От командной к инновационной экономике.
ЯСИН Евгений Григорьевич
Научный руководитель ГУ-ВШЭ
Президент Фонда «Либеральная миссия»
Евгений Ясин:
Заседание нашего семинара, который называется «Я думаю», и он организован фондом «Либеральная миссия», Государственным университетом «Высшая школа экономики», петербургский филиал, и Центром «Стратегия». Я хочу выразить признательность вам, что вы здесь. И тем людям, которые поддержали это начинание. Я знаю, что Петербург – это интеллектуальная столица с мощной традицией. Мне кажется, что мы должны поддержать эту традицию.
В Москве Фонд «Либеральная миссия» проводит довольно активную деятельность. И институционные анализы, результаты которых, стенограммы, вывешиваются на нашем сайте «Либерал.ру». И круглые столы, семинары. Мы издаем книги. У нас есть несколько издательских проектов, в том числе один – это исследовательский проект. Не так давно мы проводили, несколько дней назад, круглый стол по очень интересному проекту, посвященному российской элите. Этот проект делала компания «Микола М», а конкретно Михаил Николаевич Афанасьев. Бурная, очень интересная была дискуссия. Затем, у нас есть проект «Библиотека «Либеральной миссии», где мы издаем как собственные сочинения или сочинения выдающихся российских и зарубежных авторов, делаем переводы. Это еще одно начинание. И, кроме того, мы сейчас планируем популярную либеральную библиотеку, которую собираемся реализовать совместно с «Новым литературным обозрением».
Все в совокупности делается для того, чтобы распространять либеральные ценности, которые записаны в Конституции Российской Федерации, но реализуются далеко не всегда, не везде и не в совсем подходящей форме. В общем, это проблема. Но эта проблема не правительства. Это проблема общества. Мы считаем, что мы должны проводить такую работу, которая позволила бы подготовить общество к соответствующим изменениям, которые, на мой взгляд, являются исходной позицией для того, чтобы в России развивалась инновационная экономика. Если этих основ не будет, то у нас мало что выйдет. Я постараюсь это коротко показать в своем докладе.
Последнее, что я хочу сказать, что эта наша деятельность в Москве частично, как раз через проект «Я думаю», транслируется в регионы. Но транслируется таким образом, что мы имеем возможность 7-8 раз в году собирать небольшую группу студентов, молодежи из разных регионов, западнее Урала. Просто потому, что на более далекие расстояния не хватает денег. Но все-таки мы собираем людей. Но это очень мало. Поэтому мы решили, наоборот, идти в регионы. Первая такая попытка была – начало такого же проекта в Нижнем Новгороде. Она прошла в мае. Она прошла довольно успешно.
И вот мы начинаем в Петербурге. Я хочу это подчеркнуть по очень простой причине. Я знаю, что в Петербурге есть немало таких начинаний, клубов, которые объединяют интеллигенцию, молодежь, и позволяют вести такие дискуссии, которые предположительно влияют на настроения людей, на понимание тех процессов, которые проходят у нас в стране. Но я, на самом деле, не очень хорошо знаю эту активность. Хотел бы знать лучше. У меня есть большое желание добиться того, чтобы в Питере образовался бы такой же центр, как в Москве. Чтобы здесь был свой интеллигентский актив. Чтобы здесь люди питерские выступали, дискутировали и собирали публику так, как мы собираем ее в Москве. Чтобы это была популярная трибуна, площадка, на которой могли бы люди собираться и реализовать себя, реализовать какие бы то ни было, многообразные проекты.
Я надеюсь, что, может быть, что-то постепенно получится. Это первый «блин». Я не знаю, каким он получится, но все-таки будем стараться его как-то «испечь». Посмотрим, что из этого получится.
Это несколько вводных слов для того, чтобы объяснить, что происходит.
Последнее, может быть, замечание. Хотел бы сказать, что в России много разных идейных течений. Традиционно есть три течения. Это течение государственническое, консервативно-национальное. Есть течение социалистическое с разными оттенками. Как бы ориентация на идеалы всеобщей справедливости. И есть течение либеральное, в котором главная ценность – свобода и все, что с ней связано.
Мое глубокое убеждение заключается в том, что все эти течения, которые создают многоцветье российской идейной жизни, они должны быть. Но мы здесь представляем одно течение. И мы считаем, что в настоящее время это пускай и не самое популярное течение, но, как говорится, популярность – дело наживное. А потом, когда приходит популярность, первое, что думаешь – о том, как ее сохранить и что теперь придет на смену. А некое устойчивое движение мысли, которое способствует тому, что мы усваиваем определенные ценности и как бы гуманизируем наше общество, мне представляется важным.
Я должен сказать, что доклад, с которым я сегодня выступлю, под названием «От командной к инновационной экономике». Оно появилось позже, потому что в свое время, как доклад, я готовил к апрельской конференции в Высшей Школе экономики в Москве. Он в Петербурге еще не звучал. С докладом, посвященном, в основном, структурной перестройке российской экономики можно познакомиться на сайте школы и на сайте «Либеральной миссии». Я, тем не менее, уже произвел кое-какие корректировки, и по ходу дела буду их добавлять, учитывая последние события и необходимость комментариев с этим связанных.
Вот это план – «Следы в структуре экономики». Я не буду зачитывать. Потом, по ходу дела, вы увидите, что эта лекция посвящена, подчинена этому плану.
Теперь хочу обратить внимание на те серьезные очень изменения, которые произошли в российской экономике за последние 18 лет. Так будем говорить. Здесь показана укрупненная структура, отраслевая структура валового внутреннего продукта США и Российской Федерации в 1990 году. То есть, накануне нашей Перестройки. Вы видите здесь довольно серьезные изменения, которые состоят в том, что не то что изменения, большие различия между структурой экономики Соединенных Штатов и Российской Федерации.
