Про благотворительность.
Светлана Иннокентьевна СОРОКИНА, журналист, телеведущая
Реплика: Санкт-Петербург.
Мы работаем с детскими домами. Также работаем с цыганами. Ребята ездят в таборы и учат их держать ручку и прочее.
Светлана Сорокина:
То есть, занимаются детьми, которых не отправляют в школу. Интересно. Я не знала такого.
Вот человек как-то соприкасается как-то с проблемами благотворительности. Большинство из вас этого не делает. Поэтому начнем со следующего, чтобы вам не казалось, что эта тема не интересная и скучная. Я расскажу о том, откуда «ноги растут» в хорошем смысле.
Если говорить о благотворительности, то как вы думаете, когда, в принципе, возникло такое социальное явление, как благотворительность?
Реплика:
В древнем Риме.
Светлана Сорокина:
Да, а как это проявлялось?
Реплика:
Хлеба и зрелищ.
Светлана Сорокина:
Хлеба и зрелищ. На самом деле, в каком-то смысле вы правы. Хотя, конечно, это еще далеко от системной благотворительности, но какие-то разовые проявления были. Этот римский принцип «хлеба и зрелищ», из-за того, что зрелища предоставлялись для народа бесплатно, и часто эти зрелища в том же Колизее сопровождались раздачей хлеба. Такая традиция была. Но я не сказала бы, что это благотворительность. Это разовое проявление социальное тогдашних правителей.
Еще какие проявления благотворительности хотя бы в зачатках были в прежние времена?
Вопрос:
А что вы понимаете под благотворительностью?
Светлана Сорокина:
Вы не можете дать определения благотворительности?
Реплика:
Я считаю, что это поддержка тех, кто нуждается в той или иной помощи. Поддержка членов общества незащищенных.
Сорокина:
Еще какие определения будут?
Реплика:
Если исходить из корней, то это творение блага.
Реплика:
Это некие твои действия, которые, с одной стороны, дают тебе ощущение комфорта, понижение диссонанса между тем, что ты хочешь видеть, и тем, что ты видишь. С другой стороны, это непосредственная помощь тем, кто в ней нуждается.
Реплика:
Во-первых, это деятельность людей самореализовавшихся и состоявшихся.
Сорокина:
Далеко не всегда. Об этом можно поспорить.
Реплика:
Это в моем понимании. Она направлена на то, чтобы социальные аутсайдеры, люди, которым нужна помощь, вышли из этого состояния.
Светлана Сорокина:
Недавно я познакомилась с одной женщиной – абсолютно несчастной, бедной, с неудавшейся судьбой медсестрой. Она случайно наткнулась на погибавшую бомжиху, помогла ей, и потом стала заниматься проблемами бомжей. Она занимается благотворительностью, но она не успешна. Как объяснить ее волонтерство? Разве это не благотворительность?
Реплика:
Когда я говорил о самореализации, я не говорил о материальной части.
Светлана Сорокина:
Вот эта женщина не была реализована никак. Она просто нашла себя в служении другим.
Реплика:
Значит, это такое состояния.
Светлана Сорокина:
Она нашла реализацию уже в благотворительности. Поэтому здесь нет единого определения: кто-то чего-то добился и помогает другим. Если вы меня спрашиваете об определении, я бы сказала так. Наверное, это социальное взаимодействие и перераспределение материальных и энергетических ресурсов внутри общества. Каких угодно. Энергетических – в общем понимании. Вот такое перераспределение. Не стоит напоминать, что жизнь не только коротка, но и тотально, изначально несправедлива, аморальна в большинстве своих проявлений. И благотворительность – это та сфера, то социальное взаимодействие, которое помогает немножко нивелировать эту несправедливость и аморальность. Хотя, по большому счету, конечно, не очень-то все это изменишь, как бы ни двигалось общество в сторону своего процветания.
Мы уже вспомнили древний Рим с «хлебом и зрелищами». Недавно я обратила внимание на то, что одним из первых проявлений благотворительной организации был тевтонский орден. Мы знаем о нем как об участнике «Ледового сражения» или битвы народов в более поздние времена. Этот военизированный орден возник во времена крестовых походов, в XI-XII веках, и был призван защищать и охранять и помогать паломникам к гробу Господню. Это одна из первых благотворительных организаций. Конечно, потом это быстро выродилось, потому что остались только какие-то лозунги, а все остальное ушло, и орден стал военизированной организацией.
Если говорить о системной благотворительности, а не о разовых проявлениях чего-то, то здесь следующие этапы. Общинное взаимодействие, цеховое взаимодействие. Когда люди, объединенные профессионально или по месту жительства в деревнях, помогали друг другу. Так называемая круговая порука и круговая ответственность. Если, например, в деревне у кого-то сгорал дом, то все всей деревней его потом отстраивали. Но это было только внутри. Если сгорала вся деревня, то появлялись те самые «пожарники», которые шли и попрошайничали по всей округе, потому что целой деревне помочь никто не мог. То есть, помощь только внутри определенного сообщества. Или цеховая порука, когда внутри цеха друг другу помогают. Но если накрылось дело всего цеха, то уже никто не поможет, потому что нет внешней поддержки. Это проростки такого взаимодействия на уровне определенного круга.
Если говорить о системной благотворительности, которая выходила за круг близких родственников или людей, которые близко с тобой соприкасаются по какому-то виду твоих занятий или месту жительства, тогда это, конечно, XIX век. К этому моменту уже образовывается то, что мы называем собственно благотворительностью.
Здесь давайте вспомним. Развитию благотворительности во многом поспособствовали войны. Вы помните, что Наполеон похоронен в Доме инвалидов. Что это за здание и что такое инвалиды? Само название говорит о том, что там когда-то размещались те, кто во время многочисленных военных походов Наполеона, был искалечен, потерял здоровье, никому не был нужен. А поскольку войны шли тогда постоянно, и огромное количество инвалидов стало угрожающим фактором для французского общества, то появилась необходимость, которую реализовал Наполеон. Среди многих его деяний есть и такое, как централизованное строительство большого комплекса зданий для инвалидов этих войн. Отсюда и Дом Инвалидов. Это уже была благотворительность, проявленная государством. Ведь государство того времени никак не брало на себя обязательства таким образом заботиться о ком бы то ни было. Тогда пенсионной системы не было, только собственные дети о тебе должны были проявлять заботу. И вот государство стало впервые проявлять заботу.
Что еще появляется в связи с войнами? Вы видели фильм «Гусарская баллада». Барышни во время наполеоновского нашествия собирались щипать корпию. Тогда ваты не было, поэтому ветхие тряпки щипали для того, чтобы создать подобие ваты – корпию. Барышни из хороших семей тогда собирались вместе для того, чтобы щипать корпию, потому что не было промышленного производства. Таким образом они поставляли перевязочный материал. Это был волонтерский труд, но только он так тогда не назывался.
Вы читали роман «Унесенные ветром». Это середина XIX века, гражданская война в Соединенных Штатах Америки. Там устраивались благотворительные балы, где собирали средства для того, чтобы помочь армии. Это тоже одно из проявлений зарождающейся благотворительности.
Самый конец XVIII – начало XIX века в России – это появление первых сиротских учреждений благотворительного толка. Первый сиротский дом в России возник в конце правления Екатерины Великой. Там получилась такая история. Кто-то из незаконно рожденных детей высоких фамилий, у которого в жизни все сложилось более-менее, решил создать учреждение, куда могли прийти женщины приличного состояния и разрешиться от бремени, отставить там ребенка. Надо сказать, что в условиях отсутствия каких-либо противозачаточных средств, «левые беременности» возникали довольно часто. Судьба рожденных таким образом младенцев, была незавидной. Их либо тут же норовили куда-то девать, в лучшем случае отдавали в деревню на воспитание. Поскольку проблема была, то и был придуман некий дом, куда женщины могли прийти под вуалью, родить ребенка и оставить там. Потому что считалось, что это все-таки разбазаривание. Ведь приличные дети, приличного происхождения могли бы быть опорой для государства.
Такой дом был заведен. Но в силу того, что отсутствовало представление о том, как нужно обращаться с младенцами, и не хватало средств или они разворовывались, то первый сиротский дом являл собой жуткое зрелище. Смертность там была порядка 90%. То есть, из сотни собранных таким образом младенцев, через год другой оставался десяток. Но это была первая попытка сиротского учреждения. В XIX веке это оформилось в более-менее приличные формы.
