Кризис избирательной системы России.
Дмитрий Борисович ОРЕШКИН
Руководитель аналитической группы «Меркатор»
Ведущая:
Дорогие друзья! С добрым утром! Хорошего вам дня, бодрого настроения, шевеления серого вещества. С большим удовольствием представляю вам Дмитрия Борисовича Орешкина, политолога. Советую следить за тем, что он публикует в СМИ. Мы продолжаем вчерашнюю тему про выборы, про демократию и все остальное.
Вам слово, Дмитрий Борисович.
Дмитрий Орешкин:
Спасибо, что пригласили.
Я хотел рассказать про выборы, но перед этим скажу несколько слов о более серьезных вещах. Мне уже пятьдесят с лишним лет. Я понял, что многое из того, что я понимал, я понимал неправильно в своей жизни. Это меня очень сильно волнует. Оказывается, те слова, которые мне кажутся совершенно понятными, люди воспринимают не так, как я. Например, те ценности, которые мне кажутся понятными, люди воспринимают совершенно не так. Вплоть до того, что совершенно непонятно, что такое Россия. Потому что у каждого из вас есть образ России, но когда ты с ней сталкиваешься, то оказывается, что она совершенно другая. Я географ по образованию, думал, что я-то все знаю. Оказывается, ничего я не знаю. Она совершенно другая в реальности.
Попытаюсь показать вам на примере элементарной электоральной статистики, насколько разная наша страна, насколько по-разному она живет. И, вообще, в одни и те же слова вкладывает разные понятия. Потому что эти понятия меняются в зависимости от того, в какой региональной культуре ты живешь. Хочу порекомендовать удивиться тому, насколько разные понятия люди вкладывают в одни и те же слова, когда ты говоришь с ними.
В книжке «Алиса в стране чудес» сказано: слово, которое я произношу, значит то, что я хочу, чтобы оно значило. Я прочитал эту фразу и сразу вспомнил одно из определений демократии, которое мне очень нравится. Демократия – это такое государственное устройство, при котором большинство людей думают, что они живут при демократии. На самом деле, объяснить, что такое настоящая демократия, суверенная демократия – совершенно невозможно. У людей разные представления о том, что такое демократия. Причем, представления меняются у одного и того же человека в зависимости от того, внизу он находится или наверху. Когда он наверху, ему кажется, что правильно, если такая версия демократии. Если его сверху выпирают, он эту демократию начинает считать ужасной, воровской, еще что-то. То есть, если меня выгнали, то какая же это демократия? Я был и наверху, и внизу. И я понимаю, насколько все эти слова зависят от того, из чьих уст они звучат.
Призываю вас на ближайшие два часа освободиться от представлений, что демократия – это хорошо, или демократия – это плохо. Просто будем называть демократией формальную процедуру, которая обеспечивает смену правящих элит с помощью электоральных процедур. Которые сами по себе могут быть чрезвычайно разного качества. Потому что были выборы в Советском Союзе, где голосовали 100% как надо. Есть выборы на Кубе. Есть выборы в Британии. И все, вроде, одинаково, прописаны одинаковые слова, а на практике все это реализуется по-разному. Но и то, и другое называется демократией. И то, и другое называется конституцией.
В Советском Союзе была конституция 1936 года, написанная Бухариным, после чего, в виде «благодарности», он был расстрелян. И никому в голову не приходило всерьез эту конституцию исполнять. Более того, никому не приходило в голову требовать ее исполнения. Всем было понятно, очевидно, что конституция – это нетленная ценность советская, но к жизни не имеет никакого отношения. Людям моего поколения это было совершенно очевидно, что конституция, это как бы на знамени написано, но живем мы совершенно по-другому. Меня это всегда удивляло, а теперь я понял, что это практически нормально. Потому что есть декларируемые ценности, а есть ценности реальной жизни. Есть законы, и есть реальная жизнь, в соответствии с которой по законам ты не живешь. А если у тебя есть какие-то проблемы, ты идешь к знакомым и ищешь поддержки там, а не в суде, не в милиции. В реальности надеяться на то, что в суде тебя справедливо рассудят, может только крайний идиот. А на бумаге написано все хорошо: суды независимые, выборы честные.
Чтобы огульно не охаивать действительность, есть такие вещи, как эмпирические данные. Они тупо написаны пером, не вырубишь их топором. Изучая их, ты переживаешь некоторое ощущение открытия. Этими ощущениями я с вами и хотел поделиться.
Газета «Коммерсантъ» в 2002 году опубликовала данные по электоральным рейтингам. Выборы на Кубе: 100% поддерживают Фиделя Кастро. Выборы в Северной Корее: 100% поддерживают Ким Чен Ира. Тогда еще был жив Сапармурат Ниязов, туркмен-баши, его поддерживали свыше 90%. Даже не опубликовали точную цифру, и в газетах было написано «поддержка свыше 99%». Реальные голоса никто не считал, но так писали.
Синим цветом обозначен не электоральный, а рейтинг, проведенный с помощью опросов про монархов в Европе, которые царствуют, но не правят. Поскольку они в дела не вмешиваются, у них высокий рейтинг. 90% британцев с симпатией относятся к своей королеве, поскольку она ничего не делает, а только презентирует своих пуделей или что-то еще. А вот реальные западные политики редко имеют рейтинг выше 50%. Будь то канцлер или еще кто-то.
А цифры мы имеем примерно одни и те же. Формально, что в Туркменистане, что на Кубе, что в Германии или Англии. Только есть такие страны, где победитель получает 99%, а есть такие страны, где победитель получает 55% и чрезвычайно рад этому. Тут появляется рабочая гипотеза, что есть определенные страны, где почему-то победитель набирает 100%. Мы не наем почему. Мы не знаем, почему Сталина и коммунистическую партию так поддерживали в Советском Союзе. Ведь многие, действительно, очень любили Сталина и не могли не любить, потому что другого никого не было. Был один великий и могучий человек. Тот, кто не любил его, но боялся. А кто-то настолько не любил, что даже голосовал против, но эти голоса просто не учитывались.
В результате, мы видим цифру – сколько процентов поддержка. И мы не можем расшифровать, из чего эта цифра складывается. В кибернетике это называется «черный ящик». Вот выборы. Вот вход в непрозрачную для тебя систему – ящик, и выход из нее. На выходе мы видим 100%.
Тот подход, который я вам предлагаю, заключается в следующем. Если на выходе 100%, то мы считаем, что это несколько необычно. В Европе так не бывает. В Северной Корее так бывает.