Здесь видно, что в Российской Федерации, точнее, тогда в Советском Союзе, был гораздо более высокий удельный вес промышленности. Гораздо более высокий вес сельского хозяйства, строительства. То есть, всей группы того, что мы называли отраслями материального производства. Что касается торговли, финансовых услуг, то, наоборот, это были гораздо меньшие объемы. На самом деле эти различия иллюстрируют одно. В Соединенных Штатах была рыночная экономика, и они для рыночной экономики являются модельной страной, и вот такая структура характерна.
У нас то, что мы видим, это структура плановой экономики. Эта структура плановой экономики может считаться деформированной. Если вы слышите, что советская экономика была деформирована, вот ее основные диспропорции здесь показаны. Чрезмерное развитие промышленности. Чрезмерно большой удельный вес сельского хозяйства. И притом, значительная доля потребности в продовольствии покрывалась за счет импорта. 40 млн. тонн зерна мы завозили в страну каждый год. Правда, это было на весь Советский Союз, но считайте где-то 25 млн. все равно приходилось на Российскую Федерацию.
Суть проблема заключалась в том, что мы начинали реформы, исходя из того, что в России должна быть построена рыночная экономика. С этой целью проводились либерализация экономики, демонтаж планово-распределительной системы. И затем приватизация, то есть создание института частной собственности практически заново, поскольку он был разрушен в свое время, еще в Октябрьскую революцию.
Следующая картинка показывает, что происходило со структурой экономики в течение этих лет. Здесь данные до 2004 года. Но если вы посмотрите, вы увидите, что основные изменения произошли между 1992 и 1996 годами. Потом дальше существенных изменений в структуре экономики, если брать ее по валовому продукту, по занятым, по инвестициям, — не было.
Обратите внимание, что произошли резкие изменения в формах собственности. По валовому внутреннему продукту показано, что частная собственность выросла. Первое, что бросается в глаза, это сокращение доли государственной собственности. Вы видите, она сократилась с 48 до 30% в 1996 году. А частная собственность, казалось бы, несущественно изменилась. Смешанная – сократилась тоже.
Что имеется в виду, когда мы говорим «смешанная»? У нас, например, «Газпром» — это смешанная форма собственности. Поскольку там высокая доля государства, но примерно 45% или 49% — это миноритарные акционеры, это привлеченный капитал на финансовых рынках. Поэтому считается, что это смешанная собственность. Реально это собственность государства.
Здесь нет данных за 2004 год по очень банальной причине. Эти данные не публикуются. Вернее, они публикуются, но в течение многих лет одни и те же показатели. Я произвел некоторые оценочные расчеты и пришел к выводу, что в настоящее время доля государственной собственности в валовом внутреннем продукте составляет примерно 50%. Может быть, даже больше, чем в 1993 году. В связи с тем, что именно государственные активы быстрее дорожали накануне нынешнего кризиса, и в связи с тем, что государство как бы получило или присвоило значительную часть других активов, которые уже успели стать частными. Я не буду приводить большое количество примеров. Я упомяну ЮКОС, Банк «Гута», который был куплен по низкой цене «Внешторгбанком». Также компанию «Ависма», верхнесалгинский титановый комбинат, который был тоже за небольшие деньги куплен у частных владельцев государством и вошел в государственную корпорацию «Российские технологии». Это что касается ВВП.
Тем не менее, вы видите – по занятости произошли довольно крупные изменения. В частном секторе работает примерно 60% всех работников по этим данным. Еще смешанные и так далее. И если смотреть на инвестиции, то здесь такая картина из-за характера смешанной собственности искаженная. Поэтому сейчас мы можем считать, что тоже около 50% всех инвестиций государственных.
Тем не менее, пускай с такими огрехами, мы имеем на сегодняшний день рыночную экономику. Это первый шаг к переменам. Потому что если бы мы стали говорить о том, что мы хотим получить инновационную экономику, сделать инновационную экономику из плановой невозможно. По очень простой причине. Потому что плановая экономика основана на очень слабых стимулах. Там, можно сказать, она лишена внутренних стимулов, и поэтому каждый раз нуждается в подбадривании. Либо палкой, посредством репрессий, либо пряником. Попытки такие начались с Никиты Сергеевича Хрущева и, в общем, они тоже добром не кончились.
На этой картинке показан идеализированный вариант перехода. Проблема заключается в том, что плановая экономика создала определенную структуру. Она в условиях рыночной экономики нормально функционировать не может. Поэтому те предприятия, которые попали в условия жестких бюджетных ограничений, они испытывали большие трудности. И процесс перестройки структурной при переходе к рыночной экономике происходил таким образом, что старые предприятия испытывали трудности и разорялись. В наших условиях мало кто разорился до такой степени, чтобы закрыться. Но все-таки они несли большие потери.
Одновременно появляется и развивается сектор современный. Сектор, который соответствует требованиям рыночной экономики. И стабилизация происходит тогда, когда устанавливается равновесие между этими секторами. Затем активная фазы структурной перестройки начинается тогда, когда доминировать начинают современные предприятия.
Дальше картинка очень характерна. Если вы обратите внимание, с левой стороны показана картинка, которую я только что перелистнул. А дальше начинается подъем. Этот подъем связан с действием новых институтов, прежде всего рыночных институтов, с активностью бизнеса, с работой, освоением новых рынков. И он, конечно, уже связан и с инновациями. Но здесь у нас образуется некоторые возможности, которые зависят от того, как мы применяем свои, какую политику мы проводим.
Здесь показано три разных сценария. Прямая «С» — это, что можно назвать динамикой развития развитых социальных экономик или технологическая граница. Я бы сказал так. Это как бы граница современных технологических возможностей. Общее развитие цивилизации происходит таким образом, что технологическую границу все время отодвигают. Но разнее страны играют в этом процессе разные роли. Одни являются активными двигателями этой технологической границы. Это, например, Соединенные Штаты Америки, Япония, Германия, другие страны Европы. Другие являются странами, которые перенимают уже созданные технологии, но сами не вносят соответствующий вклад, потому что их экономика, их культура не обладает соответствующими свойствами.
