Реформа системы образования в Российской Федерации
Татьяна Львовна Клячко
Директор Центра экономики непрерывного образования Академии народного хозяйства при правительстве РФ
Татьяна Клячко:
Я буду рассказывать о реформе высшего образования, затрагивая уровни профессионального образования. И у меня к вам предложение и пожелание: как что-то не понятно, поднимайте руки вверх, и я буду реагировать, останавливаясь на том, что вам не понятно, или если какие «по ходу пьесы» у вас возникнут вопросы. Минут через сорок я окончу, и будем обсуждать то, что вам интересно.
В чем сейчас состоит основная проблема в системе образования? Вот вы видите кривую, которая показывает выпуски из школ, это нижняя кривая. Не трудно видеть, что с 2000-го года приемы в ВУЗы, сначала не очень резко, а потом уже весьма и весьма значительно превышают выпуски из школ. Вот то, что мы имели в прошлом году. Это 744 тыс. человек, которые пришли в ВУЗы сверх того, что выпустили школы. Таким образом, ВУЗы пока еще почти не чувствуют демографической «ямы», в которую сваливается система высшего образования. А сваливается она достаточно значительно. Потому что еще несколько лет назад выпуски из школ составляли примерно 1,3-1,4 млн. человек, а сейчас выпуски из школ скатились до 870 тыс.
Кто у нас сейчас находится в разрыве между теми, кто поступает, и теми, кто выходит из школ? Прежде всего, система высшего образования стала съедать систему среднего профессионального образования. Несмотря на все вопли наших предпринимателей о том, что им нужны люди со средним профессиональным образованием, вы видите, что примерно 470 тыс. из выпускников системы профессионального образования поступают в высшую школу. Это 70% от выпуска 2009-го года. Получается, что система СПО работает сейчас как транзитная система, которая передает тех, кто окончил эту сферу, в сферу высшего образования. Дальше стали подтягиваться выпускники начального профессионального образования. Примерно уже 100 тыс. человек поступает в ВУЗы из тех, кто вышел из ПТУ и профессиональных лицеев. Это примерно 20% от выпуска из данной сферы. Второе высшее получают 101000 человек, поступая в ВУЗы, выпускники прошлых лет. Этот запас скоро будет исчерпываться. Таким образом, примерно 50% тех, кто поступают в ВУЗы, это отнюдь не те, кто окончили школы в данном году. Более того, мы уже четко пришли к тому, что 50% – это заочное образование. И основная модель высшего образования, которая сейчас сложилась, это так называемая экономия на масштабе, т.е. ВУЗы втягивают как можно больше человек для того, чтобы было выгодно работать. Соответственно, стратегия ВУЗов – максимальный рост контингента, поэтому все ограничения на рост этого контингента ВУЗами будут отметаться. Это привело к тому, что сформировалась устойчивая социальная норма, что все, кто могут, должны получить высшее образование. Вот здесь представлено наше исследование о том, как образование и доход родителей влияет на их желание, чтобы дети получили высшее образование. Вы видите, что в независимости от того, какой душевой доход и какие уровни образования у родителей, практически все, больше 80% хотят, чтобы дети получили высшее образование. В среднем, получается примерно 88%. Эта норма сначала 2000-х годов не меняется. Социальная норма установилась и оказывается очень весомой, и общество ей следует.
За последние 5 лет доля возрастной когорты, которая идет в ВУЗы, из тех, кто пришли в первые классы и дальше, увеличилась с 69% до 75%, т.е. ¾ тех, кто пришли в первый класс, сейчас идут учиться в систему высшего образования. Это, конечно, приводит к тому, что качество высшего образования падает, о чем сейчас много говорят. Потому что высшее образование стало доступно для значительно большего числа людей, и, соответственно, туда идут все, кто могут, и даже те, кто не очень могут дальше учиться. Я вам дальше покажу, что они, тем не менее, идут в высшую школу. Сейчас такая ностальгия, что в советское время было очень хорошее высшее образование, теперь оно портится. В советское время в систему высшего образования шло 2,5 млн. людей, это примерно 30% от возрастной когорты. Соответственно, примерно половина из них училась более или менее нормально, где-то 1350000 человек. Сейчас примерно столько же учатся нормально, но зато все остальные учатся не очень нормально. Для работодателя оказывается значительно сложнее найти тех, кто ему нужен, и поэтому рождается общее ощущение, что качество высшего образования резко снизилось. На самом деле, примерно для тех 30% оно осталось тем же, а для всех остальных, а сейчас у нас 7,5 млн. студентов, оно начало снижаться.
Вы видите, что эта социальная норма распространяется на все города и веси. Мы брали четыре региона: это Москва и Московская область, Нижний Новгород и Нижегородская область, Вологда и Вологодская область, Иваново и Ивановская область. И вы видите, что если человек уже попал в старшую школу, т.е. пошел уже в 10-й класс, то практически наверняка он будет стремиться попасть в высшую школу. Чтобы понять, что происходит, мы опрашивали выпускников системы начального профессионального образования. Выяснилось, что эта система работает с КПД примерно 25%, т.е. примерно 25% выходят на рынок труда, это, прежде всего, люди, которые учатся на официантов, парикмахеров, маникюрш. В общем, сфера обслуживания. Девочки выходят на рынок труда и на этом рынке труда задерживаются и работают. Но 65% тех, кто учится в начальном профессиональном образовании, это молодые люди, которые сразу же, практически с выпускного вечера, уходят в армию. А если не уходят, то 16% ждут призыва в армию, не выходя на рынок труда. Дальше 53% хотят продолжать обучение, при этом 40% в системе высшего образования, 33% в системе среднего профессионального образования, 6% сразу же хотят получать другую профессию. Если вы перемножите 40 на 53, то получите как раз те 20%, которые я вам показывала, которые сейчас уже идут в высшие учебные заведения, окончив начальное профессиональное образование. Опять же, если вы посмотрите, здесь тоже очень четко видно, что та картинка, которая была первой, не случайна. Поскольку вот этот опрос показал, что 76% тех, кто оканчивают так называемые СУЗы, т.е. техникумы, педучилища, медицинские училища, хотели продолжить учебу, и из них 91% в ВУЗе, т.е. 70% от общего числа окончивших. Так постепенно эти 70% идут в высшую школу.
