие себя как элита, должны показывать пример. Они должны показывать, что им не все равно. Они должны».

Когда летом в Москве было очень жарко, кошмарно жарко, просто сдохнуть можно было, ходили девчонки и расставляли пластмассовые блюдечки с водой для кошек, собак и птиц, потому что в асфальтовом городе им вообще негде было пить. Я видела, очень любопытно, как по Киплингу в «Маугли» было, помните, водяное перемирие? Я видела, как из блюдечка пьют одновременно кошка и голубь, потому что они хотят пить. Ну, не было там Светланы Медведевой и сына их Ильи. Они все там очень православные, они все стоят со свечками на праздники церковные. Но что-то они не помогают больным, не помогают детям, не помогают животным, никому не помогают. Опять же, про дочерей Путина. Я их вообще не видела.

Мне очень хотелось бы, чтобы не мы с вами односторонне (это не исключает нашей активности, мы сами заботимся о своей душе, мы сами принимаем решение это делать), но чтобы было встречное движение. Потому что модернизация, о которой начинал говорить Сережа, она ведь не только модернизация экономики, не только политической жизни, не только СМИ и т.д. Ребята, это модернизация нас самих, потому что мы как народ живем плохо в значительной степени, потому что живем неправильно, потому что мы пьем все, что горит, потому что мы не пристегиваемся за рулем, потому что мы не соблюдаем правил дорожного движения. Кошмар, я говорю какую-то ужасную проповедь, ребята. Но это правда. Страна, в которой 30 тысяч человек в год гибнет на дорогах! А мне потом говорят, что мужчины не доживают до пенсионного возраста. Так это в среднем по больнице температуру померили. Кто-то замечательно доживает, если он не пьет, не дерется и, не дай Бог, не служит в горячих точках. Замечательно доживает. Да, и пристегивается за рулем. Я видела, как в Иркутске ездят. Я вообще поражаюсь, что всего 30 тысяч, потому что это ужас. То есть, посигналить о том, что ты поворачиваешь, это просто ущемление собственного достоинства. Они же видят, куда я еду. Я спрашиваю, как? Особенно если ты несешься по этим сопкам и выходишь на встречку, как они видят?

Я хочу сказать, что нам, конечно, очень не повезло с элитой. Вы говорили про вашу Вятку замечательную, которую я, правда, очень люблю, красивейший город, чудесный. Я очень рада, что там побывала, потому что это один из редких городов, который не очень разрушили большевики, и до которого не дошла война. Поэтому русский губернский город хоть как-то сохранился. Он был не самым богатым. Белгород и Курск, конечно, были богаче, но Белгород и Курск были разрушены во время войны, а Вятка нет. Дай Бог вам еще переименоваться, конечно, тогда вообще будет замечательно.

Человек, который становится каким-то начальником только для того, чтобы грести под себя и ничего не отдавать вовне, это же копия того, что происходит наверху. Понимаете, каждый начальник копирует того, кто выше его. В этом ужас. Более того, мы с вами, становясь начальниками, должны вот так вот себя по рукам бить, чтобы, не дай Бог, не начать вести себя так же, чтобы понять, что время цинизма проходит. Ребята, мода на цинизм заканчивается, потому что мы уже пережили 1990-е годы. Это был период, который во всем мире был. Назывался он первоначальным накоплением. И в Англии было огораживание, и в Америке убивали индейцев, и французы Бог знает, что творили во время Французской революции. Но им повезло, у них это было намного раньше и в эпоху, когда не было телевизора, когда никто не знал, что происходит в другой стране. А мы же сейчас себя сравниваем с теми, кто уже давно хорошо живет. Ну, как же, там же чудесно! Да ничего подобного, там недавно было то же самое. В той же Испании освобождение от диктатуры Франко произошло в 1970-е годы. Я уже жила. В 1970-е годы в Испании женщина не то что не имела права голоса, а не имела права владеть счетом в банке вообще никогда, то есть, либо отец, либо муж. А если ни отца, ни мужа, то какой-то другой родственник мужского пола. Это как, это Европа? Это 40 лет назад. Не может быть? Может. Просто они меняются, и мы должны меняться.

Поэтому я очень сильно уговариваю вас заниматься тем, что называется благотворительностью. Может быть, это не самое удачное слово. Общественной активностью. Потому что ты видишь людей, которым это нужно, ты видишь их благодарность и, самое главное, ты понимаешь, насколько ты правильно это делаешь, насколько ты правильно живешь в этот момент. Если наши власти поймут, что не грести под себя, а отдавать – это больше кайфа, потому что, сколько можно купить себе машин, сколько можно того, сколько можно сего, сколько этих денег? Хватит, уже начинайте заниматься чем-то другим. Нет. Причем, иногда слышу и читаю, что, например, милиционер просил у предпринимателя взятку в миллион долларов. Думаю, ни хрена себе, аппетиты! Это не 2 тысячи, миллион! А предположим, он получил эту взятку. Это очень богатый человек, и он, конечно, ничего никому не отдаст. И его дети не будут ставить воду для кошек и собак в жару. Катастрофа какая-то. Но эта катастрофа легко изменяема, потому что каждый вокруг себя может создать радиус доброты и доверия. Это абсолютно по силам.

На вопрос, как можно изменить мир, я себе отвечаю очень просто – измени мир вокруг себя. Когда-то меня этому научила Людмила Михайловна Алексеева, председатель Московско-Хельсинской группы. Сейчас ей 83 года. Такая замечательная, совсем пожилая бабулечка, которая ходит на все эти «Марши несогласных», «Стратегию-31», ну, снегурочка замечательная. Она на семинаре выступала и рассказывала о том, как они в 1970-е годы на пишущей машинке под копирку, 4 копии хорошие, 5-я слепая, печатали хронику текущих событий, раздавали ее друзьям. И как они это делали? Телефоны прослушивались, ксероксов не было, Интернета не было, была необходимость донести свою точку зрения. Господи, нам настолько проще, чем было им, ну несказанно! И какая-то девушка из аудитории: «Ну, и что, и зачем вы этим всем занимались, и что из этого получилось?», – типа, смотрите, какой кругом кошмар. А Людмила Михайловна стоит, смотрит на нее и говорит: «Милочка, вот стою я перед вами. А где советская власть»? Мы все ей аплодировали, потому что советской-то власти действительно нет. И можно говорить, что нас опять что-то не устраивает. Ну, так давайте это менять. Это все нам по силам. Просто не нужно жить по принципу «полюбить, так королеву, проиграть, так миллион». Не нужно сразу поджигать Рейхстаг. Нужно медленно и постепенно формировать вокруг себя радиус доверия. Людмила Михайловна тогда еще сказала, что у нас было правило вытянутой руки. Вот до кого ты можешь достучаться, кому ты можешь рассказать, мужу, жене, ребенку, соседу (соседу опасно могло быть, мог настучать), тому мы и рассказывали, того мы, если угодно, в свою веру обращали. И сейчас то же самое. Но сейчас проще, потому что есть Интернет. У меня есть больше возможностей, чем у вас, потому что Дмитрий Борисович Зимин дал денег, и я могу по 8 раз в год собирать такие семинары и делиться с вами своей жизненной идеологией, своим мировоззрением. Опять же, ваша воля, следовать этому, или нет.

Но когда я думаю о том, что 10 лет назад Интернета не было, Господи, как мы жили? Какой кошмар, одно телевидение! Сейчас какое телевидение, кому это интересно? Никому не интересно, это я честно вам скажу. Я уже 2 недели в одно и то же время стала смотреть новости. Я нашла, наконец, для себя новости на телеканале «Дождь». Мне очень нравятся, современные, интересные правдивые, живые. Я в Интернете это, конечно, смотрю. Можно и на НТВ-плюс, но только я не оказываюсь около НТВ-плюса обязательно в 9 часов вечера. А потом, можно посмотреть потом. Как-то все это становится проще, потому что есть возможность коммуникации. И в социальных сетях находишь себе соратников, и какие-то начинаешь делать дела намного проще, потому что нет проблемы привыкания, нет проблемы узнавания. Ты изначально идешь к тому человеку, который думает так же, как ты, по-другому не может быть. Это я к тому говорю, ребята, что именно ваше поколение – это те несчастные люди, которым предстоит делать модернизацию. Самую тяжелую, самую главную, но без этого мы действительно окажемся страной, которая пойдет по пути Аргентины, о чем так замечательно говорил Сергей Владимирович.

Ничего не произойдет, не развалится Россия. Никуда не денется, все будет, но только из этого места мы получим это. Из 5-го места, как Аргентина, в течение ХХ века мы станем 70-ми. Ничего не случилось. И Аргентина тоже, кстати сказать, страна великой культуры, в масштабах Южной Америки, там великий писатель Борхес в Буэнос-Айресе и т.д. Удивительно, но деградация произошла. Вот это ржавеющий «Титаник». И вам предстоит не дать заржаветь нам, потому что мое поколение, все-таки, жило в период революции. Потому что, конечно, развал СССР и 1991-й год это революция. И все 1990-е годы это время бурления. По-другому быть не могло, потому что никакая страна не изживала наследство 80-ти лет коммунизма, которые перекорежили жизнь и каждого человека, и всей страны так, что вообще вообразить себе нельзя.