Сейчас мы переживаем процесс очень сложный. Процесс поздней индустриализации, которую проходят Китай, Индия, Бразилия, многие другие страны. Россия в этом смысле занимает определенную позицию. Она же прошла индустриализацию, причем, очень давно. Надо сказать, что советская модель индустриализации, которая реализовалась у нас в 1930-е годы, в основном, она была первой моделью догоняющего развития. В современном смысле этого слова. И до этого были какие-то варианты, была эпоха реформ Александра Второго и прочее. Но если говорить в современном смысле, отстающая страна, которая ликвидирует свое отставание посредством какой-то особой политики, мы такую политику проводили. Во всяком случае, если Китай проводит позднюю индустриализацию, про нас это сказать нельзя. Хотя, определенные возможности, конечно, у нас есть.
Здесь первая кривая, красная, она показывает динамику переходных экономик с максимальным использованием потенциала трансформации. Это то, что я еще называю потенциальный максимум. Исхожу я вот из чего. Если вы произвели трансформацию вашей экономики, в ней высвободились какие-то ресурсы, высвободилась энергия, которая раньше связывалась в плановой экономике. И, в принципе, можно ожидать, что при благоприятном стечении обстоятельств вы можете добиться успехов больших, чем те, которых добивались или добились уже развитые страны.
Я приведу пример. Когда в 1990-х годах я размышлял о состоянии нашей экономики, тогда это состояние было бедственное. Но были некоторые вещи, которые заставляли обратить на себя внимание. Видно было, что у нас резко понизилась доля вмешательства государства в экономику. У нас резко сократилась налоговая нагрузка. Она оказалась намного ниже, чем, скажем, в странах Европы. И мы были сопоставимы или даже выигрывали по отношению к Западной Европе, и даже к Японии, которая добилась больших успехов в 1960-1970-х годах, потому что она имела низкую налоговую нагрузку и позволила бизнесу более успешно развиваться. У нас были такие достоинства.
Они порождены были не слишком благоприятными обстоятельствами. Потому что в советское время государство взяло на себя чрезмерные обстоятельства, больше, чем оно могло выполнить. Из-за того, что произошло падение цен на нефть сокрушительное, это стало поводом для краха советской системы. Она перестала выполнять свои обязательства. И новая демократическая Россия, и, соответственно, едва родившаяся рыночная экономика, они не выполняли эти обязательства. Они сократились. Можно было это использовать как преимущество.
Кроме того, можно было использовать как преимущество то, что российская буржуазия, родившись, с самого начала была не просто нахальной, я бы сказал. Она сначала не была коррумпированной в том смысле, как это понимаем мы сегодня. Но она была очень агрессивной, энергичной и жадной. Если вы говорите слово «жадная» по отношению к буржуазии, по отношению к бизнесу, вы говорите ему большой комплимент. Потому что если у вас не хватает энергии, если вы слишком уже введены в какие-то рамки, регламентации и так далее, вы будете проигрывать.
Если вы хотите, у нас сейчас в деловых журналах в моде такое направление, которое называется «Бизнес в стиле фанк». Первое условие этого бизнеса – ничего не делайте по правилам. Когда эти слова говорят в России, то, конечно, все над этим начинают смеяться, потому что у нас принято делать не по правилам. И мы должны сейчас как бы наоборот говорить, что мы не делаем по правилам, поэтому у нас бардак. Если вы хотите, чтобы здесь что-то было как у людей, то вы должны делать по правилам. Привыкнуть к тому, что закон есть закон. Что милиция должна хватать людей не потому, что ей надо заработать, а потому что они нарушают законы и так далее.
Казалось бы, но все-таки в бизнесе есть, действительно, такое правило. Если вы смотрите, как делают другие, и сами пытаетесь их повторять, то вам не видать успеха. Но если вы не знаете, как действуют другие, или вы знаете, как действуют другие, но вы считаете, что они действуют неправильно, вы не хотите одеваться по моде, а хотите одеть что-то экстравагантное. Если вы действуете по-своему, то вы имеете шанс добиться успеха. У нас эти преимущества были. К сожалению, их или вовсе не осталось. Или осталось очень мало. Но в свое время они были.
Если было благоприятное стечение обстоятельств, я думаю, мы бы могли реализовать вариант первый. Можно сказать так, что этот вариант уже отпал и ушел в область нереализованных возможностей. Не только у нас, кстати говоря. Эта картина обобщенная. Это также можно отнести к Китаю или к Индии. Я только недавно закончил работу, из которой видно, что им тоже это сделать не удастся. Вообще, вероятность осуществления этого сценария всегда почти близка к нулю.
Второй вариант – это когда вы выходите на уровень клуба развитых стран. Вы выходите на технологическую границу. Вы решаете ту проблему, которую удалось решить, скажем, японцам, корейцам, тайванцам. Пожалуй, больше никому. Я не знаю других случаев.
Могу ради примера, потому что он не вполне удовлетворительный, назвать испанцев, которые из отсталой страны в начале 1950-х годов, когда там была диктатура Франко, и после длительного отставания от других стран Европы, они все-таки вышли на очень приличный европейский уровень. Но почему они вышли? Это вопрос интересный. Во-первых, благодаря королю Хуану Карлосу Второму, который, придя к власти, неожиданно, вопреки ожиданиям Франко, построил нормальную демократию, и страна живет на основе демократических начал. Кроме того, она жила под очень большим влиянием окружающих стран Европы. И это внешнее влияние сыграло тоже важную роль.
Но, вообще, это очень тяжелая проблема. Для того, чтобы подняться до этого уровня, нужно поменять то, что обычно меньше всего подается изменениям. Это институты и культура в более широком плане. Как раз институты – это, наверное, Александр Александрович может сказать более профессионально, чем я. Но это и есть правила игры. Правила, которые не просто существуют на бумаге, а они как-то впитаны общественным сознанием, ими руководствуются в обыденной жизни, на производстве. И если это институты продуктивные, если они нацелены на повышение производительности, на усвоение инноваций, на разработку инноваций, то тогда они превращаются в движущую силу. Но пусто место не бывает. Обычно все изменения начинаются с такого положения, когда у вас уже что-то есть, и вам приходится что-то менять.
