О смелости и добровольной нетрудоспособности
Помощник президента
Аркадий Дворкович, сделавший на этой
неделе заявку на титул главного врага
российского студенчества, — человек,
безусловно, смелый, но хитрый. В современных
российских реалиях смелость демонстрирует
себя в четырех несходных обличьях. О
первом роде смелости, по свойствам
скорее напоминающей состояние кокаиновой
эйфории, говорить бессмысленно. Она
вполне исчерпывающе описывается
неологизмом «безбашенность», предполагающим
по умолчанию, что, раз когда-то была
башня, то где-то остался без нее уже
обреченный, но еще грозно лязгающий
танк — эта смесь обреченности и лязганья
и есть смелость первого рода. Второго
рода смелость описана драматургом
Евгением Шварцем в 1934 году в пьесе «Голый
король»: до 1931 года ее позволяли себе
даже крупные ответственные партработники,
после говорить усатому кумиру физкультурниц
«Простите меня, ваше величество, за
прямоту — это была удивительная мысль»
многие остерегались, и правота их была
подтверждена последовавшим развитием
событий вокруг таких смелых людей.
Третий вариант смелости — смелость
неразличения: из того Капернаума по
определению ничего хорошего прийти в
наши Палестины не может. Этого рода
смелостью нередко щеголяют как сторонники,
так и противники современного
политико-экономического устройства, и
претензии к этого рода смелости, на
самом деле, невозможны, если это не
претензии к самому себе: лучше, чем
самого себя, никто никого не знает, и
только сам человек может сказать о себе
— он и впрямь достаточно разобрался в
существе вопроса, чтобы уверенно говорить
об очередной инициативе советской
власти или антисоветской оппозиции:
«Чушь собачья». Наконец, смелость
четвертого рода, о которой желаемо
поговорить — тоже почти настоящая:
полагаю, именно она ответственна за то,
что уже значительная часть российской
элиты, преимущественно ориентирующаяся
на вступление в 2012 году президента
Дмитрия Медведева во второй срок
президентского правления (слово «выборы»,
полагаю, произносить в данном случае
неприлично), выражает свои не самые
лестные для коллег повыше мысли резко,
артикулированно и оппозиционно настолько,
что оппозиционеры Каспаров, Немцов и
Лимонов могли бы, отсиживая 15 суток,
задуматься, а такая ли уж они радикальная
оппозиция.
В самом деле, может ли
себе позволить Борис Немцов, подобно
Аркадию Дворковичу, во всеуслышание
(т.е. в Twitter) заявить, что российское
студенчество должно быть лишено
государственной стипендии, поскольку
она, по сути, является рудиментом
развитого социализма и выплата ее не
имеет никакой внятной цели? Против этой
смелости, выраженной, как и положено
формату Twitter, в объеме менее 140 печатных
знаков, сложно что-либо возразить, во
всяком случае в том же объеме. А в большем
— попробую, и заодно попробую объяснить,
почему российскому прогрессивому и
фрондирующему чиновничеству нравятся
форматы Twitter или, напротив, многостраничной
журнальной статьи или даже книги на
злободневную тему.
Прежде, чем отмежеваться,
следует сообщить, что с Аркадием
Дворковичем не согласиться невозможно.
Действительно, в ее нынешнем виде
стипендия, выплачиваемая в российских
университетах и прочих образовательных
учреждениях, должна прекратить свое
существование. Но вовсе не из-за ее
смехотворного размера, в обычном случае
не превышающего 1200–1300 рублей в месяц,
и не потому, что выплата денежного
вспомоществования человеку, решившему
заняться собственным образованием,
аморальна. А скорее потому, что в ее
нынешнем виде студенческая стипендия
является продуктом непоследовательности
и незавершенности российских
институциональных реформ, и отменять
ее до завершения процесса не столько
бессмысленно, сколько несправедливо.
Прежде всего, давайте
определимся, что представляет собой
регулярная денежная выплата, полагающаяся
российским студентам. Официально она
выплачивается совершеннолетнему
гражданину, лишенному средств к
существованию в силу принятого им
решения получать высшее образование.
