Скачок к популистской демократии? Диалоги о книге Шанталь Муфф «За левый популизм» (2018)
Ирина Чечель:
Коллеги, если уж мы решили вынести на обсуждение последнюю (2018 года) книгу Шанталь Муфф, давайте определимся со следующим. Мы выстроим рассуждение в рамках общеполитической дискуссии Либеральной миссии «Глобализация и либеральная демократия», поэтому прошу Вас обратить особое внимание на политический потенциал призывов Муфф к «левому повороту», если таковой действительно может обсуждаться в чисто политической плоскости. Насколько вероятно, по Вашему мнению, взглянуть на происходящее в западных обществах с точки зрения возникновения каких-то иных («новых новых»?) левых — и точно скоординировать действия ряда политических сил на основе менеджмента или конкретных схем левого поворота, которые я — при всем желании — не усматриваю у Шанталь Муфф?
Илья Будрайтскис:
Книга Шанталь Муфф «За левый популизм», которая недавно вышла в издательстве «Версо», явно приурочена к июньским выборам в Европейский парламент, и с одной стороны, предельно декларативна и представляет почти манифест, а с другой стороны, практически полностью уходит от какого-либо конкретного политического анализа. Муфф делает это вполне осознанно, так как ее задача заключается в том, чтобы еще раз суммировать тот теоретический проект, который она, вместе с Эрнесто Лаклау отстаивала на протяжении последних двух с лишним десятилетий. В этом смысле эта книга является таким summary, кратким изложением теории, которая с точки зрения Муфф поможет радикализировать и обновить демократический проект, и в то же время дать левым актуальную и работающую политическую стратегию. Так что в целом речь идет о том, что можно было бы назвать «практической истиной» — основанной на конкретном опыте и выступающей в качестве политического оружия в борьбе. И в своих последних интервью, и в этой книге Муфф упоминает о том, что левый (или радикально-демократический) популизм оказался востребованным в Западной Европе. В частности, она постоянно ссылается на опыт «Непокоренной Франции» Меланшона, испанского PODEMOS и греческой SYRIZA. Более того, она противопоставляет эти партии в качестве историй успеха распаду и дезориентации «горизонталистских» уличных движений, вроде американской Occupy или Indignados в Испании. Тогда как причиной неудачи последних стал отказ от участия в выборах и интеграции в существующие политические институты, лево-популистские партии оказались способны бросить вызов неолиберальной гегемонии в рамках электоральных институтов либеральной демократии. Именно это пространство репрезентации – в котором и возникает «народ», нетождественный «власти» и «элитам», — является, с точки зрения Муфф, определяющим для возрождения политики и восстановления «агональной» демократии, основанной на конфликте и борьбе альтернатив. Главный вопрос, который остается неясным на протяжении всей книжки Муфф, кто кому нужен на самом деле: демократия левым (чтобы сменить неолиберализм другой общественной моделью), или левые либеральной демократии (чтобы преодолеть технократическую пост-политику и вернуть демократии дух конфликта)?
За этим повисшим в воздухе вопросом следует еще один, также связанный с самим ядром теории Муфф: почему популизм, спасительный для демократии, непременно должен быть левым? Итак, согласно Муфф, взлет популизма хорош сам по себе – так как ре-активирует исчезнувшую из стран Евросоюза политику, замененную неолиберальным менеджментом. Вытесненное политическое сегодня возвращается вновь в виде как правых, так и левых популистских движений, каждое из которых предлагает различные альтернативы: либо право-популистский реакционный проект нового националистического единства, либо проект демократический, в основании которого лежит представление о несогласии как основном элементе демократии. Проблема, однако, заключается в том, что эта демократия видится исключительно через автономию политического, представление о которой Муфф заимствует у Карла Шмитта, но модифицирует в рамках своей про-демократической теории. Мы знаем, что Карл Шмитт не был другом демократии. Тем не менее, Шанталь Муфф еще два десятилетия назад обнаруживает Шмитта в качестве автора, подход которого может оказаться спасительным для либерально-демократических институтов. Он может быть полезен, так как помогает определить политическое как автономную сферу, которая не регулируется законами этики или экономики. Политическая оппозиция друг-враг, предложенная Шмиттом, для Муфф становится основой демократического столкновения позиций, вечной борьбы, определяющей суть политики. Неолиберализм, с этой точки зрения, подвергается критике не в качестве режима «прямого классового