Теперь должен пропеть песню благодарности нашей избирательной системе. Потому что приняты законы. И потому что она обеспечивает стандартный набор статистики по огромному количеству территориально разбросанных точек. Качество этой статистики вы можете сколь угодно хулить, но на самом деле ее прелесть в том, что она существует. В советскую эпоху статистики, как правило, вообще не существовало. Говорили: «Мы показываем невиданные темпы развития». Но какие именно, было непонятно. Здесь написано: в каком-то регионе поддержка местного начальника – 99%, в каком-то регионе – всего 43%. Имея эту статистическую базу я могу, исходя из рабочей гипотезы, сформулировать задачу для исследования. Проверю-ка я на территории страны точки, где явка 100%, голосуют и поддерживают на 100%.
Я не буду ничего обидного говорить про эти точки. Я просто зафиксирую, что на этой точке так произошло. А в соседней точке начальник набрал 60%, явка была нормальная – 40-45%. Моя задача – сформулировать научный, строгий, объективный, позитивистский подход, при котором я просто разные территории в стране анализирую и сравниваю.
В стране у нас 95 тысяч избирательных участков. Это то место, куда вы ходите голосовать, обычно, школа. Эти избирательные участки объединены в 2750 территориальных избирательных комиссий – ТИКов. Грубо говоря, ТИК – это район. В Одинцовском районе Московской области есть Одинцовская ТИК. Если крупный город, то это городские районы. Если это сельская территория, то это примерно соответствует сельским районам. Например, Масальский район Калужской области, Росланский район Смоленской области и так далее.
И по каждой из ТИК в течение 15 лет накапливается файл электоральной статистики в системе «Выборы». В файле содержится стандартная по всем законам информация. А именно: число избирателей, явка, как проголосовали на выборах в таком-то году, в другом году. Все это очень стандартизировано. То есть, я могу построить программный продукт, который как-то с этой статистикой работает, а результаты этих исследований привязать на карте к 2750 точкам, которые разбросаны по территории страны. Картографы говорят, что есть 2750 полигонов.
Мы стали думать, как бы выделить ТИКи, где систематически проявляются странности. Берем явку. В любой нормальной обстановке явка 100% не бывает. Кто-то заболел, кто-то поленился. Хорошо, если явка 55%. На самом деле, она бывает меньше. В протоколах это фиксируется.
Что мы делаем? У нас есть рабочая гипотеза, что приличная норма явки – от 30 до 60%. Если явка составляет 0% — это странно. Значит, избирателей не пускают на участок, потому что наверняка нашелся бы кто-нибудь, кто хотел бы проголосовать. Если явка составляет 100%, это тоже удивительно, потому что так не бывает. Тогда мы берем среднюю цифру явки по стране. Пусть она составляет 52%. И каждую территориальную комиссию, каждый из 2750 точек, сравниваем со средней явкой по стране. И видим, какие ТИК отскакивают на максимальное расстояние от средней. Скажем, средняя явка 52%, а в вашем тике явка 100%. Получается 48% расстояние от средней до конкретного ТИК. Таким образом, я могу выделить некоторые ТИК, которые по явке странным образом отскакивают от средних показателей по стране.
Потом мы посмотрели недействительные бюллетени. Что такое недействительный бюллетень? Это бюллетень, по которому нельзя достоверно определить результат голосования. Например, пришла бабушка. Ей хочется проголосовать за Владимира Владимировича Путина. В первой строке бюллетеня она видит «Единство», и она ставит там галочку. А потом на пятой страничке увидела «Единая Россия». И она вспоминает, что хотела проголосовать за «Единую Россию», а проголосовала за «Единство». Иона ставит еще одну галочку. Получается бюллетень, в котором две отметки, и не понятно, какую бабушка имела в виду.
По закону, если против партии стоит любая пометка, то избиратель поддерживает эту партию. Эта замечательная особенность закона была использована толковыми политтехнологами. Они говорили в одном из регионов: «Если вам нравится «единая Россия», вы поставьте в окошке против нее плюс, а если не нравится, то поставьте минус». Это сработало. Был высокий показатель поддержки «Единой России».
Если член избирательной комиссии видит бюллетень с двумя отметками, он считает его недействительным и откладывает. В протоколе пишется: такая-то доля недействительных бюллетеней. В нормальной жизненной ситуации из 100 голосующих 2-3 человека что-нибудь напутают. Соответственно, 2-3% бюллетеней испорчены. Если у вас 0 недействительных бюллетеней, то есть, ни одна бабушка из 100 человек не ошиблась, это еще туда-сюда. Но если проголосовало в ТИК 10 тысяч избирателей, и ни один из них не напутал, то тут что-то ненормальное.
Соответственно, мы смотрим в среднем по стране долю недействительных. Это примерно 3%. Если 0, то эти ТИКи откладываем в сторонку. Если 15% недействительных бюллетеней, то это тоже странно. Не бывает, что каждый седьмой избиратель был идиотом и не мог найти партию, за которую хотел бы проголосовать.
Из конкретного опыта могу сказать. Если недействительных бюллетеней много, то это значит, что боролись против какого-то ненужного кандидата в начальство. За него проголосовали, а члены избирательной комиссии увидели, что человек набирает много, допустим, 20%. А надо, чтобы было не более 5%. Они ставят вторую галочку, и бюллетень получается недействительным. То есть, человек проголосовал за свою партию, за своего кандидата, он получает слишком много. Начальство недовольно. Соответственно, эти бюллетени портят, и тогда они попадают в раздел недействительных.
Максимум, который я заметил, это было 17% на выборах в Татарстане в 1995 году, где коммунист Салий набирал около 20% и побеждал. Там испортили 17% бюллетеней. Все, по странному стечению обстоятельств, принадлежали как раз этому Салию. В результате он получил 7%, а его основной противник получил столько, сколько надо. Но 17% — это очень много. Это практически каждый пятый не умеет правильно заполнить бюллетень.
Мы берем ТИКи, где высокая или низкая доля недействительных бюллетеней и откладываем их в кучку.
Доля голосов «против всех». При нормальных условиях 2-3 человека из 100 голосуют «против всех». Это нормально. Сейчас этот пункт убрали, потому что это не нравилось. Но для меня, как для исследователя, это был очень важный показатель. Если доля голосов «против всех» высокая, значит, что-то в этом ТИКе странное. Максимум, который я замечал, был 40% «против всех». Это было в Свердловской области, когда там три бандитских группы вели борьбу за один мандат в Государственную Думу. Там были центральные, синие и Уралмашевские. Они настолько увлеклись поливанием друг друга, что народ проголосовал «против всех».
Мы сравнивали долю голосов «против всех» со страной. Брали ТИКи, где или слишком много, или слишком мало в сравнении со средней. И тоже откладывали их в кучку.
Доля голосов за лидера. Или монолитность голосования. Допустим, победил Зюганов в данном ТИК. Он набрал 30%, а его соперник набрал 25%, это нормальная жизненная ситуация. Если он набрал 100%, то это сомнительно. То есть, если слишком монолитно голосуют за человека, это сомнительно. Логика понятна.