Вот здесь показано, что ваши, так сказать, коллеги, молодые люди от 15-ти до 35-ти лет, т.е. фактически два поколения, считают наилучшим занятием или профессией для молодого человека. Правда, это исследование нескольких лет тому назад. Бизнесмен падает, специалист по IT-технологиям остается примерно на уровне 30%. Хочу сказать, что такое же исследование проводили в 1999-м году, тогда специалиста по IT -технологиям не было вообще. Он появился и занял прочное место. Дальше идут юристы и экономисты. Очень вырос рейтинг медицины, врачей-21%. В 1999-м году было только 3% тех, кто хотели идти в медицинские ВУЗы. Сейчас это 21%. Инженер поднялся, был примерно 4%, сейчас стал 8%. Учитель поднялся с 6% до 8%, и рабочий остался на прежнем уровне. Это показывает, что немножко поднимаются вечные профессии: врач, инженер и учитель. Практически никто из наших молодых людей не хочет заниматься тяжелым физическим трудом, т.е. работать на рабочих местах, квалифицированным рабочим.
Вопрос:
Не совсем понятно, что обозначают цифры на столбиках?
Татьяна Клячко:
Цифры – это какой процент сказал, что им нравится эта профессия. Здесь больше 100%, поскольку они выбирали три того самого, чего бы они хотели. Что сейчас появилось? Просто здесь это не зафиксировано. Сейчас резко возросла направленность людей на то, чтобы быть чиновником. Вы, наверное, слышали, в прошлом году проводилось такое исследование, молодые люди хотят работать на государственной службе, это примерно 21%. Несмотря на то, что заработная плата чиновника сейчас, если смотреть официальные данные, составляет в среднем 112% от средней по экономике, т.е., не намного больше, чем средняя по экономике. Но, как вам сегодня рассказывал Кирилл, место, занятое на государственной службе, очень часто позволяет получать неформальные доходы, и поэтому усилился приток молодежи в сферу государственной службы. Вторая профессия, которая стала очень престижной, это профессия журналиста. Она поднялась примерно до уровня 25-30% тех, кто говорит, что хотели бы работать журналистами. Вот здесь я не стала перестраивать, до 2003-го года уже видна тенденция. Вы видите, что заочное и очное образование сливались в экстазе в 1960-м году в Советском Союзе, потом шло расхождение. Сейчас мы опять в точности попали в 50% численности студентов, которые занимаются заочно. Возникает предположение, что на рынке труда все эти потоки сталкиваются вместе. Между тем, люди, которые учатся заочно, учатся на год дольше, чем люди, которые учатся на очной форме обучения. Качество тех дипломов совершенно не понятно. Тем не менее, работодатели, покряхтывая, не очень довольные, берут всех тех, кто оканчивают ВУЗы. Это в приеме тоже видно, что сливаются потоки очных и заочных студентов в некоторое единое целое.
Теперь о финансировании. Чтобы ни говорили о том, какое у нас ужасное государство, притом, что оно, наверно, ужасное, деньги на высшую школу растут. И по номиналу, как вы видите, растут достаточно быстро. В 2009-м году было, практически, 350 млрд. затрачено на высшую школу. Это было 19% от консолидированного бюджета на систему образования. Но если посчитать с учетом инфляции, то вы видите, что это было меньше, чем в два раза, т.е. 146 млрд., чем в 2010-м году, который здесь не присутствует. Тогда было уже 377 млрд. на высшую школу, а в 2011-м году – 405 млрд. Перелом наступает, и о нем говорил А.Л. Кудрин, когда уходил с поста Министра финансов. В 2012-м году увеличиваются затраты на образование, будут 437,5 млрд. Это уже в проекте бюджетов на2012-2014-й годы, а затем начинается откат. Т.е., в 2012-м году будет 434 млрд., а потом 431 млрд. Здесь может быть два объяснения. С одной стороны, все-таки демографическая «яма» добирается до системы высшего образования, исчерпывается запас тех, кто не учился в высшей школе, а идут туда учиться. И есть все-таки тенденция перекрыть дорогу в высшую школу тем, кто оканчивает систему НПО и СПО. Таким образом, меньшие деньги пойдут, все-таки, на меньшее число обучающихся. Я хочу вам сказать, что количество бюджетных студентов достаточно стабильно, вы это дальше увидите, оно определяется Законом «Об образовании». Что в государственных и муниципальных ВУЗах Российской Федерации должно учиться не менее 170 человек на 10 тыс. человек нашего населения. Это определяет, что в наших ВУЗах должно учиться не менее 2,5 млн. человек на бюджетной основе. Если мы переходим на систему бакалавриата — магистратуры, вообще говоря, приемы в ВУЗы должны будут вырасти, чтобы эта норма выполнялась. Правда, в новом Законе «Об образовании в РФ», который еще не принят, эта норма меняется. Привязывается к возрастной группе 17-25 лет, это основные поставщики студентов, вот эти возрастные группы. Но пока этот закон не принят, и мы говорим о 170-ти человеках на 10 тыс. населения. Если посмотреть на расходы на одного студента очного обучения, то вы увидите, что уже 180 тыс. на одного студента. А стартовали мы в 2004-м году с 36 тыс. на одного студента очной формы обучения, т.е., в номинале рост примерно в 6 раз. Что не мало. Другое дело, как расходуются эти деньги. Получается, в системе высшего образования мы тратим все больше и больше средств. Вот это внебюджетное финансирование. Вы видите, что в начальном профессиональном образовании его практически нет, там маленькая, тоненькая полоска. А вот основное коричневое ярко выраженное полотно – это то, что население платит за получение высшего образования. Здесь как раз то, что я уже говорила. Это прием на бюджетную основу. Вы видите, что линия почти прямая, сейчас она стала чуточку падать. Упасть она может только где-то до 550-ти тыс. человек, чтобы норма, о которой я говорила, была выполнена. А вот это те, кто учится на платной основе. Она тоже чуть больше на бюджетной, чуть меньше на платной. И, соответственно, пошло вниз на бесплатной основе. Пошло вверх на платной. Всего на платной основе учатся в высшей школе сейчас 62% студентов. Это студенты государственных ВУЗов, муниципальных ВУЗов и негосударственных ВУЗов. Соответственно, на бюджетной основе учится 38% студентов. Поэтому все разговоры о том, что растет платность, не актуальны, она уже выросла. Сейчас, в силу демографических причин и тех ограничений на бюджетный прием, о которых я уже сказала, ситуация будет меняться как раз в сторону бесплатного обучения. Просто все большая часть лиц от 17-ти до 25-ти лет будет учиться на бюджетных местах.