Я попрошу как-нибудь Юлю обязательно позвать на семинар Анатолия Григорьевича Вишневского и потом вывесить его лекцию у нас на сайте. Это замечательный демограф, совершенно потрясающий. Очень понятно, четко и замечательно говорит. Он рассказывает о том, что могло бы быть с населением России, не будь у нас ХХ века в том виде, в каком он был. Представляете, он просто тупо взял и посчитал погибших, Гражданская война, коллективизация, репрессии, Отечественная война, снова репрессии, а потом нерожденных уже по каким-то своим демографическим законам, потому что понятно, что людей-то было очень много, и рожали в тот момент еще тоже очень много. Вот он посчитал, что Россия за ХХ век потеряла примерно 150 миллионов человек, то есть столько, сколько нас сейчас. Нас 142, и мы сокращаемся. Представляете, если бы нас было 300?

Давайте пофантазируем. Нас было бы 300 миллионов, и не встал бы вопрос о том, что в Сибирь скоро приедут китайцы, просто потому что там пусто. Они туда, конечно, приедут, потому что, по законам физики, если с одной стороны от границы давление отсасывается, а с другой нагнетается, то мембрану рано или поздно прорвет, никуда не денешься. С нашей стороны российско-китайской границы живет 8 миллионов человек по всей протяженности, а с их порядка 500-т миллионов. Не надо быть большим геополитиком, тут действуют другие законы. И люди будут проникать, конечно, потому что им там тесно, а тут пусто, вот и все. А было бы нас 300 миллионов, было бы по-другому. В Америке 300 миллионов живет.

У Вишневского это очень доказательно, потому что он приводит формулы, мы все с вами математику немножко знаем, можем разобраться. Потому что на 1 женщину приходилось столько-то рождений, поэтому, если бы, то и т.д., а если бы еще внуки, то и т.д., даже если какую-то естественную убыль принять во внимание. В общем, была бы другая страна. Но, мы имеем дело с тем, что мы имеем. Поэтому нам сейчас предстоит напрячься, взять руки в ноги и голову в руки и пойти обедать. Я с вами прощаюсь.

Источник:

Поделиться ссылкой:

Ирина Евгеньевна Ясина
Вице-президент фонда «Либеральная миссия»