Вот мы в нашей стране обладаем институциональной системой весьма консервативной. Я бы сказал и архаичной. И даже когда, когда она подверглась очень радикальным изменениям в советское время, в конце концов оказалось, что наша институциональная система, наши правила игры в некотором смысле воспроизводят феодальное общество, а не современную рыночную экономику. По очень простой причине. Потому что советская система была построена иерархически так же, как феодальная система. Она управлялась как одна фабрика. Причем, фабрика не современная, а в соответствии с идеалами фордовского конвейера. Поэтому она так была построена, что полностью была не совместима с рыночной экономикой, которая представляет собой совершенно альтернативную модель. Я бы так ее назвал: плоской сетевой структурой. Почему так? По простой причине. Ключевой институт рыночной экономики – это контракт. Это сделка, которая совершается между двумя формально равными партнерами. И как бы вы ни смотрели на это дела, есть там и иерархия, есть и всякие сложности, но это как бы ключ – ключевой момент.
Там обязательно, для того, чтобы действовала такая сетевая структура. Она родилась, между прочим, в Древней Греции. Эта сетевая структура нуждается в том, чтобы была дисциплина контрактов. И для этого должно работать государство. Значит, и законы нужны. Во-вторых, она требует обязательно частной собственности, уважения прав частной собственности. И успехи рыночной экономики, успехи капитализма во многом обусловлены именно тем, что это общество построено на рыночной модели.
Нам в значительной степени, хотя мы имеем в основном рыночную экономику, нужно довольно серьезно работать для того, чтобы пройти, выстроить эту институциональную систему.
Теперь маленькая табличка, которая говорит о том, какие изменения в структуре собственности произошли за 1990-е годы.
Смотрите. Я сопоставил здесь нарочно. Россия за эти годы и опять взял ту структуру, которая была в Соединенных Штатах, которую я приводил в начале.
Промышленность – с 38% спустилась до 27,5% в 2002 году. На самом деле, сейчас еще меньше. Мы приблизились к тому, что было в Соединенных Штатах.
В сельском хозяйстве сокращения прошли очень большие – с 16,6 до 8%. Правда, тут Соединенным Штатам еще далеко.
А вот торговля, наоборот, сильно выросла. По советским понятиям это плохо. Потому что торговля – то непроизводительная деятельность. Мы потеряли значительную часть промышленности, значительную часть сельского хозяйства.
Но любопытное дело с сельским хозяйством. Людей работает в сельском хозяйстве намного меньше. Доля в валовом внутреннем продукте намного меньше, чем вчера. Но при советской власти мы ввозили 40 млн. тонн зерна, а сейчас мы вывозим. В прошлом году экспорт зерна из России составил 12 млн. тонн. Значит, если будет развиваться продовольственный кризис, а мы не будем играть роль страдающей стороны, а попробуем использовать наши конкурентные преимущества, то эта доля, при сокращении занятости, объем экспорта может еще возрасти. Сегодня 12 млн. я думаю, что Россия через 5-6 лет должна экспортировать примерно 100 млн. тонн зерна. Это больше, чем сегодня она производит вообще. Сегодня, в этом году, будет урожай 85 млн. тонн.
Но возможности для выращивания зерна есть только в трех странах мира. Это в России, на Украине и в Казахстане. Дополнительного. Еще, правда, в Бразилии. Но в Бразилии грешно использовать их для выращивания зерна, потому что, как один бразильский ученый сказал, это ферма тропических продуктов. И они с успехом выполняют эту функцию. Они будут ее выполнять и дальше.
В любом случае, в мире будут происходить очень серьезные перемены, связанные с тем, что поднимаются новые страны. И первое, что они хотят, они хотят наестся. Вот индийцы и китайцы, они хотят наестся. И для того, чтобы приукрасить мое выступление, может быть скучноватое, я скажу, что в прошлом году китайцы импортировали продовольствия на 14 млрд. долл. Мы, правда, импортировали на 50 млрд. долл. Но чем выразительна эта цифра для людей, которые разбираются?
Дело в том, что в течение всей своей истории, а эта история насчитывала 5 тысяч лет, Китай никогда не импортировал продовольствие. Вы скажете: там столько народу – как они жили? Если не было хлеба, они умирали от голода. Также, как и в старой России, это было естественным процессом. Сейчас они, наконец, могут себе позволить еще, если не хватает собственного продовольствия, прикупить. Ну, потому что у них очень большой экспорт готовой продукции. Гораздо больше, чем у нас, в основном, в развитые страны, Соединенные Штаты, в Европу и так далее.
Следующая картинка. Я не предлагаю вам глубоко вникать. Но это как раз кривые спада различных отраслей промышленности, которые происходили в 1990-е годы. Вы видите, она напоминает ту картинку, которую я теоретически изображал. А вот разброс, который здесь получается, это, на самом деле, одновременно и демонстрация структурных сдвигов, которые происходили в экономике, и которые привели к тому, что в России тоже сложилась структура рыночной экономики.
Обратите внимание. У вас быстрее всего подъем и восстановление ситуации произошло в топливно-энергетическом комплексе. Потому что нефть, газ являются конкурентоспособными продуктами, которые мы экспортируем в большом количестве. А вот нижняя кривая – это легкая промышленность. В настоящее время она производит продукцию, если брать в физическом выражении или в сопоставимых ценах, примерно 14% от дореформенного уровня. Добилась больших успехов. Там самые лучшие показатели повышения эффективности использования ресурсов, как ни странно. Но выше она вряд ли когда поднимется. Это мы можем сколько угодно обсуждать, но выясняется, что в Россию либо лучше ввозить изделия из Европы, если идет речь о продукции высокого качества. А русские очень любят продукцию высокого качества. Они большие патриоты, но любят продукцию высокого качества, желательно иностранную и иностранными брендами. Так вот, высококачественную продукцию мы вывозим из Европы. А дешевую продукцию мы вывозим из Китая или других стран, которые имеют более дешевую рабочую силу, чем у нас, но продукцию делают лучше.