Последний параметр – отрыв лидера от средней по стране. Партийные выбор. Предположим, в среднем по стране партия берет 20%, а в каком-то ТИК набирает 98%. Редко бывает, чтобы все люди поддерживали одну и ту же партию. Но бывает. И мы это место находим и говорим, что здесь электоральная странность.
Что мы получаем в результате? Мы получаем каждый ТИК, сравненный со средним по стране показателем. И эта процедура повторена 5 раз. По явке, не недействительным бюллетеням и так далее. После этого начинается скучная математика, строится пятимерное пространство. И машина тупо сравнивает каждый ТИК со средним по стране. И смотрит, отличается этот ТИК только по явке или по всем пяти параметрам. Оказывается, что есть целая группа территориальных избирательных комиссий, где удивительный отскок от средних по стране по явке, по доле недействительных, по голосам «против всех», по монолитности голосования за лидера. Для нас это было достаточно интересно обнаружить.
Мы получили интегральный показатель для каждой из территориальных избирательных комиссий по каждым выборам, который показывает, насколько отскакивает именно этот ТИК от средних по стране показателей. У нас 2750 показателей. Мы их ранжировали от нуля до 10 тысяч. После этого мы положили результаты на карту.
Гипотеза была понятна. Если эти ТИКи случайно отличаются, тогда они должны случайным образом должны быть рассеяны по стране. Если есть какая-то закономерность, то они будут стягиваться в поля на территории страны, и мы можем сказать, что в этих полях действуют какие-то факторы, которые систематически отличают поведение избирателей, зафиксированное в официальной электоральной статистике, от окружающих территорий.
Перед вами картинка, где 2750 ТИКов, каждый из которых описан интегральным индексом электоральной управляемости.
Вот Кемеровская область. Поразительным образом ТИКи с высокими показателями странностей сложились, как пазл, и точно вписались в границы Кемеровской области. Это результат выборов 1995 года.
Получается незадача. Народ один и тот же в Кемеровской области живет, и в Томской, и в Новосибирской, и в Красноярской. Как пересекаешь административную границу, так начинается множество ТИКов, в Кемеровской области их порядка 50, которые отличаются от среднего по стране. И тут появляется ощущение открытия. Получается, что в Кемеровской области есть постоянно действующий набор факторов, из-за которых все ТИКи в 1995 году, по всем пяти параметрам, мы видим максимально электоральную управляемость.
Дальше. Точно таким же образом в Дагестане. Он состоит из красных ТИКов, которые говорят о высокой степени электоральной управляемости. И только вокруг Махачкалы белое включение.
И так далее. Какие-то красные территории на северах Сибири. Этим моно смело пренебречь, потому что там избирателей почти нет. Слева на карте Москва и Питер. Они блеклые. Никаких особенностей в электоральном поведении московских и питерских ТИКов не наблюдаем.
Это 1995 год. Тогда начальники еще не умели работать с избирательной системой. Они ее до смерти боялись. Они ее называли московской дурью. Соответственно, не знали, как себя вести.
Мы берем статистику и раскладываем ее на карту от выборов к выборам. Следующие выборы были в 1996 году, президентские. Индексы электоральной управляемости выше. Больше красного цвета на карте. Это легко понять. Это потому, что выше доля консолидации голосов. То есть, когда партии, то там голоса расходятся, а когда политики, то было понятно, что в 1996 году более-менее серьезных игроков было двое. Либо Зюганов, либо Ельцин. Поэтому голоса концентрировались либо вокруг Ельцина, либо вокруг Зюганова. Поэтому индекс электоральной управляемости формальный, он видит, что больше монолитность голосования, и об этом сообщает увеличением индекса по сравнению с думской избирательной кампанией 1995 года.
Но нас интересует не это. Меня поразило, насколько в Москве красный цвет, и насколько в Питере желтый. Желтый – близкий по стране значениям. Я помню, что в Москве тогда очень активно поддерживали Ельцина. Москва считалась демократическим городом, и очень многие голосовали за Ельцина. А от этого и высокая доля монолитности голосования. Соответственно, индекс на это реагирует.
Только на самом востоке есть желтый кусочек, где средние по стране цифры. Там довольно много набрали коммунисты, поэтому монолитность голосования не высока, и индекс, соответственно, не высок.
Но главное, что меня удивило. Мы глядим, что Кемеровской области уже и не видно. Она на общем фоне не выделяется. А вот Махачкала выделяется.
Южнее Москвы, от Брянска до Башкирии, — так называемый «красный пояс». В данном случае красный пояс показывает высокие значения индекса электоральной управляемости. Это не значит, что там люди голосовали за Зюганова. Это значит, что люди там голосовали с высокой степенью консолидации, с повышенной степенью явки, с повышенной степенью недействительных бюллетеней. А за кого они голосовали, этот индекс нам не говорит. Потому что консолидировано люди могли голосовать как за Ельцина, так и за Зюганова. Вопрос в стиле голосования. В том, как это зафиксировано в электоральной статистике.
Дальше. Выборы 1999 года. Вы видите, что меньше красного цвета, потому что менее ясная электоральная ситуация, голоса расходятся. Это были, пожалуй, самые конкурентные выборы за всю нашу историю, потому что было три серьезных партии. Коммунистическая партия, партия «Единство», партия Путина, и третья, очень влиятельная и опасная, партия региональных начальников, которая называлась «Отечество – вся Россия», ОВР. Туда входили такие люди, как примаков, Лужков. И поддерживали их губернаторский корпус – Шаймиев, Рахимов, Аушев. Они консолидировались вокруг двойки Лужков-Примаков, и представляли серьезную политическую силу. С ними очень тяжело билось «Единство», которое в ту пору только создавалось. Лидером его был Путин, которого поддерживало в ту пору центральное телевидение, которым владел в ту пору Березовский.
Нас сейчас мало волнует политическое содержание. Нас волнует стиль электорального поведения, который зафиксирован в статистике. И мы видим ту же картинку. Только в середине карты выделилась Тува. Контур этого субъекта федерации сложился из ТИКов практически без исключения. Объяснение простое. Там все проголосовали за «Единство», потому что там был Шойгу. Он тувинец. И его поддерживали по националистическим соображениям, и местная бюрократия его поддерживала. Соответственно, там явка была реальная или нарисованная, я судить не могу. Но явка была высокая. Монолитность голосования была высокая. Вся Тува закрашивается красным цветом. То есть, наш индекс кое-что описывает реально.
На юге Урала мы видим, как вырисовывается картинка красного цвета. Это Башкирия, Татарстан, Мордовия, Пенза и так далее. Тоже высокая монолитность, высокая явка. Но по политическому содержанию люди голосовали совершенно за других политиков. Если в Тыве со стопроцентной активностью голосовали за «Единство», то в Башкирии и Татарстане с повышенной активностью, с повышенной монолитностью голосовали за ОВР.
Наш индекс не делает разницы между тем, за какую партию вы голосуете. Он фиксирует только электоральное поведение.
На юге Урала с огромной консолидацией все голосуют за ОВР. На юге Сибири, в Тыве, с огромной монолитностью голосуют за «Единство». Все остальные регионы – желтого цвета. То есть, там кто-то проголосовал за «Отечество – вся Россия», кто-то за коммунистов, кто-то за «Единство», кто-то за «Яблоко», кто-то за СПС. И индекс это поймал, потому что нет повышенной монолитности, нет высокой явки. Явка не отличается от средней по стране. Голоса расходятся более-менее правдоподобно. За коммунистов – 20%, за «Единство» — 20%, за ОВР – 15%, за «Яблоко» — 10%. То есть, ситуация более-менее нормальная.
Это как раз политические ситуация 1999 года. Желтый цвет – «Отечество – вся Россия». Голубой цвет – «Единство», Путин. Красный цвет – коммунисты. Теперь можно уверенно говорить про «красный пояс», где голосуют за коммунистов. Синий – «Наш дом – Россия». Темно-голубой – СПС.
Мы видим, что вся Москва золотая. То есть, вся Москва поддерживала ОВР. Питер поддерживает «Единство», но значительная часть приморских районов города поддерживала СПС.
То, что Москва желтая, не удивительно, потому что лидером ОВР был Лужков. Хотя, здесь уже закрадывается идея, что больно монолитно Москва поддерживает ОВР. Даже Питер за своего питерского Путина не так монолитно голосует. Там есть желтое вкрапление, в данном случае поддержка Лужкова и Примакова. Там есть синее вкрапление – СПС. Там преобладают голубые цвета – это Путин.
На карте мы видим четкую картинку. На предыдущей карте мы видели, что Тыва красного цвета. Это значит, что там монолитно голосуют. Здесь мы видим, за кого монолитно голосуют. Монолитно они голосуют за «Единство». На юге Урала столь же монолитно голосуют за ОВР.
Глядя на эту карту, мы понимаем, насколько в электоральном поведении и в политических предпочтениях различная страна. Уфа, Казань, Махачкала, Москва – все желтым цветом закрашены, все поддерживали ОВР. Большая часть страны поддерживала Путина. И «красный пояс» по традиции поддерживал коммунистов.
Дальше. 2000 год. Президентские выборы. Здесь опять всплыл Кемеровский край. Опять все красное. И нам понятно, в чем дело. Избирался Тулеев тогда в президенты. И все ТИКи на всей территории Кемеровской области с повышенной явкой, с повышенной монолитностью голосовали за Тулеева.
В Москве с такой же повышенной явкой, с повышенной монолитностью, в отличие от Питера. Причем, по двум градациям. Индекс электоральной управляемости в Москве более 4500, а в Питере менее 3000 баллов. Эти два города в электоральном смысле в 2000 году вели себя по-разному. Москва очень консолидировано, управляемо, а Питер нет. Там голоса разошлись. Кто-то за Явлинского, кто-то за коммунистов, кто-то за «Единство».
Мы видим, что опять южный Урал ведет себя поразительно устойчиво. Те же Уфа, Казань. Правильнее сказать, Башкортостан и Татарстан. Потому что как раз и Уфа, и Казань на красном фоне выглядят беленькими пятнышками. То есть, статистка показывает, что эти города голосуют не консолидировано. Города ведут себя свободнее. По чисто формальным показателям электоральной статистики они более плюралистичны, расходятся по разным партиям. Кто-то поддерживает коммунистов, кто-то ЛДПР, кто-то «Единство». А вокруг село. И там обязательно голосуют за одного человека с повышенной явкой и с повышенной монолитностью. И машина это фиксирует.
Это содержательная часть – за кого. Видно, что везде в 2000 году Путин. И в Москве, и в Питере Путин. И только посередине страны желтый цвет – это Аман Тулеев. Теперь мы понимаем, за кого там повышенная активность была. Потому что это человек, который контролирует, на самом деле, все на своей территории. Можно было бы сказать, что там живут особенные люди, которые сильно любят Тулеева. Но если так, то за него должны были голосовать близ расположенные территории в Томской, Новосибирской областях и Алтайском крае. Но такого нет. Как только перешел административную границу, так популярность Тулеева резко падает. Просто поразительно.
На самом деле, появляется рабочая гипотеза о том, что все эти избирательные комиссии, средства массовой информации местные настолько сильно зависят от Тулеева, что результаты получаются заведомо предсказуемые. Это хороший пример того, что мы называем административным ресурсом. Он все на своей территории держит стальной лапой, и в 2000 году обеспечил максимальное количество голосов за себя. Конечно, его влияние на всю страну не распространяется, а только на свою область. Поэтому вся область сложилась из ТИКов желтого, тулеевского, цвета.
То есть, вам становится понятно, какую роль играет сильный лидер на своей территории, как это отражается в электоральной статистике. Даже если бы он этого не хотел, она отражается, потому что она опубликована.
Теперь 2003 год. Выборы проходим быстро. Потому что видим опять, что большая часть страны бело-желтая. В Тыве, на юге страны, опять устойчивый индекс более 4,5 тысяч. Махачкала опять выскочила. Северный Кавказ выскочил. Опять Башкортостан и Татарстан, Мордовия. Случайно вскочила Самарская область. Потому что губернатор Самарской области, господин Титов, в ту пору решил поучаствовать в выборах на стороне одной из партий, СПС, и свой административный ресурс зарядил так, чтобы в Самаре поддерживали эту партию.
В 2003 году Москва оказывается на редкость плюралистичной. То есть, нет монолитности голосования. Предпочтения разошлись по разным партиям, как и в Красноярском крае. То есть, Москва удивительным образом не выделяется на общем фоне. Кто-то голосует за «Яблоко», кто-то за ЛДПР, кто-то за коммунистов и так далее. Даже Питер ведет себя более монолитно, чем Москва. Мы привыкли, что Питер желтого цвета, как бы в серединке. А здесь Москва идеально вписалась в серединку, менее 1500 баллов. Она вообще не отличается от средних по стране показателей. Это значит, что Лужкову было без разницы, какие выборы будут в 2003 году. Партия «Отечество – вся Россия» перестала существовать, и он не влиял на результат выборов. И москвичи как проголосовали, так избирательные комиссии и зафиксировали. Давления на выборы в 2003 году в Москве не было, в отличие от предыдущих избирательных кампаний, просто потому, что местной власти было не интересно давить.
Зато в 2003 году мы видим, как обозначается некоторое покраснение на Чукотке. Это Роман Абрамович появился. Понятно, что юг Сибири – это Тыва. Вот Кемерово достаточно управляемое. И дальше мелочевка, потому что там мало населения. Хотя, понятно, что оно управляемое. Нефтяники, газовщики хорошо зарабатывают. Им сказали, за кого голосовать, они и проголосовали за власть, потому что у низ резко улучшались условия жизни.
Дальше – беленькая Чечня, потому что нет данных. Дальше Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкессия. И вот обычный южно-уральский кусочек, где стабильно высокий показатель индекса управляемости голосованием. Опять видим, что Уфа светлее окружающих территорий. Казань светлее. Они практически мало отличаются от Нижнего Новгорода, Самары, Саратова и так далее.
Дальше – президентские выборы. Здесь Москва вернулась к монолитности. Потому что уже Лужков встроился в партию власти, уже ОВР вошла в состав «Единства» и возникла «Единая Россия». И Лужков добросовестно отрабатывал поддержку Путина. Ему надо было показать, что 2000 году, когда сам Лужков претендовал на президентство, он как бы сделал ошибку, и в ней раскаивается. Поэтому Москва изо всех сил поддерживала Путина. В результате мы видим повышенную монолитность голосования в Москве. Там есть своя микро-география, но не буду сейчас в это углубляться.
Мы видим высокие показатели индекса электоральных странностей на Чукотке, на нефтегазовых северах. Опять блистает Татарстан, Башкортостан, Дагестан, Тыва. И мы понимаем, что в стране есть какие-то территории, где выборы систематически отличаются по своему характеру, а не по политическим предпочтениям, от средних по стране территорий.
2007 год. Здесь уже не работает показатель «против всех». Поэтому картинка несколько сложнее. Но суть та же самая. Красный и синий – высокие показатели странности. При этом, явка на красных очень высокая, а явка на синих очень низкая.
Мы наблюдаем ту же самую картинку. Тува, Дагестан, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкессия, нефтегазовые севера, Башкирия. Причем, вот Башкирия. А вот желтенький аппендикс от Челябинской области, который входит на территорию Башкирии. И вот он нейтральный, а вся Башкирия бордовая. То есть, опять играет роль административная граница. Хотя, люди живут одни и те же что там, что здесь. Но начальники разные.
Пояс управляемости тянется практически до Москвы.
Вот Тюменская область в 2007 году. Хотел бы обратить внимание, что бывший ее губернатор, господин Сабянин, в этом году был уже руководителем администрации президента. Тогда Тюменская область стала голосовать по северокавказскому варианту: явка 90%, голоса за кого надо – 90%. Наш индекс это поймал. Это опять признак административного ресурса.
И последние выборы 2008 года. Примерно то же самое. Москва выделяется по сравнению с Питером. Питер – более демократичный город. Или, скажем, меньше зависит от начальства. На Юге мы видим Кавказ, Южный Урал, Тюмень, северные нефтегазовые, Чукотку и остатки управляемости на юге страны.
Первый и главный вывод. Есть две вселенные в нашей стране, которые по-разному относятся к выборам. Есть Красноярский край, который ни разу не попадал в красную зону. Потому что там люди достаточно своеобразные, их особо не заставишь голосовать так, как надо. И там голоса расходятся по разным корзинам, что нормально для нормальной страны. Север европейской части. Вологда, Архангельская область, Петрозаводск, Коми – то же самое. Юг Урала – совершенно другое. Сибирь, в основном, голосует как вся страна в целом. А Кемеровская область систематически выскакивает.
Легко посчитать интегральные индексы особой электоральной культуры или индекс управляемости. С 1995 года легко посчитать, какие республики за время всех выборов имели на своей территории больше территориальных избирательных комиссий с самыми высокими значениями индекса. Строим рейтинг. На первом месте Ингушетия, Дагестан, Тыва, Татарстан. Все понятно. Это республики. Они ведут себя так, как надо начальству.
На десятом месте – Орловская область. Это неожиданная картинка. Но тут видишь, что там Егор Семенович Строев. Он свою мягкую лапку наложил на эту избирательную систему, и она под ним так и жила все 15 лет. Первые 7 лет за коммунистов там голосовали с высокой явкой, с высокой монолитностью. Как только Егор Семенович отошел под «Единую Россию», так там стали за «Единую Россию» голосовать с высокой явкой, с высокой монолитностью.
Потом Чукотка, Адыгея, Калмыкия и так далее. И Кемеровская область выскакивает. Конечно, не в первых рядах, но все равно светится. Должен признаться, что первые 17, а на 18 месте Москва. Что тоже поразительно. Потому что есть традиционный миф, что Москва – зона демократии. Ничего подобного. Теоретически, да. А практически Юрий Михайлович настолько жестко контролирует электоральную ситуацию в Москве, что результаты получаются те, которые его устраивают. Правда, при низкой явке. Пока москвичи ленятся ходить на выборы, соответственно, он добивается результатов, каких надо. Но если бы москвичи пошли голосовать, то, наверное, была ситуация несколько сложнее.
Остается вопрос: как эти электоральные результаты формируются? Это отдельная история.
Мы выделили зоны условно. Зона свободного голосования, это значит, что они не сильно отличаются от средних по стране. И есть зоны, которые катастрофически отличаются. Причем, неправильно говорить, что это республики. Например, Карельская республика ни разу не попадала в список с высоким значением этого индекса. Коми никогда не попадала. Удмуртия попала 1-2 раза. Хакассия не попадала никогда. То есть, они себя ведут как обычная Новосибирская область или Красноярский край. Ничем не отличаются по формальному индексу. А вот южные республики на Кавказе отличаются систематически.
Чтобы было понятно, как работает этот индекс, и что он показывает, мы в 2003 году нашли единственную территориальную избирательную комиссию из 2750, в Дагестане. В горах есть глухой район. Мы берем протокол и наблюдаем. В протоколе 10 избирательных участков, УИК.
Всего в ТИКе 8871 избирателей. Вот так они распределены по участкам. Число бюллетеней выданных досрочно – нули. Недействительных – нули. То есть, из 8871 избирателей ни один не напутал с бюллетенем. Это уже некоторая странность. Дальше. «Единение» – нули. Союз правых сил – пошли значимые цифры. За пенсионеров – никто не проголосовал. За «Яблоко» никто не проголосовал. За народную партию – никто. За «Единую Россию» — значимые цифры. За КПРФ – значимые цифры. «Против всех» — нули.
То есть, народ просто супер дисциплинированный, голосует так, как надо.
Странно выглядит протокол. Естественно, наша методика сразу эту территориальную избирательную комиссию отбрасывает в кучку и говорит: это странный результат голосования. Чтобы было понятно, почему он странный, пересчитываем теперь проценты.
Явка – выше 90%. Недействительные бюллетени – нули. «Единая Россия» — 80%. КПРФ – 15%. СПС – 5%.
Если называть вещи своими именами, то выборов никаких не было. Начальники собрались, им была дана команда, что «Единой России» 80%, КПРФ 15%, СПС 5%. Так местные власти в Дагестане по каким-то соображениям решили распределить голоса. Причем, я бы сказал, что это команда не из Москвы, а из Махачкалы. Москва так далеко добраться бы не смогла. Это и есть электоральная управляемость. Это крайний случай, поэтому он так обидно выглядит.
Если бы было не 90, а 85% явки, то наш индекс все равно поймал эту ТИК, как зону особой электоральной культуры, вежливо выражаясь. Мы не знаем, почему так расположились голоса. Мы не имеем права говорить, что это фальсификация. Мы просто говорим, что результаты удивительные.
Мы должны посчитать количество территориальных избирательных комиссий с особой культурой, с высокими значениями индекса, как они меняются от года к году.
Первое. Как правило, на президентских выборах индекс подскакивает. По понятным причинам. Потому что выбирать приходится практически между двумя соперниками. Всем понятно, что на выборах 1996 года Ельцин и Зюганов были единственной парой. В 2004 году было понятно, что только Путин. Все за него голосовали и у нас высокие значения индексов особой электоральной культуры. Как выборы в Думу, так индекс падает. При этом общая тенденция к росту, от 400 до 1400.
Из 2750 ТИКов 1400 – это почти половина. То есть, мы начали путь в 1995 году, когда у нас было 400 ТИКов со странным поведением, а закончили, когда индекс вырос практически в 3 раза. Сильно упрощая ситуацию, можно сказать, что с 1995 года выборы стали в 3 раза менее свободными, в 3 раза более управляемыми. Это не совсем корректная формулировка. Но было 400 ТИКов с показателем особой электоральной культуры, а стало 1400 из 2750. Динамика для нас, как для избирателей, ухудшается. Для начальства улучшается. Оно это называет стабильностью, потому что оно знает, что результаты выборов заранее предсказуемы.
К сожалению, значительная часть этих результатов обеспечивается примерно теми же методами, как на примере Докуспаринской ТИК в Дагестане.
Выводы очень простые. У нас страна, условно, европейской электоральной культуры. Причем, на большей части территории. И не в обиду будь сказано, азиатской или байской электоральной культуры. Оно и понятно. Организуйте сейчас выборы Туркмении, и получите 102% поддержки за действующую власть.
К сожалению, показатели особой электоральной культуры в последние годы расширяются. Выборы делаются все более и более ненастоящими. Допустим, в 2003 году пример с Докуспаринской ТИК был единственным из 2750. Вот такая явная, наглая фальсификация была зафиксирована статистикой только в одной точке. Сейчас таких сотни.
В Нальчике недавно прошли региональные выборы. Там 102 избирательных участка. На всех участках явка 72%, за «Единую Россию» на всех участках – 83%, за коммунистов везде – по 8%. То есть, буквально взяли и расписали. И эти выборы получили очень высокую оценку со стороны начальства. Говорят, что была высокая электоральная поддержка, популярные власти в Кабардино-Балкарии, город Нальчик – зона спокойствия и так далее. Единственный резон, который есть на возражение. В Ингушетии, пока там правил Зязиков, точно такие же высокие были показатели электоральной поддержки. Когда его сняли, оказалось, что все начальство переживает антикоррупционное расследование. И всем понятно, что выборы были, конечно, фальсифицированы.
К сожалению, доля фальсификации нарастает. Но, видимо, нас с вами эта ситуация устраивает, потому что мы никак не реагируем. И не только мы. Тут надо иметь в виду, что в избирательных участках работают такие же люди, как мы. Они не хотят фальсифицировать, им это неприятно. Но они находятся в такой ситуации, что вынуждены это делать. И, может быть, это самое главное.
В середине 1990-х был времена, когда местная власть тоже давила, требовала, чтобы проголосовали за Ельцина или за Зюганова, в зависимости от того, кому симпатизировала. Но ее как-то не боялись. А сейчас опять начали побаиваться. Соответственно, спускают сверху указание, и региональные начальники выполняют. Конечно, это кастрация выборов. Конечно, они теряют смысл. Это очень прискорбно, потому что мы теряем институт или систему коммуникаций между обществом и властью. Мы не можем власти послать свой сигнал, потому что она получает тот сигнал, который ей посылает сама власть: у нас в Нальчике все отлично, у нас в Докупаринской ТИК все замечательно.
Прошу задавать вопросы.
Вопрос: Волгоград.
Я на практике занимался региональными выборами, которые проходили одновременно с выборами «Единой России». Я не удивился ни одному вашему слову, потому что все наблюдал лично. Вопрос – что дальше? Потому что изменить ситуацию демократическим путем на данный момент невозможно. Мы идем к революции? Или к чему?
Дмитрий Орешкин:
Этот вопрос все время передо мной стоит. Если так дальше будет продолжаться, то выход только один – революция. Чего очень не хотелось бы.
У меня такая личная оценка революции. Я думаю, что она не состоится, потому что бюрократический аппарат умнее, чем нам с вами кажется. В свое время Ельцин победил на выборах в 1989 году не только потому, что его народ поддержал. Но и потому, что бюрократам на местах коммунистическая власть вот здесь сидела. Уже было понятно, что приехали, надо слезать, перезапрягать. И те же самые члены избирательных комиссий с радостью считали голоса за Ельцина и говорили: «Вот досталось коммунякам». Хотя, все они были членами партии.
Я хочу сказать, что эти изменения происходят не так, как нас учили марксисты-ленинцы. Меняется сознание людей и сознание тех же членов избирательных комиссий. Представьте себе, 95 тысяч избирательных участков. На каждом работает 10 человек. Понятно, что работают тетеньки из школ – завучи, учителя. Грубо говоря, миллион человек участвует в подведении итогов. И они, в принципе, понимают, что нехорошо подделывать цифры. А что делать, если начальство требует? Не ссориться же.
Но все-таки наступает момент, когда они говорят: «Да достали вы со своими. Не будем подделывать». В 1989 году их достала коммунистическая власть, а сейчас достанет, наверное, «Единая Россия». Ну, сколько можно брехать по телевизору? И те же самые тетеньки скажут: «Плевать мы хотели. Посчитаем так, как оно есть». Но при этом, надо, чтобы пришли избиратели и проголосовали.
Ужас ситуации в том, что люди потеряли всякий интерес и уважение. Они просто не ходят, потому что не считают, что это каким-то образом связано с реальностью. Всем понятно, какие выборы будут в Сочи. Как ни относись к Немцову, но дискредитируется сама процедура. Дискредитируется сам коммуникационный канал.
Вот пока он еще не до конца дискредитирован, пока ты еще можешь прийти и что-то поменять. Думается мне, что власть доиграется. И тогда не будет никаких вариантов, кроме как революция и одновременного распада страны. Неизбежного распада страны на куски.
Избирательная система – это скрепляющие неформальные скрепы нашу страну. Они объединяют в единый закон. Да, мы все очень разные. Но с помощью выборов мы можем как-то друг с другом говорить. Если выборы не имеют смысла, то формируется совершенно другая система отношений: центр – регион. Центр разговаривает с региональным начальством, а региональное начальство отправляет в центр такие цифры, которые его устраивают. И это не имеет никакого отношения к реальной жизни. Это как в Советском Союзе сводки сельскохозяйственных работ. Требовали повысить удои, и регион давал справку, что повысили. Молока не было и быть не могло в магазинах, но справки были. То же самое по выборам.
На самом деле, все всё знают. Я писал бумагу Путину с этими цифрами о том, что происходит дискредитация избирательной системы. Элла Александровна Панфилова, которая передавала эту бумагу, сказала, что он при ней ее прочитал, подчеркнул. Она была очень довольна. А я понимал, что все равно это ничего не изменит, потому что на этой штуковине основано то, что они называют социальной стабильностью.
Но они не дураки. Как только они понимают, что накапливается какой-то негатив выше критического уровня, так они начинают что-то делать. Вот сейчас начинают поддерживать малый бизнес вдруг. 10 лет назад об этом говорил СПС, над ним смеялись и говорили Ирине Хакамаде: «Иди, иди, безумица, не до тебя. Надо нефть делить». Сейчас, когда нефть кончилась, понятно, что без малого бизнеса жить нельзя.
То есть, у меня есть надежда, что наши элиты не такие дурные, как нам хочется думать. Они до тех пор, пока можно сосать не рискуя, они сосут не рискуя. Сейчас начинается риск, и они, соответственно, ведут себя рациональнее. У меня такое ощущение.
Вопрос: Пермь.
В 2006 году у нас в законодательное собрание из «Единой России» избрали около 40%. То есть, в разных ТИКах по-разному. СПС получил порядка 16%. Но ситуация изменилась в 2007 году, на выборах в Госдуму. СПС собрала 2%, а «Единая Россия» около 67%. В марте и феврале на наше правительство Пермского края были заведены уголовные дела. После этого ситуация резко изменилась. У меня есть понимание, что происходит в стране. Насколько долго такое может продолжаться, когда национальные республики – Башкирия, Дагестан, Чечня – будут показывать свою лояльность к власти и рисовать 101% за Путина? Это ведь очень опасно. В какой-то момент эти республики захотят получить суверенитет, как это было в 1992 году с Татарстаном. Ведь это очень сложный процесс. Вроде, сегодня можно заигрывать с федеральной властью, они дают за это привилегии, деньги. Неужели в Москве этого не ощущают?
Дмитрий Орешкин:
Удивительно серьезный вопрос. Тут надо понимать, как сложная проблема, на самом деле. Я по убеждениям демократ. Но поскольку я москвич, то я плохо понимаю, как устроена страна. Хотя, я географ и всю страну на животе прополз от Владивостока до Бреста. А начальники страну знают еще хуже.
Если бы я шел с флагом: «Даешь демократизацию! Даешь честные выборы», то я должен понимать, что честные выборы – это достаточно прямой путь к территориальному расколу страны. Потому что любой начальник в том же Дагестане, Кабардино-Балкарии и тому подобное, прекрасно понимает, что ему политическая конкуренция в ближайшие 150 лет совершенно не нужна. Он любит быть начальником. Ему это нравится. Он это умеет. Соответственно, у него есть два варианта.
Если ему навязать честные выборы и сказать: у тебя будут такие-то партии. Он, прежде всего, назовет это московской дурью. Так и было в 1990-х годах. Во-вторых, он попытается изолироваться от Москвы, потому что ему важнее сохранить свою власть. Тут налицо будут сепаратистские тенденции. В-третьих, как только он с помощью своей административной машины начнет организовывать эту выборы, он на них победит. И победит столько раз, сколько ему надо. И с таким показателем, с каким ему надо. Никаких сомнений нет.
В Москве это очень хорошо понимают. Не понимают это широкие народные массы. Когда им забивают баки насчет административной вертикали или единства страны, это все элементарная брехня. Потому что, на самом деле, страна де-факто существует в режиме не то что федерации, а даже конфедерации.
Например, Чечня управляется Кадыровым, а не Кремлем. И Кремль Кадырову приказать ничего не может. Кадыров ведет самостоятельную внешнюю политику, общается с Эмиратами. Он ведет свою идеологическую политику, укрепляет ислам. Он ведет свою финансовую политику, берет зарубежные займы. И берет 2 млрд. долл. в год откупного от Москвы. Он имеет свою армию, которая не подчиняется Москве. Это называется его службой охраны. Это несколько тысяч бывших боевиков. И никто в Кремле приказать ему не может. Владимир Владимирович Путин, которого он уважает, может с ним поговорить и сказать: «Сделай то-то и то-то». И он, как положено джигиту, сделает. Но он счел необходимым закончит контр-террористическую операцию, вывести войска и еще больше укрепить свой суверенитет, и Кремль был вынужден на это пойти.
То же самое с Шаймиевым. Это на выборах очень хорошо отражается. В 1993 году, на первых выборах, явка была 17% в Татарстане. Потому что Шаймиеву не были нужны федеральные выборы. Минимум явки у него был 14% на федеральных выборах. Просто это была не его игра, и он ее не играл. В 1995 году он решил, что есть смысл выиграть какие-то места в Государственной Думе, и явка составила 57%.
То есть, они все контролируют очень жестко. И Кремль прекрасно понимает это. Поэтому он с местными начальниками и договаривается. И местные начальники тоже понимают, насколько они зависят от Кремля. В этом смысле есть некоторый баланс, который вы, Артур, правильно продемонстрировали на примере Пермской области.
Пермская область и город – на удивление свободная и демократичная зона. Так сложилось традиционно. На самом деле, это очень интересная культурная география страны. Пермяки – соленые уши, они традиционно достаточно свободомыслящий народ. Соответственно, губернатор пытался проводить выборы так, как оно есть. И когда 40% получает «Единая Россия», это близко к правде. Примерно такой уровень поддержки и есть в среднем по стране. Если убрать фальсификат. Но ему позвонили из Кремля и сказали: «У соседей 60, а у тебя 40. Ты понимаешь, что ты делаешь?». И для придания солидности показали уголовные дела, о которых вы рассказали. И что делает губернатор? Он либо выходит гордо в отставку, что в нашей политической жизни невозможно себе представить. Потому что человек, выходящий в отставку, уходит на помойку. Его никто никуда не возьмет. Он уходит в небытие. Или ты принимаешь правила игры. Он принял правила игры. Это разумно. Соответственно, нарисовал 65%, как просили. Сказали, что надо «уронить» СПС, «уронили» до 2%.
Это хорошо до той поры, пока есть что делить. Грубо говоря, если есть в Перми ресурсы, на которые можно существовать, то это работает. Как только у Кремля кончаются ресурсы, которые можно распределять между регионами, так вся эта система рушится. И рушится катастрофично, как Советский Союз.
В этом смысле у меня претензия к путинскому режиму не упирается в термины «демократия», «либерализм», что-то еще. Она упирается в то, что создается режим, который закладывает основы грядущего распада страны. В то же время, мне кажется, что они не совсем идиоты. И они понимают, что любая игра играется до какого-то предела. Сейчас они этот предел нащупали, отчего, собственно говоря, Медведев и начал демонстрировать то, что называется микро либерализация, потепление. Не от того, что он хороший и добрый дядя. Он просто понимает, что без этого, похоже, не выберешься. Надо как-то договариваться.
Это базовая, фундаментальная проблема. Городское население, по определению, более образованное, более продвинутое, более свободомыслящее, и не желает очевидно прогибаться. Поэтому по индексу электоральной культуры города всегда отличаются от окружающих территорий. А населения городов у нас 75%. И эти города так сильно не приберешь к рукам. То есть, идет изменение социокультурной обстановки. И члены избирательных комиссий другие. И бюрократы другие, более рациональные. И страна другая.
Поэтому я думаю, что времени совсем немного. Изменения начнутся довольно быстро. Для вас, может быть, медленно, а для меня быстро. То есть, 2-3 года, максимум. За эти годы мы переживем какие-то существенные изменения. Может быть, в лучшую сторону, а, может быть, и в худшую. Потому что силовики, которые пребывают у власти, понимают, что если их от власти оттирают, то у них начнутся серьезные проблемы. Потому что там и коррупция, и насилие, и Бог знает что. Как только они перестают контролировать суд, прокуратуру и прочее, кто-то из них может пойти по этапу. Соответственно, они будут бороться до конца. Я допускаю вариант какого-нибудь ГКЧП, введения военного положения ввиду сложнейшей экономической ситуации. Ну, они придумают предлог.
Я знаю, что есть люди, которые прорабатывают эти сценарии. Если пользоваться советской терминологией, — превращение страны в зону влияния военной хунты. Если пользоваться их терминологией, — это будет зона наведения конституционного порядка. В общем, могу себе представить, что рывок будет не в сторону большей демократизации, а в противоположную сторону, потому что слишком много стоит на кону. Хотя, население и региональные элиты остро этого не хотят.
По моим представлениям, что-то будет меняться. Я бы дал оценку такую. 25% вероятности в пользу военной хунты и 75% в пользу того, что со скрипами, стонами, взаимными обвинениями, все равно будут учитываться интересы большего числа групп влияния. Условно это можно будет назвать демократизацией.
Чтобы вы не обольщались. Демократизация – это не кода все хорошо, а когда начальники находят между собой способ как-то поделить власть, не выпуская друг другу кишки. Демократия как власть народа – это фраза из учебников. Демократия – это технологический процесс, при котором элиты делят власть, не отрубая друг другу головы, а договариваясь друг с другом. Во всяком случае, в наших условиях, где демократия не устоявшаяся. Даже в Америке она 200 лет устаивалась, а в Британии почти 500 лет. У нас всего 15 лет демократического опыта. И было бы странно, если бы у нас была демократия уже европейская. У нас крепкая, здоровая феодальная, бюрократическая демократия, которую Сурков называет суверенной.
Вопрос: Москва.
1 марта в регионах проходили выборы. По результатам выборов видно, что КПРФ, за которую больше голосует сельское население, стала больше партией небольших городов. А за «Единую Россию» стали больше голосовать на селе. Как вы можете прокомментировать такую ситуацию?
Дмитрий Орешкин:
КПРФ – сельская партия не везде. Там, где местное начальство поддерживает КПРФ, в «красном поясе». Это Курск, Белгород, Орел, Воронеж, Пенза, Тамбов, Брянск. Там село поддерживало КПРФ. Почему? Потому что село – это воплощение зоны электоральной управляемости. Там живут бабушки и дедушки, которые либо проголосуют так, как скажут местные власти, либо их никто не спросит, а местная власть сама за них проголосует. И бабушки и дедушки не будут протестовать, потому что им меньше всего надо иметь проблемы с местной властью, которая их обеспечивает дровами и чем-то еще.
Примерно до 2000 года село «красного пояса» было коммунистическим. Прежде всего, потому что губернаторы инстинктивно защищались от угрозы потери власти с помощью выборов. Им это не нравилось, они хотели вернуться к коммунистическому режиму, и делали все, чтобы это реализовать. В городах это было сделать трудно. Тот же Тамбов или Курск, при консервативном составе населения, все-таки не так монолитно голосуют, как село. В Курске популярна ЛДПР, патриотические движения.
Сейчас село, в силу своей электоральной управляемости, целиком за «Единую Россию». То есть, у губернатора любого региона стоит задача обеспечить такую-то долю голосов за «Единую Россию». В городе это сделать трудно, потому что городское население ершистое. А на селе это сделать легко. К сожалению для губернаторов, село составляет, как правило, 25-30% населения области. Поэтому на селе приходится рисовать явку 100%, и все 100% за ту партию, за какую надо. В свое время за коммунистов было. Сейчас за «Единую Россию» так.
В городах ситуация принципиально менее управляемая. Даже Казань, даже Уфа не управляемы так, как хотелось бы местным властям. Потому что горожанин не боится, что узнают, за кого он проголосовал. А селянин боится.
Вопрос:
В Волгоградской области губернатор Максюта долгое время был коммунистом, входил в «красный пояс». Теперь он стал единоросом и старается скинуть те же цифры, хотя, бабушки остались те же.
Дмитрий Орешкин:
Это демократия элит.
Города – зона надежды страны. В городах люди голосуют, и городские элиты не могут их нагнуть так глубоко, как хотелось бы. В этом и катастрофа «Единой России». Даже если мы сравниваем 1990-е годы с 2000-ми, Борис Ельцин получал всегда устойчиво большую часть голосов в городах. А в селе большую часть голосов получал Зюганов.
Если сравнить число голосов поддержки за Путина и за Ельцина, сейчас Путин поразительным образом поддерживается на селе. То есть, на самом деле, губернаторы выжимают эту поддержку. Главным образом, естественно, выжимают поддержку за счет села. Поэтому Ельцин был президентом городов, а Путин – президент села. И «Единая Россия» — партия села. Если судить по избирательным цифрам.
Как на самом деле, я не знаю, потому что все эти цифры достаточно искажены. Просто я хотел сказать, что село управляемое. Соответственно, глядя на село, можно делать выводы о том, насколько велик административный ресурс. Он сейчас очень велик, но не безграничен. Те же города показывают, что не все можно нарисовать.
Вы говорили, что в Волгограде 45%. Пририсовано примерно 20%.
Ведущая:
Дорогие друзья, от вашего имени хочу поблагодарить Дмитрия Борисовича.