Ирина Ясина:
Очень рада вас тут видеть. Поднимите руки, кто не в первый раз? Всего один человек. Все новенькие. Как здорово! Сейчас я посмотрю, откуда вы. Железногорск, Волгоград, Бишкек даже, ничего себе! Ижевск, Йошкар-Ола, это все знакомые города. Делегация из Казани, какая мощная! Краснодар, Курск, Пермь, Санкт-Петербург, Москва, факультет журналистики, ГУУ. Ну, хорошо. Разнообразная география. Ярославль любимый.
Дорогие друзья, давайте мы с вами поговорим. Во-первых, знаете ли вы, рассказали ли вам, что за семинар, на который вы приехали? Когда-то давно, в 2000-х годах существовала организация, которая называлась «Открытая Россия». Может, вы про нее слышали, а может быть, нет. «Открытую Россию» в 2001-м году основал Михаил Ходорковский. Ныне зэка Ходорковский, про которого, я думаю, вы слышали. Я была директором этого фонда, и мы в нем работали, вот, Сергей работал, Инна работала, еще много людей, и мы проводили там массу программ. Одной из наиважнейших был клуб региональной журналистики. Считайте, уже 10 лет, как мы работаем. В 2007-м году мы дополнили программы, уже «Открытой России» не было, Ходорковский уже был в тюрьме. Счета «Открытой России» были арестованы. Но нашлись добрые люди, в частности, Дмитрий Борисович Зимин, основатель компании Вымпелком – торговая марка Билайн. Думаю, у многих из вас телефончики Билайн в карманах. Этот замечательный человек придумал эту компанию. Основал ее. Создал с нуля. Сам он инженер-физик, математик. Всю жизнь работал в оборонной промышленности Советского Союза. И вот, будучи шестидесятилетним, он пошел в бизнес. Стал миллиардером. Основал одну из крупнейших компаний в России. Он человек не чуждый и благотворительности, и просвещению, и всяким таким делам. Он начал давать деньги на семинар «Я думаю», в котором вы принимаете участие. Это, по сути, очень похоже на клуб региональной журналистики, то есть, идея такая же: приезжают ребята из регионов, перед ними выступают самые умные, самые информированные, не обязательно облеченные властью. Обычно в нашей стране это не совпадающие вещи. Облеченные властью и самые толковые, самые умные – лежат как-то в разных плоскостях. Поэтому я думаю, что люди, которых вы слушали вчера, произвели на вас именно такое впечатление. Все они выступают бесплатно, все они приезжают в свободное время. Это не является для них ничем другим, кроме как общественной миссией, даже не обязанностью. Они считают, что должны это делать. Они должны заниматься просвещением. Они приезжают, потому что считают, что должны это делать. Должны заниматься просвещением, должны заниматься образованием, потому как то, чему вас учат, это здорово, но этого не всегда достаточно. И всегда хочешь узнать что-то еще.  А если включишь телевизор, там такое увидишь, что не станешь более образованным, а отупеешь вконец. Не дай Бог попасть под влияние этого «замечательного» средства массовой информации. Совсем другое – желание людей почему-то работать бесплатно, почему-то тратить свое субботнее или воскресное время, деньги, как Дмитрий Борисович Зимин, чтобы сидели 30 студентов из регионов по 2 раза в месяц в подмосковном доме отдыха и слушали всякие умные разговоры. При этом никто не повезет вас ни в театр, ни в кино, ни на каток. Никакой культурной программы нет. Суть семинаров в том, что мы сидим и обсуждаем, сидим и перевариваем. Вам тоже зачем-то нужно сюда ехать. Я не говорю, что лектора особенные, а вы такие обыкновенные. Вам тоже зачем-то понадобилось сюда приехать. Почему-то огромная масса людей занимается тем, чем занимается, а вам хочется знать больше. Что за божья искра? Ведь это именно она пробегает и заражает нас с вами. На этот вопрос ответить сложно. Я для себя определяю самое не любимое мной в россиянском народе (потому что не обязательно мы русские, башкиры или чуваши, евреи – совершенно не важно). Мы живем в Российской Федерации, живем давно, и предки наши жили тут, потомки наши тоже, видимо, будут жить тут, все мы не уедем, даже если кому-то хочется. Не особо нас там ждут. И конкуренция между такими желающими очень велика. Это не только, мы, россияне уважаемые, это и украинцы, это и латыши, это и индусы, это и пакистанцы. В Европу и Америку все хотят. Поэтому можно не обольщаться, все мы не уедем. Нам придется жить тут. Более того, нам придется радостно жить тут, и мы будем пытаться изменить свою жизнь так, чтобы нам было все более и более комфортно. В чем вопрос? Самая нелюбимая черта, с которой я постоянно пытаюсь бороться, это фраза «от меня ничего не зависит». Ее, я уверена, каждый из вас слышал много раз. «Ой, да ладно, что мы можем изменить. Они все равно без нас все решат. Все равно все сделают. Ладно, мы подстроимся как-нибудь». Родители ваши, мои ровесники (у меня дочь такая же, как вы), обычно говорят: «Ну ладно, мы доживем, а дети уж как-нибудь, может быть, будут жить по-другому». Таково советское наследие. Не будут дети жить по-другому. Вот сколько поколений меняется, а все живут одинаково. То есть, меняются внешние черты – допустим, в моей юности не было мобильных телефонов, а у вас они у всех как нечего делать, и количество сим-карт больше, чем население России. Но по сути все остается так же. «От меня ничего не зависит», – говорим мы, и для нас это индульгенция для того, чтобы дальше ничего не делать. А зачем что-то делать, если ничего не изменится? Зачем что-то делать, если от меня все равно ничего не зависит? А для других это мантра, которая позволяет каждый день усмирить себя и перестать рыпаться, перестать смотреть по сторонам в надежде найти соратников, сообщников и так далее. «От меня ничего не зависит» – ужасная штука, но есть вещи, в которых от нас мало что зависит. Там, в Кремле, гроссмейстеры двигают шахматные фигуры, а мы только подстраиваемся. Вчера сказали что партию «Правое дело» возглавит первый вице-премьер Шувалов, и мы все сидим и думаем: «Что бы это значило?». Это они решили. Что такое партия в нормальном обществе? Это когда люди решили, что им это нужно. Мы с вами. Написали программу, стали руководителями или рядовыми членами партии. Привлекли к себе еще других людей. Добились того, что их услышали. Провели акции. Провели агитацию, пригласили телевидение, радио, привели сторонников, зарегистрировались. У нас все происходит не так. У нас кто-то решил, что первый вице-премьер Шувалов должен возглавить. Значит, Кремль озабочен тем, что правый фланг очень плох, никто там не присутствует. И что «Единая Россия», последние выборы показали, теряет популярность и уже до 50% не дотягивает. А недавно Левада-центр опубликовал информацию о том, что рейтинг «тандема» снизился. Боже мой, как так, как будем жить дальше? Не знаем. Но они решили усилить правый фланг и партию «Правое дело». И снова где-то какие-то слухи. Все без нас. Никто нас не спрашивает. На выборах тоже никто никого не спросит, нарисуют. С этим приходится мириться, потому что мы прошляпили на переломе 90-х и 2000-х эту политическую ситуацию. Если товарищ Путин руководит нашей великой страной так, как хочет, ну, значит, пока ждем, копим силы и недовольство, у кого они есть. Но есть другие сферы деятельности, которые позволяют себя реализовать, как-то улучшить свое существование в этом мире. Улучшить не материально, по крайне мере то, что я имею в виду. Материально – это отдельно, это не ко мне, я про другое думаю. Я думаю о том, что улучшить свое существование можно тем, что создашь вокруг себя какую-то адекватную среду обитания, соберешь нормальных людей. Тяжело общаться с людьми, которые тебе чужды. Нормальный город, нормальные больницы. Ну не то чтобы нормальные, но лучше, чем они могли бы оставаться без нашего участия. Это то, о чем я все время думаю. Есть огромное количество  людей, и среди либералов тоже, Гарик Каспаров, Виктор Шендерович, которые говорят, что теория малых дел – это глупость полная. Нужно брать власть и идти на баррикады, а заниматься больницами, приютами для животных, помощью старикам, просветительскими семинарами – это все никому не нужно. Когда мы придем к власти, тогда мы все это сделаем. А я думаю по-другому. Я думаю, что как раз теория малых дел позволит очень медленно, очень постепенно, конечно, не сразу создать такую ауру в обществе, когда нормальных людей, понимающих, что происходит, и что без твоих усилий ничего путного не случится, будет большинство. Тогда страна изменится. Конечно, они обзывают меня наивной идеалисткой. Говорят: «Ну что ты, Ясина, дожила до седых волос, а «ку-ку». Не будет такого никогда». А я все равно с упорством маньяка думаю, что все это будет. Видя ваше поколение, поколение моих детей, я понимаю, что вы абсолютно другие, лучше нас. У меня есть один очень простой пример. Когда мне было 20 лет, мне в голову не могло прийти, что надо пойти в детский дом или дом престарелых, помочь там людям, поиграть с детьми, понадувать шарики со стариками и попеть с ними песни, как делают замечательные юные девушки, которые по всей европейской части России ездят в дома престарелых и развлекают бабушек и дедушек, пишут им письма. То есть, если вы захотите написать бабушкам или дедушкам письмо, то есть такая программа, «Внуки по переписке». Благотворительность – это очень милое занятие. Оно ничего от вас не требует, кроме как регулярно, раз в три недели, писать удочеренной бабушке или дедушке письмо о том, что вы по-прежнему их помните и сообщаете о своей жизни. У этих бабушек и дедушек часто есть собственные внуки, одиноких среди них не 100%, но так сложилась жизнь в нашей стране, что бросить собственных стриков иногда бывает нормой. Короче, по поводу теории малых дел мы страшно спорим. Всякие мои друзья (правда, друзья, мы не во многом расходимся) считают, что заниматься этой ерундой не надо, надо заниматься политической работой. А я считаю, что надо делать по-другому. Потом, глядишь, что-нибудь получится. То есть, наша задача – что-то делать, а изменится мир, или нет, я предпочитаю не думать. Для себя я выбрала такой образ жизни. Их лозунг, «любить, так королеву, проиграть, так миллион», мне как-то не близок. В общем, можно любить и человека попроще. А проигрывать лучше не надо, а если проигрывать, то совсем немножко. И мы постоянно по этому поводу спорим. Я не знаю, кто прав. Мне, конечно, кажется, что я. Я знаю массу примеров того, как люди, начиная делать что-то маленькое, меняются сами, меняют жизнь вокруг себя к лучшему, и начинается некое движение внутри, движение сердец, которое не позволяет уже равнодушно смотреть вокруг. Не важно, на что. На больных ли стариков, на бездомных ли котов, на политическую ли ситуацию – это неважно. Неравнодушие – это самое главное, к чему надо стремиться в обществе. Потому что общество такое, какое оно есть. Потому что мы, в основном, равнодушные люди. Отсюда и политические проблемы. Потому что когда-то мы были равнодушны к этому, мы позволили себе устать от политики и пустили все на самотек, а самотек привел нас туда, куда привел. И дальше. Так вот, мне в мои 20 лет в голову прийти не могло, что нужно идти в дом престарелых. Я росла в сильной могучей великой стране под названием Советский Союз. Я, конечно, знала, что не все. Слава Богу, у меня были родители, которые об этом рассказывали. Но по телевизору же не рассказывали, что в домах престарелых кошмар. И только в 90-е годы я начала о чем-то узнавать, точнее, в коне 80-х, когда стали публиковать всевозможные толстые журналы, замечательные книжки, которые раньше в Советском Союзе были запрещены цензурой. Стала просачиваться какая-то информация из разных регионов, что там что-то случилось, тут что-то произошло. Нам сейчас кажется, может быть, даже ваши родители говорят, что раньше было лучше, в Советском Союзе такого безобразия не было. Было, просто мы об этом не знали, нам об этом не рассказывали, поскольку все было под цензурой – и телевидение, и печать, никакого Интернета не было, никакого твиттера, никого живого журнала не было. Поэтому мы сидели себе и смотрели по телевизору «Ленинский университет миллионов», была такая программа. Можно было сойти с ума. Я очень вам советую почитать книжку, если кому-то она не попадалась, Рубена Гальего, полностью его зовут Рубен Давид Гонсалес Гальего, «Белое на черном». Она выложена в Интернете, поэтому вы элементарно, без проблем ее скачаете. Это удивительная, очень жесткая книжка о том, как жил этот мальчик, Рубен (это практически его автобиография), родившийся от мамы испанки и папы венесуэльца, который быстро сбежал, здесь, в СССР, в 1968 году. Прочитаете, каким образом, не буду пересказывать, оказался в советском детском доме. Маме сказали, что он умер, а он, с жесткой формой детского церебрального паралича, вырос в детских домах. Как их там учили, как их там лечили, как их там били, как они там голодали, как умирали. Вот это все – это Советский Союз. И повесть эта удивительная, точная, мудрая. Один мой знакомый сказал: «Зачем ты это читаешь? Это же очень тяжело!» Я говорю: «Слушай, как ты смеешь так говорить? Человек эту жизнь жил! Если тебе читать тяжело, лентяю, как ему тяжело было эту жизнь жить, представь себе!». Невозможно представить. Этот Рубен до сих пор жив, несмотря на свою тяжелейшую болезнь. Более того, он живет в Америке, он женился, и у него есть ребенок. Сейчас он в определенном смысле успокоился, но до этого он нашел свою мать, ныне покойную, к сожалению, в прошлом году она умерла от рака в 64 года. Я с ним познакомилась, я ездила к нему в Мадрид, потому что с матерью он жил в Мадриде. Мы когда-то, Сережа наверно помнит, купили компьютер «макинтош», и я отвезла его Рубену, потому что ему в его кресле было очень тяжело долго сидеть. То есть, он мог работать лежа, а для этого ему нужен был не настольный компьютер, большой и тяжелый, а легкий, который стоит на животе, и ты клавиши нажимаешь. Рубен двумя пальцами, которые у него двигаются, написал замечательную книгу. В этой книге полностью закрыт вопрос о том, что в Советском Союзе было хорошо. Почитайте, не поленитесь, она и для других черт характера и души очень полезна, потому что будит сострадание. Она короткая, но очень емко, сильно будит в человек лучшее, что в нем есть. Если вам будет противно ее читать, подумайте, хороший ли вы человек. А если вы ее дочитаете, не закрывая, как сделало большинство моих знакомых (невозможно оторваться), значит, у вас все нормально. И с чувством сострадания, и с сердечностью, и с добротой. Но самое основное, что и я сейчас хочу сказать, что тема благополучного, замечательного Советского Союза закрыта. Я об этом не знала. Я эту книгу прочитала в 2003-м году, когда, хоть и не роман, но она была выдвинута на букеровскую премию. Мы, «Открытая Россия», тогда ее спонсировали, назвалась премия «Букер – Открытая Россия». И Рубен, слава Богу, получил букеровскую премию. Это отдельная история. Поэтому я и поехала в Мадрид, отвозила ему куски, которые государство хотело изъять. Но неважно. Я не знала того, что надо знать. А вы знаете. Что вы живете в совсем не таком благополучном государстве, которое всем все делает хорошо. Что есть детские дома, есть дома престарелых, есть всякое неблагополучие и всякая несправедливость. Мы не знали, а вы знаете. И вы на это реагируете замечательно. На прошлой неделе я помогала ребятам организовать вечер в ВШЭ. Студенты одного факультета организовали большой благотворительный вечер. Они делают подобные вещи уже достаточно давно, лет