Вот это все, что мы везем из Турции, из других стран. То, что мы можем увидеть здесь на рынках и прочая. Это продукция, с которой российская текстильная легкая промышленность конкурировать не может. Вот пока ситуация такая.
Дальше мы переходим в такое положение, когда мы должны бороться за повышение конкурентоспособности. Эта картинка показывает структурные сдвиги, которые произошли в структуре инвестиций в основной капитал уже после кризиса 1998 года. В те годы, когда уже у нас правил президент Путин, мы видим результаты довольно сложного анализа – как изменялись вложения в основные отрасли экономики, которые затем фиксируют. Как бы, если произошли инвестиции, значит, через некоторое время произойдут и структурные изменения.
Вы видите, что практически структурных изменений не было. Здесь показано определенное увеличение инвестиций в добычу полезных ископаемых, которые произошли в самые последние годы. Должен сказать, что добыча нефти и газа в России практически не растет уже с 2004-2005 годов. Значительные инвестиции в последние годы не обязательно приведут к тому, что вырастет добыча, потому что в этих отраслях вложения являются практически текущими затратами. Потому что они связаны, прежде всего, с разведкой и обустройством месторождений.
А вот по всем остальным отраслям вы видите – крупных изменений не произошло. Структура экономики как бы стабилизировалась. Это хорошо или плохо? На самом деле, не очень хорошо.
На следующей картинке показана позиция России в мире по конкурентоспособности. По глобальной конкурентоспособности. Здесь приводятся данные обследования Всемирного экономического форума, где рейтинг – то обозначение позиции, которые занимают страны. Индекс – это достаточно сложные расчеты, там больше 200 показателей учитываются, которые фиксируют тот индекс, на базе которого потом определяется рейтинг.
Вы видите, что первое место держат Соединенные Штаты. Затем – группа стран меньших по размеру, но тоже достаточно высоко конкурентоспособных. Дальше приведены страны БРИК. Это Бразилия, Россия, Индия, Китай, про которых говорят, что они в XXI веке, скажем, в середине века будут играть в мировой экономике более весомую роль, чем «семерка» или «шестерка» самых развитых сегодня индустриальных стран.
Вы видите, что Россия занимает 58-е по рейтингу. Ее индекс не так уж велик. Мы здесь находимся только впереди Бразилии из этой четверки. Но надо иметь в виду, что когда подсчитываются соответствующие показатели, то, скажем, у Китая и Индии ключевой показатель – это дешевизна рабочей силы, которая обусловливает их высокую конкурентоспособность. В России более высокая заработная плата. Одновременно более низкая производительность труда. Не то что более низкая, но соотношение между производительностью и заработной платой, это удельные расходы на труд, они выше, чем в Индии, в Китае. Но они также выше, чем в Бразилии. Потому что в Бразилии выше заработная плата, но и существенно выше производительность труда.
То есть, наша конкурентоспособность находится в довольно сложном положении. Она на сегодняшний день обеспечивается, прежде всего, энергоносителями. И все разговоры относительно того, что Россия встала с колен, что она теперь может постоять за себя и так далее, это в определенной мере, действительно, отражает нашу новую реальность. Но обеспечено это, в основном, за счет наших природных богатств, топливно-энергетических ресурсов. Причем, не столько тем, что мы стали добывать больше, поставлять больше, но, прежде всего, потому что эти товары резко подорожали.
Правда, в 1990-х годах они резко подешевели. И это тоже было одним из важных факторов, почему у нас произошел такой тяжелый кризис.
Следующая табличка показывает по факторам, какие у нас баллы конкурентоспособности. По таким факторам, как качество институтов, инфраструктуры, макроэкономика, здравоохранение и так далее. Я не буду ее подробно интерпретировать. Думаю, что в Высшей школе экономики можно будет получить эти данные, если кому будет интересно.
Только обращу внимание, что у нас большие успехи относительные по макроэкономической стабильности. Это благодаря господину Кудрину. По здравоохранению и начальному образованию, по сравнению с Китаем и Индией, наверное, да, можем соревноваться. По другим параметрам получается не очень.
Это я тоже пропущу. Здесь только одно скажу. Здесь приведены характеристики, которые показывают долю конкурентоспособных предприятий по разным критериям. Это результаты исследований, которые проводила Высшая Школа экономики совместно с Всемирным банком. Мы видим последняя колонка. У нас, если предъявить более высокие требования, то конкурентоспособных предприятий в обрабатывающей промышленности. Чтоб ясно было, нефтяная и газовая сюда не входят. То будет 13,8. Если брать по числу предприятий. Если предъявить менее жесткий критерий, то таких предприятий станет 26. Но все равно, вы видите, это меньшинство. Если третья категория, это предприятия с низкой конкурентоспособностью или просто неконкурентоспособные. По числу предприятий они составляют 60%. И на них занято 40% всех занятых в России. Это довольно плохие показатели.
Теперь мы приближаемся к инновационной экономике. В этой табличке показано, какое положение мы занимаем на рынке инновационной продукции. Прежде всего я должен оговориться, что имеется в виду под инновационной продукцией. И почему вообще мы заговорили об инновациях. Это очень интересный вопрос. Он, одновременно, связан с тем, что мы должны понять: а почему, собственно, мы говорим сейчас об инновационной экономике.
Сейчас появилась концепция долгосрочного развития до 2020 года, которую новый президент вместе с новым премьер-министром поднимают на щит и говорят, что это мы должны сделать, это наша новая программа. По щитам – действительно, пракламируется, что Россия должна стать инновационной экономикой. Но что значит инновационная? Что значит инновация?
Инновация либо воплощена в товаре, который имеет те потребительские свойства, которых раньше не было, и которые дают какой-то эффект в процессе использования или потребления. Во-вторых, это может быть чистая инновация, то есть которая сама по себе представляет товар, который можно продать. Например, какое-то изобретение, какая-то технология, которая пользуется спросом на рынке.