господства» (по определению Харви), но как тотальное господство экономики над политикой, которую Муфф стремится восстановить в своих правах. Таким образом, для Муфф, левые популисты ведут борьбу за демократию как таковую, а их предложения альтернативных социальных проектов подчинены доминирующей логике воспроизводства политического несогласия. Почему же, в таком случае, не назвать этот «хороший» популизм просто радикально-демократическим или прогрессивным (в отличии от реакционного правого)? Муфф сама задается этим вопросом на страницах своей книги и дает на него довольно путанный ответ, который сводится к тому, что понятия «левое-правое» уже укоренены в массовом сознании и к ним проще апеллировать в электоральной борьбе. В то же время, «левое», в соответствии с понятием автономии политического, должно быть эмансипировано от любого типа экономического детерминизма или классовой рациональности. Левые популисты, выступая от имени «народа», лишь создают «цепь эквивалентностей», в которой находят свое выражение требования и эмоции различных социальных групп. Причины их недовольства, которые, собственно, и привели к росту поддержки популистских партий, остаются за рамками политики, а главным становится возможность его выражения посредством выборов. Категория «класса» в этой логике вообще исключается из политики, так как представляет собой рациональный интерес, детерминированный экономическим положением. Стоит заметить, что отношения класса и политики исторически никогда не сводились к чистой рациональности, определяемой существующим экономическим порядком. Именно этот момент подчеркивается сегодня теми теоретиками и активистами, которые все больше говорят о необходимости возвращения к классовой политики.
Тем не менее, в качестве безусловных достоинств книги можно назвать не только характерные для Муфф отличный стиль и ясность изложения, но и провокативность аргументов, связанных с поиском нового политического языка и практик борьбы за гегемонию, которые очевидно должны находиться в центре актуальных дебатов левых о стратегии. Для этих дебатов книга Муфф представляет несомненную ценность, несмотря на то, что ее теоретическая рамка вызывает справедливую критику.
Ирина Чечель:
Конечно, здесь есть масса проблем — сомнений эта книга рождает много. Не вполне ясно, например, почему, возобновив политику, как СССР некогда «возобновлял историю», мы в общем знаменателе получаем именно левый проект. Дав фору демократической политике, мы автоматически обеспечим левый поворот? Это первое. Второе: нужно отдельно проговаривать, на чем строится авторское представление о новом «мы». Это «мы» Муфф — плюралистическое, но для нее принципиально и единство «мы». И тогда каким образом плюрализм, конфликтность и единство будут сосуществовать внутри одной и той же конфигурации «мы»? Но у меня вопрос к Андрею. Как Вы полагаете, имеем ли мы дело все-таки с работающей (политической) схемой или с концептуальной рамкой, которая понадобится для ее возникновения?
Андрей Олейников:
Прежде всего, я скажу, что Илье удалось достаточно емкое и многостороннее высказывание, чтобы уловить наиболее важные, узловые моменты этой книги. В продолжение того, что говорил Илья, я мог бы обратить внимание на следующее. Когда читаешь эту книгу Муфф, возникает вопрос, насколько она предусматривает реакцию на события, которые мы связываем сегодня с тем, что можно условно назвать актуальным «популистским моментом». Мне кажется, что о нем очень много и часто стали у нас говорить примерно с 2016 года, когда прошли выборы в США и обнаружилось, что у Трампа тоже может быть своего рода народная поддержка. Потом стали происходить определенные события в Европе, появились «желтые жилеты». Как заметил Илья, Муфф и Лаклау давно размышляют о популизме, они давно решили, что популизм – это хорошо, что не нужно его бояться. Для них популизм, действительно, означает возвращение политического. И при чтении этой книги складывается ощущение, что все эти события, которые мы наблюдаем сегодня, Муфф давно уже предвидела – еще в то время, когда они с Лаклау писали свою известную работу о гегемонии и социалистической стратегии. Но все же я не уверен в том, что она настолько прозорливый мыслитель, хотя ей нельзя отказать в умении четко формулировать вопросы и обозначать проблемы. Иными словами, возникает ощущение, будто Муфф на протяжение последних лет тридцати ничего не поменяла в своих взглядах на актуальную политику. Мы видим, как многое меняется, как возникают народные движения, которых, кажется, не было на политической карте еще несколько лет тому назад. Однако в глазах Муфф все они только подтверждают верность сделанного ею однажды прогноза. В разговоре о нынешнем популизме она отсылает нас ко временам Маргарет Тэтчер, которая остается для нее образцовым популистским политиком, несмотря на разницу их политических убеждений. Но насколько эта книга помогает разобраться нам с тем, что происходит сегодня? Я тоже затрудняюсь найти там какую-то схему, как выразились вы, Ирина, которая объясняла бы неотвратимость левого популистского поворота. Я вполне разделяю то, что говорил Илья по поводу того, что Муфф не дает ответ на вопрос (который она сама себе поставила), почему этот поворот следует считать левым. Почему бы его не считать просто демократическим? С ее точки зрения, левая популистская политика – это та политика, которая в большей степени, чем какая-либо другая, озабочена возможностью и необходимостью восстановления демократии. То есть перезапуском всего демократического проекта, если можно так сказать. Но это звучит достаточно благодушно и абстрактно, по-моему. Сегодня хочется более предметного и тонкого анализа тех движений, которые происходят на наших глазах. Я имею в виду, конечно, все те же «желтые жилеты» во Франции. Если, к примеру, сравнить реакцию на них Муфф и Антонио Негри, то можно заметить, как Негри весьма сдержанно говорит о перспективах этого движения, предлагает подождать и присмотреться к этому совершенно новому и во многом странному явлению, которое уклоняется от репрезентации, которое не ищет контакта с властями… Он пока не понимает, как к нему относиться. Но надеется, что оно произведет из себя новые формы солидарности и станет однажды классовым. Тогда как Шанталь Муфф, похоже, видит в нем только ресурс для возобновления «агональной» демократии.
Ирина Чечель:
И все же масса современных проблем может быть поднята в связи с разговором о Муфф. И вот одна из них, которую я могла бы вам предложить уже сейчас. Почему она фактически не говорит о революции? На какой грани Муфф хочет удержаться так, чтобы все движения, которые ни будут левыми, избегли революции — воздержались от нее.
Андрей Олейников:
На этот вопрос можно дать простой ответ. Муфф все время подчеркивает, что ту либерально-демократическую рамку, которая установилась в большинстве западных стран после Второй мировой войны, нужно всеми силами сохранять. Себя же она считает радикальным реформистом. Если мы понимаем под революцией смену политической системы, отказ от либеральной демократии, то в этом качестве она даже не рассматривается ею как сколько-нибудь желанная возможность. Поэтому ни о какой революции не может быть и речи.
Ирина Чечель:
Это, конечно, совершенно особый взгляд на левое движение.
Илья Будрайтскис:
Я, наверное, соглашусь. Как верно сказал Андрей, для Муфф совершенно несомненным является необходимость демократии, ключевым качеством становится которой отсутствие единства, социального проекта, преодолевающего политику. Любой проект преодоления политики для нее выглядит недопустимым (именно поэтому она так яростно атакует политико-теоретическую линию Тони Негри). Другая проблема, которая связана с ее «радикальным реформизмом», состоит в том, что эта позиция может быть артикулирована только через избирательный процесс в тех формах, в которых он уже укоренен в практиках либеральной демократии. В то время как любые попытки выхода за его пределы, например, в виде «движений площадей» (вроде тех же «желтых жилетов») рассматриваются либо как нечто подозрительное (как попытка воссоздания единства, выходящего за рамки политического), либо как предисловие к артикуляции через электоральный процесс. С этой точки зрения ее реформизм является чем-то новым по отношению к традиционному социал-демократическому реформизму, который не сводился исключительно к избирательным процедурам. Это ясно видно на примере движения сторонников Сандерса в США или обновленной Лейбористской партии под руководством Корбина в Британии. Эти проекты не ограничивают себя электоральными целями – напротив, выборы для них являются лишь средством для возвращения классового конфликта в общество (это хорошо видно, например, на примере взаимосвязанности избирательных кампаний сторонников Сандерса и подъема забастовочного движения в США). Именно задача изменения общества, а не возвращения либеральной демократии ее аутентичного содержания, вдохновляет массовую поддержку этих партийных проектов.
Ирина Чечель:
Что ж, посмотрим, какие фланги способны стать более популистскими, чем сами популисты. Ведь именно этого ищет Шанталь Муфф? Однако я совсем не уверена, что этот ход не явится своеобразной «болезнью левизны в демократии». Во всяком случае, представления о социальной революции и победе/поражении левых сил это уже с силой смещает. В какую плоскость? Будем наблюдать. Спасибо за ваши скайп-включения, коллеги!