Алексей Левинсон: «Полноценной отечественной социологии не существует, и положение на соцфаке МГУ — просто квинтэссенция этой ситуации»
Алексей Левинсон, руководитель отдела социо-культурных исследований Аналитического центра Юрия Левады, о конфликте на факультете социологии МГУ:
Сегодняшние события в отечественной социологии несут явственный отпечаток процессов, которые шли многие десятилетия назад — в этом смысле ситуация в социологии похожа на ситуацию в биологии или сельском хозяйстве, где когда-то были разгромлены школы и направления и вред от этих событий ощущается до сих пор.
В советской России социология была разгромлена в самом начале становления государства, и такие фигуры, как Питирим Сорокин, подвергались гонению со стороны не кого-нибудь, а самого Владимира Ленина (в эмиграции Сорокин стал главой факультета социологии Гарвардского университета — «ЕЖ»). Российская социология, плохая она была или хорошая, а она была среднепровинциального уровня, прекратила свое существование уже в 20-е годы. Затем социология попала под запрет как буржуазная лженаука, и в Советском Союзе только лица, имеющие допуск в спецхран, могли читать то, что писали социологи в других странах — практически это означало, что социологии у нас не существовало.
В середине 60-х годов были сделаны попытки возродить социологические исследования в Советском Союзе. Они встречали очень серьезное сопротивление и с первого раза не удались — сопротивление было достаточно сильным. Но в середине 70-х годов социология была формально учреждена как академическая дисциплина, в составе Академии наук появился соответствующий институт. Однако наличные социологические кадры были в основном разогнаны по другим, непрофильным учреждениям, и в самом институте достаточного числа квалифицированных кадров не было. Систематической подготовки кадров не велось нигде, люди готовились сами, на других кафедрах, за счет каких-то дополнительных курсов. Регулярная подготовка сначала стала возникать на периферии: политический контроль продолжал тормозить ее появление в центре.
Когда возник социологический факультет Московского университета, возник он по причинам побочным — просто ввиду скандальности ситуации, когда страна, претендующая на звание культурной и просвещенной державы, не имеет факультета социологии в головном вузе. Создавать его стали люди, имевшие истматовские идеалы. В итоге так же, как и социологический институт, факультет социологии МГУ стал учреждением, где социология сконцентрирована на вывеске. Стал и продолжает быть. Заявление студентов — это, по сути дела, заявление именно об этом факте, а также о том, что от них требуют этот факт не разглашать. Главная тайна социологического факультета состоит в том, что там нет социологии. А главная тайна Института социология состоит в том, что там социологии гораздо меньше, чем должно было бы быть в стране такого размера и с такими претензиями в области культуры, политики и т.д.
Ни там, ни в каких-то других местах, к сожалению, почти не ведется подготовка социологов, которые были бы готовы развивать социологию как науку. Даже в тех учебных заведениях, где социология на наиболее хорошем в России уровне, она все равно существует в глазах студентов как прикладная дисциплина. Они имеют в виду, что далее будут заниматься не собственно социологией, но будут использовать свой диплом социолога для работы в менеджменте, в маркетинге, для работы с кадрами и в других бурно развивающихся областях — там, где применяются социологические исследования, но нельзя сказать, что люди занимаются социологией. Воспроизводство социологии как академической науки не происходит. При этом есть отдельные люди, проводящие добротные социологические исследования, есть отдельные люди, читающие хорошие курсы по различным аспектам социологии, есть отдельные исследователи, публикующие хорошие социологические работы., есть отдельные издания, которые стараются проводить академическую работу, пытаясь поддерживать существование науки. Но это все разрозненные, не сведенные в единый механизм усилия. Приходится констатировать, что полноценной отечественной социологии — в отличие, скажем, от отечественной физики или микробиологии — до сих пор не существует.
Положение на соцфаке МГУ — просто квинтэссенция этой ситуации. Мы вообще очень бедны, а в том месте, где должно бы быть наибольшее богатство, у нас царит наибольшая бедность. К такому состоянию дел привела вся наша история, целенаправленные действия определенных лиц и институтов. Часть из них уже прекратили свое существование, но часть этих лиц и институтов продолжает работать, работать на ниве, которую они называют социологией, более того, они до сих пор успешно претендуют на контроль в этой области, на контроль за тематикой, за присуждением докторских степеней, за развитием науки. И именно эти лица с их представлением о добре и зле, с их представлением о том, какой должна быть социология в России, несут ответственность за то, что происходит. Конечно, несут ответственность и все те, кто вообще как-то соприкасается с предметом, в том числе и я, ибо мы предпочитали отворачиваться и не видеть, что делается в МГУ, хотя все более или менее знали, что такое соцфак. Но мы предпочитали идти обходными путями — если нужно где-то учиться и учить, то не там. Таким образом это место было отдано на откуп людям со своими целями и представлениями — и вот мы имеем, что имеем.
Не хочу выступать моральным арбитром и говорить, что «мы» хорошие, а «они» плохие. Просто рядом со мной работают люди, у которых одна концепция социологии, а у работающих в МГУ — другая. Проблема в том, что студенчество перестала удовлетворять их концепция. Студентов мало волнует развитие науки, их волнует их собственное развитие, их собственная конкурентоспособность по окончании университета. Оказывается, их не устраивает то, как их учат.
Чтобы изменить ситуацию, нужно открыть факультет для конкуренции не только для студенчества, но и для преподавателей. Чтобы на рынке всероссийского социологического дела они не были охраняемы вывеской университета и прочими привилегиями. Если бы преподавателям социологии МГУ и, скажем, Новосибирского университета и других центров, где у студентов совершенно другое впечатление от того, как их учат и каково качество образования, был выставлен единый гамбургский счет, если бы был свободный рынок, тогда, наверное, произошло бы что-то исцеляющее. Но если существование такого факультета социологии по меньшей мере не возмущает руководство МГУ, представляется ему приемлемым, то можно заключить, что перспективы невеселые.
Отмечу еще один момент, который уже выходит за пределы этого казуса. Помнится, в конце 80-х шахтерам в Кузбассе не выдали мыла — через некоторое время весь Кузбасс стоял, а за ним и Донбасс. Студенты возмутились тем, чем они возмутились, неслучайно именно теперь. Эти события не просто хронологически совпадают с «Маршами несогласных» и какими-то еще действиями. Поводов для возмущения постановкой образования на соцфаке год назад и три года назад было ровно столько же. (Ну, может быть, со столовой именно теперь вышло что-то особенно возмутительное.) Думаю, у событий этого рода может оказаться шлейф, выходящий за пределы отечественной социологии. Нынешняя ситуация в стране характеризуется потрескиванием в различных местах. И то, что факультет, где всегда была полная тишь и благодать, сейчас поднял свой голос, — характеризует ситуацию не только на факультете, но и в стране.
Источник: Ежедневный журнал