Если вы купили западную технологию и внедрили у себя на предприятии, это не означает, что вы сделали инновационную экономику. Почему? Потому что это так называемые инновации для себя. Они происходят всегда. Где-то есть что-то такое, что можно позаимствовать. Вы это берете, используете у себя, и у вас повышается производительность и так далее. Очень хорошо, но это не инновация для рынка.
Настоящая инновация именно то, что делается для рынка. То, что является новым. То, что позволяет получать пользу в виде роста производительности или новых качеств товаров и так далее, и тому подобное. Это гораздо труднее.
Почему это актуально сегодня? Индустриализация начиналась с того, что в аграрной экономике использовались, в основном, органические, воспроизводимые ресурсы. Индустриализация начиналась с того, что в оборот стали вовлекаться огромные массы минеральных ресурсов в качестве топлива, сырья и так далее, и тому подобное. Если вы обратите внимание на инновации первой волны, как они поднимались с начала индустриализации, это было в XVIII веке в Великобритании, и потом в других странах Европы и Америки, то обратите внимание, что все эти инновации, в основном, опирались на использование каких-то новых минеральных ресурсов. Например, производство металлов не на основе древесного угля, а каменного угля. Причем, надо было выработать технологию и так далее. Это сделали в Великобритании.
Придумать, скажем, ткацкий станок, прядильный станок и так далее. Это все было связано с использованием минеральных ресурсов. В течение примерно 300 лет это все действовало безотказно. Но потом выяснилось, что если мы хотим, скажем, обеспечить тот уровень потребления в Китае, который имеется сегодня в Соединенных Штатах, то ресурсов на земле не хватит. Нефть стала дорожать. Сейчас она немножко подешевела, и теперь сидят люди и ждут: а что будет, когда снова, как в 1998 году, она будет стоит 8 долл. за баррель? Что случится с Россией?
Я вас могу уверить, что 8 долл. за баррель просто не будет никогда, потому что ушло то время, и доллар тоже упал. Поэтому его ценность другая и так далее. Но, кроме всего прочего, общая тенденция заключается в том, что невоспроизводимые ресурсы будут дорожать, потому что их использование подошло к естественному пределу. Рынок есть рынок, поэтому оно то упадет, то поднимется. Но общая тенденция будет такая, что эти ресурсы будут дорожать.
Это означает, что те основные источники индустриализации, которые питали ее в течение очень длительного времени, исчезают. А теперь появляется некая другая экономика, в которой ключевую роль будут играть нововведения, но уже такие, которые не состоят во влечении в оборот минеральных ресурсов новых, объемов новых угля, нефти, стали и так далее. А в том, чтобы придумывать что-то другое. Скажем, Интернет. Это другое. Это чистая инновация, я бы сказал, нового типа. Мобильная телефония и так далее. Вот это совершенно другой класс.
Я это говорю потому, что это свидетельствует о том, что мир вступает в совершенно новую эпоху. Эта новая эпоха состоит в том, что главным фактором роста экономики становится инновация. Вот нравится вам, не нравится. Может быть, где-то жилось лучше. Но когда вам теперь говорят, что Китай всех обогнал, и мы должны брать с него пример, так вы имейте в виду то обстоятельство, что Китай строит свою экономику и свой быстрый экономический рост на дешевой рабочей силе, воровстве технологий. Не всегда воровство. Это я должен сказать. Но иногда они покупают. Но, как правило, это так. Либо воруют, либо просто иностранцы строят там предприятия, которые производят инновационную продукцию. Две трети китайского импорта в Соединенные Штаты Америки, а это очень большие суммы, составляет продукция, произведенная по американским лицензиям на предприятиях, построенных с помощью американского капитала, использующих американские технологии. Просто транснациональные корпорации вынесли свое производство из Америки, где очень дорогущая, я бы сказал, рабочая сила, в Китай, где она примерно в 200 раз дешевле.
Во всяком случае, я был на одной фабрике, принадлежащей тайванцу, который платил своим рабочим. Это были люди, которые приходят на фабрику с плантаций рисовых. Он платил 20% от средней заработной платы на Тайване. В общем, это совсем другая история.
Я вернусь к таблице. Там приведены данные, которые показывают, какую долю в объеме валового внутреннего продукта составляет инновационная продукция в том смысле, в котором я говорю. То есть, настоящая инновационная продукция. Если брать для себя, то есть то, что мы осваиваем, что уже кто-то изобрел, кто-то придумал. Это 1,9% — результаты целой группы исследований. Австрия – 23%. Дальше вы видите показатели.
Если мы берем для рынка, то у нас это 0,5% ВВП. Но даже в такой стране, как Германия, всего 7,1%. А чемпионом является Финляндия.
Эти цифры скачут – один год меньше, другой год больше. Но я обращаю ваше внимание на эти данные для того, чтобы сказать. Когда вы слышите разговоры о том, что нам нужно построить инновационную экономику, то вы должны понять, что люди, которые об этом говорят, по крайней мере некоторые, они думают, что для этого нужно, чтобы предприятия больше покупали прогрессивного оборудования, чтобы они больше приобретали технологий и осваивали их. И все. И чтобы они больше денег тратили на научные исследования и разработки. Это все показатели, которые ничего не говорят о конечных результатах.
Конечный результат, как я уже говорил, это торговля технологиями. Вот сколько вы продаете, какие у вас доходы от проданных лицензий, от роэлти с тех патентов, которые вы получили, продали, распространили, и к вам идут доходы. Мы даже плохо используем свои возможности. Я думаю так. Даже если бы мы все сделали так, как положено по правилам, и мы бы больше стремились к тому, чтоб свои продукты довести до рыночного состояния, до рыночного товара, то мы могли бы поднять наши показатели, скажем, по доле рыночной с 0,5 до 1,5%. Это все равно очень мало. Мы очень серьезно отстали.
Я хочу подчеркнуть. Серьезно отстали не за лихие 1990-е, а намного раньше. Хотя, были потери и в 1990-е годы.
Я, в сущности, объяснил, почему и зачем нам нужна инновационная экономика. Я добавлю несколько слов.
Если мы будем сравнивать, захотим соревноваться с Китаем, нам ничего не светит. Они так мало получают денег, у них такие низкие издержки, что мы не сможем с ними соревноваться.
Я сейчас вернулся из Германии. Были разговоры у меня с американцами, мы обсуждали эту проблему. Они говорят: «Вы понимаете, как это сложно? Потому что если мы, скажем, стали бы чинить препятствия китайцам ради своих целей, чтобы лучше сбалансировать американскую экономику, которая в значительной степени живет в долг. Хотели бы сократить импорт китайской продукции, то мы должны будем поднять цены на продукцию. Это для наших потребителей будет очень сложно. Будет очень тяжело».
Короче, с Китаем мы не можем соревноваться. Мы должны понимать, что это явление временное, что Китай наращивает производство. И с каждым разом, с каждым успехом у него приходит большее количество крестьян в города. Через какое-то время они повышают квалификацию. Через какое-то время они начинают требовать большей заработной платы. И, в конце концов, это закончится тем, что они выровняются по своей конкурентоспособности с другими странами. И эти преимущества их в значительной степени будут утрачены. Но тогда изменится ситуация для нас. Но пока мы не можем конкурировать.
А с кем мы можем? Понятно, что мы по инновациям не можем конкурировать и с Европой, и с Америкой, потому что они ушли далеко вперед. Но, тем не менее, если мы берем, скажем, наиболее существенный фактор. Ну, мы по натуре люди способные, у нас головы работают. Мы можем научиться. У нас полно доказательств того, что можем. Есть свидетельства и в части военной техники, и ядерного потенциала, и ракет, и чего хотите. Но просто наши все мозги были настроены на войну, а сейчас можно заняться утюгами, стиральными машинами и так далее. Нанотехнологиями, мне подсказывают. Мы можем произвести соответствующие продукты.
Но здесь важный момент. Я хочу обратить ваше внимание, что это не просто потратить больше денег. Это не просто так взять и, скажем, раздать «Роснанотеху» столько-то денег, «Российским технологиям» — столько-то денег, Академии наук – столько-то денег, и на завтра у вас вырастут пышные розы инновационной экономики. Нет. Потому что человек, который придумывает, а потом что-то открывает, а потом строит какую-то конструкцию, способную завоевать рынок, он должен жить в определенных условиях. Он должен жить в определенной среде, в определенной культуре, если хотите.
И мы сталкиваемся с такими вещами, что китайцы имеют 9 лауреатов Нобелевской премии. Все они или родились в Соединенных Штатах, или проучились и проработали там не менее двух десятков лет. То же самое с индийцами.
Мы имеем своих лауреатов, которые выросли здесь. Но очень мало. Это означает, что институты и культура неблагоприятны для того, чтобы создавать эту инновационную экономику. Нужно производить изменения. Нужно, как выразился один француз, выкорчевывать собственные корни, перестраиваться, становиться другими. В какой части? Самый главный момент – это свобода творчества. Это ощущение того, что твоя голова открыта, что ты можешь быть не ортодоксальным, что ты не подчиняешься авторитету.
Второе. Для этого нужна свобода предпринимательства, чтоб вы могли привлечь деньги, свои идеи реализовать, не дожидаясь подачек от государства.
Третье. Должна быть частная собственность, интеллектуальная собственность, которая защищает то, что вы делаете. И должна быть конкуренция обязательно. Зачем конкуренция? Потому что изобретатели могут изобретать и за бесплатно, особенно русские. Вот им самое главное придумать, а что там дальше – продается, не продается – это дело уже каких-нибудь немцев. На самом деле, должна быть конкуренция, потому что она рождает спрос на инновации. Так просто, не коммерчески, это еще не инновация. Это открытие, это изобретение и так далее, которые могут пропасть. Но для того, чтобы сделать коммерческим продуктом, нужны специальные усилия. И усилия эти предпринимаются, и деньги вкладываются для того, чтобы можно было, используя инновации, либо преодолеть отставание, либо получить возможность в течение определенного времени получать монопольный доход. Вот тогда, когда ваше изобретение еще никем не куплено, не освоено, никто у вас не украл. На сколько времени этого хватает, я не знаю, но это по-разному получается. Но если вы можете это сделать, вот тогда ради этого делается. Если у вас конкуренции нет, у вас нет мотива. И вся эта система – инновационная экономика – работать не будет.
Я скажу, для того, чтобы все эти условия были реализованы, нужно, чтобы в стране было верховенство закона. Чтобы вы могли прийти в суд и быть уверенными, что он будет судить по справедливости. По крайней мере, в 95% случаев. Чтобы у вас средства массовой информации обеспечивали соответствующий контроль, если хотите, за бюрократией, за государственными служащими, за бизнесом, который норовит все время где-нибудь чего-то украсть и так далее.
Короче говоря, я вам описываю систему, которая называется демократия. Если она есть, она может быть в каждой стране другая, со своими особенностями. Если хотите, суверенная, в этом смысле. Но она не может быть управляемой. То есть, она должна быть демократией. Если вы хотите сделать, чтобы у вас были одни формы, а содержание было такое, что все равно все решают где-то в одном месте, то это не выйдет. И самое главное, не выйдет, не получится вот этого инновационного продукта.
Вот здесь я нарисовал – какая должна быть структура российской экономики, если мы хотим, чтобы она была инновационной. Видите, нижняя строчка – инновационные продукты и услуги – 15-25% Валового внутреннего продукта. Главный структурный сдвиг, который должен произойти, он находится здесь. Я напомню вам. 0,5% ВВП в 2005 году. Я не знаю, когда это случится, но в 2020 году это точно не случится. Могу вам гарантировать. Так что, можете не волноваться. Но дальше мы добьемся решения проблем тогда, когда уже будут такие показатели. Если нет, то это будет не инновационная экономика.
Здесь принципиальный вопрос. Если вы хотите получить полтора процента или пол процента, то для этого демократия не нужна. Для этого можно набрать несколько умников, послать в шарашку, как делал товарищ Сталин, они там что-нибудь придумают. Но из этого 25% не получится.
Это явление массовое. Это определенный образ жизни. Это очень много другого. Поэтому нам придется решать эту задачу. У нас другого выхода нет. Вы скажете: а нефть? Да, безусловно.
Но я прочитал доклад одного бразильца, который мне очень интересен. Вообще, Бразилия похожа на Россию. Он говорит так. Какое будет будущее в связи с ростом Китая, Индии и так далее? Китай – это будет всемирная фабрика. Что такое Индия? Индия – это будет как бы всемирное бюро добрых услуг. Они специализируются на производстве услуг. Бразилия будет всемирной фермой. Она будет производить тропические продукты – кофе. Кроме того, рядом находится Аргентина, которая со своими пампасами может обеспечить хлебом весь мир. А уж если она возьмется вместе с Соединенными Штатами и Австралией, то вполне. Значит, это всемирная ферма. А Россия? Он пишет: Россия – понятно, она будет источником энергии. Нас устраивает? Нет.
Тем более, что мы будем сидеть на дорожающем природном ресурсе, который все время будет таять. Например, сейчас уже есть проблемы. Россия – самая богатая страна в мире по запасам газа. 31% всех мировых запасов газа находится в России. Но имеем шанс через 3 года начать нарушать свои обязательства по поставкам в Европу. Почему? Потому что 20 лет, включая последние 10 лет, не вкладываются инвестиции в освоение новых месторождений. И быстро это делать нельзя. Минимальный срок освоения – 7-8 лет. Я не знаю, как мы будем выкручиваться из этого положения, но такие проблемы будут. И каждый раз эти месторождения будут дороже.
И вообще, великий народ, который будет сырьевым придатком всего остального мира, это грустная картина. Поэтому нам действительно нужно строить инновационную экономику. Другое дело, каким образом.
Последняя картинка. Я здесь изобразил фазы перехода к инновационной экономике. Мы начинали с плановой. Этот красный прямоугольник слева вверху. Мы провели цепь реформ, которые обеспечили переход к рыночной экономике. На это ушли 1990-е годы. Я показал вам, что мы построили. Мы имеем сегодня структуру рыночной экономики. Главным образом, она появилась у нас в результате, я бы сказал, разрушительной работы. По-настоящему созидательной работы в те годы, конечно же, не велось. Как говорит господин Зюганов, ни одного нового завода не построили. Ну, может быть, как раз дело не в заводах, но, тем не менее. Это, в основном, была разрушительная сторона.
Теперь у нас, я бы сказал, промежуточный этап. Государственный капитализм или государственная экономика – как хотите. Этот лиловый прямоугольник. Что происходит? Повышение роли государства. Государственные корпорации. Вторичные коалиции. Там написано «первичные коалиции». Условно – это олигархи. Вторичные коалиции – это те другие коалиции, которые создаются в условиях, когда государство доминирует, и, естественно, они включают и тех людей, которые от имени государства осуществляют соответствующие операции.
Я хочу обратить ваше внимание на этот вопрос с моей точки зрения. Я не настаиваю на том, что я обязательно прав. Но из того, что мне известно, вот этот этап вообще не обязателен. Он не нужен. Другое дело, что первая реакция на негативные стороны первой фазы развития российского капитализма заключалась в том: а, государство разрушено, давайте мы наведем порядок посредством государства. Это напрашивается. Но когда вы начинаете это делать, вы видите, что соответствующих результатов вы не получаете. Существенных, серьезных сдвигов нет. Это я показал вам.
Мы убедимся в этом в скором времени еще в большей степени. Вот теперь Чубайса назначили в нано-технологии. Даже переименовали в Нанатолия Борисовича. Я ему желаю успехов. Но я не верю даже в Чубайса. Тем более в других ребят, которые этим делом занимаются.
А вот мне кажется, дальше нам что предстоит делать. Вы видите, для того, чтобы заработала инновационная экономика. Не то, чтобы это какой-то секрет. Это секрет полишинеля. Всем известно, что надо делать. Вы видите, это все, в основном, касается таких вещей, как развитие, изменение институтов и культуры. Это защита прав собственности, которая является частью этих изменений. Это экономическая и политическая конкуренция. Тоже часть этих изменений – стрелочками специально показано. Потому что без конкуренции, мы с вами уже говорили, — спроса на инновации не будет. Все будут спрашивать: где взять деньги? Ходить к государству, требовать: дай, дай, дай. Но нужно делать так, чтобы бизнес чувствовал, если я не введу инновации, я проиграю.
Очень важный момент. Образование, наука, индустрия инноваций. Это отрасль, которой у нас практически нет. Это те люди, которые делают из открытий и изобретений продукты. Скажем, академик Гинзбург сделал открытие. Давайте придумаем, какие продукты можем мы из этого открытия сделать. Вот сколько вы ни сидите, вы ничего не высидите. Потому что это творческий процесс, с которым очень много случайностей. Это открытие должно быть известно. Кто-то один должен придумать первое изобретение. После этого должны найтись какие-то люди, которые из этого изобретения могут придумать продукт. У нас плохо с этим.
Ну, дальше я не буду подробно комментировать. Последняя строчка – заимствование технологий. Она, в действительности, говорит об одном. Она говорит о том, что мы не должны отказываться от заимствования технологий. Собственно, в чем механизм инновационной экономики? В каждый продукт, который вы делаете, вы должны собрать самое лучшее. Все лучшее, что есть в мире, у вас должно быть воплощено. А потом немножечко своего. Вот это свое – вот это зерно. Это есть то, что делает вас инноваторами. Но вы должны знать все. Вы должны учесть все. Тогда появляется настоящий успех.
Я надеюсь, что мы его добьемся. Спасибо.