Совеременное общество в литературном зазеркалье.
Наталья Борисовна ИВАНОВА
Первый заместитель главного редактора журнала «Знамя», литературный критик
Наталья Иванова:
Сегодня тираж нашего журнала 6 тыс. экземпляров, а было 2,5 миллиона. Это было общее обсуждение. Потому что можно было ехать в метро и по обложкам журналов понять, что все читают сегодня «Новый мир». Это было действительно так. И в обсуждении литературных новинок участвовали очень многие. По крайней мере, колоссальные аудитории в Санкт-Петербурге, тогда Ленинграде, куда я ездила как литературный критик, аудитории были по 2,5 тысячи человек. Сегодня себе этого представить невозможно. Все люди, которые туда приходили, они все читали эти литературные произведения и задавали вопросы, зная то, о чем и почему они задают эти вопросы. Ну, конечно, «Белые одежды» — роман Владимира Дудинцева был напечатан в журнале «Нева». Тогда тираж этого журнала приблизился к миллиону. Теперь это 3,5 тыс. экземпляров. «Иван Чонкин» Войновича был напечатан в журнале «Юность», причем с картинками, которые пародировал Лигачев Егорь Кузмич. Ему принадлежит бессмертная фраза «Борис, ты не прав», обращенная к Ельцину. Он был членом Политбюро при Горбачеве.
Решения по поводу этих публикаций принимались на уровне Политбюро. По крайней мере, сейчас обнародованы архивы и стенограммы заседаний Политбюро, посвященных «Детям Арбата». И видно, что последе слово осталось за Михаилом Сергеевичем Горбачевым. Только благодаря этим обсуждениям мы сейчас понимаем, какова была цена этих публикаций и какова была реакция.
То же самое могу сказать о стихах. Например, за «Реквием « Ахматовой боролись два литературных журнала, и напечатали фактически одновременно в журнале «Нева». Потому что считали, что Ахматова из Петербурга. И журнал «Октябрь» напечатал в Москве. То же самое с Твардовским. Поэма «По праву памяти». В 1960-е годы главный редактор журнала «Новый мир». Опубликовали одновременно два журнала – «Знамя» и «Новый мир». Вот что такое была литература. Из-за нее развернулась колоссальная полемика. Газета «Правда», которая тогда была главной газетой страны, вышла с передовицей, которая называлась «О культуре дискуссий». Анонимные авторы этой передовицы призывали тех, кто переходил почти на невероятно высокие тона в обсуждении литературы, к спокойствию. К спокойствию, на самом деле, было призвать невозможно. Все общественные изменения, как представлялось литераторам, были инициированы обсуждениями и литературными дискуссиями.
Литературные дискуссии распространялись по всей стране с необыкновенной скоростью. Читатели делились на друзей и врагов того или иного произведения. Литературные издания тоже делились по этим принципам. Скажем условно, демократическому и антидемократическому направлениям. К условно демократическому принадлежали тогдашние знаменитые газеты «Московские новости», «Литературная газета», журнал «Огонек», толстые журналы, которые я сейчас перечислила. К тем, кто пытался затормозить литературное влияние относились такие газеты, как «Советская Россия», «Правда», журналы «Наш современник», «Москва». Потом это получило название «гражданской войны в литературе», «баррикадное сознание». И на самом деле, под видом литературной полемики шла очень серьезная полемика о настоящем, прошлом и, естественно, будущем страны.
Произведения, которые я перечислила, чем были очень интересны? Дело в том, что в стране не было истории как таковой. История была фальсифицирована. Если мы сегодня говорим о том, что учебники истории часто совершенно не отвечают научным требованиям, то тогда тем более учебники и сама историческая наука были далеки от реальной истории. А литература, прежде всего запретная, конечно, восполняла. Если произведения, которые я назвала, расположить в исторической последовательности, то вы увидите, что литература тогда записала реальную историю страны. И коллективизация, и гражданская война, и октябрьский переворот, и февральская революция, и голод, и Вторая мировая, и Великая Отечественная война. От Пастернака до Василия Гроссмана, от Солженицына до Войновича. Я называю иногда даже противоположные по своей идеологии, не только литературной, имена. Тем не менее, все они вместе и записали реальную, а не идеологизированную, не партийную историю страны.
Я хочу представить вам стихотворение Александра Кушнера, опубликованное в одном из последних номеров журнала «Новый мир». Там есть такая строка: «Во второй половине века, ближе к ее началу, было много прекрасной прозы, не то что сейчас. И поэтому я не скучал. Ты не скучала. Я женат был, и ты была замужем, и никто не знакомил нас. Героизм в затрапезом облике приходил мешковатым, да еще отягченным любовью на старости лет. Вот и не стал писатель нобелевским лауреатом. В этом смысле шведская академия очень похожа на Госкомитет. Летом было принято ездить к морю. Геленджик – загляденье. Если бы только столовые были почище, и еда повкусней. Но с тобой было чтенье, и со мной было чтенье, то есть, встреча произошла, когда мы еще ничего не знали о ней». Вот такое стихотворение.
На самом деле, тогда чтение, действительно, заменяло очень многое. Телевидение, радио, прессу, философию, политологию, культурологию. Но все вместе это отсутствовало в реальной жизни, но это все присутствовало в литературе. Не только в той, которая использовала в разговоре с читателем эзопов язык. Мы, на самом деле, умели читать и между строк, то есть, литература очень часто бывала метафорической. Скажем, как Юрий Трифонов. Это один из лучших писателей 1960-1970-х годов. Он писал на таком языке. Фазиль Искандер. Я говорю о писателях, которые были полудопущены. У них были вещи, которые печатались, и были вещи, которые лежали в столах. Но были произведения, которые только после 1987 года вышли к читателю. На протяжении пяти лет были опубликованы произведения, которые создавались на протяжении десятилетий. Поэтому 1986 по 1991 годы – это золотое время для читателя, золотое время для издателей, колоссальные тиражи и фантастический взлет интереса к литературе.
Но это прошло, потому что все было напечатано. Золотые запасы были исчерпаны. Они, конечно, и сегодня являются золотыми запасами, только выходят не такими большими тиражами. Но чем дальше, тем больше литература вытеснялась всем тем, что я перечислила. И возникло такое ощущение, что литература уходит в гетто. Сопоставим такие цифры. У нас 102 млн. зрителей в сутки смотрят различные каналы нашего телевидения. Прежде всего, федеральные. Из них только 3-4 млн. людей читающих. Даже кинорежиссеры об этом говоря, а не только писатели, литературы, книгоиздатели.
Еще 15-20 лет назад фильмы Феллини или Антониони собирали колоссальные аудитории. Для того, чтобы попасть на просмотр такого фильма, люди готовы были не спать ночами, платить бешеные деньги за билеты, переплачивали в десятки раз для того, чтобы приобрести «Театральный роман» Булгакова. Сегодня этого нет. Кинорежиссер Андрей Кончаловский объясняет это так, что тогда эти фильмы смотрели люди читающие. А теперь читающих людей все меньше, поэтому потребность в сложной культуре исчезает. Человек не читающий, не обладает воображением. Он не креативен. Он не способен воспринять произведение искусства в его сложности и полноте. Потому что он сам себе не режиссер, не артист, не все остальное, что востребовано в тот момент, когда он читает произведение художественной литературы. Просто читает страницу, и в этот момент он становится необыкновенно креативным.