пять. Они опекают один детский дом в Тверской области. Студенты. Там вообще никаких других денег нет, кроме того, что они собирают. Каким образом они это делают? Девочки дома пекут всякие плюшки, кексики, печеньки и так далее. Договорились с администрацией университета о том, что они продают на факультете на переменах в определенные дни раз в месяц или раз в два месяца эту выпечку за деньги. Понятно, что если бы администрация была против, то ничего бы не получилось. Но администрация – нормальные люди: «Пожалуйста. Вперед». Короче, они собирают деньги и помогают детскому дому «Родничок» в Тверской области. Что ценно? Что, во-первых, это целиком их инициатива. Во-вторых, они не отделываются покупкой одинаковых мягких игрушек, как это зачастую происходит. Что такое корпоративная благотворительность, как привыкли, по крайне мере? Это когда выделили деньги из бюджета фирмы, купили детям подарки на Новый Год, привезли, поставили и уехали. Это ужасно. Потому что, во-первых, детям не подарки нужны, а общение. Во-вторых, потому что одинаковые подарки не нужны вообще. Лежат эти котики и собачки плюшевые, привезенные в количестве 100 экземпляров, и никто к ним не подходит. Эти студенты – такие же, как вы, им 21 год, и 20, и ничего там особенного нет. Ребята из разных регионов, просто учатся в Москве. Они собирают деньги, покупают белые чашки, не расписанные, покупают специальные краски, про которые известно, что этой краской можно разрисовать чашку, а потом можно ее мыть и из нее пить, не отравишься. Такие краски продаются. Приезжают в детский дом, сидят с детьми и расписывают каждому свою кружку. Ребенок расписывает ее сам. А что такое для детдомовца сделать самому вещь, отдельную от других? Ведь все одинаковое – одежда, посуда, белье. А тут вдруг появляется свое. А потом это же еще кайф, пока ты сидишь с детьми и это делаешь. Это же совершенно особое мероприятие. Или, например, была другая замечательная акция. Детскому дому был нужен диван. Что сделали ребята из университета? Они не только собрали деньги на диван, они собрали деньги на аренду автобуса, погрузили туда делегатов детского дома, которых выбрали на собрании, и, в количестве 30-ти человек, эти дети поехали покупать диван. Вот это было мероприятие. Потому что выбор дивана – это практически главное событие года. Диван выбрали сами. На прошлой неделе, на этом благотворительном вечере, который ребята полностью сами сделали, они собирали деньги на ремонт ванных комнат. Вообще-то, это не наше дело, ремонтировать ванные комнаты в детском доме. Вообще-то, на это должно выделяться финансирование из бюджета Минздравсоцразвития, и все это должно быть, но этого нет. И возникает вопрос: «Делать это все самим, или пытаться заставить государство, или просто ждать, когда это сделает государство?». На этот вопрос тоже каждый отвечает по-разному. Мне кажется, что все-таки все делать самим не надо. Что иногда нужно начинать требовать от государства, чтобы оно оторвало пятую точку от стула и занялось тем, что оно по Конституции и всяким другим законам должно делать. Потому что мы с вами граждане. А значит, все чиновники – это слуги народа, нас с вами. Они, конечно, таковыми себя не считают, это мы существуем, чтобы их обслуживать. Но изначально придумывалось все не так, просто, у нас такое извращение произошло. Что, вроде, не они для нас, а мы для них существуем, чтобы их подкармливать. В какой момент нужно остановиться и сказать: «Государство, я больше не буду этого делать, это ты должно делать»? Не знаю. Этот момент –очень сложная вещь. Когда я разговариваю со своими друзьями, которые собирают деньги для детей, больных лейкемией, на операции, я говорю: «Ну, квоты же есть». Говорят: «Да, но пока мы будем ждать, когда выдадут эти квоты, ребеночек помрет». Потому что ему 4 года, и счет идет на месяцы. А он живет в Ивановской области, а в Ивановской области квоты кончились. И пока мы будем выбивать квоты, проще собрать по благотворительным организациям у людей, которые довольно щедро дают деньги. То есть, это миф, что у нас никто ничего не делает и никто ничего не дает. Я думаю, вы этот миф слышали. Я вам искренне говорю, занимаясь благотворительностью уже много-много лет, что это миф. Это не просто, конечно, но собрать деньги на лечение ребенка сейчас в нашей стране можно, причем, довольно быстро. И количество случаев, когда не успели, стремится к нулю. Другой вопрос, когда успели, но не помогло, такое бывает. Но вчистую, что не успели, и ребенок умер, такого нет. Потому что есть большая благотворительность, когда кто-то дает крупную сумму. В Интернете есть такой магический персонаж, который называется Капитан Немо. Никто не знает, кто это. Женщина? Мужчина? Какая профессия, сколько лет и где живет? Но, по нашим подсчетам, за последние годы Капитан Немо потратил около миллиона долларов на операции больным детям-россиянам, без всяких требований, без всякого объявления о себе. Он себе избрал такую ипостась. А с другой стороны, есть моя подруга Таня Краснова. В ЖЖ, если кто живет, у  нее ник «vespro». Она собирает деньги для детей из стран СНГ. В чем разница? Ребенок из Ивановской области – россиянин, и ему полагается квота. И, если предположить, что мадам Голикова будет более-менее расторопна, эта квота должна быть выделена, и ребенок получит свое лечение. А если ребенок живет в Азербайджане или в Армении (это бывшие республики СССР)? Ведь как все было устроено в СССР? Высокотехнологичная медицина – это Москва, Ленинград, Киев и, в редких случаях, Минск. В остальных республиках ничего не было, и все ехали сюда. И сейчас там тоже ничего нет. Они ничего не могут построить, это бедные страны. Есть разница: ехать на лечение в Германию, Израиль или Россию. По деньгам – не особая. Наши операции стоят столько же, сколько и в Германии. Но сама жизнь той же мамы, которая привозит ребенка на операцию, конечно, здесь дешевле. Кроме того, мама говорит на русском языке, поэтому для нее оказаться в среде, где она все понимает, это совсем другое дело. На таких детей Таня собирает деньги. Знаете, как? Они раз в месяц сидят в кафе «Дрова» на Никольской и пьют кофе. И все приходят и приносят. Кто 100 рублей, кто 50 рублей, кто 500 рублей, кто 1000 рублей, кто 2000 рублей и т.д. И собирают на операции детишкам из стран СНГ. А им уж точно никто не поможет, потому что их государство бедное, а к российскому государству они не имеют никакого отношения. Что выбрать? Что предпочесть? Каким образом включиться, и включаться ли во все эти дела? Каждый выбирает сам. Тут нет единого рецепта. Никто не может сказать, что если этого не делаешь – ты плохой человек. Ты не плохой человек, просто ты еще не готов к этому. Не созрел для этого. Это нормально. Но важна одна вещь, что как только мы начинаем делать что-то не для себя и даже не для своей семьи, а для кого-то постороннего – мы приобретаем больше, чем отдаем. Потому что удивительный закон сохранения энергии, духовной энергии, тут работает по полной. И, никогда ты не будешь более счастлив и востребован, чем отдавая, а не принимая помощь. Наверное, это звучит как проповедь или пустые слова. Но когда я сама начинала заниматься благотворительностью в рамках фонда «Открытая Россия», то есть, по работе, я была молодая, здоровая, глупая. Я жила, как жила. И не очень понимала, для чего это нужно. А потом начала заниматься этим. И увидела сверкающие глаза директора коррекционного детского дома, который приехал в Москву из своего Козельска Рязанской области, чтобы сказать: «Спасибо вам огромное. Мы купили то-то и то-то. И посмотрите, наши дети научились тому-то, тому-то, тому-то. Мальчики создают программы на компьютере, который вы нам поставили». Они приобретают профессию, а что такое приобрести профессию для ребенка-инвалида – это отдельная лекция. Как только вы вступаете в сферу этой жизни, вы понимаете, что есть люди, которые получают образование и работу, будучи здоровыми и умными, и дети, которые не могут получить образование, потому что они на колясках, а в школу доступа нет. Это караул. Создается особый слой абсолютно нормальных ментально способных на все головастых ребятишек, которые никогда не будут вам ровней, потому что у них не работают, например, ноги, или они слепые. Во всем цивилизованном мире существует нормальная адаптационная система, позволяющая им строить жизнь, работать, жениться, заводить детей, зарабатывать деньги, ходить в кафе, путешествовать. В нашей стране – нет. Как это сделать? Нам надо думать, работать над этим. Надежды на государство пока нет. Неимоверными усилиями удается что-то изменить, что-то повернуть. Я член Совета по правам человека при президенте. И я там с упорством барана постоянно талдычу про образование для детей инвалидов. Потому что бесполезно строить пандусы в ресторане, если у этого человека все равно нет денег быть клиентом этого ресторана, банка, кинотеатра и т.д. Нужно дать образование, чтобы он мог получить не пенсию, а зарплату, тогда он будет клиентом, тогда они сами все сделают, они же бизнес, они же за клиентов борются. Поэтому такие вопросы потихонечку двигаются. И это тоже теория малых дел. Это очень медленно. Но все равно что-то меняется. Хотя, конечно, обвинить саму себя в безумном оптимизме я не могу. Мне сильно не нравится, что происходит вокруг. Мне хочется быстрее, мне хочется лучше. Но потом я вижу вас и понимаю, что все еще будет хорошо. Потому что вам, вашему поколению выпала эта ужасная миссия – изменить эту страну. Нашу родину. Она не развалится. Это все сказки, о том, что Россия распадется. Потому что от Калининграда до Владивостока люди говорят по-русски без акцента, у нас даже говорков нет таких, чтобы мы не понимали друг друга. Это единая страна. Никуда не денешься. Никому ничего не нужно. На Дальний Восток будут приезжать китайцы на работу, а из Калининграда все люди будут уезжать работать в Европу. Тем не менее, страна остается, даже Северный Кавказ. Что нам грозит, если мы не захотим меняться как нация? Нам грозит медленная деградация. Например, в ХХ веке страна Аргентина занимала по валовому доходу на душу населения 7-8-е место в мире. Великобритания, Германия, США, Франция, Россия, Аргентина. То есть, была очень богатая страна. Они экспортировали зерно. Они экспортировали мясо. У них с полезными ископаемыми было тоже неплохо. На себя хватало. А сейчас Аргентина в рейтинге по показателю ВВП занимает 50-е или 70-е место. Всего за век она откатилась очень сильно. Ничего не произошло. Это тоже страна с великой культурой. Мы не знаем ее близко. Мы не знаем, что произошло. Но мы знаем, что в Буэнос-Айресе жил великий писатель Борхес. Для Латинской Америки он Толстой. Ничего не произошло, но страна деградировала. Почему? Притом, что интересно, это страна с белым населением. Там не было плантационного рабства, как в Бразилии и странах ближе к экватору. Там население – выходцы из Европы: итальянцы, испанцы, немцы, швейцарцы. Потому что эта страна абсолютно отказалась от демократии. Каждый сказал себе: «От меня ничего не зависит». Одна военная хунта в течение 20-го века сменяла другую. Вы все знаете про мюзикл Vita. Кто такая Vita? Это Эва Перрон, жена диктатора Хуана Перрона. Это был один из 15-ти диктаторов, абсолютно популистских и абсолютно чуждых развитию страны, которые сменяли друг друга. В 80-х годах в Аргентине тоже была военная диктатура. Но им повезло, помните? Вы не помнете, конечно. Вас еще не было. Это была война за Фолклендские, Мальдивские острова в 1982-м году. Аргентина сдуру решила повоевать с Великобританией. Маргарет Тэтчер тоже была нужна эта война, потому что она потеряла рейтинг, проводя угольные реформы, увольняя шахтеров и закрывая шахты. За это ей сейчас Англия говорит спасибо, но тогда она становилась все менее и менее популярной. И ей нужна была маленькая победоносная война, чтобы поднять свой рейтинг. Короче, аргентинские военные решили, что эти острова совсем рядом, а Англии до них пилить и пилить. Слава Богу, для Аргентины, она эту войну проиграла. Со всей своей военной мощью того времени. И тогда люди в Аргентине задались вопросом: «А что же наши военные, на что они способны, если даже за эти острова, которые мы считаем своими всю жизнь, мы не можем повоевать с теми, кто приплыл с другого конца земли?». И начались хоть какие-то подвижки и реформы. Экономические, и, главное, политические. Там сейчас тоже не все благополучно. Это невозможно, за век отстав в развитии институтов. Ведь демократия – это не только выборы, это еще и образование, это особое участие людей в жизни страны и СМИ, всегда свободное. Ничего этого пока нет. Там есть семья. Муж и жена. То он президент, то она. То Батурина, то Лужков – такая ситуация. Но ничего, теперь они преодолеют. Я боюсь для России именно такой судьбы. Когда не слушайте пугалок про «развалится». Ничего не развалится. Никуда не развалится. Будет деградировать, постепенно, когда один Владимир Владимирович сменяет другого Владимира Владимировича. И медленно угасать. Что такое великая держава? Для вас? Это вопрос. Это когда танки, пушки и все боятся? Так ведь? Нас все боятся, нас все уважают. Так боятся, или уважают? Это разные слова, страх и уважение. И только в русском языке есть выражения: «боится – значит, уважает», «бьет – значит, любит». Это не 21-й век, это какой-то феодальный строй. Уважения можно добиться, не имея оружия, а что-то для этого делая. Для меня великая страна – это та, которая обеспечивает своим старикам спокойную старость, где старики не умирают в дерьме в домах престарелых и не гниют заживо. С этой точки зрения, Бельгия намного более великая страна, чем Россия. У на сейчас 700 тысяч социальных сирот. То есть, сирот при живых родителях, просто брошенных. У нас после войны не было такого. Вас призывают побольше рожать. А вы сначала позаботьтесь о тех, кого мы уже понарожали. Прежде, чем кричать, что у нас демографические проблемы. Боле того, если нарожают новых, то их постигнет такая же участь социальных сирот, брошенных детей. Так что же делать? Какой выход? Я не пытаюсь вас напугать. Вы сами прекрасно это знаете. Ни у кого здесь нет никаких сомнений. Очень простой рецепт: делать что-нибудь. Сначала маленькое. Печь пирожки и продавать их на переменках в университете, помогать приюту для бездомных животных. Потом возникает привычка, что общество не требует от тебя, но ты ему все равно что-то даешь. Ты его часть, ты гражданин. Это слово у нас как-то не популярно. Как-то смешно и искусственно звучит. Но если ты принимаешь участие в жизни своей страны, не обязательно ехать на Селигер и принимать участие в нашистских шабашах. Это другое. Там 200 рублей заплатили, и все поехали. Поэтому хотела свою проповедь завершить. Это не лекция. Это наблюдение за тем, что происходит. К сожалению для вашего поколения, на вас будет лежать эта самая главная роль. Потому что в мое время, в 90-е, все было очень здорово. Это замечательное время. Бурное, неопределенное. Это время роста и развития. Сейчас время застоя. И от вас будет зависеть, будем ли мы деградировать, или будем развиваться. Это зависит от каждого из вас. Невозможно развитие страны, если люди в ней аморфны, абсолютно не активны. От этого ничего страшного не произойдет, но жизнь будет скучной и тягостной. И детям своим будет рассказать совершенно нечего. Все, спасибо. Да, вопросы. Конечно. И будем обсуждать. Только, пожалуйста, представляйтесь.