Итак, мы дошли до XIX века. Первые частные инициативы и попытки стали складываться в некую систему. Благотворительность в более-менее развитом социальном обществе, это, конечно же, сеть. Это ситуация. Это что-то не разово проявленное, а составляющее некую деятельность на долговременной основе, системную, и помогающую значительному числу людей.
Когда я говорю про благотворительность, то придумала сама себе такой образ. Например, глубокое место типа моря, а на поверхности плавают люди. Кто-то хорошо плавает, кто-то не умеет плавать, кто-то держится долго, а кто-то быстро идет ко дну. В полутора метрах от поверхности натянута сеть. Если у этой сети частые ячейки, то любой задержится, не пойдет ко дну, найдет ногами опору. А если там громадные ячейки, тогда кому-то повезет и он успеет опереться на веревку, а другому не повезет, и он пройдет сквозь эту ячейку на дно. В развитых, экономически процветающих странах очень развита система благотворительности. И чем более развита страна, тем мельче ячейки в этой сетке. То есть, так или иначе найдется программа и благотворительная организация, которая тебя в трудной ситуации поддержит. Если тебя муж бьет, то есть такая организация, в которую ты идешь, где тебе дадут кров и возможность с психологом пересидеть эту ситуацию. Если у тебя юридически сложная ситуация, ты знаешь, что есть бесплатный юрист, который поможет тебе в этой ситуации. Если проблемы с ребенком, ты знаешь, куда обратиться. И так далее. То есть, очень частые ячейки.
В XIX веке в России начался такой процесс. При царе наша страна была очень связана с европейскими странами, потому что наши цари, начиная с Екатерины, были практически немцами. Так или иначе заключались браки с немецкими царевнами и княжнами. Так или иначе, все наши цари были родственно связаны с разными европейскими домами. Поскольку в этих странах уже вовсю развивалась благотворительность, то еще и этот обмен был очень существенным. Поэтому Россия взяла традицию освещать высоким монаршим присутствием благотворительную деятельность. И тогда появились благотворительные организации, высочайший патронат которых осуществляли члены царской семьи. Это стало прилично, это стало традицией. Например, великие княжны или императрица возглавляли какие-либо благотворительные программы. Чаще это было связано с детьми.
Вообще, надо сказать, что благотворительное движение в России больше всего связано именно с детьми. Почему так? Во-первых, в России традиционно много сирот. Это было и при царе, и при большевиках, и сейчас. Вы знаете, что у нас примерно 250 тыс. детей-сирот только по сиротским учреждениям, и эта цифра не только не уменьшается, но растет. Это первое.
Второе. Если говорить об устремлении человека, который занимается благотворительностью, то ему хочется иметь какой-то результат деятельности, положительные эмоции испытывать. Конечно, можно все время что-то делать, что-то копать, но очень хочется какой-то эмоциональной отдачи. А дети всегда и надежда, и отдача. Вот я помог, ребенок вырос хорошим, у него все в жизни получилось. Вот я помог, ребенка вылечили, у него улыбка, а я счастлив. То есть, это сфера деятельности, где, помимо прочего, вы получаете большое эмоциональное удовлетворение. Поэтому очень многие обращают свой взор к помощи детям.
Если говорить о хосписах, где умирают безнадежно больные, или о домах престарелых, где заканчивают свою жизнь одинокие старики, там положительной составляющей часто нет. Если только вы не большой философ. И нужно быть подвижником, философом, человеком высшей социальной организации, для того, чтобы заниматься этим видом деятельности. С детьми все-таки по-другому.
И раньше, и теперь большинство организаций ориентированы на детей. Чем больше развито общество в стране, тем разнообразнее становится благотворительность. Чем более начальная стадия благотворительности, социального взаимодействия, тем больше будет уделяться времени детям. В этом смысле Россия, конечно, на начальном этапе.
При царизме в России много чего существовало. Даже был печатный орган – газета «Русский инвалид». Она была очень популярной, адресованной этой категории граждан. Много было сиротских учреждений, богаделен. Некоторые названия в Москве до сих пор напоминают о таких местах. Например, в районе Хитровки есть улица Божедомка. Потому что «божий дом», дом призрения, для содержания стариков.
Потом наступила Великая Октябрьская социалистическая революция или, как сейчас часто говорят, переворот 1917 года. Что возникло тогда? Ситуация была ужасная. Только что завершилась Первая мировая война. В стране огромное количество жертв неурядиц, нищеты, голода, все в развале. А тут еще революция, гражданская война. К 1920-м годам мы имели полный набор всего, что связано с социальной неустроенностью. И нищету, и болезни, и инвалидности, и обездоленные семьи, и огромное число беспризорников.
Но мы уже живем в ситуации советского государства, которое быстро двигается к тоталитарному построению, поэтому оно не любит всякого рода благотворительность. Это отличительная особенность. Если вы сейчас приедете в Северную Корею, то узнаете, что там только извне благотворительные организации поставляют рис для голодающего населения. Внутренних благотворительных организаций там не существует. К концу Советского Союза у нас существовали только «Красный крест и Красный полумесяц», куда все сдавали взносы строго по разнарядке. Это была абсолютно государственная организация с чиновниками. Благотворительность как таковую советское правительство не терпело и считало, что это проявление слабости, позора и свойственно только капиталистическому режиму. Благотворительности как таковой не было.
Но была социальная деятельность государства. Государство брало на себя все и решало за всех. В каком-то смысле на определенном этапе с беспризорниками только государство и могло решить проблему. Другое дело, что если бы были еще и благотворительные организации, то получилось бы быстрее и лучше. Вы знаете, что были военизированные лагеря для детей и подростков, которых отлавливали на улицах и перевоспитывали трудом, примером и почти военным строем. Был Макаренко, у которого это получалось лучше других, были другие лагеря. Часто это было именно под эгидой НКВД. То есть, это был системный подход. Тех, кто мешал обществу, практически все равно загоняли в лагеря и там перевоспитывали.
Макаренко многие вспоминают добрым словом. Отец Явлинского был учеником Макаренко. Он был беспризорником, сиротой, попал к Макаренко и вспоминает с благодарностью школу, которую прошел. Интересная особенность. Несмотря на то, что через трудовой лагерь Макаренко проходило огромное количество подростков разных судеб, часто испорченных, разнообразно испорченных людей, в основном, мальчиков, по статистике ни один из них не попал потом в тюрьму. Представьте на минуточку. Это дорогого стоит. Но это Макаренко. Разумеется, он не мог всех беспризорников обиходить. Государство таким образом решало какие-то проблемы.
Что касается стариков и прочая, — да, были какие-то дома престарелых, которые до недавнего времени, да и до сих пор, в большинстве своем по стране представляют собой очень жалкое зрелище. То же самое можно сказать об инвалидных домах, хосписах нарождающихся и прочая.
Итак, Советский Союз считал, что это проявление слабости, и не нужно этим сильно заниматься. Поэтому можно считать, что развитие благотворительности у нас в стране – это уже перестроечная история. Уже с Перестройкой началось то, о чем мы сегодня можем говорить. Начались они хаотично. Начались они, часто, с прихода развитых благотворительных организаций европейских и мировых, которые пришли сюда своим представительством. Надо сказать, что в тех странах, где традиция благотворительности не пресекалась, где она развивалась без изъятий все это время, там уже решение своих внутренних проблем и наработка опыта благотворительной деятельности привела к миссионерству. То есть, привела к тому, что уже эти благотворительные организации стали работать за пределами своей страны.
Мало того, появилась такая важная вещь, как благотворительность как бизнес. Что это такое? Я имею в виду, в первую очередь, бизнес не как обогащение, а как дело. Благотворительность как профессия, как дело. Появились организации, которые профессионально занимаются благотворительностью. Почему это возникло? Потому что, чем больше развиваются благотворительные организации, тем сложнее становится система управления работой в этой организации. Это очень сложная история. Она включает в себя сбор средств, промотирование и рассказ, рекламирование идей и задач, и прочее. Она включает организацию всего процесса по помощи, а это часто сложные истории. Она включает в себя сбор информации о том, как это подействовало и как это отозвалось в обществе по результатам. Это отчет перед гранатодателями или перед теми, кто выделил средства на это. Это огромная работа. Особенно, если речь идет не о локальной помощи кому-то, а о большой, разветвленной благотворительной организации.