Что еще важно? Сейчас ВУЗов, государственных и негосударственных, примерно 1100, самых главных ВУЗов. В советское время, когда мы выходили из СССР, их было 514, т.е., число ВУЗов удвоилось. Но если брать еще филиальную сеть, то филиальная сеть выросла намного значительнее. Она сейчас составляет примерно 2700 для государственных ВУЗов и примерно 340 для негосударственных ВУЗов. Т.е., в общей сложности мы имеем 3,5-4 тыс., так сказать, точек, где могут обучаться студенты. Конечно, формирование филиальной сети, которое началось в конце 90-х годов, и началось с того, что территориальная мобильность молодежи была крайне мала, но высшее образование как бы шло к ним, тоже привело к тому, что качество высшего образования стало снижаться. Например, в Чувашской Республике стали образовываться филиалы даже в крупных селах. И туда, как я помню, ездили преподаватели Чувашского государственного университета, с которым мы работали. В общем, было понятно, что, с одной стороны, это электоральный ход Николая Федорова, для того, чтобы его поддерживало население, с другой стороны, говорить о качестве образования, которое те ребята получат, не очень приходится.
Вот здесь вы видите, что еще случилось с бюджетным и внебюджетным финансированием. Если в 2000-м году бюджет и внебюджет были практически одинаковы, т.е., и там, и там было примерно по 1 млрд. долларов. Бюджетное финансирование в высшей школе составляло 1 млрд. долл. и 1 млрд. было внебюджетное финансирование. И поэтому тоже родилась идея единого государственного экзамена, потому что хотелось втянуть эту внебюджетную составляющую. На переходе из школ в ВУЗы болталось примерно 0,5 млрд., эти деньги нужно куда-то примкнуть из коррупционной сферы, скажем, к ВУЗам. И решили, что с помощью ЕГЭ это удастся сделать. Вы видите, что уже в 2004-м году внебюджетное финансирование начинает немножечко отставать, в 2005-м году отстает уже заметно, а в 2008-м внебюджетное финансирование ВУЗов составляет 1/3 от всего финансирования. Примерно половину от того, что дает бюджет. С другой стороны, здесь надо учитывать, что деньгами от платных студентов ВУЗы распоряжались значительно более свободно, чем деньгами бюджета. Сейчас это будет меняться. Вступил в силу 83-й ФЗ, точнее, с 1 июля следующего года он вступит в силу, он был просто принят в мае 2010-го года. Сейчас идет подготовка. Тогда ВУЗы практически все деньги будут получать по так называемым субсидиям и, соответственно, смогут ими достаточно свободно распоряжаться. Хотя сейчас и Министерство финансов, и Министерство образования и науки пытаются эти деньги подобрать под себя и распоряжаться ими, минуя ВУЗы. Вот это опрос, который показал, насколько ваши родители готовы идти на серьезные материальные затраты, чтобы вы учились в высшей школе. Вы видите, что если в 2004-м году готовность идти на серьезные материальные затраты была почти у 60% родителей, то теперь это подскочило до 72%. Несмотря на кризис, эта цифра сохраняется. А вот здесь видно, почему у молодежи такой интерес к высшему образованию. Потому что премия за высшее образование, несмотря на все крики работодателя о том, что ему нужны специалисты со средним образованием, только увеличивается. За последние годы она выросла, в 1,5 раза больше получает человек, имеющий высшее образование, чем человек, просто окончивший среднюю школу. Фактически, премия за высшее образование в начальном и среднем крайне мала, там вы видите 4 или 3,5%. Это, соответственно, сигнал рынка труда, который идет в систему образования и к населению, и говорит о том, что получать высшее образование выгодно. Соответственно, сейчас мы имеем 52% занятого населения, из них людей с высшим образованием 27%, примерно 25% людей со средним профессиональным образованием. В терминах западных стран это все люди с третичным образованием. А к середине этого века мы будем иметь 50% тех, кто будет иметь высшее образование. У многих в связи с этим возникает тревога. Как же мы будем жить, если все будут с высшим образованием? Когда-то была тревога, как будем жить, когда все будут с начальным образованием, будут иметь церковно-приходскую школу. Все население было неграмотным, кто-то учился в церковно-приходской школе, и он получал очень большие бонусы за то, что умел читать и писать. Потом все стали получать начальное школьное, потом все стали получать среднее школьное образование. Теперь, видимо, мир переходит к такому, чтобы получать полное высшее образование. И дальше возникает вопрос, как долго будет учиться следующее молодое поколение для того, чтобы получить какие-то преимущества на рынке труда. В южной Корее 96% возрастной когорты идет в высшую школу, в США это 83%. У нас, как я вам уже сказала, это 75% от возрастной когорты. Т.е., нам есть еще, куда двигаться. Тем не менее, есть страны, где это не столь массированно. Например, та же Великобритания, примерно 44% возрастной когорты, Китай, где всего 22% возрастной когорты идет в высшую школу, Бразилия, если говорить о странах БРИК, 39% возрастной когорты. И Индия, примерно 16% этой возрастной когорты идет в высшую школу. А если считать, что Индия примерно через 10 лет обгонит население Китая, то, соответственно, в мире будут еще люди, которые не будут получать высшее образование. Вопрос: как эти миграционные потоки будут распределяться по миру, и где будут работать люди без высшего образования, и где будут работать люди с высшим образованием?