Это печально, но это так: стипендия, по
сути, есть пособие по добровольной
нетрудоспособности. Очные курсы высшего
образования и в России, и за ее пределами
предполагают, что добросовестный студент
тратит на получение диплома не менее
40 часов в неделю, что равнозначно
установленной законодательством рабочей
недели. Само собой, установление такой
рабочей недели, по существу, является
фикцией — и в России, и за ее пределами
реальный объем отработанных в неделю
часов является продуктом согласия
работодателя и работника и регулируется
в основном заработной платой. Кстати,
я полагаю, что квалифицированный пересчет
реально отработаных рабочих часов в
России приведет исследователя в
недоумение: почасовая заработная плата
и производительность труда в России
«плавают» чрезвычайно сильно, гораздо
больше, чем объемы начисленных окладов.
В реальности же на многих предприятиях
работодатель из-за крайне слабой
управленческой культуры просто не
оплачивает персоналу часть часов,
которые персонал проводит в праздном
оцепенении, а вот реально отработанные
часы ему нередко обходятся, напротив,
чрезвычайно дорого — во всяком случае,
сравнимо со странами ЕС. Тем не менее,
распространенная в России (как и за ее
пределами) практика студенческих
подработок в большинстве случаев
противоречит здравому смыслу: теоретически
для желающих иметь высшее образование
и сохранить возможность работать
существуют вечерние и заочные системы
получения высшего образования, формально
равноправные с очной системой. Так или
иначе, выплата государством стипендии
студенту — это признание его
нетрудоспособности.
Есть принципиальное
отличие между этой нетрудоспособностью
и нетрудоспособностью, например,
инвалида: она, повторюсь, добровольна.
Из этого, кстати, вытекает некоторая
сомнительность российской практики
выплат стипендий исключительно
студентам-«бюджетникам», тем, для кого
получение высшего образования оплачивает
государство из средств налогоплательщиков.
Это абсолютно неважно, заплатил ли
студент учебному заведению или же это
сделало правительство: честно
отрабатывающий курс студент равно не
имеет возможности трудиться. В этом
смысле стипендия сродни пособию по
беременности и родам: женщин также никто
не заставляет заводить детей, однако
поддержка их добровольной нетрудоспособности
в обществе не вызывает неодобрения,
хотя это их частное семейное дело.
Если же мы поддерживаем
эту логику, и стипендия, и другие виды
аналогичных пособий являются способом
на деньги налогоплательщиков поддержать
определенные личные решения физических
лиц, которые «полезны обществу в целом».
Не спрашивайте меня, что точно имеется
в виду, рискну предположить, что в данном
случае констатируется: цели, которые
преследуют данные выплаты, разделяются
большинством налогоплательщиков, или
же просвещенной меритократией, или же
кем-то еще влиятельным и романтичным,
да хоть бы и работодателем Аркадия
Дворковича, почему нет.
Я, в принципе, соглашусь
с тем, что студент, самостоятельно
оплачивающий собственное образование,
может быть лишен стипендии в обмен на
соответствующую скидку учебному
заведению в объеме всей стипендии,
которая могла бы быть ему выплачена как
«бюджетному» студенту. Но возникает
вопрос — а почему, собственно, только
стипендия? Как государство различает
«богатого» и «бедного» студента, и что
оно имеет в виду?
С одной стороны, все
вроде бы просто. Богатым студентом
является тот, кто может позволить себе
в течение четырех-пяти лет быть безработным
и оплатить услуги образовательного
учреждения в течение этого времени.
Бедным — тот, кто, соответственно, не
может. С другой стороны, в этой простоте
есть большое лукавство. Особенность
первого высшего образования — в том,
что его получают молодые люди, как
являющиеся членами родительского
домохозяйства, так и имеющие собственное.
Боюсь, современное состояние науки об
обществе не способно достоверно отличить,
платит ли «платный» студент за свое
образование самостоятельно или же его
образовательную активность оплачивает
его семья. Даже в случае, если студент
получает образовательный кредит, — кто
платит проценты, кто погашает кредит и
кто его кормит все это время? А разница
действительно существенна. Совершенно
неважно, кто именно инвестирует в
получение высшего образования физическим
лицом — он сам, его семья или государство.
Если государство/общество/просвещенный
сатрап считают, что некоторое число
людей должно иметь университетский
диплом, они, исходя из принципа равноправия,
должны ставить этих людей если уж не в
равные условия, то по крайней мере играть
с отобранной социальной группой в игру,
предполагающую некоторые правила.
Тема «равенства» тут
не случайна. Возможна ситуаций, при
которой государство платит стипендию
только «одаренным» студентам — в этом
случае стипендия есть или премия за
необычно качественное выполнение ими
некоего «государственного задания»
при получении высшего образования, или
же венчурная высокорисковая инвестиция
в будущее «общее благо», которым станет
студент через несколько лет, или, наконец,
просто поощрение домохозяйства,
вырастившего столь талантливого
кандидата в «полезные обществу люди».
Важно то, что ранее сказанного это не
отменяет: принципы, согласно которым
государство оплачивает получение
высшего образования отдельному
домохозяйству, должны быть едины.
В этом свете нынешняя
стипендия, как и многое другое в
государстве российском, является
рафинированной глупостью. Сначала в
рамках подоходного налога все работающие
граждане РФ, не исключая, кстати, и
работающих студентов, оплачивают работу
российской системы высшего образования.
Затем учреждение высшего образования
объявляет открытый конкурс на получение
этого высшего образования. Затем половине
граждан, выигравших конкурс, оно
компенсирует из «котла» все расходы,
связанные с их победой в конкурсе, в
натуральном виде, а часть денег выплачивает
в виде стипендии, пособия по
нетрудоспособности. Второй части оно
предлагает дополнительно оплатить —
уже не в налоговый «котел», а в
университетский — часть себестоимости
образования, а заодно в силу результатов
сданных студентом до этого ЕГЭ лишает
его пособия по нетрудоспособности. Мало
того, уверенности в том, что домохозяйство
«небюджетного» студента оплачивает
всю себестоимость его высшего образования,
а не только его часть, ни у кого нет —
напротив, есть большие подозрения, что
в российской действительности государство
де-факто компенсирует «платным» студентам
часть расходов, финансируя работу самого
университета из общегосударственного
«котла».
При этом — и это ключевой
момент — ни в одном из случае государство
не поясняет, чего оно, собственно,
добивается такого рода налоговым
перераспределением и, в частности, какое
именно число людей с высшим образованием
ему в своих целях потребно в этой
возрастной группе. На практике же это
уже привело к тому, что российское высшее
образование почти полностью профанировано:
его получает около 70% молодых людей.
Возьмусь предположить, что оставшиеся
30% — это естественный резервуар застойной
бедности в РФ. Мимоходом отметим, что
именно в отношении этой группы
«социал-демократическому» правительству
имело бы смысл проводить политику
«позитивной дискриминации» в высшем
образовании, занимаясь, таким образом,
малорезультативной, но в целом благородной
по целям борьбой с наследственной
бедностью и необразованностью. Но, увы:
именно этим целям и мешает размер
российской стипендии. Как и 100, и 70, и 40
лет назад для значительной части
домохозяйств востребованы именно
стипендии в качестве пособия по
добровольной нетрудоспособности —
сами они своих студентов кормить
категорически не способны.
Кстати, вопросы о том,
как именно устроено в России типичное
домохозяйство и каковы могут быть
принципы его налогообложения, также
имеют отношение теме стипендии. В
иностранных налоговых юрисдикциях
весьма развита система целевых налоговых
скидок именно для домохозяйств — вопрос
о том, что из этого опыта является
полезным для будущей российской системы
высшего образования, остается открытым,
особенно с учетом того, что, с одной
стороны, они в ряде случаев делают
систему более «справедливой» (в глазах
большинства налогоплательщиков), с
другой стороны — являются, в общем,
косвенным вмешательством государства
в частные дела налогоплательщиков.
Конечно, можно это не обсуждать,
ограничившись лозунгом, как это в
последнее время, увы, все более и более
принимается нормой в кругу новой
генерации российских реформаторов. Но
эта краткость и отрывистость речи, увы,
влияют на результаты реформ — такой
стиль не бывает доверительным, и что ж
потом удивляться тому, что «реформаторам
2.0» не доверяют так же, как «чиновникам
1.2»? Слишком много вопросов остается за
бортом виртуального митинга.
Отдельным вопросом
являются мотивации самих студентов.
Речь, прежде всего, идет о службе в армии:
большей части студентов мужского пола
грозит в случае отказа от корпуса знаний
наказание в виде года лишения свободы
в российской армии. Урегулирование
вопроса с призывной службой (полагаю,
ее отмена является единственным способом
решения другой злободневной проблемы,
реформы российской армии как таковой,
но, возможно, найдется и такой реформатор,
который сможет сделать призывное рабство
отличимым от исправительно-трудовой
колонии — правда, неясно, зачем ставить
такие сложные и малоосмысленные задачи)
должно в течение двух-трех лет определить
реальный спрос на высшее образование
в России. Думаю, он завышен в два-два с
половиной раза. И, наконец, финальный
вопрос: а задумывается ли кто-нибудь в
Минобороны и Минобрнауке о том, что,
оплачивая гражданам высшее образование,
государство де-факто само себе оплачивает
«откуп» призывников от воинской
повинности? Спрошу осторожно: а, может,
все это не нужно делать так сложно?
Уже эта понятная мера
реагирования на проблемы позволит
понять, сколько на самом деле у российского
общества есть средств на высшее
образование в стране и, кстати, каков
реальный уровень безработицы в России
— нынешнее почти всеобщее высшее
образование серьезно искажает и спрос,
и предложение на рынке труда. Когда же
спрос и предложение будут «очищены» от
этих факторов, стоит один раз определиться
с простым вопросом — а каков общий
принцип, исходя из которого государство
оплачивает работу системы высшего
образования?
Их может быть несколько.
Например, государство решает, что не
менее 40% граждан в соответствующей
возрастной группе неплохо было бы
обеспечить знаниями и вузовскими
дипломами — ну, не знаю почему, эксперты
решили или в какой-нибудь малодоступной
умной книге написано. Далее всем желающим
предлагается оплатить образовательным
учреждениям стоимость их услуг и прибыль
— плюс прожиточный минимум для студента
на срок его обучения, то есть ту же
стипендию. Платить за образование готовы
20%, им из налогового «котла» компенсируется
себестоимость этого образования,
например, в виде фиксированного по сумме
обращаемого налогового освобождения.
Оставшиеся 20% по остаточному принципу
заполняются студентами, образование
которых и пособие по нетрудоспособности
которым оплачивает государство. Другой
вариант — обеспечение «бюджетными
местами» всех, кого государство считает
перспективным в качестве студента: в
этом случае следует зафиксировать число
«бюджетных» мест, никак не регулируя
активность вузов по привлечению «платных»
студентов и не оплачивая им за них ни
копейки. Если приоритетом является
высшее образование для 100% населения —
следует полностью национализировать
эту сферу, подняв подоходный налог на
уровень, позволяющий выплачивать 100%
молодых людей соответствующего возраста
прожиточный минимум в случае, если они
не работают, и предоставлять «бюджетные»
места всем в том количестве, которое
будет востребовано. Но нынешняя схема,
при которой студенческая стипендия
является, по сути, частичным денежным
возвратом налогов части домохозяйств,
а остальные оплачивают свое образование
больше одного раза, и вся эта система
служит одновременно и целям всеобщего
просвещения, и средством борьбы с
застойной бедностью, и задачам социальной
инженерии, и паллиативом армейской
реформы — в высшей степени бессмысленна.
Ни одной из этих целей она не служит —
по факту, высшее образование в России
есть система неуправляемая, существующая
в основном по инерции и в силу
интеллектуального и управленческого
бессилия расширенного правительства.
Довольно несложно,
кстати, упаковать все эти рассуждения
и в формат Twitter. Например: «Стипендии
студентам станут нормальными, когда
государство отменит призыв и определит,
какое число домохозяйств в стране готово
оплачивать высшее образование детям
само». Но, увы, именно для этого и нужна
настоящая смелость — в этом случае с
автора потребуют развернутого объяснения,
причем именно в этом ключе. Заявление
же о том, что стипендии — рудимент
социализма, и платить их не нужно — это
специальный вид смелости: оно провоцирует
не столько вопросы, сколько безоговорочную
поддержку или безграничную ярость. Обе
безопасны, и именно этим Twitter удобен для
стремящихся продемонстрировать именно
этот род смелости — он гарантирует
минимум содержательных вопросов.
Альтернатива ему, кстати — как можно
более водянистая статья или даже книга:
редкий студент или обыватель, которых
она могла бы касаться, долистает их хотя
бы до середины, содержательные вопросы
автор будет обсуждать в удобном узком
кругу, где глаз не выклюют.
В общем, да, нынешние
стипендии являются странной подачкой
государства части семей, тратиться на
которые бессмысленно. Но отменять их,
сохраняя действующие мутные принципы
функционирования системы высшего
образования, аморально. Сейчас стипендии
являются частичным возвратом налогов.
Разумно будет, если они останутся
таковыми до тех пор, пока государство
не определится с тем, чем они на самом
деле должны быть и должны ли они
существовать вообще. Когда это будет
сделано — а именно это является работой,
за которую фрондерам общество платит
деньги, — можно будет декларировать
эти принципы в 140 знаках сообщения в
Twitter.
Источник: InLiberty