Вот спрашивают: А зачем, собственно, нужна художественная литература? Ведь можно же прожить и без нее. А поэзия зачем нужна? Какой в ней практический результат? Результат стихов Кушнера, Чухонцева, Юны Мориц, Дмитрия Ваденикова, Марии Степановой. Я вам называю имена в том числе и молодых поэтов. На самом деле и поэзия, и проза превращают человека в существо другого порядка. Сам процесс чтения. Не только процесс создания, но и процесс чтения производит нечто такое с человеком, что он проживает очень много жизней и становится поливалентным для восприятия культуры, науки, действительности, реальности. И тогда его способности разворачиваются совершенно иначе в той профессии, которую он для себя избрал.
На самом деле, литература – это не музей и не кладбище великих писателей. Это не только классика. И уж тем более, не гетто. А сегодня получается, что после прекрасной, жизнерадостной картины, которую я вам обрисовала, когда были фантастические тиражи, необыкновенная тяга к чтению, получается, что чтение становится занятием элитарным. И человек читающий – это существо, которое остается в прошлом. Сейчас можно вспомнить все фантастические романы на эту тему, которые уже были, но, к сожалению, сегодня себя очень оправдывают.
Конечно, важнейшим из искусств сегодня является для нас телевидение. Но даже на канале «Культура» литература является «падчерицей», она маргинализирована, она не зрелищна потому что. Литература не зрелищна. Литература создает зрелище внутри человека. Но она не зрелищна для телевидения. А то, что не прошло сегодня через телевидение. Это такой странный парадокс, в котором надо разбираться, что-то с этим делать. Литература не зрелищна. Телевидение не хочет литературу. Телевидение «створаживает» литературу, по выражению известного прозаика Владимира Макарина.
Что с этим делать? Можно ли не то что остановить этот процесс, а перевернуть его? Перевести на какие-то другие рельсы? Ваша покорная слуга пытается это сделать. Будучи автором восьми фильмов о Пастернаке, его окружении, знакомых и так далее, я пытаюсь перевести мои филологические, литературоведческие розыски на язык телевидения, который, может быть, так или иначе воспримет зритель. Который потом может взять не только мою книгу, но книгу Пастернака, прочесть стихи или прозу или воспоминания или письма. Я так поняла, что между литературоведческим сюжетом, изложенным даже в научной статье, и телевидением не такая уж большая дистанция. Только нужна очень большая воля к тому, чтобы эту дистанцию преодолеть.
Все-таки соотношение 102 млн. зрителей и 3-4 млн. читающих. Если вы проанализируете телевизионную программу того же канала «Культура», то вы увидите, что только одна программа посвящена чтению. Она называется «Разночтение». Ее ведет Николай Александров. У Александра Николаевича Архангельского бывают писатели, но чтение не является его приоритетом. Это программа связана с культурой в целом.
Литература – это слово. Это единственная область, где создаются новые смыслы. Потому что новые смыслы не могут быть созданы визуально. Может, они создавались где-то когда-то в пещерах, но и они создавались через слово, через диалог, через обсуждение. А сегодня они могут быть созданы только через слово письменное. Если мы не рефлексируем, не создаем новые смыслы в литературе, то мы не удерживаем старые. Литература одновременно и новатор, и консерватор, и если она от нас уходит, истекает куда-то, то мы обрекаем себя и воспроизводимость смыслов в обществе на утоньшение этих смыслов, на их исчезновение.
От этого происходят очень страшные последствия. Я не призываю бороться с телевидением или что-то делать с отсутствием морали. Я просто призываю к тому, чтобы задуматься. Например, по социологическим опросам 60% людей не хотят, чтобы люди другой веры или национальности жили с нами в одном городе. Или 58% людей против рыночных отношений и частной собственности. Более 51% опрошенных положительно относятся к роли Сталина в отечественной истории. Откуда-то эти цифры взялись. После публикации всех этих книг, о которых я вам рассказывала, в которых Сталин и сталинизм – одна из проблем советской власти, проблема тоталитарного государства. Проблема Сталина и сталинизма – это главные проблемы, которые обсуждались тогда на общих, многомиллионных литературных дискуссиях. Куда же все это делось? Где последствия этих обсуждений? Это состояние умов, может быть, это самое тяжелое, с чем мы сталкиваемся.
Зададим себе вопросы. Сколько государство тратит на поддержку литературы? Потому что литературе совершенно необходима государственная поддержка в рыночных условиях. Иначе рыночные условия будут способствовать только дальнейшей популярности условной Донцовой. Потому что при рыночных условиях легче всего издать несколько вагонов одного романа Донцовой. Совершенно не нужна цветущая сложность современной литературы, цветущая сложность современной культуры. Издатель ведь производит продукт. Он не производит смыслы. Смыслы производят люди, которые пишут книги. А издатели производят продукт. И этот продукт гораздо легче продать, чем произвести инвестиции в интеллектуальное настоящее и будущее нашего народа.
Кто должен тогда этим заниматься? С одной стороны, думаю, бизнес должен об этом думать. Почему? Я читала статью Даниила Дондурея, по социологическим опросам 58% опрошенных выступают против рыночных отношений и частной собственности. Что делать бизнес-сообществу, если 58% людей выступают против? Уезжать на Марс? Значит, нужно каким-то образом вкладываться в то, чтобы люди получали ту литературу, ту духовную пищу, которая востребована, но которую ни получить, ни купить не могут. Я езжу достаточно много по России. Приезжаешь в небольшой город, например. Курск, и видишь, что в тамошнем книжном магазине нет ничего такого, что представляет интерес для настоящего, вдумчивого человека. Там бесконечный МАССОЛИТ, совсем не такой безобидный, как нам кажется.
Происходит ухудшающий отбор аудитории. Беспрецедентно ухудшение ее. Это превращение литературы в развлекательное чтение. Это свидетельствует об очень многих процессах, которые происходят в обществе. Может быть, о процессе апатии, охватившем общество. Может быть, о равнодушии общества. Может быть, о сокращении креативности, умственной лени. Но ведь и такое ощущение, что само интеллектуальное сообщество тоже обрастает этой умственной ленью, зарастает жирком.
Только что я проводила круглый стол, посвященный 200-летию со дня рождения Николая Васильевича Гоголя. Он родился по новому календарю 1 апреля, поэтому происходят чтения, конференции, круглые столы. Их очень мало. Почему? Потому что, как выяснилось, к юбилею Гоголя должно было выйти академическое собрание сочинений, но издано только 2 тома. Если будут такие темпы, то полное академическое собрание сочинений Гоголя выйдет только через 80 лет. Абсолютно гоголевская ситуация.
Кто должен был помочь, чтобы были средства на это издание? Чтобы юбилей Гоголя мы встречали не только одним сборником «Гоголь в русской критике», который вышел в Ярославском педагогическом университете. Еще один том биографии Гоголя выпустил старейший исследователь Гоголя Юрий Владимирович Мом. И это все, что я могла на круглом столе показать. Реально. О чем это говорит? Я сегодня говорю в принципе о чтении, а не только о современной литературе. Это говорит о равнодушии, об усталости, об отсутствии энергии у интеллектуального сообщества. Это говорит о том, что литература перестает быть в центре дискуссий и обсуждений. Но она еще и уходит от своего участия в обсуждении идей. Она скудеет.
Дело не в том, что мы не переиздали Гоголя. Дело не в том, что мы не издали книг, посвященных ему. Это свидетельствует о том, что у нас нет никаких новых идей. А государство этим не озабочено.
Я могу этому противопоставить другие страны и государства, которые этим озабочены. Они вполне капиталистические. Например, Германия. Там существует институт Гёте, который думает о продвижении своей классики, своей литературы и к немецкому, и к зарубежному читателю. В Швеции есть аналогичный шведский институт. Есть такие институты, у которых есть чему поучиться, есть о чем подумать, а не просто говорить, что нужно печатать то, что выбирает читатель.