А теперь вы видите опрос, который проводился в рамках мониторинга экономики образования. Родителей спрашивали, что они предпочитают, платное, или бесплатное образование. Вы видите, что сейчас такого резкого ответа, «пойдет только на бесплатное», практически нет, точнее, всего 18%. Все остальные родители готовы идти на жертвы, 53% «не пойдет на бесплатное, а пойдет на платное», и 15% говорят о том, что ребенок сразу пойдет на платное образование, они даже заморачиваться не будут, готовы сразу за него платить. Вот здесь вы видите, как это распределено по территории страны. Это объем платных услуг системы образования, поскольку статистика не дает данных по регионам России. Вы видите, насколько резко увеличен объем платных услуг в Москве, дальше с огромным отрывом идет Санкт-Петербург, потом Свердловская область, Московская область, и дальше по нисходящей после Омской области. Можете посчитать, сколько здесь регионов, у нас всего 83 субъекта федерации. Соответственно, дальше уже не видно, просто невозможно вам показать тот объем платных услуг, который будет в этих областях. Таким образом, здесь есть одна из проблем, когда, ориентируясь на московские платные услуги или на платные услуги в Санкт-Петербурге, пытаются распространить этот опыт на все другие регионы, надо понимать, что во многих регионах нет почвы для того, чтобы платные услуги распространялись. 7 ноября у нас было совещание, и там Евгений Григорьевич Ясин говорил о том, что надо, чтобы в системе здравоохранения больше платили за получение медицинской помощи, но дело состоит в том, что это невозможно. Уровень платных услуг в системе образования сейчас стабилизировался на уровне, если говорить обо всей системе, 14% в системе высшего образования платы студентов. В системе здравоохранения этот объем стабилизировался на уровне 34%, больше люди платить за медицину не могут или не готовы.
Теперь я обращаю ваше внимание на то, что, несмотря на все крики и вопли, подготовка студентов по отраслевой специализации промышленности и строительства является подавляющей, и второе место занимает подготовка специалистов по образованиям красным, или у вас розовые. У меня красные. Сейчас у нас в школе работает 1,2 млн. людей. Число людей сокращается, потому что детей с каждым годом становится все меньше и меньше, а высшая школа готовит 1,9 млн., уже почти 2 млн. учителей. Когда наши руководители говорят, чтобы все окончившие педагогические ВУЗы шли работать в школу, то мне очень интересно. Если у нас 2 млн. учатся, 5 лет обучения пока еще, соответственно, 400 тыс. выйдут на рынок труда. Это значит, что если все они пойдут работать в школы, то учительский контингент мы должны будем заменять раз в три года. Поэтому я говорю, что не дай Бог, чтобы все окончившие педагогические ВУЗы шли работать в школы. Если 15-20% пойдут, то будет хорошо. К сожалению, пока еще идут 5%. Вот здесь проблема.
Это – как распределяется в других странах подготовка кадров по специальностям и направлениям. Вы можете посмотреть, что практически 40% в США и Франции это подготовка экономистов, управленцев и по социальным наукам. В Финляндии это 23%, в Японии 35%, т.е., в общем, это подавляющее большинство людей. Это работа в финансовом секторе, это управление, и это всякие гуманитарные вещи, которые связаны с тем, чтобы помогать стареющему населению. Это социология, психология, в общем, вот эти все науки. Еще очень важно, что инженерные специальности во всем мире занимают где-то 20-30% от готовящихся кадров. У нас сейчас, если вы посмотрите на работников до 35-ти лет, то основная сфера это торговля, транспорт и финансы. 47%, почти уже 50% в госуправлении. Молодежи пока где-то 17%, людей старших возрастов 22%. Соответственно, вы видите, что в добывающей промышленности, которая дает самые большие заработки сейчас в нашей стране, может быть сосредоточено всего 2,5% молодых людей. Зеленое, а у вас оно светло-желтое, это 18%, машиностроение, энергетика и строительство.
Теперь по оплате труда. Опять же, слышны разговоры, что в образовании мало платят. В образовании платят по-разному, относительно средней заработной платы в регионе. Вы видите, что в Калмыкии это почти 85%, а в Коми это 55% от того, что получают. А в Тюмени это чуть больше 45%. Вот здесь я сделала такую схему, расставив циферки. Вы видите, что чем богаче регион, тем меньше в нем получают люди, работающие в образовании. Но сказать, что надо поднимать заработную плату до средней по экономике региона, с одной стороны, не удастся, с другой стороны, это не всегда возможно.
Вот здесь я обращаю ваше внимание еще на один момент, который представляется мне чрезвычайно важным. В 2005-м году, когда начался разговор о необходимости повышать заработную плату в образовании, уровень заработной платы в образовании был 65% от средней по экономике. Сейчас он 63,7%. В экономике заработная плата росла намного быстрее, чем в образовании. По всей видимости, гонка, по большей части, уже проиграна. Что мне кажется крайне опасным в этой сфере, это то, что очень низок уровень заработной платы в детском дошкольном образовании, 47% от средней по экономике страны, и в начальном общем образовании. Т.е., там, где закладываются основные компетенции. Если вас научат правильно сидеть, читать, считать и писать, то можно сказать, что школа свою задачу более или менее выполнила. Но, к сожалению, там, где закладываются эти навыки, вы видите, что заработная плата крайне низка. И, соответственно, эти этажи системы образования, эти ступени получают намного менее квалифицированные кадры, чем остальные, которые должны как-то исправлять положение, сложившееся в этой системе. Еще посмотрите, это начальное профессиональное образование. Сколько ни будут говорить, что нам нужны квалифицированные рабочие, вы видите, что 55-56% от средней по экономике. Это означает, что туда не идут работать хорошие кадры.
Теперь по среднему балу по ЕГЭ. Мы проводили в Самарской области исследование, и вы видите, что в маленьких школах более или менее нормальный бал по ЕГЭ. Потом школы увеличиваются, балл снижается. И только после школы в 300 человек начинается постоянный рост этого среднего бала. И когда мы переваливаем за 500 человек в школе, только тогда бал становится устойчивым, выше среднего по региону. Соответственно, отсюда родилась идея укрупнения школ. Вот я вам показываю отрезок, что если вы не достаточно укрупняете школы, то вы только губите ситуацию. Поскольку на этом промежутке, от 50 до 300 человек в школе, вы уходите от индивидуального обучения, которое достигается в маленьких школах, но не приходите к обучению по определенным современным технологиям, которое достигается в большой школе. Поэтому получаете большой провал. А это распределение оценок, которые стабильно получаются по ЕГЭ. Вы видите, что примерно от 54-х баллов это троечники. И что те, кого можно отнести к отличникам, это после 74-х баллов. А вот здесь видно распределение тех, кто идет в ВУЗы, на какие специальности, где сосредоточиваются ребята с высокими баллами по ЕГЭ. Это сейчас здравоохранение, это гуманитарные науки, это экономика и управление, это социальные науки. А с низкими это сельское и рыбное хозяйства, геодезия и землеустройство. Таким образом, инженеры, которые оттуда выйдут, будут не шибко хорошо осуществлять землеустройство, а это вся наша добывающая промышленность. Это металлургия, машиностроение, металлообработка, и это морская техника. Смещение в сторону, как бы, не благоприятную, поэтому по техническим специальностям мы, скорее всего, в ближайшее время будем сильно проигрывать.