Валентина Киселева, Йошкар-Ола:
Хотела спросить, как вы относитесь к волонтерству, которое у нас сейчас пропагандирует государство. Это программа «Сочи-Ванкувер-Сочи». У меня соседка является этим волонтером. И глядя на то, как она сама относится к этому волонтерству, у меня иногда начинают волосы на голове шевелиться. Эти люди начинают говорить: «Почему мы не входим в число значимых людей в республике?». В каждой республике наверняка выходит книга «Кто есть кто». «Почему наши фамилии там не записаны?» И после очередных слетов у них на стене висит плакат «звезда волонтерского движения», или что-нибудь подобное. Мне как-то тяжело становится. Я тоже занимаюсь волонтерством, но не в такой форме.

Ирина Ясина:
Я с вами солидарна. Движение волонтеров вокруг Сочи не имеет ничего общего с волонтерским движением. Во-первых, оно за деньги. Это федеральная тусовка. Мало ли что вредного пропагандирует родное государство. Относитесь к этому спокойно. Нужно понимать, что мухи отдельно, котлеты отдельно. Я была на одном мероприятии в Берлине, причем, частном, не государственном. Но большом. Какие-то спонсоры нашлись. И дело было вполне безумное. Называлось «100 мудрецов». Собирали от каждой страны по 2 человека. Мы сидели за гигантским столом на Бабель плаце. Это площадь, на которой Гитлер сжег книги. И там стоит совершенно потрясающий памятник книгам. Просто стопка книг высотой метров 6 или 7. Перед берлинским университетом. Мы сидели, отвечали на вопросы, которые собрали со всего мира по Интернету. Мы сидели перед маленькими видеокамерами, все транслировалось в Интернете. Для чего, было непонятно. Но было жутко здорово. И обслуживали это все волонтеры. Что такое волонтеры? Был мальчик, который приехал из Швейцарии. Который со мной работал. Русский по происхождению. Из Чебоксар. Он там учился. Ему оплатили дорогу и еду. Он ничего за это не получал. У него была соответствующая майка. Он знал, что я на инвалидной коляске и что мне нужен сопровождающий. Вот он мне и помогал. Парнишка этот толкал коляску. Показывал и рассказывал. Для него это был фан, потому что он помогает людям, тусуется в другой стране, ему все интересно. Это волонтерство.

Валентина Киселева, Йошкар-Ола:
Насколько я знаю, когда они ездили в Ванкувер, им даже зарплату платили.

Ирина Ясина:
Совершенно верно. И в Сочи им будут платить. То же самое. А попробуй, собери людей не за деньги.

Валентина Киселева, Йошкар-Ола:
Я с этим сталкивалась. Раз в неделю я езжу в детский дом. И очень часто бывает, что заказываешь в ВУЗе автобус, чтобы ехать не за свой счет, а чтобы людей набрать, и они все поехали. И часто автобус на 56 посадочных мест, а сидишь одна. Я не знаю, как двигать людей, чтобы они к этому захотели присоединяться.