Читатель выбирает то, что ему подсовывает продавец. Читатель устает. Он видит, что на уровне его глаз стоит приятно оформленная чепуха, и он ее берет. Тем более, что постоянно видит ее рекламу. Устав после рабочего дня, читатель едет в общественном транспорте, и за это время «проглатывает» страницы этой чепухи. Это очень страшно. Это может привести к тяжелым последствиям для нации. Не просто для современного общества, но и для нации. Потому что у не читающих родителей рождаются не читающие дети. Не читающие дети воспроизводят не читающий мир.
Мои родители мне читали в детстве. Я, естественно, читала своей дочери. Но это уже исчезающий мир. Когда мы это обсуждаем, мы понимаем, что для возвращения литературы в Россию нужно очень много работать. Работать не покладая рук, в том числе, в газетах, в журналах, в издательствах, на радио и телевидении. Сама пропаганда чтения сильно иногда наталкивается на противодействие. Потому что деньги время, отданные за чтение, отняты от того же телевидения, других развлечений и так далее.
Подсчитано, сколько часов проводит каждый человек у телевизора в нашей несчастной стране. Но никто не подсчитал, сколько часов сегодня он проводит за книгой. Боюсь, что это уже не часы, а минуты. Уже ясно, что если в стране всего лишь 37% населения покупают хотя бы одну книгу в год, то домашние библиотеки фактически не обновляются. Я уж не говорю про районные, городские библиотеки. Может быть, они и обновляются, но с большим трудом.
Тем не менее, в этой ситуации литература существует. Я должна сказать, что литература очень интересная. Попытаюсь о ней рассказать.
Как вы, как читатели или будущие журналисты, видите эту литературу изнутри? Как она доступна среднему человеку? Человек, который ходит в Интернет, читает газеты, он видит это через новости. С чем связаны литературные новости? Литературные новости вязаны отнюдь не с тем, что кто-то написал замечательное стихотворение или гениальный роман. Об этом никто из вас не узнает. У нас, к сожалению, на телевидении есть спортивные обозреватели, но нет литературных обозревателей. Никто не выйдет и не скажет словами Гоголя: «Сегодня эта книжка вышла, значит, где-то читатель ее». Это самая короткая рецензия, которая существует в мире. Это рецензия Николая Васильевича Гоголя.
Но существует система премий, которая создает новостные предпосылки для того, чтобы газеты, Интернет, радио и телевидение смогли это заметить. Литературные новости, связанные с премиальными сюжетами, на самом деле, дают годовое расписание для всей нашей литературной жизни. Из литературных премий я перечислю несколько. Вы можете в Интернете посмотреть, как они работают. Одна из самых традиционных, старых премий – частная премия в России, учрежденная в 1990 году. Это «Русский буккер». Эта премия пришла к нам из Великобритании. Эта премия за лучший русский роман. Это была первая идея частной премии. Вложены были деньги англичанами сначала, потом менялись спонсоры у нее. Несмотря на то, что каждый раз бывает недовольство этой премией, тем не менее, в расписании литературной жизни она играет важную роль. Присуждение ее бывает в начале декабря, объявление «шоп-листа» — в начале октября. Объявление «Лонг-листа» — в начале июля. Таким образом, выдвижение бывает в первой половине года. И каждый раз эти три новостных повода дают возможность об этом написать, а читатель через Интернет и другие СМИ может увидеть.
Еще одна премия – «Большая книга». Это очень дорогая премия. Она была учреждена 3 года назад. В отличие от «Буккера», лауреат которой получает 20 тыс. долл., здесь лауреат получает 3 млн. руб., второй лауреат – 2 млн., третий – 1 млн. руб. Длинный список этой премии обнародуется летом. После этого обнародуется список примерно из дюжины произведений. Подразумевается, что если это объявлено в прессе, то люди начинают читать, и к ноябрю принимается решение о присуждении этой премии. Это еще одна календарная сетка в премии.
Еще одна премия – «Национальный бестселлер». Она вручается в Петербурге, в отличие от первых двух московских премий. Эта премия очень странная. Идея премии родилась, как я считаю, в извращенном мозгу. Она называет себя «бестселлер», но никакого отношения к продажам не имеет. Это жюри меняется каждый год и как бы предполагает, что книга может стать бестселлером. То есть, она с таким самозваным названием. Она присуждается примерно в начале июня. Длинный и короткий списки обсуждаются критикой и общественностью.
Существует премия «Поэт», которая дается не за конкретное произведение, а за вклад поэта. Она существует несколько дней. Была учреждена по идее Чубайса. Оказалось, что он любит стихи. Это нас всех очень сильно потрясло. Премия дорогая. Эквивалент 50 тыс. долл. Первым ее лауреатом стал Александр Кушнер, несколько строк которого я вам прочитала. Вторым лауреатом стала Олеся Николаева. Третьим лауреатом стал Тимур Кибиров. Премия вручается 25 мая. В апреле будет известно имя лауреата этого года. Это все тоже включено в календарный литературный список. По крайней мере, звучит имя. И мы очень надеемся, что кто-нибудь где-нибудь слезет с печки, пойдет в магазин, купит книжку этого поэта. Или залезет в Интернет и прочтет его стихи.
Премия Юрия Козакова – это узкая премия за лучший рассказ. Она учреждена редакцией журнала «Новый мир», существует с 2000 года. В этом году она присуждалась 9-й раз. Ее получила Ольга Славникова за рассказ «Любовь в седьмом вагоне» из сборника «Железнодорожных рассказов». Та же Ольга Славникова получила букеровскую премию за роман «2017».
Все в этом мире относительно, но все в этом мире взывает к креативности. Писатель Александр Кабаков, который был председателем жюри в момент, когда Славниковой присудили букеровскую премию, стал главным редактором журнала «Саквояж». Этот журнал выходит как бесплатное приложение к железнодорожному билету, если вы едете в поезде повышенной комфортности. По инициативе Кабакова в каждом номере этого журнала хороший писатель подряжается на год писать по одному рассказу, связанному, так или иначе, с темой железной дороги. Вы знаете, что в русской литературе тема железной дороги проходит красной нитью. Это и «Анна Каренина», и «Доктор Живаго», и Некрасов. Невероятное количество произведений. Это мотив грандиозный.
Целый год для журнала «Саквояж» писал рассказы Дмитрий Быков, сам Александр Кабаков, когда стал главным редактором, год писала Ольга Славникова. Сейчас будет писать другой человек. Я должна сказать, что премия Юрия Козакова учреждена как раз за один рассказ, напечатанный в журнале «Саквояж», что очень симптоматично. Почему? Потому что литературу можно представить как иерархическую систему. На самом дне находится массовая литература. Чуть повыше находится литература модная, которая печатается в гламурных журналах. Проза, например, Акунина. Это уже не массовая. Все-таки не Донцова. Но и не элитарная литература. Это, конечно, модная литература. Пелевин – модная литература, но не только модная литература. Там есть другие смыслы – сатирические, гротескные, политические и прочие. Повыше будет беллетристика. Скажем, Людмила Улицкая с «Казусом Кукоцкого», «Даниилом Стайном», «Искренне ваш Шурик». Еще выше элитарная литература. Еще выше сложная литература. А дальше – классика.
В качестве очень сложной литературы могу назвать Михаила Шишкина, лауреата премии «Буккер». Лауреат второй степени премии «Большая книга». Могу назвать два его романа – «Венерин волос». Этот замечательный роман напечатан в журнале «Знамя», чем мы гордимся. И роман «Взятие Измаила» получил премию «Буккер». Шишкину чуть больше сорока, он живет в Швейцарии, пишет на очень хорошем русском языке. Он считает, что русская литература принадлежит всем и находится везде. Перефразируя Шишкина, должна сказать, что не только русский писатель живет сегодня везде, но и русский читатель сегодня и нигде, как я начала сегодня печально, но, одновременно, и везде. Потому что после того, как пал «железный занавес», одновременно благодаря Интернету мы все находимся в очень выгодной ситуации. Мы живем в Москве, в Воронеже, в Ярославле, в Гамбурге, в Нью-Йорке, мы одновременно находимся внутри одного и того же литературного процесса.
Мы находимся в Интернете бесплатно. То есть, мы целиком все свои тексты ставим. У нас на сайте находятся не только российские, но и зарубежные журналы: http://www.magazines.rus.ru/. Это называется «Журнальный зал». Там совершенно бесплатно вы можете почитать раньше, чем появится бумажная версия. Мы выставляемся за неделю до того, как придет номер из типографии. В конце есть страничка всех премий. Вы можете получить о них всю информацию.
«Премия Ивана Петровича Белкина», координатором которой я являюсь, это единственная в мире премия имени литературного героя. Вы знаете, это мистификационный пушкинский автор «Повестей Белкина». Когда я регистрировала эту премию, в государственной регистрации спросили: «А Иван Петрович Белкин еще жив? Он знает, что вы собираетесь учреждать премию его имени?». Я сказала: «Вы знаете, он бессмертен».
Я вам рассказала только о заглавных премиях. На самом деле, несмотря на маленькие тиражи, на то, что литература вроде бы съеживается. Или говоря лауреата «Большой книги», Владимира Маканина, за роман «Осан», напечатанного в нашем журнале. Это роман о Чечне, о войне. Я вам очень рекомендую прочитать этот роман. «Осан» — это сокращенно от «Александр». Это имя чеченского божества. Это роман-притча о выдуманном божестве. Это очень важный факт не только литературной, но и общественной нашей жизни. Даже если вы живете в далекой провинции, но у вас есть Интернет, вы можете бесплатно открыть роман на страницах журнала «Знамя» и прочитать его.
Кроме тех премий, о которых я уже рассказала, в стране есть примерно 300 литературных премий. Несколько имени Горького, несколько имени Толстого, несколько имени Шолохова. Такое ощущение, что они растут постоянно. Вчера я присутствовала на презентации новой литературной премии, которая называется «НОС». Не только потому, что Гоголю 200 лет. Хотя, очень славно, что это сошлось перед юбилеем.
Вот у нас ужасная мифологизация. У нас, если фрукт, то яблоко. Если поэт, то Пушкин. Был юбилей Пушкина, и все сошли с ума. Стали называть конфеты, шоколад, вина, водки, коньяки, торты именем «Пушкин». А что касается несчастного Николая Васильевича, такого игрового, такого прекрасного, то ничего не делается.
По крайней мере, премия «НОС» со вчерашнего дня объявлена. Это означает «новая словесность» или новые смыслы» или «новая социальность». Это премия за современную, актуальную прозу. Ее учредил фонд Прохорова. Победителю присуждается довольно большая сумма. Но самое интересное, что премия обладает одной инновационной идеей. Эта премия будет присуждаться в присутствии большого стечения литературной публики в дискуссионном порядке. То есть, члены жюри будут открыто дискутировать с собравшейся литературной публикой. И решение будут принимать не только прозрачно, но совершенно открыто. Грубо говоря, будет сидеть 250 оппонентов, жюри будет на сцене. И будет вестись постоянно диалог с залом.
То, что возникает одна за другой такого рода идеи литературных премий, дает возможность как-то компенсировать уход литературы в тень общественного сознания. Убрать литературу в тень, это значит убрать думающего человека. Никакое кино, никакое телевидение, никакая музыка, никакое изобразительное искусство это не заменит. И благодаря всяким инновационным идеям. А что касается Ирины Прохоровой, то она моя коллега по Московскому государственному университету, филологическому факультету. Я думаю, что именно она брата вдохновила на создание такой литературной премии. Это очень хорошо. Потому что все-таки премии приходят и уходят, а литература остается. И с этим экспертным отбором можно соглашаться, можно не соглашаться.
Вы посмотрите, сколько полемики вокруг каждого решения литературного жюри. Но благодаря этой сетке литературных премий, литература не уходит из сознания. Даже наше отвратительно несчастное телевидение и то объявит: «Литературная премия за лучшую повесть «Ивана Петровича Белкина» присуждена Тютькину». И все узнают Тютькина. И слава Богу. И, может быть, кто-то книжку даже купит.
Хотя, в нашей великой родине такого не заведено, как в Великобритании. Что заведено в Великой Британии, которая завела премию «Буккер»? Почему эта премия присуждается там в начале декабря? Оказывается, они просчитали, что как хорошо эту книжку купить, перевязать ее красной ленточкой и подарить на Рождество. Если там жюри присуждает премию, то простодушные британцы почему-то верят и покупают эту книжку, и дарят своим родным и близким. У нас дорогого Шишкина напечатанного нами, никто красной ленточкой не перевязал и не подарил. Потому что у нас очень трудно.
Ведь меняется весь механизм, вся парадигма этой жизни. Ведь раньше, когда подпольно, то читали. А потом стало не подпольно, и стали миллионами читать. Потом это забыли. Сегодня вернуть человека к осознанию, что книга – лучший подарок, очень трудно.
Есть анекдот. У милиционера день рождения. Что подарить? – Давай подарим книгу. – Книга у него уже есть.
Как сломать этот стереотип сегодня, не знает никто. У нас очень много трескучих слов. На днях было заседание коллегии Министерства культуры, на котором прозвучала эта жуткая трескотня про сохранение и развитие культурного потенциала нации, адаптации, интеграции, формирование позитивного образа России, и чего только не было сказано. Но мы прекрасно понимаем, что нужны не слова. За счет чего формируется позитивный образ России? Даже сегодня, хотя, с ним большие проблемы на Западе. Я вижу только один реальный способ. Формирует только одно – наше искусство и литература.
Я была в Барселоне и везде видела рекламу выставки Родченко. Наш авангард везде. В Нью-Йорке «Русские амазонки». Все сходят с ума, огромная реклама, очереди, толпа, все идут. Или выставка «Россия» — от иконы до Григория Брускина с его алюминиевым пионером. Толпы идут на это. Билетик на хороший питерский или московский театр жители Парижа с боем добывают, как мы пробиваемся на Додина в Питере.
Вот наша абсолютно конвертируемая вещь. Она возрастает в цене и никогда не теряет цену. Это действительно позитивный образ России. Это, действительно, наше счастье, наше богатство и наш капитал, который не уменьшается. Потому что мы все это уже имеем от Пушкина и Гоголя до Улицкой, Маканина. Но мы этим еще и прирождаем. Не благодаря, конечно, этим премиям. Но спасибо им за то, что они привлекают внимание. Все-таки писатели каждый год производят. Они мучаются, им плохо, им тяжело жить. Жизнь – ужасно сложная штука особенно для поэта, который может сочинить три стихотворения в год, но замечательных.
Я забыла назвать еще одно имя замечательного, может быть, лучшего на сегодняшний день поэта, который получил премию «Поэт». Это Олег Чухонцев. Ведь есть люди, которые много пишут, а есть люди, которые мало пишут. Среди поэтов есть и Леснянская, которой 82 года. Такое впечатление, что она перевернула песочные часы и дальше пишет все интереснее и интереснее. И много пишет. Ей уже не хватает площадок. Если вы посмотрите, и «Новый мир», и «Дружба народов», и «Знамя», и «Орин», везде стихи Леснянской. Но есть и Олег Чухонцев, который, слава Богу, если напишет три стихотворения в год. И это все наш капитал. Это все наше богатство.
Кто о нем думает? Кто платит гонорары? Может ли литература существовать? Конечно, вы резонно можете мне сказать, что литература нигде в мире не оплачивается. Это сложная, жертвенная вещь. Выбирая эту профессию, ты можешь остаться с носом. Во-первых, ты можешь оказаться не гением. И деньги могут не заплатить. И вообще, жизнь свою можешь проиграть. Это очень большой риск. Но институции, о которых я говорила, такая поддержка частных фондов, может быть, государства. Если оно не будет вступать с искусством в отношения «ты мне – я тебе». Вот этим и опасна государственная поддержка.
Государственная поддержка возможна в одном случае, по моему личному опыту. Я работаю в независимом издании. Оно принадлежит нам. Представить себя работающей в государственных структурах я не могу. Но если мы выигрываем какой-то грант даже у Министерства по печати, у Федерального агентства по средствам массовой информации, то мы, как независимое издание, подаем на этот грант. Если мы выигрываем этот конкурс, то деньги мы берем. Конечно. Только мы их употребляем по делу, разумно, как мы это придумали.
Поэтому я не за то, чтобы встать в позицию и говорить, что мы ни копейки ни от кого никогда. Все зависит от того, на что вы эти деньги направляете. Если начнут вас под это дело как-то ангажировать, давайте роман о Моне напечатаем. У меня такое ощущение, что я, в отличие от многих сограждан, телевидение не смотрю. Но как только я прихожу в парикмахерскую, я вижу, что там смотрят. Вчера я была по делу в милиции. Самое смешное, что у них постоянно работает телевизор в дежурной части. И идут бесконечные «Менты». И эти милиционеры смотрят тех «Ментов». И у меня было впечатление, что я нахожусь в зазеркалье.
Немножко отвлекусь от литературы. Все-таки наша тема «Общество и литература». Очень смешной разговор. У меня заявление, я сижу. К другому капитану подошел человек, который по машине своей что-то оформляет. Видимо, было дорожное происшествие. И милиционер, повышая голос, говорит: «Но ведь вы же заключали договор о страховке. Вы же свои денежки кому-то там заплатили. Вот и требуйте, чтобы он вами занимался. А нам вы ничего не платите, и я вами заниматься не буду. Не наше это дело». Я, конечно, не сдержалась, и сказала, что мы платим. Мы платим налоги, поэтому вас мы наняли. И пожалуйста.
Но вот в нашем государстве нет понимания до сих пор того, что мы их наняли. Поэтому, если художник вступает в какие-то отношения с властью, это немедленно почему-то поворачивается так, что не мы их наняли, а они нанимают художника. И это довольно часто. Это, конечно, очень развращает. Это развращает и самого художника, говоря абстрактно. А если говорить конкретно, то перед нами пример Никиты Сергеевича Михалкова, который как большой художник написал слезную мольбицу Владимиру Владимировичу Путину под названием «Не исчезай ты, мой голубчик», чтобы он остался на третий срок. Он написал такое письмо, собрал энное количество подписей. Причем, расписался за весь Союз кинематографистов. Теперь Союз кинематографистов отвечает ему, в том числе скандалом, который мы видим сегодня.
Я немножко обрисовала премиальную структуру. Считаю, что эта структура чем хороша? Она же вытаскивает те имена, которые бы никогда на слух никому не попали. Никто бы об этом Шишкине никогда не услышал бы, если бы не премиальная структура, которая его назвала и обозначила. И противостояние развлекательной продукции, которая уже занимает у нас ¾ эфира. И которая выросла за последние 2 года в 2 раза. То же самое происходит и с МАССОЛИТом. Ради чего все это? Ради того, чтобы потребитель потреблял не задумываясь, а продавец продавал как можно больше.
Сегодня мы говорим о кризисе, и я задумываюсь о перегруженных полках в книжных магазинах этой продукцией. В том числе и псевдо интеллектуальной продукцией. Вот эта развлекаловка портит и все, что связано с серьезной словесностью. Вы можете найти массу «желтых» книг, которые якобы пересказывают какие-то биографические моменты Анны Ахматовой. Вышла даже книга «Анти Ахматова».
Возвращаемся к настоящей, серьезной литературе. Что в наше время востребовано читателем не массовой, не модной литературы, а, назовем ее «питательной» литературы? Это литература нон-фикшн. Скажем, в премии «Большая книга» недаром побеждают книги нон-фикшн. Прежде всего, биографии. Серия «Жизнь замечательных людей» существует уже много лет. Она переживает сейчас, вроде бы, свое второе рождение. Это происходит потому, что в обществе все-таки есть запрос на героя. Именно поэтому выходит биография Людмилы Сараскиной о Солженицыне. Она получила премию «ЖЗЛ». Вышла биография Пастернака работы Дмитрия Быкова. Она имела гораздо больший успех, чем все сочинения фишн того же Быкова. Потому что сама судьба Пастернака или Солженицына, сама их жизнь, сама их биография и творчество настолько интереснее героев, которых может сегодня представить даже массовая литература.
Такие книги, как книги Варламова Алексея о Михаиле Булгакове или об Алексее Толстом. Или книги о Маяковском. Была последняя книжная ярмарка «Нон-фишн» в Москве в конце ноября. Это моя любимая ярмарка в мире, потому что оттуда люди мешками выносят книги. Я видела Глеба Олеговича Павловского на этой ярмарке. Он тоже идет с мешком, притворяясь простым человеком. Я понимаю, что ему тоже хочется купить хорошую книжку.
На последней ярмарке «Нон-фикшн» я купила три биографии Маяковского. Если вышло три биографии Маяковского. Все разные. Одна шведского автора, другая философа Карла Кантона. У него есть сын Марксим Кантор. Прочитайте его роман «Уроки рисования». Его же книга пьес вышла. У него есть брат Владимир Кантор, писатель-философ, достаточно любопытный. Во всяком случае, три биографии я себе купила Маяковского. А можно было купить еще.
Значит, если это все выходит и расходится как горячие пирожки. Книги о «серебряном веке». Конечно, более упрощенные, но, тем не менее, расходятся как горячие пирожки. Я захожу в магазин «Молодая гвардия» и вижу энциклопедию Зверевой «Новый век», есть 2 и 3 том, а 1 тома уже нет. Только что вышло две биографии Анны Ахматовой. Одна в серии «ЖЗЛ», написала Светлана Коваленко. Еще вышла книга в издательстве «АСТ-Астрель» Аллы Максимовны Марченко, литературоведа и критика. Она называется «Ахматова. Жизнь». Там же объявлено, что выходят книги той же Марченко о Лермонтове и Есенине. Значит, что-то произошло. Читатель все-таки постепенно от развлекательной литературы захотел перейти к литературе, читая которую, он не проводит время зря. То есть, человек становится более прагматичным. И понимает, что даже если он едет в электричке, лучше прочитать биографию Ахматовой. Это полезнее. Это может быть и интереснее, и полезнее, чем прочитать очередной иронический детектив Донцовой, который не даст ровным счетом ничего.
Люди понимают, что время одноразовой литературы кончается. И здесь кризис может быть полезен в этом смысле. Это, конечно, бабушка надвое сказала. Я говорила на той же ярмарке с издателями маленьких издательств. Им, как всегда, труднее всего. Но они очень хитрые, изворотливые, как и наш журнал. Вы же понимаете, что наш журнал не затратный. Там нет ни одной рекламы. Ни один сумасшедший ни разу не дал нам никакой рекламы. Если рекламный рынок в стране сокращается, то это к нам не имеет ни малейшего отношения.
Я вчера прочитала в Интернете, сколько глянцевых журналов уже схлопнулось. И в Доме Родионова происходят колоссальные сокращения, и в «Бурде». Все просто трещит по швам. А у нас ничего. Мы прибавили зарплату своим сотрудникам. Правда, немножко, но прибавили. Она у нас и так небольшая, поэтому мы можем прибавить. Мы соображаем, как себя вести в создавшейся ситуации. И у маленьких издательств есть свои преимущества. Монстры сейчас могут во многом провалиться, потому что рынок перенасыщен. На самом деле, развлекательные романы уже можно пускать в новую макулатуру, потому что нормальный человек не будет этого покупать. Он уже будет думать о том, чтобы книга дала ему какую-то пользу. Нравственную пользу. Интеллектуальную пользу. Чтобы там была какая-то информация. Чтобы хоть что-нибудь он из этой книги вынес. А если он не выносит ничего?
К той же самой литературе «нон-фикшн» я могу отнести вещи, связанные с социальной жизнью. Премия НОС недаром вчера была учреждена. Вот эта протестность, которая существует не только у молодых людей, а вообще в стране существует и нарастает, эта протестность, безусловно, существует и в литературе. И она, конечно, связана с жанром «нон-фикшн». Не только с произведениями, скажем, Владимира Сорокина, как «День опричника» или «Сахарный Кремль». Или не только с Пелевиным. Но и с конкретной документальной прозой.
Во-первых, я хочу сказать о Светлане Алексиевич. Это автор «Чернобыльской молитвы», «Цинковых мальчиков», «Зачарованных смертью». Она пишет только нон-фикшн. Она берет интервью. Она обладает тончайшим даром интервью. Это не просто интервью. Это разговор с людьми, которые выводит на самое главное, что таится в человеке, и о чем он даже себе подчас не признается. Из этого она выстраивает свои книги. Это мучительная работа, мучительный процесс. Я считаю ее одним из лучших авторов в современной России. Живет она в Белоруссии. Несколько лет она не жила в Белоруссии. Сейчас у нее такое ощущение, что ей нужно жить в Белоруссии. Она жила и в Швеции, и в Германии, и где только не жила. Даже здесь предлагали ей жить, потому что при батьке Лукашенко писателям живется не очень хорошо. Лучший писатель Белоруссии Василь Быков не мог жить там. Но сейчас она там, в Минске. По крайней мере, это имя грандиозное. Если вы ее не читали, то прочтя хотя бы одну из ее книг, вы получите, кроме всего прочего, мастер-класс. Колоссальный мастер-класс того, как эти документальные книги по проблеме, которые волнуют человека, как они делаются.
Конечно, очень интересно, как сегодня пишут о новом социальном, связанном с войной. Скажем, с чеченской войной или с грузино-осетинским конфликтом. Тут есть свои имена. Некоторых вы знаете. Я хочу назвать Аркадия Бабченко. Он корреспондент «Новой газеты», одновременно прозаик. В журнале «Новый мир» была опубликована его повесть «Дезерятник».
Я хочу назвать имя Дениса Гуцко. Это молодой прозаик. Первая вещь его называлась «Обсны букет». Он жил в Тбилиси, русский. У него есть роман «Русскоговорящий». Отец его жил в Абхазии. Он абсолютно честно рассказал обо всех проблемах, связанных с абхазо-грузино-российскими отношениями на человеческом уровне. Не на политическом, а именно на социально-человеческом уровне.
Я могу назвать имя Александра Карасева. У него только что вышла книга «Чеченские рассказы». Во всяком случае, это сейчас одна из самых актуальных и важных тем в современной молодой литературе. Сюда же относится и Захар Прилепин. Я себя не отношу к поклонникам дарований, о которых рассказала. Это, как говорят англичане, не совсем моя чашка чая. По тому, как это исполнено.
Сегодня развернулась большая полемика вокруг того, как и что писать о чеченской войне. Или как и что писать о том, что связано с конфликтом Северной Осетии, Ингушетии, грузино-абхазским, осетино-грузинским и так далее. Я тут не могу опять не упомянуть имя Владимира Маканина. Он не был ни на какой войне. Он родился в 1938 году, был ребенком во время Великой Отечественной войны. Но он написал рассказ «Кавказский пленный», по которому снят фильм «Пленный». После этого фильма он написал роман о чеченской войне. Аркадий Бабченко написал ему полемическое письмо, опубликованное в «Новой газете». По поводу того, может ли писатель, который не был на этой войне, по рассказам, по картам, по воспоминаниям, по статьям, по свидетельствам написать свой роман. Да еще быть удостоенным такой самой крупной литературной премии за этот роман. При этом, Бабченко, как и Юлия Латынина, раскопали у Маканина огромное количество несоответствий. И это правда. Я чувствую свою ответственность за эти несоответствия, потому что мы печатали этот роман.
Например, у Маканина речь идет о том, что этот самый Асан, то есть Александр Сергеевич, торгует соляркой. Вообще, вся эта война – война денег, на самом деле. Она описана так. Главный герой – это снабженец, который то одним продает солярку, то другим. То выкупает наших солдат у чеченской стороны, то, наоборот, берет деньги за что-то. В общем, это торгаш. Бог войны сегодня превратился в бога торговли. И он погибает, потому что контуженные солдаты стреляют в него в тот момент, когда он достает пачку долларов. Они в момент контузии видели эти деньги, и у них такая реакция.
Это притча, конечно, как вы понимаете. И искать в этом соответствие или не соответствие конкретике довольно сложно.
На днях был вечер, посвященный памяти замечательного писателя – Георгия Николаевича Владимова. Он автор романа «Генерал и его армия». Это роман о Великой Отечественной войне и о цене этой победы. Владимов тоже не был на войне. Он родился в 1934 году. Он учился в суворовском училище, записывал очень много о войне. Он помогал генералам писать документальные книги и очерки. А потом он написал роман, который был опубликован на Западе. Георгий Владимов эмигрировал. Потом он возглавил журнал «Грани». После Перестройки много раз приезжал в Россию. Но он тот антисоветский писатель, который вырос из былого советского писателя.
И роман «Генерал и его армия», получивший премию буккера, обвиняли в том, что там искажены те или иные конкретные факты. Что так не могло быть. Что операция была совершенно другой. Но ведь не в этом дело. Ведь Льва Николаевича Толстого тоже обвиняли после его «Войны и мира», посвященного Отечественной войне 1812 года. Историки обвиняли его в том, что все было не так.
Что нам дает литература? Что нам даст роман Маканина? Если это притча, это нам много даст. Потому что это даст нам возможность смоделировать происхождение этих конфликтов. Даст возможность вообразить свое участие или не участие. Вы знаете, что психологи говорят, что читая книгу, мы все, так или иначе, воссоединяемся с героями этой книги. Мы становимся на их сторону или против. Во всяком случае, включаемся в этот очень богатый мир.
Вы понимаете, что много людей, живших, когда Наполеон стоял в Москве, умерли. И мы никогда не вспомним их имена, облик, характер и мысли. Но Наташа Ростова, Андрей Болконский и Петр Безухов всегда останутся с нами. Они гораздо живее, гораздо реальнее, гораздо конкретнее, гораздо интереснее для нас сегодня и будут завтра, чем реальные люди, которых нет. Это парадокс художественной литературы. Когда мне говорят, что художественная литература умерла, я спрашиваю: «А Раскольников тоже умер?». Ну, если Раскольников и Белкин умерли, тогда умерла. «Нет, Раскольников не умер». Тогда как же она умерла? Значит, нет.
Новая социальность проникает и с другой стороны. Очень тонкие поэтические тексты. Я имею в виду даже не саму поэзию, хотя, и ее тоже. Назову для начала молодого прозаика, который пишет о Москве, об астраханской жизни, о дельте Волги. Это Иличевский Александр. Роман называется «Матисс». Это роман о бомжах. О том, как вполне успешный человек, кандидат технических наук, уходит из своей жизни в жизнь совершенно другую. Это роман очень поэтичный и насыщенный новыми поисками социальных смыслов. Это литература не морализирующая. Эта литература немножко дистанцирует нас от этой жизни, но мы начинаем думать об этом совершенно иначе, чем если бы просто прочитали заметку.
Есть поэт Елена Фанайлова. Она написала небольшую поэму «Балтийский дневник» от лица чернокожего человека, которые наблюдает в России странные явления. Когда мы дали ей премию за эту поэму, она произнесла малую нобелевскую речь. Оказывается, в одном из аэропортов она увидела скинхедов. И увидела их в реальном поведении. Это было той точкой, которая потом родила поэму «Балтийский дневник». То есть, даже в поэзии новая социальность очень сильно приходит.
Есть поэт младшего поколения Мария Степанова. Ей около 30. Она напечатала несколько поэм, в том числе в журнале «Знамя». Она напечатала одну новеллу в глянцевом издании. Но лучше всего купить ее книжку. И вы увидите, что в этих поэмах жизнь провинциальной России преображена поэтически с сохранением всей жесткости, жестокости, которая сегодня этой жизни, увы, соответствует.
Или Тимур Кебиров. Это один из первых лауреатов премии «Поэт». Замечательный поэт. Игровой, постмодернистский, веселый. Может, кто-то слышал в его исполнении поэму «Кара-Барас». Он переговорил Чуковского так прелестно, так интересно. Я с ним выступала в разных залах, и это на «ура» все проходит.
Вообще, возрождение жанра поэмы сегодня – это сигнал, звоночек. Мы видели лирические циклы, лирические книги, когда эпос ушел из поэзии, сегодня идет возвращение жанра поэмы. Потому что в жанре поэмы человек. Недаром Николай Васильевич Гоголь назвал свой роман «Мертвые души» поэмой. Потому что поэма – это не значит красивые слова. Поэма, это то, что сказал Белинский о «Евгении Онегине», — это энциклопедия русской жизни.
И вот одну такую маленькую энциклопедию написал Тимур Кебиров. Она отталкивается от простого случая. Человек средних лет пошел погулять утром в парк. Увидел, как молодые мамаши гуляют с детьми. Он гулял еще два часа. Молодая мама сильно выпила, легла на скамейку и заснула. Мальчик плачет. Мама спит. Вид непотребный. Нужно маму отнести домой. И вот наш лирический герой, наш поэт, Альтер эго Тимура Кебирова, тащит эту молодую женщину домой. В конце концов, эта молодая женщина – это вся наша страна.
Что делает поэзия? Поэзия превращает свой небольшой сюжет. Если вы читаете заметку в газете «Московский комсомолец» про то, что молодая мама напилась и была обнаружена в отделении милиции, ничего в вас не проснется. А если вы прочтете поэму Тимура Кебирова, вы увидите все состояние нашей страны. Вот что такое литература. Вот что такое поэзия. Вот что такое проза. Вот, что она делает с нами. Вот зачем она сегодня нужна.
И вот зачем нам нужно всем вместе понять, что если литература останется там, в зазеркалье, то наказаны будем мы все. Наказано будет наше общество. Наказана будет наша страна. И Россия перестанет быть Россией. Все гигантское, что у нас есть, наш потрясающий политический капитал. Бродский говорил, что русский язык руководит поэтом и сознанием поэта. Если исчезнет литература, то исчезнет и русский язык. Потому что тот албанский язык, который мы имеем, это не русский, а псевдо-русский язык. Хотя, в нем есть свой юмор. Может быть, это ответ на чиновничий язык. В общем, здесь есть, о чем поговорить.
А теперь вы можете задать вопросы.
Вопрос: Муром.
Как вы думаете, экранизации произведений как-то подталкивают читать? Или лучше посмотреть, чем прочитать?
Наталья Иванова:
После того, как экранизировали «Идиота» Достоевского, роман был сметен с книжных прилавков. Это хорошо. Бывает, что это хорошо. Очень уважаемый мной поэт, прозаик и сценарист Юрийм Арабов был автором сценария многосерийного телевизионного фильма «Доктор Живаго». Там он придумал совершенно другой финал. Тогда я задумалась, хорошо ли это. То есть, бывает и так, и так.
Мне кажется, что если это тонкая экранизация. Я не имею в виду, что сверх художественная. Но бережно относящаяся к смыслам произведения. Не обязательно воспроизводящая каждую реплику. То это очень хорошо. Если люди, посмотрев это, покупают книги, то это замечательно. Страшнее бывает такое, когда не покупают.
Вот случай с Опрой американской, которая рассказала, что она прочитала «Анну Каренину», и чуть ли не 25 миллионов человек купили этот роман, все читали и обсуждали. Такая ситуация мне кажется очень положительной. Поэтому я «за». Поэтому я берусь, в том числе и за телевизионные проекты, если они связаны с литературой.
Вопрос: Москва.
В марте на ВВЦ проходит выставка-ярмарка. Я, как посетитель этой выставки, заметила, что в этом года она была достаточно скудная по количеству издателей и предоставленной литературы. С чем это связано?
Второй вопрос. Какой процент качественной литературы, из которой человек может что-то почерпнуть для себя, выставляется на таких выставках?
Наталья Иванова:
Если вы там были в первый день, то надо было зайти на наш гоголевский стол. Было безумно интересно. Пришли замечательные писатели. Анатолий Королев, автор повести «Глава Гоголя». Вячеслав Пьецух, который пишет в гоголевской манере. Сергей Георгиевич Бочаров, составитель сборника «Гоголь в русской критике». Ольга Славникова, Максим Омелин, поэт и переводчик. Это было безумно интересно. В том числе и мне, модератору. Я подумала: «На ярмарке мало посетителей. Кто же слышит про наш гоголевский стол?». Можно вывесить только в Интернете. Этим я сейчас и занимаюсь.
Вот так и с представленными издательствами. Я тоже думаю, что выставка была скудная. Мне объяснили, что поскольку она называется «Книги России», в отличие от осенней ярмарки, то на нее приезжают только из российских регионов. А из-за кризиса денег на приезд, на то, чтобы окупить место на стенде и привезти книги, не у всех были.
Что касается ассортимента. Это зависит от самого издательства. Я на выставке «нон-фикшн» покупаю огромное количество книг. На осенней ярмарке я тоже покупаю много. С этой я привезла домой только одну книгу. Это очень грустно.
Вопрос:
Скажите, пожалуйста, хотя бы пару слов о течениях в русской современной литературе.
Наталья Иванова:
Течений много. Про какие?
Все ругают постмодернистов. Говорят, что время постмодернизма кончилось. Я думаю, что постмодерн – это не течение, а больше. Это эпоха, в которой мы все, на самом деле, оказались. Думаю, что произведения, связные со сложным, постмодернистским языком в поэзии. Из прозаиков вышел Сорокин, Пелевин, Виктор Ерофеев. Это все продолжается, постмодернизм.
Если говорить о новом реализме, он тоже существует. Новый реализм – это жесткий рассказ о том, что происходит сейчас, здесь и сегодня. Это Захар Прилепин, Илья Кочергин, Роман Сенчин.
Существует то, что можно назвать новой метафорической прозой. Это близко к латиноамериканскому магическому реализму. Кроме Михаила Шишкина я могу назвать Марию Рыбакову. Несколько ее книг печатались в издательстве «Время». У нас напечатан ее роман «Острый нож для мягкого сердца». Это еще одно направление.
Традиционные направления, русский реализм, который сегодня в критике почему-то получил название нового реализма. Метафорический, магический реализм. Постмодернизм. Это три основных направления, которые, на мой взгляд, определяют литературную картину по поэтике.
Вопрос: Петрозаводск.
В русской литературе была золотая эпоха, серебряная. Как бы вы определили современную литературу?
Наталья Иванова:
В 1997 году у нас была премия «Анти-букер», которую придумал главный редактор тогдашней «Независимой газеты», Третьяков. Вручение ее происходило на торжественном обеде. И один человек, пока все ели, должен был произносить речь об этом литературном годе. В 1997 году я была таким несчастным человеком. Я написала эссе и читала его. Я его назвала «Медный год». У меня тогда было ощущение, что много медных монет. Если их все вместе собрать, то можно что-то приобрести на этот капитал. Но, на самом деле, такого золотого события тогда не было.
Сегодня, если говорить о драгоценных металлах, я бы вообще это не употребляла. Мне кажется, что мы живем в такое время в литературе, когда только полудрагоценные камни. Может быть, его можно назвать яшмовым. Может быть, его можно назвать сердоликовым временем. Может быть, родонитовым. Я не знаю.
Я очень люблю полудрагоценные камни, потому что у них бывают необыкновенно красивые, пейзажные внутренние рисунки. И достаточно сложные при шлифовке. Когда смотришь, это очень интересная картина. Литература сегодня, на мой взгляд, дает такую сеть очень интересную, которая ближе всего, может быть, не к металлу, а к полудрагоценному камню. Буду думать.
Вопрос: Ярославль.
Какой литературный герой нашего времени?
Наталья Иванова:
Это очень сложный вопрос. Когда я говорила о серии «ЖЗЛ», это компенсация отсутствия реального героя в литературе. Она происходит за счет писателей, самой их жизни. Это настолько сильные, интересные, необычные биографии, что компенсируют отсутствие реального литературного героя.
У того же Маканина майор Асан, который, торгуя соляркой, на самом деле торгует человеческими жизнями, или, наоборот, спасает их, — это герой нашего времени. Если говорить о Лермонтове, я его могу сравнить с Максимом Максимовичем в чем-то. Это не Печорин, а Максим Максимович. Или в чем-то капитан Тушин.
По телевизору был «Закрытый показ». Это очень интересно. Был фильм Михаила Колотозова «Дикое поле». Он сейчас получил много международных призов. Фильм очень сложный. Гордон его ругал ужасно. Подобрал людей, которые говорили страшные глупости про это кино. Обсуждение шло до двух часов ночи, но я досмотрела до конца. Сегодня говорила с поэтом Чухоцевым и его женой, прозаиком, Ириной Поволоцкой. Она же сценарист. Мы обсуждали и поняли героя этого фильм. Герой фильма – врач. Снимали фильм в области, пограничной между Оренбургской областью и Южным Казахстаном, место совершенно заброшенное. Там стоит маленький домик, в котором живет доктор, обслуживающий 15 деревень, далеко друг от друга отстоящих. Он проявляет какие-то чудеса, когда лечит людей. Это довольно молодой человек, интеллектуального вида. В конце концов, его убивают. А он себя вылечить не может. Он лечит даже корову.
И я подумала, что в русской литературе, если говорить о докторе. Ведь «Доктор Живаго», он же доктор. Доктор Чехов. Доктор Булгаков. Я всем рекомендую этот фильм посмотреть.
Вопрос: Москва.
Когда вы говорили о премиях, я думала, что вы непременно скажете о Елизарове. Это серьезная премия.
Наталья Иванова:
Не хочу. Я про это все написала.
Вопрос:
Но я уверена, что этого не читали ребята. Расскажите, пожалуйста. Это очень серьезный литературный процесс.
Наталья Иванова:
Есть литературный ресурс «Open space». Там вы увидите колонку Натальи Ивановой.
Сегодня я не успела сказать о том, что меня очень волнует. Это реабилитация советской эстетики, и через нее реабилитация советской идеологии. Мы сами, вроде бы, об этом не думая, оказались внутри восстановленной тоски по советской империи. Это очень страшно, потому что оно восстанавливается через эстетику. Последнюю премию «Буккер» получил Михаил Елизаров за роман «Библиотекарь».
Сюжет немножко фантастический. Он связан с тем, что главный герой обнаружил, что был советский писатель – советский, советский, советский. Автор советских романов. Читая эти романы, люди обретают определенные силы и начинают кого-то громить, кого-то уничтожать, в себе обнаруживают какой-то подъем не только эмоциональный, не только физический, но идейный.
Это присуждение мне показалось очень симптоматичным. Возрождение советской эстетики очень опасно. Отсюда и вылезла программа «Имя России» с Иосифом Сталиным на конце. Это происходит уже давно. Это ползучая реставрация, внутри которой мы находимся. Очень опасная политически реставрация, в плодах которой мы тоже находимся. Если говорить не об эстетике, а о политической конкретике, то эта идеология связана с родовой нитью советской державности, новая российская державность, новая российская империя.
Когда молодой человек 30 лет пишет такую книгу, при этом агрессивно отвергая сложность мира эстетически совсем другого. Если бы литература социалистического реализма не уничтожала вокруг себя все, как радиоактивное излучение. Если бы на этом пустыре ничего не могло произрасти, а сейчас произрастает агрессивная, страшная, псевдо словесность. На самом деле, абсолютно эпигонская. Не могу найти другого слова. Очень не талантливая. На самом деле, у нас были такие писатели. Лобоевский, Павленко. Это чудовищно. Откройте учебники советской литературы, которые издавались для филологических факультетов в советские времена. Вы увидите эти имена. Самые талантливые из этих бездарностей стрелялись как Фадеев, который не мог завершить свой роман «Черная металлургия», потому что продал свой небольшой талант советской власти. Так вот, теперь молодые люди типа Елизарова как бы восстанавливают эту эстетику. Эстетику власти над душами этой литературы.
Поэтому я посчитала своим долгом мгновенно про это написать. И написать со всей энергией, которая свойственна литературной критике. Михаил Елизаров выпустил роман под названием «Pasternak». Я, как автор трех книг о Пастернаке, этот роман купила и прочитала. Пастернак там представлен мерзотным чудовищем, вампиром, существом отвратительным. Такое оскорбление, нанесенное нашей культуре, нашей литературе. Оскорбление дважды. Сначала великой русской литературе, великой поэзии в лице Пастернака. А потом агрессивное возрождение анти литературы, поддержанное членами жюри.
У меня вопрос не к Елизарову. Елизаров – молодой идиот, которому надо вправлять мозги. А что значит такое решение Евгения Сидорова, который был министром культуры при Борисе Николаевиче Ельцине? Вот это я не понимаю. Или Игоря Шатанова, литературного секретаря, доктора филологических наук. Я думала, что это мой хороший приятель.
Когда я выходила с букеровского обеда, я спросила его: «Игорь, как это понимать?» — «Ты не права. Там что-то есть». Вот когда люди говорят такие вещи, это значит, что они уже положили свой мизинчик в пасть дьяволу, который может привести к победе на «Имени России» Иосифа Виссарионовича Сталина.
Все эти процессы существуют и в литературе. Существует такой издатель, которые вчера тоже был призван Гордоном в обсуждение фильма. Его зовут Александр Иванов. Он издал многие романы Проханова. Он издал Елизарова. На этом тоже делает свои деньги, свой пиар. Я считаю, что это очень опасно и пишу об этом.
Ведущая:
Наталья Борисовна, большое вам спасибо! Мы надеемся, что вы приедете еще к нам на наши семинары.