Еще один сюжет, когда говорят, что нам нужно гармонизировать рынок труда и сферу высшего образования. Здесь показано, насколько, так сказать, наши фирмы планируют кадровые потребности. Вы видите, что до года планируют примерно треть, и от года до трех лет еще 53%, т.е. 80%, почти 90% планируют только до трех лет. Поскольку у вас высшее образование длится 5 лет, то, соответственно, система образования не может обеспечить потребности рынка труда в кадрах. Это я пропущу, это охват. Вот последствия для рынка труда той ситуации, которая сейчас складывается в системе высшего образования.
Россия очень быстро присоединилась к клубу образованных или богатых стран, тех стран, которые добывают нефть и сейчас продают ее на мировом рынке, это Саудовская Аравия, Кувейт, ОАЭ, и стала страной, которая импортирует тех, кто работает руками. При этом система образования не готова к тому, чтобы работать с эмигрантами. И дефицит квалификации исполнителей. Вы видите, мы уже практически не имеем перспектив в обрабатывающей промышленности и интенсивном сельском хозяйстве, здесь мы будем вытесняться даже с собственного рынка.
Немножечко и о том, насколько мы конкурируем на мировом образовательном рынке. Сейчас в России обучается примерно 102 тыс. иностранцев, в основном, это люди из бывших республик Советского Союза, и привлекают они всего 9 млрд. рублей, т.е., это 2,7% от расходов федерального бюджета на ВПО. Вы видите, какие страны привлекают больше всего иностранных студентов. Это США, Великобритания, Германия и Франция. Канада – 3%, Новая Зеландия – 3%, Япония – 5%, Австралия – 6%. Это по численности обучающихся. В России это примерно 2%, и быстро скатывается к 1%. А вот структура мирового рынка образования по объему получаемых денежных средств. Вы видите, что США и Канада это примерно 35% мирового рынка по деньгам, и объединенная Европа это 33%, примерно, по деньгам. Австралия и Новая Зеландия –16%. И Япония, которая перешла в высшей школе на преподавание на английском языке, сейчас берет примерно 6%. Это быстрый рост, Япония вышла на мировой рынок образования и очень быстро начинает брать с него деньги. Что касается нас, то мы получаем 0,4% от мирового рынка по деньгам, 2% по численности студентов. Поскольку это бедные страны, то денег мы получаем мало. И вот какой поток студентов к нам идет. Стабильный поток – это страны Азии, просто там очень много народу. Это Китай, Индия, Малайзия, Вьетнам. Они дают нам основные деньги. Что касается СНГ и Балтики, то пока это растущий поток, но уже через несколько лет он начнет сокращаться, поскольку в этих странах идет потеря русского языка, а мы мало делаем для поддержки русского языка. И сокращающийся уже поток из стран Африки. Здесь показано, вы потом посмотрите, что Минобрнауки для того, чтобы приукрасить ситуацию, завышает численность иностранных студентов. Вот здесь видно, что мы пока еще по инженерным специальностям производим кадров больше, чем страны ОЭСР, и по социальным наукам мы производим больше, чем страны ОЭСР. Это по деньгам, и вот по платности. Вам говорят, что на Западе образование платное. Вот первая группа стран, это самые богатые страны, там люди платят 10% от общих совокупных затрат на образование. Во второй группе, куда, примерно, входит Россия, это от 15 до 28 тыс. долларов, 14%. Но в России мы платим 30% за то же получение образования. Даже в третьей группе, это страны с очень низким уровнем ВВП, люди платят 23% от совокупных расходов на образование, т.е., четверть. Мы платим почти треть.
Я много лет провожу исследования, как видят свою образовательную карьеру наши студенты престижных ВУЗов. Вот, это 9-11-е классы, без вариантов, никаких отскоков в НПО и СПО, затем бакалавриат, потом магистратура в Москве или зарубежном, затем аспирантура, точнее, Ph.D. в Европе или Америке, и работы в мировых исследовательских центрах. И 35% представителей нашего среднего класса хотят, чтобы их дети учились за рубежом.
Все. Спасибо вам. Есть вопросы?
Кристина, Чувашия:
Как можно поддержать развитие русского языка в странах СНГ? Вы сказали то, что он исчезает. Что можно сделать?
Татьяна Клячко:
Что можно сделать? Можно делать то же самое, что делает Британский Совет на территории РФ, т.е., создает свои представительства, устраивает мощную рекламу и вовлекает людей в обучение английскому языку. Можно создавать свои представительства в странах СНГ, делать мощную рекламу, посылать туда преподавателей и делать выгодным для ребят, которые там живут, обучение русскому языку.
Вопрос:
А наша страна на это способна?
Татьяна Клячко:
Понимаете, дело состоит в том, что мы много говорим о том, что надо делать. Экспорт высшего образования, еще что-то. Но никакой политической воли, чтобы реально это осуществлять, у нас нет. Поэтому большинство молодых людей, которые бы могли учиться у нас, в тех странах, где качество высшего образования значительно ниже, чем в России. Это Туркменистан, Таджикистан, Киргизия, даже Казахстан. Русский язык уходит, но если они уже выучили английский, они едут учиться в другие страны, не в Россию. Кроме того, потоки иностранных студентов связаны еще с чем, предоставляет ли эта страна после окончания учебы нормальные рабочие места. Почему люди едут в Америку, в Великобританию? Те, кто оканчивают там, имеют шансы, во всяком случае, при хорошей учебе, остаться там на работу. Но Россия то ли не заинтересована, то ли просто не осознает этой проблемы. Она этих шансов часто не предоставляет, поэтому ехать сюда, скажем, для китайцев, индийцев, тех же ребят из Казахстана становится не особенно интересным. Поэтому сейчас Казахстан, например, а основной поток из стран СНГ шел из Казахстана, переориентирует своих выпускников школ на обучение по китайской модели обучения, посылать за деньги государства учиться в других странах. Это довольно жесткая система, потому что Китай заинтересовывает к возвращению в Китай, и примерно половина выезжающих за рубеж возвращается. А Казахстан делает следующее: он дает деньги, но если человек не возвращается, то у семьи его отбирается имущество. Поэтому большинство молодых людей, получивших западное образование, возвращаются обратно в страну работать.