Ирина Ясина:
Как двигать? Так, как делали студенты на прошлой неделе в ВШЭ. Они позвали своих друзей и сказали: «Смотрите, мы делаем так». А я им помогла собрать каких-то других людей, которые занимаются другой благотворительностью. И каждый рассказывал, что у них происходит. Это было весело. Это была совершенно замечательная движуха. С песнями, плясками и так далее. Только так, и никак по-другому. Только своим примером. Больше никак не убедишь. Слава Богу, есть Интернет. Можно что-то на сайте тыкнуть. Главное – увидеть, что это не какой-то инопланетянин, и не сумасшедшая жена какого-то американца, которой просто скучно. Это такие же, как мы. Зайдите на сайт «Старость в радость». Это девчонки, которые ездят по домам престарелых. Лиза с аккордеоном. Что они делают? Они поют песни и надувают мыльные пузыри. И дарят бабушкам и дедушкам какие-то простейшие подарки, которые мы все собираем по городу. А у Лизы дома все это складируется. У них 180 подшефных домов престарелых. И они организуют группы в регионах. Иначе не наездишься. Только своим примером. Только рассказывать. И не надо никого насильно волочить. Мне кажется, что это становится модным, в хорошем смысле этого слова. А я котам помогаю. У меня много общественных нагрузок, но лично для себя я помогаю кошачьему приюту.

Эдуард Кочетов, Москва:
Говоря об отношении к инвалидам и сиротам, как вы относитесь к намерению министерства образования отменить льготы при поступлении в ВУЗы для инвалидов и сирот? И какова позиция ВШЭ по этому поводу?

Ирина Ясина:
Я к ВШЭ не имею отношения. Но у меня как у активного деятеля инвалидного движения есть свое мнение. Льготы должны быть отменены, но после того, как будут созданы равные условия. Как только любой ребенок инвалид сможет получить такое же среднее образование с теми же учителями и в тех же школах. Не дай Бог, никаких коррекционных, никакого надомного обучения. Если хочет, то, пожалуйста. Но если он хочет учиться в обыкновенной школе, и его родители могут позволить себе его туда привозить, то тогда можно отменять льготы. Тогда когда есть учебники для слепых ребят, есть места для слабослышащих, есть места для слабовидящих. Это делается во всем цивилизованном мире. Тогда льготы не нужны. Но пока у нас сегрегация.

Эдуард Кочетов, Москва:
Значит подоплека здесь другая. Смысл?

Ирина Ясина:
Хочется сэкономить. Им всегда хочется сэкономить. Мадам Голикова, которую я не очень люблю, она бухгалтер. Причем, хороший. Она работала в Министерстве финансов много лет, и считалось, что лучше Татьяны Алексеевны бюджет не считает никто. Просто супер! Она, ребята, очень хорошо считает бюджет. В Минфине должен работать тот, кто экономит. Задача Минфина – сэкономить госрасходы. Но когда ты сидишь в Минздавсоцразвития! Пускай экономят на себе менты или военные.

Эдуард Кочетов, Москва:
Лучше бы распиливать экономику.

Ирина Ясина:
О том и речь. Когда я думаю о том, сколько сейчас будет стоить переодеть милиционеров в полиционеров, мне становится дурно. Но был момент, когда хотели отменить льготы для беременных. 25 пузатых теток вышли к Минздравсоцразвития. Они даже не успели постоять с плакатами. Их немедленно принял замминистра и обещал, что ничего не будет. Они боятся минимальной общественной активности. Но что такое 25 пузатых баб? Прям, вот, революция. Естественно, показали ТВ, Интернет, ЖЖ, фейсбук. Они испугались, и все встало на место. Эти ужасные поправки к закону о социальной защите инвалидов, которые сильно ухудшили состояние с компенсацией! Вот я покупаю инвалидное кресло. Если раньше я его покупала любое, какое мне нужно, то мне его компенсировали 4 года. А сейчас мне не компенсируют такое, которое не ломается завтра и на котором можно сидеть, а компенсируют только китайского производства. По 94 ФЗ, по минимальной цене. Я говорю: «Ребят, ну пойдите, выйдите к этому министерству». Нет. Пошумели, покричали в Интернете, 4 газеты написало. Ничего не изменилось. Так этот закон и был принят. А вышли бы 100 человек на инвалидных колясках к Минздавсоцразвития, и я вас уверяю, все было бы нормально. Нужна общественная активность. Не на баррикады, но надо протестовать.

Эдуард Кочетов, Москва:
Спасибо.

Николай Парфененок, Санкт – Петербург:
У меня вопрос, возвращаясь к теме волонтерства. Мы работаем в волонтерской организации, организуем для школьников различные занятия. Например, по теме «финансовая грамотность», «юридическая грамотность». Сталкиваемся с таким, что просто РОНО не пускает, не указывая никаких причин для этого. Хотя есть прекрасные отзывы из других регионов, из нашего конкретно региона, из других школ, в которые приходили. Как действовать в этой ситуации, если РОНО дает отказ, когда они вообще, даже не изучая ничего, просто «извините, до свидания!»?

Ирина Ясина:
Только гласность. Только выносить сор из избы. Другого ничего нет. В таких ситуациях надеяться на то, что мы найдем какого-то более высокого начальника, который заставит более мелкого начальника что-то сделать, не приходится. К сожалению, только Интернет, газета, и так далее. Ничего другого не придумаешь. Причем, желательно с фамилиями. У меня в жизни был такой интересный эпизод. У меня образовался знакомый мальчик, ну, то есть, я с ним познакомилась на митинге за инклюзивное образование, то есть за совместное обучение детей-инвалидов и здоровых детей. Мальчика звали Кирюша. У него была мама Валя, и есть, слава Богу, они живы и здоровы, и все у них хорошо. Кирюша закончил 4 класса в общеобразовательной школе. После чего ему сказали: «Все. Первые 4 класса вы сидели в одном кабине на первом этаже, который мы вам организовали, а теперь вашу коляску мама по всем этажам таскать не может. Поэтому, аля-улю, переходите на надомное образование». Мама Валя пришла в РОНО, где ей тетя с халой на голове сказала: «Ради одного вашего ребенка никто ничего делать не будет». Ну, Валя в слезах-соплях, потому что мальчик талантливый, мальчик звезда просто неимоверная. Но на коляске, дистрофия мышц. Валя пришла на митинг, познакомилась со мной. Я думаю: «Нет, Карфаген должен быть разрушен. Надо сделать ради одного ребенка, все, что мы захотим». Это было ужасно трудно, потому что пришлось включать орудие главного калибра, поскольку это все делается первый раз. Но что было важно? Я описывала всю свою борьбу, все письма, которые я писала, все звонки, которые я делала, в Живом Журнале, каждый день, дословно. «Иванова Наталья Павловна послала меня на 3 буквы, когда я позвонила в 10 часов 20 минут, и сказала, чтоб я перезвонила через 3 недели». То-то, то-то, то-то… «На вопрос корреспонденту 1-го канала, который я другому корреспонденту по другому каналу уже задавала, обещал…» И так далее. «Через 3 недели, когда было спрошено: «А вот то, что вы обещали, оно делается, или нет?», он сказал, что у него нет времени». И все с фамилиями. Ребята, другого способа я не знаю. Когда мне звонили журналисты, я говорила: «Ребята, читайте Живой Журнал. Там сага целиком написана. Я вам даже не буду ничего рассказывать. Берите и переписывайте». Ну, добились. Мальчик ходит в школу. Сейчас уже в 6-й класс. Он уже победитель каких-то невероятных международных олимпиад. Причем, по математике, не по чему-нибудь. Я считаю, что это просто мой крестник, Кирюша. Я не помню, какие у моего ребенка были оценки в 6-м классе, Кирюшины я все знаю наизусть, правда, там одни пятерки. Все не сложно.

Илья Дворянкин, Казань:
Вопрос. Вот, есть инвалиды, да, есть пенсионеры. Есть еще одна категория «обделенных», это осужденные. Что с ними делать? По освобождению их. Есть организации, которые можно пересчитать по пальцам, занимающиеся адаптацией их к нормальной среде обитания. Куда их девать? Насколько мне известно, после освобождения это отбросы, скажем так. Потому что работодатели к ним так и относятся: «Все, у тебя есть статья». Я знаю пример, где маленький мальчик, которому 15 лет, у него букет: убийство, изнасилование, грабеж и тому подобное. Потому что следователям надо было просто закрыть дела. И ничего проще они не нашли, как взять мальчика с улицы, которой, может быть, и украл там.

Ирина Ясина:
Вся наша система исполнения наказаний не требует дополнительных комментариев. Мы все знаем, что там происходит. Редкие люди, которые пытаются сделать что-то позитивное, просто из этой системы выживаются. У меня тоже был случай, когда мы работали в «Открытой России». К нам пришло письмо из Можайской детской колонии для несовершеннолетних мальчиков. Потому что есть мальчиковые колонии, есть девичьи колонии. Девичья колония одна в европейской  части, в Старом Осколе. Написал мужик, полковник внутренних войск Шатохин. О том, что, типа, он слышал, что Вы, Михаил Борисович Ходорковский, такой добрый, и делаете компьютерные классы и систему образования, обучение учителей компьютерной грамоте. А слабо Вам поставить к нам в колонию компьютерный класс? Нам оказалось не слабо. Мы поставили компьютерный класс, Туда приезжали наши ребята, учили этих пацанов пользоваться компьютером, чему-то еще. И с тех пор как-то, вроде, и хорошо. Года через 3 приехал ко мне Шатохин домой. И сказал: «Ир, меня выгнали!». Я говорю: «Как так? Вы вообще супер-человек. У вас эти пацаны выходят подготовленными к другой жизни». Вот, на ваш вопрос отвечая. У них есть какие-то профессии, стремление к чему-то. Пускай половина из них так и пойдет по дурной дорожке, но половина, все-таки, благодаря вот этому компьютерному классу, условно, вырулит. Его выгнали! А за что? Какие претензии? «Послабление режима». «Это что значит?». «Это значит, что когда на улице выше 30-ти градусов тепла, я разрешал пацанам расстегивать верхнюю пуговицу, и разрешал курить в колонии не тайком, а в специально отведенных местах. Они же все равно курят. Все равно нарушают. Каждый ходит под страхом попасть в карцер. Я выделил место для курения, пускай».
Кроме того, он что делал? Он тем, кто хотел учиться, помогал поступать на заочное, вечернее отделения. Его выгнали. Потому что такой не нужен. Плюс у него была замечательно налажена психологическая служба, с этими пацанами работали. Он шел на какие-то нарушения. Я помню, там был мальчишка, у которого после 18-ти лет, когда можно в детской колонии находиться, срок превышал на 4 месяца.