Например. Вы знаете благотворительный фонд Потанина. Некоторые из вас участвовали в каких-то программах. В этом году фонду 10 лет. Он возник в 1999 году. Чем занимается, в основном, благотворительный фонд Потанина? Это программы поддержки образования. Что такое программы поддержки образования? Это стипендии студентам. Это семинары и школы, организованные для лучших. Это поддержка молодых, начинающих ученых. Это поддержка провинциальных музеев. Это редкий вид деятельности, которым они занимаются давно и успешно.
Даже если взять поддержку студентов, смотрите, какая большая организационная работа. Вы видите верхушку айсберга. Нужно организовать информацию для тех, кто участвует в этом, разработать планы и всевозможные предложения. Нужно организовать просмотр, отбор, критерии и прочее. Дальше организовать самих студентов и так далее. Это большая системная работа. Поэтому в развитых странах уже с некоторых пор возникли и стали успешно развиваться организации, которые к этому стали относиться профессионально. То есть, это не волонтеры, не просто люди, которые в свободное время приходят в детский дом, например, а люди, которые знают, что это сложная работа, и ею нужно заниматься профессионально. Появились профессиональные организации.
Так вот, представители этих профессиональных организаций появились у нас, когда был снят «железный занавес». Появились для того, чтобы рассказать, что они могут, например, давать гранты для поддержки той или иной социальной инициативы. Они могут научить и так далее. Это появились первые ростки. Потом в России стали проявляться, как цветы сквозь асфальт, какие-то социальные инициативы, с которыми люди, объединяющиеся по какому-то признаку, стали что-то предлагать для общества.
Может быть, вы слышали про Марию Елисееву. Есть организация «Дети Марии» в Москве. Она художница, вполне успешная женщина, с своей семьей, с хорошим мужем. И она как-то попала в сиротское учреждение и была поражена скудостью жизни обитателей этого детского дома. Она решила, что нужно приходить и учить детей рисовать. Потом она призвала своих друзей-художников. Потом нашли подвал, куда могли детей приглашать, чтобы там с ними заниматься. И пошло, и пошло. Уже много лет существует организация «Дети Марии» как пример служения, проросший ниоткуда. Потом она задружилась со знаменитым доктором Петчи Адамсом. Это американец, который ходит по больницам с клоунами, чтобы развеселить детей. Шире и шире она развивалась.
Есть российский фонд помощи Льва Амбиндера, который в «Коммерсанте» печатает объявления о помощи. Началось все с того, что журналисту Льву Амбиндеру редакция поручила. Приходит очень много просьб о помощи, и надо что-то с этим делать. Он и кто-то из его коллег занялись этими просьбами. Они сделали простую вещь. Просматривали письма, отбирали те, которые вызывали какое-то желание откликнуться. Поскольку в благотворительности важно разобраться, действительно ли тебя не обманывают, действительно ли тот, кто просит помощи, в этом нуждается, они наладили учет и контроль. Они обязательно обращались к социальным структурам или в больницы, узнавали там, действительно ли этот человек или семья нуждается в помощи. И только после этого публиковали письмо. И к этому была приписка соцработника, который говорил: «Да, действительно. семья Петровых находится в бедственном положении. На члена семьи приходится по 5 тыс. рублей. Они нуждаются в том-то и том-то». И люди начинают откликаться.
Вот такого рода деятельность уже более 10 лет существует в «коммерсанте». Все кончилось тем, что Лев Сергеевич, который начинал с нескольких писем, уже это большая рубрика, это сайт, большие статьи Валерия Панюшкина, который требует большого вливания денег. Это развернулось в большую деятельность. На данный момент Лев Сергеевич вынужден зарегистрировать фонд. Он сначала не думал об этом. Он думал, что средства массовой информации будет как связующее звено, от одних к другим мостик. А потом был вынужден зарегистрировать в прошлом году российский фонд помощи, потому что все равно потребовалась некоторая систематизация работы. Денег он стал уже собирать столько, что это не было просто прямой передачей на конкретного адресата, а появились некие избыточные деньги. На эти деньги он сейчас финансирует практически полностью операции в Томском кардиологическом центре и в Новосибирском Центре борьбы со сколиозом. Они, по-моему, выделяют миллион долларов в год на эти операции.
Вот что такое хорошо организованная деятельность. При этом, он вынужден был организовать фонд, иначе было непонятно, как распоряжаться собранными средствами. То есть, человек прорастает снизу, от маленького дела на уровень системной, большой работы.
Таким образом, у нас что-то произрастало, извне что-то приходило в виде грантов, обучения, какой-то помощи. Все это в 1990-е годы стало завариваться в какую-то кашу. Должна вам сказать, что в каком-то смысле справедливо говорят про «лихие девяностые». Хотя, я не согласна с таким однозначным определением этого времени. Девяностые были очень разнообразные. Заваривалась каша совершенно новых отношений, новой деятельности. Тогда сколачивались первые состояния. Бандитское во многом время было, прямо скажем. Время, которое породило недоверие ко многим и ко многому, в том числе и к благотворительному движению. Потому что на фоне новенького социального явления, как благотворительность, стали развиваться многие мошенники. Они под благие цели собирали деньги, потом это ничем не кончалось. Таким образом они сколачивали свои состояния. Но это люди. На мутной водице все норовят выловить рыбку.
К сожалению, большое недоверие завоевали в девяностые годы как наши первые бизнесмены, состояния которых сколачивались специфически, так и первые благотворительные организации. Хотя, люди есть люди. Они всегда норовят урвать что-то, если есть возможность.
Я вспоминаю недавние события в Беслане, когда погибли дети в школе. Все были взбудоражены, с ума сходили по поводу этой ситуации. И тут же появились люди, которые ходили по подъездам, звонили в дверь и говорили: «Мы собираем средства для помощи семьям из Беслана». Люди, которые были в шоке от происходящего, даже не сильно расспрашивали, каким образом собираются помогать, и тут же выдавали какие-то деньги, вещи и прочее. Казалось бы, стыдно на такой беде наживаться. Но нашлись такие люди, которые шустрили и собирали.
Поэтому что удивляться, что в девяностых годах на базе благотворительности было много мошенников. Это правда. Из этого произросло недоверие многих к тому, что мы сегодня называем благотворительностью. К сожалению. Потому что в конце 1990-х – начале 2000-х годов все-таки наша благотворительность стала приобретать некие цивилизованные формы.
Я упомянула уже фонд Потанина. Он организовался в 1999 году. Это время, когда богатые люди, сколотившие свои состояния в 1990-е годы, к концу оформившие большие куски имущества под своим крылом, они, в том числе оглядываясь на мировой опыт, в том числе немножко по-другому начиная рассуждать о своем месте в обществе, они стали задумываться о создании больших благотворительных программ, больших фондов. Это время возникновения этих фондов.
В это время возник фонд «Династия» Дмитрия Зимина. Это помощь молодым ученым, так называемая борьба с «утечкой мозгов». Возник фонд Ходорковского, который тоже занимался образовательными программами. Это уже отличительная особенность фондов богатых людей. Они, в основном, ориентировались не на помощи детям, старикам и так далее, а на помощи подрастающим поколениям. Это ментально объяснимо. Потому что это люди, которые понимали необходимость бизнеса, понимали, как должна развиваться страна, обращенная в будущее. Понимали ценность именно молодежи, вас, которые учатся сегодня и будут работать завтра. И понимали опасность их миграции из России. Очень хотелось, чтобы они здесь и сейчас получали образование и имели шансы.
Именно эти люди, фонды, которые я перечислила, и многие другие фонды богатых людей, которые возникали на границе 1990-2000-х годов, это программы, обращенные на образование. Действовали они изначально по системе. Эти люди понимали, что нужно организовывать все правильно, не с кондачка, не изобретать велосипед. Эти люди брали за образец какие-то существующие западные истории, часто приглашали работать специалистов, которые представляли западные компании, для того, чтобы все было организовано по уму.
В начале 2000-х эта история продолжилась разнообразно. Появлялись новые состоятельные люди, появлялись новые идеи и новые ниши для благотворительности. Это тоже сильно укрепляло именно благотворительную систему.
Например, у «Северстали», у Мордашова, появился большой социальный проект, который практически охватывал территорию пребывания. Если фонды Потанина или Ходорковского вне территориальные, они по всей стране занимаются студентами и прочим, то у Мордашова программы была социально ориентирована на место пребывания. Это города Вологда, Череповец, где, в основном, действовали предприятия «Северстали». Там возникла благотворительная социальная деятельность, направленная на улучшение жизни в разнообразных ее проявлениях на этой территории.