Андрей Шульга, Казань:
Вы говорили, что с каждым годом средства на образование увеличиваются, в частности, была цифра 347 млрд. рублей. А есть ли какие-то способы контроля над расходованием этих средств? Куда именно направляются? На какие цели?
Татьяна Клячко:
По федеральным университетам, примерно по 3 млрд. в год, когда этот университет создается, идет на развитие его инфраструктуры. Т.е., создание кампусов, закупка оборудования, строительство лабораторных корпусов. Национальные исследовательские университеты получают деньги на закупку оборудования, учебников, иностранной литературы, формирование современных библиотек, на компьютерную технику и т.д. Значительные средства идут на повышение заработной платы преподавателей и на организацию научных исследований. В принципе, финансирование шло по сметам, вплоть до этого года. По этим сметам можно было легко проследить, на что идут эти деньги в ВУЗах. Со следующего года деньги пойдут по субсидиям, это уже видно из проекта федерального бюджета. В этом году 28 млрд. шло по субсидиям, это федеральные и научно-исследовательские университеты, которые перешли в форму автономных учреждений. Дальше это пойдет уже для всех университетов. Сейчас верстаются планы финансово-хозяйственной деятельности ВУЗов, где расписано даже подробнее, чем это было по смете.
Яна Макарова, Пермь:
Я читала зарубежные исследования, в которых была выделена зависимость между качеством образования и видом финансирования ВУЗов. Как вы думаете, связано ли снижение качества высшего образования в России с тем, что большая часть бюджета финансируется государством?
Татьяна Клячко:
Если вы читали зарубежные исследования, то в Англии, например, один негосударственный ВУЗ. У нас их 450. Мне представляется, что дело не в этом. Дело в другом. Во-первых, дело в мотивации людей, которые работают в ВУЗах. Есть очень большая связь между тем, как люди учатся, и тем, как они потом выходят на рынок труда. Если они выходят на рынок труда и хорошо трудоустраиваются, то конкуренция за хорошие места большая, и качество образования растет. У нас, как показывают исследования, работодатели практически не смотрят на ВУЗ, который окончили студенты. Они смотрят, есть ли диплом о высшем образовании, дальше они смотрят на специальность. Они не смотрят, очное, или заочное отделение, в дипломе этого и нет. И примерно более 54% трудоустройства наших выпускников по личным связям и рекомендациям. Поэтому ВУЗ работает сам по себе, рынок труда развивается сам по себе.
Дмитрий Чернышев:
У меня такой вопрос. Как Вы можете прокомментировать, что у нас в России довольно высокое количество студентов приходится на одного преподавателя? Это какое-то квотированное количество, то ли 15, то ли 18. Например, в Швейцарии, как я помню, приходится 6 студентов на одного преподавателя. У нас преподаватели не имеют права отчислять много студентов, потому что, теряя большое количество студентов на своем потоке, они обязаны уменьшать количество преподавателей. Это косвенно сказывается на них. Я, например, сталкивался с таким, что у меня руководитель, доктор технических наук, ему дают курс, он хочет отчислить 30-40%. Он их отчисляет, но на комиссии кафедра их спасает, потому что кафедра не может потерять 30% потока, т.к. она будет вынуждена сократить количество преподавателей. Как Вы считаете, это правильная система?
Татьяна Клячко:
Есть правила, а есть местная самодеятельность. Правило такое, что, действительно, фонд заработной платы наших ВУЗов рассчитывается из соотношения 1 преподаватель на 10 студентов. Если студент отчисляется, то бюджетное финансирование остается на том же уровне. Почему? Это сделано именно для того, чтобы ВУЗы не боялись отчислять студентов. Есть ВУЗы, например Высшая Школа Экономики или Петербургский Университет, где 4 студента на 1 преподавателя. Есть ВУЗы даже, где 1 студент на 1 преподавателя. Это творческие ВУЗы. Они все известны. Как правило, ВУЗы, получая деньги из расчета 10 студентов на 1 преподавателя, сами уменьшают число преподавателей, чтобы больше платить тем преподавателям, которые у них останутся. Почему не отчисляют? Если это платные студенты, то понятно – я теряю живые деньги. Если это бюджетные студенты, то, если я их отчисляю, сигнал все-таки проходит по факту, то на следующий год мне могут урезать так называемые контрольные цифры приема, т.е., на следующий год ВУЗ не досчитается студентов. На следующий год дадут меньше бюджетных мест и, соответственно, посчитают меньшую заработную плату преподавателям. В принципе, надо отчислять, надо, чтобы это не зависело. Но, с другой стороны, здесь есть оборотная сторона медали. Я выросла в семье профессора Физтеха. И я помню, как у нас дома сидели студенты, и отец с ними занимался. Студенты приезжали из разных уголков нашей родины, у них был разный уровень подготовки, но их брали по собеседованию, потому что выявляли, что они способные, талантливые. Многих из них надо было доводить до некоторого уровня. И преподаватель с этим работал. Вот, вы говорите, что в Швейцарии 6 студентов приходится на 1 преподавателя. Я была там в Университете. Там аудитория на 1000 с лишним человек, и преподаватель читает лекцию без микрофона. Так сделана акустика, что всем слышно. Читаются установочные лекции, а дальше библиотеки, компьютеры, и студенты занимаются сами. И профессор только консультирует. Как там рассчитываются зарплаты, я не знаю, но ситуация такая, что сейчас вовлечение новых технологий в образовательный процесс приводит к тому, что на преподавателя приходится все больше и больше студентов, потому что я могу поручить что-то интерактивным тестам, когда проверка идет через компьютер и.т.д. Мы все время по этому поводу отстаем, потому что у нас очень плохие библиотеки, у нас очень плохие электронные носители информации, т.е., люди не могут самостоятельно как следует заниматься. Когда я приходу к своим студентам и прошу их сделать к следующему занятию кейс, начинается крик о том, что «Вы нам сначала лекции прочтите, а потом мы сделаем кейс». А я говорю: «Нет, сначала вы сделаете кейс, а потом мы разберем ошибки, которые вы сделали». Но это другая технология, крайне сложная для ребят, которым нужно самим прочитать, нужно обдумать. Когда-то меня даже спрашивали, каким цветом нужно подчеркивать название моей лекции. Я отвечала, что могут вообще не подчеркивать. Понимаете, у нас вообще сложилась для большинства ВУЗов такая система, что преподаватель читает лекции, потом студент берет эти лекции, пересказывает их своими словами, и считается, что материал усвоен. Тогда нужно много преподавателей. Я как-то бежала по коридору, и слышу из аудитории монотонный голос. Заглянула. Сидит преподаватель и читает учебник, а все записывают. Но это не учеба. Качество образования зависит не от того, отчисляют там, или нет, а интересует ли кого-то доведение ваших мозгов до ума, или не интересует. Еще есть вопросы?
Дмитрий Чуприн:
У нас в Перми все больше и больше университетов переходит на систему бакалавриата, отказываясь полностью от системы специалитета. На бакалавриат поступает намного больше студентов, чем потом поступают в магистратуру. Как Вы считаете, это позитивно, или негативно сказывается на рынке труда, в том числе?
Татьяна Клячко:
Система бакалавриата-магистратуры это, действительно, система, которая уже связана с массовым приходом молодежи в высшую школу. Когда часть тех, кто учится в высшей школе, будут просто квалифицированными исполнителями. На западе вот этот уровень «B», который у нас считается средним профессиональным образованием, тоже входит в высшую школу. Просто разделяется уровень «В» и уровень «А». В общем, выпускники бакалавриата западных стран, особенно выпускники инженерных специальностей, страдают, потому что дальше пойти, если у тебя нет денег, пойти в магистратуру сложно. Магистратуры, как правило, платные, или там очень мало бюджетных мест. Они остаются на позиции квалифицированных исполнителей, что им не нравится, поскольку для них закрыт канал вертикальной мобильности. Но, с другой стороны, когда идет очень много, государство уже не может тащить. Либо это, действительно, становится очень платным и дорогим, потому что самые дорогие-то последние курсы, когда идет специализация, когда идет подгонка под квалификацию и.т.д. Соответственно, чем больше идет в высшую школу, тем быстрее система начинает делиться на бакалавриат и магистратуру. Болонский процесс происходит и в западных странах, и начинает происходить у нас. Работодатель у нас пока бакалавра не видит. Он не понимает, что это такое. «Это кто, недоученный специалист?», – говорит работодатель. Как только начнется массовый выход бакалавров на рынок труда, и специалистов будет мало, работодатель будет вынужден их брать, доучивать, если надо, до тех квалификаций, которые требуются, а дальше будет думать, посылать ли в магистратуру, платить, или не платить. В чем проблема? Проблема в том, что на Западе в развитых странах довузовское образование занимает уже 13-14 лет. В Германии из школы выходят не в 16-17 лет, а в 19-20 лет. Потом, как правило, они гуляют, смотрят, куда бы они хотели поступить, а потом поступают. Средний возраст студентов в вузах США, примерно, 26 лет. У нас в 22 года ты заканчиваешь и идешь работать. Мне представляется, что для того, чтобы этот переход был нормальным, нужно, во-первых, школу сделать двенадцать лет, но серьезно ее поменять, не просто год к ней приставить, что есть совершенное безумие. Это должна быть старшая школа с огромными требованиями к человеку. Делать серьезный предуниверсарий, гимназии и лицей. И второе. Должен быть достаточно жесткий отбор в магистратуру и очень жесткие требования к магистерским программам. Если человек прорвался на следующий курс, то его берут уже с руками и ногами. Если этого нет, то это будет очередная профанация.
Аня Бушукина:
У меня такой вопрос. Есть ли какая-то система отбора и аттестации ВУЗовских преподавателей, чтобы не было такой ситуации, что преподаватель читает учебник?
Татьяна Клячко:
В принципе, есть. Это человек с дипломом ВУЗа. Раньше вообще писали в дипломе, что человек имеет право преподавать, сейчас не пишут. Но, в принципе, в ВУЗ преподавателей берут по конкурсу. Есть место, и должен быть конкурс. Люди представляют себя, представляют свои научные работы, и тогда их туда берут. Но очень многие ВУЗы профанируют это, поскольку мало народу идет преподавать. Кто доходит преподавать, значит, хорошо. До последнего времени зарплата у преподавателей была низкой, поэтому престиж профессии был низким. ВУЗ считал, что если преподаватель найдет себе кого-то, кого он сможет учить как репетитор, то он будет получать нормальные деньги. Т.е., грубо говоря, пропуск в ВУЗ был пропуском для того, чтобы ты занимался репетиторской деятельностью. ЕГЭ немного изменил эту ситуацию, поскольку готовить к ЕГЭ теперь могут и школьные учителя. Поэтому вопрос состоит в том, будет ли расти зарплата преподавателя так, чтобы приходил не один или половина преподавателя. Один человек преподает в нескольких ВУЗах сразу. Поэтому готовиться ему некогда и не хочется, ему бы немного поспать. Я вот открываю двери в АНХ и встречаю массу знакомых лиц, которые преподают в других ВУЗах. Я открывают двери Высшей Школы Экономики и встречаю людей, которые преподают в АНХ. До тех пор, пока такая система будет работать, до тех пор у нас ничего нормального в преподавании не будет. Когда Ярослав Иванович Кузьминов, ректор Высшей Школы Экономики, говорит о том, что преподаватель должен заниматься наукой… В принципе, должны. Тогда они знают, что происходит вообще. Но, если ему проще пойти и почитать лекции еще где-то 3-4 часа, и за это ему заплатят больше, чем за занятия наукой, то он наукой заниматься не будет.
Раина Бадердинова:
Вы говорили о ЕГ, и с какими результатами студенты поступают в ВУЗы. Я там увидела страшные цифры. Вы сказали, что очень низкие баллы на инженерные специальности, судостроение и.т.д. Т.е., получается, средняя тройка. Зачем тогда таких студентов вообще брать? Это, во-первых. Во-вторых, почему бы не сделать так, чтобы была реальная конкуренция, чтобы был реально высокий порог, чтобы студенты шли не только на гуманитарные специальности? Как это структурировать?
Татьяна Клячко:
Мы попали в очень тяжелую ситуацию. Если вы помните, в 2008-м году были очень серьезные протесты по поводу ЕГЭ. В Кемерово 30 тысяч выходили на митинги. Писали письма в Верховный Суд, чтобы по суду оспорить законность эксперимента по ЕГЭ и.т.д. Почему это происходило? Потому что из года в год было видно, что число двоек по математике по ЕГЭ растет. Число двоек по русскому языку растет. Число двоек по литературе растет. Число двоек по математике в 2008-м году достигло 23%, по литературе – 25%, по русскому языку – 11%. Я считаю, что эти цифры были сильно занижены. Таким образом, получалось, что если в 2009-м году вы введете ЕГЭ, то примерно 30% выпускников школ не смогут поступать в ВУЗы. В этот момент у вас падает демографическая кривая, и получается, что размах системы остается ни при чем. Это во-первых. Значит, надо сокращать преподавателей, надо закрывать ВУЗы, а у вас социальная норма, что ребенок идет в ВУЗ. Все семьи хотят, чтобы ребенок шел в ВУЗ. Дальше. Экономический кризис 2008-го года. Куда эти 30% пойдут? Я помню, какой был скандал. Когда я докладывала эту ситуацию на российском Совете по образованию, я сказала, что, соответственно, есть три канала, куда может пойти молодежь: армия, тюрьма, учебное заведение. Никаких других альтернатив, если сокращают с работы, у молодежи нет. Начался еще крик в регионах, потому что они тоже понимали, что выпустят молодежь из школы, а куда ей идти, совершенно не понятно. Молодежь после 11-го класса пойдет в ПТУ? Но вы видели предпочтения родителей. Это означало, что практически все общество встанет против ЕГЭ. Поэтому в 2009-м году, когда я посмотрела, что число двоек по математике сократилось до 3%, а число двоек по русскому языку до 2%, я сказала, что эксперимент по ЕГЭ закончился его поражением. Не стали же за год лучше учить или лучше учиться! Значит, самым слабым стали ставить тройки. Весь период эксперимента по ЕГЭ действовал с правом + 1 балла. Не решили, как от этого всего избавляться. И есть одна проблема чисто законодательного характера. Если человек вышел из школы раньше, он сдал выпускные экзамены, ему дали аттестат зрелости, и иди с ним, куда захочешь. Дальше он идет в ВУЗ, ВУЗ его не берет, но он остается с этим аттестатом, через год может поступать. Теперь, когда этот экзамен сдвоен, вы ему говорите: «У тебя 35 баллов, ты не имеешь права поступать в ВУЗ». А он спрашивает: «На каком таком основании? Вы мне дали аттестат зрелости. Почему я не могу поступать в ВУЗ?». Поэтому сейчас с 43 баллами поступают в Московский авиационный институт. Если потом самолеты не будут летать, как сейчас у нас космические аппараты то падают, то не летают, то не взлетают, соответственно, это следствие непродуманности. Понимаете, когда вы входите в эксперимент, вы должны знать, как вы из него выйдите. Когда я написала программу входа в эксперимент по ЕГЭ и выхода из него, у меня спросили: «А выход зачем?». И этот хвост не был отработан, а это есть условие любого социального эксперимента, как из него выйти, как перейти в штатный режим. Поскольку это не было отработано, мы получили то, что мы получили. Дальше будем думать, как отсекать. Министр уже три года говорит, что если 35-45 баллов, то не будем пускать в ВУЗы. Но тогда очень многое нужно менять в мозгах родителей, детей, в законодательство вносить поправки и.т.д.
Вопрос:
Вопрос, может быть, не совсем по адресу, но, как Вы считаете, если бы в России была контрактная армия, она смогла бы решить вот эту проблему, что 30% двоечников, которые не могут поступить в ВУЗ, шли бы в армию? Допустим, как в США.
Татьяна Клячко:
Вообще, я считаю, что контрактная армия должна быть для людей, которые имеют склонность к военному делу. И такая склонность есть. Известно, что человек – существо, вышедшее из животного мира, и существует определенный процент людей с повышенной агрессивностью. Американцы не случайно отбирают в армию по большей части тех, кто идет через спорт, т.е., через то, где есть выраженная агрессия. Это люди с хорошей физической подготовкой. Например, я была в Германии, и совершенно была потрясена, что в полицейские не берут человека, если у него есть пломба в зубах. Он должен хорошо прыгать, бегать, он должен быть физически здоров. Он должен быть психически здоров. Поэтому, когда мы говорим, что всех троечников, которые вышли из школы, можно взять в армию, это не так. Профессиональная армия, действительно, должна быть профессиональной армией военных. Опять же, это миф, что у нас многие хотят идти в ВУЗ, чтобы не идти в армию. Показано расчетами, что это очень низкий процент. Если у вас 50% учится на заочном, еще 12% на вечернем, то вы понимаете, что это люди, у которых нет отсрочки от армии. А это есть только стремление получить корочки любым способом, потому что если я приду в общество без высшего образования, то на меня посмотрят как на человека с немытой шеей. Мы попали в ловушку высшего образования. Еще в 1999-м году мы проводили исследование и спрашивали у работодателей, хотят ли они брать людей с высшим образованием. Они говорили, что нет, т.к. те не много знают, но много просят. Это был их ответ. Теперь они все отвечают, что хотят брать людей только с высшим образованием. Сейчас школы выпускают многих, кто и читать не умеет, и считать не умеет. Но когда я сказала нашему президенту Медведеву, что у нас сейчас педагогические ВУЗы, как правило, доучивают тех, кто не доучился в школе читать и писать, и математике, то реакция была очень смешная. Я понимаю, что президент плохо относится к математике. Он сказал: «А зачем всех учить математике?». На мой взгляд, всех надо учить математике, потому что если у человека нет математики, то у него не построены логические связи в мозгу.