Илья Дворянкин, Казань:
До 21-го года можно в детской сидеть…

Ирина Ясина:
Ну, в общем, он перескакивал на 4 месяца или полгода. Его должны были отправить во взрослую колонию. Этот его задержал, потому что, сами понимаете, что это такое, взрослая колония. Только, опять же, абсолютная открытость и неравнодушие. Не знаю, что еще. Как можно справиться? Не знаю. У меня еще случай есть. У моей подруги посадили мужа. Ну, как водится, где-то там кому-то он, занимаясь бизнесом, перешел дорожку. Алеша сидит недалеко от Березников. Есть такая станция, Половинка. Вы, наверное, знаете, кто из Перми. Около этой Половинки находится зона. Недавно моей подруге Оле пишет в Интернете человек: «Я директор такого-то завода. Живу в городе Березники. Вот, читаю вас в «Новой газете». А это – Оля Романова, которая все время пишет про своего заключенного мужа и, соответственно, много про зоны. Она очень известная журналистка. «Я, – говорит, – знаю, Ольга Евгеньевна, что вы мотаетесь каждые 2 месяца на зону и возите с собой много всего. Скажите, что нужно. Мы привезем в зону все, что необходимо». Ну, Оля чисто конкретно говорит: «Привезите валенки, потому что скоро зима. Витамины, меда, вещи какие-то. Ну, витамины ладно, они не тяжелые, мы сами привезем». Короче этот Юра, директор завода, тремя машинами привез машину валенок, то есть, не только Алеше, а всей зоне, бочку меда, 4 коробки витаминов и так далее. Зачем ему это? Подписал всю зону на «Коммерсант», «Ведомости» и «Новую газету», и еще какую-то правильную литературу. Вот сказать: «Зачем? У тебя там нет знакомых!». Вот при этом радиусе заботы, когда касается только меня и моей семьи, мы обречены как страна. Но как только забота выходит на более широкие просторы, у нас есть надежда. Понимаю, что я очень абстрактно отвечаю на ваши вопросы. Но у меня нет другого ответа.

Илья Дворянкин, Казань:
Есть такие проекты как «Калина Красная» и «Амнистия души». Они проходят в театре под руководством Спесивцева, да? Как Вы относитесь к таким проектам, и правильно ли это – выставлять на широкий показ этих людей? Ведь это все показывается в СМИ!

Ирина Ясина:
Я считаю, что это правильно!

Илья Дворянкин, Казань:
Не может ли быть такого, что: «А, я тебя видел! А, у тебя убийство!»

Ирина Ясина:
Есть такое понятие, «стигма». Знаете, наверное. Стигматы, стигма. Человек, который означен чем-то, что отличает его от других. Будь-то инвалидность, будь-то нетрадиционная сексуальная ориентация, еще что-то. Мне тяжело, конечно, сказать, что убийство – это то же самое, потому что убить другого человека – это не то же самое, что отличаться в других областях. Но я прекрасно понимаю, что могут быть люди, которые это сделали и горько сожалеют. И надо им давать шанс. Несомненно, шанс надо давать любому человеку. Я всегда повторяю своим студентам: «Ребят, никогда не думайте, что человек обречен. Вот, он сволочь, и все. Мало ли, что может быть? Жизнь длинная, Земля круглая. Мало ли, что с ним произойдет, он изменится. Надо давать шанс». А то, что увидят по телевизору… Ну, увидят, и что? Может быть, это, все-таки, положительный пример. Они же не показывают по телевизору тех, кто убил, а потом сидит и говорит: «А я и дальше буду убивать!» Они же показывают тех, кто действительно встал на путь исправления, говоря казенным языком. Может быть, это будет какой-то надеждой для других. Ведь сколько у нас людей сидит в тюрьме! Это же ужас! По всей стране, считали, каждый шестой мужчина у нас или сидел, или сидит. Это какая-то совершенно запредельная статистика. Притом, что оправдательных приговоров нет совершенно. Сколько там, 0,3 процента?

Илья Дворянкин, Казань:
Очень мало, да.

Ирина Ясина:
Очень мало, да. Ребят, давайте еще вопросы, у нас еще есть немного времени.

Анна Кузнецова, Курск:
Я представитель молодой волонтерской организации. Нам всего лишь год. Мы начинали на базе нашей кафедры. То есть это было как самостоятельная работа, не было волонтерской деятельности. Вместо написания рефератов, мы ходили к детям. Мы прошли различные этапы от этих вот одинаковых игрушек, канцтоваров, сейчас переходим постепенно к мероприятиям. И поэтому у нас такой вопрос. Есть ли какая-то законодательная база по поводу волонтерства?

Ирина Ясина:
Слава Богу, нет.

Анна Кузнецова, Курск:
Как Вы считаете, мне интересно, нужно ли это?

Ирина Ясина:
Слава Богу, нет. Потому что как только появится какая-то законодательная база, сразу появится бесконечное количество желающих вас за что-нибудь прищучить. Делайте, пока ничего нет. Делайте, что хотите. Договаривайтесь, с кем хотите. Какая волонтерская книжка? На фиг это нужно! Не дай Бог! Как только у нас влезает государство, как слон в посудную лавку! Теперь оно будет нам волонтерские книжки выдавать! То есть, я к свом котам должна принести деньги, только если у меня есть удостоверение кошачьего помощника? Смешно!

Анна Кузнецова, Курск:
Понятно. И еще вопрос. Как вы считаете, отношение правительства к волонтерским организациям положительное, или, все-таки, отрицательное? В связи с митингами, когда волонтеры борются за какие-то свои идеи, как вы считаете?

Ирина Ясина:
Понимаете, мы с вами живем в стране, где, по большому счету, никакая общественная активность не приветствуется. То есть у нас такой порядок, что народ сидит и ждет, когда ему кажут, что делать. Вчера я была на записи программы Жванецкого «Дежурный по стране», которая выйдет в следующий понедельник, в первый понедельник апреля. Ребят, обязательно посмотрите! Такой кайф! Он такая умница невозможная! Он дал понятие вертикали. Вертикаль – это когда задница того, кто сверху, находится на лице того, кто снизу. Правильно! Есть вертикаль у нас! Они против. Ну, и Бог с ними! Ребят, не обращайте на них внимание. Понимаете, в той ситуации, какая есть, для нас с вами существует один выход: мы делаем и делаем. Пока они не суются, слава Богу! Вот знаешь, Боже, храни царя. И храни его подальше от нас. Так мы живем. Ну, а сунутся, тогда уже будем решать проблемы, по мере их поступления.

Мария Вятчина, Казань:
Возвращаемся к теме детской колонии. У нас активисты организации, ребята, которые работают в правовом направлении, хотят работать с детьми в детской колонии. В принципе, есть возможность договориться, но мы боимся. К этому вопросу нужно подходить аккуратно. Дети особые, с особым положением. Есть желание, есть возможности, но есть страх. Как бы не совершить ошибки?

Валентина Киселева, Йошкар-Ола:
Что с детьми-инвалидами, что с осужденными, по-моему, проблема в том, что все их считают особенными. Не надо их считать особенными, они такие же, как и мы.

Ирина Ясина:
Валь, да, но… Инвалиды, я точно знаю, совершенно такие же. Чем меньше делаешь скидку на их инвалидность, тем лучше. То есть, нормально общайся с ними, и все. Я никогда не общалась с осужденными детьми, мне сложно здесь рассуждать конкретно. Я бы посоветовалась с психологом. Конечно, самому идти туда в первый раз, наверное, можно каких-то ошибок наделать. Например, у детей в детских домах, если кто-то с ними общался, знаете, очень часто существует презумпция того, что им все должны. И это очень тяжело. Потому что приходишь, а тебе не то чтобы не рады, тебе сразу говорят: «А что принес вообще? Sony PlayStation?» Запросы уже не на канцтовары. Вот почему для меня ценно то, что мои студенты делают в «Родничке». Они развивают у ребят другие потребности. А начиналось все тоже с Sony PlayStation. Принеси mp3 плеер, и так далее. Запросы, я говорю, не детские. Не знаю.

Валентина Киселева, Йошкар-Ола:
И на ваш взгляд, что им в первую очередь надо дать? Знания, опыт? Не с конца, сразу компьютеры?