Что они делали? У них обширная программа «Путь к дому», предупреждение социального сиротства. Это работа с семьями, которые потенциально могут оставить детей. Это работа с молодыми одинокими матерями, которым надо помочь, и тогда они не бросят своего ребенка. Работа с детскими домами. То есть, разнообразная психолого-материальная помощь для того, чтобы предотвратить социальное сиротство. Как вы понимаете, что погладить сироту в детском доме, это еще ничего не меняет в нашем обществе. А вот сделать так, чтобы этот сирота не оказался в этом доме, а если оказался, то тут же слинял в какую-нибудь семью, — вот это другая история. Это большая точечная работа.
Просто кормить сироту в сиротском доме – это обогревать улицу. По официальной статистике из 10 выпускников сиротских учреждений 7 не могут пристроиться в этой жизни. И они попадают в тюрьму, на панель, кончают жизнь самоубийством или спиваются. И только трое кое-как пристраиваются к этой жизни. Не успешно. Успешных тут единицы на тысячи. Вдуматься – 7 из 10. Это только официальная статистика. Я думаю, что на самом деле, еще хуже.
Получается, что государство за свой счет растит, кормит в сиротском учреждении. Потом выпускает и снова в казенный дом, на свой кошт. С малой выгодой для себя. Казалось бы, эти средства надо перераспределить по-другому. На цели, чтобы разные социальные работники занимались тем, чтоб предотвратить. Может, иногда женщина родила ребенка и сдает его в сиротское учреждение, а ей нужна всего лишь комната в общаге. Ее надо купить, чтобы она осталась с ребенком. А ей просто жить негде. Вот купи ей эту комнату, и тогда все будет нормально. Это гораздо дешевле, чем все годы тянуть этого ребенка за счет государства, согласитесь.
Но это точечная работа. Для этого надо знать беды этой женщины, знать ее проблемы, помочь ей психологически, материально и так далее. Кто этим может заниматься? Органы опеки и попечительства? Вряд ли. Что бы они ни делали со своей реформацией, они еще не скоро обратятся к людям так внимательно, с увеличенным глазом. Это могут сделать те, кто ближе. Это могут сделать многочисленные благотворительные организации, которые видят и знают. Это люди, к которым приходят, которым доверяют, к которым можно обратиться.
Возвращаясь к Мордашову. Там были организованы разнообразные программы. Это и образование, это и помощь бюджетным организациям. Это старики и прочее. То есть, целая сеть разнообразных благотворительных программ, которые работали на территории пребывания. Сейчас, в связи с кризисом, они сворачивают многие программы. Просто денег нет. У «Северстали» уже нет того бюджета, тех средств, которые были, и они сворачивают многочисленные программы. Это плохо, это ужасно, потому что это сильно влияет на ситуацию на этой территории и лишает надежды многих в условиях, когда растет безработица.
В 2000-х годах начинается системная организация. В том числе присутствуют и иностранные организации. Например, есть организация КАФ. Это британская организация, которая занимается менеджментом благотворительности. Это люди, которые знают, как организовать, как сделать учет, как собирать деньги. Они могут этому научить и работать сами.
Я состою в попечительском совете благотворительной организации «Линия жизни». Это помощь больным детям необходимым медоборудованием, медприборами. Например, нужен кардиостимулятор. Не в очередь, а сейчас. Не отечественный, а импортный. Потому что есть разница, как вы понимаете. Ждать ребенку несколько месяцев и получить советский кардиостимулятор, самый тяжелый стимулятор в мире, или сегодня и американский. Если это американский, то это стоит денег. «Линия жизни» организована на то, что если надо, что приобретается и ставится ребенку этот кардиостимулятор.
Эту организация занимается и сбором средств. Но основной дольщик, основной взнос делает Фридман из «Альфа-групп». На начальном этапе туда были приглашены именно работники КАФ. Они все поставили. Сейчас от их услуг отказываются и начинают работать наши сотрудники. Таким образом все налаживалось.
К сожалению, здесь мы подходим к печальной черте, которая называется «кризис». Мы его осознали уже к концу прошлого года. Сейчас он в расцвете, и еще неизвестно, дошли ли мы до дна. Особенно в России, где помимо мировых обстоятельств, есть свои собственные. Кризис ударил по благотворительности очень сильно. Это правда.
Дело еще в том, что на Западе сложилась система отношений благотворительных организаций и государства, которая способствует поддержке благотворительности. Через налоги, например. Люди, которые перечисляют на благотворительность, практически списывают налоги в этой сумме. Это очень существенно. То есть, человек либо платит налоги, либо перечисляет на благотворительность. Наверное, лучше приложить маленькое усилие и чувствовать себя человеком, перечислив деньги на благотворительность. Так же с корпоративной благотворительностью. Так же это относится к организациям. То есть, идет списание налогов. Это всяческая эмоциональная поддержка, это имиджевая история, когда все считают благотворительность приличным делом.
У нас и традиций таких не сложилось. Сейчас скажешь о благотворительности, и все начинают морду кривить. Во-вторых, государство не только через налоги не содействует, но у нас еще система и двойного налогообложения. То есть, ты должен выделить на благотворительность из чистой прибыли, заплатив все налоги. А человек, который получает эту благотворительную помощь, должен заплатить государству еще раз налог, потому что он получил доход. Это доходит до маразма.
Например, мы пытались обогнуть историю в «Линии жизни». Мы выделяем кардиостимулятор ребенку, а семья, которая принимает, должна заплатить 13% стоимости этого стимулятора. Если он стоит 5 тыс. долларов, то семье нужно заплатить очень много. Согласитесь, что если семья не может найти денег на операцию, то для нее 700 долларов часто неподъемные деньги. У нас было за первый год 2-3 случая, когда отказывались от помощи, несмотря на критическую ситуацию, потому что им нечем было заплатить налоги. Мы изощрялись так, чтобы при этом в тюрьму финдиректора не посадили, чтобы решить эту проблему. Это ненормально, когда возникают такого рода проблемы.
Недалеко отсюда находится лицей для детей-сирот и детей из неполных семей, оказавшихся в кризисной ситуации. Его возглавляет отец Михаила Ходорковского, Борис Моисеевич. Это очень хорошее учебное заведение. Там на полном обеспечении находятся дети, которых они принимают. Семьям, которые отправляют сюда учиться ребенка, уже в прошлом году налоговики выкатили требование уплатить налоги за пребывание детей в частном учреждении. Почему? Потому что они таким образом доход получают. Вот посчитали все содержание ребенка в течение года, и получилась большая сумма. И родителям выкатили 13% с этой полученной выгоды. При том, что эта выгода получена от частных лиц.
Короче говоря, бывают жуткие ситуации. Я недавно говорила с приятельницей, которая работает в западной благотворительной организации. Я спросила, как сказался кризис на ее организации. Он сказала, что пока никак, потому что люди, которые перечисляли им деньги, они по-прежнему их перечисляют. Потому что все равно, платить налоги или перечислять на благотворительность. Разницы нет.
У нас кризис ударил. Вопреки всему люди преодолевали все это двойное налогообложение и так далее, а теперь и денег нет, и содействия никакого нет. Да еще и не похвалит тебя никто за эту деятельность. Конечно, очень сильно стало сказываться во многих программах. Мне грустно, потому что только поднялись, встали на ноги и системно организовались. И если сейчас кризис затянется, то я боюсь, как бы нам потом не начать с мелких проростков травы через асфальт. Это будет очень неприятно.
Это был общий экскурс по благотворительности. А сейчас вы можете поделиться впечатлениями и задать вопросы.
Вопрос: Кисловодск.
Социальная ответственность бизнеса и благотворительность – это разные вещи?
Светлана Сорокина:
Социальная ответственность бизнеса и благотворительность – разные вещи, хотя, понятия близко примыкающие. Однажды Зимин сказал: «Не нужно все время мне в нос совать социальную ответственность бизнеса, потому что социальная ответственность бизнеса – честно платить налоги, на которые государство осуществляет свои социальные программы». Есть такое понимание. Да, платим большие налоги, и на эти деньги государство должно осуществлять свою деятельность.
Но, конечно, это только часть истории. Особенно в России социальная ответственность бизнеса несколько более широкое понятие. Как правило, под социальной ответственностью бизнеса понимаются программы и деятельность, которые связаны с деятельностью самой организации, бизнеса. Например, образовательные программы для тех, кто работает на данном предприятии. Это будет для них бесплатно. Но это, в принципе, некая заинтересованность самого предприятия.
Или детские сады и лечебные учреждения для сотрудников предприятия. Это деятельность вполне социальная, в убыток и за счет предприятия, но так или иначе направленная на улучшение жизни его сотрудников. И его интерес в этом есть.
Или социальная деятельность на территории пребывания. Например, что-то для города, где существует предприятие. В этом есть пассионарность этого предприятия, но, в то же время, это опять его прямой интерес.
То есть, все-таки социальная ответственность бизнеса очень тесно связана с интересами самого бизнеса. Под благотворительностью все-таки понимается что-то, не привязанное к конкретной динамике того или иного бизнеса. Есть еще понятие меценатство. Это вложение в сферу духовно-артистическую. Но, конечно, все эти понятия очень близко связаны.
Контроль государства – очень серьезная вещь, особенно в условиях России. Я вам обрисовала схему с двойным налогообложением, с невозможностью оказать помощь с тем, чтобы при этом кто-то не пострадал. Как вы понимаете, это еще и большое поле для маневра государства.
Очень просто понять, что благотворительная организация, которая помогает кардиостимуляторами, будет пытаться обойти 13% и избежать выплаты этого налога. Она понимает, что люди не могут выплатить этот налог. А если надо, то можно на это не обращать внимания. А в другом случае можно взять за цугундер и сказать: «Нарушение налогового законодательства». И сделать плохо тому, кто это дело затеял. То есть, это очень удобная история. У нас столько тяжелых, необходных углов в нашем законодательстве, которое никак не содействует подъему благотворительности, что можно на любом повороте взять за цугундер. И сказать, что ты нарушитель, и ты сядешь в тюрьму.
Один из свежих примеров, который касается меня напрямую. Это «Интерньюз» или «Образованные медиа». Это европейская организация, которая пришла на территории России и занималась образовательными программами. Я участвовала в программах, связанных с образованием региональных журналистов. Мы делали большую работу. Возглавлял «Интерньюз» у нас Манана Асламазян. В течение лет десяти мы ездили по всей стране, организовывали конкурсы для региональных журналистов, организовали дистанционное обучение, бесплатные школы и семинары. Совершенно неимущие провинциальные журналисты могли приехать в Москву и учиться здесь у лучших специалистов. Школы были длинные – по месяцу, по три недели. Мы выучили огромное количество людей.
В какой-то момент государству это не понравилось. Почему? Потому что принцип этого образовательного процесса был очень либеральным и демократичным. Мы называли вещи своими именами. А это уже пошла полоса организации вертикали власти, «Единой России» и прочего единомыслия. Поэтому все, что сбоку, что не вписывается в единую струю государственного порыва, все это не приветствовалось. Поэтому начались трудные времена, различные проверки и прочее.
Но, учитывая, что компания была организована очень грамотно и знала все нюансы, там вылизана вся документация. Каждая копейка была расписана до последней точки. Многие работы выполняли люди-волонтеры. Я много лет ездила с этими программами, не получая никакого гонорара, а просто потому, что считала за честь участвовать в этих проектах. Так делали многие. Поэтому отчетность была вылизана. Каждая копейка была учтена. Но это не помешало. И Манану Асламазян долго пасли и караулили, пока не задержали на границе за превышение валюты, которую можно провозить не декларируя. Она просто об этом забыла. Она не перевела евро в доллары, и получилось, что в долларовом эквиваленте у нее превышение. Ее на этом взяли.
Это преступление по законодательству может быть наказано административно, когда просто платят штраф, а может быть уголовно наказано. По усмотрению. На нее завели уголовное дело. Мало того, сразу пришли в «Интерньюз» и затеяли тотальную проверку с изъятием компьютеров, жестких дисков и всей техники. Манане и учредителям «Интерньюз» дали понять, что организацию надо закрыть.
Чтобы облегчить ситуацию с Мананой, мы организацию закрыли. Была сложная история. Параллельно адвокаты Мананы подали в Конституционный Суд. Конституционный Суд принял решение в ее пользу, что нельзя двояко трактовать одну и ту же ситуацию по превышению валюты. И вообще, надо снять это ограничение. Сняли. Многим людям помогли. И организации уже нет. Но технику так и не вернули, и уголовное дело до сих пор не закрыли. Уже не в отношении Мананы, а в отношении этой организации, где не нашли ничего, а уголовное дело не закрыли.
Поэтому по известной присказке: друзьям – все, а врагам – закон.
Вопрос:
А есть альтернатива?
Светлана Сорокина:
В том числе не без помощи «Интерньюз» региональный большой проект стал у Академии Российского телевидения – «ТЭФФИ-регион». Здесь есть образовательные программы. Конечно, не в таком размахе, как было, но все-таки есть. Но, к сожалению, ничего подобного «Интерньюз» нет.
Мы работали на гранты. Я забыла упомянуть самое главное, почему погорел «Интернью». Не только потому, что там была либеральная идея, но и потому, что последние два года основным человеком, который финансировал эти программы, был Михаил Ходорковский. Начальный этап был на грантах, которые получали с Запада. Западники не бесконца готовы финансировать программы. Они говорят: «Мы вас научили, и вы должны сами на своей территории находить деньги. Или вы закрываетесь». В этот момент мы нашли деньги и стали большую часть бюджета получать от Ходорковского. И попали «под раздачу», под кампанию, которая угробила и «Интерньюз».
У западных компаний часто миссионерская функция. На своей территории развились, поняли, как надо действовать, и начинают распространять программы на другие территории.
Я согласна с тем, что наше подозрительное руководство в праве считать, что некоторые некоммерческие организации под видом благотворительной деятельности, в том числе занимаются разведывательной деятельностью. Разумеется, естественно. Так всегда было, так есть. И наши так же действуют под любым прикрытием, осуществляют разведывательную деятельность. Но с тех пор, как в руководстве нашей страны есть много людей из специфических структур, из ФСБ, заряженных на это дело, они, видимо, видят шпионов везде. Поэтому под эту гребенку НКО стали чуть ли не ругательным словом в России. Стали считать, что там просто все шпионы, все ведут свою разведывательно-разлагающую деятельность, даже если они работают с умирающими или младенцами. К сожалению, эта подозрительность распространяется и очень мешает такого рода деятельности. Это правда.
Вопрос:
Я часто сталкиваюсь с людьми, которые запрограммированы на подозрительность. Как реагировать на это?
Светлана Сорокина:
Вы еще молодые люди. Я вас предупреждаю, что людей, которых мы упомянули, не переделаешь. Каждого из нас очень трудно переделать. А людей с этой психологией, с заточенностью на эти вопросы, из этой системы не переделать вообще. И здесь вы не обращайтесь к разуму, к доводам. Это бессмысленно. Примите это как объект, который надо либо обогнуть, либо с ним смириться. Если у вас есть возможность не иметь с ними дела, меньше взаимодействовать, то не старайтесь никого переубедить. Просто действуйте. Если вы занимаетесь этой деятельностью, вам нужно действовать строго в рамках закона, учитывать всю нюансы и все опасности. И надо наладить отчетность на высочайшем уровне. Это в определенных ситуациях не спасет, как я сказала про «Интерньюз», но вы должны быть заточены на абсолютную грамотность в этом смысле.
Что касается грантов. Там есть бюрократическая подача. Делайте, подавайте, оформляйте документы и спрашивайте эти гранты. Вот и все.
Я скоро еду в Пермь, у нас там будут семинары. Это от Высшей школы экономики дополнительное образование, и мы поедем работать с журналистами.
Вопрос:
Многие популярные люди пытаются продемонстрировать, что они занимаются благотворительностью.
Ответ:
Это не у нас. Кроме Чулпан Хаматовой назовите кого-нибудь.
Я рассказывала о том, что в XIX веке благотворительностью занимались высочайшие семьи. Это было прилично, заведено. И считалось, что высочайший патронат должен быть. Что касается Запада, там это и сейчас так. Это введено, в принципе, не то что в моду, а это неприлично не иметь. Если большая компания, значит, должна быть благотворительная организация. Если ты добился высокого положения и у тебя денег много, значит, ты перечисляешь деньги на благотворительные цели.
Вы знаете про Билла Гейтса. Это один из крупнейший меценатов. Он своим детям по миллиону оставил и сказал: «Остальное сами зарабатывайте». А большую часть денег он отдал на благотворительные цели. И так поступают очень многие. Но это протестантская мораль, которая считает, что если человек чего-то добился в жизни, то обязательно должен поделиться, помочь тем, кому не повезло, у кого шанса не было. Потому что они понимают, что все случайно. Жизнь – это система случайностей. Они случайно умны. Они случайно смогли. У них случайно получилось. А другим не повезло и, значит, нужно помогать. Там считается быть богатым прилично, а бедному помочь, если у него действительно не получилось. У нас наоборот: сирый и убогий, значит, честный и порядочный, что не всегда правда.
На Западе сплошь и рядом принято. Если ты богатый человек, то ты априори имеешь какие-то благотворительные проекты. Если нет, то это неприлично. У нас эта история только-только стала складываться. Мало того, звездные имена здесь, скорее, редкость, чем традиция.
Да, конечно. Свои фонды создавали и создают богатые люди. И самые богатые люди так или иначе уже эти программы осуществляют. Если говорить о звездных, известных, раскрученных именах, то здесь вы мало кого назовете. Я назвала Чулпан Хаматову, Дину Корзун. У них фонд «Подари жизнь». Он оказывают помощь детям, больным онкологией. Мы знаем это, потому что эти женщины и их коллеги из театра «Современник» дают много интервью, проводят ежегодную акцию на День защиты детей, собирают средства для онкологического Центра. За это они расплачиваются. Потому что в нашей стране, к сожалению, помимо недоверия к благотворительности, еще существует какая-то нездоровая подозрительность и нелюбовь к чужому успеху. Это по-разному проявляется.
Я уже много слышала по поводу Дины Корзун. Думаю, что и обо мне тоже так говорят. Самое распространение мнение, что Дина Корзун и Чулпан Хаматова зарабатывают себе популярность и очки на почве благотворительности. На мой взгляд, все наоборот. У нас сейчас такое отношение к благотворительности, что эти женщины своим именем еще и рискуют. Вот задумайтесь, нужна Чулпан Хаматовой дополнительная известность? Сейчас, какой канал ни включи, везде она. В любом кино она снимается. В любом журнале она присутствует. Ей не нужна дополнительная популярность. Для нее это нагрузка, потому что надо ходить к больным детям, собирать средства, общаться и еще слышать за спиной такие разговоры.
Многие ли знаменитые люди занимаются этим? Последнее время я сталкиваюсь с тем, что так или иначе занимаются. Недавно я была на благотворительной елке, организованной фондом, в котором участвует Татьяна Лазарева с мужем. Чаще всего эти фонды посвящены детям. Еще кто-то из известных людей меня звал. Это не очень раскрученные истории, не очень известные, но как-то начинают в этом участвовать. Хотя, многие с опаской и не очень желая подставляться, потому что у нас все это замешано на неприятии людей чужих благородных поступков. Все время с какой-то подозрительностью: «Чего это он тут вылезает? Ой, какой добрый вышел. Ой, надо же».
К сожалению, у нашего населения такой менталитет. Я не знаю, сколько времени должно пройти, чтобы что-то изменилось с подозрительностью, с поиском какой-то подоплеки. В этом смысле очень нездоровая ситуация, к сожалению.
Вопрос:
Не слышно.
Светлана Сорокина:
Отдельная тема – благотворительность и политика. У нас, как выборная кампания, так начинается проявление любви к ближнему. Я к этому отношусь двояко. С одной стороны, если помогли, то и слава Богу. С паршивой овцы хоть шерсти клок. С другой стороны, кода на пиар выделяется больше денег, чем на само дело, это раздражает.
Я сейчас была в Ханты-Мансийске. Ко мне подошла журналист и говорит: «Что делать? У нас скоро выборы. Есть человек, который не скрывает, что он ровно только под выборы. Но он готов покрывать любые проблемы. Но с условием, что он все это делает, а мы об этом говорим. Как быть?». Я сказала: «Договоритесь, что из десяти акцию одну вы будете освещать. Потому что, с одной стороны, хорошо, что это делается. С другой стороны, он даже не скрывает, что решает задачу абсолютно цинично». Сложная история. Здесь трудно отделить зерна от плевел. Этот даже цинично не скрывает. Другие скрывают. В третьих случаях оказывается, что уже журналист с излишней подозрительностью относится к честным делам и поступкам. И дело даже не в том, что этому человеку нужно, чтобы его прославили, а потому что это бывают социально значимые дела или имиджевые дела.
В Нью-Йорке пару лет назад открывали выставку русского искусства. Туда приехал президент, открывал вместе с Бушем выставку. А про то, что полностью это финансировал Потанин, никто даже слова не сказал. И Потанин говорит: «А почему? Я такие деньги вложил, чтобы это состоялось. Одни страховки сколько стоят! Столько картин перевезли. Организовали все. Президенты пришли. Почему же было не сказать, что это на деньги фонда Потанина?». Про это никто не сказал. А как же! Реклама. Вы нам за это заплатите, тогда мы скажем. Нормально?
Поэтому это сложная история: политика, журналисты, СМИ и благотворительность. Журналисты часто стараются еще денег взять за то, что расскажут об этом. И так далее.
Вопрос:
Существуют люди, которые делают это, не пиарясь. Я знаю, что некоторые богатые люди занимаются благотворительностью, но при этом я узнаю об этом случайно.
Светлана Сорокина:
У кого-то просто не получается пропиариться. А кто-то сознательно это делает, потому что у наших православных есть такой постулат: доброе дело делай в тишине. Я с этим не согласна. Мне кажется, что про это нужно говорить для того, чтобы был пример для других. Часто говорят: делаешь доброе дело, и молчи в тряпочку, чтобы никто не знал. Мне кажется, что это несправедливо. Я не беру крайние формы, как политический пиар. Это уже отдельная история. Но если говорить о нормальных делах, то о них должны узнавать окружающие, потому что по твоему следу потянутся другие. Если ты подал кому-то пример такой деятельности – волонтерской, благотворительной, социально значимой, — то почему ты не можешь быть примером для кого-то, кто встанет рядом, и будет так же действовать.
Другое дело, когда вы что-то делаете, не ожидайте благодарности. Последнее, что можно ожидать, это благодарность от окружающих. Вы знаете, что люди в принципе не любят своих благодетелей. Если вам кто-то помог, то вам часто бывает неохота в этом сознаваться, неохота чувствовать себя зависимым от этого человека. Прикиньте эту ситуацию на себя. Ведь это тяжелое психологическое испытание. Поэтому часто легче оказывать помощь дистанционно. Когда помогаешь ближнему, часто можно сделаться врагами. И в благотворительной деятельности, когда вы кому-то помогаете, не ожидайте, что вас будут за это благодарить. Здесь смирите гордыню. По большому счету, если вы это делаете не из политических или конъюнктурных соображений, то вы в чем-то это делаете для себя. Вы получаете ощущение, что вы человек нормальный, состоявшийся, которые способен помочь другим. И это свое ощущение холите, лелейте, и этим довольствуйтесь, потому что спасибо не скажут. Это правда.
Мой знакомый приехал в Москву из глухой деревни в Нижегородской губернии и добился успеха. Когда он заработал первые деньги, вернулся в свое село и провел туда газовую ветку, потому что там газа не было. В каждый дом купил плиту, сделал подключение. Все сделал для своего села. Потом он жаловался: «Мне не то что спасибо не сказали, а по всему селу теперь идут разговоры о том, что я так деньги отмываю. А я не могу понять, как отмываю. Ведь я трачу деньги просто на то, чтобы газ провести. Ведь это моя родня, мои знакомые. Они меня с малолетства знают. Я сделал благое дело для деревни, потому что они все мечтали о газе. А мне не то что спасибо не сказали, а мне гадости говорят. Родители мои расстраиваются». Я говорю: «Не жди благодарности. Не будет. Чужой успех всегда предмет зависти. И если ты являешься благодетелем, то тебя могут часто ненавидеть даже за то, что ты такой успешный и можешь облагодетельствовать соседа, который с тобой рос. Но только сосед теперь сидит в обнимку с бутылкой, а ты в столице по-английски разговариваешь».
Это очень сложная ситуация. В России архисложная ситуация – благотворитель и объект, на который направлена его благотворительная деятельность. Мы с вами говорим недолго, по верхам скачем по этому вопросу. А смотрите, сколько подводных камней в этом, казалось бы, простом деле. Отношения того, кто осуществляет благотворительную деятельность, и того, кто ее принимает, очень сложные в России. Они везде сложные, а в России очень сложные. Потому что это намешано на нашу ментальность, на наше отношение друг к другу, на наш опыт социального взаимодействия, на наше православие. Потому что протестантизм – одно, а православие – другое.
Есть организация «Фонд доноров». Это объединение наиболее крупных благотворительных организаций. У них есть издательский проект. Недавно мы издали книжку. Я предложила делать следующий проект, но надо хорошего автора найти. Рабочее название «Добрые боги». Я бы хотела, чтобы историк-религиовед написал о том, как разные конфессии влиянии на ментальность тех или иных государств, и формировали ту или иную социальную среду в области благотворительности. Как протестантизм, католицизм, мусульманство влияли на социальное взаимодействие, на способность к благотворительности и состраданию. Мне кажется, это очень интересно. Ведь это как-то формировалось через какие-то примеры. Через какие-то испытания. И пришло к сегодняшнему пониманию вопроса. Мне очень интересно исследовать, почему мы, православные, вот так взаимодействуем. Почему протестанты пришли к этой логике. Почему мусульмане вот так действуют. И как это все в смысле нашего социального взаимодействия, нашей способности ментальной к социальному взаимодействию сказалось на нас.
Мне очень интересен этот вопрос. Это должна быть очень экуменическая книга, потому что, по большому счету, ни одна религия не призывает уничтожать друг друга, но в какой-то форме это выливается.
Вопрос:
Мы в этом году ввели новую технологию. Суть в том, чтобы оказать помощь детям Чувашской Республики. Информацию об этом проекте мы разместили в средствах массовой информации. Потянулись обычные люди.
Светлана Сорокина:
Я знаю о таких проектах. Они существуют не только в Чувашии. Я хочу, чтобы вы запомнили. Благотворительность – далеко не всегда материальная история. Часто говорят: богатый, вот и занимайся благотворительностью. На самом деле, благотворительность многолика. Богатые люди деньги перечисляют или даже организовывают процесс. А человек, у которого ничего нет, это волонтеры. Волонтер – это движущая сила любой благотворительности. Это люди, которые имеют силы, энергию, возможности, время для того, чтобы заняться каким-то делом.
Например, есть поисковики, которые до сих пор откапывают останки наших военных со Второй мировой войны. Это, в основном, молодые люди, которые тратят время и силы для того, чтобы с лопатой, под комарами заниматься в свое свободное время. Есть большая программа «Русская усадьба». Это раскопки и восстановление остатков старинных поместий. Археология и все, что связано с постройками, это огромный физический труд. Причем, ручной труд, потому что там никакие механизмы не проходят. А кто это может делать? Студенты. Целые лагеря студентов летом расчищают все это. Или экологические программы. Огромное количество молодых людей организуется, высаживают саженцы деревьев, помогают лесхозам на местах пожарищ или на пустырях. Меня сейчас звали приехать на одну из таких акций.
То есть, это часто нематериальная история. Это желание, возможность участвовать любым своим усилием. В эпоху развития Интернета люди часто объединяются по интересам, находят друг друга. И возникает тема: не пойти ли нам, не съездить ли нам. Они объединяются и едут куда-то помогать. Это происходит сплошь и рядом.
Благотворительность – очень многообразная история. Она не заключается только в материальных благах. Она заключается в разнообразном нашем участии в жизни ближнего. Это именно обмен энергиями всяческими. Желательно, с благими целями.
Вопрос:
Почему вы решили рассказать о благотворительности?
Светлана Сорокина:
Я давно этим интересуюсь. Так получилось по жизни. Несколько лет назад в силу личных причин. У меня есть дочка-первоклассница. Я ее удочерила. Взяла из Дома ребенка. В процессе поисков своего ребенка я столкнулась именно с нашими сиротскими учреждениями и заинтересовалась этим. Дальше это затягивает. Тема очень разноликая, как вы видите. Я стала этими вопросами интересоваться. И жизнь стала сталкивать с разными ситуациями. Меня периодически звали в попечительские советы. Я работаю с нескольких благотворительных организациях.
Потом я написала книжку, о которой упоминала. Сейчас думаю над следующими проектами. Так сложилось. Но это не единственное, чем я занимаюсь. Я этим занимаюсь в свободное время.
Вопрос:
Вчера мы смотрели фильм «Россия-88» режиссера Бардина. Потом была дискуссия. С одной стороны, это национальная проблема. С другой стороны, социальные мигранты, кто не может до конца реализоваться в жизни. Сегодня проводится благотворительными организациями работа, направленная на социализацию нелегальных мигрантов? С другой стороны, ведется ли работа по социальной реабилитации фашистов и военизированных организаций?
Светлана Сорокина:
В любой деятельности такого рода должно быть встречное движение, особенно если речь идет о совершеннолетних. Если речь идет о скинхедах, о фашиствующих молодых людях, то они не рвутся быть перевоспитанными и социально адаптированными. В каждом конкретном случае, видимо, нужно решать проблема по-разному. Они стройными рядами не просят помощи. Наоборот, им кажется, что они живут полной жизнью, занимаются социально полезным «санитарным» трудом и так далее.
Что касается работы с эмигрантами, то здесь есть некоторые благотворительные организации, которые участвуют в этом процессе. У нас сейчас огромное количество приезжающих из-за рубежа, из бывших республик Советского Союза. Теперь это часто люди, которые плохо знают язык. Это огромное количество таджиков, киргизов, молдаван, украинцев. На мой взгляд, здесь основная нагрузка ложится на государство, потому что оно должно принять и прозрачные законы, и справедливые решения, и правильные правила игры. Милиция очень любит играть в этой мутной воде и собирать свое.
Благотворительные организации есть, но они не многочисленные. Во-первых, очень трудный объект. Часто нет встречного движения. Во-вторых, очень трудно распространить информацию, потому что у этих людей нет ни компьютеров, они не читают газет и живут довольно изолировано.
Есть организации, которые, например, занимаются юридической поддержкой мигрантов. Там, по крайней мере, можно консультацию получить. Есть те, которые занимаются защитой прав перемещенных лиц, беженцами и прочее. Но их очень мало.
Есть сферы благотворительной деятельности, где не то что недостаток организаций, в отличие от детской темы, а их просто по пальцам можно перечесть. Это что касается работы с мигрантами. Это реабилитация и защита прав заключенных. Это экологические программы. Несмотря на то, что сейчас они развиваются, но все равно это еще плохо поддерживается обществом. Это и свобода слова. Тут тоже никто ничего не поддерживает. Есть сферы, которые еще, к сожалению, мало развиты.
Вопрос:
Есть организация «Мемориал».
Светлана Сорокина:
В какой-то степени, да. Хотя, они сейчас без денег, нищие. У них практически нет возможностей. Они занимаются вопросами воспитания толерантности. Есть еще какие-то правозащитные организации, которые этим занимаются.
Вопрос:
Я вожу детей из детского дома за ручку в школу. Я согласен, что бороться с причинами разумнее, чем с последствиями. Существуют проекты, в которых могут помочь студенты, которые хотят этого.
Светлана Сорокина:
Я не отрицаю вашего конкретного труда. Я просто говорю о том, что хорошо бы еще и причины затрагивать. Если вы водите детей за ручку, это прекрасно. Особенно, если это делают мужчины. В детских домах это очень редкое явление.
Был сюжет. Журналисты пришли в Дом ребенка, где содержатся дети до 3-4 лет. Как вы знаете, операторы, обычно, — мужчины. Когда операторы зашли в группу, дети с истерикой убежали от них, потому что они первый раз в жизни видели мужчину и испугались. Вокруг них был только женщины и все в белых халатах. Для них человек не в белом халате и другого вида – это был шок и испуг. Это здорово, что вы ходите.
В какой деятельности еще могут участвовать студенты? Не знаю. Тут все равно нужна программа «Дорога к дому», если говорить о детях, которые уже в детских домах находятся. Хороший социальный работник в Доме ребенка занимается работой поисковика. Вы знаете, почему многие дети не попадают в семьи? Потому что у них так называемый неуточненный юридический статус. Например, подбросила или оставила, не написала отказ. И ребенок завис, потому что у него нет оформленного юридического статуса. Его нельзя усыновить. А вдруг завтра кто-то объявится и скажет, что это мой ребенок.
Социальные работники ищут возможных родителей, добиваются отказов. Если нет родителей, то через юридические инстанции объявляют, что отсутствуют в течение такого-то времени. Это огромная работа. Если хотите, то одна из сфер приложения ваших сил может быть помощь социальному работнику Дома ребенка в поиске и оформлению юридическому этих детей. Если вы поинтересуетесь этим вопросом, то половина детей будет с неуточненным юридическим статусом. А только тогда, когда есть официально оформленные отказы, официально оформленная не явка родителей в течение какого-то периода, этот ребенок может пойти в семью. А это шанс для ребенка. Причем, шанс именно в доме ребенка. Когда переходит ребенок в детский дом, там шансы снижаются катастрофически. Подростков уже никто не берет.
Если есть больные дети, значит, надо искать тех, кто может помочь или вылечить. Если есть возможность работать с детьми, чтобы их взяли в семьи, вы можете через Интернет. Самые продвинутые детские дома завели в Интернете свои сайты, где печатают фотографии детей, их истории, ожидания. Это очень привлекает потенциальных усыновителей. Вы можете взять на себя такую функцию.
Вопрос:
Не слышно.
Сорокина:
Пару лет назад я пыталась сделать программу о благотворительности на центральном телевидении. Сначала я сделала «пилот» и хотела делать на Первом канале. Потом поругалась с Эрнстом. Перешла на Второй. Там мы делали другой проект. Он был не такой, как мне казалось нужно. Но мы выдали 10 передач. Называлось это «Белым по черному». Так когда-то называлась книжка у одного инвалида.
Все бы это было неплохо, но руководство канала посчитало, что эти программы не нужны. И не продолжило практику. Хотя, у меня некоторое время была иллюзия, что нахлебавшись тем последнего времени, — «Телевидение в погонах», кровавые разборки, детективные истории или судебные разбирательства. Мне казалось, что тема социального взаимодействия, чувствительные темы психологического комфорта, должны быть востребованы. Но пока не востребованы.
Рубрика «Пока все дома». Я называю ее «Магазин на диване». Мне не очень нравится, когда детей демонстрируют как товар. Хотя, цель оправдывает средства, что называется. В региональных компаниях это очень частая история. Сколько я ездила по стране, таких детей демонстрируют давно. Вот я сижу и рассматриваю: «Может, этого ребеночка взять?». Но дело в том, что как раз в региональных компаниях чаще всего обращаются к социальным проектам. Думаю, что это оттуда как-то будет произрастать.
Может быть, это объясняется тем, что все, что касается социальных, благотворительных программ, оно чувствительнее цепляет, когда это рядом. Какая-то региональная компания в этом городе знает и этот детский дом, и этих стариков. Как-то все ближе, поэтому помощь крутится на большем доверии.
Я участвовала в двух больших проектах региональных компаний. В Екатеринбурге на четвертом канале мы делали 3-4 года подряд большие благотворительные марафоны «Вместе можем все». Надо сказать, что благотворительный марафон на телевидении – это верхушка айсберга, потому что этому предшествует и последует большая работа. За несколько месяцев до марафона собирается информация о тех, кто нуждается в помощи. О тех, кто может помочь. Дальше организовывается разгонная линейка, выдаются сюжеты на эту тему, подготавливают публику, чтобы они восприняли эту историю. Анонсируется телемарафон. Говорится о том, какие задачи он преследует, как будет организован, чтобы люди все знали. А потом начинается марафон.
Первый раз мы работали в прямом эфире 5 часов. Потом стали делать по 3 часа. В процессе мы рассказывали о судьбах, приглашали людей, организовывали сбор памперсов для домов ребенка. Потом собирали на операции детям. Отчитывались о том, что уже помогли. Говорили о том, что еще надо. Вот такая история.
Через год после этого было подобное организовано в Томске. Там называлось «Обыкновенное чудо». Через неделю я поеду туда на очередной марафон. Это тоже в прямом эфире, с разгонной линейкой. Но это могут позволить себе очень сильные компании, потому что это требует профессионализма, таланта, потому что об этом надо рассказывать так, чтобы людей задело за живое. Наших людей раскочегарить очень сложно. Во время кризис не знаю, как это все пройдет. Мне из Томска пишут, что уже не найти людей, которые хоть какими-то средствами располагают. Не знаю, что из этого получится, но мы будем делать это хотя бы из эмоционально-просветительских целей.
Так что, в регионах это как-то есть. Я знаю массу программ такого рода, которые осуществляются там. Но на центральном телевидении, к сожалению, они не видят своей выгоды в этом и, может быть, даже необходимости. Если вы посмотрите на наше центральное телевидение, оно во всех смыслах гламурное. Это гламурная политика, где почти нет кризиса, все хорошо, все умные и приличные. Это гламурные мероприятия. Одно «Евровидение» чего стоит, пир во время чумы. Это масса всего, что отдает счастливой жизнью. Ну, при чем тут сирые и убогие?
Вопрос:
Не слышно.
Светлана Сорокина:
Социальное сиротство – это другое.
Возврат детей – это не массовое явление. Это в тех пределах, как всегда есть. Всегда есть люди, которые взяли ребенка, не рассчитали силы, а потом его возвращают. Или не сошлись психологически. Это трагедия, но не массовое явление.
Социальное сиротство, это когда ребенок попадает в сиротское учреждение не потому, что у него умерли родители, а потому что его родители не могут выполнять свои родительские функции. Пьют, бросили и так далее. Социальное сиротство, это не когда биологический сирота, а когда сирота при живых родителях. А дети, которых возвращают, это просто дети, которых возвращают.
Государство особо не помогает. Это отдельная долгая тема. Не приняты нужные законы. Не развиваются те направления, которые должны развиваться. Все упирается во многие вещи. Но по большому счету, нормальной работы по устройству детей в приемную семью и ликвидации сиротских учреждений, не ведется. Многие из вас знают, что во многих странах нет таких сиротских учреждений, какие есть у нас. Там детей сразу перехватывают и передают в приемные семьи. Это могут быть временные, замещающие семьи. Но ребенок сразу находится в семье. Там нет сиротских учреждений как таковых.
Мы до этой ситуации еще не скоро доживем. У нас, к сожалению, очень много детей. Всех не устроишь в семью. Работа по устройству ребенка в семью ведется очень неважно. На этом пути есть кое-какие подвижки. Вы знаете, что есть разные виды устройства. Самое оптимальное – это усыновление, когда ребенок становится во всех отношениях твоим родным ребенком со всеми вытекающими последствиями, со всеми правами и обязанностями. Ты несешь за него ответственность. Тебе государство за это ничего не обязано. И ты воспитываешь ребенка как своего, отвечаешь за него полностью.
Есть приемная семья. Есть опека. Опека, это чаще всего близкие родственники – бабушки, дяди, тети – берут ребенка в свою семью, если он остался без родителей. Ребенок знают, что это родственники, а они несут за ребенка ответственность. Опекуны получают небольшое пособие от государства. Есть приемная семьи или патронат, когда родители как наемные воспитатели, получают от государства плату за труд воспитателя. Государство немножко повышало эти пособия, как и детские пособия. Это чуть-чуть влияло на ситуацию, но не могу сказать, что здорово.
Как повилял кризис? Недавно я говорила с уполномоченным по правам ребенка в Москве. Он сказал страшную вещь. За прошлый год на треть уменьшилось количество детей, которых взяли в семьи. А Москва всегда была лидером, потому что это все-таки состоятельный город. Это надо еще осмыслить.
Резко увеличилось количество абортов. Люди не желают рожать. А это скажется в ближайшее время. Будет опять дырка. В связи с изменившейся ситуацией и опасением за завтрашний день женщины не хотят себя обременять детьми. Поэтому здесь государству нужно придумывать, как выходить из ситуации.
Некоторые муниципальные власти, например, в Московской области, платят и тем, кто усыновляет детей. Они платят пособие, чтобы стимулировать. Москва еще не платит. То есть, в разных регионах по-разному.
Тут есть разные варианты, как государство может поспособствовать. В первую очередь оно должно поспособствовать правильными законами и хорошим взаимодействием с благотворительными организациями. Но пока наше государство этим не занимается.
У меня есть книжки с собой. Я назвала «Мне не все равно». Я хотела назвать ее «Легкий способ стать человеком». Здесь 15 историй. Некоторые абсолютно документальные. Первая – рассказ о марафоне в Екатеринбурге. Есть истории, которые я додумывала, облепляя ее фактами или соединяя две истории вместе. Но это всегда на чем-то основано. Здесь еще есть комментарии психолога, почему человек поступает так или иначе. И еще «От первого лица». Это человек, который занимается этим видом благотворительности. Вот такие 15 глав, составленные мною, психологом и конкретным человеком, собраны в этой книжке. К каждой главе придуман рисуночек – воробей под зонтиком. Я называю это «теорией малых дел».
Я хочу вручить эти книги вам. Во-первых, вы занимаетесь благотворительностью. Во-вторых, мне понравились ваши вопросы.
Спасибо вам за внимание. Надеюсь, вы поняли, какая это интересная тема.