Ирина Ясина:
Я не знаю по осужденным, честно говорю. Я когда с Шатохиным общалась, там было еще дело интересное. Есть такой писатель, Сергей Каледин. Он был довольно известен в позднее перестроечное время. Он написал «Штрафбат». Были у него нашумевшие повести. Он жил недалеко от этой зоны. Собственно, он меня с этим Шатохиным и познакомил в Можайском районе. Он тоже ходил туда как волонтер, воспитателем. Он пытался с этими осужденными мальчиками говорить о литературе. Не слушал сначала никто.  Наоборот, демонстративно ржали, кидались чем-то, и так далее. Тогда он попытался как-то привлечь их внимание нетрадиционными методами. Он говорил: «Ну, например, Пушкин, малоизвестный эфиопский поэт». Если им скажешь, что Александр Сергеевич Пушкин – солнце русской поэзии, они и ухом не поведут. Как моя кошка, когда ей жрать не даешь, она делает вид, что жрать дашь – повернусь. Так и тут. Нетрадиционный ход. Заинтересовал, зацепил. Нетрадиционное что-то надо. Не знаю. Боюсь давать советы. Потому что я совсем не компетентна, а очень страшно быть уверенной в том, что говоришь, если ты на самом деле знаешь про себя, что ты не знаешь.

Екатерина Аликина, Санкт-Петербург;
Понимаю, что мой вопрос, возможно, покажется несколько наивным. Но вот действительно, как сделать первый шаг? Это очень сложно. У тебя есть какая-то внутренняя решимость, но ты еще не знаешь, это из серии «ты получаешь уверенность, только тогда, когда делаешь». А нужно именно начало. Именно в отношении себя. У меня было желание. Я залезла в Интернет, посмотрела список детских домов. Не было там ссылок «требуются волонтеры и все такое». Я посмотрела, и на этом у меня желание ушло, осталось на какой-то задней полке. Я уверена, что множество людей, которые готовы отдавать по нескольку часов в неделю, просто не знают, с чего начать. Их никто не привлекает. Просто желание в них сидит где-то глубоко. И все.

Ирина Ясина:
Самое главное – компания. Мне кажется, начинать искать место, к чему приложить свои силы, нужно во вторую очередь, сначала нужно найти компанию, которая это уже делает. В том же Живом Журнале куча сообществ. Вполне можно найти кого-то в Питере, мне кажется. Если Вам нужно, Вы мне напишите, на мой мэйл. Я постараюсь что-нибудь найти. Что-нибудь подыщем. Потому что, понимаете, особый кайф этим всем заниматься в обществе себе подобных. Это правда!

Екатерина Аликина, Санкт-Петербург;
И еще сложно перешагнуть через мнение общества, когда в обществе сложилось мнение, что это глупости. В обществе, где требуется индивидуальность, где гонор, пафос ценится намного больше, чем чувства, которые идут из души. Вы сами говорили, что с этим столкнуться нереально.

Ирина Ясина:
Я знаю, но это меняется, потому что мода на цинизм проходит. Честно. Я это точно знаю.

Екатерина Аликина, Санкт-Петербург;
Цинизм – высшая форма незрелости души?

Ирина Ясина:
Мода на цинизм, на пафос и на распальцовку проходит. У нас это делается крайне медленно. То, что мы называем элитой, ею не является. Потому что элита – это высшие слои общества, сливки общества, это люди, которые несут ответственность за состояние душ и умов. Что я имею в виду? Я когда-то прочитала воспоминания Элеоноры Рузвельт. Жены президента Франклина Рузвельта, ну, правда, еще и племянницы президента Теодора Рузвельта, у нее даже девичья фамилия была тоже Рузвельт, ей даже фамилию не надо было менять, когда она вышла замуж. Вообще Рузвельты были мощнейшим кланом, потомками голландский переселенцев. Если вы помните, Нью-Йорк сначала назывался Нью-Амстердамом. До его основания. Это были самые первые. Совершенно невероятная элита. В этом роду были епископы, генералы, основатели банков, то есть, что-то невозможное. И вот эта Элеонора Рузвельт пишет свои воспоминания. Когда ей было 16 лет, она и ее подружки, по фамилиям Астер, Вандербильт, Карнеги и так далее, ходили в школы в Бруклине учить английскому языку, математике и танцам детей эмигрантов. Не люблю слово «элита». Девочки из высшего общества. Ходят в Бруклин, самый поганый тогда район. Учить детей эмигрантов. Это начало 20-го века. А кто такие эмигранты? Это евреи из черты оседлости, в основном. Зашибленные, не знающие английского, не знающие ничего, они только что 3 недели плыли на корабле. Вот эти девочки из сливок общества ходят и учат этих детей. В 16 лет они не сами туда пришли, их туда мама и папа отвели, понимаете? Это воспитывается в обществе. Я говорила Дмитрий Анатольевичу Медведеву, президенту всея Руси: «Дмитрий Анатольевич, этим должны заниматься ваша жена, ваш сын, ваши министры и их семьи. Не лично министры, им не надо, они пусть на работе работают. Понимаете, не надо нас призывать. Надо, чтобы они показывали пример. У нас таких примеров никто не показывает. Поэтому в обществе существует такая точка зрения, что это только прерогатива городских сумасшедших». Я не говорю, что нам нужна эта примерная Медведева, мы без нее обойдемся. Но было бы хорошо, если бы. Вот у меня летом была такая замечательная история. Мои знакомые девочки ходили по Москве и расставляли миски. Представляете, что в Москве творилось этим летом? Это ад был! 40 градусов, плавящийся асфальт, смог, невозможно было жить. Воды-то не было нигде. Я видела воистину, что такое водяное перемирие, как у Киплинга в «Маугли». Когда голубь и кошки пили из одного блюдца, которое поставили девчонки-волонтеры. Они придумали сами. Они ходили и для животных расставляли воду. Что тебе это блюдце купить? Я говорю: «Дмитрий Анатольевич, если бы это делали ваши! Но вы все убежали из Москвы, вас никого не было тут!» Вот и все. Понимаете, традиции нет. Точнее, она утрачена. Потому что в начале 20-го века, все-таки, она была. И дочки царя работали в госпиталях. Мы все знаем их замечательные фотографии в форме сестер милосердия. Мы эту Путину или Медведеву там видели? Нет, как-то ни в один хоспис они не зашли. Нет традиции, ну и Бог с ними. Мы сами это все сделаем. Мы же уже знаем, что общество у нас разделено на 2 части: те, кто называет себя элитой, и те, кто просто люди. Кстати, почему мне слово «элита» не нравится. Один мой приятель, журналист радио «Свобода» Михаил Шевелев, сказал так: «Элита – это животноводческий термин, выбранный в качестве самоназвания группой лиц, укравших крупную сумму денег». Животноводческий термин, выбранный в качестве самоназвания. Давайте спишемся с вами и что-нибудь подберем. Что еще вам рассказать, мои дорогие?

Реплика:
Расскажите, как Вы ко всему к этому пришли? Пожалуйста, расскажите!

Ирина Ясина:
У меня сложилась сложная жизнь. Я начала заниматься благотворительностью сначала просто по долгу службы, на работе, в «Открытой России». А потом как-то закружило, завертело. Начав один раз, я поняла, что мне без этого просто очень тяжело. Мне хочется видеть людей, которым от меня что-то нужно. Я не многое могу, Допустим, я физически ничего не могу делать. Но я могу помочь связями, контактами, я могу помочь с образованием, могу помочь пробиться, как тому мальчику, в школу. Я очень долго, несколько лет возглавляла попечительский совет районной больницы. У нас был такой проект. 2 врача из Москвы, замечательных кардиолога, уехали работать в провинцию, в Калужскую область, 135 км от Москвы. Это врачи высочайшей квалификации, просто был у них порыв в земство. Благородные, они до сих пор там живут, ничего там не прекратилось. И мы 4 года собирали благотворительные концерты, сначала большие, потом поменьше, потому что у русских, наших сограждан, нет привычки к постоянной благотворительности. Первые 3 акции – супер, а четвертая уже надоела, уже скучно. А благотворительностью надо заниматься не от случая к случаю. Лучше регулярно. Ели не можешь прийти на концерт, купи билет. На самом деле, мне же не важно, будешь ты, и ли нет. Мне нужны эти 2 тысячи рублей, которые стоит билет. Мы накупили очень много ценного оборудования. Мы немного доплачивали санитарам и медсестрам из этих сумм, собранных за концерт. Все выступали бесплатно, все артисты, всегда. Вся еда предоставлялась ресторанами, магазинами бесплатно. Всегда искали спонсоров, чтобы не получилось так, что сколько собрали, столько и съели. Так не должно быть. Ну, вот, с работы все и началось. Потом, когда наше мужественное государство закрыло «Открытую Россию», мне было больше всего жалко нашу благотворительную программу. Ходорковский всегда хотел давать деньги только на образование, у него фишка такая была. Поэтому благотворительная комиссия занималась образованием детей в коррекционных школах, в интернатах, преимущественно больных. Отдача невероятная. Это кайф. Мне так понравилось, что я уже не могу остановиться. Ну что, пора обедать?

Реплика:
Спасибо!

Ирина Ясина:
Вам спасибо, вы совершенно чудесная аудитория. Пишите мне, читайте, у меня там есть ссылка «благотворительность», то есть, тэг стоит в Живом Журнале. Там есть много чего интересного. И всегда со всеми контактами помогу!

 

Поделиться ссылкой: